Текст книги "Бремя Крузенштерна"
Автор книги: Ирина Баздырева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Падение Лены стало стремительнее, но земля, слава богу, была уже близко, так что встреча с ней не причинила ей какого-нибудь ощутимого вреда. Лена просто шлепнулась в траву, но только поднялась на ноги, как снова бвла вынуждена опуститься на колени: ноги дрожали и подкашивались. Приходя в себя от своего необычного, противоестественного падения и еще не веря тому, что избежала смерти от руки Чернобородого, она недоверчиво смотрела как рядом легко приземлился на ноги, светловолосый, смутно знакомый парень.
Едва приземлившись, он повел себя странно. Тут же бросился к сгоревшему тополю и обхватив его руками, прижался лицом к обугленному стволу. Потом, отстранившись, прошептал:
– Прости, я больше ничего не смогу сделать для тебя.
Тополь вдруг дрогнул и качнул обгоревшими ветвями изуродованными ветвями, хотя ночь была тихой и безветренной. Ошеломленная, ничего не понимающая Лена, отметила это мимолетно, поверхностно, слишком много сегодня приходилось принимать на веру и она просто не поспевала осмыслить, следующие один за другим, события. Зато она узнала парня, спешащего к ней – это был Крузенштерн.
– Бежим! – скомандовал он, схватив ее за руку, резко вздергнивая на ноги и таща за собой.
Но вскоре отпустил ее руку. Лена бежала за ним так быстро, как только могла Праень все время с раздражением оборачивался на нее, вынужденно сбавляя темп. Лена, начав спотыкаться, стала для него тормозом и в конце концов она перешла на шаг, прижимая руки к груди, пытаяст унять хриплое дыхание, разрывающее ее грудь. Ее легкие горели, в боку кололо. "А куда, собственно, мы бежим?" – задалась она вопросом, глядя, как парень скрылся за угол, уверенный, что Лена следует за ним. Она наклонилась, опершись ладонями о колени, выравнивая дыхание. Куда она бежит? Разве от Чернобородого можно укрыться? Он везде отыщет ее.
Парень вышел из-за угла и быстро пошел к ней, настороженно оглядывая мустынную улицу и темные крыши домов. На проезжей части сиротливо мигал зеленым глазом, единственный светофор. Лена выпрямилась, чтобы поблагодарить своего спасителя и распрощаться с ним, но взвыв от боли, пронзившей ее голову и выворачивавшей ее всю, обхватила свою многострадальную голову. Опять! Она этого не выдержит! Боль тисками сжимала голову все сильнее и сильнее, еще немного и она расколется, как орех.
Обхватив голову, Лена раскачиваясь из стороны в сторону, брела куда-то, ослепнув от боли. С каждым верным шагом, боль, чуть-чуть, отпускала, но стоило ей повернуть, отклониться не туда, как боль с новой силой скручивала ее. Лену взяли за плечи и остановили. Кто-то, что-то говорил, но она вырывалась, не слушая. Ей нужно было идти туда, где боль становилась терпимой и где, возможно, она утихнет совсем. Но ее, крепко держа за плечи, спиной вперед повлекли совсем не туда, куда надо, потому что стало так невыносимо больно, что она закричала, отбиваясь изо всех сил. Через расплющивающую ее голову боль, слабым, уже оставляющим ее сознанием, она смутно чувствовала, как ее с силой прижали к холодной стене, схватили за руки, и тяжело навалились, не давая пошевелиться, лишая возможности сопротивляться. Лена брыкалась до тех пор, пока совсем не обессилев, услышала, что ей кричали в самое ухо:
– Открой глаза! Открой глаза!
Сжав зубы, она замотала головой. Чьи-то ладони крепко обхватили ее голову и в лицо ей отчетливо сказали:
– Открой глаза и я помогу тебе.
Она едва смогла разлепить мокрые от слез ресницы. Крузенштерн, немного присев перед ней так, что бы его лицо находилось с лицом девушки, впился взглядом в ее зрачки. По мере того как они, расширяясь, поглощали радужку его глаз, боль Лены стихала, будто кто-то вытягивал ее из головы. Продолжая удерживать ее взгляд своим, парень отстранился от Лены, престав налегать на нее своим телом, и она смогла свободно и глубоко вздохнуть. Крузенштерн с силой вдавил, сложенные щепотью пальцы в ее виски и резко развел руки в стороны. В ее многострадальной голове, будто, что-то оборвалось и боль исчезла совсем, словно ее и не было. Предметы приобрели четкость, и Лена начала ясно осознавать окружающее.
