Текст книги "Миллионка.Хайшенвей 海参崴 Haishenwai.Книга третья (СИ)"
Автор книги: Ирина Мутовчийская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Но как же…Сонюшка же горит вся.
– Не пойдет доктор. Тот, который был добрый, застрелился прямо на пирсе от тоски, когда судно в Россию уходило, а новый, говорят, лютый! И на крыльцо своей больницы без денег не пускает.
– Но есть же другие врачи, не один же этот изверг на всю Миллионку!
– Гриш, говорят, в Докторской слободе есть врач, который лечит бесплатно.
– Николка, ша! Будешь ты мне еще сказки рассказывать! Нет таких докторов, которые без денег…Господи, где же мне денег достать? За лечение надо много денег! Много и быстро!
– Вот, Гришка, ты мне не веришь, а я знаю, что такой доктор есть! У моей мамки есть сестра, а у сестры подруга, в Матросской слободке живет. И вот эта подруга…
– Колька, давай покороче!
– Вот всегда ты, Гриша, так, не даешь толком ничего рассказать! Подруга долго болела, уже стала кашлять кровью, а он ее вылечил. Бесплатно. А потом женился! Вот! Я даже знаю, как этого доктора зовут и где он живет!
– Ну и где он живет?
– Во дворе дома Токунаго. После свадьбы, они перебрались сюда, на Миллионку.
– А как его фамилия?
– Аристарх Генрихович Селедкин! Ну и чего ты смеешься? Разве человек виноват, что…
–Я не смеюсь. Пошли! А что ты так удивляешься? Ты меня убедил! Давай, давай, одевайся! Пошли!
– Да я как-то…Мне еще мамке надо помочь. Она уже неделю зудит, чтобы я в подпол слазил за двумя банками помидор. И батя говорил, что надо приколотить…
– Пошли, пошли! Все достанешь, все приколотишь…Пошли! Покажешь мне этот дом, а дальше я сам!
– Но…
– Бабушка, я пойду к доктору. Вы продержитесь чуть-чуть? Я постараюсь обернуться за полчаса! Ну, Николка пошли! Чего ты упираешься? Это куда нам надо идти?
– К нижней части Семеновской. Там, где она прилегает к рынку.
Миллионка-это квартал, построенный специально для китайцев. Но это не значит, что в этом квартале живут одни китайцы. Нет. Дома, лачуги, фанзы, русских, корейцев, японцев, подпирают друг друга и оставляют лишь узкие проходы, ориентироваться в которых могут лишь живущие здесь. Итак, дом Токунаго или Семеновская,3.
Дом номер три, по улице Семеновской, был славен своими знаменитыми коваными воротами, которые запирались на ночь. Пойдемте со мной, я проведу вас по одному из дворов Миллионки. Войдя через ворота в длинную подворотню, вы очутитесь в проходном дворе. Минуя проходной двор, вы окажетесь на узкой дорожке между китайскими магазинчиками, а цветные китайские фонарики подскажут вам, что сюда можно зайти и перекусить. Впрочем, о том, что здесь китайские ресторанчики вы можете догадаться и без подсказки. Неповторимый запах китайской кухни вам расскажет обо всем без слов. А цилиндрические китайские фонарики стоят того, чтобы ими залюбовались. Цветовая гамма на фонариках-это целое искусство, и каждый хозяин ресторанчика, подвешивая фонарики, сообщает посетителям определенную информацию, заложенную в цветовом сочетании рисунка на фонарике.
Когда вам покажется, что вы уже прошли через двор и приближаетесь к выходу, не торопитесь и не прибавляйте шагу, пытаясь убежать от многоязычного гула, усиленного и отраженного конструкцией двора, потому что такие дворы таят массу сюрпризов. И двор по улице Семеновской, 3, один из них. Дело в том, что, продвигаясь на всех парусах к выходу, вы можете наткнуться на кирпичную стену другого дома и решить, что оказались в глухом тупике и вам пора поворачивать назад. Отдышитесь и не бойтесь! Этот тупик лишь иллюзия! Идите смело и вы окажетесь в узком проходе, перпендикулярном только что покинутому дому. А вот и сюрприз: проход, по которому вы шли, становится похож на лабиринт. С одной стороны, он забит досками, через которые, впрочем, можно перелезть, а с другой…О, это уже становится интересно! С другой стороны, вы упираетесь в здание китайского театра! Театрик двухэтажный. Итак, вы идете к театру, потому что, свернув направо и пройдя между торцом первого здания и фасадом театра, окажетесь еще в одном, на этот раз – более просторном, хотя и по-прежнему мрачном дворе. Теперь через подворотню из него можно выйти на улицу Пограничную...
