Текст книги "Королевская кровь-2 (СИ)"
Автор книги: Ирина Котова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Сколько я была без сознания? – спросила я, как только женщина выговорилась. Голова ощутимо кружилась, и слегка подташнивало, поэтому пришлось опереться о медсестру и шаркать обратно.
– Почти четыре дня, Марина Святославовна, – ответила она, глядя на меня укоризненно. Стало немного стыдно перед коллегой. Сама не переносила излишне резвых пациентов, думающих, что раз операция прошла, то все уже хорошо, и не выполняющих режим.Отчего случались расхождения швов, кровоизлияния, и прочие неприятные вещи.
Четыре дня – не так плохо, надо же, как хорошо справился организм.
– А что с моей сестрой? Василиной? Она жива?
Мало ли что, последний раз, когда я ее видела, Васю так корежило, что я не могла не беспокоиться. И я не чувствовала ее, и других сестренок тоже. Все-таки нет, и это было очень непривычно. Будто я оглохла или потеряла чувствительность рук.
– Ее Величество в палате в конце коридора, жива-жива, – успокаивала меня медсестра, открывая дверь в палату. Ну слава Богам.
– Я хочу ее увидеть, – заупрямилась я, чувствуя себя тем самым неугомонным пациентом. – С ней что-то серьезное?
– Вот пройдет осмотр, и отвезу вас к ней, – медсестра помогла снять халат, уложила меня на койку. – Вы только, пожалуйста, Ваше Высочество, сами больше не выходите, если что-то нужно – вот кнопка вызова, я в течение минуты приду.
Да уж, в нашей больнице кнопок точно не было.
– После осмотра мы вас накормим, если доктор разрешит. И, если захотите, помогу принять душ.
– Захочу, – пробормотала я, смиряясь с доводами разума. – Но потом – к сестре.
– Хорошо-хорошо, – медсестра снова воткнула трубку капельницы в катетер, подкрутила, чтобы капало интенсивнее, и ушла.
Доктор и сопровождающий его виталист появились буквально через пять минут, провели осмотр. Заключили, что я в норме, просто истощена и немного обезвожена. Даже обещали, что выпишут домой, если завтра с утра все по-прежнему будет в норме.
Легкий бульончик с овощами, подсушенный хлеб, какой-то витаминный коктейль – и я почувствовала себя человеком. Захотелось спать, будто четырех суток было недостаточно, но я упрямо вызвала медсестру, чтобы принять обещанный душ и переодеться в чистое. И, наконец, меня на коляске торжественно повезли по коридору, в сопровождении молчаливой охраны.
Из-за дверей Василининой палаты раздавался ее голос, непривычно резкий и строгий. Охранник постучался, подождал немного, заглянул в дверь и сообщил:
– К вам принцесса Марина Михайловна, Ваше Величество. Можно?
– Конечно! – раздался радостный голос Васюты. – Я уже жду не дождусь, когда она до меня добредет.
Меня завезли в палату, и, поклонившись, вышли. Сестричка, бледненькая и серенькая, радостно и виновато улыбалась мне, полусидя-полулежа на сложенной койке. Тоже с капельницей, но с аккуратно убранными волосами, не в больничной одежде, а в чем-то удобно-официальном. И, самое главное – со своими до-переворотными кудряшками, со своим, пусть и повзрослевшим и чуть пополневшим, но невероятно красивым лицом. Я уже и забыла, какая она миленькая, тоненькая и мягкая на самом деле. Рядом с ней в детской кроватке лежала Мартинка, и, несмотря на отсутствие тишины, сладко спала.
Я повернула голову и поняла, почему сестра выглядит так официально – в закутке напротив кровати вежливо стояли поднявшиеся с моим появлением министр Минкен и начальник разведслужбы Тандаджи.
– Приветствую, господа, – я подкатилась к сестре, наклонилась к ней, обнимая. Ну и пусть в нарушение этикета, зато она цела, улыбается даже. – Я так рада, что все в порядке, Васюш. Расскажи, что произошло, пока я отдыхала?
