Текст книги "Дом солдатской славы"

Автор книги: Иван Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Где же она теперь? – спросил я после продолжительной паузы.

– Зина моя учится на последнем курсе машиностроительного техникума, – ответила хозяйка. И, взглянув на ходики, тикавшие на стене, добавила: – Теперь уже скоро придет домой.

Пока мы поджидали Зину, Евдокия Григорьевна рассказала, как она вернулась из-за Волги, как участвовала в восстановлении города и родного завода, как похоронила отца, мать. В заключение она сказала:

– А муж мой, отец Зины, как ушел тогда в народное ополчение, так и не вернулся, погиб в бою за тракторный.

– Где же остальные жильцы нашего дома? В городе кто-нибудь из них есть? – поинтересовался я.

– После боев сразу, было, все вернулись сюда, потом поразъехались. Помните, в большом подвале жили две барышни, одну, кажись, Наташей звали, другую Ниной. Они после войны на Украину уехали. В городе, кроме нас с дочкой, живет Ванюшка Фалеев, помните, мальчик был у нас в доме. Теперь он женатый, работает электросварщиком на авторемзаводе, а его мать Прасковья недавно умерла. Еще здесь живет моя сестра Мария, у которой были тогда две девочки. Старшая Светлана замуж вышла, работает на «Красном Октябре», а младшая Нина на заводе тракторных деталей. Где остальные – не знаю.

Пришла Зина. Стоит ли пояснять, что это теперь не двухмесячный ребенок, а взрослая, двадцатилетняя, образованная, воспитанная девушка. Увидев незнакомых мужчин и взволнованную мать, она насторожилась. Но Евдокия Григорьевна ей пояснила:

– Ты, доченька, не бойся. Это я от радости немного всплакнула. А это, – указывая на меня, продолжала она, – это один из тех бойцов, которые спасли нас тогда от смерти. Об этом я тебе уже рассказывала.

– Да, мама, помню, ты говорила, – несмело ответила Зина и протянула мне руки. Мы поздоровались. Затем она рассказала о своей учебе, о товарищах по техникуму и комсомолу.

– Где же думаешь работать после окончания? – полюбопытствовал и мой товарищ.

– Не знаю, куда пошлют, а хочется на завод к маме, – застенчиво ответила Зина.

Ее желание сбылось. По окончании учебного заведения работала на одном заводе вместе с матерью. Но за минувшие пять лет в ее жизни произошли важные события, она вышла замуж и теперь работает в комитете комсомола политехнического института, а Евдокия Григорьевна по-прежнему трудится на заводе тракторных деталей.

В том же 1963 году нашелся еще один герой Сталинградской битвы, причастный к обороне «Дома Павлова». Многие из нас считали его погибшим, но настойчивые розыски и на этот раз принесли нам радость.

В один из октябрьских дней мне позвонили из Музея обороны.

– Иван Филиппович! Если вы не заняты, приходите сейчас к нам. Приехал один из ваших боевых товарищей.

– А кто именно? – спросил я.

– Этого я вам пока не скажу. Приходите, узнаете, – подкупающе ответил директор музея Григорий Иванович Денисов.

И вот я в музее. Вхожу в одну из служебных комнат. Навстречу мне шагнул человек среднего роста, слегка прихрамывая.

– Жив, жив! – воскликнул он радостно. И прежде чем я успел сообразить, кто-же это, меня стиснули крепкие мужские руки.

– Что, не узнал? – снова спросил Григорий Иванович Денисов. – Да ведь это же знаменитый снайпер вашей дивизии Анатолий Иванович Чехов.

– Как видишь, Толя, жив. А ты где ногу потерял?– спросил я после минутного молчания.

– Под Киевом. В октябре сорок третьего на противопехотную мину наскочил, вот и пришлось протез заказывать. Там для меня и война закончилась, – смущенно ответил Чехов.