Но выходить нам с вами никуда не надо, наоборот, возвращаемся к началу. К железным воротам, перегораживающим ночью вход не прошеным гостям, а сейчас, днем, гостеприимно открытым.
С первого взгляда видно, что два паренька, торопливо бегущие к Семеновской,3, спорят о чем-то важном. Гриша убеждает Колю поторопиться, Коля же, по мере приближения к дому Токунаго, все более замедляет шаг.
– Колька, ты про этот двор говорил?
– Про этот. Но, понимаешь ли, Гриша, я вдруг вспомнил…
– Николка, ты что делаешь? Ты зачем поворачиваешь назад? Мне тебя, что волоком тащить? Покажи мне квартиру этого доктора и иди себе по делам. Ну, чего ты упираешься?
– Гриша, понимаешь, я…
– Все. Время на разговоры вышло. Ты Николай, если будешь продолжать в том же духе, добьешься только того, что возьму тебя на руки, перекину через плечо и потащу на себе. Ну что, идешь?
– Ладно. Иду. Твоя взяла.
– Тут как-то…Ух, ты, ворота, какие! Нам бы такие во двор! Даже страшно мимо них проходить! Это сколько же всего на эти ворота пошло! Слушай, а этот Токунаго богатый, да?
У Гриши захватило дыхание, он просто лишился слов, разглядывая ворота. Прошло какое-то время, прежде чем ребята все-таки вошли во двор. Во всю длину трехэтажного дома, представляющего собой своего рода огромный коридор, шли крытые галереи, сообщающиеся с флигелями маленькими и узенькими мостиками. Пространство здания, обрамляющего пустоту тесного дворового колодца, буквально было пронизано массой входов и выходов, изломано поворотами и закоулками. Двери темных коридоров, собирающие в густую гроздь, многочисленные и крохотные китайские квартирки, помимо внутренних площадок и лестниц, выходили на галереи. Такая планировка позволяла жильцам быть всегда начеку: двор прекрасно просматривался, и о любом изменении обстановки немедленно становилось известно всем жильцам. Пока незваный гость поднимался по высоким лестницам и плутал по темным закоулкам, хозяева успевали основательно подготовиться к встрече... Так произошло и сейчас. Ребята еще не успели подняться даже на один пролет лестницы, а их уже окликнули
– Эй, вы там внизу, вы к кому идете? Если к ходе-короеду, то опоздали! Помер он вчера!
– Нет, мы не к китайцу. Нам доктор нужен!
– Какой такой доктор? Сколько живу здесь, никакого доктора отродясь не было! Ты что парень, сбрендил? Будет доктор здесь жить! У них своя, Докторская слобода, есть. Там, говорят, чисто! Почище, чем у нас на Миллионке и китайцев нет.
– Но как же, мне же Колька сказал…Колька, Колька, ты где? Куда спрятался?
– Если ты о мальчишке, который шел следом за тобой, то сбег он! Ты только ногу на первую ступеньку поставил, а он сбег! Так, что ты там о докторе говорил?
А Гришка был в недоумении, он не знал, что делать дальше: то ли бежать за обманщиком Колькой, то ли расспросить поподробнее невидимого собеседника.
ГЛАВА 4. Ларочка
Вы не забыли, что героев у нас семь? Сейчас я познакомлю вас с четвертым героем, вернее с героиней. Это маленькая девочка. Ей пять лет. Вернее, ей еще четыре года. Пять ей исполниться через несколько часов. По сравнению с другими героями она кроха, но кроха с характером.
-Сегодня, нашей маленькой барышне исполняется 5 лет. И что же ваш отец обещал подарить вам на день именин?
