Текст книги "Большой заговор"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Ирина Зарубина
Большой заговор

ГЛАВА 1

Из милицейской сводки дежурного по городу:

«В 23 час. 11 мин. на двадцатом километре Минского шоссе неизвестными была обстреляна автомашина «Ауди-100» гр. Толкунова Ф. С. В результате обстрела было пробито переднее колесо автомашины. На скорости свыше 120 километров в час автомобиль потерял управление и врезался в бетонное ограждение шоссе. Гр. Толкунов Ф. С. был отправлен в клинику им. Склифосовского в критическом состоянии. На место происшествия выехала следственная бригада. Объявлен план «Сирена».

Примечание. Гр. Толкунов Ф. С. является прокурором …ского района г. Москвы».

Игоря Порогина похоронили на далеком подмосковном кладбище.

И в тот же день на Москву свалилась жара. Это была какая-то доменная плавка, кипение в адовой смоле, безвоздушность армейского противогаза и светлая мечта о слякотной зиме.

Вечером Клавдия и Ирина посидели вдвоем, выпили вина и помянули Игоря.

– А он был в тебя влюблен, – тихо сказала Клавдия.

– Я знаю, – кивнула Ирина. – Я все видела…

И она замолчала, прервав себя.

Клавдия внимательно посмотрела на подругу и обомлела. Как же она раньше не догадалась?!

– Прости, я не знала, – сказала она. – Я думала, у тебя кавалер…

– Да мы скрывали. – Ирина еще ниже опустила голову. – А кавалера того давно нет.

– Прости. Господи, какая ж я дура.

– Не надо, Клавдия Васильевна, – попросила Ирина, и Клавдия услышала в ее голосе еле сдерживаемый надрыв.

– Ну и глупо, – сказала Дежкина жестко. – Ничто на свете не стоит того, чтобы скрывать любовь. Я смотрела на вас и думала – какая получилась бы замечательная пара. А вы!..

– Да мы уже собирались сказать вам, – виновато проговорила Ирина.

– Прекрати, – попросила Дежкина. – Ты ни в чем не виновата, это я виновата. Я думала, что люблю вас, а оказалось – вы меня боитесь.

И Ирина, и Клавдия испытывали какое-то неясное утешение от этого самобичевания. Они просто боялись остановиться и окончательно, совсем-совсем, бесповоротно понять – Игоря больше нет.

Следователь Московской городской прокуратуры Игорь Порогин был убит тремя выстрелами почти в упор. Убийца его, следователь той же прокуратуры, коллега Клавдии Васильевны Дежкиной и Ирины Калашниковой, уже был арестован и сидел в Бутырке.

Это была константа сегодняшнего дня. Преступник найден и взят.

Но ни Клавдия, ни Ирина никакого удовлетворения не испытывали.

Последние недели были так переполнены событиями, что Клавдия не успевала оглянуться. Как только она находила преступника, ей тут же поручали новое, с пылу с жару заковыристое дельце, а хвосты и многоточия предыдущих дел висели в жарком воздухе, словно НЛО, – загадочные и непостижимые.

Теперь Клавдия решила, что нужно остановиться, потянуть за все провисшие ниточки, довести заброшенные дела. И хватит с нее оперативной работы, она, в конце концов, солидный следователь по особо важным делам, а не шустрый омоновец.

Часам к одиннадцати, когда жара неохотно стала отступать, Ирина засобиралась домой.

– Оставайся, Ириша, – предложила Клавдия. – Мои, ты же знаешь, на даче. Проболтаем всю ночь, а то с ума тронемся.

Но Ирина уехала, сославшись на какие-то неотложные дела.

Клавдия помахала ей вслед и решила уже ложиться. Только на минуточку присела на кухне помолчать и подумать в одиночестве, да так и просидела почти до утра, невидящими глазами глядя в одну точку.

Мысль, конечно, норовила легковесно проскочить какие-то детали, но Клавдия ее останавливала и заставляла таращиться до прозрения.

К утру она додумалась до середины пути. Но даже на этой остановке было жутко, а что таил финал, Клавдия и предполагать страшилась.

Она начала, как с чистого листа.

Убивают актера Севастьянова.