– Не все в порядке, к сожалению, – она заглянула мне в глаза, отстранилась. – Мы с господами Минкеном и Тандаджи как раз обсуждаем поиски Ангелины. Пока не нашли. Вы можете быть свободны, господа, – обратилась она к мужчинам, – Майло, жду вас завтра с отчетом. Премьер, пожалуйста, подготовьте мне доклад о восстановлении разрушенных городов и адресной помощи. Спасибо вам за то, что так активно работаете и стараетесь ввести меня в курс дела.
– Как может быть иначе, Ваше Величество? – галантно ответил Минкен, и они распрощались.
Мы долго сидели рядом, пили ужасающе сладкий чай, и Василинка рассказывала обо всем, что случилось с того момента, как на нее опустилась корона. Я слушала и тихонько обалдевала. Моя домашняя сестричка в роли обольстительной серены, Мариан, защищающий ее от толпы мужиков, монархи соседних стран, помогающие ей прийти в себя. Камень, оказавшийся кровопийцей, и восстановленная Стена. Безрезультатные пока поиски Ангелины, укравшие ее разумные драконы-оборотни, о которых мы и понятия не имели, что они существуют.
Проснулась Мартина, и вызванная няня принесла смесь в бутылочке, уложила племяшку на руки сестре и та стала ее кормить.
– Из-за большой кровопотери мне пока нельзя кормить грудью, да и молоко особо не приходит, – Васюша с грустью смотрела на малышку. – Она сначала отказывалась брать соску, а теперь не оторвать. А ведь мальчишек я выкормила сама.
– А где они сейчас? – полюбопытствовала я, переваривая ее рассказ. Я была права, нормально у нас ничего пройти не может.
– Во дворце, с Марианом, – отозвалась сестра, гладя дочу по маленькой ручке. – Он как с ума сошел на почве безопасности, перестраивает систему охраны дворца. Злится, что не смог уберечь Ангелину. Приходит, взгляд страшный, не говорит, конечно, но все равно видно, что самоедством занимается. А что он мог сделать, кто вообще мог такое предположить? Хочу предложить ему должность начальника охраны, когда успокоится немного. Все равно нам всем придется находить себя в новых обстоятельствах...
И так печально это прозвучало, так тоскливо.
– Что, трудно, сестренка?
– Не то слово, – пожаловалась она. – Только очнулась, и пошли потоком. Министры, парламентарии, губернаторы, генералы. Всем что-то нужно, голова пухнет. Два секретаря, а толку? С отцом всего дважды получилось созвониться, у них все в порядке, скоро приедут. Думала Каролинку оставить вне дворцовой жизни, так все равно все в Орешнике уже знают, кто есть кто, учиться нормально не получается. Хорошо, что Полли и Алина пока не раскрыты, хотя это дело времени. В университетах они под фамилией Богуславские, если кто копнет, сложить два и два нетрудно. Полинка вот-вот должна вернуться, а с Алиной отец говорил, у нее все в порядке, учится.
Бедная сестренка.
“А ведь ты хотела быть на ее месте”.
“Упаси Боги от такой радости”.
– Не понимаю, как с этим справлялась Ани, – Василина положила малявку на плечо, тихонько похлопала ее по спинке. Детка смешно икнула, засопела. – Никогда не думала, что мне суждено будет занять ее место. Какая-то глупая шутка свыше. Я только надеюсь, что мы ее найдем, и я смогу вернуть ей корону.
– Ты же знаешь, что не получится, Вась, – сказала я серьезно. – Из вас двоих корона выбрала тебя.
– Знаю, – признала она со вздохом. – Но как бы я хотела, чтобы она была здесь! Я с ума сойду, пока разберусь со всем этим. Мариш, я понимаю, что ты еще совсем слабенькая, но, может, когда почувствуешь себя лучше, сможешь поехать с поисковой группой? Я сама только ощущаю, что она где-то на юге, жива, но хоть убей, никакой конкретики. А у тебя всегда это лучше всех получалось...