–Папа сказал, что отвезет меня в театр! Я была в театре только один раз, полгода назад! Только я надеюсь, что он велит извозчику везти нас другой дорогой! Прошлый раз он вез нас мимо этой страшной Миллионки! Там так ужасно! Воняло так, что я думала, меня стошнит! А потом прямо под колеса нашего экипажа кинулась китаянка и…
–Это была японка, Ларочка!
–Ах, няня, какая разница, китаянка, кореянка, японка! Они все на одно лицо! И музыка у них такая неприятная. У меня уши заболели. Я закрыла их ладошками, как сказал папа, а все равно было слышно. Так много музыки, вся разная и слышится отовсюду! Так напомни Семену, что бы вез нас другой дорогой!
– Другой дороги нет, Ларочка!
– Тогда я не поеду! Я боюсь, няня! Прошлый раз, я даже спектакль смотреть не смогла! Все вспоминала лицо этой бедной китаянки!
– Японки, Ларочка!
– Няня, ты не должна меня поправлять! Мне сегодня исполняется пять лет, и папа подарит мне один из своих пароходов. Я теперь буду пароходовладелицей!
– Господи, боже мой! Что за времена пошли, девочкам вместо кукол пароходы дарят!
– Няня, что ты бормочешь? Уже пора собираться! Мое новое платье готово?
– Еще вчера от портнихи привезли!
– А туфельки, а шляпка, а сумочка?
– Все готово! Не волнуйся, маленькая!
– Няня, еще сегодня я позволяю меня называть маленькой и малышкой! А завтра я уже стану большой! А во сколько я родилась?
– В шесть часов утра. Мама ваша, Елена Ивановна, царство ей небесное, так ждала вашего рождения, так ждала!
– Няня, вытри слезы! Слышишь, папа приехал. А он не любит, когда застает тебя в слезах. Давай, одевай меня, я не хочу, чтобы папа задерживался из-за меня. Он мне еще вчера говорил, что у него после спектакля важный прием в штабе флота.
– Надо же, такая маленькая барышня, а говорит такие мудреные слова! Да, когда мамы нет рядом, некому девочку научить играть в куклы!
– Няня, я не буду передавать твои слова папе, а то он тебя уволит! Как говорит папа, ты глупая, но у всякой глупости есть предел! Ну что ты плачешь? Да не скажу я ничего папе!
– Ларочка, я не от этого плачу! В этом платье и с этой прической ты так похожа на свою маму! Я ведь нянчила еще твою маму! Ты такая же красивая как она. Только твоя мама была веселой, жизнерадостной и беззаботной, а ты такая серьезная!
– Все, няня, хватит воспоминаний! Папа уже поднимается сюда! Папа, папа, я здесь! И я уже готова! Папа, а что случилось?
– Ничего не случилось! Маленькая моя, я поздравляю тебя с днем рождения. Вот мой подарок!
– Ты обещал меня отвезти в театр!
– Обещал? Ну, понимаешь, Лара, я не хотел тебя расстраивать, но…
– Что, но? Ты опять уезжаешь по делам? Тебя опять вызвали, а как же мой день рождения? Я…
– Лариса, перестань плакать! Никуда меня не вызвали! Сегодняшний день я освободил для тебя полностью, но…Театр, куда мы вчера собирались с тобой пойти, сгорел!
–Как сгорел?
– Ну как, как…Сгорел и все! Что произошло на самом деле, никто не знает. И вообще это не мое дело. И не твое тоже! Это дело полиции. Она и разберется!
– Папочка, а разве нет других театров? Помнишь, ты меня возил…
– Я уже об этом подумал. Но и в этом театре сегодня представления не будет! Главную актрису, Полину Болеву, вчера выпороли розгами! И она вряд ли ближайшие три дня поднимется с кровати!
– За что же ее так? – тихо спросила няня, – что же она, сердешная, такого наделала, что ее розгами-то?
– Ларочка, пойди, распорядись, что бы закладывали! Ушла! Няня, это, конечно не для ваших ушей, но если вы спрашиваете… Розгами ее выдрали за злостное уклонение от медосведетельствования.
– Это что же, она…Батюшка, куда мир катиться!
– Вы правильно догадались! Она совмещала занятие проституцией с игрой в театре. Ведущая актриса! Офелию играет! Прямо в театре ее розгами и отодрали!
– Боже мой!
