Текст книги "Взгляды (Воспоминания и взгляды - 2)"

Автор книги: Исай Абрамович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

О каких же заслугах Сталина перед страной и народом может идти речь? Если бы не сталинские "ежовые рукавицы", процесс индустриализации страны и укрупнения ее сельского хозяйства шел бы нормальным, естественным путем, творческие силы трудящихся, не скованные диктаторским режимом и не отягощенные необходимостью содержать колоссальный бюрократический аппарат, показали бы действительно чудеса. Можно без преувеличения предполагать, что если бы во главе СССР после смерти Ленина не встал Сталин, наша страна по всем экономическим показателям была бы сейчас впереди на 20-25 лет. Громадные потери, которые уже понесла и продолжает нести страна от диктаторских методов управления, от нерациональной, бесхозяйственной организации труда, от внедрившихся за десятилетия и ставших привычными "липы", "туфты", обмана и самообмана, – все это результат ликвидации Сталиным начатков социалистической демократии, зарождавшихся было в стране. Только одни потери скота в ходе раскулачивания и коллективизации (от которых по сию пору не может оправиться наше животноводство) в ценностном выражении поглощают весь прирост, достигнутый промышленностью за первые годы индустриализации. А все последующее? Разорение колхозов в результате лишения колхозников стимулов к работе? Громадные потери от нерациональной организации труда, от неправильного хранения и использования материалов, сырья, оборудования, продукции? А длительное омертвление капитальных вложений в незавершенном строительстве, ввод в эксплуатацию новых предприятий с морально устаревшим оборудованием? Да мало ли – все перечислить просто невозможно. Еще хочется лишь сказать о политике в области оплаты труда – политике, как нельзя нагляднее показывающей, что социализмом у нас и не пахнет.

Не говоря уже о том, что в стране до сих пор продолжает занимать ведущее положение столь любимая Сталиным сдельщина, сдерживающая рост производительности труда, но зато создающая видимость перевыполнения норм, негоден был сам провозглашенный Сталиным принцип: "предпосылкой повышения заработной платы является повышение производительности труда". Проведение в жизнь этого "принципа" не вело к повышению производительности труда, оно лишь развращало трудящихся, толкая их к обману, припискам, снижению качества продукции.

Милован Джилас, возможно, прав, когда называет Сталина организатором новой социальной системы. Только какой? Социализмом ее, во всяком случае, не назовешь. Пожалуй, лучше многих других характеризует эту систему родная дочь Сталина, Светлана Аллилуева, в своей книге "Только один год":

"Для меня, – писала она, – было много труднее освободиться от мифов и лжи, чем для любого сталиниста. Все, что охватывает собою этот политический термин, всегда было чуждо мне. Даже когда я узнала многое, мне еще долго представлялось, что отец сам был жертвой системы, а не ее создателем и двигателем.

НЕТ, жертвами были другие, жертвами были миллионы людей.

А он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был ни душевнобольным, ни заблуждающимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом его жизни стало устранение противников и соперников, а потом уже все остальное. В пореволюционной России он воскресил абсолютизм, террор, тюрьмы, бюрократию, полицию, шовинизм и империалистическую внешнюю политику. В стране, где демократия в 1917 году оставалась выкидышем истории и умерла тут же после рождения, это только укрепило его власть и славу".

В последних словах Аллилуевой кратко, но выразительно изложена суть сталинской идеологии, имеющей много общего с идеологией тысячелетней русской монархии (хотя сталинская практика во многом "превосходила" своих предшественников), но не имеющей ничего общего с гуманной и прогрессивной идеологией основоположников коммунизма, да и с Лениным, который шел лишь на временное подавление демократии.

И глубоко неправ В. Гроссман, утверждая, что Сталин потому-де стал после смерти Ленина во главе государства, что он якобы лучше всех друзей Ленина выражал основную его суть. "Ненависть Сталина к лидерам оппозиции, писал В. Гроссман, – была ненавистью к тем чертам характера, которые противоречили ленинской сути. Сталин казнил ближайших друзей и соратников Ленина потому, что они, каждый по-своему, мешали осуществиться тому главному, в чем была сокровенная суть Ленина".

