Текст книги "Подвиг начинался в апреле"

Автор книги: Исай Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Подвиг начинался в апреле

Серия книг для молодежи:

«ПЕСНИ ОТЦОВ ДОПОЕМ»

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

25 лет прошло со Дня Победы. И чем дальше в прошлое уходят события Великой Отечественной войны, тем больше мы узнаем о подвиге советских людей.

Весной 1967 года в газете «Тагильский рабочий» появилась первая статья о коллективном подвиге уральских девушек, защищавших небо Москвы. Это был отчет журналиста А. Тереба о встрече в редакции нескольких участниц событий. Рассказ об их судьбах взволновал и писателя И. Давыдова. Начались трудные поиски. Из Свердловска и Перми в апреле 1942 года ушло на запад два эшелона комсомолок. Они не знали, что им придется делать на войне, но оставаться дома не могли – Родина была в опасности.

С тех пор прошло четверть века. Как разыскать этих людей? Кто они? Где живут и работают? Это оказалось непросто. И. Давыдов побывал во многих уральских городах и поселках, в Нижнем Тагиле, Черноисточинске, Висимо-Уткинске, Висимо-Шайтанске, Ирбите, Асбесте, Петрокаменском, Невьянске и других. Адреса узнавали по цепочке. Помогли газеты, радиопередачи, статьи в журналах. Письма шли в редакции газет, в Союз писателей. В конце апреля 1968 года прошла первая радиопередача, она дала два десятка адресов.

Но некоторые адреса установить не удавалось. Долго разыскивали Марию Грудистову. Стало известно, что она находится где-то на юге. В газете «Вечерний Ростов» в июне 1968 года появилась статья: «Откликнись, Мария!». Но отклика не последовало. Тогда напечатали статью в журнале «Дошкольное воспитание» – знали, что Мария может быть связана с дошкольными учреждениями, и на этот раз не ошиблись – Мария Акимовна Луценко (Грудистова) оказалась в Кременчуге.

До сих пор писатель И. Давыдов был известен как автор многих рассказов («Вкус своего хлеба», «Его главная ошибка»), повестей («Дача в Малаховке»), фантастического романа «Я вернусь через 1000 лет».

Эта документальная книга создана по рассказам участников коллективного подвига, девушек, защищавших сердце нашей Родины – Москву. К сожалению, не все материалы, найденные автором, удалось опубликовать в этой книге.

ВСТУПЛЕНИЕ

И ДЛЯ НАС ВОВЕКИ БУДУТ СВЯТЫ

В БЕЛИЗНЕ ОТМЕТИН СНЕГОВЫХ

МАТЕРИ ГОДОВ ШЕСТИДЕСЯТЫХ,

ВОЕВАВШИЕ В СОРОКОВЫХ

Марк Соболь

ПОДВИГ ЭТОТ НАЧИНАЛСЯ ВЕСНОЙ. Стремительными, бурливыми ручьями убегал в низины последний апрельский снег. На подсушенных солнцем тротуарах уральских городов худенькие девочки играли в «классики».

Шла первая военная весна – апрель сорок второго года. Краткими, но тревожными были сводки с фронтов. Чувствовалось в этих сводках предгрозовое затишье. Враг еще был очень силен. Он стоял совсем недалеко от Москвы. Он окружил плотным кольцом голодающий Ленинград. Он накапливал силы для мощного удара на Юге. Впереди у нас еще были и сражение за Кавказ, и оборона Сталинграда, и битва на Курско-Орловской дуге. Впереди еще были три четверти долгой, тяжелой войны.

ПОДВИГ ЭТОТ БЫЛ КОЛЛЕКТИВНЫМ. Его совершили тысячи российских девушек, которые откликнулись на призыв Центрального комитета комсомола заменить мужчин в некоторых армейских частях. И прежде всего – в частях противовоздушной обороны. Впрочем, сами комсомолки еще не знали, в каких частях они будут служить.