– Папа, – обратилась к отцу вернувшаяся Лариса, – а что же ты велел закладывать лошадей, если сам сказал, что в театр сегодня мы не поедем!
– Ларочка, есть еще один вариант! И от тебя зависит, воспользуемся мы с тобой им или нет!
– Папочка, я согласна на все! Ты же знаешь, как я люблю театр!
– Ну, хорошо, мы с тобой поедем в китайский театр.
– Папочка, нет! Я не хочу!
– Ларочка, ну перестань плакать! Так я и знал! Мы никуда не пойдем! Успокойся! Сейчас я возьму твою любимую книжку со сказками, и мы будем читать!
– А как же мое новое платье? Его никто не увидит? Нет, папочка, я передумала! Няня, где мои сапожки и шубка? Мы едем в китайский театр!
– Ларочка, детка, ты такая смелая девочка! Ты не будешь бояться?
– Я думаю, больше никакая китайская девушка не кинется под колеса нашего экипажа!
– Японская девушка.
– Это не имеет никакого значения! Они все на одно лицо! Няня, не грусти! Я все-все тебе расскажу, когда вернусь!
И действительно, на этот раз никто под колеса экипажа не кидался. Не встретилось им в пути ни китайских, ни японских девушек. Но зато на спектакле присутствовали девушки и женщины всех национальностей, проживающие на Миллионке. И среди них Ларочка с удивлением узнала ту самую девушку, о которой получасом раньше говорила. Странно, ведь Лара думала, что никогда не узнает японскую девушку, если встретит ее еще раз. Вот почему веселый и красочный спектакль, нисколько не заинтересовал девочку, голова ее все время поворачивалась к тому месту, где сидела несчастная девушка. Но, впрочем, сегодня девушку, вряд ли кто назвал бы несчастной! На выбеленном, по японскому обычаю, лице, горел румянец. Блестели глаза. Веер ходил ходуном, хотя в зале было совсем не жарко. В какой-то момент девушку заслонил тощий японец в одежде разносчика воды. Он наклонился над девушкой и что-то спросил. Та отрицательно покачала головой, мужчина спросил еще более настойчиво. Девушка упрямо опустила голову. На парочку никто не обращал внимания, все заняты были спектаклем, который дошел уже до своей кульминации. Герой на сцене взмахнул ножом и…
Затихший в ожидании кровавой развязки зал, потряс крик Ларисы:
– Папа, он ее убил!
Зрители стали снисходительно поворачиваться к Ларисе, а какая-то дородная дама сказала папе:
– Какая у вас кровожадная дочь! Герой еще не убил героиню, а ваша дочь…
– Папа, вон тот дядя убил японскую девушку! Я видела! Он наклонился над девушкой и стал что-то требовать, а когда та отказала ему, он зарезал ее. Наклонил ее голову, будто она спит, а сам сорвал с ее шеи шнурок с мешочком! Папа! Он открыл мешочек, там ничего не оказалось. Он перевернул мешочек, потряс его, а потом бросил на пол и стал топтать. Наверное, от злости и от досады, что зря убил девушку. Папа, не дайте ему уйти! Вот он, пробирается к выходу!
Снова вмешалась дородная дама
– Ну и фантазия у вашей дочурки! Куда мир идет! Что вы ей на ночь читаете? Сказку про синюю бороду? Боже мой… Какую-то девушку подняли … Кровь! Девочка сказала правду? Дайте мне что-нибудь! Я умираю от страха! Ох, мне дурно!
– Лариса, ты как себя чувствуешь? – пятнадцатью минутами позже спросил отец у девочки. – Голова не кружиться?
– Нет, папа, я стараюсь вспомнить все, чтобы ничего ни забыть, когда буду рассказывать все приставу!
– Рассказывать…Ты что, собираешься ехать со мной в полицейский участок?
– А как же! Я же все видела! Ты смотрел спектакль, а я наблюдала за девушкой! Я ее узнала, это та девушка, которая бросилась под колеса нашего экипажа.
– Как же ты ее узнала? Ты же говорила, что они все на одно лицо! Может это не та девушка?