Оказывается, что он держал высококлассный бордель, оборудованный подсматривающими и подслушивающими устройствами, тайные и действительные владельцы квартиры – два следователя районной прокуратуры – собирали на посетителей борделя грязненький компромат.

Киллера, который застрелил Севастьянова, убили в тюрьме.

Стоп. Что-то здесь Клавдия тогда упустила.

Что?

Сначала не могли найти орудие убийства, потом Клавдия догадалась – это сверхпрочная, тончайшая металлическая нить – ею киллеру перерезали горло.

Вот. Нить. Клавдия уже видела такую раньше, потому, собственно, и догадалась.

Дежкина мысленно завязала первый узелок на память.

Дальше… А что дальше?

Что-то там еще сидело заусенцем. Не страшной занозой, но раздражающей задиринкой.

А… Квартира Севастьянова. Она была на Кутузовском проспекте. Да-да, очень престижное место.

Это был второй узелок.

Все началось с того, что Севастьянов давно, еще год назад, написал письмо в прокуратуру Москвы, жаловался на своих соседей, безобидных, впрочем, стариков. Письмо переправил в районную прокуратуру сам городской прокурор Малютов и поручил разобраться тамошнему – Толкунову. Толкунов отдал письмо следователям, и те уже развернулись. Несчастных стариков довольно поспешно переселили, а огромная квартира досталась Севастьянову. В ней-то эти следователи вместе с хозяином и организовали бордель. И тайную порнокиностудию, где главными героями становились посетители борделя, не ведая того.

Это был третий узелок. И даже, пожалуй, их тут было сразу два.

Но дальше, дальше…

А дальше начинается охота за этим самым компроматом. Севастьянов, не будь дурак, передал пленки Инне Кожиной, менеджеру по рекламе «Импэксбанка», которая подрабатывала в их борделе проституткой. Хотел сам шантажировать высокопоставленных кобелей, да и обезопасить себя на всякий случай. Это, впрочем, не спасло Севастьянова от смерти.

Следователи-сутенеры тоже погибли. В машину одного из них подложили мину. Но странную какую-то. Вместе с дистанционным управлением в ней был еще часовой механизм. Пружинку от корейского будильника нашли эксперты.

Эта пружинка не шла у Клавдии из головы. Зачем было так перестраховываться?

Это был еще один узелок.

Теперь об Инне Кожиной.

Инна действительно спрятала пленки. Она даже устроила свинцовый тайник, чтобы они не размагнитились. Кстати, эти пленки Дежкина пока так и не увидела, впрочем, не очень и стремилась.

Вчера Клавдия и Ирина арестовали того, кто преследовал Кожину, охотясь за компроматом, кто убил Игоря. Это снова был следователь, но теперь уже городской прокуратуры, в которой работала сама Клавдия. Шевкунов.

Круг сужался.

Набиралось так много узелков, что Клавдия пока не знала, как их развязать…

Уже давно рассвело. Да что там – солнце палило вовсю.

Становилось жарко.

Клавдия посмотрела на часы – пора на работу.

А как не хочется.

ГЛАВА 2

Две недели назад в прокуратуре погас свет. Последствия этого происшествия до сих пор расхлебывали. Клавдия возилась с электронным замком, который никак не принимал ее карточку. А торчать в коридоре Дежкина не любила – обязательно наткнешься на начальство или, хуже того, на Патищеву.

Патищева была каким-то секретарем чего-то – никто уже и не помнил чего и каким, потому что она никогда не работала – только собирала профсоюзные взносы. Вот тут она трудилась, как тайфун, налетала и очищала карманы до нитки.

Клавдия все боролась с замком – дергала, тыкала, хитрила – ни в какую. И нате вам – Патищева. Отрыжка советского времени.

– А, Дежкина. Взносы…

– Я заплатила, – жалобно произнесла Клавдия.

– Ты заплатила за прошлый месяц, а я собираю за этот.

– Но этот еще только начался.

– Начался, вот именно!

Дверь наконец открылась. Нет чтоб на полминутки раньше. Впрочем, Патищева бесцеремонно вваливалась в любой кабинет без стука, даже если шел допрос или экстренное совещание.

– Извини, нет сейчас денег, – дежурно сказала Клавдия. – В зарплату приходи.

– Это само собой. Тогда заплати хотя бы за экскурсию.

