Текст книги "Полоса препятствий"

Автор книги: Ирма Доттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Приключений не было. Бывали душевные разговоры в постели, гомик гомика не обидит. Случались события и повеселее, однажды под видом переводчика сопровождал какого-то делового западного немца в поездке по Золотому кольцу, и, надо сказать, ездить на экскурсию на «Чайке» мне очень бы понравилось, если бы не пришлось столько пить, за две недели трезвым я не был ни секунды. Было даже предложение устроить мне эмиграцию, я прикинул, какие мучения придётся пройти ради разрешения на выезд, и отказался.

Май-июнь 1983

Скучная была у меня житуха. Получить клиента, например, означало, что мне дают на него небольшое досье, подкидывают темы для неспешной беседы, пока он расслабленно валяется. Не сложнее, чем написать изложение в школе.

Один раз поручили продать клиенту стимулятор. Нахрена такому быку дополнительные средства, я не понял, еле ноги выволок из номера, хорошо, что член у него был детского размера. Вытек после свидания в коридор и пошёл сдавать выручку за таблетки. И у меня её приняли в кассу по приходному ордеру!

Это всё не приключения, а рабочие моменты, производственная драма. Фёдор Гладков, «Панель»: молодая комсомолка, видя разруху и запустение в родном колхозе, понимает, что поднять молодёжь может только открытие огромного публичного дома, далее по оригинальному тексту без изменений, угораздило же меня прочитать его в пятом классе.

Приключения пришлось искать отдельно.

Примерно через месяц после трудоустройства в мою светлую от природы голову пришла мысль, что клиент не считает деньги в своём кошельке. Зачем ему считать валюту, если он её у нас в стране не тратит? Тут уж не три процента можно взять, а все двадцать, надо только сначала цапнуть чаевые и дать клиенту в душ уйти первым, не будет же он заявлять в милицию о том, что его обокрала шлюха-мальчик, когда уголовным кодексом запрещено и то, и другое. И первое, что мне повезло стащить, были бразильские крузейро, в курсе которого чёрт ногу сломит. Московские валютчики от них наотрез отказались, тогда-то я и познакомился с бонистами, которые ходили под той же статьёй за торговлю валютой, отличаясь от валютчиков только масштабами и совершенно ненормальной системой определения цены. Эдакая диковатая смесь валютчиков и коллекционеров марок, каждая продажа – водевиль в трёх актах.

Вот так у меня появилась живая денежка, и на работу я начал ездить на такси. Тут уж приключения сами стали ко мне липнуть, потому что московские таксисты состоят из них минимум на три четверти. С Валерой мы познакомились случайно, он четыре раза за неделю подвёз меня до Большого театра, и на третий раз уже считал нас старыми знакомыми. Разговорились. Он аккуратно спросил, какая такая необходимость каждый вечер в театр ездить, и мне тут же пришло в голову наврать, что я студентка при папике, занимаюсь в Строгановке всякой ерундой, вроде шлюхи при одном клиенте. Так и сказал, он посмеялся. Ну а там слово за слово, разговор вышел на порочные сексуальные наклонности, и оказалось, всю свою семейную жизнь мужик страдал от того, что жена, единственная и ненаглядная, не хотела брать в рот, а все остальные бабы, численностью в батальон, не умели. Враньё я распознал ещё до того, как он закончил его произносить, но это же приключения! Дальше я сам предложил разговаривать как рабочий человек с рабочим человеком, и мы обо всём договорились буквально за минуту.

Встречались где попало, я сосал, он учил меня водить и рассказывал про всякие особенности разных машин и прочей техники, а знал он их столько, что на десятитомник хватило бы. Валера ни разу не заикнулся о чём-то таком, что могло бы сойти за нравоучения, и вообще хорошо ко мне относился, пятёрка за минет, и под юбку не лез, хотя, на моё счастье, считал меня девушкой. Денег у него было дохрена и больше, он даже свою собственную «Волгу» купил не укатанную в автопарке с миллионом километров пробега, а списанную в райкоме комсомола вообще почти новую, за две госцены сверх остаточной стоимости, и уже нацеливался на новую модель, которая только-только пошла в серию. Где он деньги брал, он не рассказывал, а на вопросы только пальцем грозил и улыбался.