– Та, я запомнила татуировку на ее щеке! Вернее, раньше я думала, что ничего не запомнила, а как увидела ее в театре, так сразу вспомнила! У мужчины я видела такую же татуировку, только он все закрывал ее ухом от ушанки. Но когда он начал уговаривать девушку, та рукой задела ушанку, и шапка чуть не свалилась на землю. Мужчина тут же поправил шапку, но я-то увидела…
– Какая же ты, Лара, наблюдательная. Но к приставу я тебя не повезу. Ты мне все расскажешь дома, а я ему перескажу с твоих слов.
– Нет, папа! Ты не запомнишь все! А я, когда рассказываю, вспоминаю еще больше деталей. Вот, я еще вспомнила! Мне показалось, будто одежда, которая была на этом мужчине, не его, а чужая. Будто он ряженый!
– Ну, это уже Лариса, ты сочиняешь!
– А вот увидишь папочка, когда его поймают, то сам скажешь, что я была права! Как всегда!
– И в кого ты такая наблюдательная?
– Когда мне бывает скучно, а скучно мне почти всегда, я беру твой бинокль, сажусь у окна и наблюдаю, наблюдаю, пока не стемнеет или пока няня не отправит меня спать.
– Ларочка, ты не забыла, что сегодня твой день рождения? Дома тебя ждет торт, подарки, а вечером придут гости.
– Нет, папа, не забыла. А для этой девушки день рождения никогда не наступит!
– Лариса, в конце концов, это не наше с тобой дело. Это дело японского консульства. Здесь затронута международная политика.
– Папочка, я не понимаю таких слов. Но зато я понимаю другое: я единственная в зале, видела лицо того, кто убил бедную девушку.
– Ну вот, ты опять об этом! Лариса, в конце концов, чего ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты взял меня с собой в полицию, и я там рассказала все, что видела. А потом мы поедем домой. Будем праздновать день рождения.
– Ну, хорошо. Твоя взяла. Поехали. Семен, поворачивай. Поедем в полицейское управление. Что случилось, Семен?
– Так, это…Праздник у них сегодня.
– У кого, у них?
– У азиятов этих. Ну, китайцев, корейцев.
– И что? Почему мы-то стоим?
– Потому что шествие у них праздничное. Неужели не слышите?
– Такое чувство, что у них постоянный праздник. В любой день, как ни проедешь мимо, все время отсюда несется эта музыка пронзительная. Ну, хорошо, праздник. А мы то чего встали?
– Так лошади же…
– Ты когда-нибудь научишься договаривать предложение до конца? Что лошади? О чем ты вообще говоришь?
– Не ругайтесь барин, но лошади боятся шума. Боюсь, понесут. Барышня испугается.
– А праздник-то какой? Какой праздник?
– Юсяо, какой-то. Вчера девка дворовая сказывала. Вот так и сказывала, завтра последний день праздника Нового года у этих азиятов. Фонари будут красные и шарики из риса. Эта девка все знает, ее сестра замужем за китайцем.
– Слушай Степан, а делать-то, что будем? Надо же выбираться отсюда.
– Есть у меня одна задумка!
– Ну? Чего опять замолчал? Что за задумка?
– Вы возьмете под уздцы левую лошадь, с левой стороны. А я возьму правую лошадь, с правой стороны. И так мы потихонечку их и поведем. Пока не выведем в тихое место. И тогда поедем!
– Да, глубокие мысли посещают твою голову Семен. Ну что же, давай будем претворять твой план в жизнь!
– Чевой-то вы говорите? Вроде по-русски, а ничего не понятно!
– Пойдем, говорю! Ларочка, ты не забоишься посидеть в карете несколько минут одна? Я ненадолго.