– За какую экскурсию?

– Мы поедем по местам боевой славы Подмосковья.

– Когда?

– В воскресенье.

– А я как раз собралась на дачу. Нет, спасибо.

– Ты не патриотка? – спросила Патищева в лоб.

– Я патриотка, но не идиотка. Я, во-первых, по этим местам ездила трижды, а во-вторых, чего я буду платить, если не поеду.

Патищева обиженно поджала губы, развернулась, как солдат, и направилась к кучке следователей, куривших в конце коридора. Следователи побросали сигареты и заторопились по своим рабочим местам. Хоть какая-то польза от Патищевой была.

Клавдия хотела по привычке включить чайник, но даже сама мысль о горячем чае в такую духоту бросила в жар. Кондиционер не работал. Вентилятор гудел, как «Антей», выруливающий на взлет. Но Клавдия его не выключила.

Мысль, прерванная дорогой, вернулась к многоточию.

Конечно, все дело в компромате, который собирали следователи-сутенеры.

Клавдия первая нашла Инну Кожину и спрятала ее у себя на даче, чтобы убийца не поспел к ней раньше. Инна до сих пор живет там, все еще чего-то боится, хотя Шевкунов в тюрьме.

Так вот, Кожина дала Клавдии список клиентов борделя. Это были очень видные люди. Но – и тут закавыка – никто из них не был связан с прокуратурой так тесно, чтобы раскрутить масштабную охоту на людей.

Инна или что-то скрыла, или не знает.

Клавдия поняла, что пропустила в своем кроссворде какое-то важное, может быть, ключевое слово.

Она снова стала перебирать в памяти факты и… есть!

«Импэксбанк».

В нем работала Инна. А банк сотрудничал с мэрией.

Но мэра в списке не было, хотя несколько чиновников из мэрии присутствовали.

А какая тут связь? – спросила себя Дежкина. Да никакой. Мухи отдельно, яичница отдельно… Или не отдельно?

Надо будет расспросить Инну подробнее. Этот узелок развязывается просто. В выходные она поедет на дачу и постарается все выяснить.

И все же… Скорее всего, не тут ключевое слово.

«Ну-ка, Дежкина, побурли мозгами, – приказала себе Клавдия. – Детали очень важны. Но, может быть, дело не в них?»

Клавдия все-таки налила себе чашку чаю. Но пить не стала, и та бесполезно дымилась на столе.

И что же за деталями, какова, так сказать, общая картина? Картина жуткая.

Уже около десятка трупов. За одни постельные сцены в гроб столько людей не кладут. Или кладут?

Это какие-то неадекватные удары, удары с упреждением, жестокие до крайности. Видать, кого-то сильно припекло. И пока она не найдет, кто бьет и своих и чужих, спасая шкуру, пока она не ответит на классический вопрос – кому это выгодно? – она не докопается.

Так, первым делом – организовать допрос Шевкунова. Вторым делом – запросить из архива дело «Импэксбанка». Как раз Игорь Порогин вел его.

Игорь…

Сердце устало отозвалось болью на это имя.

Клавдия подняла трубку.

– Петя, здравствуй, Дежкина. Николай Вадимович на месте? Позови его, пожалуйста… Добрый день, Николай Вадимович. Дежкина. Ну что скажете? Я по поводу корейской пружинки от часов. Нашли какие-нибудь хвосты?.. Нет? Ясно. Хорошо, я сама сделаю запрос.

Положила трубку. Да, действительно, это не их дело – искать, откуда корейская пружинка.

С этой пружинкой, чувствовала Клавдия, они намучаются. На любом рынке корейских часов пруд пруди.

По коридору шумно прошла толпа.

Никак Патищева бушует, подумала Клавдия, дописывая заявку в следственный изолятор.

Если поторопиться, она часам к одиннадцати сможет уже встретиться с Шевкуновым.

Ах да, еще адвоката вызвонить. Теперь без адвоката нельзя.

В отличие от остальных следователей Клавдию не раздражала эта правовая норма. Будь адвокат хоть каким докой, а если есть твердые улики, доказательства, заключения экспертов, показания свидетелей – словом, вся эта следовательская крепкая база, – ему останется только советовать своему подзащитному сотрудничать со следствием.

