Текст книги "Пока ты веришь"

Автор книги: Ирина Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

В волосах седина. Еще год-два, и виски полностью побелеют. Совсем старик. Осенью сорок восемь. А ей и тридцати нет. Двадцать пять, двадцать шесть – он не спрашивал…

– Что-то не так с Джеком?

– Нет. – Маг покачал головой, заодно избавляясь от ненужного внимания к своей шевелюре. Хватит считать по серебряным ниточкам прожитые им годы.

– Что тогда?

– Эйден, – признался он. – Все слишком быстро.

– Не нужно было его приглашать.

– Это наш старый давнишний уговор. Я обещал. Ты же знаешь.

Нехорошо выдавать чужие секреты, но однажды она спросила, и он не смог солгать. Отчасти потому, что сам хотел поделиться с кем-нибудь, а Адалинда не из тех, кто превращает открывшиеся им тайны в достояние широкой общественности.

Она не такая, как другие женщины, не только в этом – во всем.

– Знаю, – кивнула она. – Это благородно с твоей стороны. А Эйден – бессовестный эгоист. Если бы он по-настоящему ценил твою помощь, избавил бы тебя от необходимости наблюдать последние дни его жизни. Даже животные уходят умирать подальше от дома.

Прозвучало это жестко, если не сказать – жестоко. Но в чем-то она была права.

– Теперь ты вынужден думать лишь о нем и отвлекаться от работы.

– Нет. Я… – Было стыдно сознаваться в том, что от работы его не отвлечет ожидание смерти. Даже собственной. – Я почти закончил речевой аппарат. Завтра установлю устройство в прототип, за пару дней составлю лексикон. Эйден поможет, его это развлечет… насколько возможно… Потом останется неделя на доработку. Для наглядности нужно обучить Джека выполнять какую-нибудь домашнюю работу, и можно будет его показывать.

– Кому?

– Алистер сказал, что в конце месяца в Академию прибывает мэтр Рисетт – один из семи архимагов Линкарры, представляющий одаренных в парламенте. Он курирует научные вопросы. А поскольку Джек – создание более магическое, нежели техническое, я подумал, что вернее будет представить его собратьям по дару, а не инженерной коллегии. Если только удастся добиться приема у архимага.

– Уверена, ему понравится.

– Надеюсь. Честно говоря, я хочу представить на рассмотрение еще один проект. Это связано с Джеком в какой-то степени, но не имеет отношения к механике. Давняя моя задумка, я даже написал несколько статей по этой теме, но их не очень хорошо приняли в ученом сообществе. Якобы это не по-человечески… и некоторые моральные нормы… Но я хочу попробовать, если мне не откажут… в рабочем материале, в том числе…

Адалинда слушала внимательно, а сапфировые глаза, и без того огромные, делались все больше и больше.

– Я чудовище? – робко спросил он под конец, ожидая упреков.

– Ты – гений, – тихо ответила она. – И временами это пугает.

– Так думаешь, стоит рискнуть?

– Да. Но рассказывать об этом пока никому не нужно. Даже Алистеру. Потому что…

– Потому что если ничего не выйдет, меня снова поднимут на смех, – закончил он. И Алистер, невзирая на многолетнюю дружбу, будет первым. – Поэтому и делюсь лишь с тобой, ведь ты далека от мира магических наук.

Адалинда с сожалением вздохнула.

Мэтр Дориан хотел сказать ей, что это вовсе даже неплохо, но прежде чем успел, она крепко обняла его и закрыла ему рот поцелуем.

Глава 10

Эби понимала, что господин Мерит о ней подумал и почему так разозлился, но она не собиралась никуда уходить. Лишь на минутку появилась шальная мысль, но пропала, стоило оглядеться: вокруг дома приличные, улица чистая, фонари, деревца… Бежать отсюда в Освин? Ну уж нет!

Потом, конечно, придется вернуться к дядьке, потому как больше некуда. Но то потом. А пока у нее оставалось еще два месяца сытой, спокойной… почти спокойной жизни. Несложная работа, уютная комната. Джек…

Джек заговорил.

Хорошо, что мэтр Дориан заранее предупредил, а то Эби удар хватил бы, когда она услышала от механического человека: «Добрый день». Но все равно испугалась немного. Голос у него сразу страшный получился: басовитый, раскатистый. Потом хозяин отладил что-то, тише стало и на слух приятнее.

И слова он приятные говорил.

