Текст книги "Ну, чисто Ангел!"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Ирина Потанина
Ну, чисто ангел!

Наш примерный 9-«А»

– Ж-ж-ж-ж-ж! Пеу!Пеу! Тыщщщщ! И тут я ка-а-ак кудыхтыщнусь!

– Не то слово! А я подзагон уже вызагнался и все равно… Ж-ж-ж-ж! Ж-ж-ж-ж!

– Вот, ламеры! Не так надо! Учитесь, пока я жив: Ж-ж-ж-ж! Ж-ж-ж-ж!

Не бойтесь, вы не в дурдоме. Просто наши мальчики любят пообсуждать свои виртуальные успехи. Вероятно, у них коллективный склероз: вечером сидят в компьютерном зале и «мочатся» друг с другом в игры, а на следующий день в школе, друг другу же напоминают, как все это происходило.

– Тьфу! Ну, вот представь, что ты прямоугольный треугольник, неужели у тебя медиана бы за спину полезла?

– И полезла бы, если бы я такая тупая, как ты, была!

– Да не можешь ты быть такая тупая! У тебя ж один угол уже 90 градусов!!! Значит, два других – острые…

Это тоже не ваши слуховые галлюцинации. Просто Зиночка с Аленкой – наши отличницы. Как всегда, после контрольной по математике, они громко спорят, какой ответ должен был получиться в седьмом задании. Зря спорят! Ясно же, что никакой: нормальному человеку и в голову не придет решать седьмое задание, когда высшую оценку ставят за шесть.

– Мутер! Мутер!

Это Тамарка, в очередной раз отобрав у Якушева плеер, включает его на полную громкость и полирует все наши бредни песней «Рамштайна».

Остальные – я в их числе – просто сидят и глазеют на происходящее, иногда, для полноты звучания, постукивая линейкой по парте, ногами по полу, или включая какую-нибудь мелодию на сотовом.

В общем, слышали ли вы когда-нибудь боевой клич диких индейцев, помноженный на мощный рев мотоциклов, треск выстрелов и гортанные завывания обиженных орангутангов? И не оглохли? Что ж, тогда можете смело заходить в наш класс на перемене.

Именно на перемене, потому что на уроках ученики большей частью молчат или мямлят у доски что-то тихое, а право голоса переходит к учителям. Тогда у нас творится нечто действительно опасное для слуха. Вот, как сейчас:

– Это как понимать, я вас спрашиваю?! – бессменная наша классная руководительница является еще и учителем литературы. Это обстоятельство существенно усложняет наше с ней взаимопонимание. – Кто дал вам право быть такими бездарями?! Да я бы на вашем месте сгорела от стыда!

Тут она не права. На нашем месте Татьяна Николаевна – она же Танчик – не сделала бы ни одной ошибки в сочинении, а значит, гореть от стыда ей не пришлось бы.

– Что это за тряпочка!!! – Танчик, между тем, гневно потрясает в воздухе тетрадкой Гаврилы. – Какое место ты вытирал этим, Гаврилкин???

– Я не вытирал! – вспыхивает Гаврила. – Я просто подкладывал. Мы на футбол ходили, а там сидеть холодно. Все на газетах сидят, а я… Ну…

Танчик так возмущена, что даже не находит, что ответить, и переключается на следующие пункты наших провинностей.

– Я старалась, выбирала для вас интересную вольную тему! Да любой ученик позавидовал бы классу, который пишет сочинение «Какие конкурсы нужно проводить на внеклассных мероприятиях». И что в результате?! Позор! Вот, Гаврилкин, ты пишешь: «Испытуемый заходит в темный кабинет, посреди лежит темный труб с ножом в спине…» Куда это годится?!

