Текст книги "Подвиг начинался в апреле"

Автор книги: Исай Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ТАМАРА ИЗ ТАГИЛА

С той же Кутузовской слободы, откуда начинался боевой путь многих уральских комсомолок, начался и боевой путь тагильчанки Тамары Кузьминой. Тамара пошла добровольцем с Высокогорского механического завода, вместе со своими подругами Ниной Климовой и Верой Повенских.

Тамару обучали на пулеметных точках, охранявших один из московских заводов. К концу лета 1942 года она стала хорошим наводчиком, быстрым и ловким.

В ночь на 2 сентября Тамаре приказали:

– Собраться за двадцать минут.

В три часа ночи она была на командном пункте роты и встретила там еще трех девушек, которым пришлось собраться так же срочно.

– Идите в столовую! – сказали девчатам. – Поешьте перед дорогой.

Когда вышли из столовой, их ждал грузовик. И вещмешки были в кузове.

Привезли комсомолок к штабу полка. Возле него стояло несколько машин. В кузовах – треноги зенитных пулеметов. На улице – немало солдат. И среди них – тоже девушки.

Тут же разделили прибывших на два взвода.

Вышел командир полка Басин, спросил:

– Ну, орлы, знаете, куда едете?

Тамара Кузьмина звонко ответила:

– Наконец-то на фронт!

– Не совсем, – сказал подполковник. – Но близко. В Волоколамск. Больно там немцы разбушевались. Надо успокоить!

Выехали в темноте. На рассвете остановились в Истре. Город горел после недавней бомбежки. Собственно, горели развалины. Все улицы, по которым проходила машина, были разбиты, ни одного целого дома. Тамара впервые увидела такое. Впервые поняла, как жестока и безжалостна война.

Утром были на станции Волоколамск, тоже разрушенной, как и весь город. И тут узнали подробности вчерашнего массированного налета. Фашисты разбомбили санитарный состав. Много раненых погибло на путях. Был также разбит волоколамский госпиталь. Правда, раненых из него накануне эвакуировали. Но медики оставались и почти все погибли.

В Волоколамске усиливали огневые средства защиты. Вслед за пулеметчиками пришла в город и зенитная артиллерия.

Пулеметчики остановились возле высокого здания паровозного депо и только сгрузились, как завыли сирены и послышалась команда:

– Пулеметы – к бою!

Но на этот раз стрелять не пришлось. Немцы прошли на большой высоте, недосягаемой для пулеметов. Немцы рвались к Москве.

Не успели они скрыться с глаз, как шарахнула бомба за зданием депо. Видно, вчерашняя. Замедленного действия.

Слева направо: Галя Ефимова (1945 г.), Римма Ортюгина (1942 г.), Дуся Елистархова (1943 г.).

Слева направо: Тоня Попова (1942 г.), Фая Ерохина (1943 г.), Тамара Плотникова (1944 г.).

Тамара только успела упасть за деревянное крыльцо конторы, как над головой просвистел и вонзился в стену осколок. Крошечные щепки брызнули в лицо девушки. Она даже и испугаться не успела. Лишь спустя секунды поняла, что была на волосок от смерти.

Потом она часто бывала на волосок от смерти.

Жить зенитчикам было негде. Они поставили свои пулеметы на крыше депо и здесь же, на крыше, соорудили легкий навес от дождя. Под этим навесом и спали, на соломенных матрасах. Утром все покрывалось инеем: матрасы, шинели, солдатские ботинки. Сентябрь под Москвой – не летний месяц…

За две недели, в перерывах между налетами, пожилые бойцы пулеметного взвода забили окна в пустующем здании бывшей конторы, соорудили дверь. В этом обгорелом здании и поселились зенитчики. Ничего лучшего вокруг не нашлось.

Налетали немцы на Волоколамск часто. Но в первой половине сентября массированных налетов не было. Семь-десять самолетов вынырнут из облаков, торопливо сбросят бомбы – метили в основном в станцию и эшелоны. Во время одного из этих налетов, 9 сентября, расчет, в котором была Тамара Кузьмина, попал в пикирующий бомбардировщик, Пока фашистский летчик пытался сбить пламя, его добили артиллеристы. Так и рухнул фашист недалеко от станции.

