Текст книги "Основы истинной науки - Книга 1-я БОГЪ не опровержимъ наукой. И. А. Карышев"

Автор книги: Иван Карышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

29) Карл Фохт в Естественной истории Мироздания (перев. Пальховского, Москва, 63, стр. 18), говоря о небесных телах, заканчивает главу нижеследующими словами: «Как велик и как прост весь этот процесс! Только Божество могло задумать и выполнить его; человеку же остаётся только размышлять о нём и исследовать его. И, конечно, мы через это приближаемся прямым путём к нашему Величественному Отцу, Который может всё задумать, – соприсутствуем Ему и пребываем на Его совете; если же этого нельзя, то падите в прах и молитесь безмолвно».

30) Тиндаль кончает свою речь, читанную им в British Association, в Белфасте, в 1874 году, следующими словами: «Мир вмещает в себе, наряду с Ньютоном, Шекспира, наряду с Байлем – Рафаэля, наряду с Кантом – Бетховена, наряду с Дарвином – Кар-лейля. Ни в одном из них, лишь во всех их вполне выражается человеческая натура. Они не противополагаются друг другу, они друг друга восполняют, один не исключает другого, и все соединимы вместе. И когда дух человека, не удовлетворённый всеми ими, подобно пилигриму в тоске по родине, обратится к той тайне, из недр которой он вышел, захочет соединить мысль и веру, когда при этом будет изгнан всякий след нетерпимости и изуверства и ясно будет сознано, что здесь для мысли нигде не может быть положено крайней преграды и что последующим временам должна быть гарантирована свобода установить свои отношения к этой Тайне сообразно со своими собственными потребностями, тогда я, разбив те преграды, которые выставляет материализм, буду утверждать, что здесь открывается поле для упражнения благороднейших способностей, которые, в противоположность познавательным, можно назвать творческими способностями.

31) Линней, окончив свои наблюдения над организацией растений, восклицает: «Вечный, беспредельный, всеведущий и всемогущий Бог прошёл мимо меня. Я не видал Его лицом к лицу, но отблеск божества наполнил мою душу безмолвным удивлением. Я видел след Божий в Его творении; и везде, даже в самых мелких, незаметных Его произведениях, что за сила! Что за мудрость! Что за неизречённое совершенство! Я наблюдал, как одушевлённые существа, стоя на высшей ступени, связаны с царством растений, а растения, в свою очередь, с минералами, которые находятся в недрах земного шара, и как этот самый шар земной тяготеет к солнцу и в неизменном порядке обращается вокруг него, получая от него жизнь. Я видел, как солнце и все другие звёзды, вся солнечная система, бесконечное звёздное небо движется в пространстве, поддерживается в пустоте по воле непостижимого первоначального двигателя, Существа существ, Причины причин, Правителя и хранителя мира, Господа и Создателя всякого творения...

Все вещи носят на себе печать божественной мудрости и силы; в них заключается наше благо и источник нашего счастья. В пользе, какую они нам приносят, я вижу благость их Творца, их красота показывает Его мудрость, а их гармония – продолжение их существования, их точные размеры и неисчерпаемая производительность показывают могущество этого великого Бога»!

Не это ли вы называете провидением? Да, это и есть провидение; им только и объясняется устройство мира. Итак, справедливо верить, что есть Бог, существо беспредельное, вечное, ни от кого не происходящее, не сотворённое, без которого ничего не существует, которое создало и устроило мир. Он невидим для наших глаз, которые наполняет лучами своего света; мы только мысленно постигаем Его, и Его величие таится в глубоком святилище нашего духа». (Бог в природе. Флам. стр. 5).

32) Вольтер, несмотря на то, что всю жизнь нападал на клерикалов и религию, находил богатую пищу для своего остроумия в исповеданиях вер, смеялся над чудесами, отлучениями от церкви, над кафедрой и катехизисом и считал за великую для себя честь быть гонимым клерикалами, приправляя всякое столкновение с ними ядами своей сатиры, – всё же верил в существование Бога. В вопросе, следует ли принять достаточное основание для действия Бога, Вольтер ставит очень высоко убеждения Лейбница, который отвечал на это утвердительно; кроме того, он во многих своих произведениях рекомендует взгляды Ньютона на Бога и на целесообразность вселенной. Передавая теорию Ньютона, он прямо выражается следующими словами; «Ньютон рассматривает пространство и время как два существа, существование которых необходимо следует из существования Бога; ибо бесконечное существо существует на каждом месте, следовательно, каждое место существует; бесконечное существо существует бесконечное время, следовательно, бесконечное время есть нечто существующее». (Мир как Целое, стр. 446).

