Текст книги "Блондинки моего мужа"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

3. Глава третья, утверждающая, что, кто не спрятался, – я не виновата.

И кто бы мог подумать, что в нашей стране проживает так много народу? Если бы чиновники пользовались общественным транспортом, то, наверное, давно объявили бы общегосударственную борьбу с ужасным перенаселением государства.

“А может, все кинулись искать Георгия синхронно со мной? Вполне реальная ситуация для моего патологического невезения. В общественном транспорте, полагаю, царит благодать и раздолье, лишь, когда я езжу на Форде … Помнится, Тёмка рассказывал даже, что ехал к нам, сидя в электричке. Сидя, а не полувися, как я сейчас”, – мысленно посмеивалась я сама над собой, чтобы не впасть в крайнюю степень раздражения. А злиться было из-за чего: вжатая носом в мощную спину какого-то обмотанного в холщовую куртку дедугана, я вот уже минут десять как пыталась вывернуться и принять более удобную позу. Едва это удалось, как вагон качнулся, слегка струсив своё содержимое вправо. Огромная тележка, груженная подозрительно подмокающими снизу картонными ящиками, деловито качнулась и наехала прямиком мне на ногу. Хозяин тележки, хрупкий сутулый юноша в очках, умудряющийся даже в такой толкучке читать какую-то книжицу, не глядя, схватился за ручку тележки. Сдвигать это тяжеленное создание с нового места юноша не спешил. С трудом вытянув руку откуда-то из недр толпы, я потянулась и слегка похлопала юношу по плечу. Читающую публику я всегда уважала, поэтому хамить не спешила.

Ваша тележка стоит на моей ноге, – вежливо обратилась я к юноше, – Ничего, не мешает?

Нет, нет, – рассеянно ответил он, не отрываясь от книги, – Все в порядке. Совсем не мешает…

Я растерялась настолько, что даже забыла о своем уважении к читающим.

Молодой человек?! Вы уж определитесь: или с книжкой, или с тележкой… Вы же здесь не один, в конце концов!

Юноша оторвался, наконец, от чтива и недовольно огляделся по сторонам.

Увы, не один. Не согласиться с вами нельзя.

Будьте любезны, уберите тележку с моей ноги.

– Да, пожалуйста, – юноша, который при ближайшем рассмотрении оказался не столь уж и юн, глянул на меня, как на сварливую бабу и, пожав плечами, отвернулся. Тележку он при этом сдвинул, но, увы, не в ту сторону.… Когда замоченное предварительно во всей окрестной грязи второе колесо тележки наехало на мою уже больную ногу, я не выдержала.

Ну, знаете ли! – с этими словами я оперлась всем весом на ящики и резко выдернула ногу. Надо ж такому случиться, что именно в этот момент у электрички случилась остановка. Причем, не простая остановка, а самая рейтинговая. Та, на которой можно было пересесть в другую электричку, более нужную. Добрых три четверти вагона, оказывается, ехали именно на ту нужную станцию. Рванувшись к выходу, они освободили тележке место для маневров. От моего толчка она слегка наклонилась, не удержала равновесие и рассыпалась по тамбуру раскрывающимися на ходу ящиками с морожеными окорочками. К счастью, через несколько минут почти все люди уже вышли из тамбура.

Юноша начисто забыл о своем чтиве.

Как всегда! – причитая, обладатель куриных ног, кинулся собирать свою собственность, – Стоит хорошенькой блондинке появиться на горизонте, как тут же на голову сыпется туча неприятностей.

Ваша голова на полу тамбура? – я наивно захлопала ресницами, – Неприятности, как я вижу, высыпались на пол…

Польстившись на “хорошенькую блондинку”, которой юноша наградил меня, конечно же, исключительно по близорукости, я все же решила помочь несчастному, и теперь тоже собирала куриные останки в ящики.