22 сентября снова произошел массированный налет на Волоколамск. Уже позднее стало известно, что в тот день на город шли 35 «юнкерсов».

Они выскочили из-за леса с выключенными моторами, шли низко, нагло, уверенные в своей силе. Их было много. Видно, фашистские летчики надеялись полностью подавить зенитную защиту небольшой станции.

Зенитчики в тот день выстояли. Но Тамариному расчету не повезло. Одна из бомб угодила в край депо, пробила крышу и взорвалась внизу. Стали трещать и рушиться перекрытия. Тамара Кузьмина упала с большой высоты, и что-то тяжелое обрушилось на нее.

До сих пор Тамара Васильевна не понимает, каким чудом она тогда осталась жива. Она даже помнит, что довольно быстро поднялась из-под обломков и машинально стала собирать рассыпанные вокруг патроны. И тут услыхала крик командира отделения:

– Беги, Томка! Сейчас все обвалится!

Очнулась она уже в госпитале, в лесу возле Волоколамска, во время следующего налета. Она увидела, как со звоном разлетаются стекла, услышала свист пуль в палате. Это фашистские самолеты били из пулеметов.

Все происходило днем. Фашисты видели, куда стреляли. Но чему удивляться? Они всегда били по госпиталям, специально охотились за санитарными эшелонами на Волоколамской станции.

У Тамары еще хватило сил перевалиться через край койки и уползти под стену возле окна.

– У тебя, Томка, быстрая реакция, – не раз говорила ей еще в Тагиле, на соревнованиях, тренер высокогорских спортсменок Нина Волженина. – Когда-нибудь это тебя спасет.

Это спасло Тамару Кузьмину в Волоколамске.

Когда налет прекратился и девушку подняли, она увидела, что вся ее койка изрешечена пулями. Очнись Тамара на несколько минут позже – все было бы для нее кончено.

В тот день много раненых погибло в лесном Волоколамском госпитале. А уцелевших немедленно переправили в Москву, в госпиталь возле Бауманского сада. Тамара пролежала здесь месяц. У нее была тяжелая контузия.

В Бауманском саду был расположен аэростатный пост. Каждый вечер мимо окон Тамариной палаты поднимался в небо аэростат. Каждое утро, на рассвете, его спускали на площадку посреди сада.

Тамара видела этот аэростат, но не знала, что аэростатным постом в Бауманском саду командует ее лучшая тагильская подруга Нина Волженина, которую она тщетно пыталась разыскать. Тамара разыскивала Нину через подруг дальними путями. И в конце концов до Нины Волжениной дошло известие о том, что Тамара находится в госпитале по соседству.

В тот же день Нина пробилась к Тамаре в палату. Подруги встретились впервые с тех пор, как расстались в Чернышевских казармах. И поплакать, и наговориться толком не успели. Нине нужно было обратно на пост.

Лишь в короткие последующие встречи девушки рассказали друг другу все, что накопилось на душе за месяцы разлуки.

Когда Тамара поправилась, вернулась в свою часть, в Волоколамск. Взвод жил в землянках. Пулеметы стояли в глубоких двухметровых окопах.

Фашистские самолеты реже появлялись здесь. Дневные налеты почти прекратились. Недалеко от Волоколамска, под Ржевом, наши части вели наступательные бои, чтобы отвлечь силы врага и облегчить участь осажденных сталинградцев. И эти бои сковали в районе Ржева немало вражеской авиации.

Однако ночные налеты на Волоколамск продолжались, и работы зенитчикам хватало.

Правда, теперь им стало легче: под Москвой прибавилось наших истребителей, и все чаще в небе над Волоколамском вспыхивали воздушные бои.

В одну из тревожных ночей недалеко от Тамариного расчета остановилась грузовая машина.

– Московские зенитчики приехали! – крикнул кто-то.

Тамара бросилась к машине, звонко спросила:

– Есть тут тагильские?