Это – абсурд, вытекающий из того абсурда, до которого довел В. Гроссман свою, в общем, имеющую основания мысль о влиянии тысячелетнего рабства России на характер русской революции. Доведя свою мысль до абсурда, В. Гроссман заявляет, что это тысячелетнее рабство создало и воспитало "сокровенную суть" В.И. Ленина.

Нет, Ленин воспитывался на демократических традициях своих предшественников на Западе и в России – и именно его "сокровенная суть" состояла в стремлении к освобождению всего человечества, к международному братству, а не к личной власти и господству русского великодержавия, в чем состояла "сталинская суть".

19. Эволюция сталинского режима

Еще в 1929 году, характеризуя путь, по которому сталинская группировка шла к неограниченной власти, Л.Д. Троцкий писал: "...реакция может придти не только после буржуазной революции, но даже после революции пролетарской". Жизнь подтвердила правоту этого теоретического утверждения Л.Д. Троцкого, как и своевременность его более раннего предостережения о возможном перерождении партийных кадров – предостережения, казавшегося многим из нас в 20-е годы чрезмерно пессимистическим.

Прошло полвека – и теперь мы видим, что предсказания Л.Д. Троцкого, к сожалению, не только сбылись, но и, выражаясь сегодняшним языком, "перевыполнены". Эволюция советского общества, начавшаяся с внутрипартийного преследования левой оппозиции, закономерно привела к бесконтрольной власти правящей касты (класса?) бюрократии и фактическому бесправию подавляющей массы народа.

Перерождение советской власти не было, конечно, мгновенным. Это был длительный процесс, растянувшийся на несколько десятилетий, в течение которых шла (особенно вначале) борьба между силами реакции и революции. Впрочем, после кровавых репрессий конца 30-х годов и вплоть до смерти Сталина сил, которые могли остановить процесс сползания режима в сторону реакции, уже почти не было.

Смерть Сталина и решения XX, а затем ХХII съездов партии принесли некоторую надежду на то, что удастся возродить социалистический характер советского общества. Некоторые попытки хотя бы приостановить процесс сползания были, действительно, предприняты Н.С. Хрущевым. К ним относятся не только массовая реабилитация и освобождение заключенных и резкое сокращение (на первых порах) репрессий против инакомыслящих, но и некоторое ослабление цензуры, некоторые (весьма робкие) попытки очистить историю партии и страны от сталинской лжи и сокращение (тоже очень робкое и незначительное) чрезмерных благ для высокопоставленных сановников. Но все это проводилось сверху, без всякого контроля и участия широких масс, без всякого пересмотра законов, в порядке "дарования милости". И "милости" эти очень скоро были отняты самим же Хрущевым, а затем еще более рьяно – теми, кто его сместил.

Сегодняшняя советская бюрократия обладает неизмеримо большей силой и влиянием, чем в 20-е годы, когда о ней писал Л.Д. Троцкий. Со всеми социалистическими принципами она давно покончила. Однако последнего шага она все же не делает: на открытую реставрацию капитализма не идет. Как и прежде, она пользуется социалистической, марксистской, коммунистической терминологией, хотя этот словарь, ставший для нее чем-то вроде "закона божия", все гуще прослаивается терминами, взятыми из словаря националистически-шовинистского.

Почему наше бюрократическое руководство продолжает пользоваться социалистическим словарем? Сознательно ли оно обманывает массы, сея иллюзии, будто продолжает дело Ленина? Или, может быть, обманывается само, веря в то, что говорит?

Вероятно, и то, и другое. Среди наших руководящих деятелей есть, конечно, и законченные циники, которые прекрасно понимают, что никакого социализма у нас нет, да и не нужен им никакой социализм, а нужна власть и предоставляемые ею блага. Но есть, надо полагать, и другие, думающие, что они в самом деле строят социализм в каком-то своем понимании этого слова. Тут и "двоемыслие", гениально обрисованное Оруэллом, и укоренившееся у них, прошедших сталинскую школу, представление о естественном сочетании социализма с великодержавностью (как же, ведь они построили социализм "в одной, отдельно взятой стране"!), и простая теоретическая безграмотность. Современные руководители партии – это не Ленин, не Троцкий, не Бухарин. Они не имеют ни глубоких знаний, ни собственных теоретических концепций. Они держат около себя специалистов (философов, историков, экономистов и др.), которые пишут им доклады, готовят решения, а они принимают и прочитывают их. Специалисты, может быть, и понимают, как обстоит дело по существу, но действуют так, как им велят мало что понимающие политики.