Впрочем, у адвоката телефон разговаривал голосом автоответчика.

Клавдия оставила сообщение, чтобы защитник Шевкунова срочно с ней связался.

Снова какой-то шум в коридоре. Видно, места боевой славы Подмосковья в такую жару мало кого интересовали.

Теперь надо было сходить в секретариат, поставить печати, формально получить дело Шевкунова и – вперед. В Бутырских коридорах хоть прохладно.

Клавдия, прихватив бумаги, уже двинулась к двери, когда телефон звякнул каким-то придушенным голосом.

Кстати, Клавдия иногда очень точно чувствовала, к добру звенит телефон или нет. Что-то в звуке неуловимо менялось, но, впрочем, может быть, это она себе внушала.

Раздавшийся звонок как раз вообще ничего не предвещал. А зря.

– Да, Дежкина.

– Клавдия Васильевна? – услышала она голос секретарши Малютова.

– О, Люся, а я как раз к вам.

– Очень хорошо. Владимир Иванович вас вызывает.

И тут еще сердце Дежкиной не ёкнуло. Только настроение, и без того не радужное, несколько посерело.

Клавдия не любила кабинетов начальства по той самой причине, что именно начальство в этих кабинетах имело свойство пребывать. Это была застарелая советская нелюбовь к обитым кожей дверям, коврам и дубовым столам, которые так шли многим начальникам.

Клавдия коротко крякнула и двинулась наверх.

И на лестнице столкнулась с шумной толпой, среди которой, к своему удивлению, не увидела Патищевой. Толпа следователей что-то бурно обсуждала, размахивая газетами.

И тут ничего Клавдии не предсказало недоброго.

Уже у самых дверей кабинета прокурора Дежкина столкнулась с Левинсоном, пресс-секретарем прокуратуры, красным не от жары, а от злости, что подтвердилось крепким словцом, которое интеллигентный Левинсон произнес довольно убедительно.

Малютов даже не поздоровался.

Он кинул Дежкиной через весь длинный стол стопку газет и грозно спросил:

– Читала?!

Вот за это Клавдия и не любила кабинеты. Сейчас окажется, что вся Россия с надеждой смотрит на прокуратуру, которая должна уже наконец разобраться, скажем, с засильем импортных товаров на российских прилавках. Не иначе это все делает ЦРУ, чтобы развалить и без того хилую российскую промышленность. А где у Дежкиной дела по импорту? Нет таких дел! Срочно завести два-три! И примерно наказать!

Можно, конечно, при желании прилепить корейскую пружину к проискам Центрального разведывательного управления, но Клавдия не очень верила, что ЦРУ интересна постельная жизнь депутатов и губернаторов. Впрочем, кто знает?

– А что?

Клавдия сегодня газет не читала. Она, когда шла на работу, вынула из ящика «Известия» и «Новые известия», две газеты, которые она выписывала ради справедливости, предполагая по привычке просмотреть их в метро, но позорно уснула, как только села в вагон.

– А ты прочитай, прочитай! – тыкал пальцем Малютов, словно это Клавдия написала все статьи во всех газетах.

Клавдия взяла верхнюю, развернула и прочла крупный заголовок: «Прокуратура против мэрии».

Вот только теперь у Клавдии нехорошо сжалось сердце.

Она еще не поняла, почему. Мало ли что пишут газеты!

– Ну, прочла?

– А что, правда? – наивно спросила Дежкина.

– Ты прочла?

– Да, вот заголовок.

– Заголовок! Ты дальше, дальше смотри!

Клавдия послушно уставилась в текст.

«Тайные переговоры. Телефонный шантаж». И ниже петитом – «Запись телефонных разговоров прокурора Москвы с мэрией».

– Поняла? Ты поняла?

Теперь Клавдия поняла. Ей очень захотелось прочитать всю статью.

– Знаешь, что это?

– Что?

– Это диверсия! Это шпионаж! Это враги…

«Народа» – чуть было не продолжила Клавдия.

– …законности, – несколько смягчил Малютов. – Вот что это.

– Да-а… – протянула Клавдия, все теряясь в догадках, а она-то тут при чем?

– Я этого так не оставлю, ясно? Они у меня попляшут.

