Текст книги "Бывший муж (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 4. Яна
Наверное, меня просто тянуло к мужчинам авантюрного склада. После расставания с Ярославом мне просто не хотелось. Никого, ничего. Ни даже для здоровья, как спрашивали мои подруги – тебе разве не хочется секса? Не хотелось. Хотелось только ребенка в охапку и думать, что делать дальше.
А потом случился Антон. Через несколько лет, когда я уже вернулась с сыном в город. И я рискнула. С ним было легко, отчасти тем, что его было мало в моей жизни, он мотался по всей России, часто его заносило за рубеж, и я не могла не видеть его по пару месяцев. А потом он приключался. Вот сейчас приключился.
– Детка, – позвонил он. – Я соскучился.
Я закатила глаза. Нет, развеяться, сходить куда-нибудь и я не прочь, но столько всего свалилось разом. Да и Света, девушка, что сидела с Илюшей если мне нужно было уйти надолго, была не в городе.
– В следующий раз, – обещала я
Выходные почти благополучно прошли. Коробка с новыми коньками заняла место на тумбе в комнате сына, но когда пришло время ехать на тренировку, он взял с собой старые. Я отметила этот факт, но на ребенка решила не давить. Пусть сам решает, что делать с этим подарком.
А потом, следующим днем проходила мимо приоткрытой двери его комнаты и замерла. Он стоял с этими коньками в руках, разглядывал их почти любовно. Меня с головой захлестнуло безудержное желание дать своему ребенку целый мир. И одновременно горькое осознание ограниченности своих возможностей. Я работала, я старалась, я зарабатывала. Но львиная доля моего заработка уходила на ипотеку, я копила деньги, чтобы перекрыть скорее ненавистный долг. Илюшка знал. Он был чудесным мальчиком, мой сын. Он никогда не просил лишнего. Но эта невозможность дать своему ребенку то, что он хочет… Горечь подкатила к горлу, я с трудом ее сглотнула.
Вечером я подошла к нему во время приготовления домашнего задания. Оно в первом классе было немудреным, вроде даже не обязательным, но мы старательно делали все, что говорил педагог. Илюшка выписывал строчки из слов округлым почерком, пыхтя от сосредоточенности.
– Я люблю тебя, – сказала я.
– Я тоже, – удивился он. – Ты такая… Как будто что-то должно случиться. У нас все хорошо?
У нас все было настолько хорошо, насколько могло быть. И было бы еще лучше, если бы Ярослав о нас не вспомнил. Но…
– Носи коньки, – улыбнулась я. – Если они тебе нравятся. А то вырастет нога, потом не налезут и будет обидно.
– Можно? – уточнил Илья. – Ты не любишь его, я же вижу…
– Зато тебя люблю. А это главное.
Не рассказывать же ребенку, которому еще восьми нет, о том, что когда-то я любила его отца больше всего в мире. А потом родился он, мой маленький сын. И все изменилось. Во мне проснулась… Наверное, просто мама, без высокопарных слов. И сразу стало мало. Мало того, что Ярослав мог дать. Мало стабильности, мало денег, мало самого Ярослава в нашей жизни. Много было только тараканов в той съемной квартире, да и у меня в голове.
Илья улыбнулся и на пятничную тренировку взял с собой новые коньки. Антон, который знал расписание наших тренировок и то, что я коротаю ожидание в ближайшем кафе приехал без предупреждения. Наклонился, поцеловал меня, обдав ароматом дорогой туалетной воды.
– Я соскучился, – снова пожаловался он. – Завтра суббота. Когда мы увидимся, как не в субботу?
– Не могу, – мой голос был мягок, но тверд. – У нас… У нас отец объявился. Отец Ильи.
И рассказала. Своему папе не звонила еще, не хотелось тревожить, да и излишней опеки тоже не хотелось. Но поделиться было нужно. Обсудить. Рассказывала по факту, не приукрашивая, не пытаясь выставить себя в лучшем свете. Антон внимательно выслушал, похлопал себя по карманам, по привычке ища сигареты, потом вспомнил, что мы в кафе и огорченно вздохнул.