Отведя руки в стороны, Крузенштерн с отвращением стряхивал грязно-багровый ореол, дрожащий на его пальцах. Рассыпаясь, он рваными хлопьями падал на асфальт с шипением тая на нем. До них донесся далекий, жуткий вой, полный ярости и отчаяния. Стены домов с темными провалами окон, с готовностью докатили его эхом по безмолвным лабиринтам улиц до Лены и Крузенштерна. Парень прислушался, брезгливо вытирая руки о свитер, потом взял Лену за руку и потянул за собой. Но теперь Лену не нужно было подгонять, она бежала прилагая все свои силы, лишь бы очутиться еще дальше от жуткого воя, до сих пор стоящий в ушах, который человек был просто не способен исздать. Вскоре они сменили бег на быстрый шаг, а потом, вообще, пошли медленно, пока не остановились у освещенной витрины какого-то универмага. Похоже, погоня им больше не грозила.
Лена прислушивалась не столько к тишине ночных улиц, сколько к своим ощущениям. Еще один приступ подобной боли точно доконает ее. Где-то в стороне протяжно и раздраженно мяукали коты. Что-то метнулось из мусорного бака в глубь темного переулка. Парень, как будто, тоже прислушивался, его странный уши даже шевельнулись, как у Мисюсь, когда та слышала, что-то подозрительное. Над ним шипел, потрескивая и мигая, потухающий фонарь.
– Нужно уходить, – сказал он, так и не сдвинувшись с места, продолжая напряженно прислушиваться.
Лена глянула в подворотню, где только что промкелькнула неясная тень и в панике, дернулась назад.
– Поздно, – прошептал, удерживая ее Крузенштерн.
Из подворотни не торопясясь, вышла огромная собака и уселась на границе света, отбрасываемого фонарем, и глухой тьмы подворотни. И хотя их разделяла проезжая часть, Лена отлично разглядела эту собаку, которую приняла за огромного дога. Однако, это существо даже издали не напоминало собаку.
Оно было намного выше и крупнее, имело более длинные лапы, было бесхвосто и не имело шерсти. Под белесой кожей, свисавшей дряблыми складками, перекатывались мышцы. Безобразную морду, отдаленно похожую на собачью, отличали мощные челюсти. Из приоткрытой пасти свисал узкий длинный язык и Лена видела, блеснувший в свете фонаря, ряд острейших клыком, которые продемонстрировал монстр. Его влажный нос, похожий на свиной пятак, все время нервно вздрагивал, втягивая в себя холодный ночной воздух, насыщенный их страхом и отвращением. Ей показалось или на самом деле маленькие, злобные глазки монстра, сидящие глубоко под покатым лбом, насмешливо блеснули?
– Мамочка, – выдохнула, пораженная столь жутким видением, Лена.
Монстр шевельнул ушами, почти человеческими – они распологались на его зверинной голове там же, где и у людей. Выглядело это и странно и отвратительно.
– Не беги... пока нельзя... – шепнул Крузенштерн, крепко сжимая ее руку. – Держись подле меня.
С надеждой, Лена взглянула на него и по выражению его лица поняла, что шансов на спасение у них, похоже, нет.
Монстр вдруг резко поднялся и повернулся в сторону поворота, туда где дрога уходила за угол десятиэтажной высотки и обнажив влажные десна, оскалил клыки. Оттуда медленно выехал, дребезжа и лязгая, видавший виды жигуленок, каким-то образом все еще остававшийся на ходу.
– Бежим! – скомандовал Крузенштерн, дернув Лену за собой.