Хотя слова – не его заслуга. И уж точно не мэтра Дориана.

– Ты красивая, когда улыбаешься.

Врун. Эйден.

Подучил механического человека говорить так всякий раз, когда она кривила рот.

Джек-то безмозглый, ему любая гримаса за улыбку сойдет, вот Эби и развлекалась: состроит жуткую рожу, губы в тонкую ниточку растянет, глаза выпучит.

А он ей:

– Ты красивая.

Живот надорвешь!

Господину Блэйну показала – повар до слез хохотал.

Правда, Эйден уже через день догадался и механического человека переучил. Эбигейл не знала, по привычке оскалилась на него… На Джека, хотя хотелось на Эйдена… А он ей строго так:

– Смотри, на всю жизнь такая останешься!

И пальцем погрозил.

Но все равно смешно вышло.

Она бы и сама его каким-нибудь шуткам выучила, но мэтр Дориан за это вряд ли похвалит. Маг только Эйдену позволял Джеку «речь развивать». А Эби приказал обучить механического человека за столом прислуживать.

Тот с одного раза все запомнил, безо всяких бумажек. Вилка рыбная, вилка салатная, фужер для воды, для вина. Подумалось, что если начнут таких слуг сотнями делать, обычные люди совсем без работы останутся…

А потом мэтр Дориан про Джека будто забыл. Как голос ему сделал, так на этом и успокоился. Но в лаборатории по-прежнему целыми днями сидел, иногда и поесть не выходил.

Эйден в эти дни тоже изменился. Присмирел. То ли понял, что ничего ему с Эби не светит, то ли новую пакость обдумывал. Но пока обдумывал, вел себя прилично и целоваться не лез.

Конфеты только подарил, такие, как в прошлый раз: Джека с коробкой подослал и велел по пятам за ней ходить, пока не возьмет. И розы еще. Или это Джек сам – у него-то не спросишь, что в его голове безмозглой происходит, что он цветы рвет и ей носит…

И смотрит так странно. Эйден.

А глаза у него, оказывается, светлые. Карие, но светлые, почти желтые. Как тот мед…

Медом он опять ее угощал, но Эби, уже ученая, и близко не подошла. А он рассмеялся, завернул сочащиеся янтарем соты обратно в промасленную бумагу и сверток этот в комнату ей подкинул.

Не выбрасывать же было?

– Скучно.

Мэтр Дориан снова засиделся в лаборатории, а Эби, закончив с домашними делами, собиралась лечь спать пораньше, когда господин Мерит вызвал ее в гостиную. Как выяснилось, только для того, чтобы пожаловаться на скуку.

– Сыграем в карты?

– Простите, господин Мерит, я не умею.

– Шутишь? – мужчина удивленно приподнял бровь. – Или врешь?

– Не шучу и не вру. Карты – дурная игра.

– Надо же, – сказал он, словно отродясь не слышал того, что в Освине каждому малолетке известно: то, что начинается за карточным столом, заканчивается на плахе. – А какая же тогда не дурная?

Эбигейл пожала плечами.

– Лото. Или шашки. Шахматы.

– Играешь в шахматы? – заинтересовался молодой человек.

– Нет, – коротко ответила девушка, хотя когда-то отец, пусть и говорил, что это не для женского ума, пытался учить, и что-то еще помнилось.

– И чем же займемся?

– Можно лечь спать, – предложила она и тут же покраснела, представив, как Эйден сейчас перекрутит ее слова.

– Спать не хочу, – вздохнул мужчина, упустив возможность ее поддеть. – Приготовь кофе.

– Тогда спать еще не скоро захочется, – предупредила Эби.

– А хоть бы и до утра. Неси полный кофейник. Только не сюда, наверх.

– К вам? – уточнила девушка, чувствуя подвох.

– В обсерваторию. Будем на звезды смотреть.

Если бы Эби хотела посмотреть на звезды, она вышла бы в сад. Но ее желания никого здесь не интересовали.

Пришлось готовить кофе и нести на второй этаж, в небольшую круглую комнату, куда до этого она заходила лишь раз: протерла большую медную трубу на треноге, смахнула пыль со стола, вымыла пол и ушла, не найдя ничего для себя интересного.

Видать, не туда смотрела.

Судя по тому, что застала Эйдена прильнувшим к узкому концу выставленной за окно трубы, нужно было в нее, в трубу, глядеть.