Среди тех, кто первыми откликнулись на призыв комсомольского ЦК, были и москвички, и жительницы Кубани, и девушки из Кировской и Ивановской областей. Но больше всего было девчат с Урала. Так уж получилось. В Свердловской и Пермской областях в те дни пришли в комсомольские комитеты и военкоматы около четырех тысяч девушек.

ПОДВИГ ЭТОТ БЫЛ ДОБРОВОЛЬНЫМ. В начале апреля 1942 года в армию взяли наконец девушек-добровольцев – тех, кто осаждал военкоматы и комсомольские райкомы с первых же дней войны. Иные девушки даже писали в Государственный Комитет Обороны – требовали, чтоб их взяли добровольцами. «Комсомольцы-добровольцы…» – это поется не только про тех, кто строил страну в тридцатых годах, но и про тех, кто защищал ее в сороковых.

ПОДВИГ ЭТОТ БЫЛ КОМСОМОЛЬСКИМ. На него уходили по комсомольским билетам, по спискам комсомольских комитетов, обсужденным и утвержденным на бюро. Конечно, среди девушек-добровольцев были кандидаты в члены партии. Но чаще всего в партию участницы подвига вступали уже потом, в армии. В Ленинском райвоенкомате Нижнего Тагила еще сохранились пожелтевшие, почти искрошившиеся комсомольские списки девушек-добровольцев. Они подписаны секретарем горкома ВЛКСМ.

Эти девушки не знали, куда их привезут, чему научат, что им придется делать на войне. Они шли воевать, чтобы защитить Родину. Иначе они не могли. Если бы их выучили на разведчиц, они стали бы разведчицами. Выучили бы на радисток – они прыгали бы в тыл врага с парашютом и передавали бы оттуда сведения, необходимые стране. Девушки были готовы ко всему – к самому трудному, к самому опасному.

УРАЛЬСКИМ КОМСОМОЛКАМ, УЧАСТНИЦАМ ЭТОГО ПОДВИГА, И ПОСВЯЩЕНА НАСТОЯЩАЯ КНИГА.

НАЧАЛО

В семнадцать лет, кочуя по окопам,

Я увидала Родину свою.

Юлия Друнина

ТАГИЛ ПРОВОЖАЕТ

Уходили в армию четыре подруги, четыре лыжницы из рабочего Нижнего Тагила, с одного из старейших предприятий города – Высокогорского механического завода.

Они уходили в армию добровольно и не одни. Вся заводская команда – одиннадцать лыжниц – уходила в армию. И вместе со спортсменками – еще шесть девчат из заводских цехов.

Тренером этой команды была Нина Волженина – известная в городе физкультурница. Спорт с детства был ее главным делом. К двадцати годам она была инструктором спортивного общества. Превосходная лыжница, отличный легкоатлет, она и до войны, и после, и во время войны не раз завоевывала звание чемпионки – то города, то области, то своего спортивного общества, то своей дивизии.

В сорок первом Нина с нетерпением ждала соревнований в Киеве. Они должны были начаться в конце июня. И на эти дни у нее было назначено в Киеве свидание. С Виктором, другом детства, другом юности. Они вместе учились в школе, рядом жили, вместе росли. В сороковом году Виктор ушел в армию и служил на Украине, в Житомире. Виктора обещали отпустить на несколько дней в Киев, когда туда приедет невеста.

Однако ехать в Киев не пришлось. Началась война. И не с Урала люди ехали в Киев, а из Киева – на Урал.

Писем от Виктора не было. Он не писал ни Нине, ни своей матери. Но Нина не хотела верить в худшее и все ждала и ждала вестей от него.

Она первая из девчат Высокогорского завода узнала о призыве ЦК ВЛКСМ.

Она первая сказала:

– Я пойду!

Ее самые близкие подруги – токарь Тамара Кузьмина, оператор Нина Климова, браковщица Вера Повенских – тут же решили:

– Мы – тоже!

И вчетвером побежали в горком комсомола записываться в добровольцы. А вслед за ними потянулись в комсомольский горком и другие высокогорские девчата.

Их не хотели отпускать, их нелегко было заменить – ведь завод работал для фронта. Но девчата стояли на своем. Они ушли, так и не получив расчета.