У него было три дочки, и он как-то раз спросил, где девушка научилась такому умению, дочкам бы тоже неплохо было. Я ответил, что один хулиган научил, и не надо девочкам такое навязывать, счастья от этого больше не становится. Пускай на огурцах тренируются, рвотный рефлекс легко подавляется, а к запаху приличные девушки не придираются. Он задумался.

– Сильно пахнет?

– Если оставаться в рамках вежливости, то машинным маслом – не очень, почти не ощущается.

Так бы и остался Валера рядовым приключением моей дурной жизни, кабы не одна случайность. Сидели мы однажды с ним в машине посреди Лосиного острова, отдыхали. Мужику уже сороковник, а три минета ему в удовольствие, глазики прижмурил и курит, довольный. И вдруг говорит:

– Хочешь, покажу жуткую тайну?

– А как же. Я что, хуже Буратино? Давай, показывай. Ещё лучше две.

Привёз он меня в район Курского вокзала, поставил машину в какой-то промзоне и таинственным голосом начал:

– Вот. Жуткая тайна моего детства. Я тут жил, пока район не начали чистить после войны, много частного сектора снесли, но кое-что осталось. Гаражи видишь? Тот, который в середине. Причём, заметь, он единственный здесь, у которого выход сюда, у остальных построек ворота на другой стороне. Там мой сосед ставил машину, у него ЗиМ двенадцатый был, их тогда свободно продавали.

Я напрягся.

– Как-то раз иду домой часа в два ночи…

– А ты не боялся по темноте шарахаться?

– Чего мне бояться, я ж из библиотеки шёл, вооружённый знаниями, так сказать. Мне тогда всего двенадцать было, и ножик-то у меня уже имелся, с мозгами, правда, был напряг, но я этим из общей массы не выделялся, все такие были. Мимо как раз этих складов иду, тогда машин-то не было толком, это были склады, но сосед использовал свой именно под гараж, большая редкость по тем временам. Ну как сосед, сначала он тоже здесь жил, потом переехал куда-то в центр вроде бы, и в тот же день пропал с концами. Иду, значит, по местности тихо, шуметь мне резону нет, сама понимаешь, вижу, что сын соседа, который уже не сосед, ставит машину в гараж. И вроде всё нормально, только оба они после этого ни разу в этом гараже не появлялись. Вон, деревце выросло уже прямо на воротах. И ни соседа я больше никогда не видел, ни сына.

– И родственники за машиной не пришли?

– У него вроде дочка ещё была, тогда лет двадцать ей было, сейчас, значит, под полтинник уже. Она тоже не приходила.

– Предлагаешь обокрасть старый гараж?

– Я пробовал, – серьёзно ответил он, – но не осилил. И даже взрослые не осилили, там, если присмотреться, замочные скважины почему-то круглые, хотя механизм под обычный плоский ключ, а в чём секрет, никто так и не понял, и больше нигде такие замки никому не попадались, штучное исполнение с особым секретом. И сами-то замки, видишь, на отдельной двери, не на воротах, а петли внутри что у двери, что у ворот, срезать не получится. Окошек нет, постройка железобетонная, и, ты не поверишь, даже отдушины сделаны с изгибом, сквозь них ничего не видно. В общем, надо ворота ломать, а они стальные и непонятно, какой толщины, на полтора сантиметра выступают, а сколько там внутри, не прощупывается. И закрыты изнутри то ли на засовы, то ли накидными крюками, в любом случае шум до Луны будет. Так и стоит.

– Может, это какой секретный объект, а тебе просто не доложили.

– Нет, не похоже. Здесь никогда никто не появляется, видишь, какая плохая грунтовка? По ней раз в месяц какой-нибудь грузовик проезжает, не больше. Раньше это была улица, но немощёная, и дома деревянные стояли, деревня деревней. Потом всё посносили, а строить ничего не стали, грунт нестойкий, теперь здесь совсем делать нечего, никого и нет потому.

– Сколько он сейчас стоит, двенадцатый?

– Да чёрт его знает, тысяч двадцать, на Южном рынке в том году продавали один. Никому такое счастье просто не нужно, он в обслуживании ой как не прост, личного водителя заводить надо. Тебе вот даже в голову не придет смазывать переднюю подвеску каждые полтысячи километров, а он без этого убивается просто моментально. Даже от долгого стояния портится, если рабочие жидкости не слить.

– А-ха-ха, намёк поняла. У тебя есть ещё пять рублей?