Вольтер не хотел быть материалистом и энергично осмеивал атеизм. В нём бродило, очевидно, неразвитое и не вполне сознанное им начало основной исходной точки зрения Канта, когда он неоднократно возвращается к теме о Боге, которую он резче всего выражает известными словами: «Если бы не было Бога, то нужно было бы Его изобрести». Он чрезвычайно остроумно смеётся над Бэлем, считавшим возможным атеистическое государство, и говорит, что если бы Бэлю дать пятьсот или шестьсот крестьян под его управление, то он сейчас же заставил бы проповедовать учение о Божественном возмездии. Очистив этот взгляд от юмора и колкостей, можно безошибочно заключить, что Вольтер считал понятие о Боге вполне необходимым для поддержания добродетели и справедливости. Если он и был очень далёк от того, чтобы, следуя своим учителям Ньютону и Кларку, заключить мир с Церковью, то он всё-таки оставался всю жизнь верным двум великим основным мыслям из метафизики. Нельзя отрицать, что человек, который со всею силой работал над разрушением церковного верования, автор знаменитого Ecrasez l’infame, есть великий приверженец теологии, и что он относится к бытию Бога может быть серьёзнее, чем кто-либо из английских деистов. Для него Бог есть художник, Который создал мир на основаниях мудрой целесообразности. Если Вольтер позднее и перешёл к мрачному воззрению, любящему представлять зло в мире, то всё-таки он был очень далёк от признания слепо правящих законов природы.

Вольтер полагал, что следует потерять всякий здравый человеческий смысл для того, чтобы думать, что уже простого движения материи достаточно, чтобы произвести чувствующее и мыслящее существо (см. Hettener, II, S. 183). Следовательно, не только Творец нужен для того, чтобы создать мыслящую материю, но Творец и не может произвести в ней мышление посредством простого движения вещества. Должна быть особенная сила, которою Он наделяет материей, и эта сила, по всей вероятности, хотя она сама и не есть движение, может вызывать и движение (в произвольных действиях). (Ланге, т.I, стр. 270 – 273).

33) Фихте в Sittenlehre (стр. 189 – 194) говорит: «В Бога мы должны веровать, а не умозаключать о Нём. Вера есть основа всякого убеждения как научного, так и нравственного. Почему мы убеждены в существовании мира? Мир есть не что иное, как воплощение того, что заключено в нас самих, а между тем мы убеждены, что он существует. Точно так же Бог существует в нашем сознании, но мы признаём Его бытие. Бог есть нравственный порядок мира, только такое представление о Нём истинно. Лишь только мы начинаем приписывать Ему разум или олицетворять Его, – мы необходимо впадаем в антропоморфизм. Бог бесконечен, поэтому Он вне ведения нашей науки, способной обнять лишь конечное, но Он не вне нашей веры». (Льюис, т.II, стр. 298).

«Я убеждён также, что мы являемся в этот мир не для наслаждения, а для тяжёлого труда; всякая радость ниспосылается нам только для того, чтобы подкрепить нас для последующих усилий, и я уверен, что от нас требуется не устроение своей собственной судьбы, но саморазвитие. Поэтому я вовсе не беспокоюсь о том, что находится вне меня; я стараюсь не казаться, а быть. Быть может, этому я и обязан тем глубоким спокойствием, которым наслаждаюсь; впрочем, и моё внешнее положение довольно благоприятно для такого настроения духа». (Льюис, т.II. стр. 282).

33) Шеллинг. Если отделить его умозрения от чисто диалектических рассуждений, то выводы получаются такого рода:

«Идеализм односторонен. Кроме субъекта, должен существовать объект; оба же они совмещаются в Абсолюте. Этот абсолют не есть ни идеальное, ни реальное, – ни дух, ни природа, но и то, и другое. Он есть Бог; он есть всё во всём, вечный источник всякого бытия. Одна форма, в которой он реализует себя, есть объективность, другая – субъективность. Он сознаёт самого себя в человеке; человек же проявляет разум, как высшую форму своего существования, и посредством этого разума Бог познаёт Самого Себя». (Льюис, т.II, стр. 307).