В январе 1944 года Анатолий Иванович вернулся в родную Казань. И снова пришел на завод имени Куйбышева работать газоэлектросварщиком. Ордена боевого Красного Знамени, Красной Звезды и медали украсили грудь бывшего снайпера. Только в уличных боях в городе на Волге гвардеец уничтожил из снайперской винтовки 265 гитлеровцев. Имя его знали многие защитники Сталинграда.

После беседы с сотрудниками музея мы отправились с ним к легендарному дому на площадь Ленина.

– Ну как, бойцов своего гарнизона всех разыскали? – поинтересовался бывший снайпер.

– В основном всех. Вот только Мабулат Турдыев почему-то не отзывается. Кто-то говорил, что он после войны вернулся к себе в Туркмению. Писали мы туда, но пока все безрезультатно.

– А помните, как-то вечером к вам в дом Наумов посылал двух девушек-разведчиц? Вернулись они тогда или нет? – опять спросил Чехов.

– А как-же, помню. Одна из них, Мария Денисовна Веденеева, живет здесь в Волгограде, часто встречаемся. Все годы работала техничкой в мединституте, работает и поныне. А ее подруга Лиза Погорелова погибла.

– А это что за здание строится? – полюбопытствовал он, когда мы подошли к площади Ленина.

– Отстроится – будет Дом Советской Армии, – пояснил я.

– Если не путаю, то на этом месте стоял раньше «молочный дом», в котором вас тогда контузило. Мне кто-то говорил, что у вас в самый трудный момент кто-то из бойцов к убитому солдату за патронами на площадь лазил.

– Был такой случай. Это связной командира роты Болдырев Александр Васильевич. Он жив. Работает трактористом в селе Вишневое Волгоградской области. Часто бывает в городе, заходит и ко мне. Получаю письма и от Сергея Кузьмича Думина. Ты его должен помнить, он тогда был сержантом, связь к нам в дом тянул. После войны все время работал офицером милиции в Донецке, а теперь трудится на аэродроме. Вот политрук Вачек Авагимов погиб где-то на Днепре.

Незаметно мы подошли к «Дому солдатской славы», постояли немного у мемориальной стены, на которой языком искусства волгоградские скульпторы уже закончили оформление барельефа с изображением одного из моментов ожесточенного боя, а ниже перечислены имена двадцати трех участников обороны дома. Затем мы вошли в первый подъезд и поднялись на четвертый этаж.

– У этого окна меня и засняли тогда на пленку, как раз в тот момент, когда я убил по счету сорокового фашиста, – пояснил Анатолий Иванович. И неожиданно спросил: – А как с глазами? В Одессу не ездили?

– Нет, не ездил. Думаю, что зрение мне вернут здесь, в Волгограде.

– Но ведь в Одессе знаменитая клиника Филатова, мне кажется, вам бы там давно помогли.

– На сегодня, Анатолий Иванович, подобные болезни не лечат пока и в Одессе, но я верю, что врачи скоро найдут средство, и я все же прозрею.

– Ну что же, желаю счастья, если это свершится, то для вас это будет вторым рождением. Сколько вы уже не видите?

– Пока двенадцать лет.

Больше недели гостил Чехов в Волгограде, и каждый день мы с ним совершали экскурсии по родному для нас городу.

Так постепенно выявлялись участники обороны легендарного «Дома солдатской славы». Их подвиги дополнились мирными делами и важными событиями в жизни города, в результате все вместе взятое и дало возможность расширить страницы этой книги.

В глазной клинике Волгограда

Время шло быстро и незаметно. Утром уходил на предприятие, где трудятся незрячие. Садился за механический пресс и штамповал металлические колесики для детских самосвалов, а вечером, вернувшись домой, принимался за разбор очередной почты. Письма шли пачками. Их присылали не только фронтовые друзья, но и совсем незнакомые люди.

Мать, потерявшая сына, жена – мужа, дочь – отца спрашивали, не о нем ли написано в книге или упоминалось по радио, говорилось по телевидению. Другие просили сообщить, где и как погибли их родственники Сергей Медведев, Василий Дымченко, Мазур Михайлов и о многих других, не вернувшихся из Сталинграда.