– Иди, папа! Чудно как, у нас Новый год давно прошел, а у них только…
Последних слов отец Ларисы не услышал, так как вышел уже из кареты наружу. Пройдет несколько дней, прежде чем отец увидит снова свою дочь и услышит ее голосок. А произошло вот что. Только лишь за отцом закрылась дверца кареты, как распахнулась дверь со стороны Ларисы и две жилистые желтые руки схватили девочку в охапку. От неожиданности девочка потеряла дар речи. А когда пришла в себя и хотела крикнуть, то оказалось, что уже поздно. Одна из желтых рук крепко держала девочку, а другая зажимала рот. Девочка даже не успела разглядеть лицо своего похитителя. Все начало мутиться в ее глазах, потому что странная желтая рука с татуировкой, не только зажала девочке рот, но и одним из пальцев, дурно пахнущих пальцев, протолкнула круглую конфету в горло девочки. Малышка задохнулась и хотела прокашляться, но сил на это не осталось. И Лариса потеряла сознание. Она не видела, как человек, в надвинутой на лицо шапке-ушанке, врезался в веселую толпу, празднующую последний новогодний вечер. Сначала никто ничего не понял, но потом кто-то из толпы заметил в руках убегающего, безвольно обвисшее тело маленькой русской девочки. Послышались крики возмущения, но было уже поздно, мужчина с девочкой скрылся в проходном дворе.
Я не могу последовать за мужчиной. Не успею и просто заблужусь в проходных дворах пронизывающих Миллионку, просто застряну в узких щелях, через которые без труда протискивается тощий и маленький мужчина. Поэтому о судьбе девочки я поведаю позже. Когда мужчина, от пальцев которого пахнет опием, выберется на более ровное место. А пока я познакомлю вас с пятым героем. Вернее, он расскажет о себе сам.
ГЛАВА 5.Толи
Меня зовут Толи. Я японец. Японец, родившийся во Владивостоке. Мое японское имя – Токагава, но мои друзья переиначили его в Толи. В этой странной истории, начавшейся в предпоследний день восточного Нового года, я играю не очень большую роль. Начну с того, что я самый старший в этой компании. Через полгода мне исполнится 15 лет. Наутро, после того странного дня, я поссорился с дядей. Мой дядя серьезный человек. Профессор археологии. Месяц назад он приехал из Токио, чтобы серьезно заняться изучением истории государства Бохай. Это государство существовало очень давно, где-то здесь, на территории Приморской области. Дядя давно занимается этой темой, но так сказать, заочно. А теперь он решил увидеть все своими глазами. То есть увидеть хоть что-то. Потому что, естественно, все это было очень давно и от сильного государства давно ничего не осталось. Ну, если только какие-то черепки. Мой отец держит большой магазин. Дедушка очень стар, чтобы работать. Мама, и сестра Енеко, сидят дома. И поэтому отец был не очень рад, когда узнал, что брат моей матери едет из Токио к нам. Как сказал тогда отец: «Еще одна гиря на мою шею!» Но дедушка и мама пристыдили отца, и больше он на эту тему не заговаривал. Вплоть до самого приезда дяди.
Дом наш находится недалеко от Миллионки, на Китайской улице, в достаточно спокойном квартале, где проживают в основном русские. В тот странный день, я принес книгу, которую мы с друзьями нашли, когда бродили по подземным ходам, пронизывающим всю Миллионку. Вернее, один лист из книги. Но я лучше расскажу все по порядку. Если знаешь куда идти, где поворачивать, куда подняться и куда, потом, спуститься, то бродить под землей совсем не страшно. Но мне было страшно, потому что я очень слабо ориентировался в этих подземных коридорах и шел туда, куда направлял меня своей железной рукой мой друг Павел. Второму моему другу, Сергею, тоже было страшно, но он не подавал вида. В отличие от Павла, уроженца Миллионки, Сергей с родителями лишь недавно приехал во Владивосток из России. Отец Сергея, чиновник, который быстро разочаровался во всем, что ему сулили, заманивая на Дальний Восток, но было уже поздно.