Особенно не хотели отпускать из Тагила Нину Волженину. Председатель спортивного общества даже телеграмму отправил в обком комсомола: «Вернуть Волженину!»

15 апреля, перед посадкой в эшелон, в свердловском железнодорожном клубе имени Андреева, куда собирались добровольцы со всей области, Нину долго вызывали через рупор. В коридорах и залах громадного клуба раздавалось в тот день:

– Волженину – в обком комсомола! Волженину из Нижнего Тагила – в обком комсомола!

Нина слышала это. Но не откликнулась. Знала: откликнется – ее вернут в Тагил.

А в Тагиле кто-то уже поспешил вычеркнуть ее из списков добровольцев. Но она до конца войны служила в армии, завоевала добрую славу в своей дивизии и была награждена медалью «За боевые заслуги».

Перед уходом в армию Нина Волженина и ее подруги Тамара Кузьмина, Нина Климова и Вера Повенских сфотографировались. А спустя четверть века фотография молодых лыжниц с Высокогорского завода стала музейным экспонатом: работники Нижнетагильского музея с нее начали собирать материалы о коллективном подвиге уральских комсомолок.

Тамара Кузьмина пришла на Высокогорский механический завод совсем девчонкой. Ей было тринадцать лет, когда она стала рассыльной в цехе. А в пятнадцать она уже работала на четырех станках-полуавтоматах. Веселая, ясноглазая, быстрая, она успевала всюду: хорошо работала, увлекалась спортом, особенно лыжами, пела и плясала в концертах заводской самодеятельности.

В начале войны Тамара окончила двухмесячные курсы сандружинниц и затем вместе с Верой Повенских и другими девчатами дежурила в госпитале, мыла и перевязывала раненых, организовывала концерты.

Выступали в этих концертах токарь Аня Лобанова и диспетчер заводского гаража Нина Двойникова. Аня читала стихи, а Нина отлично пела русские народные песни. В концертах номера Двойниковой считались «гвоздевыми».

Последний раз Аня Лобанова выступала в концерте, который состоялся 13 апреля. В кармане у Ани лежала повестка, и думала девушка о том, как сказать обо всем матери. Мать еще не знала, что Аня записалась в добровольцы.

Объявив Анин номер, конферансье добавил, что эта девушка завтра добровольно уходит в армию. И пожилые раненые с нежностью смотрели на маленькую девчонку с двумя косичками, похожую на их дочерей.

В армию брали только тех, кому исполнилось восемнадцать. А Тамаре Кузьминой стукнуло семнадцать. Но в комсомольском билете у нее был неверно поставлен год рождения, выходило, что она старше. И Тамара умудрилась пройти с этим билетом все комиссии. Семнадцатилетними ушли в армию и Аня Лобанова, и двоюродная сестра Нины Волжениной браковщица Высокогорского завода Тоня Гаева.

Одна из близких подруг Волжениной, Нина Климова, была учительницей. Еще до войны она окончила Нижнетагильское педагогическое училище и вела младшие классы в Красноуральском районе, в школе лесоучастка. А на комсомольском учете все еще оставалась в Нижнем Тагиле.

Когда началась война, Нина была в отпуске, дома. Она сразу же кинулась в горком комсомола.

– Что надо делать? – спросила она.

– Иди на завод, – посоветовали ей.

И она стала оператором. Осенью она так и не вернулась в школу. Потому что на заводе была нужнее.

Но Нина была твердо убеждена, что на фронте она еще нужнее, и одна из первых пошла записываться в добровольцы.

Со всех заводов и из всех институтов Нижнего Тагила уходили в армию комсомолки. Уходили медсестры из детских яслей и учащиеся техникумов, учителя и работники столовых, шоферы и кассиры.

137 комсомолок отправил на этот подвиг Нижний Тагил в апреле 1942 года.

Две из них дружили с пятого класса. Каждый год фотографировались классы, и на каждой из этих фотографий можно найти темноволосую, круглолицую Тамару Сазонову и светлоглазую, с длинными и толстыми льняными косами, Нину Князеву.