Писали и так. «…Вы переписываетесь с героем Вердена французом Люсьеном Липисье и еще с кем-то из Болгарии, Польши, Германии и Бельгии. Пришлите мне их адреса, и я им напишу, что мы, советские люди, как к братьям, относимся ко всем народам земли. Чтобы они правильно понимали нас и были бы нашими верными друзьями в борьбе за мир и дружбу».

Иногда прямо с работы шел в школу, институт или в цех какого-нибудь завода и рассказывал молодежи о войне, о товарищах. Так прошел год, другой. И все это время жил в гуще своего народа. Ощущал огромное дыхание мирного труда волгоградцев, но не мог видеть всего прекрасного, величественного, о чем сам писал и рассказывал. И все же пришел день, когда мои давно потухшие глаза снова засветились. Случилось это в феврале 1964 года.

Как всегда, не ожидая на ближайшее время чего-нибудь отрадного, я отправился на очередную консультацию к заведующему кафедрой глазных болезней Волгоградского медицинского института профессору Александру Михайловичу Водовозову. На этот раз обследование проводилось с какой-то особой сосредоточенностью. Он попеременно направлял в мои глаза разноцветные лучи то красного, то синего, то желтого света. Подносил близко к лицу какой-то прибор, щелкал им и все время переговаривался с врачами. Наконец, профессор отложил в сторону загадочный аппарат, немного подумал и спокойно сказал:

– Ну что же, будем делать операцию.

Для меня это было настолько неожиданно, что я просто растерялся и как-то смешно спросил:

– Неужели для меня скоро солнце взойдет?

– Гарантий не даю, но прогноз предвещает ясную погоду и хорошую видимость, – ответил профессор.

Тогда Александру Михайловичу было сорок шесть лет. Он уроженец Одессы. Там же окончил медицинский институт, где встречался с профессором Филатовым и слушал его лекции. Во время войны занимал должность начальника Управления эвакогоспиталей Наркомздрава Сумской области. После войны работал заведующим Облздравотдела в городе Черновцы. Жители области избирают его своим депутатом в областной Совет, а коммунисты – членом бюро обкома КПСС. Одновременно работает на кафедре глазных болезней Черновицкого мединститута под руководством профессора Радзиховского. Там же заканчивает кандидатскую и докторскую диссертации.

И вот новое назначение. На этот раз к нам в Волгоград. Здесь Александр Михайлович продолжает работать в области методов исследования глазных болезней, производит сложные опыты, обобщает их. Из-под его пера выходит целый ряд научных трудов и изобретений.

Аппарат для исследования глазного дна профессора Водовозова пользуется сегодня большой популярностью. При помощи этого волшебного фонарика врачи офтальмологи получили возможность исследования дна глаза в свете различного спектрального состава (красном, желтом, синем, желто-зеленом и пурпурном).

Глазное отделение при областной больнице занимает одну половину небольшого здания. Палаты переполнены, но это почти не замечается. Чуткое внимание врачей, медсестер и нянечек, их забота о твоем здоровье, которую ощущаешь с первой же минуты, вселяют надежду и уверенность в твоем исцелении. Здесь каждый день происходят события, которые трудно осмыслить. Среди больных то и дело слышатся восторженные восклицания: «Я вас вижу!», «Я прозрел!», «Я счастлив!».

Как-то перед обедом, возвращаясь с няней от врача, меня кто-то окликнул.

– Шура? – угадывая по голосу, отозвался я.

– Узнали, – радостно воскликнула она и быстро заговорила: – Ведь я теперь зрячая, вижу! Все вижу – и людей, и солнце, а оно сегодня яркое-яркое. Вчера не так светило. Вы тоже все увидите, врачи вылечат. Обязательно вылечат.

Шуру Мелихову я знал по работе в обществе слепых. Знал немного и о ее судьбе. Еще будучи ребенком, в двухмесячном возрасте, она перенесла тяжелую болезнь, приведшую к слепоте. Больше двадцати лет она только и могла отличить день от ночи. Недавно Шура пришла на лечение к профессору Водовозову. Смелость, талант врача вернули ей зрение. Она увидела солнце и людей.

