Текст книги "Экстази"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

7. Хедер

Счастливые семейства.

Мы с Хью и мои папа и мама. Хью с папой говорят о политике. Отец защищает государственное здравоохранение, а Хью заявляет, что нам нужно:

– …общество, построенное на персональной ответственности каждого. У людей должен быть выбор, где им лечиться и какое образование получать.

– Знакомая софистика консерваторов, – замечает папа.

– А по-моему, нам всем пора посмотреть в лицо реальности: социализм старого толка, как мы представляли его раньше, давно уже почил в бозе. Сейчас необходимо примирить людей с противоположными интересами, признавая их различия; взять самое лучшее из левых и правых идеологий.

– Тем не менее, боюсь, я все равно останусь с лейбористами…

– Да и я тоже, и всегда их поддерживал.

– Только ты, Хью, – новый лейборист, – вступаю я в спор. Мама бросает на меня неодобрительный взгляд. Хью ошарашен:

– Как это?

– Да, ты – новый лейборист. Как Тони Блэр. Что одно и то же с консерваторами. Хотя Мэйджор, возможно, был даже левее Блэра. А он – просто более ядовитая версия Майкла Портилло [прим.15]прим.15
  Майкл Портилло – британский политик, консерватор, один из кандидатов в премьер-министры.


[Закрыть], и именно поэтому он пойдет гораздо дальше.

– По-моему, Хедер, все это не совсем так просто, – отвечает Хью.

– А по-моему, нет. Что лейбористы предлагают рабочему классу в случае своего возвращения? Ничегошеньки.

– Хедер… – утомленным голосом начинает Хью.

– Думаю, что все равно проголосую за лейбористов, – говорит отец.

– Сейчас что они, что тори – никакой разницы, – заявляю я им всем.

Хью смотрит на мать, слегка закатывая глаза, словно извиняясь за мое поведение. Мы молчаливо соглашаемся сменить тему, и отец подытоживает:

– А что, разве было бы лучше, если бы у нас было одно мнение на всех?

Остаток вечера проходит без приключений. В машине по дороге домой Хью оборачивается ко мне:

– Кто-то сегодня выступал с большевистской прямотой.

– Я всего лишь сказала, что думаю. Что, нужно из этого целую историю раздувать?

– Я лично никакой истории не раздувал. А вот ты – да. Зачем было вести себя так агрессивно?

– Я не вела себя агрессивно.

– Разве что чуточку, моя сладкая, – качает он головой с улыбкой. Сейчас Хью так похож на пай-мальчика, и я готова убить его за ужасную нежность, которая пробуждается во мне вопреки всему.

– Ну ты и телка, крошка, – произносит он голосом гангстера-американца, хватая меня за колено. Внутри у меня все содрогается, и я рада, что вся нежность куда-то улетучилась.

8. Ллойд

Мы с Друзи в гетто Гамлилэнд. Мне кажется, это Кэррик Ноу, но легко мог бы быть и Колинтон Мэйнс. В фургончике было премерзко, да еще это похмелье.

– Плинтуса поменять, Ллойд, только и всего. И еще – новые двери поставить. Управимся в полсекунды, – уговорил меня Друзи.

Про Друзи можно подумать, будто он всегда улыбается из-за своих смешливых глаз и кока-кольных очков. Он и в самом деле пышет счастьем, и позитив из него так и прет. Мы с Друзи работали вместе еще тыщу лет назад, в одной шарашке в Ливингстоне, строя панельные дома, и с тех самых пор, как начал деньгу зашибать, он время от времени подкидывает мне халтурку по возможности, – все равно что ставить на чудо-лошадку две ЭЛЬ – О – И краткая и Дэ.

В доме хозяин, некто мистер Муар, угощает нас чаем.

– Понадобится что, ребята, кричите, – я в саду, – бодро говорит он нам.

Ну, мы разбираемся с комнатами одна за другой, все отлично, и мне уже становится получше, и я с удовольствием думаю о том, как мы с парнями повеселимся сегодня вечером. Наконец мы с Друзи оказываемся в комнате, похожей на спальню молоденькой девчонки. На одной стенке – плакат с кексом из Оазис, на другой – мужик из Праймал Скрим и еще один – с чуваком из Блёр. Над кроватью висит тип из Тэйк Зет, тот, что свалил из группы. Много кассет. Ставлю Парклайф, мне нравится заглавная песня, где слышно, как бормочет тот пацан, что играл в Квадрофения. Фильм-то был потрясный.

