Текст книги "Федор Годунов. Потом и кровью (СИ)"

Автор книги: Иван Алексин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Фёдор Годунов. Потом и кровью.

Пролог

– Не возражаете, если я войду, Константин Сергеевич?

– Чего уж там, входите, раз пришли, – слова давались тяжело, с трудом протискиваясь сквозь непослушные губы. – С самого утра вас жду.

– Меня? – непритворно удивился седовласый, сухонький старичок, в белом халате и внушительных массивных очках в золотой оправе. – Вас кто-то предупредил о моём приходе?

– Ну, не конкретно вас, конечно, – приложив неимоверные усилия, я заставил свои губы сложиться в подобие улыбки. – Но кого-то из меценатов, организовавших для меня эти апартаменты, давно жду. За всё нужно платить.

– А в бескорыстную помощь вы, разумеется, не верите?

– Ну почему же, верю. Так же, как и в неизбежное торжество коммунизма на всей планете.

– В принципе, вы правы, – рассмеялся посетитель, присаживаясь на стул, стоящий возле моей кровати. – У меня есть в отношении вас определённый интерес. Но всё дело в том, что, согласившись на моё предложение, вы ничего не потеряете, а приобрести можете довольно много.

Я мысленно иронически улыбнулся. Что такого ценного может приобрести одинокий, умирающий старик? Какими благами можно его заинтересовать? Ещё никому не удавалось захватить хоть что-то на тот свет. А на этом у меня никого нет. Во всяком случае, никого настолько близкого, чтобы мне не пришлось подыхать в захудалом хосписе.

Так что нечего вам мне дать, уважаемый! Тут вопрос в другом. Я-то вам зачем? Ради чего нужно было озаботиться судьбой нищего, никому не нужного старика, выбивать ему отдельную палату в и без того переполненном учреждении, подключать к явно недешёвой аппаратуре, тратить дорогие лекарства? Что с меня взять? Меня даже на органы после смерти не пустишь.

Но ведь выбили, подключили, лечат!

– Вы меня заинтриговали. Простите, не знаю, как вас по имени-отчеству?

– Лев Геннадьевич, – склонив голову, представился мне посетитель и внушительно добавил: – Академик Нечаев.

– И чем же я могу помочь целому академику? – в моей голове появилась догадка. Опыты? Да, ну. Что не могли найти экземпляр в менее подержанном состоянии?

– Опыты, – тонко улыбнувшись, подтвердил мою невысказанную мысль академик. – Видите ли в чём дело, уважаемый, – склонился он прямо надо мной. – Я хочу подарить вам новую жизнь.

Как ни абсурдно это звучит, но академику я поверил сразу. Может, потому, что просто очень хотел поверить? Да и какой смысл ему меня обманывать? Какие он с этого дивиденты поиметь сможет? Ну, разве что из спортивного интереса. Так вроде осень за окном, а не 1 апреля.

И, опять же, если Нечаев задумал что-то с моей тушкой сотворить, так тут ему моего согласия и не требуется. Оформят потом свидетельство о моей смерти и концы в воду. Никто никаких вопросов по этому поводу задавать не станет. Кому я нужен?

– Эксперименты идут уже более десяти лет, – вещал между тем Нечаев. – Но настоящий прорыв случился лишь три года назад. Врать не буду, несчастных случаев хватало. Но у нас уже имеются два удачных перемещения реципиентов в прошлое. Первый был перемещён во вторую половину 19 века, в сознание Александра II, а затем мы пошли дальше, сумев внедрить испытуемого уже пусть и в самый конец, но уже 18 века, в Павла I. Вы понимаете? – академик склонился ко мне, фанатично поблёскивая очками. – Это прорыв! На очереди 17 век. И в этот раз я предлагаю попробовать именно вам. Ну, если вы, конечно, согласитесь.

– А разве моё согласие так необходимо? – решил поделиться я своими мыслями с «благодетелем». – Наверняка и против воли засунете, если что. Для того одинокого старика и выбрали, – я закашлялся и с горечью добавил: – Обо мне и не вспомнит никто.