На следующий день снова волнующая встреча. На этот раз счастье обрел участник Великой Отечественной войны майор в отставке Иванов. Всю войну прошел – и ничего, а перед самым концом получил тяжелую контузию. Зрение стало быстро падать. Одиннадцать лет не видел света. Сколько раз врачи пытались помочь, но безуспешно. Больше месяца профессор настойчиво вел борьбу с упорной болезнью, разгадывая ее загадки, а когда разгадал, пошел на решительный штурм. Операция прошла успешно. Иванов увидел свою семью, знакомых и друзей.

Пришел и мой черед. Операционная сестра Серафима Владимировна Зотова помогает мне надеть стерильные чулки, снять верхнюю одежду и ведет в операционную. И вот я на столе. Боязни нет, но ощущение все же не совсем праздничное. Хирургический нож уже ко мне прикасался не один раз. Разрезали бок, извлекали осколки, рассекали раны, делали операцию и на глазу.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, пока Серафима Владимировна и два врача – Лидия Павловна Карпова и Антонина Степановна Белозерцева – готовят инструменты, я вспоминаю забавный случай. Несколько дней назад одному молодому человеку, ослепшему с детства, сделали операцию, и он прозрел. Ему показывают книгу, спрашивают.

– Что это такое?

– А я откуда знаю? Дайте пощупаю, – просит. Дают.

– Да ведь это же книга, – говорит он, и сам весело хохочет.

Книга для меня не загадка, но за последние двенадцать лет в нашем быту появилось немало новых вещей, которые без ощупывания вряд ли назову. А вот знакомых, так тут и совсем никого в лицо не знаю. Подойдет кто-нибудь из них, молча руку подаст. Попробуй, узнай, кто?

Мысли обрываются. Слышу голос профессора. Он осведомляется о готовности, затем подходит к столу и, обращаясь ко мне, предупреждает:

– Будет укол!

В этот же миг под глазное яблоко впивается игла. Глаз быстро немеет, кажется, его раздуло в хорошую грушу. Слышу перешептывание врачей и студентов. Чувствую, как они пристально следят за каждым движением хирурга. Наступает тревожная тишина.

– Шов на верхнюю прямую, – коротко отдает распоряжение профессор. Затем скальпелем вскрывает глаз. Неприятное ощущение перемешивается с глухой болью. Минуты кажутся часами. В операционной абсолютная тишина. Лишь где-то в стороне слышится легкое побулькивание воды, кипящей в каком-то сосуде, и изредка вполголоса короткие команды профессора: «Ножницы, скальпель, шприц, вату», – но чаще всего повторялось слово «Закапать!»

Сколько еще проходит напряженных минут, не знаю. Но вот Александр Михайлович накладывает на глаза салфетку и, обращаясь к студентам, поясняет.

– Полтора-два месяца назад мы еще не делали так операции, как мы ее будем делать сейчас. Теперь с помощью вот этого инструмента – криоэкстрактора – я надеюсь, что мы возвратим ему и многим другим зрение.

Пока он беседует со студентами, рассказывает им об особенностях данной операции, я слушаю его мягкий, спокойный голос и думаю. Какой же он добрый, хороший человек. Сколько за его плечами таких сложных операций, которые требуют от врача не только профессионального мастерства, но и твердого самообладания, большого риска и самоотверженности. Ошибись на миллиметр, – и все пропало, а он уже сотням, тысячам людей дал свет и радость.

– С этой секунды вы, больной, будете моим ассистентом, больше никто мне так не поможет, кроме вас самих. Лежите спокойно, не шевелитесь, – обращаясь ко мне, говорит профессор.

В операционной снова напряженная тишина. Проходит минута, другая, третья. Чувствую, как Александр Михайлович задерживает дыхание. Несколько секунд длится полное безмолвие, и вдруг рядом облегченный вздох профессора. Он тихо произносит:

– Вот и хрусталик.