Я блаженно подпеваю, отфигачивая очередной кусок плинтуса.

– Ого! Вот это да… приколись! – Это Друзи. Он дергает за ручки ящичков в девичьем комоде, пытаясь отыскать тот, что ему нужен. Ловкость охотника его не подвела – и вот он уже вытаскивает на свет божий пару крохотных трусиков и вынюхивает, будто сейчас прямо в ноздрю себе засунет.

– Жалко, что нет здесь какой-нибудь корзинки с грязным бельишком, – ржет он, но вдруг, охваченный новой идеей, он выбегает в прихожую и поднимает крышки стоящих там ящиков. Пусто.

– Вот гады. Хотя у нас уже есть парочка уютненьких трусишек, а?

– Ебнуться можно, я уже по уши влюблен в нашу цыпу, – говорю я, растягивая нежную ткань поближе к свету, и пытаюсь мысленно нарисовать себе голографическую картинку тех прелестей, что должны бы были оказаться внутри. – Сколько лет малышке, как думаешь?

– Ну, навскидку бы дал не меньше четырнадцати, но и не старше шестнадцати, – ухмыляется этот Друзи.

– Просто суперклевая наикрутейшая птичка, – говорю я, разглядывая самую что ни на есть сексуальную коллекцию исподнего. Вытаскиваю из кассетника Блёр и ставлю Оазис – заводят они здорово, и хоть я не прикалываюсь к группам, мне больше клубные темы нравятся, но сейчас Оазис мне подойдет. Иду обратно плинтуса отковыривать, а Друзи, похоже, застрял с бельем не на

шутку.

Поднимаю глаза и вижу перед собой следующую картинку: дружок мой натянул себе на бошку девчонкины трусики, сверху еще стеклышки свои нацепил и дрыгается под музон. И еще я, по-моему, слышу какой-то шум за дверью, но прежде, чем я успеваю крикнуть об этом Друзи, наш хозяин мистер Муар появляется в проеме прямо перед Друзи, который пляшет себе как ни в чем не бывало.

– В чем дело? Чем вы занимаетесь? Да вы… вы… Бедный Друзи стаскивает с кочна злополучные трусы.

– П…простите, мистер Муар… хотели немножко пошутить, – оправдывается он. – Ха, ха, ха – игривым театральным смехом.

– Это, по-вашему, смешно? Рыться в личных вещах постороннего человека? Вести себя по-свински в нижнем белье моей дочери!

Для меня это оказалось последней каплей. Я заржал, как жеребец, и уже ничего не могло меня остановить. Господин Смешковский личной персоной, да еще какой! Мышцы лица свело, будто в приступе, и я чувствовал, как багровею.

– Хе, хе, ха, ха, хе…

– А ты над чем потешаешься? – Он обернулся в мою сторону. – Думаешь, это смешно, черт вас дери! Вы… – извращенцы поганые – рыться в личных вещах моей дочери!

– Простите нас, – заискивающе прошелестел Друзи, я бы и не смог ничего ответить.

– Простите? Вы еще прощения просите? У самих-то дети есть? Я вас спрашиваю!

– У меня два парнишки, – отвечает Друзи.

– И что, думаешь, так и должен себя вести порядочный отец?

– Ну, я ведь уже извинился. Ну, глупость сделали. Мы же пошутить хотели, только и всего. А сейчас что – будем стоять здесь и рассуждать о том, как должны вести себя порядочные отцы или мы с напарником будем работу делать? И так и этак – платить вам. Что предпочитаете?

По – моему, Друзи выступил довольно круто, но этот парень, Муар, видно, думал иначе.

– Собирайте инструменты и проваливайте. За работу, которую уже сделали, я заплачу. И радуйтесь, что я в полицию на вас пока не заявляю!

Пока мы убирались, наш приятель несколько раз заходил и снова начинал свои причитания, простофиля, забыл, что в кулаке все еще стискивает дочкины трусики.

Мы с Друзи сразу пошли в паб.

– Слушай, прости, что не успел предупредить. Музыка громко играла. Все вроде спокойно, как вдруг, раз, а этот кекс уже вошел, – а ты прямо перед его носом отплясываешь свой маленький танец.

– И не такое еще бывает, Ллойд, – на лице Друзи заиграла улыбка. – А ведь неплохо поржали, правда? Помнишь, что у него на роже было написано?