– Вы будете смеяться, но участие в эксперименте абсолютно добровольное, – грустно улыбнулся Нечаев. – И не потому, что я такой из себя весь белый и пушистый и до дрожи в коленках чту законы, что вы! – замахал он руками. – Просто без готовности испытуемого сотрудничать, эксперимент теряет всякий смысл. Предположим, мы забросим вас насильно в прошлое, а вы в отместку не отправите нам подтверждение, что перенос прошёл удачно. И что дальше? Вы предлагаете мне к гадалке сходить? Без подтверждения перенос будет автоматически признан проваленным.

– А других способов…

– Других способов узнать, состоялся ли перенос или нет, не существует, – перебил меня академик. – Наша аппаратура сможет лишь подтвердить факт переноса объекта в прошлое. А погиб он при этом или нет, попал ли в тело заданного носителя и получил ли контроль над данным телом, узнать не представляется возможности. Поэтому одновременно с объектом мы закидываем в прошлое специальный контейнер с карандашом и листком бумаги. Кучу энергии на это, между прочим, тратим, – пожаловался мне учёный. – У вас будет всего несколько минут. Вы быстренько пишите о том, как прошёл перенос и запаковываете бумагу обратно в контейнер. Он возвращается и мы узнаём, что эксперимент прошёл удачно. Пока только так и никак иначе, – Лев Геннадьевич грустно вздохнул и нехотя признался: – Иначе я бы с вами тут не разговаривал. Как видите, я предельно откровенен.

Я задумался, пытаясь понять причины такой откровенности. Собственно говоря, принять предложение неожиданного визитёра, я уже был готов. А что мне терять? И так таймер, что при моём рождении запустили, практически обнулился.

Но и спешить с ответом тоже не стоило. Нельзя заключать сделку, не изучив её условий. Уж чему-чему, а этому меня жизнь научила.

– А почему вы уверены, что я пошлю подтверждение?

– Совсем не уверен, – недовольно скривился Нечаев. – Но два момента позволяют мне надеяться, что вы поступите именно таким образом, – академик поднялся со стула и начал неспешно прохаживаться по палате. – Во-первых; элементарное чувство благодарности. Мы подарим вам новую жизнь, Константин Сергеевич. Вы снова станете молодым, полным сил, абсолютно здоровым человеком, да ещё и царём в придачу. Неужели такая услуга не стоит того, чтобы написать нам коротенькую записочку о том, что всё прошло успешно?

– Прямо таки царём? – добавил я в голос скепсиса.

– Именно царём, – с нажимом подтвердил Нечаев. – Чем большее влияние будущий носитель оказал на ход истории, тем проще осуществить перенос сознания объекта в его тело.

– И в какого конкретно царя вы для этой цели избрали?

– А выбора, собственно говоря, и нет, – склонился надо мной Нечаев, уперев руки в спинку стула. – Существует условие, которое мы, пока, не смогли преодолеть; мы можем осуществить перенос в тело носителя не более чем за десять дней до его смерти. И сдвинуть рамки этого ограничения в сторону увеличения, увы, не получается, – сокрушённо развёл он руками. – Поэтому желательно, чтобы реципиент был на тот момент относительно здоров. Ведь переносить вас в тело умирающего человека просто бессмысленно, согласитесь?

– Ну, да, – хмыкнул я. – Для того, чтобы я умер, совсем не обязательно забрасывать в прошлое. Я и тут с этим вполне успешно справлюсь.

– Вот именно, – академик убрал стул и присел на краешек моей кровати. – В 17 веке умерло 8 царей. И только двое из них подходят по это условие. Вы же всю жизнь историю преподавали, Константин Сергеевич. Наверняка сами обе кандидатуры назвать сможете?

– Лжедмитрий и Фёдор Годунов, – ответил я, мысленно анализируя оба варианта. – И того, и другого убили молодыми. Первому было примерно лет 25, а второму вообще 16. Но так, как и Фёдор в итоге отпадает, то альтернативы Лжедмитрию, собственно говоря, нет.

– Это почему же Фёдор отпадает? – лукаво прищурился мой собеседник.

– Так сами же сказали, что я в тело носителя за десять дней до его смерти попаду. К этому моменту, Фёдор Годунов уже будет обречён. Я просто умру молодым, вот и всё.

