Текст книги "Легион «Идель-Урал»"

Автор книги: Искандер Гилязов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Исламский фактор

Когда немецкая армия наступала на Восточном фронте, то она уже довольно быстро столкнулась с первыми представителями ислама на оккупированных территориях СССР – с литовскими и крымскими татарами. И уже тогда, а именно 5 декабря 1941 г., были приняты специальные директивы для ведения пропаганды среди татар, в которых под пунктом 4 утверждалось: «Германский рейх дружески и с пониманием относится к потребностям мусульман». Татар призывали не доверять большевистской пропаганде, «которая утверждает, что вы как мусульмане будете подвергаться преследованиям с нашей стороны и расстреливаться»[507]507
  PA AA, Pol. XIII, R 105165, N 250840.


[Закрыть]. В январе 1942 г. в Литве было разрешено создать муфтиат под началом Якуба Шинкевича, который, правда, оказался не совсем удовлетворен ограничением географических рамок муфтиата территорией Литвы. Он хотел объединить под своим руководством мусульман Белоруссии и Польши и просил нашего старого знакомого Алимджана Идриси посодействовать в Берлине в разрешении этого вопроса[508]508
  BA-Potsdam, Auswärtiges Amt, N 61175, Bl. 16.


[Закрыть]. А. Идриси к этому времени был ответственным сотрудником МИД Германии, но и не отрывался от активного участия в религиозной жизни.

Когда 22 декабря 1941 г. Высшее командование вермахта дало официальный приказ о создании четырех легионов из восточных народов – туркестанского, армянского, грузинского и кавказско-мусульманского (последний впоследствии был разделен на азербайджанский и северокавказский), – оно не могло не учитывать, что два легиона представляли мусульман. В сентябре к ним присоединился и волго-татарский легион. Соответственно этому и должна была строиться работа по созданию и подготовке указанных военных формирований. По запросу Высшего командования вермахта 6 февраля 1942 г. Алимджан Идриси был назначен ответственным при великом муфтии за работу с мусульманскими военнопленными[509]509
  Ibid., Bl. 217—218.


[Закрыть]. Он, судя по всему, подключился к этой работе с большим желанием, хотя и сделал вначале некоторые ошибки: Идриси был частым гостем у туркестанских легионеров, выезжал к ним для чтения лекций и раздачи подарков. Так, он побывал в «генерал-губернаторстве» 3 и 13 марта, раздал легионерам сигареты, различные мусульманские издания, в том числе и Коран, приветствовал их в часовой лекции на узбекском языке. В лекции он призывал легионеров активнее сотрудничать с Германией, но одновременно расхвалил и Турцию, которая как будто проявляет заботу о судьбах мусульманских военнопленных, чем, естественно, вызвал недовольство немецких чиновников – руководитель отдела «Политика» Восточного министерства Отто Бройтигам уже 18 марта довольно жестко отписал об этом в МИД, упирая на то, что «если А. Идриси является духовным лицом, то он не должен был особенно явно представлять турецкие интересы»[510]510
  Ibid., Bl. 179.


[Закрыть].

Зимой—весной 1942 г. германское военное руководство организовало специальные курсы для подготовки пропагандистов из представителей разных народов, и уже тогда было обращено внимание на то, что ислам не играет такой значительной роли в жизни народов СССР, которую ему приписывали некоторые довоенные немецкие теоретики (например, профессор Иоханнес Бенцинг). Представитель МИД при командовании 11-й армии зондерфюрер Леманн сообщал, например, о своем опыте пропагандистской работы среди военнопленных кавказцев: «Религиозные вопросы не так увлекали слушателей, так как мусульмане мало знают о своей религии. Они, хотя и осуждали гонения против религии и священнослужителей в СССР, но ни у кого из них нет персонального опыта, никто из них не чувствовал лично боли за это»[511]511
  РА АА, Pol. XIII, R 105171, N 247916.


[Закрыть]. И это, на мой взгляд, является еще одним и довольно своеобразным свидетельством того, как на протяжении всего двух десятилетий большевикам удалось выбить у населения огромной страны не только религиозное мировоззрение, но даже и представление о религии. Ведь большей частью в Красной армии воевали молодые люди, выросшие и получившие образование уже в годы советской власти, когда борьба с «религиозным мракобесием» превратилась в часть общегосударственной политики, поэтому молодое поколение имело очень приблизительное, если не сказать больше, представление о религии предков. И такие свидетельства встретятся нам среди немецких документов периода Второй мировой войны еще не раз, хотя при этом следует соблюдать известную осторожность: подход в оценках религиозности не только разных народов, но и даже отдельных их представителей, должен быть строго дифференцированным – мусульманские народы СССР в 20—30-е гг. были все же несколько в иных политических условиях.