35) Гегель признавал Троицу, да и вообще вся его система носит тройственный характер. Бог Отец есть вечная идея an und für sich, т.е. идея, как необусловленная абстракция. Бог Сын, рождённый от Отца, есть идея, как Andersein, или как обусловленная реальность. Происшедшее таким образом разделение сообщает абстракции, путём отрицания, реальное бытие. Бог Дух Святой есть совмещение Бога Отца и Бога Сына или, другими словами, отрицание отрицания и совершенная целостность бытия. Бог Дух Святой есть сознание самого себя как духа, сознание, составляющее условие его бытия. Бог Отец существовал прежде и создал его, это значит, что Бог Отец существовал an sich, как чистая идея, прежде чем принять реальность. Он создал мир потому, что творить – это его природа (es gehört zu seinem Sein, Wesen, Schöpfer zu sein). Если бы Он не создал мира, Его собственное бытие было бы неполно.

С вышеприведённым воззрением связано и другое, менее точно формулируемое, но столь же распространённое воззрение, согласно которому Бог, создав мир актом Своей воли, предоставил затем мир Самому Себе и не вмешивается в его развитие, как говорит Гёте: «Бог восседает на высоте, смотря на движущийся мир». Но не таково учение Св. Павла, которое он выразил полными глубокого смысла словами: «В нём мы живём и движемся, имеем бытие». Мы живём в Боге, а не вне Его и не только при посредстве Его. Это и разумеет Гегель, утверждая, что творчество не есть единичный акт. Творчество было, есть и всегда будет. Творчество есть реальность Бога, это такая деятельность Его, которая прекращается после одного акта и не исчерпывается им. (Льюис, т.П, стр. 326, 327).

36) Шлейден: «Органы, бывшие в молодости мягкими и гибкими, делаются жёсткими, костенеют и отказываются служить. Прах нашего тела всё больше и больше приближается к праху земли; душа, утомлённая постоянным стеснением, освобождается, наконец, от своей тяжёлой оболочки; тело, происшедшее из земли, предоставляется медленному горению, которое мы называем разложением. А душа одна, бессмертная и нетленная, сбросив вещественные оковы, улетает к вечному Источнику духовной свободы».

37) Клод Бернар: «Если бы нужно было определить жизнь одним словом, я сказал бы: «жизнь есть Творчество». (Introd. а l’etude de la medicine experimentale, p. 163).

38) Физиолог Бер говорит: «Очевидно, что в основании нападок на телеологию лежит лишь отвержение известной её формы, при которой представляют себе человекообразным Создателя, действующего на пользу человека при каждом отдельном процессе природы. Тогда, конечно, можно находить дурным, что жареные голуби не летят прямо в рот человеку. Тогда происходит странный взгляд, что необходимости не могут служить средствами для достижения целей. Кто же в том виноват, что эти господа исходят из такого жалкого и мелочного взгляда, а не смотрят на законы природы, как на постоянные выражения воли Творческого начала»? (Studien aus dem Geb. d. Naturw. II, 235).

39) Жофруа Сент-Илер в «Principes de philosophie zoologique», развивая теорию Литтре о законном развитии, утверждает, что она не только не отрицает Бога, но напротив есть: «славнейшее проявление творческого могущества и побудительная причина к большему удивлению, признательности и любви к Нему».