– Я бы с радостью, Васюш, но со мной что-то после удара случилось. Я вас вообще не чувствую. Никого. Я как очнулась, испугалась, думала, что-то страшное с вами произошло...
– Прости, Мариночка, это все из-за меня, – теперь я с ужасом увидела в глазах сестры слезы. Она улыбнулась моему испугу, виновато шмыгнула носом. – Вот такая я королева-плакса. Позорище. У меня еще после родов гормоны играют, то реву, то ругаюсь. Сила еще эта неуправляемая, как разозлюсь – все вокруг летает, меня уже весь персонал боится. Тут пришли министры за подписями о своем переназначении, а у Мартинки колики, я нервничаю. Сорвалась на них, чуть по стенам не размазала. Бедный Мариан, как он меня терпит, непонятно. Я уже его измотала своими жалобами.
– Он тебя любит, – сказала я с теплотой и некоторой долей тоски.
– И за что, скажи? Я себя чудовищем каким-то чувствую. Тебя я чуть не убила, зачаровала половину аристократии, муж весь избитый ходит, как и твой Кембритч.
Я пропустила слово “твой”.
– Вот его мне вообще не жалко, Вась, если бы не он, ничего бы этого не произошло. Я бы по-прежнему работала в больнице, Ани в школе, вы с Марианом спокойно жили бы в поместье, девчонки учились...
– ...а страна бы катилась в пропасть, – строго сказала внезапно успокоившаяся сестра. – Марина, я понимаю, что он поступил с тобой жестоко и подло. И не заставляю его любить или прощать. Вряд ли и я смогу простить его за тебя. Но ты всегда была справедлива и объективна, даже в ущерб себе. Выбора у нас не было, рано или поздно нам бы пришлось вернуться. И если б это случилось поздно, погибло бы еще больше людей.
– Зато у него был выбор, – ответила я упрямо.
– У него и на коронации был выбор, – сестра аккуратно положила снова задремавшую дочку в кроватку. – Он мог и не помогать Мариану. И тогда, возможно, переломом носа мой медведь бы не отделался.
Ну конечно, за мужа она готова простить кого угодно. Жаль, что я не такая добрая.
“Ты предвзята, и ты об этом знаешь. Тебе просто не за что будет держаться, если ты перестанешь на него злиться”.
– Когда тебя выписывают? – сменила тему.
– Обещают завтра. Тебя тоже?
– Ага, если показатели будут в норме.
– Ты останешься во дворце? Я одна не выдержу, Марин. Хотя бы на месяц, а? Меня обещал Алмаз Григорьевич начать учить справляться с силой, коллеги зовут к себе с визитами. Тоже обещают показать, что умеют. Может и ты со мной, Марин? Тебе тоже нужно поучиться, ведь пока дети не вырастут, случись что со мной, тебе быть регентом.
Я хотела сказать, что она не одна, что у нее есть муж, дети, что приедет отец с Каролишей, а мне дурно от одной мысли, что я еще хоть какое-то время пробуду во дворце. Что обязательно найдут Ангелину, что регент из нее куда лучше, чем я. Что удар, скорее всего, выжег не только умение чувствовать сестер, но и вообще всю мою силу, и поэтому учиться мне будет нечему. Что с Васей ничего случиться в принципе не может, с таким-то мужем.
Но я была ей нужна, и поэтому сказала:
– Конечно, Васют, буду с тобой столько, сколько потребуется.
Люк
Самый паршивый день – день, когда от тебя ничего не зависит. Ты, несмотря на доходчивые угрозы начальства приклеить тебя к койке, если не долечишься, сбегаешь домой. А вслед за тобой приезжают штатные виталисты и врачи, фиксируют тебе ногу и начинают интенсивный курс восстановления. А невозмутимый любимый руководитель говорит, что раз некий Кембритч такой прыткий и так торопится встать в строй, то он ему в этом поможет. Заодно тот получит массу острых ощущений, ведь ему, Тандаджи, для такого ценного сотрудника ничего не жалко.