– М-да, – сказал он наконец. – Но если ты решила, что не будешь гнать его, тебе нужно смириться с его присутствием в вашей жизни. Ему точно нужны лишь свидания с сыном, не с его мамой?
– У него обручальное кольцо на пальце, – сухо ответила я.
Время тренировки подходило к концу, мы вышли на улицу, Антон с удовольствием закурил. Он явно напряженно о чем-то думал, пока мы шли к спортивному комплексу под противным снежным крошевом, что сыпалось с темнеющего неба.
– Ты должна дать ему шанс, – родил он гениальную мысль. – Завтра суббота. Тебе все равно придется ехать на встречу с ним. И что, вы будете два часа обмениваться ненавидящими взглядами? Это время можно провести куда более приятно.
– Нет, – твердо сказала я. – Они виделись только два раза, я не готова.
Антон и Илья ладили друг с другом, благо виделись редко и не считали друг друга за конкурентов. Они смеялись и дурачились, на прощание Антон поцеловал меня в щеку. У меня было твердое правило насчет свиданий – никогда у меня в квартире. Это казалось мне неправильным. Поэтому свидания приключались нечасто, когда Света могла посидеть с сыном, заканчивались в гостиницах или у Антона дома. Мы не виделись больше месяца. Мне бы хотелось сходить в ресторан, но… На этой ноте мы и расстались. А суббота была уже завтра.
– Я знаю, что ты против, – начал Ярослав. – Но мы подписали все необходимые документы. Ты вполне могла бы отпустить нас одних на пару часов. Меня пригласили на пейнтбол. Состязание. Как раз для детей от семи лет и их отцов. Но билетов только два… Больше просто нет.
Я сразу же заподозрила, что билетов два специально. Чтобы не брать меня с собой, чтобы не обмениваться, как и сказал Антон, ненавидящими взглядами поверх головы Илюшки, чтобы он, не дай бог, не увидел. Я хотела отказать. Но против меня три фактора. Первый – загоревшиеся глаза Ильи. Второй – суббота, Антон. И третий – мои комплексы. Наверное я, как и любая мать, что растит ребенка одна, слишком сильно переживаю, что многое ему не даю. Просто потому, что я мать. И что многие мальчуковые развлечения проходят мимо нас. Да, я могу пойти, но как бы я смотрелась в турнире сыновья против отцов? Как престарелая лесбиянка?
– Хорошо, – ответила я. – Но… Сколько длится игра?
– Два часа.
– Через два часа я позвоню.
Я слишком привыкла полагаться только на себя. И что мы с сыном одни против всех. И сейчас мне было почти физически больно. А вдруг Илья поранится, а меня не будет рядом? Вдруг его обидят, а я не смогу защитить его? Потому что меня нет! Ярослав понял мои терзания без слов. Посмотрел на меня, чуть склонив красивую, бессовестную голову, улыбнулся одними лишь уголками губ.
– Дети должны взрослеть, – сказал он. – Илья уже не маленький. Рано или поздно тебе придется оторвать его от своей юбки.
– Да, – едко бросила я. – Наверное, для тех, кто видит своего ребенка раз в семь лет, они и впрямь взрослеют очень быстро.
На языке вертелись еще фразы, но пришлось его прикусить – Илья вернулся. Мы обменялись еще парой фраз. Я уже жалела, что согласилась, но сын… Я попала в ловушку своих же комплексов и страхов.
– Через два часа, – напомнила я.
И не хотелось уже ничего. Ни ресторана, ни Антона, ни коктейля в высоком бокале, о котором в последние недели часто мечталось. Хотелось только, чтобы два часа скорее прошло.
Я мысленно посчитала. Десять минут добраться до этого клуба. Минут десять, чтобы переодеться. Два часа сама игра. Потом снова переодеться. Звонить есть смысл не раньше, чем через два с половиной часа. Время пошло.
