Текст книги "Детская библиотека. Том 1"

Автор книги: Иван Крылов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

За дурной головой – ногам работа!

Затопила баба печь и дыму в избу напустила – не продыхнуть. «Надо попросить у соседей решето – дым из избы вынести», – подумала баба и пошла к соседям, а дверь за собой не прикрыла.

Пришла к соседям. А те говорят:

– Нет у нас решета. Догадаихе одолжили.

Отправилась баба к Догадаихе, на край села, взяла у нее решето и пошла домой.

Вошла в избу, а дыму в ней как не бывало.

Смекнула тут баба, что, пока она ноги била, за решетом ходила, дым в дверь ушел, и закорила сама себя: «За дурной головой – ногам работа!»

Заяц

Бедный мужик шел по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:

– Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына. На те деньги куплю свинушку. Она принесет мне двенадцать поросеночков. Поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати. Я всех приколю, амбар мяса накоплю. Мясо продам, а на денежки дом заведу да сам женюсь. Жена-то родит мне двух сыновей: Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки наводить: «Эй вы, ребятки, – крикну, – Васька да Ванька! Шибко людей на работе не подгоняйте, видно, сами бедно не живали!» Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал.

Завещание

Жил-был мужик. Умирает у него отец и говорит:

– Ты, мой сын, живи так: чтобы ты никому не кланялся, а тебе бы все кланялись, и калачи бы ел с медом!

Умер отец. А этот мужик живет год – прожил сто рублей: никому не кланялся и все калачи ел с медом. Живет другой – прожил другую сотню. На третий год прожил третью сотню. И думает: «Что же это? Сотни у меня не прибавляются, а все убавляются!» Приходит, рассказывает дяде. Дядя ему и сказал:

– Эх, ты! Выезжай-ко ты раньше всех на пашню, никому и не будешь кланяться, а тебе все будут кланяться. А приезжай домой поздно, тебе калач-то будет казаться с медом.

Жена-спорщица

Была у одного мужа жена, да только такая задорная, что все ему наперекор говорила. Бывало, он скажет: «бритое», а уж она непременно кричит: «стриженое!» Всякой день бранились!

Надоела жена мужу, вот он и стал думать, как бы от нее отделаться. Идут они раз к реке, а вместо моста на плотине лежит перекладина. «Постой, – думает он, – вот теперь-то я ее изведу».

Как стала она переходить по перекладине, он и говорит:

– Смотри же, жена, не трясись, не то как раз утонешь!

– Так вот же нарочно буду! Тряслась, тряслась, да и бултых в воду!

Жалко ему стало жены; вот он влез в воду, стал ее искать и идет по воде вверх по течению.

– Что ты тут ищешь? – говорят ему прохожие мужики.

– А вот жена утонула, вон с этой перекладины упала.

– Дурак, дурак! Ты бы шел вниз по реке, а не в гору; ее теперь, чай, снесло.

– Эх, братцы, молчите; она все делала наперекор, так уж и теперь, верно, пошла против воды.

Неумелая жена

Мужик стащил из лавки куль пшеничной муки. Захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку да и задумался.

– Жена! – говорит он своей бабе. – Муки-то я украл, да боюсь – узнают! Спросят: отколь ты взял такую белую муку?

– Не кручинься, мой кормилец! Я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных!

Безпамятный зять

Пришел зять к теще в гости. Теща угостила его киселем. Зять съел кисель и спрашивает:

– Это что за кушанье?

– Кисель.

Зятю кисель очень пришелся по вкусу; думает он: «Дома непременно заставлю жену сварить, только бы не забыть, как зовется».

Вот пошел он домой и твердит про себя: «Кисель, кисель, кисель!»

Случилась на дороге канава. Хотел зятек перескочить через нее, да поскользнулся и упал. Встал – и забыл, что ел у тещи. Думал, думал – никак не может вспомнить.

Едет мимо барин на шестерке и видит: мужик бродит в канаве.

Остановился и спрашивает:

– Что потерял, мужичок?

– Сто рублей.