«Вот странное выражение, – философски заметила Клавдия. – Когда кому-то грозят неприятностями, обещают, что несчастные запоют или запляшут. Вообще-то люди танцуют и распевают песни от радости. Не видела никого, кто бы отчебучил «Барыню» с горя».

– Конечно, Владимир Иванович, – кивнула Клавдия, – нельзя это так оставлять.

– Вот именно. Ты и займись.

Ох…

– Чем – займись?

– Вот этими статейками.

– Ой, Владимир Иванович, я ведь писать не умею, это у Левинсона хорошо получится, он все-таки пресс-секретарь.

– А кто тебя просит писать? Писать она не умеет! Ты отправишься по редакциям и потребуешь…

– Опровержения?

– Источник информации! Откуда они взяли запись?!

– Так это действительно?.. – Клавдия не договорила.

– Вот ты и узнай! Кто там тебе в помощники нужен? Калашникова? Бери. Все, чтобы к завтрашнему утру…

Ну и дальше заводной ключик, который должен был заставить Клавдию бегать шустрее электровеника.

Клавдия заикнулась было о деле Шевкунова, но Малютов только махнул рукой:

– Это потерпит. Он сидит? Вот никуда и не денется. Иди! И подумай, кому это выгодно.

– Кому?

– А тебе прямо в статье написали. «Против мэрии».

Клавдия вышла.

Вот почему ей так сегодня не хотелось идти на работу.

ГЛАВА 3

Из милицейской сводки дежурного по городу:

«В 22 час. 43 мин. во дворе дома № 22 по улице Большой Филевской было произведено шесть выстрелов, предположительно, из пистолета. Свидетели показывают, что неизвестный стрелял в неустановленного мужчину. Оба, и стрелявший, и подвергшийся нападению, с места происшествия скрылись.

Выслана оперативная группа.

Объявлен план «Перехват».

Газеты пестрым ворохом лежали перед Клавдией и безмолвно кричали.

Хорошие художники отворачивают собственные картины лицом к стене, чтобы не раздражали несовершенством. Журналисты – наоборот.

А Клавдии что делать? Она прочитала статьи с расшифровками телефонных бесед Малютова и крупного чиновника из мэрии – всего их было три (не статьи, а беседы), повозмущалась комментариями, которые в зависимости от желтизны газеты были более или менее умными, и теперь гадала – что делать дальше?

Во всех трех разговорах прокурор рассказывал чиновнику о продвижении следствия по разным делам, не раскрывая, впрочем, никаких подробностей и следственной тайны. Но не это было интересно газетам. Более всего их занимало высказывание Малютова о том, что в некоторых делах нити ведут на самый верх, в московское правительство.

Здесь тоже не было никаких подробностей, фамилий, даже упоминания дел, но чиновник, кажется, понимал, о ком идет речь, и срывался после этого на грубости. Нет, не в том смысле, что он запрещал прокурору копать под собственных коллег или грозил карами, но высказывался в том смысле, что не позволит «превращать государственное учреждение в коммерческую палатку».

Клавдия знала о давнем охлаждении, мягко говоря, между мэрией и городской прокуратурой, да об этом знали все. Но теперь в этот слабо тлеющий костер плеснули такого керосина, что черный дым пошел столбом.

О превращении государственного учреждения в коммерческую палатку намек был тоже весьма прозрачный. Последние месяца три Малютов носился с космическими инженерами, которые собирались свои технологии продавать на рынке. Малютов помогал космическим промышленникам искать заинтересованных людей, впрочем, ни от кого этого не скрывал и делал все безвозмездно.

Клавдия это знала, но сейчас ей надо было придумать, как выпытать у ушлых журналистов, откуда у них расшифровка телефонных переговоров, которые велись явно не по телефону-автомату и даже не по мобильнику, а по «вертушке», а уж ее-то прослушивать посторонним людям практически невозможно.

Конечно, утечку могли организовать и правительственные связисты, но это вряд ли. За такие дела их по головке не погладят. И вообще Клавдия не помнила, чтобы оттуда хоть муха вылетала.

– Клавдия Васильевна, где у вас холодильник? – заглянула Ирина.

– Дома.

– Жаль. Я бы сейчас исполнила роль свежемороженой курицы.

– Моя хрустальная мечта, – подхватила Клавдия.