– Есть! – раздался знакомый голос, и через борт, чуть ли не на руки к Тамаре, прыгнула худенькая черноволосая Нина Климова.

Это было так неожиданно, что Тамара не удержалась – расплакалась. А Нина обнимала ее и успокаивала:

– Ну, не реви, Томка! Не реви! Чего ревешь? Живы ведь?

Нина возвращалась из-под Ржева. Вместе с другими бойцами, она возила туда снаряды.

И опять давние подруги не успели толком поговорить. Раздалась команда, и Нина, торопливо поцеловав Тамару, прыгнула на колесо. Через минуту машина скрылась в темноте.

Тамаре было почему-то очень горько после этой молниеносной встречи. Но и погрустить-то девушка не успела – начался налет. Война просто не оставляла времени для переживаний…

Запомнилось Тамаре, как в начале сорок третьего года один фашистский летчик обманул зенитчиков. Он шел на Волоколамск с нашими бортовыми огнями. Он дал нашу сигнальную ракету.

Решили – свой. Пропустили.

А он развернулся над станцией и ударил по стоящему на путях санитарному составу.

Ох, и обозлились зенитчики! И когда вслед за этим немецким самолетом вынырнули из темноты другие, их встретил необычно плотный и частый огонь.

Немцы почти сразу же повернули назад. Видно, решили, что под Волоколамском появились новые зенитные части.

После разгрома фашистов под Сталинградом отступили они и от Ржева. Бои, которые были задуманы и начаты как отвлекающие, принесли нашей армии серьезный тактический успех. 2 марта 1943 года враг начал очищать Ржевский выступ. 3 марта наши войска вступили в разрушенный длительным сражением город Ржев.

Это позволило продвинуть на запад посты московской противовоздушной обороны.

Были сформированы новые зенитные батареи и зенитно-пулеметные взводы, в один из которых попала Тамара Кузьмина. Взвод этот прибыл в город Зубцов, в 18 километрах от Ржева, ему поручили охрану железнодорожного моста через реку Вазузу. Пока ехали в Зубцов, машина артиллеристов, шедшая впереди, взорвалась на мине. Многие погибли.

Зубцов встретил московских зенитчиков сплошными развалинами, догорающими кое-где пожарами. Жителей в городе почти не осталось.

Ночевать зенитчикам было негде. Спали на обледенелой мартовской земле, под машинами.

Утром перекусили сухим пайком и переправились через мост на западный берег Вазузы. Огневую точку предстояло оборудовать там.

Только переправились – налетел «юнкерс», начал бомбить мост и еще не окопавшихся зенитчиков. Осколком бомбы Тамаре ранило руку.

Пулеметчики отстреливались, но, застигнутые врасплох, так и не смогли подбить фашистского разбойника. Он отбомбился и улетел. Правда, в мост не попал. Этому все-таки удалось помешать.

Тамару перевязали. Командир спросил:

– Когда ехали, видела госпиталь?

– Видела.

– Дойдешь сама?

– Дойду.

И раненая Тамара двинулась в госпиталь, который видела в нескольких километрах от Зубцова.

Вскоре девушку отправили в Москву. Полтора месяца пробыла она в госпитале. А потом вернулась в свой взвод, на огневую позицию в Зубцове.

Позже, в июне 1943 года, Тамара попала в разрушенный войной Ржев. Здесь ей пришлось отражать последний в ее жизни крупный налет вражеской авиации. Отбили его довольно быстро, потому что во Ржеве к тому времени сосредоточилось много зенитной артиллерии и пулеметов.

Контузия в голову и рана давали себя чувствовать. Тамаре трудно было оставаться быстрым и ловким наводчиком, каким она была раньше. Ее перевели в Истру, где было спокойнее, чем в прифронтовом Ржеве. Здесь она была назначена комсоргом пулеметной роты.

Бывшие пулеметчицы, служившие в этой роте, отлично помнят подтянутого, бравого и всегда веселого комсорга. Удивительная, неиссякаемая жизнерадостность была отличительной чертой пулеметчицы Тамары Кузьминой. Эта девушка умела шутить и смеяться в любых условиях, даже под бомбами, под обстрелом, Чувство юмора никогда не покидало ее. Может, именно поэтому Тамару и любили везде, где она служила в военные годы.