– Кучер, поди поищи, – говорит барин, – а найдешь – разделим пополам.

Кучер подошел к канаве и говорит:

– Вишь как взболтал грязь-то в канаве, словно кисель!..

– Нашел, нашел! – закричал зять, выскочил из канавы и со всех ног пустился домой, а сам все кричит – Кисель, кисель!

Беззаботная жена

Жили-были муж с женой. Жена была баба ленивая и беззаботная, да к тому же еще и большая лакомка: все проела на орешках да на пряничках, так что наконец осталась в одной рубахе, и то в худой – изорванной.

Вот подходит большой праздник, а у бабы нечего и надеть, кроме этой рубахи. И говорит она мужу:

– Сходи-ка, муж, на рынок да купи мне к празднику рубаху.

Муж пошел на рынок, увидал, что продают гуся, и купил его вместо рубахи.

Приходит домой, жена его и спрашивает:

– Купил мне рубаху?

– Купил, – отвечает муж, – да только гуська. А жена недослышала и говорит:

– Ну и узка, да изношу!

Сняла с себя изорванную рубаху и бросила в печку. А потом и спрашивает:

– Где же рубаха? Дай я надену.

– Да ведь я сказал, что купил гуська, а не рубаху. Так и осталась баба без рубахи, нагишом.

Брат и сестра

Шли проселком брат и сестра, стали подходить к деревне. Брат говорит:

– Я здесь молока куплю.

А сестра:

– А я в молоко хлеба накрошу!

Брат ухватил сестру за косу и давай за нее дергать и приговаривать:

– Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет!

Пришли в деревню, а молока никто им и не продал.

Горшок

Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые… Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать… И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай да руки протягивай, да опять крюк скидывай… И так проживем.

Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали… Глядь, а в горшке-то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:

– Ну, мужик, я свое дело сделала – кашу сварила, а горшок тебе мыть!

– Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.

– А и не подумаю!

– И я не стану.

– А не станешь – пусть так стоит!

Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.

– Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!

– Сказано – твое дело, ты и мой!

– Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.

– Ладно, лезь на печь, там видно будет.

Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало.

Утром-то никто и не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся – не хотят горшка мыть.

Бабе надо коровушку поить, доить да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается.

Соседки уже коровушек прогнали.

– Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли поздорову?

– Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем – не встретим ли…

И обратно идут – нет Маланьи.

– Да нет уж! Видно, что приключилося!

Соседка и сунься в избу. Хвать! – и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла, огляделась.

– Маланья, матушка!

А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.

– Почто коровушку-то не прогоняла? Ай нездоровилось? Молчит баба.

– Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь? Молчит баба, ни слова не говорит.

– Господи помилуй! Да где у тебя мужик-то?.. Василий, а Василий!

Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты – и не ворохнется.

– Что у тебя с женой-то? Ай попритчилось?

Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:

– Пойти сказать бабам!

Побежала по деревне:

– Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат – пластом – одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?

Прибежали бабы, причитают около них:

– Матушки! Да что это с вами подеялось-то?.. Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?

Молчат оба что убитые.

– Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.

Сбегали. Пришел поп.

– Вот, батюшка, лежат оба – не шелохнутся; глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?

Поп бороду расправил – да к печке:

– Василий, раб божий! Что приключилось-то?

Молчит мужик.

Поп – к лавке:

– Раба божия! Что с мужем-то?

Молчит баба.

Соседки поговорили, поговорили – да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята.

Поп и говорит:

– Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.

Той некогда, другой некогда.

– Да вот, – говорит, – бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут – одна живет.

А бабка Степанида поклонилась и говорит:

– Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.

– Да какое же тебе жалованье положить? – спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается. – Да вот, – говорит поп, – возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.

Только это он проговорил, а баба-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.

– Это что же такое? – говорит. – Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!

Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:

– Ну вот, баба, ты перво слово молвила – тебе и горшок мыть.

Шемякин суд

Жили два брата. Один-то был бедный, а другой богатый. Не стало у бедного брата дров. Нечем вытопить печь. Холодно в избе.