Попрошу не обижать товар! – грозно поправил очки юноша, – Куриные ноги – это приятности, а никак не наоборот, – после этого парень с сокрушенным видом заглянул в ящик и печально добавил, – Были. Это третья моя работа за последний месяц! – юноша тяжело вздохнул. Потом извлек из кармана ветровки белоснежный носовой платок и, коротко дыхнув на окутанную пылью куриную ногу, принялся аккуратно протирать особо испачканное место. Нога не очищалась. Юноша чертыхнулся и с силой кинул её в дальний угол тамбура. Потом взял себя в руки, извинился (кажется, перед ногой) и снова поднял её с пола.

Я невольно захихикала.

Простите, просто это смотрится так нелепо, – потом я все же решилась на вопрос, – А вы на каждой работе что-то кидаете?

Нет, – нахмурился юноша, – На двух предыдущих кидали меня. Потому и уволился. А отсюда, – парень кивнул на окорочка, – Отсюда, похоже, уволят хозяева. И где вы только взялись на мою голову?

В Чернышихе, – любезно ответила я, – У нас с мужем там мамина дача.

Да? – юноша на миг как-то оживился, но потом сник, – Есть у меня одни знакомые в Чернышихе, только те в электричке разъезжать не станут.… Стало быть, это не вы…

Что ж это за знакомые такие, что вы даже не знаете, как они выглядят?

Такие вот незнакомые знакомые. Вы бы с моё с хорошенькими блондинками понаобщались, и не таких бы знакомых заимели. Это хорошо, кстати, что вы замужем. А то я уже очередных страшных неприятностей испугался.

Так я ж их, вроде, уже принесла! – обиделась я за собственную значимость, – Окорочка вам испортила…

Вышедший фразой раньше перекурить в тамбур пожилой мужчина, услышав мою последнюю фразу, вдруг подавился и принялся подозрительно коситься на ноги моего собеседника.

Подумаешь, окорочка, – отмахнулся студент, – Среди блондинок бывают такие, которые, вместе с окорочками и жизнь тоже портят. Сначала заставляют кучу бреда совершать, а потом уж и остановиться не дают… Блондинки – бич всей моей взбалмошной жизни! Хорошо все же, что вы замужем.

Мой муж тоже так думает, – на всякий случай холодно ответила я.

Юноша затих, снова уткнувшись в книжку. Возможно, я переборщила с сухостью тона последней фразы.

– Что читаете? – покосившись на обернутый газетой переплет, поинтересовалась я. Ехать было еще довольно долго, поэтому я решила отбросить предрассудки и продолжать беседу. Надо же как-то отвлекаться от тревожных мыслей. Тем более, не так часто желторотым юношам я кажусь “хорошенькой блондинкой”. Впрочем, почему бы и нет? Соломенные мои кудряшки назвать темными было ну никак нельзя, а курносая физиономия, с должного расстояния и при должной близорукости, вполне могла показаться “хорошенькой”.

“Почаще надо общественным транспортом ездить”, – подумалось вдруг мне, – “Лучший способ повысить самомнение.… А так, целый день в машине, как Гюльчатай в парандже… Конечно, ни единого лестного отзыва за день. “Открыть личико” – только Гаишники просят и то, отнюдь не ласковым тоном. Вот и страдаю от комплекса неполноценности. Вот и мерещится мне собственный солидный возраст там, где еще и не ступала нога старения. “Ах, на меня уже никто не обращает внимание! Это старость!” – страдаю я периодически. Враньё! Это потому, что новых лиц не вижу, а старые – или настолько уже ко мне привыкли, что комплименты говорить не будут, или настолько уже осточертели, что комплименты их хуже любых ругательств воспринимаются. Великая вещь – выход в народ. Сразу личностью себя чувствуешь. Ну…. Не сразу, а как только толпа спадет…”

Толпа в электричках, как я поняла, чем-то напоминала дневную жару: спадала к строго определенному времени.

Читаю методичку по предмету “сценарное мастерство”. Мой научрук написал. “Он нас читать себя заставил, и лучше выдумать не мог…”.