Около часа мы бродили по подземелью, как вдруг мне показалось, что по моей ноге что-то ползет. Я невольно закричал и начал стряхивать с ноги эту гадость. Паника одолела меня за секунду, я покачнулся и начал падать. Голоса Павла и Сергея отдалились. Помню, Павел просил меня успокоиться и даже попытался шлепнуть меня по щеке. Я оттолкнул его руку и, не удержавшись, налетел на что-то твердое, наверное, стену. Стена неожиданно легко поддалась под моим весом, и я начал падать вниз. Это были самые страшные мгновенья в моей жизни. Пока я падал, успел попросить прощенья у всех: отца, матери, Енеко, дедушки и даже дяди, которому пока ничего плохого не сделал. Но все-таки попросил прощения и у него. Когда я, наконец, упал, мне показалось, что я летел очень долго, хотя Павел потом сказал, что прошло секунд двадцать пять. Ну вот, когда я, наконец, упал, то решил, что все, я на том свете. Вокруг было темно. Ушибленная нога горела огнем, вокруг меня пылало множество красных глаз, а по рукам ползло что-то скользкое и холодное. Я завизжал. Через несколько секунд Павел бросил вниз зажженную и промасленную тряпку. И когда эта тряпка достигла дна и приземлилась рядом со мной, перед моими полуослепшими, после полной темноты, глазами, предстало страшное зрелище. Вокруг меня двигались крысы, которые были размером с взрослую кошку, а по рукам и ногам ползли змеи. Впрочем, кошмарное воинство чуть-чуть отступило, когда эта дыра осветилась. Змеи сползли с моих рук, крысы попятились, но не очень далеко. Сергей и Павел что-то кричали, обещая помощь и веревку, а крысы стали снова стягиваться вокруг меня. Ткань стала гаснуть, а я начал шарить вокруг, что бы хоть что-то швырнуть в крысиную стаю. Наконец, под слоем земли, моя рука нащупала какой-то продолговатый предмет, что-то вроде книги. Это и оказалось книгой, но книгой очень странной. Ломая ногти, я разгреб верхний слой земли. Когда я в панике дернул книгу, чтобы освободить ее из-под слоя земли, что-то просвистело в воздухе и больно ударило меня. В отблесках догорающей ткани я увидел то, что меня ударило, и заорал от страха еще громче, чем раньше. Хотя несколько минут назад казалось, что громче уже кричать невозможно. Книга была заляпана землей и была твердой на ощупь. Твердая обложка защищала листы книги. Мой взгляд был устремлен на то, что соединяло книгу с предметом, стукнувшим меня. От книги шла цепь. Такой цепи я никогда не видел. А к цепи была прикреплена… рука. Отрубленная рука. Рука была одета в то, что когда-то было рукавом и… шевелилась. Это было ужасно. Я, конечно, не думаю, что вид целого скелета на цепочке привел бы меня в восторг. В этом случае я бы тоже, наверняка, испугался, но то, что увидел сейчас, выходило уже за пределы страха и паники. Когда я понял, что охрип и не могу кричать, то неожиданно для себя успокоился. Тем более что крысы и змеи куда-то исчезли. Книга в моих руках вибрировала, рука на цепочке начала шевелиться, а я успокоился. Но, ненадолго. Рука вдруг начала хвататься и подтягиваться за звенья цепи. Промасленная тряпица погасла, однако в этот момент к моим ногам шлепнулась веревка. Павел велел мне успокоиться и схватиться за конец веревки. Я попытался выполнить то, что он приказал мне, но вдруг книга в моих руках начала неожиданно сильно трястись и вибрировать. Рука добралась до моего горла и попыталась задушить. Паника опять окатила меня своей горячей волной, и я выронил книгу. Что-то осталось у меня в руке, но это что-то, я обнаружил лишь в тот момент, когда меня, вопящего, брыкающегося и плюющегося, подняли наверх. Для этого Павлу пришлось спуститься вниз. Как он позже мне рассказывал, никаких отрубленных рук, книг, а также крыс со змеями он не видел. В том состоянии, в котором я был в тот момент, меня на поверхность поднимать было нельзя. Поэтому прошло довольно много времени, пока увещевания Павла и Сергея дошли до меня, и я по крайне мере перестал повторять: «Рука…цепь…книга». Наконец я успокоился и пришел в себя до такой степени, что вспомнил, что сегодня день рождения моей матери, и все давно ждут меня и не начинают праздничную церемонию. Как только я сказал об этом Павлу, мы начали не торопясь подниматься наверх. В какой-то момент нам послышался выстрел где-то в глубине подземелья, очень далеко, который, впрочем, больше не повторился. Улица встретила нас шумом, треском, смехом и музыкой. Мы попали в эпицентр праздничного шествия. Новый китайский год достиг своей кульминации. Люди разных национальностей, среди которых были и японцы, смеялись, кричали и хлопали в ладоши в такт музыке. Поэтому на нас никто не обратил внимания. Дойдя до условной границы Миллионки, мы расстались. Павел повернул назад, Сергей пошел в сторону Тигровой, а я двинулся домой.