Так они и правят страной вот уже более четверти века – по сталинским методам, с именем Сталина если не на устах, то в умах и сердцах.

Но мир изменился – и открыто следовать сталинскому курсу они кое в чем просто не в состоянии. Так, хотя СССР, благодаря своему могуществу, все еще удерживает в своей орбите ряд стран Восточной Европы и сохраняет свое влияние в большинстве коммунистических партий, советскому руководству сегодня приходится проявлять в международной политике гораздо больше гибкости, чем допускал Сталин. Безоговорочного подчинения, которого требовал Сталин от всех компартий, сегодняшние руководители КПСС уже добиться не могут. Не говоря уже о полностью отпавшем Китае, им приходится делать ряд уступок странам-сателлитам и компартиям капиталистических стран, которые (особенно итальянская, испанская, французская и др.) по ряду вопросов открыто критикуют КПСС и СССР. Даже свою поддержку полуфашистских режимов в ряде стран "третьего мира" (Ливия, Сирия, Ирак, Йемен и др.) им приходится маскировать, объявляя эти режимы "освободительными" и "прогрессивными".

Что касается внутренней политики, то здесь советское руководство особенно консервативно и неуступчиво, особенно старается сохранить сталинские нравы, хотя в ряде случаев тоже вынуждено отступать.

Больше всего советские руководители боятся свободной информации, потому что им нечего противопоставить ей. Отсюда – засекречивание ряда сведений, которые ни в одной стране мира не являются секретными, отсюда – ксенофобия, усиленно насаждавшаяся Сталиным и оставшаяся со сталинских времен незыблемым принципом воспитания советского человека. Отсутствие свободы печати и свободы критики позволяет скрывать от советских трудящихся как огромный разрыв их условий жизни с условиями жизни правящей верхушки, так и неизмеримое отставание их материального уровня от уровня трудящихся западных стран. Свободное общение с иностранцами способно прорвать этот заслон. И поэтому и сейчас, как при Сталине, всякий иностранец (даже член братской компартии) рассматривается как потенциальный шпион, за ним и за теми советскими людьми, которые с ним общаются, устанавливается слежка, и постепенно люди начинают бояться контактов с иностранцами. Что и требуется! Выработан также устойчивый (хотя и негласный) кодекс правил, которыми регламентируется поведение людей, получающих разрешение выезжать за границу. Чрезвычайно неодобрительно относятся наши власти к бракам советских людей с иностранцами. При Сталине такие браки были вообще запрещены специальным законом (что кажется чудовищным в Европе в XX веке). Сейчас этот сталинский закон отменен, но неофициальные попытки помешать таким бракам продолжаются.

Чем объяснить такое болезненно-подозрительное отношение наших властей к общению советских людей с иностранцами? Боязнью шпионажа? Но, не говоря уже о том, что для шпионажа сейчас существуют средства куда более совершенные, чем вербовка отдельных, часто даже малокомпетентных людей, все применяемые методы не против него направлены и от него не гарантируют. Через какое бы анкетное сито ни пропускались направляемые за границу работники, а нет-нет, да и оказываются среди них пользовавшиеся "особым доверием" Шевченко и Пеньковские. Потенциальная возможность шпионажа существует для всех стран, и во всех странах с этим борются специальные органы разведки, что не мешает всем гражданам спокойно ездить за границу и обратно, посещать иностранцев и принимать их у себя.

Нет, ограничение общения советских людей с зарубежными гостями, воспитание их в духе национальной ограниченности и ксенофобии преследует другую цель: воспрепятствовать свободному потоку информации – в нашу страну о жизни за рубежом и из нашей страны о том, как живем мы. Одной из причин яростного преследования инакомыслящих является их обращение к международной общественности, ибо внутри страны, лишенной гласности, обратиться за помощью просто некуда. И неизбежно возникает закономерность: чем больше преследуют людей за высказываемые ими мысли, чем чаще становятся протесты, тем более ожесточенно и беззаконно привлекают власти мыслящих людей к уголовной ответственности, сажают их, здоровых, в психиатрические больницы, лишают работы по специальности и пр.