Собственно говоря, практическая работа немцев по формированию кадров мусульманских священнослужителей в вермахте, по разрешению всех вопросов, связанных с ролью исламского фактора для представителей восточных народов, началась параллельно с формированием легионов. 26—27 августа 1942 г. в штабе 162-й тюркской дивизии, о которой уже говорилось выше, состоялось специальное совещание, на котором обсуждались вопросы религиозных потребностей мусульман. На совещании были назначены муллы легионов и отдельных батальонов. Муллы дивизии и легионов приравнивались по своему рангу к командирам рот, а батальонные муллы – к командирам взводов. Был определен и порядок свершения религиозных обрядов военнослужащими: они, например, должны были освобождаться от службы во время намаза, в праздничные дни, по пятницам любая служба завершалась уже к 16 часам. Были определены и правила захоронения погибших мусульман. Внутренний порядок, который вначале предполагался именно для 162-й тюркской дивизии, по предписанию генерала добровольческих соединений Эрнста фон Кёстринга позднее распространялся и на все иные подобные формирования[512]512
  Hoffmann, J. Die Ostlegionen 1941—1943. S. 138—139.


[Закрыть].

Намаз легионеров

В конце 1942—1943 гг. свое отношение к исламу и его роли в формировании Восточных легионов высказали и некоторые высшие руководители Германии, в том числе и сам Гитлер (это совещание также упоминалось выше). 12 декабря 1942 г., когда в Ставке обсуждался вопрос о грузинском батальоне, Гитлер заявил: «Об этих грузинах я ничего не знаю. Только то, что они не принадлежат к тюркским народам. Но только мусульман я считаю благонадежными, всем остальным не доверяю. Создавать в настоящее время эти батальоны из чисто кавказских народов я считаю слишком рискованным, и напротив, я не вижу никакой опасности в создании чисто мусульманских соединений»[513]513
  Hitlers Lagebesprechungen. Die Protokollfragmente seiner militärischen Konferenzen 1942—1945. Hrsg. von Helmut Heiber. Stuttgart, 1962. S. 73.


[Закрыть]. Трудно сказать, что повлияло на такое мнение Гитлера, уж слишком непредсказуемый это был человек: может быть, недавняя его встреча с великим муфтием оставила у него такое впечатление, а может быть, такое представление о мусульманах у него сложилось давно. Во всяком случае, «ценное указание» было дано, и оно было подхвачено многими инстанциями и нижестоящими военными и чиновниками. В мае 1943 г. министр по делам оккупированных территорий Альфред Розенберг отдал приказ: «Всем подчиненным быть в курсе мусульманских праздников этого года, необходимо поставить в известность об этом и все прочие руководящие инстанции рейха. В оккупированных областях освободить всех мусульманских работников в следующие праздничные дни: Маулюд, Рамазан и Курбан (19 марта, 1 октября и 8 декабря)». Одновременно Розенберг просил мусульманских священнослужителей учитывать обстановку – «если она не позволит отдыхать, то придется работать»[514]514
  BA-Potsdam, R 58/225, Bl. 271.


[Закрыть].

«Трогательную заботу» о своих мусульманских подчиненных проявил и другой нацистский бонза – рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который приказом от 6 августа 1943 г. гарантировал всем мусульманским служащим СС, что они «согласно их религиозным предписаниям не будут получать в пищу свинину, свиную колбасу, алкоголь». По мнению Гиммлера, «мусульмане последовали призыву своего руководства, и их объединяет с нами общая ненависть к еврейско-английско-большевистскому врагу». Но этот же документ одновременно косвенно указывает на то, что не все обстояло гладко во взаимоотношениях между представителями «высшей расы» и мусульманскими военнослужащими вермахта и СС, ибо рейхсфюрер замечал: «Я не хотел бы, чтобы вследствие узколобости и ограниченности некоторых из нас нашим бравым добровольцам были причинены неудобства, и они высказывали бы недовольство. Я запрещаю даже в кругу товарищей какие-либо шутки или издевательства над мусульманскими добровольцами. Об особом праве, данном мусульманам, и в кругу товарищей не может быть никаких дискуссий»[515]515
  BA-Koblenz, NS 19/3285, без указания листа.


[Закрыть]. Очевидно, что если бы не было конфликтных ситуаций, то не было бы смысла предостерегать от них.

Легионеры совершают намаз

Раз уж речь зашла о взаимоотношениях между немцами и мусульманами в вермахте, то, вероятно, не лишним будет вновь привести конкретные примеры из практики командира Восточных легионов генерала Ральфа фон Хайгендорфа. Он очень старался, чтобы между легионерами из восточных мусульманских народов и их немецкими коллегами царил дух взаимопонимания. Но дело, как мы уже выяснили, часто обстояло как раз наоборот, немецкие военные в целом не смогли преодолеть комплекса «сверхчеловека» и относились, мягко говоря, пренебрежительно к восточным добровольцам. В одной из своих памятных записок, распространявшихся среди немецких офицеров восточных легионов, фон Хайгендорф приводил случаи такого «взаимопонимания», когда именно муллы становились объектами издевательств немецких офицеров (этот пример приводился в третьей главе). Т.е. указания оставались указаниями, а представления людей менялись мало.