– Это испытание … – шепчет Гаврилкин, упрямо. – Это проверка, у кого самые крепкие нервы. Это, чтоб выработать храбрость…

– Труб с ножом в спине?! – не унимается Танчик. – Кто такой этот «труб»? Кусок трубы? Откуда у него спина и каким образом туда поместили нож? Приварили?! Ты хоть перечитывал, что написал?! Или вот Андреева, – я напрягаюсь, как всегда, когда учителя обращают внимание на мою скромную персону. Изо всех сил стараюсь сохранить невозмутимость, но все равно чувствую, как предательская краска заливает лицо. – Ты хочешь провести конкурс фантастических рассказов. Это похвально. Но что за странные «Люди Зимли» встречаются у тебя в тексте?

– Это опечатка… – я защищаюсь, но Танчик никогда не слушает наши оправдания.

– Чем так не угодила тебе родная планета? Ты о множественном числе вообще слышала?! Проверочное слово «зЕмли» тебе когда-нибудь встречалось?! Там же явное, ударное «е»! Или ты обычно «зИмли» говоришь?

– Зимли-Зимли! – хихикая, подхватывают мальчишки, и я чувствую, что меня еще довольно долго будут дразнить этим дурацким словом…

– А о сочинении Крючковой и говорить нечего. – безжалостно продолжает Танчик. – Мало того, что в ее тексте встречается город «Питербург»! Так она еще и имя главной героини – свое имя – пишет с ошибкой! Она у нас «Томара», оказывается! Чем ты думала, Крючкова?

– Питер, – негодуя, выкрикивает Тамарка, мгновенно покрываясь потом. – Проверочное слово «Питер». А к моему имени – Тома… Меня так дома зовут!

– Петербург назван в честь своего основателя – Петра. Петр – вот главная проверка… А про имя – ох, тут и говорить нечего! Загляни в любой свой документ! – Танчик уже выговорилась и понемногу успокаивается. – Испытание на храбрость?! – все еще бубнит она. – Это ж надо такое придумать! Да никакой труб с ножом не напугает интеллигентного человека больше, чем просмотр ваших тетрадей!

Этот «разбор полетов» мог бы длиться еще очень долго, но Татьяна Николаевна бросает взгляд в свой ежедневник и тут же меняет направление разговора.

– А нас еще считают хорошим классом! – вздыхает она, на этот раз, не без гордости. – Я ведь не зря дала вам такую тему. Нам предстоит участие в интереснейшем конкурсе. Странно, что никто из вас не написал о нем в сочинении. – Татьяна Николаевна замолкает, и пристально оглядывает класс. От любопытства каждый из нас готов разорваться на тысячу мелких кусочков. – Поздравляю, – наконец, насмешливо сообщает Танчик. – Как самый примерный класс параллели, мы приглашены принять участие в районном смотре…

– Классно! Здорово! – одновременно выкрикивают несколько голосов. Признаться, всевозможные соревнования мы обожаем. В КВНе 9-«А» нет равных. В спортивных эстафетах – тоже. И даже в городских «Что?Где?Когда?» мы числимся среди лучших команд. Последнее, правда, исключительно благодаря Зиночке и Аленке. Эти две ходячие энциклопедии умудряются отвечать, когда остальные «знатоки» еще даже не поняли вопроса. Конкурсы – это замечательно! «Рулез»! – как сказали бы наши мальчики. Во-первых, потому что конкурсы представляют собой отличный повод прогулять целый день занятий, во-вторых – прославляют наш 9-«А» до небес.

– На этот раз мы будем участвовать в районном «Мисс Очарование»! – торжественно сообщает Татьяна Николаевна.

– Упс! – после этой емкой реакции в кабинете воцаряется гробовая тишина. Мальчишки выразительно кривятся, дескать, кто же из наших девочек сможет претендовать на такое звание. Девчонки растерянно переглядываются.