Они рванули к машине, надеясь укрыться за нею от прыгнувшего на них монстра. На этот раз Лена неслась чуть ли не впереди Крузенштерна, отчаянно махая жигуленку, надеясь, что их заметят и их подберут. Но когда увидела, как тварь, без разбега, легко прямо с места, прыгнула, она поняла, что им не спастись, но оставался шанс, что он хотя бы прикроет их от монстра, лишь бы добежать до желанной защиты жигуленка. Они бы и не добежали, но жигуленок газанул навстречу, выстрелив черным густым выхлопом, неожиданой для этой проржавевшей развалины прыти. Для твари, вытянувшей в прыжке длинные передние лапы, готовой уже обрушиться на свою жертву, и разделаться до того как к ней подоспеет эта громыхающая раздолюайка, окакзалось неожиданностью, когда вонючая железяка, вдруг увеличив скорость, сшибла ее, так и не дав приземлиться. Чудовище отшвырнуло шагов на двадцать, где оно шлепнулось на асфальт и осталось лежать неподвижной бесформенной тушей.
Рванув дверцу на себя, Лена ввалилась в салон, упав на потертый дермантин заднего сиденья. За нею запрыгнул Крузенштерн, на ходу захлапывая дверцу, набиравшего скорость жигуленка. Лена оглянулась, с тревогой глядя через запыленое заднее окно на валяющегося, без всяких признаков жизни, монстра.
– Мы убили его? – плохо веря в то, что тварь погибла, но отчаянно надеясь на это, дрожащим голосом спросила Лена.
– Скорей всего оглушили... Шакера не так просто убить, – морщась от тяжелого запаха бензина стоящего в салоне машины, проговорил Крузенштерн, стараясь разглядеть оставшегося позади бездыханного врага.
– Погоди! Ты что, хочешь сказать, что это Чернобородый? – содрогнулась Лена.
– Ты удивлена? – надменно бросил Крузенштерн.
– Так он еще и оборотень впридачу ко всем своим остальным достоинствам. Ну так и есть зверюга, – разволновалась Лена.
– Ребята, вы как? – обернулся к ним водитель.
– Нормально, – ответила Лена. – Спасибо, что не бросили.
– Не за что, – великодушно отмахнулся владелец жигуленка, молодой парень со взъерошенными волосами, в линялой ковбойке. – Вам, вообще-то, куда?
Лена зачем-то назвала адрес библиотеки.
– Найдем, – успокоил ее парень.
– Спасибо, но мы вас, наверное, задерживаем?
– Не... – обернулся он к ним, широко улыбаясь, – я ведь бомблю на этой развалине.
– Разве в такое время еще находятся пассажиры?
– Время самое то. Вы не представляете сколько народу не спит по ночам. Та что прибыток у меня неплохой. Мне ночью удобно, ведь прав-то я не имею, а ее, – он похлопал по рулю, – собрал сам, своими собственными руками. Ребята, конечно, помогали, но в основном с ней парился я. А когда начали ее испытывать и обкатывать по ночам, глядим, нас останавливают – голосуют, не боясь, что мое транспортное средство, кажется вот-вот, развалится. Но это только кажется. Видали, как моя инвалидка с вашей собакой разделалась. Она меня ни разу не подводила. Ну вот, мы и решили на ней подрабатывать. Ребята даже иногда берут ее у меня – девчонок покатать, правда, редко. Говорят, вид у моей тачки непрезентабельный. Девчонки, видишь, нос воротят, не хотят на этой франкенштеке кататься. Потому-то днем мы на ней не ездим – не рискуем оскорблять ее видом народ.
– Когда же вы спите?
– А на лекциях. Самое то. Слушайте, ребята, только без обид, ладно? Хотелось бы деньги вперед получить.
– Конечно, – пихнула Лена Крузенштерна локтем в бок. Пусть он выкручивается.
Тот, словно очнувшись, вытянул из кармана джинсов три сторублевки и неуверенно протянул их парню.
– Надеюсь, этого будет достаточно. Но если этого мало, только скажите и дам еще.
– Порядок, друг, этого более чем достаточно, – и довольный парень небрежно сунул деньги в нагрудный карман своей клетчатой рубахи. – А, что это за псина такая набргосилась на вас? Впервые вижу такую чудную породу. Элитная, наверное? Не собака, а Баскервиля какая-то.
– Я не знаю, – пожала плечами Лена, радуясь, что парень невольно подсказал им ответ. – Набросилась ни с того, ни с сего... Если бы не вы...
– Ну, народ! – возмутился их спаситель. – Вырастят животное непомыерных размеров, а потом выбрасывают. Это ж надо постараться, чтобы откормить такую псину. Понятное дело, что бы ее одну прокормить, приходилось, наверное, сутками пахать. А в квартире так, вообще, с ней не развернуться. И ведь, как-то удалось им избавиться от своего домашнего любимчика. А может хозяева того, со страху сами померли. Как увидели кого откормили... Х-хосподи! – выдохнул вдруг парень и выпустив из рук руль, перекрестился.