Они и жили-то рядом, на Гальянке. Кто в Нижнем Тагиле не знал эти кварталы одноэтажных домиков, расположенных за Тагильским прудом?

Началась война, и девушки, не окончив школу, после девятого класса пошли на металлургический завод имени Куйбышева сварщицами. Работали по двенадцать часов в сутки, с очень редкими выходными.

В армию они уходили с завода втроем – Нина, Тамара и Аня Шмелева, сварщица из того же цеха, выпускница той же школы на Гальянке. Девушек вызвал к себе директор завода, отговаривал:

– Вы же здесь работаете для фронта, девчата! Что вам еще надо?

Они слушали молча, виновато глядели в пол директорского кабинета. Но решения своего не изменили.

У всех трех были одинаковые отчества – Николаевна. В цехе это заметили только тогда, когда девчата собрались в армию. И, хоть раньше никто их по отчеству не величал, теперь говорили:

– Уходят от нас три Николаевны.

Отчества одинаковые, а девчата – разные. Задумчивая, мечтательная, с почти всегда удивленными большими глазами Нина Князева. Энергичная, быстрая, горячая Тамара Сазонова, которую трудно было чем-нибудь удивить. Спокойная, рассудительная, осторожная и ироничная Аня Шмелева.

14 апреля с вещевыми мешками они пришли в тагильский клуб металлургов и долго стояли в сторонке. С других заводов девчата приходили большими, шумными группами, а с завода имени Куйбышева их было только трое.

Спустя несколько дней их пути разошлись. Но 14 апреля гальянские девчата об этом еще не думали.

Небольшой группой держались в клубе металлургов три комсомолки, которые пришли сюда с химического завода, положившего начало широко известному ныне Тагильскому заводу пластмасс. Двое – Женя Даниленко и Тася Андреева – были направлены на завод горкомом ВЛКСМ еще в 1939 году, Галя Ефимова – в 1941.

Женя Даниленко работала экономистом. Там же, в плановом отделе, была учетчиком и Галя Ефимова. Тася Андреева была мастером в цехе.

Среди уральских добровольцев неторопливая, темноглазая Тася Андреева была одной из очень немногих замужних женщин. В марте 1942 года она проводила на фронт мужа и решила пойти вслед за ним. А в следующем, 1943-м, году уже в армии Тася получила известие о гибели мужа на Западном фронте.

Даниленко и Андреева были членами райкома комсомола и выписывали повестки многим девушкам-добровольцам. Выписали и себе, и Гале Ефимовой. Повестка была в то время очень важным документом – без нее даже добровольцев не отпускали с работы.

Впрочем, этим трем комсомолкам повестки по существу не помогли. Девчат все равно не отпускали. Их паспорта были заперты в сейфе заводского отдела кадров. Девушки так и ушли без паспортов. И последнюю зарплату на своем заводе получали уже после войны.

Андреева и Даниленко были членами заводского комитета комсомола, единственными его членами – все остальные ушли на фронт раньше. Перед уходом в армию Тасе и Жене пришлось закрыть комнату комитета комсомола и сдать ключи завхозу. Хотели девчата повесить объявление: «Все ушли на фронт». Как в гражданскую. Однако потом передумали: для кого? И на заводе и в райкоме все всё знали.

Еще в Свердловске этих трех комсомолок уговаривали вернуться на завод. До самой посадки в эшелон они боялись, что их могут просто вывести из колонны. Но этого не случилось.

Среди уральских девушек-добровольцев было немало комсомолок из Москвы, Ленинграда, Харькова, Смоленска и других городов, которые летом и осенью 1941 года отправляли на восток страны составы с женщинами и детьми, с промышленным оборудованием.

Ленинградская комсомолка Вера Гукова с пятнадцати лет работала копировщицей на Кировском заводе.

В августе сорок первого, вместе с другими прокатчиками и прокатным станом, отправили в Нижний Тагил ее отца. Ее завод, ее район сразу стали прифронтовыми. Всех жителей этого района переселили в глубь города, и Вера Гукова ходила каждый день на работу по два часа – пешком, под обстрелом, мимо свежих развалин.