– У нас его не так много, – сказал Антон. – Мы не виделись целую вечность.
А я на часы смотрю. Слишком медленно идет время. Раньше, когда я знала, что ребенок с няней, я получала удовольствие от каждой минуты свободы. А теперь…
– Я снял номер для новобрачных, – шепнул он. – Люкс.
Мы находились в высотке, целиком набитой всем, что могло послужить для человеческого удовольствия. Целое многоэтажное здание. Здесь было все, и рестораны, и ночные клубы, элитные фитнес-центры, аквапарк занимающий первые этажи, а верхние, с панорамными видами на город были отданы дорогой гостинице.
– Антон…
– А потом спустимся, нас ждет столик.
Честно, мне было неловко. И даже жаль его. Но в данный момент я точно не могла получать удовольствие от секса. Да от чего угодно.
– Прости, – покачала я головой. – Я слишком взведена. Не хочу… у тебя всегда есть возможность найти более покладистую женщину, не обремененную ребенком.
Антон усмехнулся, взял меня под руку и повел в ресторан. И я была благодарна ему за то, что он не начал настаивать, или того хуже – обижаться.
– Не хочу покладистую, – он отодвинул мне стул и подозвал официанта, что маячил недалеко. – Тебя хочу. Я может, люблю проблемы. Карту вин, пожалуйста.
Вино нисколько не примирило меня с действительностью. Наверное, оно было дорогим. Возможно – вкусным. Я не почувствовала вкуса. Не почувствовала вкуса прекрасного супа с морепродуктами, теплого салата с печеным картофелем, свежей зеленью и розочками из маринованного мяса.
– Ты слишком себя накручиваешь, – сказал он.
– Знаю, – вздохнула я. – Надеюсь потом… привыкну.
Если Ярослав снова не исчезнет из моей жизни. Я старалась поддерживать беседу, но боюсь, не особо успешно. Наконец установленное мною время истекло – можно звонить. Я позвонила. Трубку никто не брал. Да, я слишком себя накручиваю, но у меня затряслись руки. Я набрала номер Ярослава. Потом снова номер Илюшки. Трубку не брали ни там, ни там. У меня по спине стекла капля пота, прочертив дорожку вдоль позвоночника.
– Не волнуйся.
Я едва сдержалась, чтобы не сказать откровенную грубость – уж Антон точно не причем. Глубоко вздохнула. Нашла в заметках телефона адрес Ярослава. Я поеду туда, только позвоню сначала… трубку не брали, а сидеть и ждать у меня нет сил.
– Антон, вызови мне такси…
Машину я не взяла, так как планировала выпить.
– Сам отвезу.
Он решительно поднялся, а я только сейчас поняла, что он не сделал ни глотка, и его бокал все еще полон. Я кивнула – пусть отвезет. Так будет быстрее. Подхватила сумку, взяла в гардеробе пальто, торопливо проговорила адрес. Хорошо, что близко, это один из новых домов вдоль набережной.
– Я быстро, – обещала я.
Дом был огорожен забором, на воротах домофон, но какие-то дети придерживают дверь, ожидая друзей, я проскользнула мимо не глядя на них. Толкнула тяжелую стеклянную дверь. В подъезде консьерж.
– К кому?
Я злюсь за задержку и снова глубоко вздыхаю. Терпение.
– В тридцать шестую.
Мужчина набирает номер, получает добро и указывает мне дорогу к лифту. Лифт так чист, что мог бы состязаться в чистоте с яйцами кота моей бабушки. Тот намывал их при любом удобном случае. Четвертый этаж. Пешком бы быстрее добежала. Если Илья здесь, я… я просто обрадуюсь. Заберу домой. И никому его не отдам больше.