Могу собой гордиться, навыки отработал до автоматизма. Строчу и думаю, что совпадения и не такие бывают, а ключи от гаража, которые я стащил у моего первого, были какие-то очень нестандартные, на вид как помесь реечного с сувальдным, насколько бы странно это ни звучало, и в профиль крестообразные, не плоские. Решил тем же вечером навестить подвал в доме моего первого, вспомнил старые навыки, пришёл на место около часу ночи и взял ключи с техкнижкой на машину в том же месте, где и положил почти два года назад. Ключи от квартиры я давно потерял, да и замки он наверняка сменил, но было бы неплохо ещё раз пошариться, а такие замки мне не даются, да и кому они по силам, если даже капитан вежливо попросил ключи.

Утром проснулся часов в двенадцать, отзвонился дежурному, получил свободный день. Планов у меня никаких не было, откуда бы им взяться, так что я просто пошёл пошататься по центру, нравилось мне там. Зашёл случайно в ГУМ и увидел чайный сервиз в горошек, мама всегда такие любила. Купил его, набил чайник денежками, всего рублей двести влезло, а в посылку вложил письмо: «Здравствуйте, дорогие папа и мама! Я живу хорошо. Желаю вам крепкого сибирского здоровья и жизненных успехов. Мам, я надеюсь, папа не загремел опять на зону. Скажи ему, что можно обойтись и без этого, если приложить немного мозгов, и передай спасибо за науку. Люблю, целую, ваш сын». Обратным адресом решил указать телебашню на Шаболовке, не поленился специально съездить и узнал, что адреса у собственно башни вовсе нет, его даже сторож не знал. По логике расположения надо было указать Шаболовка, 37, но этот адрес вся страна знала, так что пришлось башне переехать на улицу Шухова. Посылку отправил с Главпочтамта, чтобы меня никто не запомнил, там каждый день сотни человек посылки отправляют, я среди них затеряюсь.

Июнь-июль 1983

В первое посещение гаража я только проверил, что ключи подходят к замочным скважинам, но открывать не стал, решив обделать дельце под покровом ночной темноты, потому что весь проезд просматривается, поворотов на нём нет, кусты растут метрах в пяти от дороги и я в них занырнуть не успею в случае шухера, а дерево днём меня не прикроет. Сейчас июнь, значит, надо подождать месяца два. Место неприятное, людей нет, но в постройках слышится какой-то рабочий шум. Проверил пути отхода, нашёл способ забраться на крышу (высоко, метров пять) и решил оставить ключи там, чтобы капитан не задавал вопросов после обыска квартиры. По крышам же и ушёл, спустившись на землю метров через двести. На всякий случай разбил камнем фонари на ближайшем перекрёстке, чтобы никакого света в мой проезд не падало; если их за два месяца не починят, то, значит, место тихое.

Не починили. За два месяца я успел подготовиться: купил темную одежду, хорошие кроссовки, сшил рабочий пояс для инструментов и научился завязывать волосы узлом, это самый простой способ справиться с волосами. Коса мне не шла к лицу, поэтому я её и не стал делать, а от узла моё лицо стало выглядеть длиннее. Я покрутился перед зеркалом, затемнил скулы и положил под глаза синие тени. Получилось такое чучело, что я сам себя не узнал. Отзвонился дежурному, получил свободу на ближайшие сутки и пришёл на место около семи вечера. Асфальта там нет, от дождей всё размокло настолько, что проще оказалось пройти по верху от самого поворота. Дошёл до гаража, подобрал на крыше ключи и лежал там, пока совсем не стемнело. Рабочий шум как-то незаметно стих, но по моей улице так никто и не прошёл, и в трёх километрах от Кремля наступила темнота и тишина.

Я спустился на землю, подошёл к воротам, огляделся. Дерево не особенно толстое и ветвистое, но в темноте оно меня неплохо прикроет. Замки уже тридцать лет не открывались, если Валера не соврал, поэтому первым делом я впрыснул внутрь керосин и попробовал слегка пошатать дверь. Она мои усилия полностью проигнорировала. Тогда я достал ключи, по размеру разобрался, какой куда, засунул их в замки и стал нажимать в разные стороны, чтобы механизм разошёлся. Минут через двадцать залил в замки машинное масло и продолжил. Наконец, верхний замок слегка дрогнул. Я оторвался от двери и осмотрелся, на улице по-прежнему никого не было. За три часа я протёр дыры в рабочих перчатках и смог провернуть замок на один оборот, дальше он не шёл, как ни старайся. Значит, ключ к нему подходит, только надо подумать, как правильно делать. Я вынул ключ из скважины, уставился на него в полной темноте и задумался.