Пошел он в лес, дров нарубил, а лошади нет. Как дрова привезти?

– Пойду к брату, попрошу коня.

Неласково принял его богатый брат.

– Взять коня возьми, да смотри большого возу не накладывай, а вперед на меня не надейся: сегодня дай да завтра дай, а потом и сам по миру ступай.

Привел бедняк коня домой и вспомнил:

– Ох, хомута-то у меня нет! Сразу не спросил, а теперь и ходить нечего – не даст брат.

Кое-как привязал покрепче дровни к хвосту братнина коня и поехал.

На обратном пути зацепились дровни за пень, а бедняк не заметил, подхлестнул коня.

Конь был горячий, рванулся и оторвал хвост.

Как увидал богатый брат, что у коня хвоста нет, заругался, закричал:

– Сгубил коня! Я этого дела так не оставлю!

И подал на бедняка в суд.

Много ли, мало ли времени прошло, вызывают братьев в город на суд.

Идут они, идут. Бедняк думает:

«Сам в суде не бывал, а пословицу слыхал: слабый с сильным не борись, а бедняк с богатым не судись. Засудят меня».

Шли они как раз по мосту. Перил не было. Поскользнулся бедняк и упал с моста. А на ту пору внизу по льду ехал купец, вез старика отца к лекарю.

Бедняк упал да прямо в сани попал и ушиб старика насмерть, а сам остался жив и невредим.

Купец ухватил бедняка:

– Пойдем к судье!

И пошли в город трое: бедняк да богатый брат и купец.

Совсем бедняк пригорюнился:

«Теперь уж наверняка засудят».

Тут он увидал на дороге увесистый камень. Схватил камень, завернул в тряпку и сунул за пазуху:

«Семь бед – один ответ: коли не по мне станет судья судить да засудит, убью и судью».

Пришли к судье. К прежнему делу новое прибавилось. Стал судья судить, допрашивать.

А бедный брат поглядит на судью, вынет из-за пазухи камень в тряпке да и шепчет судье:

– Суди, судья, да поглядывай сюда.

Так раз, и другой, и третий. Судья увидал и думает: «Уж не золото ли мужик показывает?»

Еще раз взглянул – посул большой.

«Коли и серебро, денег много».

И присудил бесхвостого коня держать бедному брату до тех пор, покуда у коня хвост не отрастет.

А купцу сказал:

– За то, что этот человек убил твоего отца, пусть он сам станет на льду под тем же мостом, а ты скачи на него с моста и задави его самого насмерть, как он твоего отца задавил.

На том суд и кончился. Богатый брат говорит:

– Ну ладно, так и быть, возьму у тебя бесхвостого коня.

– Что ты, братец, – бедняк отвечает. – Уж пусть будет, как судья присудил: подержу твоего коня до тех пор, покуда хвост не вырастет.

Стал богатый брат уговаривать:

– Дам тебе тридцать рублей, только отдай коня.

– Ну ладно, давай деньги.

Отсчитал богатый брат тридцать рублей, и на том они поладили.

Тут и купец стал просить:

– Слушай, мужичок, я тебе твою вину прощаю, все равно родителя не воротишь.

– Нет, уж пойдем, коли суд присудил, скачи на меня с моста.

– Не хочу твоей смерти, помирись со мной, а я тебе сто рублей дам, – просит купец.

Получил бедняк с купца сто рублей. И только собрался уходить, подзывает его судья:

– Ну, давай посуленное.

Вынул бедняк из-за пазухи узелок, развернул тряпицу и показал судье камень.

– Вот чего тебе показывал да приговаривал: «Суди, судья, да поглядывай сюда». Кабы ты меня засудил, так я б тебя убил.

«Вот и хорошо, – думает судья, – что судил я по этому мужику, а то бы и живу не быть».

А бедняк веселый, с песенками, домой пришел.

На суде

Мужик вывел на базар продавать быка. Подходит покупатель, сторговал у мужика быка, дал задатку, указал, куда вести его; в такой-то, дескать, дом.

Ведет мужик быка: попадается ему навстречу еще купец.