Мужчина так увлекся, что даже на звук открывшейся двери не обернулся, просто рукой махнул:

– Поставь где-нибудь и иди сюда.

– Зачем?

– Лунные моря тебе покажу, сегодня хорошо видно.

– Моря? На луне?

Совсем за дуру ее держит?

– Говорят, раньше луна почти не отличалась от нашей планеты. И жизнь там была, и леса, и реки, и горы, и моря… Горы и сейчас можно увидеть. А темные выемки называют морями. Сама посмотри!

Как тут отказаться? Интересно же!

…А на деле – ни лесов, ни рек.

Серое все, неуютное.

Лишь неровное темное пятно и вправду походило на море.

– А вот тут, гляди, горы. – Эйден покрутил колесико на треноге и труба немного развернулась. – Видишь, там, на самой большой, как будто дом стоит?

– Где?

Эби силилась разглядеть что-то хоть отдаленно напоминавшее строение, но ничего подобного не находила.

– Должен быть. – Мужчина заглянул через ее плечо, еще немного подкрутил колесико. – Сейчас отыщем.

Он приблизился вплотную, прижался к ее спине и еще чуть-чуть трубу повернул. А второй рукой Эби за талию обнял…

– Вот здесь, – шепнул, касаясь губами ее уха. Дыхание тяжелое, жаркое, а по коже отчего-то мурашки, как от сквозняка. – Смотри внимательно. Видишь?

– Н-нет…

Она попыталась выкрутиться, а он словно и не удерживал. Только обнял чуть крепче, положив ладонь ей на живот. Ладонь у него была горячая, и этот жар чувствовался даже через одежду, словно той и не было вовсе. Щеки запылали, и дышать Эби стало трудно. Оттолкнуть бы его и выскочить за дверь, но девушка вдруг оцепенела. Только чувствовала, как колет шею жесткая щетина, да осмелевшая рука ползет вверх, сначала медленно, а после, уверившись в полной безнаказанности, скорее, чтобы накрыть приподнятую корсетом грудь…

– А теперь видишь?

Забавляется.

Нет там никакого дома, и быть не может.

Снова Эби попалась, как на тот мед.

Влипла.

– Я закричу, – пригрозила она неуверенно.

– Это, крошка. Эби, как тебе угодно, – усмехнулся он. Вытащил зубами из ее волос шпильку, бросил на пол. Потом так же – вторую. – Кто-то кричит, кто-то тихонько постанывает…

Эбигейл словно ледяной водой окатили.

Очнулась. Вырвалась, развернулась к нахалу и замахнулась, чтобы ударить. Ну и пусть ее потом в тюрьму возвращают, пусть еще три месяца отработки назначат. Да хоть пожизненную каторгу, лишь бы от него подальше!

Но не вышло: Эйден перехватил ее руку, с улыбкой поднес к губам и до того, как пальцы сжались в кулак, успел поцеловать ладонь.

Посмотрел в глаза и спокойно произнес:

– Десять тысяч.

Девушка растерянно моргнула.

– Десять тысяч, – повторил он четко. – По-моему, неплохая цена.

– Вам деньги девать некуда? – не нашлась с другим ответом Эби.

– Некуда, – подтвердил он беспечно. – И мало времени, чтобы их потратить. Месяца три-четыре. В лучшем случае – полгода.

– А в худшем? – зачем-то спросила Эби.

В мыслях у нее все смешалось, голова пошла кругом.

Моря лунные, глаза желтые…

На десять тысяч всю жизнь прожить можно, и не в Освине, а в хорошем районе. Домик купить с садиком, огород разбить, чтобы летом всегда свежие овощи и зелень к столу иметь, как у них было, когда еще в Грислее с отцом и матерью жили…

– В худшем, если прямо сейчас уйду от Дориана, недели две.

Врет?

Не похоже.

Но, может, и врет.

На жалость давит.

– Ты же девушка порядочная. Я это ценю. Высоко ценю, как видишь. И не тороплю. – Он улыбнулся и разжал пальцы, отпуская ее запястье. – Времени у меня немного, но оно еще есть. Подумай.

Вот сейчас бы сбежать.