Лена и Крузенштерн сразу обернулись. Тварь огромными прыжками нагоняла их жигуленок.
– Это не собачище, нет... это гепард какой-то, – пробормотал пораженный парень, но опомнившись, схватился за руль, быстро переключив рычаг скорости. Потом, кидая нервные взгляды за припуствшим за машиной и нисколько не отстававшем от нее, чудовищем, решил, что: – Это не гепард, а лошадь... Во, дает! Ну раз хочешь в догонялки поиграть – устроим! – с загоревшимися азартом глазами, воскликну он и жигуленок, взревев мотором, начал набирать скорость, хотя Лена до сих пор была уверена, что они и так уже неслись на пределе.
– Ну, и что теперь?! А! Фиг, ты меня догонишь!
С проспекта, жигуленок на полной скорости, взвизнув покрышками, круто свернул в переулок.
– Что выкусил? – захохотал парень, но опять взглянув взглянув в зеркальцк заднего вида, восхитился: – Во, дает, скотина!
Лена обернулась и волосы ее зашевилились, когда она увидела бегущую по отвесным стенам домов, перепрыгивающую через темные проемы окон, через проулки отделявшего один угол дома от другого, тварь. Законов притяжения для нее, казалось, вовсе не существовало и она неслась за ними, нагоняя, так же как бежала до того по ровной асфальтовой дороге.
– Ладно, лошадь-гепард или кто ты там есть на самом деле... – кивнул парень, словно соглашаясь и принимая увиденное. – Посмотрим кто кого...
И жигуленок лихо заложил вираж на повороте в темную улочку и принялась петлять по каким-то задворкам, чудом минуя тупики, уверенно проезжая проходными дворами, пытаясь сбить, сбросить упорно преследующую их тварь со следа.
Лену и Крузенштерна то и дело бросало то вперед. То назад, то в одну сторону, то в другую, а то и друг на друга. Лена начала подозревать, что их добрый самаритянин никак обкурился. Но самое смешное было то, что и у того относительно своих пассажиров возникло такое же подозрение.
– Вы, ребята, здорово ширнулись, да? Не иначе, какой-нибудь новый состав попробовали? Вы, блин, кайф словили, а я с вашим глюком теперь разбирайся? – обернулся он к ним. – Колитесь, чего приняли?
– За дорогой смотри, придурок! – закричала на него Лена, когда машина подскочила на полном ходу на "полицае" и она, подскочив, ударилась головой о потолок.
Впереди неожиданно выросла торцовая глухая стена дома, преградившая им путь. Крузенштерн, вцепившись в разболтанную спинку переднего сидения, широко раскрыл глаза.
– Смотри! – завопила Лена, протянув руку в сторону стены, на которой, головой вниз, притаился монстр, приготовившись прыгнуть на проносящуюся под ним машину, громыхающей раскрытой крышкой багажника. Он следил за ней, горящими багровым, маленькими глазками.
– Ух, ты! – оценил парень прыжок монстра, приземлившегося точно на крышу жигуленка, клацнув когтями о металл, и чуть не прогнув ее своим весом. Тварь, запустив когти в крышу салона так же легко как будто нож прошел сквозь масло, вцепилась в нее.
– С-скотина! – в сердцах выругался парень, расстроившись. – Машину мне покорежила, сволочь! Держитесь, ребята! – и он ударил по тормозам, резко останавливая жигуленок.
Монстр чуть было не вылетела вперед, следуя силе инерции мчащейся машины, но смог удержаться. Лену и Крузенштерна швырнуло на спинки передних кресел. В это же время, машина резко развернулась и обоих повалило на дверцу, тут же распахнувшейся под напором их тел.
Тварь кувыркнулся на багажник, и запустила, цепляясь, в него свои когти, чудом удерживаясь на стремительно мчащейся машине.
– Цепкая сволочь! – выругался парень и снова ударил по тормозам.
Пролетев вперед, тварь стукнулась о стекло заднего окна и пробив его, влиетела головой в салон, клацнув клыками возле уха Лены.