– Да, не повезло юноше, – трагически вздохнул Нечаев. – Шансов выжить у него практически не было. Другое дело – Лжедмитрий. Он был настолько популярен в народе, что даже после убийства ещё несколько раз воскресал, находя при этом сторонников. Зная дату заговора и имена его участников, вы легко сможете его предотвратить, ну, а дальше, всё в ваших руках. Ну, так что, вы согласны?

– Вы забыли упомянуть о второй причине, по которой я сообщу о том, что перемещение прошло удачно.

– Забыл, – согласился со мной Нечаев. – Но тут всё очень просто, Константин Сеергеевич. Согласитесь, глупо, получив в дар новую жизнь, тут же подвергать её смертельному риску, – сделал он ударение на последних словах. – Без вашего подтверждения, эксперимент будет признан неудачным. И мы, естественно предпримем другие попытки осуществить перенос, – учёный внушительно заглянул в глаза: – До тех пор, пока не добьёмся положительного результата. – веско добавил академик. – С риском стереть в этот раз уже ваше сознание, Константин Сергеевич. Так что я думаю, отправить сообщение о благополучном переносе, будет и в ваших интересах.

* * *

– Добрый день, Лев Геннадьевич. Всё готово. Аппаратура работает в штатном режиме. Через семь минут пробой.

– Хорошо, Серёжа, – старший научный сотрудник Сергей Николаевич Чижовский на днях как раз отметил сорокалетний юбилей, но академик Нечаев по старой привычке продолжал называть своего бывшего студента по имени. – Каково состояние объекта?

– В пределах нормы, – усмехнулся Чижовский, направившись вслед за академиком к расположенной в центре огромного зала прямоугольной капсуле. Ну, а какое ещё состояние может быть у девяностолетнего старика, одной ногой стоящ… лежащего на пороге смерти? В ближайшие семь минут до начала эксперимента не загнётся, значит, норма.

– Добрый день, Лев Геннадьевич – вразнобой поприветствовал руководителя проекта с десяток людей в белых халатах и расступились, освобождая место напротив небольшого смотрового окна, вмонтированного в стенку капсулы. Сбоку подкатился неопрятный толстячок в мятой спецовке.

– Я всё проверил, Лев Геннадьевич. Оборудование в норме. Заданные параметры введены.

– Надеюсь, в этот раз сбоя не будет? – Михеева академик недолюбливал за его несобранность и постоянное разгильдяйство, но замены главтеху просто не было.

– Ни в коем случае, – горячо заверил тот. – Забросим подопытного куда нужно. Можете быть уверены.

Нечаев демонстративно отвернулся к смотровому окну и заглянул внутрь, по привычке сунув руки в карманы халата и раскачиваясь с пятки на носок и обратно.

– Ну, что же, коллеги, приступим. Начинаем перенос.

Сам перенос подопытного продлился не больше минуты. Капсула утробно заурчала, задорно перемигиваясь световыми датчиками и мелодично звякнула, подтверждая завершение работы.

– Перемещение объекта завершено, – продублировал сигнал Михеев, отворачиваясь от компьютера.

– Значит, ждём.

Больше всего Нечаев ненавидел именно эти минуты ожидания. Минуты, когда уже ничего не зависело от него. Минуты, что заключали в себе либо успех, либо очередную неудачу.

– Что-то долго сегодня, – не выдержал гнетущей тишины один из ассистентов, и тут же смолк, словно испугавшись собственного голоса.

– В прошлый раз, когда Верника в 19 век отправляли, ещё дольше ждали! – тут же взвился Михеев, вскочив из-за стола. – Помните, Лев Геннадьевич? – повернулся главтех к академику.

– Ждём, – припечатал ладонью по столу Нечаев, пресекая завязавшийся было спор. – Время ещё есть.

– Есть! – вторя ему, проорал молодой техник, отлипая от монитора. – Сейчас проявится!

Взволнованные крики учёных, начавших тыкать пальцами в окно капсулы, подтвердили его слова.

Михеев, расталкивая коллег, бросился к компьютеру, оттеснив от него техника и, быстро считав информацию, лихорадочно застучал по клавишам.