И плевать, что сращиваемая наскоро нога болит так, будто из нее демоны тянут все жилы, и кричать не позволяет только нежелание ударить перед коллегами в грязь лицом. Плевать, что повышается температура и иногда происходят некрасивые судороги. Этот способ восстановления и не используется-то почти, потому что крайне дорог, и при этом не каждый его выдержит.
А вот ругаться можно, что ты периодически и делаешь, как капризная старая дама, услаждая слух меняющихся от усталости виталистов, проверяющих состояние многострадальной конечности врачей, и собственных слуг затейливыми матерными руладами на особо пронзительных ощущениях. Но это ничего. Главное – что через три дня ты будешь, как новенький.
Вот только тебе нельзя ни обезболивающих, потому что тормозят процесс регенерации, ни алкоголя – по той же причине, ни животных продуктов по причине токсичности, ни сигарет. Последнее хуже всего, и к бесконечной, круглосуточной, выматывающей боли добавляется еще и никотиновая ломка. От которой кашки и овощные супчики не спасают.
Спасался лорд Кембритч постными блинами с вареньем и постными же драниками, которые очень любил и которые ему, “чтобы порадовать бедного мальчика”, готовила сострадательная Марья Алексеевна. Заодно она кормила и штатных врачей с виталистами, “вон какие у всех глаза голодные”, поэтому в его спальне и столовой в надежде на очередную порцию амброзии из рук домоправительницы частенько тусовались и те, чья смена уже прошла или чья еще не наступила. И ладно бы просто тусовались, за это время повариху не просто пытались нагло, прямо при нем сманить. Врач Сергей Терентьевич, на десять лет младше Марьи Алексеевны, сразу после порции оладьев с яблочным припеком предложил ей руку и сердце. А на бурчание Люка ответил, что он о такой женщине всю жизнь мечтал, а он, Люк, своего счастья не видит.
Величественная, внезапно заневестившаяся домоправительница врачу отказала, объяснив это тем, что подопечный без нее совсем пропадет. Но, судя по настрою эскулапа, ее ждала длительная осада, а Люку нужно было задумываться о поиске новой экономки, и новой поварихи, потому что вряд ли кто еще так сможет совмещать эти две ипостаси.
Надо ли говорить, что на второй день, когда его внезапно решил посетить отец, Люк был, мягко говоря, не в настроении? Почтенный граф с некоторым удивлением осмотрел заседающих в столовой виталистов, приняв их то ли за дружков сына, то ли за хиленькую охрану. Выпил пару бокалов коньяка, ожидая, пока врач окончит осмотр и сын примет его. Кембритч-старший очень тщательно относился к соблюдению этикета, и, раз зашел без предупреждения, решил реабилитироваться, дав наследнику хотя бы иллюзию принятия решения.
И через полчаса, когда осмотр закончился, и коньяк тоже, он спокойно прошагал в спальню, настроившись на длительный разговор.
Люк-таки подтянулся и уселся на подушках, чтобы выглядеть не так беспомощно, хоть и трясло от небольшого усилия минуты две, и даже успел немного выправить перекошенное лицо, но папаша все равно разглядывал его с некоторой опаской, словно прикидывая, не отдаст ли наследник концы во время их общения.
– Для начала я хочу похвалить тебя, сын, – как всегда, торжественно начал он, когда с приветствиями было покончено, и Кембритч-старший разместился в удобном кресле. – Ты, к моему удивлению, прекрасно зарекомендовал себя во время этого неудачного происшествия.
Под “неудачным происшествием” он, очевидно, подразумевал прошедшую коронацию.
– Ты ответственно подошел к помолвке, и, если бы не странная воля Богов, был бы сейчас уже принцем-консортом. Я рад, что ты понял всю важность поддержания чести рода и влияния нашей фамилии.
Люку не нужно было ничего отвечать – речь диалога не предполагала, пока не закончится.
– Но, к сожалению, королевой стала эта девочка, вторая Рудлог. Наша партия в смятении, если старшая хоть какую-то толковость показывала, и при должном нажиме стала бы для нас приемлема, то младшая пока занята детьми, а муж ее – настоящая проблема.