И в тот же миг передо мной вспыхивает ослепительный белый свет. Вижу все, как в густом тумане, но вижу. Вокруг меня стоят люди. Они в белых халатах, лиц не рассмотреть. Не было сил, чтобы справиться с волнением, хотелось от радости громко закричать. Этот порыв оказался сильнее моей воли.

– Я вас вижу… вижу!!!

Мне казалось, что я произнес эти слова очень тихо, а для профессора и присутствующих они были слишком громкими.

– Тише, не волнуйтесь! Вам ни в коем случае нельзя разговаривать, а вы так кричите, – предупреждает профессор и тут же отдает распоряжение наложить повязку.

Прошло несколько дней, и каждая перевязка приносила радость и уверенность, что заживание идет нормально, а к концу второй недели почувствовал себя совсем здоровым, можно было и домой. Да и врачи не видели причины задерживать. К празднику обещали выписать, но не разрешил профессор. Когда на следующий день я спросил о причине, он улыбнулся и ответил:

– Причина – Восьмое марта. Я не уверен, что женщины ради такого праздника не соблазнят вас рюмкой вина.

Александр Михайлович – один из тех немногих ученых, о которых в народе с любовью говорят: «Он не только талантлив, но и чуткий, внимательный человек». Попав к нему на прием, ты сразу чувствуешь, что перед тобой и опытный доктор, и понимающий твое состояние человек, готовый практически сделать для тебя что-нибудь полезное: дать добрый совет, рассеять твои тревожные мысли.

В тот день, когда мне сняли повязку и разрешили ходить, я попросил профессора рассказать о сделанной мне операции.

– Видите ли, – сказал он, – у вас была осложненная двусторонняя травматическая катаракта. Пораженный хрусталик сросся с радужной. Обычная операция не дала бы возможности удалить измененную заднюю капсулу хрусталика, и зрение было бы низким. Криоэкстракция удаляет все, но применить ее на вашем глазу было не просто из-за спаек.

То, что профессор рассказал об операции, меня в буквальном смысле, поразило. Во время таких операций криоэкстрактор кладут в искусственный лед и охлаждают до минус 70–75 градусов. Хирург опускает его в глубину разрезанного глаза и кончиком прикасается к капсуле хрусталика, который примораживается к инструменту и в таком виде удаляется. Однако это надо проделать так искусно, чтобы не прикоснуться инструментом к тканям разреза. Ошибись на миллиметр, и больной может навсегда остаться слепым.

Несколько лет назад в медицинском журнале была напечатана статья польского профессора Тадеуша Крвавича, в которой был описан метод удаления мутного хрусталика путем примораживания. Александр Михайлович тотчас же начал эксперименты, а затем и операции по этому методу, разработав и изготовив модифицированные инструменты.

В разговоре Александр Михайлович сообщил, что завтра предстоит необычная операция. То, что он вкратце рассказал, напоминало фантазию из книги А. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». А на самом деле речь шла не о фантазии, а о действительности.

У мастера цеха фабрики офсетной печати Клейменова гласил диагноз – отслойка сетчатки. В таких случаях обычно делали прижигание, прокалывали глаз. Эта сложная, продолжительная по времени операция, и ее не каждый легко переносил. Однако на этот раз больного на операционный стол не положили, глаз не разрезали.

Даже не нужны были обезболивающие уколы. Клейменова усадили на обычный стул, перед которым, поблескивая никелированными деталями, стоял замысловатый аппарат – квантовый генератор, лазер.

В Волгоградской клинике этот аппарат применялся впервые, поэтому на операцию собрались почти все врачи глазного отделения и студенты. Профессор вслух излагает расчеты, устанавливает на шкале нужные деления, затем через оптический прибор наводит на глаз больного тоненькую трубку аппарата и нажимает кнопку. И хотя никто из присутствующих не слышал звука, но меткий выстрел совершен.

– Вот и все, – говорит он больному, – а теперь идите в палату и лежите спокойно на кровати.

