Текст книги "Окончательный расчет"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА 4

Дверь в кабинет Дежкиной была приоткрыта. Ирина мимоходом заглянула, но увидела не уборщицу, а какого-то парня, который по-хозяйски раскладывал в столе бумаги.

Не смогла не остановиться.

– Здравствуйте, – заметил ее парень. – Заходите.

Ирина распахнула дверь, но входить не стала.

– Я новый ваш следователь, – почему-то смутился парень. – А вы ведь Калашникова, верно?

– Да.

– А я Вадим.

– И все?

– Старков Вадим. Игоревич.

– Очень приятно. – Калашникова уже повернулась, чтобы уйти, но парень перехватил ее у двери:

– На минуточку можно вас? По делу.

– Нет, в следующий раз, когда дело у нас будет общее.

– А оно уже общее.

– В смысле?

– А вас Владимир Иванович не предупредил? Я же буду вашим помощником.

Ирина развернулась в другую сторону и снова направилась в кабинет Малютова.

Старков побежал за ней.

Так, почти одновременно, они в кабинет прокурора и вошли.

– Владимир Иванович… – резко начала Ирина.

– А я как раз пытался… – виновато сказал Вадим.

– О, я забыл тебе представить, – довершил общий хор Малютов. – Это Вадим. Поработайте вместе. Он у нас новенький…

Ирина нахмурилась:

– Вот так, да?

– Да ты не подумай чего… Он просто новенький.

– Вы меня в курс дела введете, – подхватил Старков.

– Ни в какой курс я его вводить не буду. Пусть сам этим занимается. А если вы мне не доверяете…

– Ну, опять двадцать пять! Да с чего ты взяла?!

– Тогда я буду работать одна. Мне ваш протеже не нужен.

Малютов минуту молчал, сверля глазами Калашникову.

– Ты будешь работать с ним или ты не будешь работать вообще, – сказал он тихо, но очень твердо.

– Тогда я не буду работать вообще, – так же тихо сказала Ирина.

– Тпру! Господа, что такое?! Я кому-то перебежал дорогу? Виноват, – лучезарно заулыбался Вадим. – Владимир Иванович, если так, то я и сам не хочу.

– Детский сад какой-то! Хочу, не хочу.

– Нет-нет, правда, я так начинать не собираюсь. Вы уж как-то миром решите. А я выйду, чтобы вас не смущать.

И он взялся за ручку двери.

– Ладно, – сказала Ирина. – Но в следующий раз, Владимир Иванович, прежде спросите меня.

– Ну извини, извини. Виноват. Сама понимаешь…

– …РГУ? Российский гуманитарный?

– Да нет, это в Ростове. Ростовский универ.

– И как сюда попали?

– Переехал.

– Вот так просто?

– Ну, не так просто…

Ирина и Вадим сидели в кабинете Дежкиной и, просматривая дела, знакомились друг с другом.

Вадим оказался следователем со стажем, три года проработал в Кунцевской районной прокуратуре. А позавчера вот пригласил его Малютов для личной беседы и предложил место в городской.

– Я не хотел поначалу, – сказала Вадим, – у меня там все уже на мази. В смысле – людей знаю, дела, начальство, а тут… Что у вас тут?

– У нас тут все хорошо.

– Да не все, я так понял, – прищурился Вадим. – Вон уже двоих следователей посадили.

– Еще не посадили, только задержали.

– А по поводу?..

– А вот по этому поводу – читайте, – она передала Старкову папки с делами.

Тот открыл первую страницу и присвистнул:

– А ничего красотка!

– Да уж, – язвительно улыбнулась Ирина. – Еще та красотка. Всех тут на уши поставила. Какие-то все заговоры искала.

– Что, за это у нас сажают? – удивился Вадим.

– И за это. Вы читать-то умеете?

– По слогам.

Вадим стал перелистывать папку с делом. А Ирина незаметно изучала его лицо. Низкий лоб, глубоко посаженные маленькие глаза, жидкие волосы зачесаны назад, как это делали когда-то консервативные партийцы. Лицо, что и говорить, – туповатое. Нет, не зря Малютов его к ней приставил. Этот шею свернет, не задумается. Впрочем, опять перестраховался. Ох, он когда-нибудь на этом попадется.

– Она его что, била? – оторвался от дела Старков.