С такой характеристикой Байдека Люк был вполне согласен, что не мешало ему почувствовать удовлетворение от расстройства папаши. “Конечно, его вы под себя не подомнете”, – подумал он, морщась от очередного приступа боли. Кембритч-старший, видимо, воспринял эту гримасу как поддержку оценки новоиспеченной королевы и ее супруга, поэтому продолжил более вдохновенно.
– Сейчас идут поиски твоей невесты, но, честно говоря, я крайне сомневаюсь, что ее найдут живой. Ты же очень удачно зарекомендовал себя во время этого побоища, догадавшись помочь этому...барону. Всегда знал, что в тебе есть понимание политической перспективы, сын! Теперь нужно только не растерять приобретенный вес и сблизиться с королевской семьей по максимуму!
Несмотря на боль, Люк едва не рассмеялся. Папаша был непробиваем, и в стремлении к власти его вообще ничего не могло смутить.
– Я постараюсь включить тебя в список советников при каком-нибудь министерстве, а ты уж поднапрягись и прочитай пару учебников по экономике или, лучше, управлению в сфере сельского хозяйства, министр-аграрий мне давно задолжал услугу. Будешь делать политическую карьеру, сын! И, если старшую Рудлог так и не найдут, присмотрись к третьей принцессе. Она немного замкнута и инфантильна, но ты известный дамский угодник, сможешь раскрутить ее на чувства. Так даже будет лучше, вряд ли ты бы смог управлять старшей, а тут девочка совсем бестолковая, просто подарок для нас.
Этого еще не хватало.
– Э, нет, папенька, – прохрипел Люк, невежливо перебивая развернувшегося мечтами ввысь и вширь лорда Кембритча-старшего. – Договор наш был о женитьбе на будущей королеве. Королева внезапно оказалась уже замужем, так что перед вами я чист и ничего не должен.
– Ты должен фамилии, которую я тебе дал! – загремел спущенный на землю лорд, сурово хмуря брови.
– Я верну долг каким-нибудь другим способом, – раздраженно ответил Люк. – Но не прыгая от одной сестры к другой, это нелепо. И уж точно не прибавит нам веса. Да над нами смеяться будут, отец!
Страх перед насмешками был тем немногим, что могло остановить трясущегося над своей репутацией отца. Тот задумался, пока Люк чуть не в обморок падал от дерганья и судорог в конечности и мечтал, чтобы родитель наконец удалился. Да уж, прав был Тандаджи, остротой ощущений он обеспечен по самое горло.
– Но со старшей-то ты уже помолвлен, – задумчиво сказал лорд-старший. – Если ее найдут – ты же не откажешься от своего слова?
– Если она сама не откажется, я сделаю то, что обещал, – кривясь, ответил Люк.
– Ну, – оживился граф Кембритч, – тогда будем молиться за удачные поиски. Старшая, младшая – мне неважно. Главное – близко к королевской семье. Я рад, что ты понимаешь свою ответственность, сын... – завел он по второму кругу.
Люка спас зашедший врач, который очень вежливо попросил старшего продолжить разговор позже, чтобы он мог провести осмотр. Обычного доктора Кембритч бы проигнорировал, но этот был из королевского лазарета, и был риск, что он может пожаловаться королеве. Поэтому он с достоинством попрощался, сказал, что выяснил все, что хотел, и удалился.
– Вы не могли принять его после выздоровления, лорд? – мягко выговаривал Сергей Терентьевич, подавая ему витаминный коктейль с коллагеном. – Вы же знаете, что нельзя делать перерывы. Полчаса перерыва без виталиста – плюс шесть часов к регенерации. Так бы уже завтрашнюю ночь поспали без боли. И сейчас опять прочувствуете все прелести разогреваемого метаболизма.
– А можно покурить, раз все равно перерыв сделали? – с надеждой спросил Люк, поглядывая на стол с лежащим в нем блоком сигарет.