Жигуленок газанул, рванув вперед. От резкого толчка, тварь вышвырнуло из салона обратно на багажник и, она, проехалась по нему, скрежеща когтями по металлу, оставляя на нем новые глубокие борозды.
– Да, чтоб тебе все когти повыдрало, – психанул парень.
Все-таки не удержавшись на той бешеной скорости, какую умудрился развить жигуленок, тварь сорвалась с багажника и, покатилась по асфальту, оглушенная падением.
– Ха, кажется, оторвались! – ликовал парень.
– Кто бы сомневался. Ты по жизни случаем не гонщик? – переводя дух от бешенной гонки, с уважением поинтересовалась Лена.
– По жизни, я вообще-то, студент, а по призванию гонщик. Сколько времени бомблю, а так весело еще никогда не было. Заметила? У моей инвалидки мотор не хуже авиационного. Сам собирал, – хвалился он, не скрывая гордости за свою ненаглядную инвалидку.
– Еще бы не заметить...
– Приехали. Может дадим еще кружок другой? Я давно такого кайфа не ловил. Улет! – парень остановился, глуша мотор.
– Тебе нужно оставить машину и вернутся в свой дом без нее, – вдруг произнес Крузенштерн таким ровным и бесстрастным голосом, словно и не пережил только что сумасшедшей гонки.
– Ага, – кивнул взлохмаченной головой парень. – Щас! Что б к утру от нее ничего не осталось? Тут на минутку без присмотра оставишь и растащат все на запчасти к чертовой матери...
– Забудь про нее, – настаивал Крузенштерн и вновь полез в карман, ткуда вынул пачку денег, которую протянул парню. – Возьми, купишь себе новый экипаж.
Глянув на доллары, парень присвистнул, а Лена промолчала.
– Как-то ты легко расстаешься с такой кучей бабла, – подозрительно посмотрел он на Крузенштерна.
– Ты спас нам жизнь. Возьми. Они по праву принадлежат тебе. Ты их заслужил.
– Не, ребят, – упрямо помотал головой парень. – Без обид, ладно. Но свою плату с вас я взял, а это... – показал он глазами на пачку долларов, – это легкие, дурные деньги. А новой машины мне не надо. У меня, вон, есть моя инвалидка, – и он нежно погладил руль.
Крузенштерн спрятал деньги обратно.
– Хорошо, – сказал он. – Оставь ее и безбоязненно возвращайся домой. Это сохранит твою жизнь. Обещаю, с твоим инвалидным экипажем ничего не случиться. Раз ты так дорожишь им. А утром ты найдешь ее на этом же самом месте, целым и невредимым.
– Точняк? Или гонишь? – парень пристально глядел на него. – Почему я должен тебе верить?
– Я не настаиваю, но я говорю тебе правду, – пожал плечами Крузенштерн. – Ты великий воин и для меня честь встретиться с тобой.
– Ладно, – подумав немного, решил парнь. – У меня тут недалеко кореш живет. Я могу у него заночевать, а машину поставлю неподалеку. Ну все, ребята, счастливо оставаться. Пока!
Лена и Крузенштерн смотрели вслед удаляющемуся автомобилю и даже когда он, свернув за угол, исчез с их глаз, все еще слышали постукивание незапертого багажника, пока и он не затих, где-то в глубине дворов. Молодых людей вновь обступила ночная тишина, спящего гоорода.
Отступив от Крузенштерна, Леная, кашлянув, сказала:
– Спасибо за помощь... Ну и... прощайте.
– Нет, – решительно преградил он ей дорогу.
– Что? Тоже книга нужна? – догадалась она, недобро усмехаясь.
Крузенштерн молча, исподлобья, смотрел на нее засунув руки в карманы джинсов.
– Устала я от всего этого, – вздохнув пожаловалась Лена, оглядываясь вокруг. – Знать больше ничего не желаю: ни про книгу, ни про тебя, ни про эту сволочь, ни про ваши с ним разборки. Понятно! Достаточно уже того, что из-за вас погиб чаловек! – Лена закусила губу, сдерживая набегавшие слезы. – Знаешь что! Я скажу тебе, где книга. Забирай ее и избавь меня от всего этого кошмара.
– Ты не можешь этого оставить, только потому, что тебе так хочется. Ты ничего не понимаешь...