Из Истры Кузьмину перевели в подмосковное село Богородское, близ Сокольников, где пулеметный взвод охранял территорию завода «Красный богатырь».

Этот крупный завод резиновых изделий немцы считали объектом, достойным серьезного внимания. За первый год войны фашистские летчики 25 раз пытались бомбить территорию завода. Однако его зенитно-пулеметная защита была настолько эффективной, что ни одна бомба так и не попала в цехи[5]5
  Из агитаторских материалов, сохранившихся у пулеметчицы Н. П. Ведерниковой.


[Закрыть].

Здесь, на «Красном богатыре», в конце войны пулеметчики получили легкие зенитные пушки и начали осваивать новую технику.

Отсюда, из Москвы, молодая коммунистка Тамара Кузьмина демобилизовалась в июле 1945 года.

ОТ ИСТРЫ ДО РЖЕВА

На этом же северо-западном направлении Подмосковья, где служила почти всю войну Тамара Кузьмина, принимали участие в отражении налетов вражеской авиации еще несколько комсомолок из Нижнего Тагила.

Токарь Высокогорского механического завода Аня Лобанова, та самая девочка с двумя косичками, которая за день до ухода в армию выступала в концерте перед ранеными, попала из Чернышевских казарм также в 20-й зенитно-пулеметный полк. Ее привезли в район Сокола, где девушек учили стрелять из пулемета. А когда оружие было освоено, когда присяга была принята, пулеметчиц отправили в Истру и поручили им защиту железнодорожного моста.

Они приехали в сожженную, разрушенную врагом Истру под моросящим дождем и едва успели выкопать огневую позицию для пулеметов, как начался налет. Затем еще один, еще… Несколько суток не отменялось на Истринской станции положение № 1 – полная боевая готовность. Пулеметчики оставались под открытым небом, под дождем, без всякого укрытия, его просто некогда было сделать. В короткие перерывы между налетами все, кто не стоял на посту, валились спать прямо на сырой насыпи, у пулеметов.

Лишь через несколько дней пулеметчики смогли начать сооружение землянки.

Однако строить ее приходилось очень осторожно. Все подходы к мосту были заминированы. Лишь тремя узенькими тропинками могли пользоваться зенитчики. Неосторожный шаг в сторону означал смерть.

В начале 1943 года пулеметный расчет, в котором служила Аня Лобанова, перевели из Истры в Волоколамск. И в первые же дни Лобановой пришлось принимать участие в отражении крупного налета, во время которого прорвавшиеся к станции фашистские штурмовики на бреющем полете расстреливали санитарный состав.

На всю жизнь запомнила девушка этот день: и усеянные трупами железнодорожные колеи, и красивую санитарку, которая под пулями выносила раненых из состава в укрытие, а потом была убита на путях.

В этот день в Волоколамске было много жертв не только среди раненых и медиков санитарного состава, но и среди зенитчиков.

В марте 1943 года вслед за частями действующей армии в освобожденный Ржев вошли взводы московских пулеметчиков и начали создавать здесь крайний северо-западный заслон Московского фронта противовоздушной обороны.

В составе одного из этих взводов была Аня Лобанова. Пулеметному расчету, в котором она служила, поручили охрану железнодорожной станции.

Ржев, как и остальные освобожденные города, был почти полностью разрушен. Был взорван городской водопровод, и чистой воды в городе не было. Зенитчики, охранявшие станцию, брали воду из дорожной колеи, из луж. По Волге непрерывно плыли трупы, и вода имела трупный запах и неестественный цвет. И все же пулеметчикам приходилось пользоваться и этой водой.

Бомбили Ржев не часто – там просто нечего было бомбить. Но через Ржев фашистские самолеты проходили на юго-восток, к Москве. И зенитчики, расположенные вокруг Ржевской станции, создавали огневую преграду на пути этих самолетов, рвущихся к столице. Ржевский зенитный заслон с первых же дней начал активно действовать.