– Мужик, продай быка!

– Изволь, господин купец.

Сторговались, и этот дал задатку, указал, куда вести.

– Я, – говорит, – сейчас приду!

Повел мужик быка дальше. Подходит третий покупатель, и с этим сторговался, взял и у этого задаток, ведет к нему быка, а тут и прежние двое покупателей подошли: тот тащит к себе покупку, другой – к себе…

Дело добром не ладилось, пошли в суд. Покуда просители объясняли судье свое дело, мужик стоял в прихожей.

К нему выбегает чиновник и говорит мужику:

– Если дашь мне на чай, я тебя научу, как оправдаться!

– Сделай божескую милость, батюшка, будь отцом родным – заплачу!

– Идет. Что бы тебя ни спросили, сперва отвечай: «Ну так что?», а потом: «Вот еще!»

Позвали мужика пред судью.

– Ты, мужик, вот этому купцу продал быка? – спрашивает судья.

– Ну так что? – говорит мужик.

– А деньги получал?

– Вот еще!

– А этому продавал?

– Ну так что?

– А деньги получал?

– Вот еще!

– Ну, и этому продавал?

– Ну так что?

– А деньги получал?

– Вот еще!

– Да что ты – сумасшедший, что ли?

– Ну так что?

– Пошел вон, вот я тебя в кутузку запрячу! – Вот еще!

Только мужик за порог вышел, как чиновник догоняет его:

– Давай, мужик, обещанное, ты обещал мне на чай!

– Ну так что?

– Давай, братец!

– Вот еще!

Так и отбился этим мужик.

СКАЗКИ НАРОДОВ РОССИИ

Шах-петух

^{(татарская сказка)}

В одном курятнике жил-был петух. Ходит петух по двору, ходит, по всем сторонам оглядывается, за порядком смотрит и важничает. Вскочил петух на ограду и кричит:

– Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Я – шах-петух, пади шах-петух, и хан-петух, и султан-петух! Курочки мои миленькие, черненькие, беленькие, пестренькие, золотенькие, кто на свете красивей всех? Кто на свете храбрее всех?

Сбежались все курочки – чернушки, пеструшки, серенькие, беленькие, золотенькие, – обступили своего шаха, великого падишаха, своего светлого хана, могучего султана и запели:

– Ку-да, ку-да, ку-да, ясный хан,

Ку-да, ку-да, ку-да, дивный султан,

Ку-да, ку-да, ку-да, светлый шах,

Ку-да, ку-да, ку-да, пресветлый падишах,

Кому-нибудь с тобой равняться!

Нет никого на свете храбрее тебя,

Нет никого на свете умнее тебя,

Нет никого на свете красивей тебя.

– Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! – запел еще громче петух. – У кого на свете голос громче львиного? У кого ноги могучие, у кого пестрое платье?

– У тебя, наш шах, платье пестрое; у тебя, падишах, ноги крепкие; у тебя, султан, голос громче львиного, – запели куры.

Петух надулся от важности, поднял свой высокий гребень и запел изо всех сил:

– Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку? Ближе ко мне подходите да громче мне скажите: у кого на голове корона выше всех?

Подошли курочки к самой ограде, низко кланяясь важному петуху, запели:

– У тебя на голове корона, как жар, блестит. Ты наш единый шах, ты наш единственный падишах!

А толстый повар подкрался к петуху и схватил его.

– Ку-ка-ре-ку! Ай, горе! Ай, беда!

– Куд-ку-да! Ку-да, ку-да? – закричали куры. Поймал повар могучего падишаха за правую ногу, зарезал повар великого шаха острым ножом, ощипал повар со светлого хана пестрое платье, сварил повар из непобедимого султана вкусный суп.

А люди едят да похваливают:

– Ай да вкусный петух! Ай да жирный петух!

Чей дом лучше?

^{(чукотская сказка)}

Пришла однажды евражка к ручью воды попить. Смотрит: а на другом берегу, прямо против нее, стоит бурый медведь и тоже воду пьет.

– Здравствуй, медведь, – говорит евражка. Как живешь?