– Да пошел ты! – с досадой отмахнулась от него Лена и пораженная своим поступком и словами, остановилась.
Раньше она никогда не позволила бы себе сказать что-то подобное. Ей стало не по себе. Что с ней происходит? Разве это она? Во что она превратилась за эти несколько часов?
– Я не могу ее просто взять... – набравшись терпения, начал тем временем объяснять Крузенштерн.
– Пока!
– Куда ты?
– Домой
– Где твой дом?
Лена махнула в ту сторону где находился ее дом и по скользнувшей улыбке белобрысого, сообразила, что домой-то ей никак нельзя. Именно с той стороны раздавался тот жуткий вой, а Чернобородый, науськавший на них свое чудовище, знает где она живет, и конечно ждет ее там. Девушка поежилась от охватившего, ее озноба.
Тогда надо шагать до библиотеки, тем более до нее осталось всего ничего – две остановки, отдать книгу Крузенштерну и избавиться от нее и от всех кошмаров, что преследуют Лену с ее появлением. Ей больше уже не хотелось знать, что неписано в книге, слишком большую цену она платит за тайны, которые ей, быть может, и ни к чему знать.
В этот поздний час транспорт уже не ходил и Лена прикинула, что пешком доберется до библиотеки за два-три часа. И еще где-то нужно отсидеться до ее открытия. Ей страстно захотелось вернуть назад свою, пусть скучную, пусть будничную, но такую предсказуемую и спокойную жизнь. Она всей душой желала, чтобы жестокий Чернобородый и непонятный Крузенштерн исчезли из ее бытия и все вернулось на круги своя, а Лев Кириллович был бы жив. Вот сейчас она проснется и...
– ...если бы ее можно было просто взять, то ты никого бы не интересовала: ни Шакера, ни меня. Но священная Кора открылась почему-то тебе. Никто не способен прочесть ее, даже наши мудрецы. У Шакера больше самоуверенности, чем шансов, когда-нибудь постичь ее тайны. Ответь: Кора ведь призвала тебя? Как это, чувствовать ее зов? Куда ты?
Лена свернула к телефонной будке, что попалась ей на глаза.
– Это так по-людски грубо, молчать, когда тебя спрашивают. Но мне сдется, что ты вообще не слушаешь меня.
Лена вошла в будку, борясь с искушением захлопнуть дверь перед самым носом этого зануды и, сняв трубку телефона, послушала ее долгие гудки. Работает.
– Слушай, а этот Чернобородый садист тебе, случаем не родня? – спросила она и по выразительному взгляду Крузенштерна поняла, что тяжко оскорбила его.
– Он не чистокровный сид, – сухо проговорил парень, справившись с собой и счел нужным веско добавить: – Он полукровка, изгой.
– А по занудству и высокомерию вы, как близнецы-братья.
Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения парня. Поджав губы, он отвернулся и не сказав больше ни слова, пошел прочь. Лена пожала плечами, отвернулась и быстро набрав номер, прижала трубку к уху. Наконец, гудки оборвались и женский голос произнес:
– Дежурная 02. Слушаю вас.
– Перегонная улица, дом тридцать. Квартира шестьдесят два. Труп мужчины. Убийство, – скороговоркой сообщила Лена.
– Записано. Пожалуйста, назовите свою фамилию, имя, отчество и коо...
Лена повесила трубку. Выйдя из освещенной будки, она одиноко побрела по пустынной улице, ежась от пронизывающего утреннего холода. Было еще темно, но рассвет уже угадывался – светлело где-то за дальними домами, чьи силуэты кубами темнели на фоне разбавленного прозрачным светом, ночной тьмы. Она прошла мимо дома, на третьем этаже которого светилось единственное окно. Там, в тепле и уюте, встречали новорожденное утро те, кто не подозревал о том, какие же они счастливые.
Шмыгнув носом, Лена ускорила шаг. Ладно! И к ней вернется то, что она потеряла. Теперь-то она знает, как много имела. Нужно только избавиться от источника ее проблем и бед – книги.
