Текст книги "Двойное шаманство"
Автор книги: Иссак Гольдберг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Плохо торговали, отец духовный!
– Плохо! – вскипели тунгусы. – Шибко плохо!
– Отвечать теперь придется за торговлишку! За беззаконие!
Власий сморщился, словно у него схватило нестерпимой болью зубы:
– Поклеп! Чистейший поклеп!.. Вот как пред истинным...
– Да что уж тут запираться. Вот они, свидетели, налицо! Они врать не станут! Тунгус разве когда врет?
– Не торговал я, – растерянно оправдывался Власий. – С молитвой ездил. Гостинцы повез... Как спокон веку велось...
– Спокон веку! – возмутился председатель, а мужики кругом зашумели угрожающе. – Что <…>[13] ...ша воля обманывать народ!
Оглядываясь смущенно и загнанно, Власий искал от кого-нибудь из окружающих поддержки. Но никто не поддержал его. Даже тунгусы.
Вечером в церкви, которую переделали в клуб, было устроено собрание. На сцене за столом, покрытом красным коленкором, расселся президиум.
В президиуме, смущаясь и робко взглядывая в переполненный полутемный зал, рядом с монастырскими жителями сидели два тунгуса: Овидирь и тот молодой, который в чумах во время приезда туда Власия и Макара Павлыча спорил против пользы водки.
На собрании этом молодой монастырский партиец по-тунгусски делал доклад о современном положении. Тунгусам, когда их звали сюда, сказали проще: им сказали:
– Приходите послушать о новой, о настоящей жизни!
О новой, о настоящей жизни тунгусы слушали внимательно, не перебивая докладчика. Лишь изредка кто-нибудь из них изумленно качал головой и тихо присвистывал. Особенно оживились они, когда докладчик заговорил о болезнях и о том, что лечить их нужно не шаманством, все равно – тунгусским, или русским, а лекарствами, и что вот теперь будут здесь часто бывать врачи и тогда болезней станет совсем мало. Но когда докладчик рассказал, что вот скоро приедет к тунгусам доктор, который будет лечить больных оленей, тунгусы не выдержали.
– Оленей лечить?! – повскакали некоторые с мест. – Оленей?!
Было это так необычно: лечить оленей. Ведь олень не дитя, не человек. Он сам себе в тайге, в тундре найдет помощь, он сам отобьется от харги!
Было это необычно, и тунгусы смотрели на докладчика с недоверием. Но не верить ему нельзя было: так хорошо и правильно говорил он о жизни, которая меняется к лучшему, так хорошо и правильно рассказывал он о том, что было и о том, что будет.
На собрании было весело. Ах, как весело было слушать о том, что приходит новая жизнь!
Овидирь тесно придвинулся к молодому тунгусу, сидевшему рядом с ним за столом:
– Правду они это говорят? – шопотом спросил он.
– Самую настоящую правду! – убежденно ответил сосед. – Здесь обману нет!
Тогда Овидирь засверкал глазами. Он беспокойно и нетерпеливо заерзал на месте. Его подмывало сказать всем этим людям, которые вместе с ним слушали молодого русского, сказать что-то свое, сокровенное. И он дождался. Едва докладчик кончил и председатель спросил, не хочет ли кто-нибудь сказать свое слово, как он вскочил на ноги и закричал:
– Я скажу! Овидирь скажет! Слушайте!
Он сказал свое слово. Оно было сбивчиво, не раз с трудом подыскивал он подходящие слова, не раз не хватало ему слов. Но он сказал все, что хотел, все, что нужно было сказать.
Овидирь сказал:
– Ох, самые маленькие люди тунгусы были. Самые маленькие! Вроде мыши лесной маленькие. И каждый, кто хотел, обижал тунгусов. Шибко обижал!.. Друг – обижал. Начальник – обижал. Шаман – обижал. Все обижали? Почему тунгус самый маленький человек был?..
– Почему? – спросили тунгусы за Овидирем.
– Худо было! Ох, худо!.. А будет теперь хорошо?
– Будет теперь хорошо? – спросили дружно тунгусы.
– Будет, будет! – вскочили с мест в президиуме. – Товарищи, теперь будет!
Овидирь остановился. Глаза его горели. Он прислушался к ответу в президиуме и в зале и широко улыбнулся:
– Овидирь сказал. Ладно. Хорошо!
Это была первая в жизни речь, произнесенная Овидирем пред толпою, пред своими и русскими. И от этой первой речи у Овидиря сладко закружилась голова.
12.
На собрате два монастырца привели Власия. Поп упирался, не хотел итти, но ему заявили, что поведут насильно, если он будет артачиться.
– Мы тебя, батя, судить там будем! Всем собранием! – объяснил полуугрожающе, полудобродушно один из провожатых. – За торговлишку и вообче!
Когда Власия вывели к столу президиума, в толпе стало настороженно тихо. Затихли и присмирели тунгусы. Овидирь впился взглядом во Власия и что-то неслышно проворчал.