– Что? Кого? – не сразу поняла Ирина.

– Ну Шевкунова этого.

– А… Не знаю. Но так просто человек в реанимацию с тюремных нар не перекладывается.

– А с виду – милый человек.

– Внешность обманчива.

– Значит, этот Шевкунов тот самый следователь из вашей прокуратуры, который за Кожиной охотился.

– Это еще доказать надо.

– Так вот же его признание, – показал Ирине листок из другого дела Старков.

– Оно и странно, – хмыкнула Ирина. – Вы хоть прочитали, чего он там на себя повесил?

– Прочитал. Какой-то маньяк получается.

– Вот об этом и речь.

– Ясно. – Старков отодвинул папки и сладко потянулся. – Ну что? Так и будем бумажки перебирать?

– Скучно? Привыкайте. Это вам не в районке.

– А чего в районке? Районка основной воз и тянет.

– Да знаем мы, как тянет, потом мы за вас вытягиваем.

Вадим не обиделся.

– Бывает, – кивнул он. – Текучка. За всем не поспеваем.

– Ну да. Не умеешь работать головой – работай руками.

– Да ваша вон Дежкина тоже, видать, не очень головой старалась. Тоже, видно, ручонки прикладывала.

– Потому и сидит, – жестко отрубила Ирина.

Встала, сунула папки в сейф.

– Ну, если так уж надоело бумаги перебирать, пошли.

– Куда?

– Кожину искать.

– Знаете где?

– Догадываюсь.

ГЛАВА 5

Эмансипированный вариант – женщина за рулем, а мужчина время от времени просит жалко:

– Да не гоните вы так.

То, что Ирина обожала рискованную езду, Вадим узнал на собственном опыте. Она лихо обгоняла попутные машины, втиралась в самые узкие прогалы в пробках и со светофора давила на газ изо всех сил.

– И куда мы так торопимся? – находил новые варианты одной и той же просьбы Старков.

Ирина не удостаивала его ответом.

– И вообще – мы что, оперативники? Почему мы сами должны гоняться за преступниками?

Ирина припарковала машину у входа в мэрию, где арендовал помещение и «Импэксбанк», заглушила мотор и только после этого сказала:

– Мы с вами, уважаемый, сейчас будем не только оперативниками, но и постовыми милиционерами, если понадобится.

– С какой стати?

– С той стати, что это дело касается чести прокуратуры, а хороший хозяин, как известно, сор из избы не метет. И только не надо делать вид, что вы не в курсе.

Вадим пожал плечами.

– Да я не жалуюсь. Мы в районке…

– Воспоминания – потом, – прервала Ирина.

Они вошли в холл, быстро объяснили охранникам, кто они и откуда, и взлетели в лифте на нужный этаж.

– Вы думаете, она ходит на работу? – спросил Старков.

– Я вообще часто думаю, – туманно ответила Калашникова.

Она распахнула дверь в приемную и остановилась.

На месте прежней секретарши, которая была большой подругой Кожиной и даже какое-то время прятала ее у себя, сидел элегантный молодой человек и разговаривал по телефону.

Ирина бесцеремонно выхватила у него трубку и бросила на рычаг.

– Следователи городской прокуратуры, – махнула она перед носом элегантного корочкой. – Где секретарша?

От такого напора молодой человек не сразу понял, о чем идет речь, встревоженно повертел головой и только потом ответил:

– Она… уволилась. Теперь я секретарша… секретарь.

– Домашний адрес, быстро.

Секретарь бросился к шкафу, быстро нашел нужную папку и положил перед Ириной.

– Кожина в последние дни у вас не появлялась? – спросила та, проглядывая бумаги.

– Кожина? Да, приходила за зарплатой.

– Когда?

– Сегодня. Может, она еще здесь…

Ирина бросилась к выходу, но тут же метнулась обратно:

– Где? Где бухгалтерия? Где она может быть?

– Бухгалтерия – по коридору налево, третья дверь, а она может быть на своем рабочем…

Но Ирина не дослушала, она уже мчалась по коридору, отдавая распоряжения Вадиму:

– Вы в бухгалтерию, а я в ее кабинет.

Кабинет оказался заперт. Но Ирина на всякий случай постучала в дверь.

Никого.

Впрочем, она особенно и не надеялась, что застанет Кожину. Так просто не бывает.