Дверь в нужную квартиру приоткрыта, Ярослав стоит на пороге, удивленно на меня смотрит. С его влажных волос капает вода, на плечи наброшено полотенце, на нем – одни лишь брюки, даже носков нет. Он выглядит неожиданно по-домашнему, но сейчас это волнует меня меньше всего.
– Где Илья? – спрашиваю я. Толкаю Ярослава в голую грудь, прохожу мимо него в квартиру. – Илья!
– Тише, – говорит Ярослав. – Ты его напугаешь… он в душе.
– В душе?
Во мне бушует ураган противоречивых эмоций. Во-первых облегчение, что мой ребенок здесь, на расстоянии вытянутой руки, что он жив и здоров. А во-вторых я просто в бешенстве.
– В душе? – переспрашиваю я и медленно иду на Ярослава.
Он кивает, а я взрываюсь. Все, что копилось во мне последние недели, гнев, разочарование, злость, ярость… все выплескивается наружу. Я бросаюсь на Ярослава. Стучу по нему кулаками. Мне хочется расцарапать его голые плечи, грудь, лицо. Я хочу сделать ему больно.
– Как? Как ты посмел?
Я кажусь себе невероятно сильной. Всемогущей. Мне кажется, что сейчас я запросто могла бы его убить. Но… Ярослав скручивает меня. Спиной в пальто, на котором тают снежинки я прижимаюсь к его голой груди. Мои руки надежно зафиксированы его руками. Устало думаю – я могу пнуть его пяткой по яйцам, но уже знаю – не стану. Выдохлась, только дышу тяжело, словно марафон пробежала.
– Тише, – снова просит он, говоря в мне прямо в ухо. – Он в ванной. Ему краска залилась прямо под шлем. Волосы длинные, слиплись. Я испугался, что если не смыть, то придется отрезать. Возвращать его тебе грязным не хотелось, да и он сказал, что ты пойдешь в ресторан.
– Почему ты не брал трубку? – жалобно спросила я.
Подняла взгляд и увидела ее. Его жену, ту, что надела ему на палец обручальное кольцо. Она была… глубоко беременна. Минимум шестой месяц. Выглядит неважно. Глаза испуганные, смотрит на меня, словно вдруг под своей кроватью монстра обнаружила. С чувством превосходства, но одновременно – с опаской.
– Ярослав? – тревожно спрашивает она.
Я дергаюсь, высвобождаясь из кольца его рук.
– В подъезде подожду.
И выхожу, слыша, как он что-то ей объясняет. Закрываю дверь. Прислоняюсь к стене, сползаю, так и сижу, словно гопник, оскверняя собой элитный подъезд. Дверь снова открывается, выпускает Ярослава, уже одетого.
– Извини, – говорит он. – Наверное телефоны остались в машине.
– Никогда больше так не делай, – устало прошу я, закрываю глаза. А потом вдруг спрашиваю. – Кем ты стал, Ярослав? Роботом?
Щелкает зажигалка. Смотрю на него из под неплотно сомкнутых век. Курит. Улыбается.
– Я стал тем, кем ты хотела меня видеть. Взрослым. Серьезным. Состоятельным. Ты не рада?
– Мне плевать. Это теперь не мои заботы. Ты ее любишь?
Я открываю глаза – мне и правда интересно услышать ответ на мой вопрос. Мы с Ярославом впервые говорим не как абсолютно чужие друг другу люди. Признаем, что у нас было общее прошлое. Одновременно я прислушиваюсь, не раздадутся ли в квартире шаги Ильи, но входная дверь не пропускает звуков. Мне остро хочется попросить у него сигарету, но я терплю – не для того бросала.
– Не так, как тебя когда-то. Но надеюсь, она этого не узнает. – столбик пепла падает на пол, Ярослав не обращает внимания. – Зато она любит меня. Таким, какой я есть.
– Просто ей ты достался готовеньким, – хмыкаю я и поднимаюсь. – Такого легко любить.