А после работы, как и другие ленинградские девушки, Вера дежурила в госпиталях, торчала на крышах – гасила «зажигалки».

В числе других ленинградских комсомолок Веру Гукову готовили к партизанской борьбе в городе. Исход битвы за Ленинград тогда еще был неизвестен.

Эта очень спокойная, сдержанная девушка, за всю жизнь не сказавшая, наверно, ни одного громкого слова, перенесла в Ленинграде и холод, и голод первых блокадных месяцев. Совершенно истощенную, вместе с семьями нескольких металлургов, ее отправили на самолете на Большую землю в конце декабря 1941 года.

Самолет шел над территорией, оккупированной врагом, и люк был открыт, и в люке стоял пулемет. Нападения вражеских самолетов можно было ожидать в любую минуту.

К счастью, самолет с ленинградцами благополучно приземлился в Подборовье. Отсюда в специальном вагоне, включенном в состав длинного эшелона, ленинградцев повезли в Челябинск.

Эшелон шел медленно, подолгу стоял на станциях. И на каждой станции ленинградцев кормили. Одних только ленинградцев. И все же они умирали. Многие умерли в этой зимней, долгой, холодной дороге.

Вера Гукова доехала до конца. Ей было тогда восемнадцать лет. А выглядела как одиннадцатилетняя. У нее была дистрофия.

Из Челябинска Веру отправили в Нижний Тагил, к отцу. И здесь, в Тагиле, никто не хотел верить тому, что рассказывала Вера о Ленинграде. Даже сами ленинградцы не верили. О подробностях блокады тогда еще мало писали в газетах, почти не рассказывали по радио. Они казались невероятными, невозможными.

В Тагиле Веру Гукову подлечили, подкормили, и она, едва почувствовав себя достаточно крепкой, ушла добровольно в армию. Сейчас она говорит об этом коротко:

– Я не могла остаться в стороне.

К тому времени Вера снова работала копировщицей на заводе, который постепенно слился с Нижнетагильским металлургическим комбинатом.

Вместе с Верой из этого же отдела уходила в армию конструктор Лида Изотова. Она была родом из Брянска, и впоследствии ее направили в один из партизанских отрядов Брянской области.

Вскоре Вера Гукова получила известие, что там, в партизанском отряде, Лида Изотова погибла. У Веры Федоровны Бочковой (Гуковой) сохранилось военное фото Лиды Изотовой.

С Нижнетагильского металлургического уходило в армию больше двадцати девушек. Среди них была чертежница из доменного цеха Валя Патракеева, бывшая сибирячка. Перед войной Валя Патракеева приехала с приисков Бодайбо учиться в Уральском индустриальном институте, на строительном факультете. Но с тех пор столько перемен произошло в Валиной судьбе, что казалось, словно учеба – лекции, семинары, вечера в «читалке» – были в какой-то другой, давно прошедшей жизни. Может, даже и не в Валиной, а в чьей-то чужой.

В начале войны студенты-строители рыли фундаменты для эвакуированного оборудования на Уралмаше. Затем убирали картошку в колхозе. А потом пришла пора заменять в заводских цехах мужчин, ушедших на фронт. Это был призыв комсомола, и Валя Патракеева не могла не откликнуться на него. Она попала в Тагил, в доменный цех металлургического завода, и стала помощницей машиниста вагоновесов. Вскоре мастер узнал, что бойкая, веселая помощница, которая за словом в карман не лезет, совсем недавно была студенткой, что она умеет чертить.

– Пойдешь в чертежницы! – сказал он. – Там грамотных не хватает. А здесь поставим того, у кого образование поменьше.

Бывшая свердловская студентка быстро зарекомендовала себя в цехе превосходной чертежницей. Именно поэтому в армию Валю Патракееву не отпускали.

Тогда Валя пришла в горком и сказала:

– Если не отпустят меня – все равно убегу! Давайте лучше по-хорошему!

В горкоме не удивились – уже привыкли к таким разговорам. Поулыбались и включили Валю в список, послали на комиссию.