Конечно, в силу ряда причин – и прежде всего в силу международных факторов – современные власть имущие бюрократы уже не могут позволить себе осуществить террор против инакомыслящих в таких масштабах, в каких его осуществлял Сталин. Время от времени они вынуждены даже идти на уступки, освобождать и высылать за границу наиболее известных диссидентов, которых они, разумеется, предпочли бы сгноить в тюрьмах, как делал это Сталин. Но меньший масштаб террора не меняет сути тоталитарного режима, не дает подавляющему большинству народа тех политических, национальных, социальных и религиозных свобод, которые обещаны были Октябрьской революцией и отобраны бюрократией.

Такова эволюция советского строя – от диктатуры пролетариата до диктатуры бюрократической касты.

Бюрократия, однако, неоднородна. Большинство современных руководителей СССР занимает центристские позиции, однако все большую силу набирают правые, националистические и шовинистические элементы. Не знаю, существуют ли "левые", но если есть они в бюрократической касте, то их очень мало, а в руководящей головке партии их и вовсе нет. Центристское же руководство все больше склоняется в сторону правых и, хотя время от времени и посылает слабые удары в сторону уж очень открыто высказывающихся погромщиков, окопавшихся в ряде журналов и газет, фактически их поддерживает и охраняет от критики слева. Достаточно назвать имена Сафронова, Маркова, Шевцова, Семанова, Емельянова, Палиевского, Глазунова (можно значительно увеличить список), чтобы понять, как сильно влияние правых в современной советской массовой литературе, публицистике, телевидении и др., и какой внушительной поддержкой сверху они пользуются. Для примера можно сказать, что чудовищная многостраничная мазня И.Шевцова именно благодаря своей реакционно-шовинистической направленности издается тиражами в 200 и 300 тысяч экземпляров, а бульварный роман В. Пикуля, имеющий целью доказать, что Григорий Распутин был орудием сионистов, печатается в пользующемся популярностью журнале "Наш современник".

Левые – подлинно левые – не имеют вообще никакой возможности печататься: их произведения распространяются только через "самиздат" или если повезет – через "тамиздат". Однако читаются они советской интеллигенцией жадно, и, надо полагать, что очень многие из современных интеллигентов сочувствуют именно этому направлению, то есть борьбе за социализм "с человеческим лицом".

Однако масса интеллигенции разъединена и не готова к борьбе за демократизацию советского общества. Для каждого в отдельности, разъединенного с другими и не защищенного солидарностью, открытая борьба связана с большими опасностями. Она грозит отстранением от работы, запрещением печататься, лишением возможности заниматься избранной темой, давать концерты, выставлять свои картины, ставить спектакли, снимать фильмы и пр., не говоря уже о преследованиях более тяжелых. Поэтому большинство современных интеллигентов уклоняется от активного участия в борьбе за демократию и ограничивается тайным сочувствием.

Было бы неверным расценивать позицию всех этих людей огульно как шкурничество или трусость. Многие из них, каждый на своем месте, пытаются двигать вперед творческое сознание, творческую мысль, духовную жизнь советских людей. Мы знаем таких писателей, артистов, режиссеров, художников, деятельность которых вызывает глубокое уважение как у нас в стране, так и за рубежом. Несмотря на калечение цензурой, несмотря на вмешательство невежественных чиновников, они сохраняют в нашей стране высокие традиции русской культуры, науки, литературы. Если бы не было этих "легальных" сочувствующих, та тысяча или полторы тысячи диссидентов, которые самоотверженно борются за демократию, не имела бы такой атмосферы моральной поддержки.

Сейчас эти люди чураются политики – неофициальной, потому что она опасна, официальной – потому что она грязное дело. Но при повороте событий в сторону либерализации – хотя бы так, как это было при Хрущеве или Дубчеке, может произойти перекачка этих нравственно сохранившихся людей в сферу активной политической жизни. И тогда, когда будет возможна открытая апелляция левых интеллектуалов к массам, они очень быстро вытеснят как саму бюрократию, так и созданный ею большой слой привилегированной духовной челяди из числа тех же интеллигентов.