И наконец дверь открывается. Выходит его жена. Я наконец понимаю, кого она мне напоминает – важную гусыню, что идет рядом со своим гусаком, гордо ведя за собой выводок гусят. И смотрит она на меня… ее взгляд говорит – о чем бы вы не шептались, что бы вас не связывало, этот мужчина мой. Я снова хмыкаю.
– У него волосы влажные, – говорит она, но смотрит теперь на мужа. – Полчаса ничего не решают. Я думаю…
– Родишь своего и будешь думать, – грубо отрезаю я.
Я вижу, что за ее спиной возится, обуваясь Илюша. Смотрит на меня виновато. Волосы и правда влажные, понимаю я, но ждать здесь больше невыносимо. Наконец теплая ладонь сына в моей руке. Глажу пальцем, чувствую, как подушечки у него сморщились от воды. Улыбаюсь. Теперь все хорошо.
– Пойдем скорее, нас дядя Антон ждет.
Ухожу, не оборачиваясь, даже не думая о том, смотрят ли они мне вслед.
Глава 5. Ярослав
Антон? Антон, мать вашу? Дядя Антон? Неожиданный приступ ревности резанул по нервам, отдался почти физической болью. Я скрипнул зубами – терпение. Ты не имеешь права. Немного успокоился, но легче не стало. Вернулся в квартиру, схватил ключи от машины, куртку.
– Ты куда? – испуганно спросила Дашка.
– У него рюкзак в моей машине остался. Отдам.
Колено щелкнуло и заболело так яростно, что я едва не выругался. Я упал сегодня. Все падали – полоса препятствий была сделана от души. Не заметил даже в угаре неожиданного веселья, споткнулся и грохнулся прямо на больное колено. На некоторое время даже дышать перестал – такой силы была боль. Но… взял себя в руки. Пугать ребенка не хотелось. Пара принятых недавно таблеток чуть утихомирила колено, но сдаваться так просто оно не желало.
Я не жалел, что привез сюда Илью. Я хотел, чтобы он знал, как я живу. Чтобы успел познакомиться со мной до того, как родится девочка. Жаль только, что все вышло так незапланированно. А все чертовы душевые. Одно длинное помещение, пахнущее влагой, хлоркой, полное сырого тепла и пара. Несколько человек. Раздевались до белья, складывали одежду в шкафчики и затем шли в кабинки. Я не стеснялся, нет. Это слишком… по детски. Но вспомнил, как выглядит моя нога. Бедро и колено исполосованное десятками кривых розовых рубцов. К чужим взглядам я привык, но сын… Я не хотел, чтобы он видел. Пока я не готов.
– Тут очередь, – подмигнул я. – Ждать будем целую вечность. Поехали ко мне? Тут близко.
– А мама?
– Отдадим ей тебя чистого, даже не заметит.
Смешно было думать, что не заметит. Сила ее ярости впечатляла. Но она же показала мне – где-то в глубине этой взрослой, серьезной женщины живет моя Янка. Безудержная, чокнутая, яркая. Та, которую я знал. И сейчас я спешил за ними, не щадя больное колено, отдать рюкзак, конечно же, вовсе не для того, чтобы посмотреть на дядю Антона…
– Яна! – крикнул я.
Успел, они стояли у калитки. Она недоуменно обернулась, я в сотый раз подумал, как она красива, даже в ярости. Волосы темные, на них падают снежинки, не тают – холодно. Чуть поблескивают, отражая свет фонарей.
– Рюкзак, – напомнил я.
Илья нерешительно шагнул ко мне. Я открыл машину, достал его рюкзак, колено вновь обиженно щелкнуло. Отдал. Провожать его до калитки было необязательно, но я все же пошел. Увиденное… не порадовало. Хотя, какой мужчина мог бы порадовать рядом с твоим ребенком и твоей женщиной, пусть и бывшей? Холеный мужик, породистый. Знающий себе цену. Я, чтобы стать таким работал над собой больше десяти лет, не всем везет родиться с серебряной ложкой во рту. Здороваться мы не стали, только внимательно друг на друга посмотрели.