В капсуле что-то пискнуло, панель на её стенке вновь перемигнулась огоньками и, в открывшееся круглое окошечко, на специальную подставку выдавило контейнер.

Чижевский, подскочив, цапнул холодный словно лёд шар и быстро протянул Нечаеву.

По установившейся традиции, которую никто не дерзал нарушать, вскрывал контейнер именно он.

Академик нарочито небрежным движением нажал на маленькую кнопочку, располовинив контейнер, отодвинул в сторону карандаш, достал сложенный пополам листок, развернул, вчитываясь в нацарапанные строки.

– Что там, Лев Геннадьевич? – спросил Михеев, нервно топчась возле академика и как мальчишка, норовя заглянуть через плечо. – Судя по всему, получилось? Перенос состоялся?

– Перенос? – переспросил академик, разворачиваясь к нему. – Перенос-то состоялся. А вот получилось ли? – он устало поскрёб пальцами по морщинистому лбу и выдал вердикт: – Боюсь, что нет.

– Это как же? – не понял Михеев, нервно теребя край спецовки.

– А ты сами прочти, Николай, – криво улыбнулся Нечаев, передавая ему листок.

Главтех быстро пробежал глазами по коротенькой записке, побледнел и неуверенно попытался вернуть листок обратно.

– Ты вслух прочти, – демонстративно скрестив руки за спиной, остановил его академик. – Не видишь, люди ждут.

– Идиоты! Кто так работает⁈ Вы меня в Фёдора Годунова засунули! Мазилы!

– Как же так, Лев Геннадьевич, – на Михеева было больно смотреть. – Я был уверен, что в этот раз всё получится! Все данные говорили о том, что на том конце пробоя именно Лжедмитрий! Да и не было такого раньше, чтобы мы сознание испытуемого не в того носителя перекидывали.

– Вот ты и подумай об этом на досуге, – сухо ответил Нечаев. – Работа аппаратуры – это твоя епархия, Коля.

– Значит опять неудача, Лев Геннадьевич, – отодвинул на задний план окончательного сникшего главтеха Чижевский.

– Что поделаешь, Серёжа, – вздохнул в ответ академик. – Потери просто неизбежны. До тех пор, пока мы не научимся полностью контролировать процесс переноса, во всяком случае. Этот хотя бы откликнулся в отличие от предыдущей четвёрки.

Учёные помолчали, задумчиво посматривая на техников, суетящихся у капсулы.

– Повторный пробой готовить? – прервал затянувшееся молчание Чижевский.

– А зачем, Серёжа? – отвлёкся от своих мыслей Нечаев. – Алтуфьев обречён. Его там на куски порежут. Но если даже он каким-то чудом сумеет спастись, предположим, удрав за границу, то вернуть власть он всё равно не сможет, – академик помолчал, пожевав губами и направившись к выходу, веско добавил: – Готовь шестого испытуемого, Сергей. В этот раз мы просто обязаны добиться успеха.

– Хорошо, Лев Геннадьевич, – кивнул Чижевский, следуя за академиком, и тихо одними губами прошептал: – По крайней мере, десять дней жизни мы ему подарили.

Глава 1

Собственно говоря, никакого переноса я не заметил.

Не было ни яркой вспышки света, ни помутнения сознания, ни навалившейся тьмы с прочими полагающимися такому событию спецэффектами. Перемещение произошло мгновенно, одним щелчком вбив моё сознание в тело будущего носителя.

Раз и всё! И вот я уже осознаю себя Фёдором Борисовичем Годуновым, не потеряв при этом собственного «Я» со всеми своими приобретёнными за долгую жизнь знаниями и навыками. Две такие противоречивые по своей сути личности гармонично соединились в одну, образовав сюрреалистический коктейль из скепсиса и суеверий, старческого рационализма и бесшабашной молодости.

Осознаю, и тут же с чувством матерюсь, мгновенно оценив размеры той задницы, в которой умудрился очутиться.

Какой к дьяволу, Годунов⁈ Я же в Лжедмитрия попасть должен был! А этого юношу уже завтра власти лишат и под замок посадят, а через десять дней, и вовсе убьют, то ли задушив, то ли зарезав. Историки по этому поводу давно спорят.

