Текст книги "И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.4"

Автор книги: Иван Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

НАУКА И ФАНТАСТИКА

НАУКА И НУЧНАЯ ФАНТАСТИКА

Всеобщий интерес к литературе научно-фантастического жанра, непомерные тиражи ее изданий и спрос на нее, как в библиотеках, так и в книготорговле, очень характерны для нашего времени. Случилось так, что научная фантастика, долго считавшаяся второсортной литературой, не подвергавшаяся серьезному изучению критиками и литературоведами и не находившая места в толстых и массовых журналах, как бы затмила другие виды беллетристики и привлекла широчайшую читательскую аудиторию.

Очевидные причины этого явления лежат в успехах науки и техники, безоговорочно доказавших свое могущество и необходимость в современном обществе. Наука становится составной частью производительных сил человечества. Она обещает разрешить самые серьезные и насущные нужды колоссального народонаселения нашей планеты. Такая наука не могла не найти отражения в литературе и не послужить причиной соответственных изменений в психологии и мировоззрении людей. Вызванный наукой к жизни и расцвету научно-фантастический жанр литературы закономерно осложнился различными «ответвлениями», «переходными видами» к другим жанрам и произведениям, в которых наука служит лишь маскировкой. Одна из кардинальных проблем научной фантастики – это ее соотношение с наукой и место науки в этом жанре. Недавно в Москве и Ленинграде при участии видных ученых и писателей прошло несколько дискуссий на эту тему. Подобные же вопросы оживленно дискутировались на семинаре молодых писателей-фантастов весной этого года в Москве. Горячая и порой путаная полемика показала, что вопрос о соотношении науки и научной фантастики совершенно не разработан. Даже на пути к определению границ и возможностей жанра еще очень много неясного.

Редакция журнала «Природа» обратилась ко мне, как к ученому и писателю, с предложением высказаться по этому вопросу. Настоящая статья является попыткой определить взаимоотношение науки и научной фантастики, но отнюдь не сравнительным или критическим обзором этого жанра литературы.

ФАНТАСТИКА «ЧИСТАЯ» И «НЕ ЧИСТАЯ»

Расцвет научной фантастики характерен в общем для всех стран с высокоразвитой наукой и техникой, где они составляют основу роста производительных сил. Наибольшее свое развитие научная фантастика получила в англо-американской литературе. В Англии и Америке в 30-х годах нашего века и в первые годы после Второй мировой войны издавались десятки (до 60!) журналов, специально посвященных научной фантастике, печатались тысячи рассказов, новелл, романов. Организовались даже специальные издательства. Подобного этому полноводному (хотя и мутному) потоку не было ни в каких других странах. Интересно, что, несмотря на былое первенство в науке, Германия дала очень мало научно-фантастических произведений. Очевидной причиной этого послужила общая деградация науки и культуры при фашистском режиме.

Научная фантастика за рубежом многообразна. Американцы различают «чистую» научную фантастику, основанную на тех или иных серьезных научных положениях, и более «свободный» вид этого жанра, где в причудливом вымысле авторы сплетают оборотней и кибернетические машины, вампиров и космические корабли, привидения и высшие достижения химии. Немало так называемой научной фантастики, которая обходится даже без этой скромной научно-технической основы. Надуманный бред преимущественно религиозно-мистического оттенка лишь для занимательности оснащается переносом действия на другие планеты или в отдаленное будущее. Иногда местом извечной борьбы добра и зла становится какая-нибудь лаборатория с маньяками-учеными.