– До свидания, – тихо сказал Илья.
Я все стоял. Они уехали, на мне тонкие домашние брюки, под них пробирается холодный воздух. Ветер утих совсем, снежинки падают с неба медленно, даже как будто торжественно. Печально. Ночью Дашка спала плохо. Ворочалась. Просыпалась, просила чай, хотя в связи с отеками и плохой работой почек ей рекомендовали дозировать уровень потребляемой жидкости.
– Одну чашку, – улыбнулась она. – Черного. С лимоном. Пожалуйста.
Я сдался и поставил чайник. Мы сидели на кухне. Она медленно помешивала чай, ложка звонко ударялась об фарфор. Дашка думала. Чай выплеснулся, она даже не заметила.
– Как думаешь, я ему понравилась?
Я решил быть честным, несмотря на то, что в последние месяцы старался не щадить.
– Даш, ему семь лет. Ты чужая, совершенно ему незнакомая беременная тетя. Не все так просто.
Она вздохнула. Подняла на меня взгляд. Он показался мне до странного… знакомым. Именно это выражение обреченной печали. И я вспомнил. Принцесса, старая собака Даши, тучный дог с одышкой и кучей возрастных болезней. Мы усыпили ее немногим меньше года назад, когда онкология не оставила ей шансов. Именно так она на меня смотрела, когда я вез ее на усыпление. Идиотские нервные фантазии, успокоил я себя. Даша оставила недопитый чай, тяжело поднялась, опершись о мою руку.
– До тридцати шести недель, сказал врач, – улыбнулась она. – Потом будут кесарить. Осталось совсем недолго.
– В понедельник отвезу тебя утром в больницу, и прослежу, чтобы тебя больше не выпустили, – обещал я.
Так было бы спокойнее и проще. Я не мог работать дома, и в офисе полноценно трудиться теперь не мог тоже, несколько проектов зависло. До рождения ребенка нужно многое закончить. Многое подготовить. Детскую Даша уже оформила, но по сравнению с остальным это просто мелочь. Что-то мне показывает, что младенцу все равно, где спать, если тепло и мама рядом.
– Имя так и не выбрали, – вздохнула Даша устраиваясь в постели.
– У нас еще есть время.
Утром Даша проснулась первой. Когда я открыл глаза она сидела на краю постели, спустив ноги на пол, сосредоточено прислушивалась к самой себе закрыв глаза. Я напрягся.
– У тебя что-то болит?
– Нет, – тихо сказала она. – Но…
– Но?
Она повернулась ко мне. Лицо землисто-серого цвета, словно все краски стерлись, глаза запали. На шее бешено бьется жилка. Я неожиданно понял – не стоило ей потворствовать. Уступать. Просто, блядь, заставить ее лежать в клинике, если нужно – привязать к постели. Мне не нравилось… не нравилась эта жилка, которая билась так отчаянно, тяжелое дыхание. Она дышала так, словно на ее груди килограммовая гиря.
– Но мне как-то странно, – продолжила она. – Словно я плыву, Слав. Словно все не по-настоящему. Как во сне.
– Блядь, – выругался я.
Торопливо вскочил с постели, натянул штаны, набрал номер врача. Сейчас отвезу ее и плевать на протесты. Дашка же согнулась вдруг, прижала руку к груди, надсадно закашляла. Мне казалось, что я слышу влажные хрипы в ее легких. В трубке текли гудки, я отбросил телефон в сторону.
– Сейчас, – сказал я.
Поднял ее на руки, и только сейчас понял, что халат, в который она одета мокрый. Дашка на меня мутным взглядом смотрит, словно не понимая смысла моих вопросов, неуверенно кивает, когда спрашиваю, отошли ли воды. Звоню водителю, заворачиваю ее в одеяло, одеваться тоже некогда, понесу так. Дашка снова кашляет.