– Здравствуй, евражка, – отвечает медведь. – Не плохо живу, но и не хорошо.

– Чего ж так?

– Да берлога у меня тесновата. Спать в ней тепло, а как повернусь, об стены бока обдираю.

– А у меня другая беда, – говорит евражка. – Всем была хороша моя нора, да вот прошел сильный дождь, размыл землю, великовато стало жилище.

– Эх, – сказал медведь, – нашла на что жаловаться!

Будь у меня берлога попросторней, я бы только радовался.

– Так давай поменяемся! – говорит евражка. – Я тебе отдам свою большую нору, а ты мне тесную берлогу.

– Давай! – обрадовался медведь. – Ты где живешь?

– Вон там, на холме, – ответила евражка и показала на кочку на своем берегу. – А ты где живешь?

– Тоже на холме, – сказал медведь и кивнул на сопку на своем берегу.

Медведь перебрел через ручей на этот берег, а евражка по камушкам перебралась на тот берег. И пошли они в разные стороны, каждый в свое новое жилье.

Пришла евражка в медвежью берлогу. Огляделась. Пробежала в один конец, пробежала в другой конец, задрала голову – вверх посмотрела. Села на задние лапки и заплакала:

– Что я буду делать в такой огромной пещере? Лисица прибежит – съест меня, ворон залетит – заклюет меня! Некуда спрятаться, и от ветра негде укрыться!

Плакала евражка, вдруг слышит – кто-то топает. Это медведь явился.

Евражка быстро вытерла слезы и говорит:

– Ты зачем пришел?

– Да вот, – отвечает медведь, – не могу я втиснуться в твою норку. И лапами вперед пробовал, и хвостом вперед, и боком – все никак не влезть!

– Носом вперед надо лезть, – говорит евражка.

– И нос совал – не лезет.

– Ну, уж этого быть не может! – обиделась евражка. – Я-то вся помещаюсь в норе, и еще много места остается. Дай-ка я с твоим носом померяюсь.

Улеглась евражка на носу медведя. Потом сказала:

– Подумать только, какая я, оказывается, маленькая! Никогда этого раньше не замечала.

Медведь сказал:

– Подумать только, какой я, оказывается, большой! Никогда этого раньше не замечал. Что же теперь делать?

– Давай опять меняться, – предложила евражка.

– Давай! – обрадовался медведь.

Он остался в своей берлоге на сопке. А евражка побежала в свою норку под кочкой.

И оба были очень довольны. Никогда больше на свое жилье не жаловались.

Гусь и журавль

^{(калмыцкая сказка)}

Однажды гусь, плавая в воде, вдруг стал хвастаться перед другими птицами своими способностями: «Я и по земле хожу, я и в воде плаваю!» А журавль, услышав эти хвалебные слова, говорит гусю: «Как ты глуп! А ты можешь, как сайгак, быстро бегать по степи? Как рыба, плавать в реке? Как орел, летать в вышине?»

Тогда глупый гусь, сраженный доводами журавля, обиженно замолчал. Ведь истина заключается в том, что, чем много дел знать плохо, лучше знать одно, но хорошо.

Мышь и воробей

^{(удмуртская сказка)}

Жили-были мышь да воробей. Дружно, согласно жили-поживали, ни ссор, ни обид не знали. Перед всяким делом совет друг с другом держали, любую работу вместе выполняли.

Однажды мышь с воробьем нашли на дороге три ржаных зернышка. Думали-подумали, что с ними сделать, и надумали поле засеять. Мышка землю пахала, воробышек – боронил.

Славная рожь уродилась! Мышь острыми зубами споро сжала ее, а воробей крылышками ловко обмолотил. Зернышко к зернышку собрали они весь урожай и стали делить его пополам: одно зерно мышке, одно – воробью, одно – мышке, одно – воробью… Делили, делили, и последнее зернышко лишнее осталось.

Мышь первая говорит:

– Это зерно мое: когда я пахала, нос и лапки до крови натрудила.

Воробей не согласился:

– Нет, это зерно мое. Когда я боронил, крылышки до крови избил.