1944 год, пожалуй, стал годом наибольшей активности нацистов в попытке практического использования исламского фактора. Среди представителей Восточного министерства, которые курировали создание Восточных легионов, среди высших военных, отвечавших за эти вопросы, имелись к этому времени различные мнения о глубине религиозных убеждений различных восточных народов СССР. Г. фон Менде, например, так выразил свое мнение 12 февраля 1944 г.: «Мусульманская пропаганда среди восточных народов недейственна, особенно среди молодежи. Среди них можно рассчитывать на 5 % действительно верующих и на примерно 20 % имеющих интерес и склонность к исламу». Вывод, сделанный после таких наблюдений, представляется очень трезвым: «Среди мусульман Советского Союза национальный вопрос играет несравненно большую роль, чем религиозный»[516]516
  BA-Potsdam, NS 31/42, Вl. 4.


[Закрыть]. Примерно в том же духе, но с гораздо большей долей иронии, на эту тему высказывался тогдашний руководитель Татарского посредничества граф Леон Стамати. Интересно при этом отметить, что вопросами религиозной пропаганды в Германии занимались чуть ли не до самого конца войны – данный документ датирован 22 марта 1945 г. Стамати писал о религиозном состоянии поволжских татар: «Лишь примерно 20—30 % всех татар имеют религиозное сознание, остальные – индифферентны. (…) Деятельность мулл среди них скорее комична, они олицетворяют собой прошлое. Господа из Президиума (имеется в виду руководство „Союза борьбы за освобождение тюрко-татар Идель-Урала“. – И.Г.) все абсолютно стоят за религиозное воспитание, но в то же время в их пропагандистской деятельности эти вопросы отступают всегда на второй план. Важнейшим для них является национальный момент. (…) Татарам, рассудительному крестьянскому народу, религиозный фанатизм не присущ вовсе. Панисламизм вряд ли найдет у них широкий отклик, а может, даже вызовет смех. Выступление палестинского великого муфтия как друга и соратника перед татарскими добровольцами будет выслушано, безусловно, с большим вниманием, особенно если оно будет сопровождаться раздачей сигарет и шнапса»[517]517
  BA-Potsdam, NS 31/56, Вl. 37.


[Закрыть]. Таково было мнение гражданских чиновников. Их мнения в определенной степени подтверждает и еще один любопытный документ – письмо легионера Волго-татарского легиона Габдуллана[518]518
  Его настоящее имя Габдулла Ильяси, проживал в г. Мюнхене.


[Закрыть] Исламскому институту в Берлине от 22 февраля 1944 г. «Мы, по происхождению татары, до 1918 года все были религиозны и признавали нашу исламскую веру. Однако затем, 25 лет находясь под советским господством, мы потеряли веру Сейчас мы в рядах германской армии и хотели бы вновь стать религиозными, и это было бы в духе нашего военного руководства. Среди нас немало таких, кто знает молитвы, но нет никого авторитетного, кто смог бы теоретически объяснить нам основы мусульманской религии. Я исхожу из того, что ислам мог бы стать организующей силой для нашего народа», – с такой просьбой о помощи обращался легионер в институт[519]519
  Ibid., NS31/44, Bl. 74.


[Закрыть]. Реакция Исламского института в данном случае неизвестна.

Праздник в легионе, выступает ансамбль

Вероятно, что представления военных были несколько иными, о чем свидетельствуют, например, послевоенные воспоминания того же генерала фон Хайгендорфа: «Добровольцы из восточных народов были последовательными мусульманами, которые не могли быть сторонниками большевизма. Мы поддерживали ислам, и это проявлялось в следующем:

1. Выбор подходящих кадров и подготовка их в школах мулл в Гёттингене и Дрездене-Блаузевице;

2. Создание должностей обер-муллы и муллы при всех штабах, начиная со штаба командира Восточных легионов;

3. Выделение мулл особыми знаками различия (тюрбан, полумесяц);

4. Раздача Корана как талисмана;

5. Выделение времени для молитв (если это было возможно по службе);

6. Освобождение от службы по пятницам и во время мусульманских праздников;

7. Учет мусульманских предписаний при составлении меню;

8. Обеспечение бараниной и рисом во время праздников;

9. Расположение могил мусульман с помощью компаса на Мекку, надписи на могилах сопровождались изображением полумесяца;

10. Внимательное и тактичное отношение к чужой вере».