Сама операция заняла буквально считанные доли секунды. Трудно было поверить, что произошло важное событие, но это так. Прошло немного времени, и больной от радости неожиданно воскликнул:

– Чудо, чудо! Я вижу, вижу спинку своей койки!

Невидимый луч лазер сделал свое доброе дело. Все это происходило пять лет назад. За это время имя профессора Водовозова стало широко известно. В Волгоградской клинике сегодня успешно делают новые и новейшие операции. В том числе и протезирование роговиц. Вместо естественного трансплантата осваивается применение протеза роговицы из синтетических материалов.

Со всех сторон страны сюда приезжают слепые, а отсюда многие из них уезжают одаренными светом, солнцем и радостью. На рабочем столе Александра Михайловича всегда куча писем. Они идут с Дальнего Востока, севера и юга нашей Родины. В них и теплые слова благодарности за возвращенное зрение, и просьбы о помощи.

В тот день, когда я вышел из больницы, стояла теплая мартовская погода. По-весеннему ярко светило солнце. То, что я увидел прозревшими глазами, превзошло все мои ожидания и представления о красоте, величии родного Волгограда. Он прекраснее, чем я представлял.

В моем лечении, как в зеркале, отразились высокая квалификация и большой практический опыт врачей офтальмологов, их творческий труд, их желание помочь больному. Я не знал раньше профессора А. М. Водовозова, доцента И. А. Куликова, врачей Л. П. Карпову, А. С. Белозерцеву, В. А. Ефет, медсестер Л. Г. Мульганову, С. В. Зотову, меня впервые с ними столкнула судьба. Но теперь они для меня, как и для многих других, которым они вернули зрение, стали родными и близкими. И разве можно не поклониться им, не вспомнить их добрым словом, не сказать большое русское спасибо.

Гори, вечный огонь жизни

Октябрь 1967 года.

Город в праздничном убранстве. Улицы украшены знаменами, лозунгами, плакатами, транспарантами. Не по-осеннему тепло и ярко светит солнце, кажется, и оно для этого дня щедро сберегло теплоту лучей. Легкий ветер колышет алые стяги Страны Советов и союзных республик, которыми украшена площадь имени Павших борцов. Здесь же портреты руководителей партии и правительства. Над площадью торжественно плывет траурная мелодия.

Стрелки часов приближаются к двенадцати. Взор многотысячной массы народа обращен в сторону гранитного обелиска, где у надгробия братской могилы павшим героям гражданской и Отечественной войн стоят знаменосцы. Здесь же выстроился почетный караул солдат и офицеров волгоградского гарнизона. К торжественной минуте приготовились операторы телепередач, фоторепортеры и корреспонденты многих газет и журналов. Через минуту здесь произойдет важное событие, которое завтра уже будет историей не только в жизни волгоградцев, но и всего советского народа.

Затихает траурная мелодия. Наступившую тишину разрывают звуки фанфар «Слушайте все!». С короткой речью к собравшимся обращается председатель исполкома Волгоградского городского Совета депутатов трудящихся И. М. Королев. Он говорит, что в этот день вся страна отдает дань уважения славным сынам Родины, одержавшим историческую победу над врагом у стен Сталинграда.

Почетная честь – зажечь факел от вечного огня на площади Павших борцов и доставить его для зажжения огня бессмертия в зале воинской славы на Мамаевом кургане – предоставляется участнику Сталинградской битвы, дважды Герою Советского Союза В. С. Ефремову.

Много я слышал рассказов о советских летчиках, которые в годы войны совершали ратные подвиги, да и сам не мало видел, как над твоим окопом завязывался воздушный поединок. Бывало, смотришь и восхищаешься отвагой своих соколов. Один сражается против троих, а то и четверых фашистских асов.

Василий Сергеевич Ефремов из тех прославленных летчиков, которые своим бессмертным мужеством вписали славную страницу в историю нашей победы над фашистской Германией. Только в боях под Сталинградом он совершил около 200 успешных боевых вылетов.

В те дни на груди капитана Ефремова засияла первая Золотая Звезда Героя Советского Союза.