В конце 1943 года, когда налеты на Ржев стали редкими, некоторых пулеметчиков, в том числе Аню Лобанову, вернули из Ржева в Волоколамск.

Недалеко от Волоколамска, в лесу, были разложены костры, которые в совокупности создавали как бы очертания Волоколамской железнодорожной станции. Это был обычный ложный объект, каких немало появилось в Москве и Подмосковье в военные годы. Немецкие летчики кидались на подобные объекты, и за годы войны на них было сброшено несколько тысяч бомб.

Возле этих костров близ Волоколамска постоянно дежурили два человека. Они жили в землянке, в полукилометре от подготовленных куч хвороста. Раз в несколько дней в землянку привозили свежие продукты. Раз в две недели меняли дежурных. При объявлении воздушной тревоги дежурные должны были поджечь весь заготовленный хворост и уйти в землянку, а после налета снова заготовить топливо для костров.

На эти дежурства Аню Лобанову посылали вместе с тагильчанкой Тамарой Кожевниковой. И они жили неделями вдвоем, в далекой лесной землянке, и были готовы к тому, что при первом же налете бомба разнесет их землянку в щепки.

Девушки были даже незнакомы в Тагиле, а тут стали подругами. Аня Лобанова узнала всю жизнь гальянской девчонки Тамары Кожевниковой. Как и Аня, она рано пошла работать – служила счетоводом в тагильской палате мер и весов. Как и Аня, записалась в добровольцы, а потом стала пулеметчицей. Как и Аня, училась владеть оружием на московской окраине Сокол.

Только уехала Тамара с Сокола не в Истру, а на один из подмосковных аэродромов. И полтора года вместе с, другими пулеметчиками успешно отбивала атаки фашистской авиации. За все время фашистам удалось повредить на территории этого аэродрома лишь один небольшой самолет «У-2».

В лесной землянке у этих девушек было тихо и вроде бы спокойно. И все же, возвращаясь в Волоколамск, к своим пулеметам, Тамара и Аня чувствовали себя спокойнее, увереннее. Рядом было надежное, испытанное оружие, которое позволяло бороться с врагом, а не покорно и бездеятельно ждать своей участи в беззащитной землянке.

В 1942 году в разрушенной Истре служила и тагильчанка Аня Шмелева, третья сварщица с завода имени Куйбышева, третья «Николаевна», которая во время распределения в Чернышевских казармах отбилась от двух своих подруг – Князевой и Сазоновой.

Пулеметный расчет, в котором была Аня Шмелева, охранял важный объект. Возле огневой позиции пулеметчики вырыли землянки и жили в них. Это была однообразная, трудная, полная лишений и, по существу, героическая жизнь в почти пустом городе. Жизнь в постоянном нервном напряжении. Потому что важный объект был из тех, за которыми немецкая авиация охотилась особенно рьяно.

На этом посту Аня Шмелева стала сержантом, командиром отделения. И не раз вспоминала бойкую красивую девушку, бывшую студентку Тагильского педагогического института Римму Ортюгину, которая служила тут же, в Истре, в отделении Ани Лобановой. Осколок бомбы повредил Римме руку в бою. Но Римма скрыла ранение от санинструктора и не ушла из расчета. С перевязанной рукой она продолжала стрелять по вражеским самолетам, а подругам сказала, что поцарапалась о проволоку. И только картошку не чистила несколько дней – тем и отличалась от всех.

Лишь позднее, когда повязку можно было снять, все поняли, что у Риммы было ранение[6]6
  В дальнейшем этой настойчивой девушке удалось пробиться на передовую, и в составе Отдельного корпуса связи радиотелеграфистка Римма Ортюгина дошла до Восточной Пруссии, принимала участие в штурме Кенигсберга, а затем в войне с империалистической Японией.


[Закрыть].

К концу 1943 года расчет Ани Шмелевой был переведен в Волоколамск, и до 1944 года, до полного окончания фашистских налетов на Подмосковье, тагильская сварщица защищала эту станцию.