Так нет…

– Хочешь, угадаю? – прищурился Эйден. – У тебя никогда не было мужчины. Ты ждешь своего единственного, и все у вас будет по большой любви и только после свадьбы. Так? Дальше ты станешь рожать ему детей, штопать носки, варить обед и дожидаться вечерами с работы… Но это мечты, крошка Эби. Даже если тебе повезет встретить такого же наивного мечтателя, долго вы вдвоем на одних мечтах протянете? Другое дело с деньгами. Купишь дом, остаток положишь в банк – захочешь, даже подскажу, в какой выгоднее, – будешь жить на ренту, и работать не придется. Мужа себе найдешь не из освинских голодранцев, а кого посолиднее. И не будешь до старости упреки глотать, что всем в жизни ему обязана.

Эбигейл слушала и не знала, чем возразить.

Гадко, неприятно. Но, если подумать, правильно. С деньгами, конечно, получше, чем без денег. А с большими деньгами совсем хорошо.

И главное, от нее ведь немного надо. Как-то ведь другие… Да?

А там она от мэтра Дориана уйдет, и Эйдена никогда уже не увидит, и думать забудет… если получится… Отчего бы не получилось?

Если в храме свечу золоченую купить и «Славься Творец» десять раз на коленях прочитать, то и Всемогущий простит. Блудницам всяко легче прощается, чем ворам и убийцам. Да и один раз – невелик грех…

– А чтобы совсем ничем не попрекнул, – растянул, подводя итог Эйден, – так и потерянную девственность найти – не вопрос. Целители этим товаром вразвес торгуют. Есть деньги – нет проблем.

И так ухмыльнулся при этом, что Эби все-таки ударила.

Не как сразу собиралась, к пощечинам эта морда благородная небось привычная, а вот кулаком, и со всей силы…

Что-то хрустнуло, хлюпнуло, руке больно стало – как о стену со всей дури саданула…

Не дожидаясь, чем ей ответят, выскочила за дверь и, не останавливаясь, припустила бегом вниз по лестнице. Заперлась в своей комнате. Отдышалась. Зажгла лампу и достала из шкафа платье, в котором пришла в мажий дом, и старые боты, рассудив, что после такого ее точно в тюрьму отправят.

Хотя сломанный нос – тоже не беда. Целители это быстро поправят. И стоит небось поменьше, чем утраченная невинность…

Она так и сидела, прижав к себе пожитки, ожидая, что вот-вот послышатся за дверью шаги и грозные голоса тех, кто вернет за решетку строптивую служанку, посмевшую поднять руку на господина, а в голове вертелись мысли, которые при всем желании не облечь в слова. Что-то про домик с садом… на вершине лунной горы… Про молитвы Творцу, отчего-то заупокойные… И свеча золоченая – в искупление… глупости… Умная бы деньги взяла. А она, дура, в тюрьму собралась, к крысе…

Крыса жирная, наглючая. Глядит, ухмыляется, глазки голодно блестят… А потом как прыгнет Эби на грудь. Придавила. Зубами у самого носа – клац! А в лапке у нее колокольчик махонький: динь-динь, динь-динь…

Эбигейл открыла глаза.

Лампа еще горела, но в комнате и без этого было светло. В ушах стоял звон волшебного колокольчика мэтра Дориана, а на груди у нее вместо крысы, задрав сбитый нос, лежал ее же ботинок, тот, что достала с ночи из шкафа.

– Не торопишься, – беззлобно упрекнул маг, когда она, поправив одежду и наскоро приведя в порядок растрепавшиеся волосы, появилась в гостиной. На девушку он не смотрел, пальцем вычерчивая на темной поверхности чайного столика линии и фигуры, которые вспыхивали на мгновение, образуя непонятный Эби рисунок, и тут же гасли. – Кофе мне и что-нибудь… с джемом… А после сделаешь чай для господина Мерита. Кофе ему сегодня не нужен… Наверх отнесешь.

– П-почему?

Она и сама не сказала бы, о чем был этот вопрос. Почему она еще здесь? Почему ее даже не отчитают за вчерашнее? Почему господину Мериту не нужен нынче кофе, или почему – наверх…

– Он неважно себя чувствует, – не отвлекаясь от таинственного чертежа, ответил маг. – Упал, разбил нос. Говорит, что оступился… – Мэтр Дориан вдруг вскинул голову, посмотрел прямо на Эби и закончил резко: – Врет.

«Знает, – пронеслось у нее в голове. – Все знает».

– Врет, – хозяин вздохнул. – У него случаются приступы, а он не говорит. Так что, если заметишь что-то неладное, рассказывай мне.