– Можно, конечно, – добродушно согласился врач, – если готовы к непрекращающейся рвоте после.
Люк махнул рукой и обессилено упал обратно на подушки. Вошли виталисты. Удовольствие продолжалось.
В Зеленом Крыле
Начальник разведуправления читал донесения агентов, и, пока никто не видит, недовольно хмурился. Он не сомневался, что с восшествием новой королевы на трон работы у его ведомства прибавится, но даже не подозревал, насколько.
Премьер-министр Минкен, будучи местоблюстителем трона, в той или иной степени устраивал всех.
Лордов – потому что он был одним из них и была возможность его подвинуть. Военных – потому что он правил именем монархии Рудлог. Простых горожан – потому что был в достаточной степени социалистом, чтобы не вызывать раздражения. Купцов и предпринимателей – потому что никогда не забывал о важности поддержки капитала. Непокорный Север – потому что дал ему автономию и возможность носить звание “Северного Войска Рудлог”. Сытый Юг – потому что не претендовал на их виноградники и стада, и не душил налогами.
И вот это хрупкое, устраивающее всех равновесие, которое Минкен с упорством создавал почти шесть лет, угрожающе дрожало и грозило рассыпаться – просто потому, что никто не знал, чего ждать от королевы. Зато все понимали, что с мужем, который встал за нее против всего цвета молодого дворянства, влиять на Ее Величество Василину Викторовну не получится. Да и ограничены теперь лорды были в методах воздействия. Кто может гарантированно определить, где проходит грань между простым воздействием во благо родины и умышленным причинением вреда? А уж быть проклятым точно не хотелось никому.
Вот и затаились пэры как тараканы, до поры до времени, конечно, используя слабость королевы и ее нахождение в больнице для создания внутренних договоренностей, коалиций и общего обсуждения на тему “как жить дальше так, чтобы королева нам не мешала жить, как раньше?”.
Но кроме принесших клятву вассалов было достаточно неучтенных агентов влияния. Купеческое лобби, долгое время удачно подкармливающее часть парламентариев и, что греха таить, являющееся спонсором всех партий, взамен на не самые выгодные для страны, зато вполне выгодные для торговли законы. Нет, они не наглели, и законы не были угрожающими для страны, но оставляли лазеечки для не очень легальной деятельности.
Таможенные и полицейские органы, и их высшие чины, не являющиеся дворянами, но живущие получше многих дворян. Далеко не все, но те, кто заработал себе состояния на хлебных местечках и не были арестованы или скинуты своими же до сих пор, были очень умны и очень хитры. И имели множество влиятельных покровителей, которые ему, Тандаджи, без весомейших доказательств были не по зубам.
Пригревшиеся на околоминистерских постах советники и консультанты, являющиеся блудящими сыновьями и дочерями тех самых лордов, которых не удалось пристроить еще куда-то и поэтому пристроили к кормушке.
Губернаторы и мэры части городов и регионов, исправно плативших налоги в казну и не рыпающихся сильно против центра, но при этом бывших всесильными мини-царьками на своих постах.
Бесконечное количество людей, которым находящиеся у власти что-то обещали взамен на определенные услуги и которые это что-то в связи с изменившейся конъюнктурой могли и не получить.
Короче, нормальный муравейник честолюбцев и сребролюбцев внутри нормального государства, ничем не отличающийся от любого другого. Кроме Йелловиня, наверное, там с этим строго, чуть что – на виселицу. Разница между Рудлогом и другими государствами была в том, что у других вся эта система была давно встроена в вертикаль монархии. Здесь же восстановленная монархия смешивала все карты и рушила все выстроенные, наработанные схемы.
И это не могло не привести часть участников этих схем к мысли, что землетрясения теперь уже далеко, да и кто знает – была бы глобальная катастрофа на самом деле или это выдумка монархистов, пожелавших вернуть Рудлогов на трон и использовавших естественные стихийные бедствия как предлог для этого. А вот мешающая им королева и ее семья – близко, очень близко. И, значит, ее можно убрать. И даже нужно убрать, а то время идет, деньги теряются.