– Кожина сюда заходила? – спросила она на всякий случай обитателя соседнего кабинета.

– Кожина в бухгалтерии, – ответил тот, не поднимая головы.

Ирина побежала по коридору, распахнула дверь бухгалтерии и чуть не налетела на Вадима.

Тот развел руками.

Ирина на всякий случай все же вошла – огромная комната со множеством столов, компьютеров и людей.

– Упустили. Ну ничего, еще не вечер, – оптимистично улыбнулась Ирина. – Поехали.

И она решительно зашагала к лифту.

Но не успела завернуть за угол коридора, как увидела Кожину. Та, заметно нервничая, стояла возле дверей лифта и нетерпеливо поглядывала на табло.

Ирине бы крикнуть, позвать, а она помчалась.

И, разумеется, в этот момент лифт остановился, Кожина вошла, и дверь закрылась.

Ирина с Вадимом подбежали, когда лифт уже спустился на два этажа.

Вторая кабина, как назло, была где-то в самом низу и только-только поднималась.

Они бросились к лестнице, летели вниз через три ступеньки, но, когда очутились в холле, Кожиной уже и след простыл.

– Откуда она вынырнула? – недоумевала Ирина. – Мы же все время были там.

Вадим виновато почесал затылок.

– Честно говоря, я ее видел.

– Где?

– В бухгалтерии. Я у нее как раз и спросил, где Кожина.

– Как? – опешила Ирина. – Вы что? Вы у нее спросили?

– Так я ж не знал, что это она.

Ирина подошла к Старкову вплотную и прошипела сквозь зубы:

– В деле ее фотография. Видели – анфас и в профиль?

– Видел, – опять виновато почесал затылок Вадим. – Но то фотография, а то живой человек…

Ирина хотела сказать этому напарнику несколько недобрых слов, но только махнула рукой:

– Поехали.

И снова Вадим скулил, что Ирина слишком быстро едет, а она на него – ноль внимания.

Бывшая секретарша «Импэксбанка» жила почти на окраине Москвы, но возле престижного Рублевского шоссе, которое гремело машинами, воняло выхлопными газами и вообще оправдывало свой престиж только тем, что по нему иногда с воем неслись правительственные автомобили.

Секретаршу звали Нинель. Она была длиннонога и близорука. Эти два качества придавали Нинель облик несколько иностранный, но, когда она открывала рот, все становилось на свои российские рельсы.

– А че? А че я должна знать? – щурилась она, глядя на Ирину, которая по-хозяйски расхаживала по квартире, бесцеремонно заглядывая в открытые шкафы.

– Ты должна знать, цыпочка, где прячется твоя подруга, – говорила она. – Неужели она с тобой не связалась ни разу?

– Ой, вы прям скажете. Че ей связываться? Она в бегах. Она куста шугается.

Ирину раздражала эта красотка, которая, несмотря на потерю работы, вовсе не унывала. Возможно, это чувство ей было вовсе не знакомо. Есть такие люди, для которых весь мир розовый и пахнет мятой, как жвачка «Love is…».

Кажется, именно эту жвачку и перекатывала во рту секретарша.

Вадим сидел в углу на шикарном кожаном диване и откровенно скучал.

– Ну так, – сказала Ирина. – Паспорт покажи.

– А че паспорт? У меня паспорт в конторе.

– Где в конторе?

– Ну где? А я знаю?

– Я знаю, – сказала Ирина и, подхватив со стола сумочку секретарши, вывалила ее содержимое на стол.

Среди женских мелочей, слишком обильных для маленькой сумки, был, разумеется, и паспорт.

Ирина открыла нужную страницу и злорадно улыбнулась:

– Прописка саратовская. Ясно. А где регистрация?

– Ой, ну вы скажете прям. Я ж не лицо кавказской национальности.

– Вадим, какой тут номер отделения милиции? – повернулась к скучающему напарнику Ирина.

Тот пожал плечами.

Но Ирина все равно взяла телефон и набрала «02».

– Вы че? – насторожилась секретарша. – Вы в милицию звоните?

– Ага.

– А зачем?

– Выселять тебя из Москвы будем.

– Ой, вы прям скажете…

– Алло, следователь городской прокуратуры Калашникова, – сказала Ирина в трубку. – Мне номер отделения милиции…

– Так Инка иногда заходит, – быстро поняла, что от нее требуется, секретарша. – Она и сегодня обещалась…

Ирина положила трубку.