Я моментально вспомнила о своей сестрице-Настасье. В преддверии окончания школы, Сестрица воспылала вдруг талантом и страстью к теле-постановкам. Даже на подготовительные курсы сценаристов пошла, по этому поводу. Конечно же, глубоко травмируя при этом родителей и преподавателей. Родителей – эфемерностью выбранной специальности. Преподавателей – взбалмошным характером покоряющего мир подростка и неимоверной длины ярко-синими ногтями с портретами Масяни на каждом втором пальце. Одну меня сестрицыно решение готовиться к поступлению в Академию культуры, ничуть не огорчало. Главное, чтоб ребенок был чем-то увлечен, и не превращался в праздноболтающееся по чужим жизням существо.

Теперь же, глядя на своего попутчика, я представила Сестрицу в обнимку с куриными ногами, и поморщилась, какой-то частью мозга присовокупившись к мнению родителей.

И давно это студенты – сценаристы развозят ящики с окорочками? – несколько более насмешливо, чем следовало бы, поинтересовалась я.

Давно, – невозмутимо ответил студент, – Вот как перестройка началась, так и стали развозить… Дитям на мороженое, бабам на цветы! Ну и себе на закуску, чтоб не перепутать.

Возникновение потребностей в детях, закусках, а уж тем более, бабах, у Сестрицы в ближайшее время не намечалось, поэтому я улыбнулась. Люблю остроумных людей.

Пойдемте, может, присядем, – заглянув сквозь разбитое стекло раздвижных дверей в полупустой вагон, предложил студент, – Правда, окорочка с собой катить придется…

Ничего, они у вас уже обкатанные, – в тон ответила я и первой шагнула в вагон. Сидеть на изгибающейся желтой скамейке отчего-то оказалось очень удобным. Решив, во что бы то ни стало, стащить из какого-нибудь списанного на свалку вагона скамейки для родительской дачи, я мысленно прокручивала план предстоящего похищения. В каждой задумке львиная доля действий отводилась Георгию. Я снова вспомнила о своей беде и впала в пессимизм.

“Ах, Жорочка, Жорочка… И на кого ж ты меня покинул–то? Теперь даже преступление совершить не с кем. Ну, правда, как ты мог меня оставить в такой дурацкой ситуации? Ну, погоди, найду, обязательно на тебя за это исчезновение обижусь!”

В этот момент в вагон зашел высокий бледный джентльмен в отглаженном костюме. В одной руке его красовался пластиковый стаканчик, в другой – костыль. “Подайте инвалиду!” – гласила табличка, вместо галстука повешенная на веревке, обмотанной вокруг отглаженного ворота рубашки. Аккуратный вид нищего благоприятно действовал на пассажиров. В стаканчик осторожно бросали мелочь. Я бы тоже, наверное, бросила, но тут зазвонил сотовый. Я и еще парочка пассажиров потянулись к сумкам. Звонок повторился. На четвертом звонке человек с табличкой на шее недовольно сморщился, переложил костыль и стаканчик в одну руку и вытащил из-за пазухи сотовый телефон.

Да? Я же просил не звонить мне, когда я на работе! – рявкнул он в трубку, после чего нажал отбой, вернул телефон в карман и снова протянул стаканчик женщине, которая за минуту до этого собиралась осчастливить несчастного копеечкой.

Все замерли в изумлении.

Знаете, – ошарашено пробормотала женщина, – Это как-то даже смешно получается… Я вот вам собиралась милостыню подавать, хотя, знаете ли, сама работаю-работаю, а на сотовый телефон себе еще не заработала…

Нищий, кажется, обиделся. Резко развернулся, довольно шустро для инвалида направился к тамбуру, обернулся возле выхода и с поражающей всякое воображение горячностью прокричал:

Это потому, что вы жрете много! Жрать надо меньше, тогда на что угодно заработаете! Жрать надо меньше, понятно?

Захлопнутая со злостью раздвижная дверь еще несколько секунд ездила туда-сюда по своим засаленным рельсам. В вагоне стояла тишина. Потом кто-то не выдержал, хмыкнул робко. Кто-то следующий присоединился. Вскоре пассажиры дружно хохотали.

Нет, видали такое? Жрать, говорит, надо меньше… Хам! Остроумный, надо заметить, хам! – сквозь смех дребезжала обиженная женщина.

Я улыбалась вместе со всеми. А вот мой новый знакомый сидел, насупившись.