40) К.Д. Кавелин в своих «Задачах Этики» решает следующий вопрос: «Как же объяснить то равнодушие и забвение, которым христианская этика подвергалась в XVIII и XIX веках? Если она есть единственно верное напутствие личной душевной жизни, то как могло случиться, что мы его отбросили, от него отворотились и ищем на всех путях то, что у нас перед глазами и сияет ярким светом глубочайшей правды, проникающей человеческую психическую природу до мозга костей? Многие приписывают это врождённой греховности человека, суемудрию и гордыне, обуявшим человеческий ум до слепоты и ожесточения. Мы не разделяем этого мнения. Дурные и порочные наклонности отдельных лиц не могут объяснить повального отступничества от истины и правды. Христианское учение о нравственности – такая же неопровержимая правда личной духовной жизни, как математические, химические, механические и т.д. формулы в особенности положительного, реального знания. Как же можно их отвергать или от них отворачиваться людям с здравым человеческим смыслом, которые во всех сферах и слоях общества составляют огромное большинство? Ссылка на врождённую греховность не имеет, с точки зрения веры, никакой силы и убедительности, так как вероучение прямо говорит, что Спаситель своей земной жизнью и крестной смертью победил грех и смерть и искупил от них человеческий род. Мы думаем, что причины, почему христианское учение временно померкло в сердцах и убеждении людей, должно искать гораздо глубже, – именно в отношениях человека к вещественному миру, посреди и в условиях которого совершается личная жизнь его. Живя под его влиянием, испытывая на себе на каждом шагу его то благотворные, то вредные и губительные действия и влияния, человек, в интересах своего личного существования, вынужден был озаботиться о том, как бы приспособить свою обстановку к себе и себя приладить к ней. Эти заботы общи человеку со всеми другими организмами, но сознание чрезвычайно усиливает, расширяет и разнообразит средства и способы такого рода двоякой деятельности. Не оставаясь непосредственной, как у животных, она у человека переходит в знание; знание, в свою очередь, ведёт к поверке и выработке научных приёмов, способов познавания, словом -научного метода, а метод последовательно приводит к исследованию самих источников и оснований знания, законов умственной деятельности и её значения и роли в экономии человеческого существования. Таким образом, не простая любознательность, не идеальное, бесцельное стремление, а потребность, нужда влекли и гнали человеческий ум от вопроса к вопросу, до самых отвлечённых высот мышления, на которых голова естественно кружится, и человек так же естественно и легко теряет нить, связующую первые робкие и неопытные шаги в области мысли с самыми отвлечёнными задачами ума, как он теряет связь между своим личным существованием и условиями среды, в которой живёт. Что такое этот вещественный мир, действующий на людей сам по себе, независимо от человека – вот вопрос, который тотчас же задаёт себе человек, как только в нём пробудилось сознание, и этот вопрос занимал его столько же, сколько вопрос о его личном существовании. Оба, по самому существу дела, находились в теснейшей взаимной связи, но в то же время не смешивались, разрешались каждый особо и потому имеют – каждый – свою историческую судьбу и развитие. Исследователи истории человеческой мысли до сих пор мало обращали внимание на это коренное различие двух параллельных её течений» (стр. 52 – 54).

41) М.П. Погодин (О модных толках, стр. 25, 26) говорит: «В природе есть сила вездесущая, невидимая, потаённая, которая производит.... вот зерно, вот капля.... Как из этого зерна вырастет пальма, розан, померанец, или из этой капли – верблюд, соловей, человек?... Вы не понимаете, философы, а допускаете, ибо видите своими глазами это происхождение. А скажи вам – Бог, вы Его отрицаете. Бога нет? Что же есть? Вы есть. – Да откуда же вы? Сами сотворили вы себя, сотворились, произошли сами собою? Может ли быть что-нибудь нелепее таких положений, в которые вы упираетесь, идя путём логики ума?

Вы родились случайно? Живёте как-нибудь и умрёте на авось? И такая философия вас удовлетворяет? Ваш ум не представляет никакого требования более? Вы можете жить спокойно? И вам даже хочется жить?

Человек произошёл сам собою, – так и курица сотворила самоё себя, сотворилась, произошла сама собою, и начала нести яйца. Но откуда же подлетел к ней петух с предложением своих услуг? Курица несёт яйца, но ведь она сама вылупляется из яйца? И так яйцо было прежде курицы? Откуда же это первое яйцо? Как оно произошло? К таким простым вопросам и соображениям снисходит ли ваша наука?

Вы приписываете всё творение какой-то силе: ну, вот это и есть Бог. Слово только другое. Или у вашей силы нет сознания, т.е. она творит чудеса премудрости, будучи сама безумною?

Удивительна дерзость или ограниченность тех философов, которые не ищут объяснить необъяснимое, и в бессилии объяснить ощущают всё и вся.

Кроты роются в земле, рассуждают и спорят о солнце, и вот находятся между ними умники, которые предлагают доказательства, что солнца нет, да и быть не может. Невежество рукоплещет! Несчастные!»