НА «ГОРЯЧИХ» АЭРОДРОМАХ

Одна из рот 20-го зенитно-пулеметного полка до июля 1942 года защищала промышленные объекты в Подольске и помогала зенитным артиллеристам прикрывать подступы к Москве с юга. Некоторые отделения роты защищали также небольшой истребительный аэродром на южном направлении от столицы. Командовал этой пулеметной ротой капитан Александр Агафонович Быстров[7]7
  А. А. Быстров – бывший рабочий Уральского алюминиевого завода, ныне на пенсии и живет в Каменске-Уральском.


[Закрыть].

В апреле 1942 года в эту роту были направлены 25 уральских комсомолок, принявших самое активное участие в отражении налетов вражеской авиации.

В конце июля 1942 года рота Быстрова была переведена на западное направление и использована на защите аэродромов. По-видимому, сделано это было потому, что в Подольске рота показала свое высокое военное мастерство и умение надежно прикрыть наземные объекты от вражеской авиации. Подольские заводы, цехи которых защищали пулеметчики роты Быстрова, работали бесперебойно, несмотря на все налеты. Остановить, сорвать работу предприятий фашистским летчикам не удалось.

В роте Быстрова, на защите Подольска, начинала свою военную службу тагильчанка Катя Шапоренко. Впоследствии, защищая Можайск, Катя погибла.

В этой же роте, на прикрытии истребительного аэродрома, начинали военную службу белоярская комсомолка Дуся Елистархова (также защищавшая позже Можайск) и тагильчанка Фая Ерохина.

Тихая, немногословная, спокойная, выросшая на тагильской Гальянке, Фая и ходила как-то легко, почти неслышно даже в тяжелых солдатских ботинках. И работа у нее до армии была самая что ни на есть тихая – делала искусственные цветы в небольшой артели. И училась-то Фая пулеметному делу тихо, незаметно, редко что спрашивала, в сторонке от всех читала свои записи и тренировалась с учебным оружием.

А пулеметчик из нее вышел отличный – боевой и хладнокровный. И во время налетов она никогда не терялась, не суетилась и делала свое дело спокойно, вроде бы даже не спеша. А получалось быстро и ловко.

Горячая, нетерпеливая, порывистая Дуся Елистархова по-хорошему завидовала естественному Фаининому спокойствию и все старалась перенять его. Но трудно перенять чужой характер, даже если он очень нравится. Дуся оставалась порывистой, хотя это и не помешало ей тоже стать отличной пулеметчицей.

Военная служба этих девушек началась с того, что они рыли землянки. Рыли и строили в перерывах между налетами, которых было немало. И самое обидное было то, что в первые недели комсомолки не могли защищаться. Они не знали пулемета, им не доверяли оружия. Они только подавали патроны. Обращению с пулеметом эти девушки учились не только на занятиях, но и в бою.

На аэродроме девушкам выдали военное обмундирование – мужские гимнастерки с петлицами, солдатские ботинки мужских размеров. Гимнастерки можно было перешить. А громадные ботинки не перешьешь – в них набивали газеты, чтобы не болталась нога. В такой одежде девчата ходили до весны 1943 года, пока не ввели в армии новую форму – с погонами, – которую специально сшили и для девушек.

Летом 1942 года роту Быстрова перебазировали на западное направление. Командный пункт роты находился на большом бомбардировочном аэродроме, который подвергался особенно частым и яростным налетам вражеской авиации. Именно сюда попали Дуся Елистархова и Фая Ерохина.

Нередко немцы забрасывали этот аэродром так называемыми «ракушками» – мелкими осколочными бомбами. «Ракушки» терялись в траве, были незаметны, а потом взрывались и калечили людей, передвигавшихся по аэродрому, ломали шасси у самолетов, вызывали аварии.

После каждого налета саперы искали по всему аэродрому «ракушки», уносили и взрывали их. Но все «ракушки» найти не могли. И жертвы все же были.

Иногда бомбы попадали в стоящие на земле советские самолеты. Взрывались и горели машины, грозные в воздухе и совершенно беспомощные на земле. Пылали склады горючего и боеприпасов.