Подходя к дому, я уже не сомневался, что весь кошмар мне привиделся. Через черный ход я пробрался в умывальню. В гостиной гудели голоса родственников и знакомых, а я пытался умыться. Что-то мешало мне. И только здесь я почувствовал, что моя правая ладонь сведена судорогой. Как я ни старался, рука не желала расслабляться. Тогда при помощи левой руки я стал отгибать один палец за другим. Рука вибрировала. Пальцы были как каменные. Но постепенно я успокоился, и кулак расслабился. Боль была невыносимой. Мышцы, сведенные в кулак, стали расслабляться, и я чуть не закричал. Но вдруг боль внезапно исчезла. Рука расслабилась, упала вдоль туловища и завибрировала. Из ладони что-то выпало. На полу умывальни лежало что-то, похожее на вырванную страницу из книги. Мне не хотелось наклоняться и поднимать лист. Лист был доказательством того, что все пережитое мной было на самом деле, а не привиделось мне. Но делать было нечего. Лист был, и от этого никуда было не деться. Я поднял бумажный комок и разгладил его на первой попавшейся плоской поверхности.
Руки вибрировали. На листе была вязь иероглифов. К японским иероглифам она никакого отношения не имела, к китайским, по-моему, тоже. Да и если честно сказать, на иероглифы, то, что было написано, было совсем не похоже. Устав от разыгравшихся событий, я решил разобраться с листком попозже и попытался сложить его вчетверо и засунуть в карман. Не тут-то было. Листок, распрямившийся во всю свою длину, как бы задеревенел и не желал сгибаться. Сдавшись, я схватил лист, пробрался в свою комнату и сунул его в первый попавшийся учебник. Книгу я поставил на книжную полку, на то место, где она раньше и стояла, и с чувством выполненного долга вышел в парадный зал, где меня уже ждали. Ждали и встретили гулом негодования, смехом и восклицаниями о том, как же я вырос и изменился с последнего дня рождения мамы. Как будто день рождения мамы был не год, а десятилетие назад.
Настал вечер. Я так устал, что даже одно воспоминание о походе в подземелье вызывало у меня тошноту и сильнейшее желание закрыть глаза и спать, не просыпаясь хотя бы дня два. Но мой дядя не знал о моем странном желании и разбудил меня рано утром. Очень рано. На улице было темно. Вьюга трясла оконные стекла, а дядя стоял рядом с моей кроватью и настойчиво повторял мое имя. В руках у дяди была книга, в которую я вложил листок. Книга тряслась и вибрировала. Дядя был очень зол и не скрывал этого.
– Токагава! Токагава! Токагава, да проснись же! Давай, просыпайся! Открывай глаза и не притворяйся, что еще спишь!
– Дядя, с добрым утром! Да будет с вами благополучие! Но я на самом деле еще сплю! Что такого страшного произошло, что вы меня будите так рано? Если вы не знаете, то занятий в училище у меня не будет еще неделю. Нас отпустили на каникулы, а теперь можно, я…
– Нет. Теперь ты встанешь и объяснишь мне, что означает, вот это? Ты решил меня разыграть? Меня, взрослого человека? Я давно говорил твоему отцу, что вам надо уезжать отсюда! Тебе не привили должного уважения к старшим! В этой стране вообще не знают такого понятия, как порядок и уважения! Того и гляди, скоро Енеко, начнет надо мной насмехаться!
– Дядя, да что произошло? Что я такого сделал? Если я опоздал на день рождения, то я уже извинился и…
– Вот, что произошло! И не притворяйся, что ты не понимаешь, о чем речь!
– Дядя, дело в том, что я нашел книгу. А потом ее выронил, потому что…
– Что ты там бормочешь? Ты знал, что я приехал изучать документы по государству Бохай и хотел разыграть меня этой жалкой подделкой? Да, письмена на этом листе очень напоминают письменность бохайцев, но уверяю тебя…И почему этот лист все время трясется? Это что, еще одна форма издевательства надо мной? Ну что же, яблоко от яблони недалеко падает! У твоего отца не нашлось отдельной комнаты, чтобы поселить меня. И вот я делю спальню вместе с мальчишкой, а этот мальчишка…