Эби вспомнила тот случай в саду. Тогда думала, что он это специально, чтобы… ну это… А ему, наверное, в самом деле плохо было. Поначалу.

А сегодня наоборот. Сначала он, значит… А потом ему уже плохо. Потому что она его… Кулаком.

Поняв, что мэтр Дориан ни о чем не подозревает и не видит причин отправлять ее в тюрьму, девушка на мгновение успокоилась, чтобы в следующую секунду занервничать еще сильнее, но уже по другому поводу.

Пока молола кофе, дрожь в руках почти не мешала. Но когда поставила на горелку, а затем попыталась перелить в чашку… Пришлось долить до верху сливок – господин Дориан сейчас вряд ли что заметит, лишь бы послаще было. Но сахар сыпался на стол, и от полной ложки хорошо если половину удавалось доносить.

А уж когда заварила чай, чудом не облившись кипятком, и пошла на второй этаж, поднос так и плясал в руках, дробно звеня посудой.

Эйден полулежал на постели, откинувшись на высоко поднятые подушки. Глаза закрыты, руки покоятся на одеяле – тонкие кисти с бледной, исчерченной голубыми прожилками вен кожей выглядывают из широких рукавов рубашки, длинные пальцы кажутся стеклянными… И лицо бледное, только на припухшей переносице темнеет свежий кровоподтек. Сильно она его, сама не думала…

– Поставь на стол. – Эби чуть не выронила поднос, услышав его голос. – И уходи.

Она бы с радостью, но как-то не по-людски получалось. Хоть он и сам виноват, если разобраться.

– Вам плохо, господин Эйден?

– Бывало и хуже.

– Я не хотела.

Он открыл глаза, и бескровные губы искривились в ухмылке.

– Представляю, что было бы, если бы хотела.

– Я… Спасибо, что не сказали мэтру Дориану.

– Спасибо – это не то, крошка Эби. С учетом обстоятельств маловато будет. А поцелуй – в самый раз.

Кровь прилила к лицу и тут же отхлынула, оставляя на коже морозный холод. Снова он за свое!

– Разве это так много? И, к слову, не больно, в отличие от…

– Хорошо, – выпалила Эби.

Решительно подошла к его кровати, чтобы быстро коснуться губами губ и закончить разговор. Но Эйден не позволил. Как только она приблизилась, взял за руку и потянул вниз, заставляя присесть.

– Не спеши. – Он погладил ее запястье. Щекотно и… неправильно так… – Знаешь, что мне странно? Браслета нет, а ты есть. Думал, сбежишь. Еще в прошлый раз. А сегодня – точно. Но нет… Значит, бежать тебе некуда. – Заглянул в глаза. – Не бьют, говоришь? Хорошо хоть не бьют. А остальное – плохо. Так плохо, что тебя из этого дома до окончания срока только силой выгнать можно. А сама не уйдешь, хоть и боишься. Боишься ведь? Страшных магов, механических людей… Меня?

Механических людей она только поначалу боялась. Магов? Ну, иногда. А с последним утверждением согласилась, молча прикрыв веки.

– Измучил? – спросил он, пальцем рисуя на ее ладони какие-то знаки. И если отрешиться от всего, сосредоточившись на его прикосновениях, окажется, что выводит одну за другой буквы ее имени. – Проходу не даю? Надоел со своими предложениями?

Эби кивнула.

– Не буду больше, хочешь? Но за это – еще один поцелуй.

Снова кивнула. Лучше уж так.

– Оказывается, с тобой можно договориться, – улыбнулся Эйден. Приподнялся навстречу, и Эби зажмурилась… А он легонько провел пальцами по ее щеке, убирая упавшие на лицо волосы и шепнул на ухо: – Знаешь, там, честно, есть что-то похожее на дом. Покажу в следующий раз…

И лишь потом поцеловал.

Ничего ужаснее этого поцелуя с Эби еще не случалось, потому что… нельзя так… Но она обещала. И терпела… От первого легкого прикосновения сухих, колючих от трещинок губ… и до последнего… Даже когда задыхалась; вместо воздуха глотая его дыхание. И когда голова закружилась, а по телу горячей волной разлилась слабость. Нет, она не обнимала его, вовсе нет – просто нужно было схватиться за что-то… за кого-то, чтобы удержаться на краю внезапно нахлынувшего бессилия… И не отвечала ему… совсем… почти… А собравшись с силами, все-таки оттолкнула.