Самое паршивое, что Тандаджи, судя по документам, придется проверять чуть ли не каждого своего сотрудника на причастность к зарождающемуся заговору. Потому что все указывало на то, что в ведомстве завелась крыска, а то и парочка. Иначе как объяснить неожиданную готовность отдельных мздоимцев к проверкам, когда проверки эти планировались буквально накануне? Или двух раскрытых агентов, работающих под прикрытием?
Был способ легко и просто предателей вычислить, и в ближайшее время Майло собирался этим заняться. Нужно просто собрать их всех и загрузить работой, а потом посмотреть, какая информация куда уйдет. И болящих, и раненных, и отпускников и даже, – тут он поморщился, – тех, что со сломанными ногами и дурной головой.
Пролистав документы, он недовольно посопел, посмотрел на часы. Через полчаса нужно идти домой, иначе супруга снова устроит вечер показательного молчания, а мама – вечер показательной болтовни, в пику невестке. Иногда он желал, чтобы они поменялись инструментами воздействия.
Но, прежде чем уйти, он снял ботинки и носки, скрестил ноги, наклонился, сел и выдохнул. Затем поднял таз, глядя в потолок и высунув до упора язык. Скрутился влево, вправо, перевернулся, встал на голову, подняв вверх сплетенные ноги с оливковыми ухоженными ступнями.
Ежедневные утренние и вечерние комплексы до-тани – оздоровительной духовной и физической практики с его печальной нищей родины помогали бывшему тидусскому мигранту практически никогда не терять хладнокровия. Они также служили прекрасным стимулом для пищеварения. И поддержания потенции. Иногда, после вечерних баталий, только это могло заставить жену открыть рот. В хорошем, конечно, смысле.
Жаль, что до-тани никак не могла поспособствовать закрытию рта матушки, но Тандаджи относился к этому со всем терпением уважающего старость давшей ему жизнь женщины человека.
Глава 3
Алина, месяц назад, первое сентября
Первое сентября выдалось дождливым и ненастным. Алина закуталась в свое пальтишко, взяла рюкзачок с взятыми накануне в библиотеке книгами, аккуратно заготовленными ручками и разноцветными маркерами для подчеркивания, и кучей толстых тетрадей. Был там и план Магического Университета, и список с именами-отчествами преподавателей, которые она не успела выучить наизусть, и расписание занятий, которое она старательно переписала.
И салфетки для протирания очков, конечно. И несколько сотен руди, выделенных Мариной на обеды в столовой. Она их тратить не хотела – навезла из дома закруток, овощей с огорода и консервов, но и оставлять в комнате боялась. Народ в общагу заехал самый разнообразный.
Ее поселили в узкой комнатке, куда каким-то чудом поместились четыре кровати и огромный, видавший еще ее прапрадедушку, наверное, шкаф, и, собственно, все. На двери висело подзакопченное зеркало, в холле, куда выходили еще шесть комнат, стояли столы для занятий. В маленьком закутке между двумя холлами находилась кухня с двумя плитами, покрытыми остатками обедов и ужинов нескольких десятков поколений студентов, на рукоятках плит висели сталактиты из жира, обеденные столы были подозрительного зеленовато-черного цвета. Так могла выглядеть только обнаглевшая и разожравшаяся плесень.
Алина не переносила уборку как бесполезную трату времени, за которое можно узнать что-то новое, максимум, на что ее хватало – это протереть пыль в доме и заправить свою кровать, но это безобразие ее потрясло.
Как и ночные пляски и вопли под гитару вернувшихся с каникул студентов старших курсов.
Кстати, о студентах старших курсов. Часам к трем утра, когда пляски уже закончились, а вопли только-только начали достигать апогея, часть шести– и семикурсников решили возобновить традицию “Оцени прелести первокурсниц”. Традиция была древнее, чем шкаф в их комнате, и поэтому ничто не могло остановить набравшихся за лето витаминов и тестостероновой силушки пьяных самцов.