– Ну что, интересуемся текущей политикой? – иронично взглянула на газеты Ирина. – Вот знаете, не читаешь газет, и кажется, что эта жизнь просто хреновая, а почитаешь – нет, не просто, а очень хреновая.

– Что будем делать, Ириша?

– Поедем по редакциям, – пожала плечами Калашникова.

– Знакомых журналистов нет?

– Я разборчива в знакомствах.

– Жаль. А как это вообще делается?

– Очень просто, надеваем черные маски, хватаем в заложники главного редактора и, пока не выложит всю правду, не отпускаем его.

– Отпадает, – серьезно сказала Клавдия. – Я нынче в черной маске задохнусь. Хотя сама по себе идея дорогого стоит.

– Да, неувязочка, – согласилась Ирина. – А ваши предложения?

– Они ведь не сдадут своего информатора, – сказала опытная Клавдия.

– Ни за что. Прецеденты были, – кивнула Ирина.

– Они даже не намекнут.

– Ни в жисть.

– Они ведь все сейчас стоят в бойцовской позе «хи-ма-ших».

– Естественно.

– Значит, закрываем дело и едем на пляж, – улыбнулась Дежкина.

– Гениально!

Клавдия встала и направилась к двери.

– А купальники? – напомнила Ирина.

– А мы на нудистский.

– Их, бедных, гоняют.

– А мы защитим.

– Грудью?

– Грудями.

– Менты не устоят.

– Это точно.

Они вышли из прокуратуры и не сговариваясь подошли к газетному киоску.

– Будьте добры… – начала Клавдия.

– Нам все номера сегодняшних газет, которые напечатали переговоры… – продолжила Ирина.

– Прокурора и мэрии? – закончила киоскерша.

– Да.

Они отобрали только те газеты, которых у них не было. Стопка набралась внушительная.

– А можно мы только посмотрим и вернем? – наивно спросила Ирина.

– Купленный товар обмену и возврату не подлежит, – заученно ответила продавщица.

– Господи, это ж не нижнее белье.

– Его тут хватает, – тихо сказала Клавдия, смиренно выкладывая деньги.

Они устроились в ближайшем сквере в тенечке и стали дотошно изучать издания. Серьезные и респектабельные они откладывали в сторону, а скандальные и грязноватые любовно прочитывали вдоль и поперек.

К концу этого странного занятия у них остались отобранными три газеты совсем уж помойного свойства.

Одна из них, кстати, называлась «Голая правда».

– Ну вот вам и нудисты, – сказала Ирина.

– Да, как в воду глядели. Вот она нам сейчас и годится.

Редакция «Голой правды» уютно устроилась на первом этаже детского сада.

Журналистам, которые трудились в двух комнатах, совсем не мешал милый детский щебет за окном. Но действовал на них каким-то обратным образом. Все чистое, доброе и светлое они превращали в грязное, злое и темное.

Главным редактором газеты, по совместительству корреспондентом, корректором и художником (об этом сообщала табличка на двери кабинета), была женщина субтильного телосложения, скорее напоминавшая перезрелую институтку, чем главу скандального листка.

Она встретила Клавдию с Ириной очень любезно, даже с декадентским привкусом.

– Ох, милые дамы, как я рада вас приветствовать в нашей скромной обители истины.

– Мы знакомы? – несколько опешила Клавдия.

– А как же! Вы, я вижу, деловые женщины, а мы так или иначе знакомы на уровне ноосферы. Что привело вас к нам?

По правде говоря, Клавдия и Ирина были настроены весьма агрессивно. Эту гадкую газетенку противно было не то что читать – использовать в гигиенических целях. Даже селедка для нее была слишком хороша.

Клавдия собрала уже все свое мужество, чтобы начать, но вид этой истонченной дамы, глядящей на гостей беззащитными глазами сквозь очки, лишил ее решительности.

Она начала что-то мямлить про то, что они заинтересовались некоторыми публикациями в газете и вот…

Возможно, из визита получился бы позорный пшик, если бы в дверь главредши не заглянула рыжая голова и не произнесла:

– Нинель Петровна, макет.

– Макет, – хищно повторила гравредша. – Извините, милые дамы. Это ненадолго, – улыбнулась она Клавдии и Ирине. И рыжей голове: – Давай свои портянки!