Ну вот, скоро я совершенно точно узнаю, кто из них прав оказался. В полной мере на себе, так сказать, прочувствую. Вот только рассказать об этом, уже никому не смогу!

Так спокойно! Без паники! Паниковать начнём, когда меня вязать придут. Но это, по любому, будет только завтра. Значит, есть немного времени, всё спокойно обдумать. Должен быть выход. Обязательно должен!

Я встал, только теперь осознав, что до этого сидел за небольшим, накрытым цветастым, шёлковым покрывалом столиком с резными ножками, стоящим возле окна. Осмотрелся, фиксируя взглядом, чужую и вместе с тем с детства знакомую обстановку; большой, покрытый чёрным лаком шкаф, стоящий возле стены, массивный кованый сундук с железным кольцом на крышке, расположившийся в противоположном углу, задёрнутый занавеской застенок – полку с несколькими иконами над ним. Дальше дверь, ведущая в царские хоромы.

Вот и весь интерьер личного царского кабинета. Вроде и довольно скромно, но при этом – богато. То же кресло, с которого я поднялся, не каждый боярин себе позволить может. А ковёр, что под ногами лежит, из самой Персии в подарок тамошним шахом Аббасом прислан. Живи, как говорится, да радуйся. Ну, радоваться я,могу сколько угодно, а вот пожить…

«С пожить» большая проблема.

Тяжело вздохнув, поднимаю с ковра контейнер. Отписаться всё же нужно. Конечно, шансов выжить откровенно мало, но вдруг? Буду потом волосы на голове рвать и в холодном поту просыпаться, каждую секунду ожидая, что меня вот-вот сотрут. Нет уж! Лучше отпишусь. Заодно и пару ласковых этим сапожникам от науки напишу, душу отведу!

Упаковал записку в контейнер, проводил глазами растворившийся в воздухе шар, снова вздохнул.

Всё. Вот и последняя ниточка с прошлой жизнью оборвана. Дальше сам.

Вот только куда дальше? Под замок или сразу в окно выброситься? Ну, чтобы не мучиться! Вдруг они меня больно зарежут?

Я ещё раз непечатно выругался и сжал кулаки, упрямо мотнув головой.

Хватит! Распустил, понимаешь, сопли! Это у настоящего Фёдора Годунова шансов выжить не было. У меня перед ним есть одно важное преимущество. Я будущее знаю! И не только своё, а всего этого кровавого куска человеческой истории. Не зря, помнится, в своё время дипломную по Смутному времени писал. Теперь, главное, эти знания использовать грамотно и жизнеспособный план спасения придумать.

Итак, для начала рассмотрим со всех сторон положение, в которое я попал.

Начнём с немногочисленных плюсов. Да и такие пока ещё имеются. Первое – я царь! И пусть править мне осталось меньше суток, но сам статус до самой моей смерти никуда не денется. Так царём и умру. Второе – я молод и здоров! Только этим летом шестнадцать лет исполниться должно. В третьих, – я получил все знания и навыки своего реципиента; хорошо стреляю, неплохо владею холодным оружием, отменно образован для этой эпохи. Вон даже восемью языками владею. Похоже, не врали современники, рассказывая об блестящем образовании, что дал Борис Годунов своему сыну. В четвёртых, – я знаю заранее обо всех событиях, что произойдут в ближайшее время. Не зря более полувека историю в школе преподавал. В пятых…

Что, всё что ли? Больше и похвастаться нечем? Мда… Ну, тогда перейдём к минусам. А вот их как раз многовато будет.

Царь-то я, может, и царь, но на редкость непопулярный и не имеющий поддержки ни у одного из слоёв населения. Ну, разве что церковь в лице престарелого патриарха Иова всё ещё на моей стороне. Да и то ненадолго. Вот зарежут меня, приедет Лжедмитрий на Москву, так почти ослепшего старика сана лишат, да и сошлют в Старицкий Успенский монастырь, свой век доживать. А вместо него более сговорчивого найдут, правильно политику партии понимающего.

Я на секунду задумался. Неужели мне, и вправду, кроме немощного старика и опереться не на кого?

Войско? Так оно вместе с главным воеводой Басмановым уже перешло на сторону самозванца и идёт к Москве; ЛжеДмитрия на трон сажать. Уже к Туле, в данный момент, подходит.