Вам это не кажется смешным? – поинтересовалась я.

Нет, – резко ответил парень, – Откуда мы знаем, что толкнуло этого несчастного просить милостыню? Откуда знаем, что чувствовал он, когда эта мегера его отчитывала? Я вот тоже, может, был бы посмелее, пошел бы подаяния просить. “Я бы в нищие пошел, пусть меня научат…” Грех смеяться над тем, чего не понимаем…

“Господи, и откуда у нашей молодежи берется столько горечи в мировосприятии?” – я вспомнила вдруг печальные глаза Марии, рассказывающей о своем негодяе-кузене, – “Мы в их возрасте воспринимали все значительно легче…” Потом я снова вспомнила о Настасье, и с тайной гордостью за сестру добавила: “Правда есть и среди нынешней молодежи особи, которые, скорее весь мир загонят в депрессию, чем позволят хоть на каплю испортить своё настроение”. В последнее время сестрица славилась неиссякаемым оптимизмом, который моя подозрительная мамочка в тайне принимала за безграничную глупость и ужасно переживала.

Молодой человек, – ловя себя на назидательных нотках, вспомнила, наконец о собесденике, я, – Смеяться – это в любом случае хорошо. Беззлобно смеяться, разумеется. Поэтому, никакой это не грех. Это защитная реакция общества. Смех сплачивает, помогает не впасть в депрессию. Один известный классик писал, что “люди смеются хотя бы для того, чтоб не плакать”.

Студент как-то странно посмотрел на меня. Так, будто последняя фраза возымела над ним какую-то странную власть. Потом коротко мотнул головой, ничего не ответил и снова уткнулся в свою книжку.

“Экий обидчивый молодой человек”, – с грустью подумала я, замечая, что не могу больше контролировать собственное беспокойство, а отвлекать сознание уже не на что, – “Эх, Жорочка, помнишь, я всегда говорила, что ты вредный и ужасно обидчивый… Так вот. Я ошибалась. В сравнении с некоторыми индивидуумами, ты совсем не обидчивый. И вообще… Самый лучший, самый нужный, самый хороший и все такое… И надо же было пропасть именно в тот момент, когда я ощутила все это. Вот негодяй!”

На следующей же остановке, сухо простившись, студент вывез свои окорочка к выходу. Разворачивая тележку, он привычно проехался по моим модным ботинкам. Может, мстил за нотацию о пользе смеха?

Студент ушел, а тревога осталась. Оказавшись в гордом одиночестве, она быстро обратилась в центр внимания моего мозга и начала разрастаться.

“Первым делом нужно заехать домой. Жорик наверняка заходил туда, оказавшись в городе. Должен же он был переодеться после копания в огороде…” – на дачу Георгий принципиально ездил в каких-то страшных лохмотьях, олицетворяющих, по мнению Жорика, рабочую одежду огородника. Никакие мои уверения о том, что переодеваться можно уже на даче, и что городские соседи могут случайно получить инфаркт, увидев его в дачном виде, Георгия не убеждали. Впрочем, рабочая одежда Георгия благотворно влияла на Гаишников. У некоторых, когда они останавливали Жорика, и тот во всей красе выходил из машины, было совершенно невозможное для работника ГАИ выражение лица: будто они хотят не взять, а дать остановленному водителю что-нибудь…

“Можно еще заехать к Жоркиному отцу… Может, Георгий там появлялся. Нет, только заставлю отца нервничать. Панику пока поднимать рано. Вот если до завтрашнего утра не найдется – то начну звонить всем и вся… А пока, увы, придется поискать самостоятельно”.

Легко сказать, “поискать самостоятельно”. С этим у меня всегда были проблемы. Не с самостоятельностью, разумеется, а с поисками. Вот по части потерь я специалист. Что только не теряла я за свою жизнь! От не слишком-то ценных вещей, вроде головы или совести, до стратегически важных предметов, наподобие молодости, номера телефона лучшего парикмахера города или двухметровой резной подставки для обуви, которую в суматохе переезда я умудрилась забыть под подъездом прежней квартиры. Искать что-либо я не умела, а вот теряла вещи с истинным изяществом. К примеру, все детство я регулярно теряла варежки. Не выдержав, мама пришила их на резинке к воротнику моей шубы. На следующий же день я снова вернулась со школы без рукавиц.