Если в замке сувальдный механизм, и на ключе после обычной бородки идут косые пропилы, то надо ведь глубже протолкнуть? А как? Вот как: вставил ключ обратно, провернул на пол-оборота и, посветив фонариком в замок, увидел, что освободился проход для реечной части ключа, а когда докрутил до полного оборота, проход опять прикрылся. Я вернул ключ на пол-оборота, надавил, он мягко проскользнул дальше и во что-то упёрся. Второй замок повёл себя так же, но дверь не открылась. Я пошатал ключ и ощутил, что он проворачивается, ригель не мешает. Значит, там просто ещё один сувальдный механизм! Внутренняя часть замка заржавела меньше, всего через три минуты дверь мягко отошла с тихим противным скрипом, и я быстро шагнул внутрь, пока страх не настиг.

Закрывая тяжёлую дверь, я увидел, какой она толщины – миллиметров сорок. Значит, одна створка ворот весит больше тонны – ничего себе! Достал из кармана фонарик, посветил. ЗиМ вблизи казался громадным. Я направил луч вверх, чтобы осветить весь гараж, и оказалось, что он полон чудес.

Чудо первое: я увидел на стене у входа старинный выключатель, повернул его, и под потолком загорелась лампочка в жестяном конусе.

Чудо второе: позади ЗиМа стоял ГАЗ-69 в милицейской раскраске, кормой к воротам. Очень старый, первых выпусков, ещё с брезентовым верхом, для милиции брезентовые уже давно не делают. Если милицейскую машину за тридцать лет не нашли, то что? А то, что любые предметы из этого гаража выпали из поля зрения органов тридцать лет назад, и что бы я здесь ни нашёл, всё безраздельно моё.

Чудо третье: вдоль стен рядами стояли разнокалиберные ящики. Во мне немедленно включились жадность, собирательство и стремление утащить всё полезное в своё гнездо, пришлось сказать себе, что нужен грузовик, чтобы всё это увезти, и что гнездо должно быть моё собственное, а не общага.

Чудо четвёртое: в «газике» прямо на сиденье лежали ключи. Ключи от ЗиМа у меня уже были. Это, конечно, не значило, что я стал владельцем сразу двух машин, скорее, двух наборов металлолома на полусгнивших покрышках, и один из них внушал сильные подозрения в своей законности. Но всё равно приятно, у меня раньше ничего такого не было. Я залез в ЗиМ, развалился на заднем сиденье. Кайфовая штука, даже не очень пыльно внутри.

Гараж был невероятно громадный, снаружи он таким не выглядел, обе машины помещались в него в длину, оставалось место для второго ЗиМа, и в ширину метров десять, можно было бы поставить ещё две пары машин, если немного ящики отодвинуть. Справа стоял длиннющий, метра четыре, верстак с инструментами и небольшим точилом, так вот – он просто терялся в огромном пространстве. Попадись мне тогда зимой такой гараж, я бы в нём жить остался и никуда б не сбежал. Да меня бы в нём и не нашли, наверное. Лампа под потолком не могла осветить его целиком, по углам лежали густые тени.

Следом за верстаком стоял стеллаж с канистрами, в них был старый бензин, непонятно насколько годный. Я пошарился в нескольких ящиках, там лежали самые обычные бытовые вещи: одежда, книги, посуда и всякая всячина. Но всё старое, сейчас такое и не носят, и не читают. Нашлись и три альбома семейных фотографий, рядом лежала коробка с двумя орденами и орденской книжкой на то же имя, которое стояло в водительских правах – отца моего первого. За ящиками валялась длинная деревянная лестница, а зачем она была нужна, я так и не понял, под потолком ничего не было. Наверное, чтобы залезать на крышу снаружи, хотя что там делать, если на ней ничего нет. Удивительно, но не было никаких следов отопления. Хотя, если подумать, то это ж сколько надо жечь угля, чтобы отапливать такую громаду, проще застрелиться, да и нет смысла её греть, потому что потолки высокие, внизу тепла не будет. Однако, несмотря на высоту потолка, второго этажа в гараже не было.

В свете полученных фактов фигура моего первого стала ещё более жуткой и мрачной. Он совершенно явно не знал, где находится гараж, ключи от которого лежали у него дома, иначе бы он не бросил награды отца, столько хороших вещей и семейные фотографии.