– А у тебя самого – видел?

– И то верно, – разразился он задорным хохотом.

Друзи расплатился со мной, и мы здорово надрались. Потом я сел в тачку до Хэймаркета и на электричку в Соупдодж сити. Там я на такси добрался до хаты Стиво в Вест Энде, причем за то же расстояние, но только в Эдинбурге, я заплатил бы раза в три дороже. Мне сразу вспомнилось, какие засранцы эти эдинбурские таксисты. И у меня уже в кармане было хоть шаром покати. Надо будет постараться и сдать-таки эти голимые экстази, что мне Злобная Сучка дала.

Клэр, Аманда и Стиффси уже торчали у Стиво, как один разодетые в пух и прах.

– Это что еще за парад мод? – нервно спрашиваю я, прикидывая, насколько жалок мой собственный прикид.

– Мы не едем в Суб Клаб, Роджер Санчез сегодня играет в Тоннеле, – заявляет мне Клэр.

– Ч-черт возьми, – возмущаюсь я.

– Да у тебя все будет путем, – подбадривает меня Стиво.

– Думаешь?

– Ну разумеется, – кивает Клэр.

Стиффси все таскается из прихожей в комнату, прохаживаясь по ней, как по подиуму. Сто лет прошло, а он все не уверен… эти туфли и брюки с таким верхом – пойдет?

– Не-е, – сказал я, – штаны с кофтой не катят.

– Ну не могу я кофту так бросить. Шестьдесят пять фантиков за нее в Экзайле оставил. – Но вот ведь вопрос – если я свои коричневые штаны натяну, то с туфлями будет проблема.

– Пора идти, – говорит, поднимаясь с места, Клэр, – пошли же.

Аманда со Стиво тоже встают. Мне поначалу трудно задницу с кушетки поднять, такая мягкая, что просто проваливаешься.

– Минутку, а! – умоляюще кричит Стиффси.

– Да пошел ты, – затряс башкой Стиво. – Идем, Ллойд, ты, старый прикольщик с востока. Готов?

– Ага, – отвечаю я, наконец поднимаясь с кушетки.

– Еще минуточку… – умоляет Стиффси.

– Увидимся в следующей жизни, – отвечает ему Стиво и выходит. Мы за ним. За нами плетется Стиффси, все еще переживая за свой Гордон Рз.

Но все его беспокойство как рукой снимает в Тоннеле. Стивовские таблетки – просто класс, гораздо лучше моего дерьма, надо сказать. Роджер С был в отличной форме, и нам все было по приколу, пока мы не вернулись утром назад к Стиво. Стиффси, вот козел, опять разволновался, когда Е сошло понемногу, и отвалил домой переодеваться. Я кинул до кучи одну из марок, что Злобная Сучка дала на продажу, полагая, что раз уж таблетки у нее на этот раз дерьмовые, то и кислота на многое не потянет.

Достаю пакетик с экстази из кармана, голимые таблы, и подношу его к свету. В жизни будет не сдать на фиг. Кидаю бесполезный пакетик на стол.

Эти напыщенные эдинбуржцы триповать не очень-то любят. Стиво врубает телек, а Аманда с Клэр начинают крутить косячки. Сначала кислота мне кажется простой бумагой. Но вскоре все кардинально меняется. И еще.

9. Хедер

Я не хочу ребенка.

А Хью готов. У него – жена, работа, дом, машина. Но все-таки чего-то не хватает. Ему кажется, что ребенка. Воображение у него не очень.

Общаемся мы не много, и я даже не могу сказать ему нормально о том, что не хочу ребенка. Мы, конечно, разговариваем, но только мы создали для себя такой особенный язык, на котором невозможно по-настоящему общаться. Мы создали не-язык. Возможно, это еще один признак всеобщего регресса цивилизации. Или еще чего-то. Точно, чего-то еще.

Во всем этом есть один положительный момент – Хью тоже не может мне сказать о том, что он хочет ребенка. Все, что ему остается, это улыбаться малышам, когда мы выходим погулять, или с чувством рассказывать мне о своих племянниках, о которых я раньше ничего не слышала. Но вот сказать прямо «я хочу ребенка» он не может.

А если бы и сказал, то я бы ответила: «А я не хочу».

НЕТ НЕТ Не хочу ребенка. Я хочу жить. Своей жизнью.