Впереди замигал праздничными огнями круглосуточный ларек, один из тех, что торгуют самопальной водкой, мутным пивом и просроченными орешками. Ни на что особо не надеясь, Лена тщательно обшарила свои карманы, не найдя в них ничего кроме раздавленной пачки со жвачкой и ключа от квартиры. Вблизи ларек уже не производил своей обшарпанностью праздничного впечатления, а вызвал скорее разочарование и уныние зарешеченным окошечком, витриной с обязательным ассортиментом продуктов и грубо намалеванной вывеской с роскошным названием "Парадиз", кое-где подсвеченной лампочками, половина из которых перегорела.
– Эй, Крузенштерн, – позвала она, подпиравшего угол ларька, парня. – У тебя деньги есть?
Тот не шелохнулся, всем своим видом показывая свою неприязнь к Лене, давая понять, что знать не знает кто она такая и не желает этого знать. Но потомк, нехотя опустил сложенные на груди руки и вынул из карманов джинсов две смятые сторублевки, которые и были протянуты Лене. Взяв их, она постучала в запертое окошко ларька и поздоровалась:
– Доброе утро.
В ответ донеслось сонное "м-м".
– Вока есть? – ободренная тем, что уже услышана, поинтересовалась она.
– Че надо-то? – окошечко открылось.
– Пожевать чего-нибудь надо на стольник, – грубо ответила Лена.
– Чипся, соленые палочки, орешки, шоколад, – тяжко зевнув, отозвались из спертого нутра ларька.
– А водка самопальна?
– Чего? – оскорбились из "Парадиза".
– Водка, спрашиваю, самопальная? – продолжала переговоры Лена, тихо удивляясь своей нахальности.
– Мартини, джин-тоник, виски – дерьмо, а водка самая, что ни на есть, настоящая.
– Тогда чакушку.
– Девушка, мы стаканчиками не продаем. Пол-литра устроит?
Лена просунула в окошечко деньги, после чего показалась бутылка Перцовки, просунутая горлышком вперед.
– Закуску-то брать будешь? – забеспокоились из ларька.
– Не-а...
– Видать, ночка тяжелая выдалась, трудовая, так, что с самого ранья за водку взялась, – сделали выводы в "Парадизе" и в окошечке показалось заспанное, помятое женское лицо неопределенного возраста.
– Не то слово, – буркнула Лена, принимая сдачу.
– Бросай ты эту работу. Кто не дает?
– Хорошо. Я подумаю, – пообещала Лена хозяйке "Парадиза", отходя от ларька. – Пошли, Крузенштерн, помянем Льва Кирилловича – она подошля к нему и ссыпала мелочь в его узкую ладонь, добавив две бумажные десятки.
Подержав сдачу в руке, он рассовал ее по карманам и молча, ни о чем не спрашивая, двинулся за ней.
Они дошли до скверика, где Лена, плюхнувшись на сырую от ночной росы, скамейку, взглянула на свои часы. Четыре утра. Скоро запоют петухи и вся нечисть исчезнет. Блаженно вытянув ноги, Лена отвинтила крышку бутылки и протянула ее своему новому знакомому, мысленно усмехаясь: неслабо напоить нечисть перед тем, как ей кануть обратно за пределы этого мира. К ее сожалению, Крузенштерн от водки брезгливо отказался:
– Я это не пью.
Пожав плечами – настаивать она не собиралась, Лена, выдохнув, храбро глотнула из горлышка. Водка, отдававшая тяжелым сивушным привкусом и запахом, обожгла горло и пищевод, зато озябнувшая девушка сразу же согрелась.
– Пусть земля вам будет пухом. Простите меня, Лев Кириллович, – Лена глотнула из горлышка еще раз и мучительно, взахлеб закашлялась. Водка больше не шла.
– Что стобой? – переполошился, сидевший рядом Крузенштерн.
– Ничего, – помотала головой Лена и сдавленно попросила: – Стукни меня по спине.. Да не там... повыше... О, Господи! Бей посильнее... У-у! Больно же! – и она заплакала, перепугав, итак ничего не понимающего парня, еще больше.
Он принялся извиняться, что невольно причинил ей боль, но Лена плакала вовсе не из-за этого. Все слезы, что копились в ней и которые она сдерживала в себе, теперь текли безудержно, словно прорвало плотину ее сдержанности и выдержки, усердно воздвигавшуюся ею. Она всегда гордилась своим философским подходом к жизненным неурядицам, считая слезы уделом слабых. А всего-то и надо было иногда поплакать.