Фон Хайгендорф писал, что он всегда требовал от подчиненных именно тактичного отношения к исламу: «…не проявлять любопытства и не фотографировать мусульман во время намаза, не употреблять при них алкоголь и не предлагать его мусульманам, не вести при них грубых разговоров о женщинах». Он считал, что «истинный христианин всегда найдет общий язык с истинным мусульманином» и сетовал, что в общении с мусульманами «увы, было сделано очень много ошибок, что порождало в последних недоверие к немецкому народу в целом»[520]520
  IfZ (München), Zs 407/1, Bl. 28.


[Закрыть].

Как раз весной, а особенно летом и осенью 1944 г. к делу религиозной пропаганды активно подключилось руководство СС, что, как уже говорилось выше, в определенной степени было следствием разногласий и конфликтов между различными инстанциями и лидерами Германии того времени. Правда, нельзя однозначно сказать, что до того времени СС стоял в стороне от данных проблем. Шеф СС Гиммлер явно стремился продемонстрировать всем, что в данный критический момент именно он и СС во всех отношениях способны лучше, чем, например, Розенберг и его Восточное министерство, организовать работу с восточными народами, в том числе и лучше использовать в германских интересах и мусульманский фактор. Тем более что из-за границы стали поступать тревожные для Германии сведения о том, что Советский Союз взялся очень активно за религиозную пропаганду среди мусульман Ближнего Востока. «Советское посольство в Каире привлекает многих мусульман тем, что стены его украшены изречениями из Корана. Оно использует общеисламские идеи, связывая их с большевистскими и националистическими идеями. В противовес Высшей исламской школе в Каире (имеется в виду университет Аль-Азхар. – И.Г.) большевики вновь открыли исламское учебное заведение в Ташкенте. Они в какой-то мере пытаются возродить идеи Ленина, который уже пытался однажды использовать Энвера-пашу для начала общеисламского штурма под водительством большевиков», – сообщал 15 июня 1944 г. посол Лангманн в МИД[521]521
  PA AA, Rußland, R 98818, без указания листа.


[Закрыть]. СС взялся за дело вроде бы основательно: уже 18 апреля 1944 г. руководство СС заказало в одной из библиотек Лейпцига 50 экземпляров Корана в переводе на немецкий язык (по-видимому, для изучения)[522]522
  BA-MA, RS 3—39/1, без указания листа.


[Закрыть]. В рамках СС предусматривалось создание Восточнотюркского военного соединения во главе с немецким мусульманином штандартенфюрером СС Харуном-эль-Рашидом. А одним из главных средств для подъема религиозного самосознания мусульман виделась деятельность так называемых школ военно-полевых мулл, организованных в это время.

Первые курсы по подготовке мулл (они пока еще не назывались школой) открылись в июне 1944 г. при Гёттингенском университете, поддержку им оказывал Исламский институт. Руководство курсами осуществлял известный ориенталист, профессор Бертольд Шпулер[523]523
  С. Чуев до неузнаваемости исказил имя Шпулера, передав его как «Шпеер» (хотя сам же заметил, что он был «известным (!) немецким востоковедом» (Чуев С. Проклятые солдаты. М., 2004. С. 500).


[Закрыть], в вопросах ритуала ему помогали упоминавшийся уже выше литовский муфтий Якуб Шинкевич и обер-мулла Туркестанского национального комитета Иноятов. По данным И. Хоффманна, до конца 1944 г. состоялось шесть выпусков слушателей, каждый из них обучался на курсах около трех недель[524]524
  Hoffmann, J. Die Ostlegionen 1941—1943, S. 140. Что касается длительности обучения будущих мулл на курсах, в документах можно встретить и другие сведения. В одном из сообщений ОКХ для командиров штабных офицеров Восточных легионов от 5 августа 1944 г. описан порядок зачисления добровольцев на курсы мулл: вначале они должны были подавать заявление на имя генерала добровольческих соединений с указанием своей национальности и религиозного мазхаба (суннит или шиит). Затем они проходили предварительные курсы сроком в две недели, на которых выяснялась их готовность. И только «наиболее отличившиеся» кандидаты затем должны были направляться на курсы длительностью от трех до шести месяцев (BStU-Zentralarchiv, RHE 5/88-SU, Bd. 4, Bl. 18—20). Но, по-видимому, реальная военная ситуация заставила немецкое руководство сократить время для подготовки мулл. Поэтому цифры, приведенные в книге И. Хоффманна, представляются наиболее точными.


[Закрыть]. Профессор Шпулер еще тогда, в 1944 г., составил о каждом курсе свои памятные записки – эти данные используются ниже для краткой характеристики курсов в Геттингене[525]525
  К сожалению, сам текст этих записок, которые многократно цитируются в книге И. Хоффманна, оказался недоступен. Оригинал их или же копии находились в личном архиве доктора Хоффманна во Фрайбурге. По его словам, он передал многие документы из личного архива студентам университета. В результате многие бумаги оказались утерянными, среди них и документы, составленные Бертольдом Шпулером. Поэтому мне приходится цитировать Шпулера в пересказе Иоахима Хоффманна.