Конечно, каждой приятно было бы превратиться в титулованную Мисс… Признаться, о подобном повороте событий и я мечтала много раз… Ведь это же верный способ доказать, Ване Семечкину из 10-«Б», что он – дубина! Он тогда будет кусать локти от досады, что не пригласил меня танцевать на прошлогодней дискотеке. Он, конечно, поздравит меня с победой и попросит номер телефона. Но я буду неприступна, как и полагается истинной Мисс. Уж он у меня попляшет! Поймет, что потерял, и останется на всю жизнь с напрочь разбитым сердцем…

Правда, это только в случае моего выигрыша. Но ведь можно и проиграть! И наши «добрые» мальчики, конечно же, заплюют меня тогда за неотстоянную честь класса… Да, что там мальчики! Некоторые девчонки тоже. Сначала обзавидуются, что меня выбрали участвовать в конкурсе, а потом будут ехидно сплетничать за спиной… Мол «Ха, на голове три волосины, и те торчат в разные стороны, а она в Мисс пройти мечтала!»– что-то в этом ужасном роде. Ну, уж нееет…

И, если честно, вряд ли класс выберет меня. Я, конечно, отличный товарищ и хороший друг, но для всевозможных очаровываний не гожусь. Это я еще с той дискотеки поняла, когда Ваня Семечкин…

– Итак, кого мы выберем в участницы? – торжественно интересуется Танчик, и тут же, зная нас, грозно сдвигает брови: – Только, пожалуйста, без фокусов! Мальчишек не выдвигать, домашних животных в кандидатки не предлагать! Итак?

Тишина сменяется вихрем убежденных реплик:

– Да не нужно нам, Татьяна Николаевна! По части насмешить кого или обогнать – это к нам. А так… Опозоримся, да и только. – это, наперебой, кричат мальчишки.

– Вот, еще, хвостом перед всеми вилять! – это наша первая модница и моя хорошая подруга Таня. Она, конечно, уверена, что в результате класс все равно выберет ее, но настроена весьма капризно. Дескать, вы поуламывайте, поуговаривайте, а я потом, так уж и быть, соглашусь, только все претензии, в случае проигрыша, сами себе предъявлять будете… Хитра! Ничего не скажешь, умно придумала…

– Если б олимпиада или «Что? Где? Когда?», то мы бы с удовольствием, а так… – уныло тянут отличницы. – Давайте откажемся?

– Не оправдаем доверие директора?! Бросим честь школы на произвол судьбы? –Танчик возмущена. – Хорошо же я вас воспитала! Не хотите добровольно, будем действовать по-другому. – Танчик хищным движением распахивает журнал и у меня начинается раздвоение личности. «Только не меня, только не меня!» – мысленно кричу я, и ощущаю при этом, как в подсознании пульсирует предательская, постыдная мысль: – «Ну пусть хоть раз повезет, пусть начинает по списку… Не Азаренкова же тогда выберут…» Украдкой оглядев класс, я замечаю, что все наши девчонки тоже разрываются от подобных смешанных чувств…

– Итак, добровольно вы не хотите, – угрожающе тянет Танчик.

И тут случается невозможное. И даже недопустимое. И даже совсем катастрофичное…

– Я хочу! – уверенный басок Тамарки вспарывает воцарившуюся тишину. – А че? Я в детстве моделью стать мечтала…

– О-о! – многозначительно выдает Гаврила и даже присвистывает, для пущего эффекта.

– Кандидатура принята, – с невозмутимой улыбкой оглашает приговор Татьяна Николаевна. И сразу принимается за дело. – Что ж, Тамара, сходи, пожалуйста, к завучу, забери описание конкурса. А мы все вместе пока подумаем, чем можно помочь тебе в подготовке.

И вот, наш местный Фредди Крюгер, он же – Тамара Крючкова – резко отрывает от стула свое грузное тело и гордо несет его к двери. Осознавая ответственность момента, Тамарка напряженно сопит и тяжело шлепает кроссовками по полу.

К счастью, дверь за Тамаркой затворяется раньше, чем 9-«А» начинает выражать свое мнение.

– Вы с ума сошли! Этого нельзя допустить! – наперебой кричат девочки.