Однако аэродром продолжал действовать. Бойцы заравнивали воронки от бомб на взлетных дорожках, старательно выбирали «ракушки», и самолеты поднимались в воздух, уходили громить врага и его тылы. Ни налеты, ни бомбежки не могли дезорганизовать работу этого важного подмосковного аэродрома.

В зенитном прикрытии его уральские комсомолки сыграли весьма заметную роль. Их было здесь немало, и они считались одними из лучших бойцов-зенитчиков[8]8
  В составе роты Быстрова защищали этот аэродром тагильчанки Катя Шапоренко, Катя Дятлова, Юлия Халемина, Маша Парунова, Шура Панникова, Ольга Стебляк, Маша Кожевникова, Галя Бровина. Комсоргом роты была учительница из Петрокаменского Шура Бычкова. (См. подробно о ней, Маше Паруновой и Шуре Панниковой в книжке «Дайте ракету!».) Принимали также участие в защите аэродрома связистка Галя Зайцева – комсомолка из Первоуральска, пулеметчица Зина Дубинкина – учительница из Висимского района, комсорг 23-го зенитно-пулеметного полка младший лейтенант Софья Позолотина – учительница из Черноисточинска.


[Закрыть]. Над этим аэродромом было сбито 11 фашистских самолетов.

Тагильчанка Фая Ерохина служила на этом аэродроме почти полтора года и принимала участие в отражении последнего массированного налета, который был летом 1943 года. В тот день над аэродромом кружились 38 вражеских самолетов, которые нанесли ощутимый ущерб. Однако от аэродрома ушли 36 немецких самолетов. Два были сбиты зенитчиками.

После массированного налета летом 1943 года Фая Ерохина была представлена к награде и получила медаль «За боевые заслуги».

В конце 1943 года Ерохину перевели в Москву. Девушка стала командиром образцово-показательного расчета, защищавшего Ленинградский вокзал. Расчет этот носил имя Героя Советского Союза капитана Гастелло.

Дуся Елистархова покинула бомбардировочный аэродром раньше Фаи, весной 1943 года, когда один из пулеметных расчетов был переброшен в Можайск. Но и там белоярской комсомолке долго вспоминались бессонные аэродромные ночи, гул вражеских моторов, коварные «ракушки» – в траве или в снегу.

В защите «горячих» подмосковных аэродромов принимала участие и та отчаянная свердловчанка Тамара Плотникова, которая строила домны в Нижнем Тагиле, рвалась на фронт с первых дней войны и жаловалась в Комитет Обороны на то, что ее не берут добровольцем.

На одном из подмосковных аэродромов Тамара Плотникова, попавшая в 22-й зенитно-пулеметный полк, обучалась пулеметному делу, а затем принимала военную присягу. Служить ее направили на другой аэродром, подальше от Москвы. И комсомолки сами рыли и строили тут землянки, и месили глину, и таскали бревна. А когда выла над аэродромом сирена – бежали к своим пулеметам.

Немцам давно досаждал этот истребительный аэродром. И они пытались застать врасплох и летчиков и зенитчиков. Ни вечером, ни ночью это не удавалось. И однажды они налетели днем – в ясный, знойный июньский полдень.

Недалеко от поста была речушка, и весь Тамарин расчет ушел мыться. Она одна осталась у пулеметов.

Фашистские самолеты появились над аэродромом неожиданно, буквально свалились на голову из-за легких, серебристых облаков. Сирена завыла уже тогда, когда соседние расчеты стреляли.

Где-то за бугром, у речушки, замешкались застигнутые врасплох девчата и пожилые бойцы Тамариного отделения. А командир взвода отчаянно кричит: «Огонь! Огонь!» И самолеты с черными крестами уже почти над головой.

Тамара задрала кверху стволы пулеметов, закрыла глаза… И открыла огонь. Затем уже только опомнилась, стала ловить ревущие машины в перекрестье прицела.

Так она впервые стреляла по самолетам самостоятельно. Потом привыкла, освоилась. Потом ловила вражеские машины в прицел спокойно, терпеливо, хладнокровно.