Интересы управляющей бюрократии прямо противоположны интересам народа и общества. Это основное противоречие можно проследить во всех областях общественной и государственной жизни, управляемой эволюционировавшим режимом. Эволюция эта, следовательно, полностью противоречит принципам большевистской программы, цели Октябрьской революции.

Каковы же перспективы дальнейшей эволюции советского общества? Куда и к чему мы можем прийти?

Вариантов много, но я остановлюсь лишь на наиболее вероятных.

Покуда существует обобществленное хозяйство, сохраняется база для реформ современного советского общества в направлении социализма. Однако при существующих условиях современный просталинский режим, если не будет войны, может существовать еще долго. Ибо до тех пор, пока современное руководство, худо ли, хорошо ли, обеспечивает развитие производительных сил страны и занятость людей и даже постепенно улучшает материальные условия их жизни, нет основания надеяться, что возмущение масс духовным и политическим рабством станет настолько сильным, чтобы привести к социальному перевороту.

Больше оснований предполагать, что модернизация общества произойдет путем реформ. По мере того, как современные руководители (уже достаточно старые и теперь) начнут отходить от власти, их станут заменять более молодые, не замешанные непосредственно в сталинских преступлениях. Они, конечно, воспитаны определенным образом, однако все же смогут более критически отнестись хотя бы к прошлому. И, быть может, либерализация режима начнется с пересмотра истории партии и советского государства, которую начнут излагать не по "установкам", как это делается сейчас, а по первоисточникам и архивным материалам, к которым будет открыт доступ.

То же может произойти с запрещенными сегодня произведениями художественной литературы. Нетрудно представить себе, что при смене руководства будут разрешены к печати "Раковый корпус" и "В круге первом" Солженицына, "Верный Руслан" Владимова, "Все течет..." В.Гроссмана и множество других книг, которые сейчас распространяются только в "самиздате" или печатаются за границей. Сегодня нам кажется это невозможным, но ведь издаются ныне в СССР книги М. Булгакова, О. Мандельштама, П. Васильева, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, запрещенные вплоть до второй половины 50-х годов...

С появления правдивой истории и правдивой литературы может начаться процесс либерализации режима и демократизации общественной жизни. Конечно, это будет длительный процесс – и при любом обострении внешней или внутренней ситуации он может быть прерван приходом к власти правой группировки, возглавляемой военными, которые смогут обеспечить "сильное правительство" и которые найдут сторонников – что скрывать! – во всех слоях советского общества. Если победит эта – правая, националистическая – группировка, это может привести к возникновению трагической ситуации. Русская националистическая бюрократия может в открытую столкнуться с выросшей и окрепшей националистической бюрократией в союзных республиках и втянуть в это столкновение свои народы. То же может произойти и в странах народной демократии, где есть все основания для роста националистических настроений, направленных против русских. Все это может вылиться в гражданскую войну со всеми вытекающими отсюда и непредвиденными последствиями.

Но нельзя исключить из поля зрения и другие возможности развития советского общества – возможности, вытекающие из влияния внешних факторов. Так, например, приход к власти в своих странах парламентским путем коммунистов европейских компартий – Итальянской, Французской, Испанской и др. и вызванный этим подъем трудящихся масс может оказать революционизирующее влияние на так называемые социалистические страны, а через них – и на Советский Союз.

А.И. Солженицын, в интервью, данном им в ноябре 1974 г., спрашивал: "Где большевики вскрывали недостатки, где они говорили о своих ошибках?" Вот вам пример открытого признания пороков советского строя, и таких примеров у Ленина очень много.

Вот еще один пример открытой критики, пример того, что большевики при Ленине умели смотреть правде в глаза. Это не то, что теперь, когда руководство вернулось к старой царской формуле: внутренний враг – это "сионист" (тот же жид) и "инакомыслящий" (тот же студент), а бюрократ из врага стал опорой власти.

Сейчас наши писатели, артисты, музыканты, художники, спортсмены и др. стали миллионерами. Труд их оплачивается без ограничений. При этом они еще пользуются бесплатными дачами, особым медицинским обслуживанием и т.д. В те годы, когда действовало решение IX партконференции, член партии обязан был сдавать в партийную кассу все, что выходило за пределы партмаксимума.