– Когда?

– Так откуда мне знать? А может, и не сегодня вовсе…

Ирина отвесила ей звонкую оплеуху.

– Ну все, – сказала она. – Мое терпение лопнуло. Ты, сволочь, так просто у меня не отделаешься. Так, Старков, пакуй ее. В «обезьянник» ее отправим.

Даже это страшное сообщение не испугало секретаршу.

Она спокойно поднялась, все еще похихикивая, и картинно протянула руки, чтобы ей надели наручники.

Вадим отошел от окна, не обращая внимания на секретаршу.

– Это ж твой район, – сказала Ирина. – Где тут отделение?

– Да рядом.

– Пошли.

– Может, подождем маленько? – спросил Вадим.

– Чего ждать?

– А вдруг придет?

– Не придет! – весело заявила Нинель. – Теперь вы ее днем с огнем…

И в этот момент в дверь позвонили.

– Инка! Беги! – заорала секретарша что было сил. – Беги, Инка!

Вадим широкой ладонью закрыл ей рот, Ирина метнулась к двери, распахнула ее – на пороге стоял здоровенный парень и ошалело таращился на нее.

Ирина оттолкнула его, выбежала в коридор, проверила лифт – никого.

Парень шагнул в квартиру и, увидев, что там происходит, достал из кармана огромный пистолет.

– А ну, – сказал он, – отпусти. Или я тебе башку прострелю…

Больше ничего он сказать не успел. Ирина «выключила» его, ударив ребром ладони.

Откуда только в секретарше взялась такая сила?! Она отшвырнула Вадима и кинулась к парню.

– Скоты! Менты поганые! Что вы наделали?! Сволочи!

Вадим подхватил с пола пистолет – это был газовый.

– Ну влипли, – тихо сказал он Ирине.

Но та не слушала его, она уже снова набирала «02».

ГЛАВА 6

Лучше бы Клавдия не мечтала о душе. После него ощущения чистоты не появилось. А совсем-совсем наоборот. В гулком мрачноватом помещении, где с потолка капали холодные капли, а из душа хлестало, как плеткой (отрегулировать не было никакой возможности по той простой причине, что душ открывался и закрывался банщиком из другой комнаты), брезгливой Дежкиной показалось, что она попала в чистилище, где человеческие грехи и грязь нарастали на стенах веками и никакими силами их уже не смыть. Более того, они носятся в воздухе вместе с густым паром и облепляют тебя сами.

Впрочем, хоть какая-то польза от душа была. Она словно бы свыклась с тем фактом, что оказалась в тюрьме. С одной стороны, это был, конечно, шок, а с другой, брезгливость ее от вони, от грязи, от соседства настоящих преступников притупилась, и все стало не таким уж страшным.

Даже ее сокамерницы теперь не выглядели пугающе – просто несчастные женщины.

Тем не менее она после душа вымыла руки под краном, увидев, что ее изобретение вовсе не является эксклюзивным – только здесь кран холодной и горячей воды соединяла полоска марлевого бинта.

Ей даже удалось съесть несколько ложек густого горохового супа.

– Видно, наша кухня не пришлась вам по вкусу? – спросила актриса красивым голосом.

– Нет, – почему-то смутилась Клавдия, – просто не хочу есть.

– Тогда не соизволите ли передать мне вашу тарелку? Я, знаете ли, аппетита не потеряла.

Клавдия с радостью отдала остатки Красильниковой, и та, словно это было изысканное блюдо, а не объедки, элегантно отправила гороховый суп ложку за ложкой в свой красивый чувственный рот.

Клавдию так и подмывало спросить Веру Федоровну, за что же она-то здесь оказалась, но та сама догадалась.

– Вы знаете, что такое амплуа?

– Представляю, только очень смутно, – призналась Клавдия.

– Это, собственно говоря, характер. Если вы человек жизнерадостный – вам никогда не стать трагической актрисой, а если вы смелая и красивая – вам прямая дорога в героини. Это сейчас несут чушь, что амплуа, дескать, устарели. Ничего подобного. Вот я – самое убедительное тому подтверждение. Знаете, всю жизнь роли героинь играла. От Катерины в «Грозе» – плохонькая пьеса – до Электры Еврипида.