Разбудил их гогот и грохот – видимо, кто-то налетел на письменный стол. Затем раздался звук открываемой дверцы холодильника и слова “Так-с, что у нас тут есть на закусочку”. Алина уже намеревалась двигать шкаф к двери, потому что так же испугалась, как ее соседки, когда в их дверь раздался громкий стук, рев “Девки, выходите, мы знакомиться пришли”, задергалась ручка, и хлипкий замок, не выдержав, капитулировал перед мужской, подкрепленной портвейном настойчивостью.
Зажегся свет, и три испуганных девушки (четвертая жила около аэропорта и поэтому спокойно спала) уставились на пятерых пьянущих парней, оглядывающих их мутными глазами.
– Эд-дуард, – представился первый, протягивая Алине руку. Ее кровать стояла первой от двери, и поэтому она оказалась в авангарде. Девушка нащупала очки, натянула на нос и с сомнением пожала руку.
– Страшилка, – заключил Эдуард обидно, а второй, сзади, примирительно сказал:
– Да ничо вроде, только подкраситься надо и линзы вставить.
– Обязательно, – пообещала Алина, лихорадочно обдумывая, как вытурить пришедших сюда, как в магазин сладостей, гадов.
– Ребята, шли бы вы отсюда, – сказала вторая ее соседка, Яна. – Мы вообще-то спим.
– Уже не спите, – пьяно захихикал Эдуард, подошел к ней, снова протянул руку и гордо произнес:
– Эд-дуард.
– Я и с первого раза разобрала, – невежливо сказала Яна.
– А эт-та красивая, – высказался Эдуард, и остальные согласно закивали. – И эта, – сказал он, показывая на третью хмурящуюся соседку, Наталью. Парни тем временем хозяйничали, как у себя дома – посмотрели в шкаф, расселись на кроватях, в том числе и на кровати спящей Лены, развалились даже.
У севшего на Алинкину кровать в руках была гитара, и он сам был немного потрезвее остальных. Видимо, занятые руки не давали набухаться вровень со всеми. Во всяком случае, он шепотом извинился за свинское поведение друзей и сообщил Алине, что она миленькая, но маленькая совсем. И интереса для них-взрослых не представляет.
– Чему я несказанно рада, – ответила Алина строго, понимая, что сна сегодня уже не будет.
– Василий, а давай-ка нам серенаду! – крикнул Эдик зычно.
– Идите отсюда, – рявкнула на него Яна, но тот обиженно покачал головой.
– Сначала серенада. А потом поцелуешь– уйдем!
В дверях показались закутанные в ночнушки и халаты девчонки с других комнат. На их лицах были написаны самые разнообразные чувства – от “достали орать” до “блин, почему они к ним первыми зашли?”. Но расходиться не торопились, парни замахали руками, приглашая в комнату, и девочки зашли, чинно расселись на стульях, на коленках друг у друга, на столе и даже на полу.
Василий начал на гитаре перебор, ожидая, пока все рассядутся, и, глядя на Алину своими чудными сине-черными глазами, начал тоскливое:
—
Я гулял семь лет, менял баб как перчатки,
Но теперь погиб парнишка в жаркой схватке,
Не могу забыть я твоего лица
Единственная моя...
Первокурсницаааааа! Первокурсницаааа!
Парни вдохновенно ревели, влажно и томно глядя на заполнившее комнату стадо единственных и неповторимых. Так ревели, будто не пели эту песню каждый год каждому новому потоку. Кто-то из девчонок отвечал взаимностью, и быть бы этой ночью паре сорванных цветков невинности, ежели таковые были, если б в холле не раздались торопливые шаги и в комнату не вошла невероятно красивая и невероятно злая женщина.
– Рудаков, опять ты? Я тебя что, вчера не предупредила? А ну-ка, кобели воющие, все вон на свой этаж! Завтра чтобы были у меня на кафедре, будете мне пробирки полировать!
– Ну профессор Лыськоваааа, – заныли прерванные в брачном полете самцы, вдруг показавшиеся меньше ростом и совсем не такими наглыми.