Сами читатели издеваются над подобной литературой, называя ее «БЕМ»-литературой («Bug and Monster»), подчеркивая постоянное присутствие чудовищ или гигантских насекомых, вторгающихся на Землю из космоса или встречающих астронавтов на планетах иных звезд. Другое издевательское название для таких произведений – «ЭмЭс» (Mad Scientist) – безумный ученый, т. е. гениальный одиночка, открывающий ужаснейшие способы истребления людей или потрясения всей планеты – очень частый аксессуар англо-американской научной фантастики. Наконец, третье прозвище так же метко выделяет основу еще одного вида произведений: «Ю. Л.» (Upheaval Literature), т. е. литература катастроф, непременно случающихся с нашей бедной Землей или с иными планетами, если действие перенесено в иные звездные системы. Ядерная война, сметающая цивилизацию и перерождающая человечество в толпу вампиров, крысолюдей или, в лучшем случае, в дикарей. Или это вспышка сверхновой звезды, нередко и нашего собственного Солнца, сжигающая начисто всю жизнь. В последнее время – столкновение со звездой из антиматерии. Даже видные писатели-фантасты идут этими утоптанными дорогами. Немалое число авторов использует фантастику для открытой религиозной пропаганды. Характерный пример – три романа видного английского писателя Льюиса о борьбе бога и дьявола на трех планетах – Венере, Земле и Марсе. Совсем недавно появился мастерски написанный роман Уолтера Миллера «Гимн Лейбовицу», где изображается всемирное возрождение римско-католической церкви после крушения культуры и всеобщего одичания из-за ядерных войн. В этом романе церковь, хотя и данная в несколько гротесковом плане, все же единственный собиратель и хранитель былых научных знаний. Пожалуй, еще чаще научная фантастика становится детективом, где гангстеры и сыщики прикрыты лишь фиговым листком науки, а череда убийств и преследований украшается пейзажами космических перелетов или иных планет. Эта разновидность наиболее распространена. В своих крайних выражениях она смыкается с чисто детективной литературой, иногда с приключенческо-географической, преимущественно детской (где таинственные глубины Африки или Тибета теперь заменены странными мирами далеких звезд), а также и с психолого-эротической, в которой последователи Фрейда чувствуют себя свободно под зонтом «научной» фантастики.

Даже самые блестящие представители американской научной фантастики, такие как Исаак Асимов, известный, очень образованный ученый-биохимик, отдали дань научно-фантастическому детективу. Асимов написал с десяток романов, в которых действуют сделанные «под человека» роботы – космические сыщики.

Следует упомянуть еще об одном любопытном явлении, чтобы показать, насколько разнообразна маскировка под научно-фантастическую литературу. Талантливый писатель Рэй Брэдбери отнесен к первому десятку американских научных фантастов. Однако все произведения этого писателя проникнуты ненавистью к науке и страхом перед ней, которые он даже не очень скрывает. Произведения Бредбери, пожалуй, первый случай в истории литературы, когда полные ненависти к науке произведения сочтены выдающимися образцами «научной» фантастики. Это как нельзя лучше показывает, насколько велика путаница в представлении о жанре, его пределах и назначении.

К чести англо-американских читателей, они начали разбираться в существе вопроса значительно раньше критиков и литературоведов.

Положение научной фантастики в Америке за последние годы очень характерно. Читателям надоели пустые, хоть и хитроумные выдумки о космических шпионах и безумных ученых, приелись убийства и детективы, их тошнит от психологических извращений. Стало понятным, что описания ужасающих катастроф в земном или всегалактическом масштабах – не больше как литературный прием. Сам по себе неплохой, придающий внешнюю увлекательность неглубокому произведению, этот прием, будучи повторен тысячи раз, уже превратился в дешевку, литературный штамп. Читатель все больше разбирается в науке, верит в нее, интересуется ею и легко разгадывает прежде «сходившие с рук» разнообразные маскировки.

Поэтому медленно, но неуклонно отходят в небытие все побочные, мусорные побеги научной фантастики, уступая место «чистой» научной фантастике, завоевывающей все более широкую аудиторию. Но процесс идет еще дальше. За последние годы в Англии и Америке большое число признанных авторов отходит от традиционных форм этого жанра и приближается к традициям и требованиям «литературы главного потока», как говорят американцы, или к «большой литературе», если пользоваться принятым у нас термином. Это вызвано настойчивым предпочтением читателями «чистой» научной фантастики. Специальные научно-фантастические журналы и альманахи прогорают и закрываются один за другим. Только за 1958 г. число научно-фантастических журналов сократилось с 21 до 10, за 1959 г. «прогорело» еще три альманаха, в 1960 г. из вновь открывшихся в 1958–1959 гг. четырех новых журналов не осталось в «живых» ни одного. И в то же время научно-фантастические произведения проникают с каждым годом все больше в толстые журналы общелитературного характера и специальные программы телевидения, а книги на эти темы охотно издаются все возрастающим числом издательств.

Анализ этого противоречия занимает наиболее крупных редакторов и писателей научной фантастики.

В обзоре англо-американской научной фантастики за 1958 г. известный редактор и знаток этого жанра Энтони Ваучер писал: «Большая часть дисциплинированного воображения, которое мы привыкли ассоциировать с научной фантастикой, теперь появляется без фантастической одежды».