Водку она пила впервые и пила ее, как бомж, на первой попавшейся скамейке, в каком-то сквере, в компании с незнакомым, сомнительным типом, с тяжким чувством вины, совершенно не понимая, как ее угораздило вляпаться в подобную скверную историю.
Выплакавшись, она хлебнула из бутылки еще несколько раз. Пойло, что называлось водкой, теперь не казалось ей таким противным. Сознание расползалось, мысли беспорядочно скакали и она была не в силах, сосредоточиться на какой-то одной из них. Удивляясь и забавляясь новым для себя состоянием, Лена не могла понять, что ее теперь так напрягает. Ах, да! Книга.
– Эй! Ты ведь не отстанешь от меня без этой... своей... как ее... книги? – Лена с интересом прислушивалась к своему пьяному голосу. Было забавно.
Крузенштерн что-то сказал и она с трудом заставила себя вникнуть в его слова.
– ...и ты ведь не жаждешь новой встречи с Шакером...
– Ты... вообще, кто такой? А?
Белобрысый осекся, странно посмотрел на нее, подумал и сказал:
– Эльф...
– Ага! – захохотала Лена, подыгрывая шутке. – А я русалка! И где же ты живешь, эльф? Наверное, на каком-нибудь цветочке, или листочке... Спишь на паутинке, умываешься росинкой...
– Почему это листочек-цветочек должен быть моим домом? – обиделся он.
Но Лену разобрал дикий неуправляемый хохот, до слез, до икоты. Стоило ей только взять себя в руки, но едва взглянув на белобрысого, ее снова разбирало от смеха. Она никак не могла остановиться, пока опять не хлебнула из горлышка перцовки.
– Вот объясни мне тогда... Ты эльф или все-таки потомок мореплавателя? – немного успокоившись, вновь прицепилась она к нему. – Вопрос... конечно интересный... да?
– Я эльф. И я не понимаю, почему ты так уверена, что мой предок плавал по морям? Мы, эльфы...
– А с того... – с пьяной бесцеремонностью перебила его девушка и заплетающимся языком пояснила: – Фамилия у тебя не только редкая, но и знаменитая – Кру-зе-н-н-ш-тер-н. В России знают одного Крузе... Крузя... короче... он был путешественником – мореплавателем прошлого века. Как же мне, блин, повезло увидеть не просто эльфа, а эльфа-мореплавателя!
Подняв бутылку, она произнесла "прозит" и выпила еще. Скривилась, передернув плечами и зажмурилась, а когда обрела способность видеть и слышать, то увидела перед собой расплывающееся, раскачивающееся лицо какого-то белобрысого парня. Его голос доносился до нее словно из далека и говорил он непонятные вещи;
– ...да будет тебе известно, что этой фамилией я назвался потому что, она была первой, что попалась мне на глаза...
С усилием удерживая в голове тот важный вопрос, который ей просто необходимо было задать этому типу, она старательно выговарила:
– Ты... хто? – и вцепилась в спинку лавки, чтобы не упасть с нее, потому что все вокруг было неустойчивым и, почему-то, раскачивалось и кружилось.
– Я? – осекся незнакомец и помолчав, сказал: – Я Геннальфаэльторрумпелуиэлор...
– Ч-чего-о? – изумилась Лена.
– Словом, для тебя я – Крузенштерн, – обреченно вздохнув, поправился эльф. – Мне все равно, как ты будешь меня называть.
– А... – успокоилась Лена и начала устраиваться на скамейке, обещая ему, но больше самой себе: – Через полчасика я проснусь. Понял?
– Нет, – покачав головой, честно ответил белобрысый.
– Я проснусь и... ни тебя... ни этого... Шкуры... не будет. Это был сон... Вот увидишь... Я проснусь... – и махнув рукой, она повалилась на качающуюся, словно плот на неспокойной воде реки, скамейку.
Что-то уж очень болела шея и, в квартире так холодно, что она замерзла даже под одеялом. Наверное, с вечера забыла закрыть окно и к утру всю квартиру выстудило. И все равно, это не объясняло ее странного состояния. Что-то было не так. Лена теснее прижала к себе сложенные руки и сообразила, что спит без одеяла, на жестком полу. А когда открыла глаза, обнаружила себя, лежащей даже не на полу своей квартиры, а в парке на скамейке под одкрытым небом. Все тело занемело от холода и неудобного положения.