Председатель пошептался с другими членами президиума и встал.
– Вот, значит, гражданин поп, бывший отец Власий, желаем мы воем собранием разъяснить проступки ваши. Как вы занялись недозволенной скупкой пушнины совместно со скрывшимся торговцем Макаром Глотовым. И окромя того обманно лечили ничего незначащими поповскими молитвами и курением ладана сынишку товарища тунгуса Овидиря, а сынишка этот, наплевать молитвам и ладану со свечками, помер... Незаконные и вредные ваши эти поступки для советской власти и против трудящихся... Могите оправдаться? Ну, а нам понятно, что никаких отговорок у вас быть не может! Сказывайте!
Власий понуро молчал. И только на настойчивые приглашения высказаться, сумрачно и неприязненно ответил, наконец:
– Я не торговал. Я к друзьям с гостинцами ездил. Вот и все...
– Овидирь, – обратился тогда председатель к тунгусу, – тебе всамделе поп другом приходится? Добро ты от него когда-нибудь получал? Слово хорошее слышал? Говори!
У Овидиря раздулись ноздри.
– Не слыхал! Нет! – заявил он. – Белку ему давал. Ему и Ковдельги!.. Шибко худо: двойное шаманство, дорогое шаманство, а парень умер!
– Гражданин поп, – посверкивая усмешками, укоризненно обратился председатель к Власию, – врете вы перед всем собранием, перед целым обчеством! И стыда у вас нету!
– Какой у его стыд!? – зашумели в собрании. – У долгогривых разве стыд бывает!..
– Врете вы, – продолжал председатель, – и не желаете покаяться пред советской властью. И передадим мы ваше дело законно милиции, а оттуда в суд. А это вам пахнет не сладко!
– Не сладко! – весело и угрожающе закричала толпа.
Власий сжался. Тунгусы глядели на него внимательно. Они чего-то ждали. В президиуме пошептались. Потом председатель снова встал и спросил:
– Граждане, товарищи! Как выходит по-вашему: достоин поп, бывший отец Власий отдаче под суд?
– Достоин! Конешно! В полном разе!.. – закричало собрание.
– Ну, – повернулся председатель к Власию,– получите покеда темную, при сельсовете. А по прошествии времени советский суд припаяет вам, сколь вами заслужено.
Власия увели, в церкви – в клубе постепенно затих шум. Тунгусы все еще чего-то ждали.
Наконец, Савелий не выдержал.
– Ух! – выдохнул он из себя. – Слабый какой батюсска! Никакой силы в нем нету! Совсем, совсем, как я, как вот Овидирь, как все!.. Обман!..
Тунгусы встрепенулись и подхватили:
– Обман! Никакой силы у него нету! Никакой!
Савелий продолжал:
– Всегда говорил: оксари сердитый! оксари сильный. Оксари надо бояться! батюсску надо бояться! Всегда говорил: оксари нельзя обижать, батюшку нельзя обижать! Ой, обманул! Слабый-слабый стал! Как кочекашка[14] слепой!
– Ой, обманул! – кричали тунгусы и смеялись. И вместе с ними громко и весело смеялось все собрание.
13.
Обменяв в кооперации пушнину на нужные товары и припасы, тунгусы вернулись в тайгу. В тайгу они, кроме товаров, кроме муки, ситцу и пороху со свинцом унесли много нового. Они унесли уверенность, что с оксари и с харги не все обстоит благополучно. Что, может быть, и оксари и харги выдуманы Ковдельги и русскими шаманами. Им еще трудно было окончательно увериться, что никаких оксари и харги не существует. Но одно для них было ясно: русский шаман не имеет никакой силы. Да не только русский. Потому что ведь двойное шаманство не помогло сынишке Овидиря. Потому что ничего не сделали оксари и харги для того, чтобы помочь русскому шаману. Потому, что замолчал испуганно и Ковдельги и, узнав о собрании в Монастырском, признавался, что в эту зиму уйдет белочить в дальние хребты.
notes
Примечания
1
Синявка – самый плохой сорт белки. Выходная – самая лучшая.
2
Оксари – бог.
3
Ехор, ехондрить – пляска, плясать.
4
Покрута – кабальные договорные отношения, существовавшие между тунгусом-охотником и его «другом» купцом, скупщиком пушнины. Покрутой же называлось все то, что тунгус получал от купца в обмен за сданную пушнину.
5
Строганина, расколотка – сырая мороженая рыба, которую употребляют в пищу, нарезая стружками острым ножом или разбивая на куски.
6
Роудуга, ровдуга – грубо выделанная оленья замша.
7
Парка – короткая оленья доха.
8
Настовать – ухаживать.
9
Бойе – парень.
10
Харги – духи, черти.
11
Бунт – связка белки.
12
Районный исполнительный комитет.
13
В этом месте в журнале отсутствовала строчка – типографский брак.
14
Кочекашка – щенок.