Когда я вышел на улицу, уже светало. С собой в квартиру ничего не взял, чтобы капитан не начал задавать вопросы, положил только фотоальбомы на верстак, посмотрю потом. Награды трогать не стал, а всё остальное меня не заинтересовало. Пришёл домой, поставил чайник, и тут зазвонил телефон. Во-первых, в свете постановления ЦК КПСС, Совмина СССР и ВЦСПС «Об усилении работы по укреплению социалистической дисциплины труда» (капитан так и сказал всё название полностью, я на середине зевнул и извинился, капитан помолчал и повторил с начала) надо получить удостоверение о том, что у меня сменный график работы и я имею право находиться не на рабочем месте в рабочее время, нужно подъехать на работу прямо сейчас и принести фотографии три на четыре. А во-вторых, сегодня у меня смена начнётся с обеда, и клиент особенно ценный, а предназначенная мне часть его досье – в палец толщиной, будь добр освоить. Капитан совершенно спокойно относился к моему переменному полу, но обращался ко мне исключительно в мужском.

Зашёл в фотоателье, и там меня обрадовали тем, что фотографии выдают на следующий день. С товарищем капитаном сильно не поспоришь, если он хочет фотографии сегодня, значит, никакого завтра у меня нет, команды надо исполнять в точности. Однако, через три рубля оказалось, что в фотоателье имеется экспериментальное оборудование моментального фото, инвентарные номера на нём те же, что и на обычном, только работает оно быстрее.

Капитан пребывал в расчудесном настроении, но повода, как обычно, он мне не сообщил. Выдал досье, взял фотографии, ушёл и минут через двадцать принёс забавный документ. На корочках значилось «КГБ СССР», и печать была вполне себе настоящая, только я в нём значился как «младший советник управления по делам туризма», без звания.

– Зачем оно мне, клиентов пугать?

– Ха-ха-ха, нет. Это на всякий случай. В номер к клиенту с таким документом ты не имеешь права входить, и если оно окажется у тебя с собой, будешь сдавать его в заклеенном конверте дежурному милиционеру, поперёк места склеивания надо ставить подпись, при получении проверяй её сохранность. Документ можно показывать коменданту общежития и наряду милиции на улице, если спросят. Пользоваться документом с иной целью я тебе запрещаю, тем более, что никаких прав он и не даёт, а управления такого не существует. Конверт я выдам. Кстати, выяснилось одно обстоятельство. Почему ты у нас не член комсомольской организации?

– Эээ… а я не член?

– Теперь уже член, вот, держи билет. Распишись в получении. Ну и последнее: ты ведь трудовые обязанности не исполняешь, их распределяют между другими, а зарплату получаешь исправно. Это некрасиво.

– Ясно. Кому отдавать?

– Оставляй в кассе.

– Вы такой тактичный.

– В смысле? Что знаю о твоих левых доходах и не наказываю тебя за них? Ну, знаю. А ты такой молчаливый, не правда ли? Кстати, как тебе удаётся проносить их мимо обыска?

– Ничего я не проношу. Я вещи подолгу не ношу и продаю, пока они новые. Не надо у меня это отбирать, не то я и вправду воровать начну, выйдет ещё некрасивее.

Капитан покивал с таким видом, как будто он именно этого ответа и ждал.

С клиентом я возился две недели, едва находил время съездить домой за свежими трусами. Заводной, как не знаю кто, ужас просто. Задача у меня была свернуть тему разговора на целлюлозную промышленность, но он вообще со мной о делах не разговаривал, некогда было, зато я теперь, наверное, крупнейший в Москве специалист по комплиментам на французском и по блюдам народов СССР, которые мы заказывали в ресторане. В последний день я просто порезал палец, покричал и приложил к порезу новенький бумажный рубль, клиент этим моментом заинтересовался, я наврал ему про впитывающую способность советской денежной бумаги и таки разговорил, и даже не знаю, зачем, ни на кого я его не навёл, ни с кем не познакомил. Капитан снизошёл до объяснений, оказывается, ему нужен был голос клиента, произносящий определённые термины, а вообще, некрасиво лезть не в свою часть операции, это в Комитете не принято.

Альбомы лежали на верстаке. И как-то вдруг опять вспомнилось, как я заматывал проволокой замки в своём первом гараже, и как удобно было спать в машине, а вслед за этим воспоминанием и другие пошли косяком, грусти хватило на несколько часов.