– Мы же не в зооконкурсе участвуем, никто не одобрит, что мы выставили на сцену бегемота! – Таня, кажется, всерьез уязвлена. Она и так терпеть не могла Тамарку, а уж теперь…

– Зато поприкалываемся! – миролюбиво хмыкает кто-то из мальчишек.

– Да бросьте вы! – я, конечно, не выдерживаю такой несправедливости. – Раз самые умные, себя бы и предлагали! Человек не побоялся, решился на ТАКОЕ, а вы издеваетесь! Сейчас не смеяться надо, а думать, как помочь Тамарке!

– Без психотерапевта не обойтись, – язвит кто-то…

– Ах так?! – Таня возмущена моим поведением. – Ты за нее заступаешься?! Ты?! Ты ее защищаешь, ты с ней и возись! Вы же с Крючковой… – Таня издевательски щурится и наигранно улыбается. – не разлей вода! Ты же – ее настоящий, большой друг, а?

– Ну и повожусь! – вспыхиваю я. Вообще-то, Танька хорошая девчонка. Но иногда бывает невыносимой. Вот как сейчас. Ведь она прекрасно осведомлена, отчего я числюсь в подругах Тамарки, и, более того, отлично знает, сколько хлопот мне это приносит…

Кстати, несправедливо! Какая-то Танька знает, а вы – нет. Это стоит исправить.

Моя дружба с Тамаркой, и прочие неприятности

Случилось все это очень давно. Так давно, что иногда кажется, будто и не случалось вовсе… Так давно, что многое уже не вспоминается… В общем, еще в первой четверти.

Танчик в тот день влетела в класс минуты через три после звонка. Как обычно потребовала тишины, отобрала пару дневников… А потом растеряно обернулась к двери и ласкова позвала:

– Ну, что же ты, заходи! Не стесняйся, наш класс очень дружный. Э-эй!

Татьяна Николаевна говорила так нежно, что мы ожидали увидеть, по меньшей мере, пушистого голодного котенка. Вместо него в класс ввалилась Тамарка Крючкова. Она застыла на пороге, заполнив собой весь дверной проем и, не отрывая взгляд от носков своих туфель, отчетливо шмыгнула носом.

– Ой, да проходи же! – Татьяна Николаевна подбежала к Тамаре, взяла ее за руку и подтянула к своему столу.

– Танчик с прицепом! – тихонько хмыкнул Азаренков с задней парты.

– Прошу внимания! – слов Танчик, не различила, но, конечно, все равно заподозрила неладное. – Итак, ребята, это Тамара, ваша новая одноклассница. Как видите, она очень стеснительная…

В этот момент новенькая откинула челку назад и открыла свое круглощекое, веснущатое лицо с совершенно дурацкой улыбкой.

– Гы! – многозначительно сообщила она нам, а потом обратилась к опешившему Танчику: – Та не, бросьте! Я не от смущения. Просто упасть боюсь. Нога мимо туфли ступить норовит. Ух и опасное ж это дело – на каблуках ходить!

Тут все мы не выдержали и расхохотались. И новенькая Тамарка – громче всех. Ничуть не смущаясь своего резкого, басовитого смеха.

Кстати, это был первый и последний раз, когда мы видели Крючкову в приличном виде. Посчитав, видно, что нужное впечатление она уже произвела, Тамарка на второй же день влезла в старые, вытертые на коленях джинсы, напялила громадные стоптанные кроссовки и завершила весь этот шедевр байковой клетчатой рубахой навыпуск и темным шейным платком. Платки и рубашки менялись на Тамарке где-то раз в неделю, джинсы и кроссовки – никогда. И, как ни странно, на наших мальчишек этот вид оказывал магическое действие. Все они, как один, сдружились с новенькой. Сочли «своим парнем», весело проигрывали ей в армрестлинг, и искренне гордились, что в их классе учится «тот самый Крюгер, что забил вчера в школьном дворе гол одиннадцатому «Б».