Мам, я их снова потеряла, – деловито ставила родительницу в известность о своих подвигах я, названивая той на работу.

Как?! Это же невозможно! Ты что, отпорола их от резинки?!

Нет. Вешала пальто в раздевалку – они были, – оправдывалась я, – Пришла домой, чувствую, чего-то не хватает.… И в карманах смотрела, и везде…

Оказалось, я надела чужую шубу. Не свою, старую кроличью, а новую, мутоновую, одной своей одноклассницы. В общем, если бы задача стояла что-нибудь потерять, то я справилась бы с необычайной легкостью. Но вот найти.… Все мои предыдущие попытки что-нибудь поискать оканчивались всегда неожиданными и не всегда безопасными результатами. Находила я обязательно что-нибудь не то. К примеру, искала, еще живя с родителями, сестрицын свитер – нашла собственного отца, спрятавшегося в шкаф от мамочкиных требований помочь в проведении уборки. Или, искала как-то в квартире у лучшей подруги что-нибудь съедобное, – нечаянно нашла тайник её мужа с необычайно секретными документами…

“Похоже, пора извлекать пользу из предыдущих ошибок” – я попыталась как-то упорядочить мысли и выжать из них хоть несколько грамм выгоды, – “Чтобы я что-нибудь нашла, нужно искать нечто совсем другое. Что ж, попробую обмануть судьбу. Буду делать вид, что ищу вовсе не Георгия… ”

Стоит все же отдать должное моему психическому здоровью, подобный бред я думала не в качестве основного занятия, а как развлечение по пути к дому. Со времен открытия своего детективного агентства, мы с Георгием жили в квартире, служащей офисом в рабочее время и домом – во все остальное.

Телефонный звонок отвлек меня от рассуждений и заставил остановиться. В сумочке сотовый оказался погребен под таким количеством всяческих вещей, что раскопать его быстро не удалось. С молниеносной скоростью, высвободив, наконец, аппарат из-под маленькой крестовой отвертки и переложив в сторону счастливый билетик, попавшийся мне год назад в трамвае, я оторопела. Звонивший уже давно отчаялся со мной поговорить и повесил трубку. Автоответчик высвечивал номер телефона моих родителей. Воображение моментально включилось в работу.

Георгий с моей мамочкой решили разыграть меня! Скажем, чтобы проверить глубину моих супружеских чувств. Сидят сейчас, преспокойно попивают кофе и смеются. Решили, что уже пришло время признаваться в том, что ничего не случилось, вот и позвонили… Нет. Оба они, конечно, большие оригиналы, но на такую жесткую шутку не способны.

Значит… Значит, с Жориком случилось что-то ужасное… Милиция хотела сообщить лично мне, но, не застав никого дома, была вынуждена позвонить моим родителям. Точно! С чего еще родители решили бы позвонить?

Не в силах больше сражаться с неизвестностью, я бросилась к телефону-автомату. Звонить с сотового на городской, имея под рукой автомат, даже в самой критической ситуации, казалось признаком дурного тона.

Оставалось только мечтать, чтобы трубку взяла Сестрица. Та, едва заслышав мой голос, моментально расплывалась в улыбке и тут же сообщала все окрестные и близлежащие новости, не дожидаясь расспросов. Обычно это несколько раздражало (я терпеть не могу пустую трату времени), но в некоторых случаях было как нельзя кстати. Мамочка бы от прямых расспросов на тему местонахождения Георгия, впала бы в истерику. Воображение я унаследовала от родительницы, поэтому на личном опыте знала, как легко можно довести себя до ужасного беспокойства.

Слушаю и повиную! – одновременно обрадовала и огорчила меня Сестрица. Обрадовала – самим фактом своего, а не мамочкиного, существования по ту сторону телефона. Огорчила – странностью произнесенного.