Вот он лезет своими пальцами ко мне в вагину. Как мальчишка-подросток в банку с вареньем. Это не чувственность, это всего лишь ритуал. Во мне – неприятное напряжение. Вот он старается засунуть в меня свой член, проталкивая его вдоль сухих, отвердевших стенок. Тут он начинает слегка похрипывать. Он всегда слегка хрипит. Помню, как после нашей первой ночи, еще в универе, подружка спросила меня:

– Ну и как он тебе?

– Ничего, – ответила я, – но только хрипит очень. Она над этим долго смеялась. Ведь она имела в виду, какой он как человек.

Я довольно долго думала именно таким образом. Была прямолинейной, по-своему, по-тихому. Так все говорили. Я и в самом деле такой была. Но не теперь. Хотя вот сейчас, здесь – да.

Мать всегда говорила, что мне повезло, что я встретила Хью. Целеустремленного, серьезного мужчину. Кормильца семьи.

– Ты за ним будешь, как за каменной стеной, – сказала она мне, когда я показала ей кольцо с бриллиантом, полученное от Хью. – Как я за твоим отцом.

Но если все мы получаем от Хью, то что же остается на мою долю?

Вскармливать.

Вскармливать малютку Хьюшу-хрюшу.

Вскармливать милого малыша малютку детку-конфетку Хьюшу-хрюшу.

Вскармливать собственное отвращение.

– …У-ух… ебучка… – выдыхает он, впрыскивая в мое тело свой заряд, откатываясь и погружаясь в глубокую дрему. Ебучка. Так он зовет меня, меня, ту, что, словно кусок мяса под тяжестью его тела, нервно сжимает мятую простыню.

Ебучка.

Я специально постоянно оставляю свой Cosmo на журнальном столике и исподтишка наблюдаю, как Хью с опаской косится на заголовки статей:

Вагинальный и клиторальный оргазмы

Хорош ли ваш партнер в постели?

Ваша половая жизнь

Имеет ли размер значение?

Как улучшить свою половую жизнь

Да, я читала иногда Вуманз Оун. Степень по английской литературе, бесполезное образование, конечно, но все же с этим можно рассчитывать на большее, чем пролистывание Вуманз Оун. Вопросы Хью: Как ты можешь читать такую чушь, дорогая? – а в голосе отчасти презрение, отчасти – отеческое одобрение.

Понимает ли этот капитан местной промышленности, что он направляет кораблик наших взаимоотношений прямиком на скалы забвения? Осознает ли он, что он делает со своей добропорядочной супругой Хедер Томсон, известной в узких кругах по имени Ебучка? Нет, он смотрит в другую сторону.

Его ядовитая сперма во мне, она пытается пробиться к моему яйцу. Слава тем, кто изобрел противозачаточные средства. Рукой я нащупываю свой клитор и, воображая волшебно-таинственного партнера, довожу сама себя до оргазма.

Вот оно.

Вот оно. Я становлюсь Ебучкой. А Хью спит себе глубоким сном.

10. Ллойд

Звон нарастает в моих ушах, и мне кажется, что я слышу, как кто-то произносит что-то вроде, что «когда-нибудь мы все поймем, почему все всегда по-разному». Вроде знакомый акцент, но не совсем чтобы манчестерский, а скорее провинциальный восточный, ланкастерский.

Кто это сказал? У меня начинается паника, поскольку эта фраза ни к чему не относится и говорить ее было некому. Нас тут здесь было, есть, было четверо в комнате: я, да, я точно здесь, и Стиво, смотрит гольф по телеку, или скорее просто пялится на голубой зад того, кто может, а может и нет, сойти за игрока; Клэр развалилась на кушетке, смеется, как сумасшедшая, и рассуждает о том, почему ребята, что за стойкой стоят, голимые любовники (усталость, одиночество да алкогольная импотенция, заключает она; по-моему, не совсем верно, но ладно, фиг с ним); и вот еще тут Аманда – хавает со мной вместе клубнику.

Мы поедаем клубнику со сливочным сырком.