Все это было бы вполне нормально, и даже смешно, если б Тамарка от такого почитания не обнаглела и не принялась творить недопустимое. То, якобы шутя, перекидывалась с мальчишками Зиночкиным портфелем. То ржала громче всех, когда Танька посадила на новенькой юбке пятно, сев на подложенный Гаврилкиным бутерброд. То чуть не довела до инфаркта баскетбольную команду соперниц на физкультуре: меткая Аленка уже намеревалась забить гол, но тут Крючкова скорчила ей такую рожу, что отличница выронила мяч и в панике сбежала подальше от корзины.

– Девочки, клянусь, я перепугалась до смерти! – жаловалась потом Аленка. – Она на меня как зыркнет! Глаза чернющие и такой злобой горят! А губы поджаты! А волосы вокруг головы стоймя торчат…

– И вокруг губ! – мы с Танькой, конечно, попытались тогда разрядить обстановку. Но особо делу это не помогло – физкультурник уже выставил проигравшей команде на бал ниже, чем выигравшей.

Короче, эта «стеснительная новенькая» оказалась самым настоящим монстром. Все девчонки класса резко и справедливо невзлюбили ее.

А я – так тем более. Потому что нам с ней было по пути:

Раньше на Квартале из нашего класса жили только трое – я, Гаврилкин и Якушев. Иногда по пути домой мы болтали о чем-нибудь отвлеченном. Иногда – спокойно шли порознь и ничем друг другу не мешали. Но с тех пор, как на Квартале поселилась Фреди Крюгер, походы домой превратились для меня в сплошное мучение. Якушев, Гаврилкин и Крючкова неизменно шли в нескольких шагах от меня громко обсуждали какую-нибудь ерунду и обязательно, совершенно ни к месту, постоянно хохотали. Мне все время казалось, что смеются надо мной. Я лихорадочно ощупывала одежду, пытаясь проверить, все ли в порядке, и раз пять за дорогу доставала из сумки зеркальце. Каждый день перед выходом из школы я мысленно обещала себе не обращать внимание на этих сбесившихся клоунов, но каждый раз дергалась и заливалась краской от очередного взрыва их гогота. Это было ужасно!

И вот, однажды, в конце второй четверти, произошла довольно странная история. Весь день у меня было отличное настроение. Я правильно решила две задачи у доски и умудрилась при этом не перепачкаться мелом. Я не забыла положить в сумку дезик, и, хоть и причитала вместе со всеми: «Кому пришло в голову ставить у взрослых людей еще два урока, после физкультуры? Да у нас в классе теперь, будто в газовой камере!» – все равно, чувствовала себя свежей и бодрой. И даже отражение в зеркале школьной раздевалки показалось мне в тот день весьма милым: эдакая хрупкая девочка с большими серыми глазами и аккуратными светло-пепельными локонами, уложенными в короткое карэ.

Итак, я придала лицу грустное выражение – отчего-то мне очень идут «печальные глаза», – тщательно завязала кожаную шапку-банданку, попрощалась с девчонками и тронулась в путь. Позади, как всегда, ржала Крючкова, впереди – завывала метель. Надо же, как быстро наступила зима! Я и не заметила!

Уже перейдя оживленное шоссе, за которым начиналась территория нашего Квартала, я ощутила, как в лицо тысячей мелких иголочек врезался жуткий порыв ветра. Уф! Резко развернувшись спиной к метели, я обалдела:

Крючкова барахталась посреди дороги, как корова на льду. В буквальном смысле. Гололед уже вошел в свои права, и Тамарка размахивала руками, пытаясь встать, но снова поскальзывалась, едва ее подошвы соприкасались с трассой.

В трех шагах от Крючковой, еще не начав переходить дорогу, дико верещал Гаврилкин. Не от смеха – от ужаса: на всех парах, не в силах уже остановиться, прямо на Тамару мчался огромный, истошно гудящий грузовик.