“Может, она не совсем вменяема, и её лучше не трогать?” – воображение тут же подключилось к ходу мыслей, – “Точно! Сестрица сошла с ума, взлелеяла свою манию величия и решила покорить мир. Начать она решила с Жорика, и, видимо, держит его сейчас в заложниках… Небось решила таким способом выпросить себе разрешение подолгу сидеть в интернете. Обычно ведь, мы с Жоркой, ей это запрещали…”

Картинка получалась до крайности глупая, нереальная, но желанная. Ведь это автоматически обозначало бы, что никакие злодеи на Георгия не нападали.

Что молчите, как рыба об лёд? – грозно поинтересовалась Сестрица в ответ на мою растерянность.

Мысль изреченная, есть ложь, – Настасьина странность в разговоре оказалась заразной.

Ка-тю-ю-ю-ша!!! – весь налет террористической экзальтированности с Сестрицы, как рукой сняло, – А когда ты в гости придешь?

Ну, я ж сама не хожу, нужно выбрать время, когда Георгий свободен будет, – задумчиво проговорила я, надеясь, что сейчас Сестрица радостно сообщит, что Жорик, как раз, сейчас у них, а вот где я, никому неизвестно…

Женатый мужчина всегда несвободен. Чтоб он стал свободен, ему нужно с тобой развестись, – невообразимо серьезно сообщила Сестрица, после чего снова переключилась на принятый у неё для общения со мной детский тон, – Так что же, вы теперь вообще никогда не придете? – наигранно по-детски заканючила она, – Приходите, только купите по пути…

В этот момент нервы автомата не выдержали, и связь оборвалась. Всё необходимое я, собственно, уже узнала, но не перезванивать было как-то неудобно.

Ча-ча-ча! – сказала Сестрица, в ответ на мой повторный звонок и положила трубку.

Я слегка оторопела.

“Может, шифр? Может, так она хочет сказать, что не может разговаривать? Может, Георгий все же у них, или им что-то известно о том, где он?”

Следующий звонок не принес ничего утешительного.

Ча-ча-ча! – упрямо проговорила Настасья, прежде чем из трубки раздались короткие гудки.

Я протерла глаза, потрясла головой, обошла один раз вокруг телефона и на всякий случай трижды сплюнула через плечо. Потом вспомнила, что все время путаю, через какое плечо плевать, и сплюнула через другое. После этого снова набрала родительский номер.

Только не морочь мне голову своим “ча-ча-ча”! – прокричала я, едва кто-то взял трубку.

Ты не заболела? – озабочено поинтересовалась мама.

Я – нет, – честно ответила я, – А вот Настасья, не знаю. Что это за “ча-ча-ча” она мне тут устроила. Я звоню чтоб узнать, не появлялся ли у вас Жорик, а вовсе не для того, чтобы выяснить, что родная сестра решила довести меня до белого каления.

Спустя некоторое время, за которое оба испорченных телефона – и мамочка и мой телефон– автомат – вытрепали мне все нервы, выяснилось, что Сестрица, всего лишь пыталась закончить свою предыдущую мысль и отключиться, прежде чем я успею отказаться прийти. Говорила она, оказывается: “Чай, чай, чай!”, мол, “приходите, только купите по дороге чай, а то у нас заварка закончилась, а мне лень идти в магазин, куда родители меня упорно гонят.” Все это умная, по мнению Сестрицы, я, должна была понять из загадочного “ча-ча-ча” и немедленно явиться в гости. А повергать меня в ужас Настасья вовсе не собиралась. Оставшееся на телефонной карточке время я потратила на то, чтоб объяснить ничего о местонахождении Георгия не знающей мамочке, что и я её тоже не собиралась повергать в панику. На очередное: “Как же так? Жорочка пропал! Ох, чует моё сердце…”, мне пришлось спешно заявить, что Георгий уже нашелся. Я даже прокричала в пространство: “Эй, Жорик, привет!”, чем успокоила маму, зато ошарашила случайных прохожих.

В общем, в доме у моих родителей Георгия не оказалось. Самое время было поискать на его собственной жилплощади.