Есть клубнику надо так – разрезаешь ее на кусочки, тогда видно ту часть ягоды, которую видишь нечасто. Ага и угу, вот я умник-то, а. А потом можно наслаждаться чередованием красного и белого, пока темный ковролин не оборачивается гладко отполированными безупречно чистыми мраморными плитками, ласково уплывающими в бесконечность, и я вместе с ними, и просто поддаваясь минутной слабости, ускользая все дальше и дальше от Аманды, и от Клэр с ее кушеткой, и от Стиво, который так себе и смотрит гольф, и я ору во всю глотку УФФ РЕБЯТА ЯАА ПААШЕЛ УЖЕ НА ФИГ и роняю клубничину, комната вроде обретает нормальные размеры, и все эти на меня смотрят, а Стиво еще губы надувает, ну прямо клубничины, а Клэр ржет еще громче, отчего из меня пулеметными очередями изрыгаются громоподобные смешки, а к ним присоединяется и Аманда, и я воплю:

– Шушара на палубу! Охуительные бумажки, и мне башню щас так капитально снесет…

– К тебе щас все твои Смешлейтенанты слетятся, Ллойд, – смеется Стиво.

– И то верно. Точняком.

Я хочу как-то сняться и принимаюсь за руководство по приготовлению клубники, это понемногу становится для меня сверхзадачей. Не то чтобы я на измене или вообще съезжаю, но просто образовался вакуум, пустота в голове, в которую тут же заползают дурные мыслишки, а что если я тук-тук порежу эту клубничку, а потом раз-раз воткну этим ножом в кого-нибудь из присутствующих

Ух

Нет нет нет отвали нужно нужно не это зачем это я подумал нет это дурные мыслишки никак не объяснить от этого они только хуже а просто плевать на них надо а ножом только вычищать эти беловатые серединки из клубни-чен а в них сливочный сырок по чуть-чуть сличуть спирок.

Черт.

Не могу понять, сказал я это или подумал про себя или и то и другое одновременно. Так, если я все это сказал вслух, то о чем же тогда я думал? А? Вот-вот!

– Слышь, я говорил сейчас что-нибудь про клубнику, говорил вслух или нет?

– Ты просто думал вслух, – говорит мне Стиво.

Думал – говорил. Думать-то я думал, но вот только вслух ли? Вот подонки, хотят замутить меня в хлам, но мало одной марочки ЛС, чтобы сбить Ллойда Буиста с пути истинного, вот как брат семи морей.

– Думал вслух, – сказал или подумал я. Все-таки сказал, потому что Клэр заявляет мне:

– Наркотический психоз, Ллойд, вот что это такое.

Первый признак.

Я смеюсь ей в ответ и повторяю: наркотический психоз, наркотический психоз наркотический психоз

– Мы не против, но ты всю клубнику съел, Ллойд, -

говорит Аманда.

Я гляжу в кастрюльку, и точно, все признаки того, что там были ягоды, налицо, в виде листиков и все такое, но только сами ягоды скорее удивляют своим отсутствием. «Обжора ты, Ллойд», – думаю я про себя.

– Обжора ты, Ллойд, – говорит Клэр.

– Ни фига себе, Клэр, я ведь щас только что подумал те же самые слова… это же телепатия… или я сказал их вслух… от кислоты совсем башню рвет, и клубника, ведь я и правда съел всю клубнику…

Я начинаю слегка паниковать. Штука в том, что с истреблением всей клубники я каким-то образом утратил свой ковер-самолет во времени-пространстве. Клубника была для меня чем-то вроде машины времени, космического корабля, нет, слишком грубо, стираем эту мысль и начинаем по новой: клубника была для меня способом передвижения из одного пространственного измерения в другое. Без нее я приговорен к вечной жизни в этом дерьмовом мире, поскольку без звуковых и визуальных галлюцинаций кислота вообще гадость порядочная; с тем же успехом можно просто упиться в минусы, да еще деньжат заслать пивнякам да тори, что мы и проделываем каждый раз, когда подносим к губам бокал этого дерьма, а вот без галлюцинаций у старой доброй кислоты есть один плюсик, приступы Смешлейтенантов, а это всяко получше, чем алкашка, в ней сидишь с козьей мордой и набираешься депрессанта под названием алкоголь, все, черт, хватит с меня, мы же про КЛУБНИКУ…

– Все, я пошел. Надо бы еще клубнички, а, – объявляю я всем. Меня что-то смешит в лице Клэр. Хроническая атака Смешлейтенантов.

– Смотри осторожней, не отлетай, – говорит мне Клэр.

– Да, поаккуратней там, – поддакивает ей Аманда.

– Ты безумный выходить в таком виде, – отвлекается Стиво от синей задницы гольфиста.

– Все отлично, ребята, – говорю им я.