После Сталинграда он участвует в боях за освобождение Орловщины, Украины, Крыма, Белоруссии и Прибалтики. 340 боевых вылетов сделано им за войну. Взорвано три переправы, 12 эшелонов с боевой техникой и живой силой врага разбомблены на подходе к фронту. 36 вражеских самолетов от его огня сгорели в воздухе и на земле. Родина достойно оценила заслуги своего славного сына, наградив его второй Золотой Звездой Героя.

Ефремов зажигает факел, поворачивается и торжественным шагом проходит перед строем воинского почетного караула. Он в парадной форме военного летчика, вся грудь в орденах и медалях, они искрятся и переливаются в лучах осеннего солнца. Его сопровождают два ассистента. Участник трех войн, Герой Советского Союза, полный Георгиевский кавалер К. И. Недорубов и автор этих строк.

Константин Иосифович Недорубов высокий, стройный. Несмотря на свои шестьдесят пять лет, в нем чувствуется молодецкая удаль лихого кавалериста. За его плечами долгая и трудная жизнь. В годы первой мировой войны за подвиги во славу русского оружия молодой казак Недорубов был удостоен всех четырех Георгиев. А когда в далеком Петрограде раздался гром революции, он одним из первых донских казаков стал в строй красных конников.

В годы Великой Отечественной войны Константин Иосифович Недорубов стал инициатором организации казачьего ополчения в своем Березовском районе, которое влилось потом в Донскую кавалерийскую дивизию. Но особо памятным для него было лето 1942 года.

Тогда у краснодарских станиц Кущевской, Шкуринской и Конеловской казачий кавалерийский корпус, в составе которого сражался Недорубов, четыре дня сдерживал наступление целой армии противника. За подвиги, проявленные в тех боях, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

За нами идут знаменосцы. Знамя ВЦИК, которым был награжден царицынский пролетариат, несет участник обороны Царицына, член партии с 1919 года В. П. Никуличев. Знамя города-героя Волгограда в руках участника сталинградской битвы, Героя Социалистического Труда В. И. Бирюкова. Знамя области несет Герой Социалистического Труда, председатель колхоза «Заветы Ильича» Серафимовичского района В. Ф. Гришин.

Зажженный факел устанавливается на бронетранспортер. В. С. Ефремов, знаменосцы и мы с Недорубовым занимаем места в открытых машинах ГАЗ-69. И кортеж в сопровождении эскорта мотоциклистов и почетного воинского караула трогается в путь, к Мамаеву кургану.

От площади Павших борцов до самого Мамаева кургана живой коридор. По обе стороны дороги, как в почетном карауле, стоят в глубоком молчании тысячи волгоградцев. Бывает минута, когда вот такое молчание красноречивее всяких слов. Смотришь на пожилых женщин с глазами, полными слез, и читаешь пережитое ими горе. Это она, мать солдата, перенесла тревожное известие о смерти старшего сына. Это она сказала тогда младшему: «Иди, сынок, и ты бить врага! Иди!». У каждой из этих женщин, чьи сыновья и дочери сражались за счастье Отчизны, мысли сегодня были на Мамаевом кургане, там их гордость, их боль.

Кортеж выходит на площадь имени В. И. Ленина. Каждый раз, когда я бываю на этой площади, мысли невольно уходят в прошлое. Двадцать пять лет назад здесь прошел огненный рубеж, через который враг уже не мог сделать ни одного шага дальше. Это здесь в те грозные дни войны прозвучал клич воинов-богатырей: «За Волгой для нас земли нет».

Слева – новое, светлое, современное здание. Это Дом Советской Армии. Оно выросло как раз на том месте, где стояла обгоревшая коробка «молочного дома». До мелочей припоминается, что здесь произошло в тот памятный день 25 ноября 1942 года. Перед глазами одна за другой оживают картины боя. Вот отсюда, где теперь шурша в зеленые деревья сквера, поднимались в атаку. Как сквози туман всплывает знакомая коренастая фигура командира роты Наумова. Подобрав длинные полы шинели, он быстро бежит через площадь. В одной руке он держит автомат, другой придерживает на боку полевую сумку. Вокруг него рвутся огненные стрелы. И вдруг видим, он падает. Затем поднимается, делает еще несколько шагов, снова падает теперь уже мертвым.