Стрельцы? Так они уже завтра сторону «истинного» царя примут. Во всяком случае, когда моего реципиента власти лишали и убивали, никто из них на защиту не кинулся.

Бояре? Ну, это даже не смешно! Большинство из них выскочку Бориса Годунова люто ненавидело. Соответственно и на сына свою ненависть перенесли. Меня ещё и придушить не успеют, а они уже посольство к самозванцу пошлют и над трупом отца надругаются.

Дворянство? Так значительная часть дворян и детей боярский как раз вслед за самозванцем к Москве и марширует. Да и не собрать дворянское ополчение быстро. Меня десять раз удавить успеют, пока они придут. Это если кто-то вообще на зов откликнется!

Так. Кто у нас там ещё остался?

Народ московский? Купцы, посадские, крестьяне? Вот именно они меня вязать завтра и придут. Они как раз больше других в истинного, «природного» царя верят.

А «я» даже короноваться за то время, что у власти находился, не удосужился. А здесь это значение имеет. Недаром в народе слух ходит, что, дескать, не смеет Федька шапку Мономаха на себя одевать. Бога дескать боится; по неправде против истинного царя идти!

За что же они Годуновых так ненавидят то, а?

Характерный пример. За годы Смутного времени кроме четырёх Лжедмитриев появилось ещё несколько десятков различных царевичей-самозванцев. Иван Грозный наверное в гробу бы перевернулся, если бы узнал, сколько у него сыновей и внуков объявилось. Вымышленных, хочу заметить, которых и в природе, в отличие от того же Дмитрия, не было. Среди них даже сын Василия III затесался, хотя по давности лет на эту роль по возрасту совсем не подходил. Про Дмитрия вообще отдельная песня. Вроде и убивали не один раз у всех на глазах, а всё равно воскресал.

Ну, модно было в то время царевичей плодить. Но среди всех этой плеяды самозванцев не было ни одного воскресшего Годунова. Мда. Неприятный показатель, однако.

Итак, вывод однозначный. Средств удержать власть, у меня нет. От слова совсем. И что же в этом случае прикажите делать? Умирать, буквально чудом вернув себе молодость, что-то совсем не хочется.

В раздумье, я подошёл к окну, открыл его, наполняя комнату гулом, идущим с Красной площади.

Выход, похоже, только один. Бежать мне из Москвы надо. Без оглядки бежать. Укрыться где-то на время и подготовить почву к триумфальному возвращению. Это сейчас мои ставки совсем не котируются. Через пару лет; когда имя Дмитрия себя значительно дискредитирует, а на престоле будет сидеть ещё более непопулярный, чем Годуновы Шуйский; когда страну будут разрывать в клочья польские и шведские интервенты; когда начнут разорять города и деревни казацкие отряды и разбойничьи шайки; вот тогда появится шанс и у меня.

– Государь.

Я дёрнулся, рефлекторно хлопнув створкой окна, резко развернулся, сжав кулаки. В дверях стоял тучный, пожилой боярин в дорогой, обшитой бархатом, собольей шубе.

«Семён Годунов» – тут же подсказало подсознание, выудив информацию из памяти реципиента. – «Мой дальний родственник и глава сыскного приказа».

Вот же, козёл бородатый! Напугал! Кто же так к царю входит? Вот ведь нравы. Ни постучатся тут тебе, ни разрешения войти спросить. Ломятся в кабинет, все кому не лень!

Я тяжело вздохнул, не давая резким словам сорваться с языка. А что я хотел? Царь на Руси – фигура публичная. Постоянно на виду. И даже посрать в сопровождении целой толпы ходит. Иначе никак! И уединиться может только в опочивальне, да в собственном кабинете. И то, вот как сейчас!

Да и боярин явно не о погоде языком почесать пришёл. Вон как перекосило болезного; глаза шальные, борода всклокочена, щека как у припадочного дёргается. Сразу видно; не в себе человек и со мной причиной этакой метаморфозы спешит поделится. Ну, так пусть выскажется. Ничего нового он мне, конечно, не сообщит, но хоть душу себе облегчит.

– Что случилось, Семён?