Клавдия давно не была в театре, а больше видела Красильникову в кино, где та, впрочем, тоже играла роли вполне героические.

– А ведь я простая девчонка с Трехгорки. В сорок девятом поступила в театральное училище по комсомольской путевке.

– Как? – не поверила своим ушам Клавдия.

– По распределению, – подтвердила Красильникова. – Вы, наверное, знаете, что в те годы очень сильная у нас борьба с космополитами была. Очень сильно тогда наука и искусство поредели. Особенно в театре и кино. Я-то что! Моя подруга на год старше – главным редактором «Мосфильма» стала. Это в восемнадцать лет. И ничего, до старости руководила.

Красильникова красиво прищурила глаза, отдаваясь воспоминаниям. Но паузу выдержала ровно такую, чтобы не потерять интереса слушателей.

– Так вот, простая же девчонка была, можно сказать, душевная, а меня – в героини. Знаете, ведь весь внутренний мир пришлось перестраивать.

– А с кем живет Меньшиков? – спросила молоденькая сокамерница, придвигаясь поближе к интересному разговору.

– Не знаю, – пожала плечами Красильникова.

– А правда, что Виктюк «голубой»?

Красильникова брезгливо поморщилась:

– Вот вам наглядный пример – театр продолжается в жизни.

– А сколько артист получает?

– Артист много получает, – мягко улыбнулась Красильникова. – Артист – настоящий артист – получает бессмертие. Но ближе к делу. Вас наверняка интересует, как я сюда попала?

Клавдии стыдно было признаться, что это ее действительно интересует больше всего, но она честно кивнула.

– Амплуа, – легко сказала Красильникова. – Трагическая героиня. Я мужа своего зарезала.

– Ой, – ахнула молоденькая, – изменял?

– Измена? Да, пожалуй, что так, – тонко улыбнулась Красильникова. – Но если вы имеете в виду физическое соитие вне семьи, то муж совершал это всю нашу жизнь, впрочем, я тоже. Но это была скорее духовная измена.

Клавдия невольно отодвинулась от трагической героини.

Красильникова посмотрела на нее чуть ли не сочувственно.

– Ах, моя милая, если бы я сама могла от себя отодвинуться. Убить человека на сцене оказалось куда проще, чем в жизни. Никакого высокого трагизма – одна кровь и физиология.

– А что он сделал?

– Он снялся в рекламе, – сказала Красильникова. – Вот такой позор.

Молоденькая сокамерница вытаращила глаза. Клавдия покачала головой:

– Что, правда?

– Он предал высокое искусство, – без патетики, даже как-то обыденно произнесла Красильникова.

И Клавдия в первый раз в жизни оправдала преступление.

«Если бы все убийства происходили по этой причине, – подумала она, – я бы подалась в адвокаты».

В этот день больше ничего примечательного не произошло.

Только после ужина, на прогулке по узкому зарешеченному дворику, Красильникова остановилась и подняла глаза к небу.

Клавдия поняла, что актриса не просто любуется летней голубизной, она что-то такое важное совершает.

– Молится, – шепотом подсказала Клавдии молоденькая сокамерница.

– Ничего подобного, – тут же отреагировала актриса. У нее оказался превосходный слух. – Я читаю стихи.

– А вы не могли бы почитать вслух? – попросила Клавдия.

– Могла бы, но это не имеет значения – вслух или про себя.

– Как это?

– Очень просто. Знаете, что такое ноосфера?

– Читала.

– Режиссер Васильев, например, считает, что спектакли надо играть вообще без зрителя. Энергия все равно попадет в ноосферу.

Клавдия невольно улыбнулась.

– А вы попробуйте. Правда-правда. Вот постарайтесь какое-то свое заветное желание передать в небо. Можете вслух, можете молча. Результат от этого не зависит.

– А от чего?

– От силы желания.

Клавдия пожала плечами. Но все оставшееся время прогулки незаметно поглядывала на небо и скандировала мысленно: «Инна, беги! Инна, спрячься!»

ГЛАВА 7

– Устал я, Миша, понимаешь, устал. Уже и годы, согласись, не комсомольские. А в этой политике я вообще старею не по дням, а по часам.

– Старость политика – это его капитал. Имидж, так сказать.

В ажурной тени разлапистого дуба сидели в плетеных креслах два милых человека.