[Закрыть].

Среди учащихся были как лица, уже назначенные муллами в различных военных формированиях, так и только начинавшие свою религиозную карьеру. На курсах изучались Коран и комментарии к нему, жизнь пророка Мухаммеда, некоторые важнейшие вопросы мусульманского учения, история тюркских народов. Выпускники-муллы должны были продемонстрировать во время учебы свою подготовленность проводить богослужение, руководить проведением необходимых обрядов (похороны, религиозные празднества и пр.), а также умение противостоять «враждебным идеологическим проискам». Основным языком на курсах был «тюркский в разных его диалектах» (по определению Шпулера), но чаще всего узбекский, частично таджикский и русский. При этом порой возникали сложные ситуации с некоторыми представителями кавказских национальностей (аварцами, чеченцами и др.), которые не понимали русского или какого-либо тюркского языка. Трудности были, по свидетельству Шпулера, и с обеспечением религиозной литературой – для слушателей не было, например, текста Корана в переводе на русский или тюркские языки. Только в конце 1944 г. стараниями генерала добровольческих соединений была организована раздача всем мусульманским легионерам в качестве талисмана миниатюрного Корана, который в жестяной шкатулке можно было носить на груди и который можно было читать разве что с увеличительным стеклом[526]526
  IfZ(München), Zs 399/1, Bl. 45.


[Закрыть]. Сдавшие выпускные экзамены муллы получали соответствующие знаки различия – тюрбаны, украшенные полумесяцем со звездой.

Иоахим Хоффманн считает, что «многосторонние старания немцев по укреплению мусульманской веры в восточных легионах должны были в целом принести свои плоды», что документы свидетельствуют: «муллы, направленные в соединения, как правило, проявляли себя как особенно убежденные противники большевизма»[527]527
  Hoffmann, J. Die Ostlegionen 1941—1943. S. 142.


[Закрыть]. Эти выводы, по крайней мере в свете известных нам фактов, представляются слишком скоропалительными (вспомним, например, цитированный во второй главе документ о 627-м татарском батальоне, в котором указано, что муллы первыми бежали с передовой). Во-первых, абсолютно ясно, что в течении всего трех недель обучения на курсах, даже предполагая интенсивность этого обучения, невозможно получить добротное религиозное образование, стать настоящим религиозным пропагандистом; во-вторых, необходимо учитывать и уровень заинтересованности, уровень подготовленности для восприятия мусульманской пропаганды тех, среди которых предстояло работать будущим муллам (вспомним приведенные выше мнения Г. фон Менде и Л. Стамати).

Намаз легиона «Идель-Урал» в Ле Пюи, Франция

Можно оспорить и еще одно мнение того же И. Хоффманна, на этот раз по хронологии. Он пишет, что в марте 1944 г. была открыта и школа мулл в городе Дрездене с основным упором по подготовке мулл для Восточнотюркского боевого соединения СС[528]528
  Hoffmann, J. Die Ostlegionen 1941—1943. S. 142.


[Закрыть]. Однако приведенная им дата просто-напросто неверна, ибо имеющиеся документы упоминают иную дату, а именно 26 ноября 1944 г. Но об этом несколько подробнее.

Как уже упоминалось, летом 1944 г. начались активные мероприятия в рамках СС по созданию Восточнотюркского боевого соединения СС (обратим внимание, что вначале обсуждались несколько иных его наименований, например, – Восточномусульманское соединение). Сейчас упомянем лишь те аспекты, которые связаны с темой нашего разговора.

Во время обсуждения проблем духовно-религиозного воспитания мусульманских солдат вермахта и будущего соединения СС на авансцену вновь вышел великий муфтий Амин эль-Хусейни. Основной разговор на эту тему имел муфтий с профессором Г. фон Менде еще 27 июля 1944 г.[529]529
  IfZ (München), PS—1111.


[Закрыть] Тогда он потребовал активизировать германскую поддержку мусульманству в целом в свете того, что Советский Союз усилил свою пропаганду в восточных странах, а мусульмане разных стран в борьбе с большевизмом являются «естественными союзниками Германии». При этом муфтий отверг в корне такие идеи, как панисламизм или пантюркизм, так как они «в настоящее время нереализуемы или недейственны». Он принимал во внимание, что ислам составлял для многих мусульманских народов часть национальной традиции. Поэтому эль-Хусейни предлагал германской стороне активно проводить в жизнь следующие мероприятия:

1. Издавать различные пропагандистские брошюры на языках восточных народов (при этом муфтий в первую очередь предполагал публикации своих трудов);