Известно, что за десятилетия, прошедшие с тех пор, как была издана цитируемая книга Л.Д. Троцкого, производительные силы в СССР гигантски выросли. Однако это само по себе не придало – и не могло придать советскому обществу социалистический характер.

Разве этим тезисом не пытаются оправдывать многие преступления Сталина: поголовная коллективизация, раскулачивание, форсированная индустриализация, и т.п.

Так у нас и происходит. В советской печати, радио, по телевидению скрупулезно критикуется любое нарушение демократических свобод в других странах. А у нас они нарушаются неизмеримо больше и в гораздо более жестоких формах.

Вот уже больше сорока лет КПСС воспитывает своих членов именно как школьников, да и от школьников современная педагогика требует больше самодеятельности и инициативы. Все эти годы внутрипартийные дискуссии практически исключены из партийной жизни.

Имеется в виду – в направлении борьбы с бюрократизмом. В последующем, при пересмотре программы, партия отошла от этого ленинского принципа. Новая программа, разработанная при Хрущеве, исходит из увековечения государства и, сочетая его с социализмом, называет его "народным государством".

Как явствует из ранее цитированной мною книги "Еврокоммунизм и государство", близкую к позиции Л.Д. Троцкого точку зрения на вопрос о строительстве социализма в одной стране занимает ныне генеральный секретарь Испанский коммунистической партии Сантьяго Каррильо.

* III. СТАЛИНСКАЯ МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА И ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА *

20. Сталин и германский вопрос

По официальным подсчетам советский народ потерял в Отечественной войне 20 миллионов человек. Кроме того, множество людей стали инвалидами, а другие попали в плен к фашистам, а затем – в советские лагеря.

Победа, таким образом, оплачена очень дорогой ценой.

Для того чтобы выяснить, почему так дорого обошлась нам победа, нужно вернуться к довоенному периоду. Прежде всего, нужно ответить на вопрос: как и почему удалось Гитлеру и его клике захватить власть в Германии? А затем: почему наша страна оказалась неподготовленной к нападению, и в начале войны терпела поражение за поражением, отступая и отдавая врагу обширные территории?

Я думаю, что эти два вопроса связаны. Я думаю, что поражения и огромные потери, понесенные нами в первый период войны, являются непосредственным результатом тупоумной и слепой политики Сталина, который сначала, противодействуя в Коминтерне союзу немецких коммунистов с социал-демократами, облегчил приход Гитлера к власти, а затем, предпочтя союзу с западными демократиями договор с фашистской Германией, облегчил ей нападение на Советский Союз.

Рассмотрим, как развивались события в Германии в 1930-1933 годах.

14 сентября 1930 года состоялись выборы в германский рейхстаг. Коммунисты получили на выборах 4 миллиона голосов, социал-демократы – 8,5 миллионов, национал-социалисты – 6,5 миллионов.

Казалось бы, тактику подсказывала сама жизнь. И логика, и мораль, и здравый смысл, и забота об интересах рабочего класса подсказывали двум пролетарским партиям объединиться, несмотря на все свои разногласия, в борьбе против самого страшного врага – фашизма. И если бы они это сделали, они не допустили бы прихода Гитлера к власти. Ведь коммунисты и социал-демократы вместе собрали 12,5 миллионов голосов против 6,5 миллионов голосов, поданных за нацистов.

Но Коминтерн, повинуясь Сталину, призвал германскую компартию "отвергнуть всякое соглашение с социал-демократами против фашизма и сосредоточить огонь на социал-демократах". Германская компартия выполнила директиву. Тогдашний ее руководитель Эрнст Тельман писал в Коминтерн по поводу итогов выборов утешительные реляции:

"Мы... не впали в панику. Мы констатировали трезво и серьезно, что 14 сентября было в известном смысле наилучшим днем для Гитлера, после которого наступят худшие дни".

На чем, собственно, был основан столь оптимистический прогноз? На отказе компартии от всех мыслимых союзников? На ругательстве "социал-фашисты", глубоко оскорбившем рабочих социал-демократов, которым фашизм угрожал так же, как коммунистам?