Переступив порог, я оторопела. В первую минуту подумалось даже, что я попросту не туда попала. Осознав, по некоторым беспощадным приметам (отклеивающийся угол обоины под потолком, иссиня-черная царапина на полированной поверхности гардероба), что дом все-таки мой, я на всякий случай закрыла оба замка входной двери и даже цепочку повесила. Главное, вовремя! А вдруг злоумышленники еще не ушли? Лихорадочно вцепившись в сотовый телефон, я собралась уже звонить Жорику, жаловаться на творящийся кругом ужас, но вовремя спохватилась, вспомнив, что Георгий сейчас занят, и ответить на мой звонок не сможет.

Эй, есть здесь кто? Отзовитесь! – осознав, что преступники вряд ли честно ответят на мои вопросы, я решила слегка изменить тактику – Ну, смотрите! Пеняйте на себя! Я – иду! Кто не спрятался, – я не виновата!

Я разулась, вооружилась проживающим за коридорным шкафом совком и, старательно переступая набросанный на полу беспорядок, принялась исследовать квартиру.

Все вверх дом! Ящики стола выпотрошены, бумаги валяются по всей комнате, одежда выброшена из гардероба, складывающаяся в шкаф кровать – наполовину разложена и, висит, словно вывалившийся из пасти собаки язык. И как, спрашивается, я могу искать мужа в таком бардаке!

Тщательно обследуя развалины домашнего уюта, я не нашла ни одного живого существа, зато обнаружила массу более полезных вещей. Свои стоптанные, но нежно-любимые босоножки, трагически утерянные летом. Прощальное письмо от одного близкого мне в молодости человека, которое я так тщательно прятала от возможной ревности Георгия, что сама забыла, где оно находится. Новые кожаные перчатки, исчезнувшие у Сестрицы прошлой зимой…

Вот видишь! Искала одно, – нашла другое! Если хочешь найти Жорика, ищи что-нибудь противоположное! – настойчиво напомнила я себе вслух. Разговаривая сама с собой, я всегда чувствовала себя значительно увереннее. Наличие умного собеседника значительно облегчало напряженность ситуации.

Еще несколько минут я нелепо топталась на месте, разрываясь между желаниями немедленно кинуться наводить порядок и срочно свалиться в обморок, чтобы все происходящее больше меня не касалось.

Нет. Нужно оставаться дееспособной. И при этом лучше ничего не трогать. Вдруг придется вызывать милицию.

Мысленно я моментально представила картину завтрашнего утра. Упершись влажными глазами за окно, я, прямая и гордая, шевелю одними губами, излагая мужественному на вид представителю органов происшедшее.

Вчера днем раздался этот странный звонок. Я встревожилась и поехала в город. В квартире Георгий не обнаружился, зато обнаружился этот ужасный беспорядок. Я не стала беспокоить вас, пока не выждала приличествующее ситуации количество времени…

Для женщины вашей внешности вы поступили на удивление разумно. Теперь мы снимем отпечатки пальцев злоумышленников.

Тьфу ты! И отчего я вдруг превратилась в такую дуру? Неужто появление в доме распрекрасной Марии породило во мне столько комплексов? Только и мыслей теперь, что о собственной внешности! – последнюю фразу, разумеется, я говорила не представителю органов и даже не в воображении. Возмущение спугнуло вымышленного милиционера, и он тут же испарился. Вовремя! Еще не хватало, чтобы увиденная картинка сбылась. Так и накаркать недолго. Вдруг Жорик действительно не появится до следующего утра?

Оценив возможный ущерб от этого моим нервам, я поняла, что таки да, придется срочно искать. Я продефилировала в кухню с таким видом, будто нынешнее состояние офиса вполне меня устраивает. Щелкнув кнопкой на чайнике, – единственном представителе электронной техники, который безоговорочно меня слушался, я дождалась кофе, сделала несколько глотков и попыталась надумать, все-таки, что-нибудь дельное.

А может, и не было никаких злоумышленников? Может, это сам Георгий такое в спешке натворил? – с надеждой спросила себя я.