Джюдит Меррил, писательница и редактор многих научно-фантастических сборников, правильно чувствует современное положение жанра. В заключительной статье к сборнику научной фантастики за 1959 г. Меррил считает, что этот жанр покидает свои прежние формы и поднимается на новый уровень. Бурный прогресс научных исследований сделал самые фантастические гипотезы и предположения объектом научного исследования. Каждое новое соображение, пусть еще весьма спекулятивное (т. е. не разработанное и не подкрепленное нужным количеством научных наблюдений, опытов и фактов), немедленно подхватывается и подвергается изучению. Исаак Асимов в письме к Д. Меррил заявляет: «Даже самые безумные идеи или такие, которые были совершенно ненаучными несколько лет назад, сейчас подвергаются серьезному исследованию учеными и, чудо из чудес, освещаются в печати без всякой иронии или шутки. Как ни быстро идет прогресс науки, он не вторгается и не может вторгаться в научную фантастику, – хотя, между нами, он может вторгаться в читателей научной фантастики, удовлетворяя их самими успехами науки и избавляя их от необходимости чтения научной фантастики».

Меррил полностью соглашается с Асимовым (как будет сказано ниже, я считаю его неправым в том, что прогресс науки не влияет на развитие научной фантастики), говоря, что «дисциплинированное воображение и прогресс науки более не являются эзотерическими (тайными) интеллектуальными занятиями какого-то специального культа». Литература логических соображений теряет свою обособленность, растворяясь в «большой» литературе. «Научная фантастика как категория, если не мертва уже, то обречена, так пусть здравствует научная фантастика (большая литература и путь мышления)!» – восклицает Д. Меррил в заключение.

В приведенных пока еще не очень ясных соображениях однако как нельзя лучше отражено то самое главное обстоятельство, которое странным образом отрицается И. Асимовым – огромное, я бы сказал, определяющее влияние научного прогресса на фантастический жанр литературы.

Д. Кэмпбелл, который в течение 20 лет редактировал ведущий и самый серьезный журнал англо-американской научной фантастики «Эстаундинг Сайенс Фикшн», опубликовал призыв к своим читателям вступать в новое общество «Джентльменов – любителей науки», которое будет издавать свой собственный журнал, посвященный исключительно научному и техническому «дальнему теоретизированию» и фантазированию. Вот здесь и находится ключ к четкому ответу на противоречия и те проблемы, которые занимают в настоящее время теоретиков англо-американской научной фантастики.

В нашей стране научная фантастика находится в самом начале своего большого подъема. Пока что ее расцвет определяется в большей степени ненасытным читательским спросом, нежели богатством тем, книг и мыслей.

Однако, по строгому отношению к качеству литературы у нас, мы избежали всякого мусора – мистики, демонов, оборотней, космических гангстеров и страшных убийств – всего, что основательно засорило зарубежную фантастику и заставляет относиться к ней с большой осторожностью. Наша научная фантастика вся «чистая», по американской терминологии. Она строится на более или менее прочной научной основе. По моему глубокому убеждению, только такая научная фантастика и может считаться подлинной, имеющей право на существование в этом жанре. Все другое, будь то даже полезные, идейные и хорошие по литературным качествам произведения типа памфлетной «фантастики», к этому жанру не относится.

Разговоры о точности научной документации, неизбежно возникающие на каждой дискуссии о фантастике, хотя безусловно правильны, но, пожалуй, уже запоздали. Научные ошибки и неточности абсолютно нетерпимы не только в научной фантастике, но и в «бытовой» литературе. Подобно тому как давно уже, с начала реализма, нельзя придумывать несуществующие детали жизни или искажать ее правду в произведениях общего направления, так теперь, в современном реализме, недопустимы невежество и погрешности в любых деталях научного характера. Но в отношении научной фантастики об этом даже не стоит много распространяться – это звучит вроде требования писать книги без орфографических ошибок.

Важнейшим вопросом прошедших у нас дискуссий о научной фантастике можно назвать соотношение науки и фантазии. Право писателя на безграничную свободу фантазирования отстаивалось с неменьшим энтузиазмом, чем противоположные требования строгого лимитирования писательского воображения точными данными современной науки. И, конечно, обе стороны, развивая свои положения логически односторонне, а не диалектически, были неправы.