Долго ли, коротко ли они спорили – кто слыхал, тот и знал, а нам неизвестно. Только воробей вдруг склюнул лишнее зернышко и улетел прочь. «Пусть-ка попробует меня догнать и мое зернышко отнять», – думал он.

Мышка не погналась за воробьем. Огорчилась, что первая затеяла спор. Свою долю в норку перетаскала.

Ждала, ждала воробья, чтобы помириться, не дождалась. И его часть в свою кладовку ссыпала. Всю зиму прожила сытнехонька.

А жадный воробей остался ни с чем, до весны голодный пропрыгал.

Мышка вострохвостик

^{(чувашская сказка)}

Жила-была на берегу большой реки мышка. Звали ее Вострохвостик. Каждый день она садилась у входа в норку, грызла зернышки и поглядывала на реку. Смотрела, как по реке, к далеким берегам, плывут ладьи под парусами. И захотелось мышке путешествовать, побывать в неведомых краях. Но как туда добраться?

Однажды мышка Вострохвостик бежала по берегу и увидела у самой воды арбузную корку.

«Вот мой кораблик! – подумала мышка. – На нем я буду путешествовать!»

Ухватила она арбузную корку, столкнула в воду, сама забралась в нее и поставила из березового лычка парус. Потянул попутный ветер, и кораблик поплыл.

Плывет мышка на кораблике по реке. Навстречу зайчик берегом бежит и кричит:

– Мышка Вострохвостик! Ты куда держишь путь?

– Я отправилась путешествовать, – отвечает мышка, – хочу поглядеть, как живут в неведомых краях, и узнать, нет ли там сладких корешков мне на зубок.

– Возьми и меня с собой! Я принесу морковку.

А будешь ли ты мне другом?

– Буду! – говорит зайчик.

Посадила мышка зайчика на кораблик, и поплыли они вдвоем. Плывут они, плывут, а по берегу навстречу лисичка бежит, спрашивает:

– Мышка Вострохвостик, ты куда держишь путь?

– Я отправилась путешествовать, – отвечает мышка, – хочу поглядеть, как живут в неведомых краях, и узнать, нет ли там сладких корешков мне на зубок.

– Возьми и меня с собой! Я принесу гусиную лапку, на всех хватит.

– А будешь ли ты дружить с нами?

– Почему же нет? Буду! – говорит лисичка.

Взяли они лисичку на кораблик и поплыли втроем. Плыли они, плыли, а по берегу навстречу волк бежит.

Видит, плывет кораблик, и завыл:

– У-у-у! Мышка Вострохвостик! Ты куда держишь путь?

– Я отправилась путешествовать, – отвечает мышка, – хочу поглядеть, как живут в неведомых краях, и узнать, нет ли там сладких корешков мне на зубок.

– Возьми и меня с собой! Я принесу большой мясной хуплу-пирог.

– А будешь ли ты дружить с нами?

– Чем я хуже других? Буду! – говорит волк. Посадили они волка на кораблик и дальше поплыли.

А навстречу по берегу медведь идет. Увидал кораблик и заревел:

– Ох-ох-ох! Чей это кораблик по реке плывет! Кто хозяин?

– Я капитан на кораблике, – отвечает мышка, – мы плывем поглядеть, как живут в неведомых краях, и узнать, нет ли там сладких корешков мне на зубок.

– Возьмите и меня с собой! Я принесу меда, всем хватит.

– Кораблик маленький! – говорит зайчик. – Нас и так много!

– Тебе и сесть негде! – кричит лисичка.

– Все потонем! – завыл волк.

– Я осторожно сяду…

– Ну, так садись! – запищала мышка. – Места всем хватит!

Уселся медведь на кораблик. Плывут звери по реке, пьют, едят, друг на друга глядят, песни поют, приплясывают. Мышка весело попискивает, зайчик лапкой стучит: тук-тук-тук, лисичка посвистывает, волк зубами щелкает, медведь на губах гудит.