Нет! – безжалостно ответила я себе, – Всю жизнь оставался один дома без особого ущерба для порядка, а теперь вдруг резко испортился? Сомнительно. И потом, Жорик, с его патологической страстью к доведению всего до логического конца, на таком бардаке бы не остановился. Если б уж он затеял учинение беспорядка, то, наверное, и подушки кресел бы повспарывал и стол бы до косточек разобрал…

В этот момент в дверь позвонили. Только этого мне еще не хватало! Мы же всех перед отъездом предупредили, что уходим в отпуск!

Кто там? – наткнувшись взглядом на запертую на цепочку дверь, я вспомнила о необходимости действовать осторожно.

Открывайте, милиция!

Дрожащими руками я вцепилась в замок.

“Чтоб ему пусто было, этому моему воображению! Теперь милицию напророчило! Господи, какие же новости привели представителей органов в наш офис?”

К тому моменту, когда дверь, наконец, открылась, я была совершенно не в состоянии соображать. Перед мысленным взором стоял образ любимого. Неужели все настолько плохо?

Что вы здесь делаете? – мужественный на вид представитель органов спрятал удостоверение и исподлобья уставился на меня.

Что с ним? – в свою очередь заговорила я, приказывая сама себе успокоиться.

С кем? Подождите, ответьте сначала на мой вопрос. Что вы здесь делаете?

Ищу, конечно. Что еще я могу тут делать!

Кого ищете? – работник органов недовольно нахмурился и зачем-то поставил ногу в проем двери, – Объяснитесь немедленно.

И тут я вспомнила о том, что случается, когда я прямо показываю судьбе, что именно ищу.

Ищу… – я вдруг принялась описывать личность прямо противоположную по внешним данным Георгию, – Молодого человека, длиннющего такого блондина. Сутулого, со светлыми глазами и ангельским характером…

Да что вы мне голову морочите! А ну к стене быстро! Резких движений не делать! Потом разберемся, у кого тут какой характер.

Вот уж чего я никак не ожидала, так это подобного поведения милиции.

У вас ордер есть? – послушно отворачиваясь к стене, проговорила я.

Вот это наглость! – вырвалось у моего гостя, – Ордер с меня только хозяин требовать может…

Что это еще за незнакомая мне дискриминация? В пору феминисткой становиться. То есть, хозяин, значит, может ордер требовать, а хозяйка нет?!

Что-то я такого закона не припомню! – сообщила я стене.

Меня никто не слушал. Представитель органов уже заглядывал в комнаты. Я робко обернулась.

Что вам там нужно? – грозно поинтересовалась я, – Это теперь мода такая, по моим вещам шарить, да?

Вы их что, с собой принесли? – с сомнением оглядывая окружающий бардак, спросил гость. Кажется, он всерьез растерялся. Еще бы, не каждый день выдается случай такой разгром пронаблюдать.

Впрочем, даже это не повод задавать такие глупые вопросы.

– А вы думаете, вещи в квартирах сами вырастают? – позволила себе слегка повысить тон я.

Судя по лицу гостя, последняя моя фраза натолкнула его на принятие важного решения.

Не хотите по-человечески – не надо! – сообщил он мне, после чего достал из кармана наручники и, больно дернув мою руку, прицепил меня ими к себе, – Главное, чтоб не сбежала. С подробностями потом разберемся, – скорее себе, чем мне, сообщил наглец. В этом доме, похоже, на всех нападало дурацкое желание разговаривать с самими собой.

Отстегните меня немедленно! – ситуация казалась настолько комичной, что на возмущение как-то не оставалось сил. Ни в чем не повинную меня, в моем собственном доме, в тот момент, как надо срочно искать моего мужа и моих злоумышленников, вдруг арестовывают. Бред, чушь, маразм! – Бред, чушь, маразм! – вслух прокомментировала я происходящее и не смогла сдержать приступ нервного смеха.

Прекратите меня нервировать! – шикнул гость, – Черт, сколько можно его ждать, – пробормотал он потом себе под нос.

А кого вы ждете? – тут же заинтересовалась я.

Наряд для задержания особо опасных.… Таких, как вы, – огрызнулся скованный со мной металлической цепочкой милиционер.