2. Пропаганду ислама должны проводить назначаемые в войсках имамы и муллы. Вот тут ставился вопрос о создании школы мулл. К муфтию, как оказалось, уже неоднократно обращались разные лица за советом по этому поводу, и у него сложилось впечатление, что речь идет не о какой-то планомерной акции, а о частной инициативе, «так как сами спрашивающие не совсем ясно представляли, в каком направлении будет функционировать эта школа, а на вопросы муфтия о качествах учащихся, о преподавателях для школы, о языках преподавания, о длительности и целях курсов никто не смог дать вразумительного ответа». Поэтому эль-Хусейни счел необходимым сделать ряд предложений для создающейся школы: она должна служить для подготовки священнослужителей как для вермахта, так и для войск СС; для школы должна быть подготовлена специальная программа обучения с учетом имеющихся у учащихся знаний, уровня преподавателей, наличия обучающих средств, языка преподавания. Сам муфтий изъявил согласие принять участие в преподавании арабского языка для учащихся школы. Кроме того, по его мнению, поскольку чисто исламская идея все-таки не имеет всеохватывающего влияния на народы СССР, необходимо было сочетать религиозное обучение с национально-политическим и военным, а учащиеся при этом должны были разделяться по национальному признаку на небольшие группы, с которыми бы занимались наиболее подготовленные представители Восточного министерства. Организация и политическое руководство школой должны были осуществляться именно через указанное министерство. Амин эль-Хусейни предлагал обязательно учитывать при создании школы опыт курсов в Геттингене, временных учебных курсов при Тюркской рабочей бригаде в городе Радоме, а также контактировать с гауптштурмфюрером СС Райнером Ольшей, который возглавлял в Главном управлении СС отдел «Туран-Кавказ», отвечая одновременно за создание школы мулл в Дрездене.

3. Чтобы успешно «противостоять большевистской пропаганде, которая использует открытие муфтиата в Ташкенте», муфтий предлагал как контрмеру создание германской стороной муфтиата, в котором бы главную роль играли крымские татары, проживавшие в Румынии. Что любопытно – вопрос о муфтиате муссировался разными немецкими чиновниками и представителями самих мусульман еще со времени оккупации Крыма и вплоть до конца войны, чуть ли не до начала апреля 1945 г, но он никогда так и не был решен[530]530
  6 ноября 1944 г. свое мнение о возможном создании муфтиата выразил в беседе с Р. Ольшей профессор Хартманн: «Если бы был назначен муфтий для всех суннитских мусульман СССР, это несомненно сыграло бы важную политическую роль, но только при наличии у всех единого мнения об этом. Существует опасность, что создаваемый муфтиат может повести не совсем подходящую политическую линию». Хартманн обратил также внимание на отсутствие авторитетного религиозного лидера у мусульман СССР, которого можно было бы видеть на посту муфтия. (BA-Potsdam, NS 31/28, Bl. 12). А. Идриси дал информационную справку для различных инстанций по поводу создания муфтиата 25 марта 1945 г. (!) Он писал в ней: «Большинство мусульманских военнопленных из России, которых я здесь много встречал во время войны, относятся к этому вопросу равнодушно, целью их думающей части является не закрытый муфтиат, а независимость и национальное единство всех тюркских народов. И они выступают против назначения с немецкой стороны одного или нескольких муфтиев для Крыма, Идель-Урала или Туркестана. К великому муфтию Иерусалимскому все военнопленные российские тюрки относятся с большой симпатией, так как он желает не создания единого исламского государства, а союза мусульманских народов. Если тюркские народы к концу войны не сумеют добиться общенационального единства, а должны будут и далее существовать, как и до сих пор, в отдельных республиках, что невыгодно как для них самих, так и для Германии, тогда они по крайней мере должны создать единую религиозную организацию. Если все сложится именно так, то лидер этой организации должен быть избран из среды самих мусульманских ученых» (BA-Potsdam, NS 31/60, Bl. 14). Очень любопытную параллель мы можем провести с событиями периода Первой мировой войны: тот же А. Идриси, будучи имамом Вюнсдорфского лагеря мусульманских военнопленных, выступая с проповедью перед обитателями лагеря в сентябре 1918 г., вещал о больших успехах ислама в войне, которая стала для мусульман «сигналом для пробуждения» и высказывал полную уверенность в победе Германии, – и это говорилось за несколько недель до краха Германии в первой мировой войне! Как видим, история ничему не научила А. Идриси (см.: Хёпп Г. Вюнсдорфская мечеть. Эпизод исламской жизни в Германии, 1915—1930 гг. // Гасырлар авазы – Эхо веков. 1997. № 1—2. С. 183.)


[Закрыть].