И я прав. Здорово, когда о тебе все так беспокоятся. Но не до такой степени, чтобы я раскис идти или полез бы к ним целоваться, но это бы уже была паранойя. Я просто сказал, что хочу побыть один, я сказал.

Хочу побыть.

Но сначала иду отлить. Омерзительно ссать под кислотой, кажется, что никогда не закончишь, а время искажает все так, что вот вроде как отливаешь слишком долго; это действует на нервы, и в следующую же секунду я осознаю, как меня это уже достало, и я запихиваю член назад в штаны чуть раньше, чем закончил, хотя нет, уже закончил, но не стряхнул, и вот, блин, я ведь не в джинсах, а во фланелевых штанах, и с джинсами все бы ничего, но на фланели у меня будет карта Южной Америки или Африки прямо на самом интересном месте, если только я не приму радикальные меры – типа засуну в трусняк туалетной бумаги. Трусняк. Засуну. Кругом – обвинения. Я обвиняю. Пошли все на хрен. Я – Ллойд Буист.

Меня зовут Ллойд Буист, а не Ллойд Биатти. Б.У.И.С.Т. Еще одна атака Смешлейтенантов. Дышите глубже…

Только представьте меня, Ллойда Буиста, меня, перепутать с Ллойдом Биатти, тем кексом, что, как говорят, отпендюрил собственную младшую сестренку. Да у меня в жизни не было маленькой сестренки. Вверяю вам, ваша честь, и вам, господа присяжные, и тому палачу-психопату, что каждый разговор в любом пивняке Лита начинает словами: «А, помню-помню. Это же ты, грязный ублюдок…»

Блин, да как же можно все так напутать? Да, мы оба живем в Лите, и возраст тот же. Понятно, нас и зовут одинаково, Ллойдами… признаю, имя для Лита не совсем обычное. Ну да, у нас и фамилии с одной буквы начинаются. Да, боюсь, существует еще одно сходство, ваша честь, признаюсь, мы оба оттрахали наших сестричек. Ну что поделаешь тут, а? Все по-семейному, не надо драгоценное время на обычную болтовню тратить, на Баккарди с колой. Ну че, сестричка, давай-ка, а? Перепихнемся по-быстрому? А? Отличненько. Но вот только в моем случае это была чужая сестричка. Ясно? Ясно вам, люди? А вот и рок-опера, что я сочинил про Ллойда Биатти, того, другого Ллойда:

 
Дома, дома Ллойд сидит и ждет
И дрочит от скуки
Он смотрит из окна вперед и вниз
Вперед и вниз он смотрит
Но ничего там нет, один лишь город.
 

Сука, блин, это уже слишком, потому что это про меня, или про меня – подростка, а должно быть про Ллойда Биатти, мне нужно сосредоточиться на проблемах, которые привели этого самого Ллойда Биатти к инцестуальному роману с собственной сестрой, потому что просто так это все не случается, по крайней мере, ни с того ни с сего, постой-ка, постой… ведь если Ллойд Б. нумеро уно, кого мы назовем не-трахающим-сестру Ллойда, т. е. меня самого, если он сидел и дрочил, как и всякий тоскующий сексуально подавленный четырнадцатилетний подросток в своей комнате в Лите, то что же тогда делал Ллойд нумеро два; тот, что на самом деле, или, по крайней мере, со слов, отделал свою малышку-сиблинга? Наверняка то же самое, что и Ллойд Первый, то же самое, что любой четырнадцатилетний парнишка в Лите в этот самый момент. Вот только он, грязная свинья, не просто дрочил, как все, а пошел, сука, еще дальше и связался с маленькой девчонкой, двенадцати лет от роду по слухам, в общем, хлебное дело для советников по семейным проблемам…

Но я совсем не то же самое, что тот урод поганый, да, имя совпадает… и все… спокойней-спокойней, это все кислота. Пора возвращаться – назад к друзьям, сказать «пока-пока», прежде чем я, наконец, точно, вчистую, раз и навсегда пойду в тот магазин.

– Да не трахал я свою младшую сестренку, – заявляю я им всем, входя в комнату.

– Да у тебя и сестры-то нет, некого трахать, – отвечает мне Стиво. – А если бы была, то уж наверняка бы засадил.

Задумываюсь над его словами. Тут что-то начинает шевелиться у меня в желудке. Я же ничего не хавал, на фиг, за последние пару дней, кроме экстази, амфетаминов и кислоты. Еще я выпил энергетического напитка и сожрал кусочек груши у Аманды и, разумеется, сливочный сырок и КЛУБНИКА. Пора идти.