– Бунт на Москве назревает, государь, – хрипло выдохнул, Годунов. – Народишко о грамотках воровских шепчется да весь твой род, уже не таясь, проклинает. Сегодня ещё двух крикунов поймали.Я их в застенки хотел определить, а люди отбили. Сам еле ноги унёс.

Начинается! Вот он, предвестник завтрашней смуты, когда меня прямо в кремле вязать начнут. А потом девять дней мучительного ожидания и здравствуй удавка или нож убийцы.

– Я стрельцов хотел на помощь позвать, а те лишь скалятся да морды в сторону воротят.

– Это они сегодня скалятся, а завтра за сабли возьмутся, – мрачно пообещал я боярину, усаживаясь обратно за резной стол. – То же Гришку Отрепьева ждут.

Годунов затоптался, не смея без дозволения сесть в другое кресло.

Ничего, ему полезно будет. Человек он, конечно, преданный. Ну, а как иначе? Уж кому, кому, а «правому уху» царя Бориса Годунова, при падении его сына, наверняка несдобровать! Что, впрочем, и случилось в том, другом прошлом. И месяца после «моей смерти» не прошло, как Семёна в Переяславль-Залесский отвезли и там задушили.

Вот только сам он в этом и виноват! После смерти папашки моего, считай Семён правительство и возглавил, власть с моей матушкой разделив. Полтора месяца страной рулил, а что сделано? Просрал всё что можно, а напоследок ещё умудрился и Басманова, что во главе войска стоял, против себя восстановить и к измене в пользу самозванца подтолкнуть. Не знаю. Может исполнителем при царе Борисе он был и не плохим, а правитель из него дерьмовый получился!

– Что делать думаешь? – спросил я, особо не интересуясь ответом.

Ничего он уже не сделает. Раньше нужно было делать. А теперь нет у него для того ни ресурсов, ни власти. Профукал всё.

– Это всё Федька Мстиславский, – заскрипел зубами Семён. – Через него и измена по Москве идёт. Казнить его нужно, государь. Его, да всех Шуйских, да Богдашку Бельского. Они воду мутят. Дозволь, я своих людей пошлю. Не будет их, народишко и поутихнет.

– Уже не утихнут, раз самозванец к Москве подходит. Не ко времени сейчас бояр казнить. Только смуту в городе поднимем. Да и не выйдет у тебя ничего. Стрельцов не поднимешь, а против твоих людишек, у них свои есть. Нет. Мы потом с ними счёты сведём, когда расстригу одолеем. А пока нужно люд московский на свою сторону перетянуть.

– Да как же его перетянешь?

– Значит так, – задумался я. – Вели дьякам несколько указов написать.

О том, что никакие указы меня сейчас не спасут, было предельно ясно. Мёртвого припарками не вылечишь. Но вот на будущее задел создать, можно попробовать. Нужно столько всего народу наобещать, чтобы даже депутаты, сравнив со своими предвыборными обещаниями, головой в восхищении покачали: «Вот, мол, даёт»! Тем более, что мне их выполнять в связи с завтрашним снятием с занимаемой должности, не придётся. Народ, конечно, над этими указами посмеётся. Они Дмитрия ждут. Но и пусть смеются. Посмеются, другим расскажут, чтобы тоже посмеялись, глядишь, молва по стране разойдётся и не забудется. А вот потом через пару лет, когда жизнь совсем хреновая настанет, обо мне и вспомнят. Особенно если всё правильно преподнести. Был, мол, царь, что жизнь простому люду облегчить хотел, да бояре не дали и даже самозванца в Кремле над собой посадили, лишь бы те указы похерить. Вот тут я весь в белом, да на лихом коне и появлюсь.

– Первое об увеличении стрельцам жалования вдвое.

– Дык оттуда деньжищ столько взять, государь – изумился Годунов. – Казна пустая.

– Коль одолеем вора у изменников-бояр имущество конфискуем, а нет, пусть тогда самозванец им и платит, – усмехнулся я. – Второе. Уменьшить все подачи, что в казну посадские да купцы платят, также двое.

– Государь, – Семён, выпучил глаза, уже не зная, что и сказать.