Почти тогда же муфтий дал «ценные советы» и по поводу создания Восточнотюркского соединения СС: в начале августа 1944 г. предполагаемый командир соединения Харун эль-Рашид имел специальный разговор с муфтием о кандидатуре на пост «шеф-имама». При этом муфтий предложил три кандидатуры: 1. Алимджан Идриси (муфтий при этом учитывал, правда, необходимость этого человека в своих настоящих функциях – а Идриси был активно занят в деле радиопропаганды на восточных языках и выполнял работу в МИДе); 2. по выбору СС одного из крымских татар (имя не было названо); 3. Абдул-Гани Усман, который уже давно был призван Восточным министерством для проведения работы с татарскими военнопленными. Харун эль-Рашид хорошо знал, что взаимоотношения между Усманом и Идриси очень напряженные, что они друг друга не переваривают, но полагал, что в данный момент на это не стоит обращать внимания. Сам он остановился на кандидатуре Абдул-Гани Усмана. «Гани Усман мне представляется очень надежным человеком, мне знакомы его усилия по работе с татарами в Германии. По политическим и человеческим качествам он самая подходящая фигура», – писал Харун эль-Рашид 7 августа 1944 г. Райнеру Ольше[531]531
  BA-Potsdam, NS 31/45, Bl. 151.


[Закрыть]. Ольша, после некоторых раздумий, 15 августа, также положительно отозвался об Абдул-Гани Усмане, дав ему характеристику для Главного управления СС[532]532
  Ibid., NS 31/31, Bl. 70.


[Закрыть]. В настоящий момент мне трудно утверждать, что Усман и стал главным имамом Восточнотюркского соединения, для этого в моем распоряжении нет необходимых документов, но по крайней мере косвенно свидетельствует об этом другой документ, выданный тем же Ольшей Абдул-Гани Усману 24 октября 1944 г. Это справка, подтверждающая, что предъявителю дано право посещать все предприятия рейха и оккупированных территорий, где работают восточные рабочие, с целью их духовного руководства и вербовки в СС[533]533
  Ibid., Bl. 72.


[Закрыть].

26 ноября 1944 г. в Дрездене торжественно была открыта школа мулл. С большой речью на церемонии выступил бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг. Он пространно рассуждал о традиционной поддержке Германией ислама и исламских стран, которые эксплуатируются «империалистическими силами», о последовательном характере политики Германии, которая еще в годы Первой мировой войны выделила мусульман среди всех военнопленных и создала для них «привилегированные» условия в Вюнсдорфском лагере. «Начало Второй мировой войны, – по словам Шелленберга, – показало, что национальные силы в Советском Союзе еще не сломлены окончательно, но распад традиций в сфере религии и культуры принял уже угрожающие формы». Поэтому нерусские народы СССР, по его мнению, и проявили готовность сражаться с большевизмом на стороне Германии. Германия же «тепло приветствует» такие устремления и будет оказывать им всестороннюю поддержку. Шелленберг назвал ислам «важнейшим бастионом против национального и культурного обезличивания восточных тюрков, против инфекции большевизма» и в конце своей речи заявил: «Для восточных тюрков важно обеспечить молодому поколению связь с традициями прошлого, чтобы строить свое будущее собственными руками, а не с опорой на костыли большевистских идеологов, вглядываясь в мир только русскими глазами»[534]534
  BA-Potsdam, NS 31/60, Bl. 2—3.


[Закрыть].

Здесь же выступил и великий муфтий Амин эль-Хусейни. Он говорил в основном о задачах, поставленных перед будущими имамами. По словам муфтия, они должны были быть ответственными за такое «моральное руководство, которое по своей действенности может быть сравнимо с самым современным оружием в мире и даже превосходить его»[535]535
  Цит. по.: Heine, Peter. Die Mullah—Kurse der Waffen-SS, in: Fremdeinsätze: Afrikaner und Asiaten in europäischen Kriegen; 1914—1945. Berlin, 2000. S. 183.


[Закрыть].

Одним из сложных вопросов, с которыми пришлось столкнуться организаторам школы в Дрездене, был вопрос об ее руководстве, который до конца так и не был решен (по крайней мере, это позволяют предполагать имеющиеся документы). В Главном управлении СС надеялись, что руководителем школы станет Алимджан Идриси. Райнер Ольша просил Идриси возглавить школу, но тот отказался под предлогом, «что он практически один руководит всей немецкой пропагандой на тюркские народы и к тому же ведет важную работу в МИДе». Однако А. Идриси, подчеркнув, что школа еще не имеет настоящего руководства, выразил согласие один-два раза в неделю ездить в Дрезден, чтобы контролировать деятельность школы и проводить там занятия. Идриси поставил условие, что в школе будут готовиться не только туркестанские муллы, но и представители всех остальных мусульманских народов. Подготовка мулл, по его мнению, была начата очень запоздало, «ибо время сейчас критическое, и отрывать мулл от отрядов было бы неправильно»[536]536
  Ibid., NS 31/30, Bl. 52.