– Я вся в воде, – говорит она. – Из моего влагалища течет вода… Я кашляю водой, Слав. Разве так бывает?
До врача я дозвонился уже по дороге. Нас встречали с каталкой, на которую Дашку оперативно переложили. Она была в сознании, но смотрела сквозь меня. А меня и не заметили, просто оттолкнули в сторону, карусель закрутилась завертелась и отняла у меня жену. Даже если бы не состояние Даши обилие и кутерьма медиков меня все равно бы насторожили.
– Что теперь делать? – растерянно спросил я у пожилой женщины за стойкой.
– Ждать, – пожала плечами она.
Порой просто ждать – самое сложное.
Я годами шел к тому, чтобы стать сильнее. В современном мире сила синоним слов власть и богатство. Теперь у меня было и то, и другое, пусть и нет предела совершенству… но я чувствовал себя совершенно беспомощным. Деньги есть, а гарантий нет. Все мои акции, миллионные договора, платиновые карты сейчас ничего не решают.
Иногда я выходил курить. У дверей видела табличка это дело запрещающая, но мне никто не сказал и слова. Сигаретный дым был безумно горьким, впрочем, горьким был и воздух, который я вдыхал. Врачи снова ли по коридорам, но я боялся окликнуть кого-либо, отвлечь от своей жены и нашего ребенка. Наконец один из них подошел ко мне и сказал, что Дашу прокесарили.
– Как она? – скорее потребовал, чем спросил я.
А потом вспомнил, что стало одним человеком больше. И жизненно важно знать, как у него, этого нового человека дела. И… спросить страшно.
– Сейчас выйдет ваш врач, – махнул рукой парень.
Мой ровесник. Глаза усталые, на халате мазок крови, небольшой, но бросающийся в глаза. Наверное, это Дашкина кровь. Мне не нравилось, как он отводит глаза. Что-то… случилось. Что-то, чему я не мог помешать. Хотелось ударить его, забрызгать халат и его кровью, но я бы этого не сделал. Густая, бессильная ярость просила выхода, но пока я мог держать ее в узде.
– Семь баллов по шкале Апгар на пятой минуте, – говорит вышедший ко мне мужчина. – Дышит сама, но первые сутки продержим в реанимации, под наблюдением. Два с половиной килограмма, сорок шесть сантиметров…
– А Даша?
Он снова говорит. За месяцы беременности я вполне поднаторел во всех этих вопросах, но сейчас слова пробиваются ко мне с трудом. Слишком много страха. Много терминологии. Что такое эмболия околоплодными водами? Он терпеливо объясняет, что никто не мог предсказать такого поворота событий. Что это пиздец, который случается внезапно. Что околоплодные воды попали в кровоток матери через сосуды отслоившейся плаценты. Что кесарили экстренно, чтобы спасти ребенка. И что сейчас за жизнь Даши борются лучшие врачи, что есть в нашем городе…
– Вы можете посмотреть на ребенка, – говорит врач, словно предлагая мне бонус за плохие новости. – Я вас проведу.
Я отдаю пальто, надеваю стерильный халат, мне выдали даже белые тапочки. Иду по коридорам, залитым ярким, режущим глазам светом. Потрогать или подержать ребенка мне не дадут. Но я смогу на нее посмотреть через окошко стеклянного инкубатора, в котором ее держат на всякий случай.
– Здесь запрещено находиться посторонним. Я даю вам только минуту…
Женщина, что сидит на стуле в конце большой комнаты смотрит на нас сердито. А я смотрю на прозрачные стеклянные коробки. Большая часть из них пуста. В самом ближнем лежит ребенок, больше похожий на лягушонка – такой он маленький и беспомощный. Все венки видно через кожу, ручки ножки крохотные и тонкие. И я ругаюсь, что это наша девочка… но меня ведут дальше.
– Вот.