– Третье, – решил я окончательно добить боярина. – Поместья дворянские с этого дня передаются им в вотчины и могут владельцем своим сыновьям передаваться по их усмотрению.

– Этак ты всё государство порушишь, государь, – сумел всё же выдавить из себя Годунов, хватая ртом воздух, словно карась выброшенный на берег.

– Ступай. И чтобы сегодня же эти указы на лобном месте зачитали. А бояр пока не трожь. До поры.

Ну, вот. Небольшой камушек на перспективу я заложил. А заодно и изрядную свинью Гришке Отрепьеву подложил напоследок. Пускай своё правление с отмены этих указов начинает. Популярности ему это точно не добавит. И бояр до поры сохранил. Оно, конечно, заманчиво тому же Мстиславскому или Шуйскому шеи попробовать посворачивать. Вот только, кто потом Лжедмитрия скидывать будет? Так что пусть, пока, живут. От этих я хоть знаю, чего ожидать.

Проводил взглядом понурого боярина, покачал сокрушённо головой. Вот ведь. Вроде ещё живой человек, а уже покойник. И я, на данный момент, в этом отношении от него мало чем отличаюсь. Но у меня хотя бы есть шанс, если сбежать удастся. Вот только куда бежать? За границу?

Я задумался, взвешивая варианты.

Север и Восток сразу отпадают. Нет там никого. На Севере только моржи, а на Востоке до самого Китая никакой серьёзной силы. Остаются Запад и Юг.

Взглянем на Запад. И там мы имеем только две страны, на данный момент воюющие друг с другом: Швецию и Речь Посполитую, то есть Польшу, объединенную с Литвой.

И война эта ещё долго продлится. Там ведь не только Прибалтику никак не поделят. Там ещё и личные счёты у правителей серьёзные. Дело в том, что нынешний польский король Сигизмунд, родился в Швеции. И одно время был одновременно королём в обеих странах. Вот только долго враскорячку простоять не получилось, и в Швеции Сигизмунда родной дядя с престола сковырнул. С тех пор и воюют.

И в какую из этих стран мне бежать? В Польшу? Так там не для того Лжедмитрия приласкали, чтобы обратно скидывать. Тем более, он на первых порах тому же Сигизмунду и иезуитам много чего наобещал. Так что меня там либо сразу прибьют, либо в подземелье какого-нибудь замка навечно заточат, чтобы было кем усевшегося на трон самозванца пугать.

Нет, туда мне не нужно!

Казалось бы, в связи с этим, закономерно вытекает решение искать убежища в Швеции у Карла IX, что правит сейчас северной страной. Уж он-то меня польскому ставленнику на московском престоле, ни за что не выдаст.

Так-то оно так. Вот только не нужно забывать, что у Швеции тоже свои шкурные интересы на Руси имеются. И они в Смутное время также жирный кусок оттяпать попытались. И кое-что оттяпали, между нами говоря. А мне за шведскую помощь ещё больше отдать придётся. Это если они меня вообще поддержат. У них же там свой кандидат на московский престол со временем появился. В общем, быть их марионеткой и разменной монетой, я тоже не хочу. И не буду.

Ну, а ехать ещё дальше на Запад, просто смысла нет. Там до далёком Московии никому никакого дела нет. Буду всю жизнь прозябать при дворе какого-нибудь правителя в качестве полугостя-полушута, подбирая объедки с чужого стола. Разве это жизнь?

Посмотрим на Юг. Там тоже идёт затяжная война. Хотя туркам с персами не привыкать. Они уже не один век между собой режутся. На данный момент там как раз Персия доминирует. Вот только нужно быть совсем безумцем, чтобы стать игрушкой в руках шаха или султана.

О крымском ханстве даже и речи нет. Стать виновником ещё одного кровавого набега татар на Русь? Столько крови и горя моя совесть не вынесет.

И всё же на Юге есть один если не хороший, то сносный вариант. Картли. У меня там даже и невеста уже имеется! Михаил Татищев как раз сейчас из Грузии возвращается, везя согласие картлийского цара Георгия X на брак со мной его дочери Елены. Конечно, в связи со смертью моего реципиента, эта свадьба потом расстроилась, но я-то пока живой и умирать самым решительным образом отказываюсь!