Хозяин попыхивал трубкой с пахучим табаком, гость сосал леденец. Они смотрели на реку, на далекий лес, уходящий в гору, слушали пение птиц и говорили о жизни.

Гостя звали Владимир Иванович Малютов, а хозяина звали Михаил Михайлович Паратов.

На визитной карточке Пушкина было написано просто: «Александр Пушкин».

У Паратова визитных карточек не было вообще. Но не потому, что он не мог себе этого позволить, – просто не было необходимости. Его телефон и домашний адрес знали только самые приближенные. Остальные эти сведения получали только за очень выдающиеся заслуги перед Михаилом Михайловичем. Так вот, если бы такая визитная карточка была, на ней бы тоже можно было просто написать: «Паратов». Потому что это была и должность, и положение, и слава.

– Заботы – это хорошо, – сказал Паратов, выпуская голубое облако в прозрачный воздух. – Когда забот нет – это смерть.

Малютов при последнем слове нервно улыбнулся.

– Ну давай, выкладывай, что там у тебя стряслось, – сказал Паратов.

– Как у Деда дела? – вопросом на вопрос ответил Малютов.

– Дед еще ого-го. Дед еще сто лет продержится.

– А Батька?

– А Батька бежит впереди паровоза, – повторил известную фразу о мэре Паратов. – У тебя там, я слышал, с ним нелады.

– Да нет, так, пустяки.

– Так ты не по этому поводу?

– Стал бы я тебя, Миша, такими пустяками тревожить. Да, во-первых, за Старкова спасибо. Кажись, толковый парень.

Паратов кивнул, посасывая трубку.

– Погоды какие стоят, а? – сказал он весело.

– М-да… – нехотя отозвался Малютов.

– Давно у нас такой жары не было, а?

– Давно.

– В Америке, говорят, тоже жарко.

– В Америку я не хочу.

– В Европу?

– Лучше бы в Азию.

– Ну так о ком речь? – спросил после паузы Паратов. – Выше Деда я не властен.

– Ну ты не скромничай. Выше тебя только Бог.

– Не богохульствуй, – резко сказал Паратов, хотя комплимент ему понравился. – Если кто из толстосумов, тут, Вова, дерьма не оберешься.

– Да пусть себе живут, – улыбнулся Малютов.

– Ну ладно, не темни, с кем ты там чего не поделил?

– А смеяться не будешь?

– Буду, если смешно.

Малютов хрустнул леденцом, словно раздавил ампулу с цианистым калием.

– Мой следователь.

Паратов не засмеялся. Он внимательно посмотрел на Малютова. Покусал губу, почмокал.

– Не смешно, – сказал он.

– Да уж знаю.

– Крепкий мужик?

– Баба.

– Совсем грустно. И что? На чем она тебя поймала?

– Да на всем. Я у нее – вот где. – Малютов с силой сжал кулак.

– Так, я понимаю, ты эту болезнь запустил?

– Запустил.

– Просто так ее убрать уже нельзя?

– Вот, веришь, Миша, не знаю. Может, можно, а может, она как-то застраховалась.

– К-козел, – смачно выговорил Паратов.

Малютов виновато улыбнулся.

– Она где?

– В Бутырке.

– Она, значит, в Бутырке, а ты в Азию собрался.

– Помоги, Миша.

Паратов выпустил большое облако дыма и наблюдал, как оно тает.

– Поможешь?

– Помогу, конечно. Мы не для того поднялись с колен, чтоб нас теперь поставили раком.

– Спасибо.

– Одним «спасибо» не отделаешься. Кто еще в курсе?

– Никто.

– А жена?

– Нет. Никто. Я тут подстраховался.

– Да уж слышал – прямо шекспировская трагедия, труп на трупе.

– Ну ладно, – обиделся Малютов. – Я никого не убивал.

– Это все?

– Все. С остальным я сам разберусь.

– Ага, значит, остальное тоже есть?

– Да там девчонка одна. Но она, кажется, вовремя почуяла, куда ветер дует.

– Доверяешь?

– Что я – совсем дурак?!

– Нет, ты не дурак. Ты – козел, б…, – повторил Паратов. И выматерился так, что перестал быть похожим на благообразного старика.

Малютов успокоился – если Паратов кроет матом, значит, поможет.