[Закрыть]. Хотя Министерство пропаганды резко протестовало против отвлечения Идриси (он «является душой наших передач», – писал о нем в Главное управление СС государственный секретарь министерства Науманн 9 января 1945 г.)[537]537
  Ibid., NS 31/40, Bl. 38.


[Закрыть], по-видимому, он так и стал основным наставником, неофициальным руководителем Дрезденской школы мулл[538]538
  Однако вполне вероятно, что кандидатура А. Идриси вызывала сомнения даже у Р. Ольши, в целом благоволившего к нему. В 1944 г. в одной из своих записей, которые им были переданы в РСХА (Имперскую службу безопасности), Р. Ольша подробно описал сложившуюся ситуацию: «Личность профессора Идриса была в высшей степени спорной. (...) Против Идриса годами шла борьба, прежде всего со стороны татарской и туркестанской эмиграции. Его обвиняли в том, что он был советским агентом. (...) Кроме того, во время заседаний Имперского военного суда над татарской группой (речь идет о суде над группой М. Джалиля. – И.Г.) ему вменялось в вину, что его жена сыграла весьма неясную роль. Поэтому в этих условиях мне было очень тяжело доверить профессору Идрису роль шеф-учителя в школе мулл. Тем не менее я пошел на это, поскольку он в основном должен был вести только занятия по изучению Корана и арабскому языку (чтение и письмо). Кроме того, должны были обсуждаться исторические проблемы, и любая политическая дискуссия в школе была исключена. Профессор Идрис согласился на такие условия, так что не было никакой опасности того, что он мог бы вести конспиративную работу. (...) Вполне возможно, что Идрис не был другом Германии, для того он был слишком критически настроен по отношению к германской политике. Но он казался убежденным мусульманином и, исходя из этого, а также из-за своих знаний и своего возраста, особенно подходящим для школы». (BA-Berlin-Zehlendorf, ZR 920 А.54, Bl. 82).


[Закрыть].

К сожалению, конкретные сведения о деятельности школы довольно отрывочны.

Можно только полагать, что программа обучения была схожа с программой Гёттингенских курсов. Слушатели школы делились на два класса: в январе 1945 г., согласно списку того же Алимджана Идриси, в 1-м классе было 16 человек, во 2-м – 21, большинство среди них составляли представители среднеазиатских народов, хотя были и азербайджанцы, дагестанцы, поволжские и крымские татары[539]539
  IfZ(München), MA—366, A 2699233—2699234.


[Закрыть]. На деятельность школы наложили, естественно, отпечаток и ощущение близкого военного краха, атмосфера агонии, в которой находилась гитлеровская Германия в конце 1944 – начале 1945 г. 23 февраля 1945 г. школа мулл вместе с «Рабочим объединением Туркестан» эвакуировались в Вайсенфельс – небольшой город между Лейпцигом и Веймаром[540]540
  Брентьес Б. Указ. соч. С. 173.


[Закрыть]. И, по всей вероятности, в начале марта 1945 г. школа прекратила свое существование. Об этом свидетельствует следующий документ. Когда 6 марта 1945 г. А. Идриси отправил в Главное управление СС на имя оберштурмфюрера Северина Шия список пяти сотрудников газеты СС «Тюрк бирлиги» с просьбой командировать их в Дрезден в школу мулл, то получил ответ, что «вопрос о командировке в школу может быть поставлен только тогда, когда она вновь будет открыта»[541]541
  BA-Potsdam, NS 31/40; Bl. 19.


[Закрыть].

Завершившие свое обучение на курсах и в школе муллы прикреплялись к различным боевым или рабочим соединениям (ротам, батальонам, бригадам), получив чин «муллы» или «обер-муллы». Здесь они, конечно, не были предоставлены самим себе – руководство школы, в особенности А. Идриси, старались не терять связей с ними. Так, в середине января 1945 г. А. Идриси совершил поездку в город Ченстохов в расположение тюркской рабочей бригады, где прочитал восемь лекций перед священнослужителями соединения – по подсчетам Идриси, всего присутствовали 62 человека (16 узбеков, 16 казахов, 14 поволжских татар, 10 азербайджанцев, 6 представителей северокавказских народов)[542]542
  Ibid., Bl. 8—9.


[Закрыть]. В выступлениях лектор рассказывал о «правильном понимании веры, о важнейших ее запретах и заповедях, о споре между шиизмом и суннизмом, который является спором чисто политическим и ни в коем случае не религиозным». Не обойдены были вниманием и политические сюжеты: Идриси осветил «суть исламофобской политики» США, Англии и СССР и пояснил, что в случае военной победы союзников все исламские народы окажутся в полном рабстве. В конце своего отчета А. Идриси высказал и ряд предложений: организовать курсы немецкого языка для всех мулл, по пятницам с 12 до 14 часов выделять мусульманам время для свершения молитв, «чтобы они хотя бы раз в неделю могли молиться, а это в течении последних 25 лет было им запрещено большевиками».