Рыжий положил на заваленный бумагами стол несколько широких листов, разлинованных фломастером, и пачку машинописных страниц.

Нинель Петровна отодвинула листы в сторону и впилась глазами в рукописи.

– Ага! – произнесла она через минуту. – Я так и знала. Вы, Качалов, хотите превратить газету в дамский журнал. А, признайтесь, у вас есть такая мечта-задумка?

Рыжий Качалов виновато склонил голову.

– Что это? «Москве грозит экологическая катастрофа»?

– Это об очистных сооружениях.

– Вот! Злободневнейшая же тема! А вы какую-то манную кашку мне тут суете! Броско надо, наотмашь!

– «Москва в опасности»? – робко посоветовал Качалов.

– Вяло, слабо. «Столица жрет дерьмо»!

– Есть, – записал рыжий.

– И теперь – что это за статья?! Кого интересуют эти цифры? Вот целый абзац одних цифр. Скажите, – обернулась редакторша к Клавдии и Ирине, – вам интересны цифры?

Впрочем, ответа она не ждала.

– Вместо этого абзаца – пьянство чиновников, дачи на Майями и куча любовниц.

– У нас таких сведений нет, – робко вставил Качалов.

– У вас – нет! А я чувствую, что это правда, – отрубила редакторша. – Теперь дальше. Это довольно милая статейка о взаимоотношениях лидера коммунистов и генералитета. Но тут же сплошная политика. Вот целых три предложения о политике. Вам интересна политика? – снова обернулась она к гостям. И снова не дождалась ответа. – Вы, Качалов, служили в армии?

– Нет.

– Оно и видно. Мужеложство – вот коренная проблема наших вооруженных сил. И у меня есть сильное подозрение, что лидер коммунистов – голубой.

– Это не перебор? – тихо спросил рыжий. – Фактов нет…

– Опять?! Истина не в фактах. Истина – это прозрение. Исправить. И заголовок ваш: «Коммунисты бряцают оружием» – никуда не годится. «Красные «активисты» и «голубые» гусары». «Голубые» и «активисты» в кавычках.

– Есть.

– Ну а тут только руками разведешь. Статейка милая. И тема новая – взаимоотношения Президента с собственной дочерью. Но опять вас, Качалов, тянет к желтой прессе. Вы что, в какой-нибудь «Московский комсомолец» намылились?

– Нет.

– Не верю! Что тут за анализ? Кому нужны аналитические статьи? Вам интересны аналитические статьи? – опять к Дежкиной и Калашниковой. – И мне не нужны. Вот вы себя за глубокого журналиста держите, Качалов, а наблюдательности – ноль. А, например, что странного вы заметили в поведении Президента?

Качалов наморщил лоб.

Клавдия тоже задумалась. Странного было много, но что имела в виду эта проницательная «институтка» – Клавдия и догадаться не могла.

– Он стал медленно говорить, – полувопросом сказал Качалов.

– Фигня! Главное – его не замечали в компании женщин легкого поведения. А почему?

«Да, – подумала Клавдия, – это очень странно. Ну ни в какие ворота!»

– А потому что у него взаимоотношения с дочерью, – выдала Нинель Петровна. – Вы понимаете, о чем я говорю?

И тут Клавдию прорвало.

– Вы не упомянули о премьере, которого ни разу не видели с собаками – явное же скотоложство. Спикер Думы – садомазохист, это по лицу видно. Я даже думаю, что Клинтон вовсе не мужчина, а трансвестит. А Моника Левински – инопланетянка, – и запнулась, увидев заинтересованный взгляд редакторши.

– Качалов, выйдите, – приказала она.

Качалов испарился.

– Так вот, – сказала Клавдия. – Мы тут навели справки, ваша газетенка не зарегистрирована, это – во-первых. Во-вторых, вы незаконно арендуете данную площадь. А в-третьих – следователь по особо важным делам городской прокуратуры Дежкина. Следователь городской прокуратуры Калашникова.

У редакторши нехорошо забегали глазки.

– Мы собираемся зарегистрироваться… А помещение нам сдает…

– Начальник роно, с которым вы спите, – рубанула Ирина. И, кажется, попала в точку.