Я выхожу из квартиры и прыжками, да, буквально прыжками несусь по Грейт Вестерн Роуд. Ллойд Буист, повторяю я про себя. Почему-то мне кажется важным про это помнить. Лит. Партийный беженец. Самый притесняемый изо всех людей на свете. Борись за право тусоваться, нечего тратить драгоценную энергию на всякую глухую чушь типа жрачки, работы и всей этой фигни. Скука, скука и еще раз скука. Беженец Ллойд, один посреди чужого мне Вест Энда в Глазго. Я был потерян во Франции, влюбленный. Нет, нет, нет, сукин ты сын. У тебя задача проще некуда. Наипростейшее задание

– Привет, большой человек!

Со мной поравнялись два кекса, тяжело дышат и оглядываются по сторонам. Это же эти… как их там… Роберт с Ричардом из тусовки с Мэрихилла. Я постоянно на них натыкаюсь, – в Метро, в Форуме, в Резарекшн, в Пьюр, в Суб Клабе… фанаты Слэма, не-е, Терри н Джейсон… Индастриа…

– Привет, ребята!

Что – то не то с их лицами, и слишком уж поспешно они от меня валят.

– Извини, большой человек, спешим, немножко поели и свалили… Приходится, а что поделаешь, ведь так… ведь не на хавчик же деньжата тратить… -выпаливает все это Роберт, обращаясь ко мне и пятясь назад, словно рефери на футболе. Полезный навык.

– Все ясно, ребята! Все, блин, с вами ясно! Хорошо идешь, Роберто! Отлично идешь, сынок, полезный навык! – кричу я им вслед, пока они быстрехонько сматывают удочки. Оборачиваюсь назад, и на меня валится этот слон-бамбула, я группируюсь, потому что безумец вот-вот кинется на меня, нападет на ни в чем не повинного Ллойда, паренька из Лита, одинокого в городе чужом, ни с кем не знакомым, однако нет, он все-таки пытается догонять ребят, несущихся во весь опор к подземке на Кельвин Бридж, и распухший от алкашки синяк ни за что не догонит двух здоровых молодых парней, тела которых окрепли от танцев и экстази; они в отличной, на фиг, форме, и толстозадый мясистый чувак (хотя не такой уж он и толстый) наконец сдается. Наши герои скрываются из виду, а запыхавшийся и раздосадованный преследователь остается стоять, тяжело дыша и уперев руки в боки.

И тут я начинаю ржать. Этот чувила направляется в мою сторону, но я уже не могу заставить себя заткнуться. Смешлейтенанты – огромные отряды.

– Где живут эти подонки, быстро! – то ли рявкает, то ли просто тяжело выдыхает наш герой. Похоже, что Ллойда из Лита, хорошего мальчика, воспитанного и прилежного эдинбургского студента, играющего в кегли и больше всего на свете интересующегося международными матчами по регби в Муррейфилде, здесь ставят в один ряд с Рикардо и Робертом, гопниками из грязных глазговских кварталов.

Это все равно что меня бы обвиняли в том, что я отпендрюжил свою младшую сестру, которой у меня и в помине нет.

– Чего? – выкашливаю я.

– Эти подонки – дружки твои. Где они живут?

– А пошел ты… – с этими словами я отворачиваюсь. И тут чувствую на своем плече его тяжелую ручищу. Он же мне щас врежет. Нет. Но отпускать не отпускает. Это хуже. Удар я еще могу понять, но вот ограничение свободы, нет уж, дудки… и я мочу его прямо в грудную клетку, самое место для таких подонков, но не в полную силу, а так, чтобы он отцепился, но это не срабатывает, и если вы хоть раз смотрели видео, то знаете, что надо либо мочить кого-то, либо нет, а с глупыми вполсилы шлепками ты будешь выглядеть полным уродом, и тут я начинаю по настоящему дубасить этого мужика, и ощущение такое, будто матрац выбиваешь, а тот орет:

– Звоните в полицию! Позвоните в полицию! Этот человек сбежал из моего ресторана не заплатив, – а я кричу:

– Отцепись, ты урод, это не я, – а сам продолжаю мочить его, будто я резиновый, и уже задыхаюсь, а он все держится за меня, и на его искаженном, но упрямом лице видны страх и жалость.

И вот он, мусор, прямо перед нами. Разнимает нас и все такое.