В отличие от того малыша, который лежит в одном лишь чепчике и памперсе, наша девочка завернута в пеленку. Явно не новую, на ней голубые рисованные рыбки, а еще – печать медучреждения. Девочка выглядит сиротой. Хотя… я гоню от себя страшную мысль. Вглядываюсь в крошечное лицо, которое едва выглядывает. Оно насуплено. Глаза закрыты, девочка то ли спит, то ли просто не хочет видеть этот жестокий мир. Носик крохотный, сжатые губки. Брови едва видно, словно и нет их. Лицо такое маленькое, меньше моего кулака. А еще она совершенно неподвижна. Я не могу определить поднимается ли ее спеленутая грудь и это доводит меня до исступления. Мне хочется открыть этот стеклянный гробик и проверить дышит ли она. Она слишком кажется… мертвой.
– Она…
Я почти осмелился задать страшный вопрос, и тут малышка сморщила личико – хотя куда уж больше, и пискнула едва слышно. Ротик приоткрылся и снова закрылся. Мне стало легче, если вообще может быть легче в такой ситуации.
– Вам надо отдохнуть, – говорит врач.
Словно кто-то сможет отдыхать, когда где-то, совсем близко, может в десятке метров, в этом же здании, сражается за жизнь его жена. И пусть я никогда не любил ее так, как мог бы, она была дорога мне. Я ответственен за нее. Она мать моего ребенка. Она мне доверилась…Горечь снова перехватывает горло спазмом.
– Мы вам позвоним, если что-то изменится. Сейчас вы ничем не можете помочь, а я нужен ей.
Я киваю. Иду куда-то. Звоню. Ищу лучших врачей, потом понимаю, что рядом с ней и так самые лучшие, что есть в нашем городе. Курю, снова курю. Звоню в клинику, выслушиваю сухой отчет. Порываюсь туда вернуться, еду куда-то. Пришел в себя перед воротами, на которых красными буквами табличка – не парковаться. Мой дом. Я вернулся к себе домой, но в квартиру я не хочу, там никого нет. Сейчас… покурю. Попью кофе на вынос. Поеду обратно.
В машине висел сизый дым, кондиционер отключен, двигатель заглушен, наверное, я уже долго сижу тут. Открыл окно, впустил холодный воздух, глубоко вздохнул. Надо вернуться. Нужно что-то сделать. Легкий стук в стекло нисколько меня не удивил, я повернулся равнодушно. Не удивился и увидев Елагина, только кивнул, приветствуя. Он кивнул в ответ, открыл дверь и сел рядом. Закурил, словно мало вокруг дыма – достаточно просто дышать.
– Что тебе нужно? – спросил он.
– Не знаю, – равнодушно ответил я.
Вспомнил, каким младенцем был Илья. Яростным и крикливым. Сильным. А девочка такая эфемерная… что страшно.
– Зачем ты вернулся в нашу жизнь?
Нашу, не их. Я даже очнулся, выпал на мгновение из своего транса, посмотрел на него с интересом.
– Ты отказался от них, – напомнил он. – Знаешь, я не был идеальным отцом. Порой я давил на Яну. Ей было непросто со мной. Но я… я был отцом. Когда ее мать умерла, Яне только три года было. Я не мог отдать ее пожилым бабушкам. Не отдал. Было… странно. И тяжело. Но, блядь, мои руки все еще помнят, как плести косы!
Выбросил сигарету в открытое окно. Пожалуй, холодно, равнодушно думаю я.
– У меня дочка сегодня родилась, – тихо сказал я. – Два с половиной кило. Сорок шесть сантиметров. Семь баллов по шкале Апгар.
– Поздравляю, – едко бросил Елагин. – Папаша.
– Спасибо.
Мой голос сух и невыразителен. Меня поздравили, я принял поздравление. Не больше. Но Елагин вдруг посмотрел на меня внимательно.
– Как ее мать?
– Была остановка сердца. Ее запустили вновь… Я не знаю, как. Я ничего не знаю.
Очередная сигарета не была горькой. Она была безвкусной.