Плыли они день, другой, а на третий день припасы к концу подошли. Принялись звери припасы делить. Заспорили. Медведь кивает на волка, что он все один съел, зайчик – на лисичку. А лисичка в стороне сидит да на мышку наговаривает… Заревел на мышку медведь, завыл волк, залаяла лисичка, запищал зайчик.

Испугалась мышка Вострохвостик, задрожала, хвостиком вильнула и парус повалила. Кораблик перевернулся. Все звери в воду упали. Мышка быстрее всех на берег выбралась да за кустик спряталась.

Построила мышка Вострохвостик себе новую норку. Каждый день, как прежде, садилась она у входа, грызла зернышки и поглядывала на реку. Смотрела, как по реке к далеким берегам плывут ладьи под парусами. И досадно было мышке, что друзья помешали ей побывать в неведомых краях. С тех пор мышка Вострохвостик надеется найти себе верных друзей. Сидит она изо дня в день у норки и мечтает, как отправится на кораблике в новое путешествие.

СКАЗКИ НАРОДОВ МИРА

Про королька, про зиму, про орла

и про королевского сына

^{(французская народная сказка)}

В давние времена, много, очень много лет назад, говорят, повздорили между собой Зима и Королек. Не знаю толком, из-за чего.

– Я тебя проучу, пичужка! – грозилась Зима.

– Это мы еще увидим! – отвечал Королек.

К ночи Зима наслала трескучий мороз.

Поутру Зима, видя, что Королек как всегда весел и молодцеват, удивилась и спросила его:

– Где ты провел ночь?

– В прачечной, где поденщицы стирают, – ответил Королек.

– Ладно, сегодня я уж до тебя доберусь.

В эту ночь стало так холодно, что вода замерзала в очаге.

Но Королек был совсем не там, где все замерзало, и на другое утро Зима, видя, что он по-прежнему бодр и весел, спросила его:

– Где ты провел ночь?

– В хлеву, с волами, – ответил Королек.

В следующую ночь настал такой лютый холод, такая небывалая стужа, что у волов хвосты примерзли к заду, а Королек утром все же порхал и чирикал, словно на дворе был май.

– Как, ты еще не помер? – спросила Зима, дивясь тому, что Королек опять тут как тут. – Где же ты провел ночь?

– У молодоженов, в их постели.

– Вот где нашел себе местечко! Кто бы догадался там его искать? Ну да ничего, за мной не пропадет. Сегодня ночью я тебя доконаю.

– Это мы еще увидим! – ответил Королек.

В ту ночь Зима наслала такой мороз, стало так холодно, так холодно, что на другое утро молодоженов нашли насмерть закоченевшими в постели.

Королек приютился во впадине стены, возле жаркой печи булочника, где холод не мог его пронять. Но там он встретился с мышью, тоже искавшей местечка потеплее, и они не на шутку поссорились. Так как они не могли между собою поладить, то решено было покончить дело, назначив через неделю на горе Бре великий бой между всеми пернатыми и всеми четвероногими того края.

Все звери были оповещены, и в условленный день птицы всей округи с утра собрались на горе Бре. Длинной вереницей тянулись туда обитатели птичьих дворов – утки, гуси, индюки, павлины, петухи и куры – и всякие иные птицы: сороки, вороны, сойки, дрозды; там же сошлись лошади, ослы, волы, коровы, бараны, козы, собаки, кошки, крысы и мыши, – никто не мог помешать им в этом. Бой выдался жестокий; шел он с переменным успехом. Перья так и летали в воздухе, а земля была усеяна клочьями шерсти, со всех сторон неслись крики, мычанье, ржанье, хрюканье, блеянье, мяуканье. Вот страшно было!

Уже казалось, что победа останется за четвероногими, как вдруг прилетел Орел, сильно запоздавший; он бросился в самую гущу схватки. Куда бы он ни ударил, он всех разил насмерть, и вскоре перевес оказался на стороне пернатых.

Королевский сын следил за сражением из окна своего дворца. Видя, как Орел расправляется с четвероногими, он улучил минуту, когда тот поравнялся с окном, и ударил его саблей так сильно, что у Орла сломалось крыло, и он упал наземь. Благодаря этому победу все-таки одержали четвероногие. Однако Королек, сражавшийся как герой, пропел свою песню на колокольне святого Эрве, которая по сей день еще высится на горе Бре.