Благодаря тактике Сталина, на радость фашистам произошел раскол рабочего класса Германии и разрыв его передовых слоев с немецкими крестьянами и ремесленниками, которых Гитлер сумел привлечь на свою сторону.

Это предсказывал и от этого предостерегал Троцкий. Да, тот самый Троцкий, которого Сталин и его группировка обвиняли в том, что он никогда не понимал ленинской политики в отношении крестьянства и мелкой буржуазии. Троцкий понимал, что ситуация в Германии 1930-1933 года ни капли не похожа на ситуацию в России в 1917 году и что повторять ленинские зады не значит применять ленинскую тактику. А Сталин и Тельман именно повторяли зады. Они утверждали, что они ленинцы, потому что относились к германским социал-демократам в 1933 году так, как Ленин относился в 1917 году к русским меньшевикам. Хотя ничего общего в политической ситуации этих двух стран и в этих исторических периодах не было. В 1917 году стояла задача отобрать власть у буржуазии, и меньшевики, заключив союз с буржуазными партиями, мешали выполнению этой задачи. В 1933 году в Германии стояла задача преградить путь к власти фашистам, которые угрожали социал-демократам не меньше, чем коммунистам. Социал-демократы могли быть естественными союзниками коммунистов в борьбе против фашизма, и отказ от этого союза фактически был предательством.

В момент выборов в рейхстаг германским канцлером был Брюннинг. Ни Тельман, ни Сталин, ни руководство Коминтерна не делали различия между фашизмом, социал-демократией и Брюннингом. Они валили все в одну кучу и считали это "классовой линией".

Л.Д. Троцкий считал такую линию сугубо вредной и опасной. Обращаясь к Коминтерну и к компартии Германии, он писал:

"Вы ошибаетесь, что Гитлер и Брюннинг одно и то же. Вы ошибаетесь потому, что вы боитесь трудностей... ...Вы сдаетесь до того, как борьба началась, и провозглашаете, что уже потерпели поражение. Вы лжете. Рабочий класс расколот, ослаблен, но еще не уничтожен, его силы еще не исчерпаны. Брюннинг – переходная стадия – к чему? Либо к победе фашизма, либо к победе рабочего класса. Два лагеря готовятся к решающей битве".

Сталинское руководство Коминтерна и германской компартии не в состоянии было понять это. Они не поняли ни конкретной ситуации, сложившейся в Германии в 30-х годах, ни характера и особенностей участвовавших в политической борьбе партий, ни характера деятелей, стоявших во главе этих партий. В результате коммунисты противопоставили себя всем немецким политическим партиям, а значит и всем стоявшим за ними социальным слоям рабочим, крестьянам, городской мелкой буржуазии. Короче – германская компартия оказалась изолированной от германского народа.

До какой степени руководители германской компартии не понимали сложившейся ситуации, видно хотя бы из заявления, сделанного одним из этих руководителей Реммеле: "Пусть Гитлер возьмет власть. Он скоро обанкротится, и наступит наш час". Отвечая на это бахвальство, Троцкий с болью и негодованием писал: "Можно с уверенностью сказать, что народ, допустивший авантюриста захватить власть, не способен лишить его этой власти потом".

И это предсказание Троцкого оправдалось. Немецкий народ не смог самостоятельно освободиться от Гитлера: его устранила от власти, длившейся 13 лет, только победа во второй мировой войне антигитлеровской коалиции СССР и западных демократий. Той самой коалиции, от которой Сталин отказался в пользу союза с Германией, той самой коалиции, которая, будь она заключена раньше, могла бы предотвратить мировую войну или, во всяком случае, сделать ее менее длительной и кровопролитной.

Десятки раз говорил Троцкий о том, что только единый фронт коммунистов и социал-демократов способен преградить Гитлеру путь к власти. Он предупреждал, что в противном случае крайне правые партии Германии преподнесут власть Гитлеру.

"Они (правые) раздваивались между надеждой с помощью Гитлера разбить рабочих и боязнью, что это может привести к гражданской войне с непредвиденным исходом. Решительные действия левых усилили бы в глазах правых риск связаться с поддержкой Гитлера. Дезорганизация и бездействие левых снижали риск, толкали буржуазию, армию и Гинденбурга в объятия фашизма".