– В чем здесь дело? – спрашивает. А у меня в моих фланелевых трениках четыре марки. В кармашке. В маленьком таком кармашке, в специальном отделении. Я могу пощупать их пальцами. И вот мужик отвечает первым:

– Дружки этого вот приятеля наели-напили в моем заведении фунтов эдак на сто двадцать, да и наутек!

У меня же в голове одно – выудить кончиками пальцев эти малюсенькие квадратики заряженной бумаги.

– Правду говорит? – оборачивается мусор в мою сторону.

– Да с чего мне-то знать, а, я тут, понимашь, просто вижу, понимашь, двух парней – бегут себе по улице. Одного вроде видел как-то в Саб Клабе, ну, типа, и здороваюсь с ним. А тут этот хрен, – киваю на хозяина ресторана, – гонится, понимашь, за парнями. А тут вдруг как вернется, да как набросится на меня.

Мусор снова поворачивается к мужику. Тут я быстро, зажав марочки между указательным и большим пальцем, подношу их к губам и глотаю разом, вот дурилка картонная, ведь мог бы и так оставить, и мусора бы не нашли, да и обыскивать меня не стали бы, ведь ничего и не натворил вроде бы, но я все ж таки глотаю всю казну, хотя мог бы на крайняк и так запросто скинуть. Вот дурья башка…

Мальчонку звали Ллойд Биатти

Он рос прелестнейшим дитятей

Ллойд Первый вызывает Ллойда Второго, как слышно, Ллойд Второй? Как слышно?

улетаю

Здоровяк, однако, не в лучшем расположении духа.

– Да эти суки просто грабанули меня! Я изо всех сил бьюсь, чтоб дело хоть прибыль приносило, что ли, а тут эти гребаные недоноски…

Вокруг нашей шумихи собралось несколько зевак. Я заметил это, когда одна тетка, по-видимому, наблюдавшая всю заварушку, вступилась:

– Да ты просто вцепился в парнишку! Схватил его, и все тут! Он-то тебе ничего дурного не сделал…

– Верно, верно, – подтверждаю я, поглядывая на копа.

– Верно говорит? – спрашивает тот.

– Ну вроде как и да, – приходится признаться мужику, моментально обмякшему, еще бы, ведь он только что абсолютно незаконно привязался к некоему Ллойду Буисту из Лита, шалопаю и бездельнику, противнику фашистской Британской государственности, но в этот конкретный миг, к стыду своему, вынужденному признать, что закон-то именно сейчас на его, Ллойда, стороне, и даже больше – грозит своим империалистическим кулаком капиталисту-бизнесмену, что пытался возвести поклеп на названного выше жителя Лита.

Тут другая тетка произносит:

– У таких, как ты, денег и так куры не клюют!

– Вот вам и мужики долбаные. Деньги, деньги, деньги, только о них и думают, – говорит с усмешкой та, что за меня заступалась.

– Деньги и своя нора, – отвечает ей другая. Потом смотрит на хозяина ресторана с презрительной такой ухмылкой.

Мужик поднимает на нее глаза, но она смотрит него с таким выражением, что он было хотел чего ответить, но сразу же передумал.

Коп закатывает глаза, пытаясь изобразить крайнюю степень раздражения, только сейчас это выглядит уж слишком театральным, а потому смешным движением.

– Слушайте, – говорит наш законник со скучающим лицом, – можно разыграть это все по правилам, то есть я забираю обоих в участок за нарушение порядка. – И приподнимает бровь, типа «а что предпочтете вы», глядя в глаза хозяину ресторана, который, похоже, уже и в штаны наложил.

– Да ладно… давай не будем, а, – просит наш мужик.

– Ты нарушал порядок, приятель, – начинает свою проповедь коп, указывая пальцем на мужика, – пытался задержать вот этого гражданина, в то время как виновники – два совершенно посторонних человека. Признаешь, что этот парень даже и не бывал в твоем заведении?

– Ну да, – отвечает тот. С виноватым видом.

– Как дважды два верно, – вступаю здесь я. Свинья нахальная. – Я – невинный прохожий, а, – говорю я полицейскому.

У него вид, как у Нодди-мультяшки. [прим.16]прим.16
  Нодди – персонаж детских книг английского писателя Энида Блайтона. Носит голубую шапочку с колокольчиком и ездит на красно-желтом автомобиле по Игрушечному городу.


[Закрыть]