Вскоре был еще один массированный налет. Над окрестными лесами в стремительных воздушных схватках защищали свой аэродром советские истребители. А с ближних бугорков короткими очередями, чтобы не попасть в своих, прикрывали наземное хозяйство зенитчики.

Несколько вражеских самолетов упали в тот день в окрестные поля и леса. Потом их обломки осматривали, изучали. И в фюзеляже одного из стервятников нашли немало пуль, какие водились только в том пулеметном расчете, где служила наводчиком Тамара Плотникова.

Слева направо: Нина Волженина (1943 г.), Нина Двойникова (1942 г.), Тамара Кузьмина (1942 г.).

Вера Гукова (1943 г.).

Связистка на линии.

А через несколько дней взвод, где была Тамара, перевели в Подольск, для охраны железнодорожной станции. И вдогонку девушкам пришло в Подольск письмо от летчиков с их прежнего аэродрома.

«Вас вовремя перевели, девчата, – писали летчики. – На другой день немцы забросали все бомбами. Теперь новым зенитчикам опять строить и землянки, и огневые позиции».

Казалось бы, повезло – смерть пронеслась мимо. Но Тамара горько усмехалась. Почему-то ей казалось: будь они на том аэродроме – отстояли бы свои обжитые землянки.

В Подольске Тамара была недолго – снова попала на аэродром. И снова бесконечные ночные тревоги, и стылые, морозные ночи у пулеметов, когда порой казалось, что мерзнешь зря, что никто не полетит бомбить в такой холод, в такую метель.

На этом аэродроме осталась старенькая Тамарина гитара, привезенная из Свердловска. Сколько под эту звонкую гитару и пелось, и грустилось подмосковным пулеметчикам! Но тут тоже нашлись гитаристы, и, уезжая на другой пост – охранять в Яхроме шлюзы канала Москва – Волга, – Тамара сделала вид, что забыла гитару в землянке. Как-то неловко увозить инструмент от того, кто играет лучше тебя…

Конец войны Тамара прослужила в Москве, защищала Казанский вокзал.

Тревоги здесь еще объявлялись, но бомбежек уже не было. Аэростатчики и зенитчики надежно прикрывали Комсомольскую площадь. За всю войну здесь попали в цель только две фугасно-осколочные бомбы, которые повредили железнодорожное полотно и одну из платформ. За всю войну крупнейший железнодорожный узел Москвы ни на минуту не прекращал своей работы.

Отчаянный характер Тамары никак не давал ей покоя. Девушке казалось, что она теряет дни, недели, месяцы. Стоять каждую ночь у пулеметов и не стрелять по врагу – это было выше ее сил. И она решила бежать на фронт вместе с Надей Блиновой, сержантом, командиром своего отделения. Благо, под боком был Ленинградский вокзал, с которого уходили фронтовые эшелоны на северо-запад.

Девушки были твердо уверены, что на фронте они нужнее. Ведь они немало умели, были опытными пулеметчицами. Неужели это не пригодится на передовой?

Они все-таки были еще совсем девчонки, хотя и носили военную форму…

Девушки все продумали, все подготовили. Выбрали банный день, когда их не скоро хватятся на посту. Пока хватятся, они уже будут на полпути к фронту…

Они быстро отыскали готовый к отправке эшелон, устроились на пустой тормозной площадке и в последний момент выскочили за водой.

Тут их задержал патруль.

Надю Блинову сразу же отправили в штаб полка, и больше Тамара ее не видала. Видимо, Надю крепко наказали. Все-таки сержант, командир отделения. Тамара получила несколько нарядов вне очереди. Потом ее перевели в другую роту, уже не наводчицей, а связисткой.

Впрочем, под конец войны, когда зенитные пулеметы в Москве заменялись скорострельными зенитными пушками, многих наводчиц переводили в связистки.

Как и другие московские пулеметчицы, Тамара Плотникова принимала участие в знаменитых московских салютах. Уже в родном Свердловске, на площади 1905 года, в один из первых послевоенных праздников Тамара Плотникова дала свой последний ракетный салют. Просто подошла, объяснила, что она московская пулеметчица, что салютовать умеет…

Ей поверили и дали ракетницу.