– Это – первый, – хрипло выговорил Эйден, откинулся на подушки и закрыл глаза. – А второй… Потом. Я скажу когда.

Не дожидаясь, чтобы он сказал «Сейчас!», девушка вскочила с кровати и вылетела за дверь.

– Эбигейл! – окрик мэтра Дориана застал ее на лестнице. – Как там Эйден?

– Он… – Эби облизала внезапно пересохшие губы. – Думаю, ему уже лучше.

К полудню Эйден чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы спуститься в лабораторию к Дориану.

– Вот не помню, – нахмурился маг, когда Мерит открыл дверь, – я говорил вам шифр замка?

– Нет, – беззастенчиво признался молодой человек.

– И как вы…

– Клавикорд. Во времена моего детства было модно обучать детей музыке, а у меня, как выяснилось, имелись задатки.

– И? – продолжал недоумевать Лленас.

– Абсолютный слух. Можно по щелчкам просчитать всю комбинацию. А если нет, то, когда затворы выходят из пазов, слышится характерный звук.

– Да? – удивился маг. – Характерный? Нужно заняться этим… как-нибудь… Клавикорд, значит. И вы до сих пор играете?

Очевидно, он понятия не имел, что за инструмент назвал Эйден, так как, спрашивая, изобразил жестами нечто, напоминающее жестокое распиливание скрипки.

– Нет. Но слух остался.

Когда уши не закладывает предвестником очередного приступа. Эйден промолчал об этом.

Они оба избегали неприятной темы, и Дориан отнюдь не по рассеянности забыл поинтересоваться его самочувствием. Махнул рукой, показывая на стол:

– Взгляните, что мне доставили. Весы! Рычажные, пружинные… эээ… других, кажется, еще не придумали… Да?

Мерит пожал плечами: в механике он разбирался не больше, чем мэтр Лленас в музыке.

– Зачем они вам? – полюбопытствовал он.

– Для Джека. Эбигейл сказала, что он разбил две чашки. Решила, что это от недостатка опыта. Что она понимает! Проблема в другом. Помните, как было со зрением? Информация поступает в искусственный мозг окольными путями. Джек вынужден сначала запомнить предмет и его основные характеристики: вес, объем, степень хрупкости. Но ведь было бы куда проще, если бы он мог сам оценивать эти свойства. На вид – ему это уже под силу. На слух. Обоняние я вложил в него изначально вместе с характеристиками ядовитых газов… А осязание? Он не чувствует вещи, которой касается.

«Не чувствует», – вспомнил, поежившись, Эйден.

– Я это исправлю! Весы – это же так просто. Дополнить суставы пружинами, которые будут сжиматься и растягиваться с каждым движением, – это даст Джеку ощущение собственного тела и представление о весе и плотности предметов, с которыми он соприкасается. Система рычагов стабилизирует равновесие. Информация будет поступать в мозг. Я уже вписал в исходные данные ограничения по массе, чтобы он не повредился, взявшись за неподъемный для него вес. Джек сильнее обычного человека, но силы его не безграничны… А вот с тактильными ощущениями пока сложно. Я думаю снабдить подушечки его пальцев короткими пружинками, реагирующими не только на давление, но и на изменение температуры, но мне кажется, этого недостаточно.

– Недостаточно?! – ошеломленно воскликнул Эйден. – Вы даете ему чувства… ощущения, приближенные к человеческим. Вы создаете тело, которое скоро превзойдет те, что клепает мать-природа, и не удовлетворены своей работой?

– Ну-у-у… – маг развел руками. – Мои датчики слишком грубы. И кожа – кожа, это ведь так важно. А кожа Джека – всего лишь чехол. Он не ощущает холода и жары, влажности… Да и не стоит даже пытаться соперничать с Творцом. Человеческое тело – совершеннейший механизм…

Он задумался. Как будто погрустнел, понурился, но когда поднял глаза, Мерит не увидел в них тоски – только азартный огонь.

– Позволите открыть вам секрет, Эйден? Джек – уже пройденный этап. Сейчас меня занимает другая идея.

Молодой человек слушал не перебивая, а когда маг закончил, честно сказал:

– Воля ваша, Дориан. Но я бы остерегся. Творец не любит конкурентов. Искусственное тело – полбеды, а вот искусственная душа…

Но что бы он ни говорил, мэтр Лленас уже принял решение, и вряд ли чье-то мнение могло его изменить.