А раненый Орел не мог больше летать и сказал королевскому сыну:

– Теперь тебе придется в продолжение девяти месяцев кормить меня куропатками и зайцами.

– Я согласен, – сказал Принц.

По прошествии девяти месяцев Орел, совершенно исцелившись, сказал Королевскому сыну:

– Теперь я полечу к своей матушке; я желаю, чтобы ты отправился со мной поглядеть на мой замок.

– Охотно, – сказал Принц, – но как я туда попаду? Ведь ты летаешь по воздуху, а я ни пешком, ни верхом не могу за тобой угнаться.

– Садись ко мне на спину.

Принц так и сделал. Они понеслись над горами, над долами, лесами и морями.

– Здравствуйте, матушка, – сказал Орел, прилетев домой.

– Это ты, дорогой сынок? Долго ты отсутствовал на этот раз, я уже тревожилась, что тебя все нет.

– Я сильно хворал, милая матушка, – ответил Орел и, указав на Принца, добавил:

– Это сын короля Нижней Бретани, он приехал повидаться с вами.

– Королевский сын! – вскричала старая Орлица. – Вот лакомый кусочек; мы попируем на славу!

– Нет, матушка, не делайте ему зла; он хорошо со мной обходился в течение тех девяти месяцев, что я прохворал у него; я пригласил его погостить у нас, в нашем замке, – надо его получше принять.

У Орла была красавица сестра, и Принц влюбился в нее с первого же взгляда. Орел и его мать очень были этим недовольны.

Прошел месяц, затем второй, третий; миновало шесть месяцев, а Принц и речи не заводил о том, чтобы вернуться домой. Старухе это совсем не нравилось, и, наконец, она сказала сыну, что если его друг не уберется восвояси, то она изжарит его на обед и подаст под каким-нибудь вкусным соусом.

Услыхав, что задумала мать, Орел предложил Принцу сыграть с ним в кегли с условием: если Принц проиграет, он теряет жизнь, если выиграет – сестра Орла станет его женой.

– Я согласен, – сказал Принц. – Где кегли?

Они вошли в широкую, длинную аллею старых дубов, где стояли кегли.

Когда Принц их увидел, у него сердце замерло. Кегли эти были чугунные, каждая из них весила пятьсот фунтов. Орел взял одну из них и давай ею забавляться: он играючи подбрасывал ее высоко-высоко, а затем ловил, словно яблоко. А бедный Принц свою кеглю даже сдвинуть с места не мог.

– Ты проиграл, теперь я хозяин твоей жизни, – сказал Орел.

– А я отыграюсь, – сказал ему на это Принц.

– Так и быть, завтра сыграем еще партию.

Принц пошел к сестре Орла и со слезами на глазах рассказал ей обо всем.

– Вы обещаете хранить мне верность? – спросила она его.

– Да, до самой смерти, – ответил Принц.

– Тогда вот что надо сделать: есть у меня два больших бычьих пузыря, я выкрашу их в черный цвет, чтобы они стали похожи на кегли, и поставлю их между кеглями брата, в той аллее; завтра, когда вы туда явитесь, постарайтесь первым начать игру и выберите себе два пузыря.

Затем вы им скажете: «Косули, подымитесь повыше и скорее летите в Египет – вот уже семь лет, как вы здесь, и ни разу не отведали железа»; они тотчас взлетят в поднебесье, да так высоко, так высоко, что их и не видно будет. Мой брат вообразит, что это вы их так ловко подбросили; ему самому никак не удастся бросить свои кегли также высоко, и он должен будет признать себя побежденным.

И вот они снова пошли в аллею, где стояли кегли. Принц взял свои две кегли, вернее сказать – два бычьих пузыря, и принялся ими забавляться, подбрасывая их в воздух с такой легкостью, словно в руках у него были два мяча, набитых отрубями; а его противник дивился, глядя на него.