Подобные этим свидетельства можно было бы отыскать и многие другие у разных, не менее учёных людей, если не в их научных трудах, то в их мемуарах, в частных переписках и других произведениях, ибо биографии их показывают, что многие из них были людьми глубоко верующими, как например: А. Гумбольд, Бойль, Клерк, Ферм, Монтепюи, Д’Аламбер, Либих, Иоанн Бернулли, Бюффон, Галилей, Гэртли, Дальтон, Босюет, Коперник, Кювье, Лафатер, Парацельс, Пристлей, Цольнер, Брем, Гельмгольц, Кётле, Пастер, Тейлор, Фарадей, Бутлери, Сталь, Берклей, Фехнер, Гелленбах, Реймарус, Шарль Бонне, Жан Рено, Дюпон-де-Немур и многие другие. Как читатель видит, мы приводим здесь имена одних только высоко выдающихся над общим уровнем учёных людей, имена которых записаны неизгладимыми буквами в истории человеческих знаний; если бы мы позволили себе включить в этот список учёных, стоящих хотя одной ступенью ниже, то свидетельства их о Боге заняли бы собой место, конечно, гораздо большее, чем вся книга наша.

Казалось бы, что такие веские свидетельства великих учёных должны были бы служить сильной аргументацией в пользу того мнения, что истинный смысл человеческих познаний не может вести к безверию и к отрицанию Бога.

Странно было бы, конечно, черпать своё познание о Боге из вышеприведённых свидетельств учёных, ибо каждому из них открыла их наука одну лишь незначительную и бесконечно малую часть Премудрости Божией, из которой они могли лишь дойти до сознательного признания всей необходимости веры в Бога и в Его

Святое попечение о мире и людях. – И это уже великий шаг и самое благотворное влияние, оказанное наукой в истории нравственного развития людей; само же учение о величии Божием может, конечно, быть почерпнуто только из учения Церкви, которое составляет единственное правильное учение о Боге, превыше всяких научных и философских попыток к распознанию Его.

Полнота и определённость всех вышеприведённых сообщений безапелляционно решает вопрос о том, что теологическое мировоззрение учёных не может занимать низшую степень в развитии мысли, а занимает самую высшую, так как его придерживались все высшие умы человечества. Это мировоззрение выработано ими после многих десятков лет усидчивой работы над изучением природы и её явлений, после многих сомнений, ошибок и заблуждений, как окончательный результат их жизни, их мысли и их чувствований. Он должен быть примером для всех и в связи со всем вышесказанным может бесповоротно решить вопрос о том, что истинные знания и мудрость ведут прямо к познанию Божественной Премудрости, к признанию Бога Творцом и Промыслителем вселенной и к необходимости допущения Высшей бесконечной Воли, правящей и руководящей всем сущим, сотворённым Им.

Но отчего же Огюст Конт и его последователи не обратили на это внимания при составлении своей классификации развития мысли? Ведь это выходит «своя своих не познаша»? Сами учёные причисляют свой лучший цвет, самых мудрейших из себя к низшей степени развития и ставят себя, людей, несравненно менее знающих на такой высокий пьедестал учёности.

Подробно причины тому будут указаны ниже; теперь же мы скажем, что главных тому причин две; а именно:

1) Совершенно так же поступили бы дети, которых заставили бы судить действия своих учителей; не понимая смысла и логики, которые руководят ими и судя лишь по одним внешним проявлениям, дети очень логично выводят по-своему, что учителя мешают им только играть, что для них было бы полезнее.

Огюст Конт и его последователи, обладая несравненно меньшими умственными и научными средствами, не обладая достаточным количеством внутренних сил души, взялись судить о великих мастерах науки, которые обладали несравненно большими средствами к изучению природы. Огюст Конт не потрудился даже стать на ту исходную точку мышления, которая руководила ими, но судил о них, не отступая от своего материалистического образа мысли; а потому для него и для его последователей учения великих мастеров казались и неясны, и ошибочны, и они никак не могли признать за ними того высокого смысла, который действительно заключался в этих учениях.

2) Вторая причина заключается в неправильном понимании цели и назначения науки, что образует в науке две категории людей: ученых и позитивистов. К первой категории следует отнести адептов истинной и свободной от предвзятых идей науки, и эта наука доводит своих последователей всегда до познания Бога, всего высшего и премудрого в природе, а ко второй категории принадлежат те, которые допускают лишь один позитивный метод при исследованиях природы. Эту категорию людей доводит их позитивизм всегда до атеизма или до самого низшего материализма. Постараемся выяснить это более подробно.