Ортодоксальным защитникам писательской «свободы» было мало того, что в научной фантастике якобы обязателен примат фантазии над наукой. Нет, научная фантастика должна вести науку за собой, показывая ей новые направления и освещая пути в неведомое вдохновенным взлетом фантазии. Приверженцы «теории лимитирования» в своих крайних выражениях требовали обязательной проверки каждого научно-фантастического произведения учеными соответствующих специальностей.

КАКОВА ЖЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНАЯ РОЛЬ НАУКИ В НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ?

Современная наука настолько проникла во все стороны жизни общества, что становится решающим фактором в развитии производительных сил. Ее успехи – такой же исторический общественный процесс, как и все остальные стороны и пути развития человечества. Теперь уже наука вовсе не идет путями внезапных прозрений гениальных одиночек, размышляющих в тиши своих кабинетов или под липами уединенных усадеб. Благодаря накоплению гигантского опыта и колоссальным техническим возможностям, наука поднялась на новую, качественно иную ступень. Отражение этого в сознании людей обусловливает, в частности, интерес к научно-фантастическому жанру литературы, успех его развития.

Именно в науке современный человек, отрешившийся от религиозных представлений о мире, видит единственную реальную опору, как для построения нового, справедливого общества, так и «для души», для понимания своего места и значения в жизни. Но, вероятно, далеко не все ученые и писатели представляют себе всю необъятность накопленного человечеством научного опыта, всю широту фронта научных исследований и скорость их нарастания! В этом бесконечно многообразном хранилище исканий и размышлений человечества находятся истоки решительно всех научно-фантастических произведений и еще несметное их количество ждет своих литературных открывателей.

В самом деле, лишь малая часть замеченных явлений, фактов, намеков природы разрабатывается методически и планомерно научными исследованиями. Гораздо большее число пока лежит втуне, может быть, храня в себе возможности самых заманчивых взлетов науки. Привлечение внимания к этим или еще не использованным, или забытым возможностям – одна из наиболее серьезных задач научно-фантастической литературы. Только в таком смысле, поиска в стороне от главных линий научных исследований, можно понимать «опережение» науки фантастикой.

Однако придется разочаровать писателей. Для того чтобы идти в научную фантастику этим путем, надо быть ученым, стоящим на переднем краю исследований, широко образованным в области истории науки и накопленных ею фактов. Следовательно, надо работать сразу в двух областях, т. е. находиться в наш век узких специализаций в самом невыгодном положении.

Теперь, когда мы начали яснее представлять себе устройство мозга, работу мысли и памяти, мы подошли к раскрытию процесса отражения мира в сознании человека, так гениально предугаданного основоположниками марксистской диалектической философии. Тем же закономерностям подлежит, конечно, и процесс «фантазирования». Поэтому, если писатель в своих фантастических предвидениях в самом деле опережает науку, то он может это сделать лишь исходя из каких-то определенных познаний. И чтобы не получилось повторных гениальных открытий, вроде вторичного открытия дифференциального исчисления одесским сапожником в начале нашего века, познания писателя должны быть на уровне переднего края современной науки. Иными словами, это достижимо тогда, когда сам писатель – ученый.

Вот почему научная фантастика и фантастика вообще не может состязаться с наукой в объяснении и овладении законами природы и общества. В этом смысле можно говорить о примате науки над фантазией.

ДВОЙСТВЕННОСТЬ ПРОЦЕССА РАЗВИТИЯ НАУКИ

Наука неоднородна и представляет собой процесс, развивающийся, как и все в мире, противоречиво.

Часть ученых, наделенных могучим и живым воображением, «фантазируют» в науке, двигаются в ней как бы бросками. Другая часть, консервативная, аналитическая, движется в области открытий очень медленно, но прочно отвоевывая неведомое от природы. Такие ученые сдерживают и проверяют фантазирующих «скороходов». Если бы соотношение обеих частей было равным, то мы имели бы диалектически сбалансированное противоречие и быстрое движение вперед. Однако консервативная часть ученых гораздо многочисленнее, особенно в науках описательных, где воображение меньше значит, чем в физике или математике.

По аналогии с механизмом наследственности сдерживание фантазирования в науке совершенно необходимо для того, чтобы наука не превратилась в бесформенную массу теоретических спекуляций, а сохранила свою сущность – проверку опытом, искусственное воспроизведение природных процессов и овладение ими.