– Прошу очистить помещение, – голосом репродуктора сказала Клавдия. – Ничего не трогать, вещи не выносить, мы будем производить обыск и опечатывать.

У главредши вспотели очки.

– Но мы… но я… Помилуйте… Это какая-то ошибка… Вы не можете так просто закрыть независимое издание.

– Мы можем все, – нагло сказала Ирина.

Это всегда действовало безотказно. Правоохранительных органов боялись, потому что правды с ними не найдешь, они сами на ней сидят.

Клавдия терпеть не могла этой формулы. Ирина, впрочем, тоже. Но эту главредшу стоило хотя бы припугнуть.

– Я готова, я могу вам… – поспешно полезла в стол Нинель Петровна.

– Что? Взятка? – грозно нависла над ней Клавдия. – Калашникова, запротоколируйте!

– Нет-нет, что вы! – испугалась редакторша. – Я могу вам помочь, у меня есть кое-какие документы, сведения.

Уже теплее. На это Клавдия и рассчитывала.

– Само собой. Но нас интересуют ваши источники информации, – сказала Ирина. – И без утайки.

– Конечно, конечно. А какие конкретно?

Клавдия хлопнула свежим номером «Голой правды» о стол и ткнула пальцем в статью под заголовком «Мэрия проворовалась, а с прокурором не делится».

– Кто принес запись?

Нинель Петровна уставилась на статью, словно никогда ее не видела.

– Я так и знала! Качалов!

Рыжий снова возник в комнате.

– Кто принес запись телефонного разговора?

– Мэрии и прокурора?

– Да, черт побери!

– Источник, – невозмутимо сказал рыжий. – По Конституции я имею право не раскрывать. И потом – журналистская этика…

– Я тебе покажу – источник! Я тебе покажу Конституцию!

Качалов понял, что тут не до журналистской этики.

– Да приходил какой-то мужичок.

– Какой? Кто?

– Позвонил, пришел, принес…

– Что принес? – спросила Ирина.

– Кассету.

– Какие-нибудь координаты оставил?

– Нет.

– Так, ну-ка, Нинель Петровна, выйдите на минутку, нам надо с вашим сотрудником поговорить тет-а-тет, – бесцеремонно попросила Ирина.

И редакторша послушно освободила помещение.

– Во-первых, Качалов, кассету отдадите нам. Во-вторых, подробно опишите этого человека. В-третьих, вот вам телефон, если этот человек объявится, срочно звоните нам.

Рыжий сначала сбегал за кассетой, а потом стал описывать пришельца. Но плел что-то такое расплывчатое, что представить себе человека не было никакой возможности.

– Ну хоть какие-то приметы есть? Шрам? Наколка? Веснушки?

– Знаете, я его так живо представляю, а вот слов не хватает.

– Ну, журналист, что тут скажешь, – развела руками Ирина.

– Есть идея, – сказала Клавдия. – Ваша редакторша действительно художник или такой же, как вы журналист?

– Нет, художник она хороший. Текстильный закончила.

– Нинель Петровна, – позвала Ирина. – Зайдите.

Редакторша с виноватым видом возникла на пороге.

– Нинель Петровна, у нас к вам просьба. Сейчас ваш сотрудник опишет внешность человека, а вы попытаетесь его изобразить. Сможете?

У редакторши загорелись глаза.

– Я попробую.

Она кинулась к шкафу, но замерла, испуганно глядя на следовательниц.

– Можно, – разрешила Клавдия.

Главредша достала альбом для рисования и карандаш.

Рисовала она действительно неплохо.

Через полчаса было готово уже около десятка рисунков. Но Качалов был все недоволен.

– Нет, нос ярче.

– Что значит – ярче? – недоумевала Клавдия.

Но Нинель Петровна понимала Качалова с полуслова.

Она рисовала следующий портрет, на котором нос действительно становился ярче, заметнее, характернее.

Через час Клавдия стала подозревать, что Качалов просто измывается над своей начальницей – мстит.

Варианты уже почти не отличались друг от друга.

Наконец Качалов отер со лба пот рукой и сказал:

– Это он.

Нинель Петровна тоже была довольна.

Уходя, Клавдия подозвала редакторшу к окну и показала на играющих детей. Воспитательница как квочка бегала, чтобы собрать разлетающуюся ватагу.