На всех медицинских комиссиях Валя упрямо наклоняла голову, глядела в пол – прятала зоб. Сибирская болезнь. Валя знала, что с зобом в армию не возьмут. Но она прятала умело – ее взяли.

А дома, в Бодайбо, родители долго считали, что Валя учится на инженера. И писали ей письма на полевую почту, полагая, что это новый, засекреченный, военный адрес института. Потом Валя все-таки решилась – послала домой свое военное фото.

14 апреля из Нижнего Тагила уезжали 170 девчат города и двух соседних районов – Висимского и Петрокаменского. Добровольцев собрали в клубе металлургов, выстроили в колонну и сказали Нине Волжениной:

– Вези до Свердловска.

Чемпионку города, кандидата в члены партии, ее хорошо знали и ей доверяли.

Колонна с песнями шла по тагильским улицам к вокзалу.

А за колонной шли по брусчатым мостовым матери и сестры. Впервые в городе свершалось такое. Впервые на Урале девчата сотнями уходили на войну.

Поезд с комсомолками шел из Тагила в Свердловск всю ночь.

В Невьянске к нему прицепили еще один вагон. И в нем тоже были девушки-добровольцы.

НЕВЬЯНСКИЕ КОЕ-ЧТО ЗНАЛИ…

Сейчас ее зовут уважительно – Клавдия Харитоновна. Сейчас у нее сотни учеников. Многие из них давно уже окончили машиностроительный техникум и работают на различных заводах, в различных концах страны.

А когда-то ее звали просто Клава. Клава Кадышева. Иногда даже Кланя. Порой нежно – Ка́душка. Хотя она всегда была тоненькая. Она и сейчас стройна, как девчонка.

У нее были длинные, толстые, золотистые косы. Они оттягивали голову назад и невольно делали походку горделивой.

У Клавдии Харитоновны и сейчас такая походка, словно у нее все еще те девичьи тяжелые косы.

В 1938 году она приехала из Серова в Пермь учиться в педагогическом.

Когда началась война, Клава Кадышева была студенткой. Многие ее товарищи по институту уходили на фронт прямо с лекций. А для тех, кто оставался, программу «спрессовали». И уже в начале 1942 года Клава Кадышева попала в Невьянск учительницей.

Первым делом она пошла в райком комсомола и попросила отправить ее на фронт.

– При первой возможности, – привычно ответили ей. И занесли в списки, которые составляли пока еще неизвестно для чего.

А через три месяца, в апреле, про эти списки вспомнили. И когда перед невьянским военкомом Тюриным предстала худенькая, большеглазая учительница, он только головой покачал и вслух подумал:

– И куда такая девочка пойдет?

Потом вздохнул, махнул рукой.

– Ладно! Иди! Только косы не стриги! Жалко такие косы!

Вместе с Клавой Кадышевой уезжала из Невьянска в армию высокая темноволосая Рая Бережнева, руководившая лабораторией на Невьянском заготовительном пункте. В конторе заготзерна работали три комсомолки. И все трое пошли в армию добровольцами.

Одна из них сразу вернулась. У нее оказалось слабое зрение, и ее не взяли. Другая, Лида Боликова, прошла вместе с Клавой Кадышевой и Раей Бережневой всю суровую военную службу и летом 1945 года вернулась в Невьянск.

В начале войны Лида Боликова еще была студенткой Уральского индустриального института. Но первой военной зимой она взяла академический отпуск и уехала домой, в Невьянск, работать. Вместе с ней уехала в родной Невьянск и ее давняя подруга Регина Бабуркина, студентка Свердловского горного института. Позже Регина вместе с Лидой Боликовой ушла в армию, и в одной части они прослужили до конца войны.

Среди невьянских добровольцев была и комсомолка Тоня Старостина.

Невьянские девушки-добровольцы, одни из очень немногих во всем эшелоне, знали, куда едут. Кто-то их предупредил:

– Вы, девчата, едете в Москву.

О том, куда идет эшелон, знали еще несколько висимских комсомолок. Но и они помалкивали.