Справа памятный дом. 58 дней на огненной черте. С торцовой стены на нас смотрит суровое лицо солдата в каске. Символический образ советского воина, кажется; чем-то похож на Александрова, Чернышенко, Свирина, Ханта, Черноголова, Довженко и других бойцов гарнизона, а может, и на всех защитников Сталинграда.

Торжественный кортеж останавливается у центральной лестницы Мамаева кургана. Факел снова в руках дважды Героя Советского Союза В. С. Ефремова. Меняются знаменосцы. Знамя ВЦИК принимает член КПСС с 1916 года П. Ф. Булыгин, знамя города-героя берет Герой Социалистического Труда В. А. Дурняпин, знамя области – Герой Социалистического Труда П. З. Гвоздков.

Медленно поднимаемся по лестнице. Ветерок колышет пламя факела, трогает шелковые полотна знамен. По обеим сторонам в строгой шеренге застыли воины, тихо шуршат листвой пирамидальные тополя. Перед взором открывается скульптурное убранство памятника-ансамбля. По мере подъема все явственнее выступает композиция «Стоять насмерть». Эта богатырская фигура воина, высеченная из огромной глыбы, кажется, вырастает перед тобой из земли.

Шаг за шагом поднимаемся все выше и выше. Теперь по обеим сторонам стены – руины. Трудно разобрать, где жилой дом, а где заводской корпус. Война настолько изуродовала город, что от него остались только одни глыбы развалин. Присмотрись повнимательнее в эти руины – это каменная книга героической летописи. Из развалин перед тобой выступают изображения человеческих образов. Вот в полный рост стоит раненый воин. Грудь у него вырвана осколком обнажено сердце, но он не падает. Он утверждает, что здесь умирали стоя. Как из глубин времен, из руин выступают шеренги бойцов. Их лица неподвижны. Это те, кто погиб здесь, защищая твой дом. Это те, кого мы называем героями, о ком слагают легенды, поют песни.

И вдруг камни Мамаева кургана оживают. Где-то внутри самих стен тихо звучит музыка. Ее сменяет пулеметная, автоматная стрельба. Слышатся разрывы мин, снарядов. Бой нарастает. Прокатывается громкое солдатское ура. И вот уже льется задушевная солдатская песня, она перекрывается знакомым мужественным голосом Левитана: «Сегодня, 2 февраля 1943 года, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окруженных в районе Сталинграда…»

Как хотелось тогда, в феврале 43-го, услышать, что же в свое оправдание скажет Гитлер немецкому народу. В начале Сталинградской битвы он хвастливо заявлял: «Мы сегодня контролируем и Днепр и Дон. И когда скоро у нас будет полностью Сталинград, будем контролировать и Волгу». А что же теперь сказать в оправдание. Об этом мы узнали немного позже. Вот что говорил Гиммлер: «За днями успехов и счастья пришли дни неудач. У Сталинграда произошла трагедия. Во всем виноваты изменники и трусы». Итак, изменники и трусы. А кто же еще? На это отвечает Геринг: «И тогда сказала свое слово судьба. Страшная зима обрушилась на нас с невообразимой силой».

Еще один виновник – зима. Да, зима в тот год была суровая. Но кто же виновник по-настоящему? Да вот они. Живые и мертвые герои Сталинграда. Их бессмертию народ и возвел величественный памятник на Мамаевом кургане.

Многолюдно на площади Героев памятника-ансамбля. Здесь собрались трудящиеся Волгограда, представители городов-героев, гости из соседних областей и краев. Много ветеранов Октябрьской революции, гражданской войны, участников битвы на Волге и других великих сражений. На пиджаках и кителях – Золотые Звезды Героев, ордена и медали.