Но в совершенно равной степени (и в этом диалектика развития науки) стимуляция научных фантазий определяет темп научного прогресса. Но только когда «фантазирующая» часть ученых обладает столь же высокой (и лучше, даже еще более высокой) «закалкой» серьезной подготовки и дисциплиной мышления, как и «тормозящая» консервативная часть.

Пока все же число подобных ученых в любом научном коллективе невелико, что и вызвало известное замечание Эйнштейна «воображение важнее, чем знание!» Следует поправить Эйнштейна, что, хотя его воображение и привело к открытию фундаментального закона соотношения массы и энергии, частичное овладение этим явлением природы потребовало чудовищного труда миллионов людей и громадных материальных затрат, пока мы не пришли к созданию ядерной энергетики.

В бурном разрастании дерева науки есть и другая аналогия с природными процессами, именно с процессом органической эволюции. История развития жизни на Земле показывает нам неисчислимое множество различных ответвлений на пути общего усовершенствования и приспособления организма к физическим, фазовым условиям биосферы нашей планеты. Каждое из этих ответвлений в общем ходе эволюции становилось своеобразным тупиком, задержкой общего прогресса вследствие приспособления к местным и частным условиям существования. Иными словами, разрешение бесчисленных противоречий, возникающих в ходе развития жизни, шло вначале путем частичного приспособления в данном месте и времени. Новое продвижение вперед на пути общего прогресса достигается новым, как бы обходным путем, ведущим не к приспособлению, а к преодолению местных, временных условий. Однако и оно при дальнейшем развитии обречено на новый «тупик», пока не возникнет другой обход вновь возникшего противоречия.

Все великое «дерево» развития жизни демонстрирует диалектический закон необходимости, проявляющийся через сумму случайностей. Необходимостью здесь является общее усовершенствование организма, повышение его энергетики, как биологической машины, усиление защитных устройств и увеличение долговечности. Случайностями – частные приспособления (частные для исторического пути огромной длительности). В ходе своего развития наука встречает также бесчисленное множество тупиков, неразрешимых для формальнологического, дедуктивного метода мышления. Эти «тупики» преодолеваются обходным, зачастую совершенно неожиданным путем, с помощью диалектического мышления, которое мы нередко путаем с индуктивным методом. После обхода «тупика» вновь возникшая идея, теория, метод идея, теория, метод становятся ведущими, пока, логически продолженные и развитые, они не приходят к новому тупику. Часто преодоление нового тупика совершается путем возврата к старому, брошенному методу или гипотезе, которые на новом уровне достижений науки становятся опять ведущими – до очередного тупика. Описанный ход развития науки находится в полном соответствии с законами диалектики. Я остановился на нем лишь для наглядной иллюстрации того, как много для прогресса науки значит «обходное» движение через смежные области знания или оставленные, ранее сочтенные невозможными пути.

Процесс этот находится в жестоком противоречии с узкой специализацией науки и научного образования. Узкая специализация ученых содействует быстрому разрешению частных вопросов, но в то же время мешает обобщению более широких проблем. Поэтому количество «тупиков» имеет тенденцию к возрастанию, тем более что ширящийся фронт исследований неуклонно увеличивает число широких проблем, объем и внутреннее содержание которых становятся настолько сложными, что они могут быть разрешены только при помощи многих смежных путей познания.

Немудрено, что соответствующие организации у нас и в США – двух странах, где особенно велико число ученых и особенно сильна их специализация, в настоящее время озабочены расширением образования ученых. Необразованный ученый – это звучит парадоксально, но лишь потому, что мы воспитались на старых представлениях об ученом как носителе энциклопедических познаний. Однако это совершенно реальное явление времени, с которым нужно серьезно считаться и которое обусловливает неправоту сторонников строгого обуздывания научной фантастики. Проверка «точности» науки в научно-фантастических произведениях, порученная узким специалистам, принесет не пользу, а вред. Специалист сможет судить лишь по состоянию вопроса в своей узкой области, неизбежно ведущей в будущем к очередному тупику, и не в состоянии усмотреть того нового и положительного, что привносит научная фантастика из смежных областей знания. Вот почему, не будучи в силах вести за собой науку, научная фантастика в то же время не может быть отдана на расправу узким специалистам в науке и должна оказывать серьезное влияние на расширение кругозора ученых, а следовательно, и на развитие науки. Таково диалектическое решение вопроса о соотношении науки и фантазии.