Не знаю, что на меня нашло, но устоять на месте не получилось. С непередаваемым злорадством в душе, я прыгнула к ненавистной однокласснице, схватила ее за выбивающуюся из под вязаной шапки челку и потащила на тротуар. Ну, когда, скажите пожалуйста, когда бы еще мне представился повод оттаскать нашего Крюгера за волосы?!

Грузовик, не переставая сигналить, промчался совсем близко и обдал нас сначала теплым бензиновым паром, а потом отменной бранью. Точнее, бранью нас поливал водитель, выскочивший, чтоб осведомиться о том, все ли с нами в порядке.

– Да вас в милицию надо сдать! – вопил он, когда узнал, что мы с Крючковой остались целы. – Отлупасить нагайкой, чтоб мало не показалось! Ишь, придумали тоже, под колеса прыгать. Да я вас!!!

– Я поскользнулась, – Крючкова, чего раньше с ней никогда не бывало, принялась оправдываться. Причем, не перед водителем, а передо мной. – Я не хотела! – она все еще сидела на земле, и в ее ярко-черных глазах мне даже померещились слезы. – Ох! Ты же могла из-за меня попасть под машину! – растерянно повторяла она. – Ты, ты! А ты! – последнее Крючкова протянула в сторону Гаврилы. Причем, весьма угрожающе. – Визжал, как баба! Тьфу!

– Что «тьфу»? Что «тьфу»? – затараторил уже полностью пришедший в себя Гаврилкин, – Это я тебе об опасности, можно сказать, сигнализировал. Я из-за тебя горло надорвал, а ты еще фукаешь…

– Да кому оно нужно, твое горло… – процедила Тамарка, встала, отряхнулась, и вдруг сообщила мне ужаснейший приговор. – Вот так, Верка. Они все слабаками оказались, а ты – человек! Я теперь за тебя горой! Мы теперь с тобой настоящие, большие подруги. Поняла?

В том, что эта роковая фраза – приговор к каторжным работам, я поняла тем же вечером. Телефон протяжно взвыл и низким голосом Крючковой сообщил, что собирается делать уроки вместе со мной.

– Мучатся, так вместе! Тем паче, живем-то неподалеку… – пояснила свое желание Тамарка и напросилась в гости. Мне как-то не пришло в голову отказать.

И началось…

Учила уроки Тамарка наиужаснейшим из всех возможных способов: досконально. О том, что, прочтя пару первых предложений каждого абзаца, уже можно судить о содержании параграфа, эта ненормальная даже не догадывалась. Она с маниакальным упорством внимательно изучала каждое слово и пересказывала мне потом то, что запомнила.

– Зачем? Ведь историк задает только те вопросы, что написаны в конце параграфа. Давай их и разберем! – пыталась поделиться опытом я.

– Ты что?! – от такого предложения Тамарка пришла в ужас. – Я так ничего не пойму! Нет, вы слышали, – моя мама, зашедшая предложить чай, тут же была призвана в свидетели. – Вера – гений! Она умеет, не читая параграф целиком, отвечать на вопросы…

– Верочка, у тебя совесть есть?! – мама, конечно, расстроилась. – Кто-то старался, писал учебник. Да всего сто лет назад, люди клали жизни, на то, чтоб раздобыть знания. А ты, имея их под рукой, воротишь нос!

Мне тут же представились немощные старцы, потратившие жизни на поиски знаний, и перед самой смертью спешно, дрожащими руками, печатающие на стареньких ноутбуках наш учебник истории. Они очень торопились, чтоб успеть записать свои знания, старались, чтобы я не осталась полной тупицей… В общем, я устыдилась.

В результате, когда Тамаркин папа позвонил и сообщил, что Крючковой уже целых полчаса назад нужно было быть дома, мы выучили только три урока из пяти заданных. И, конечно же, несделанными остались главные – инглиш и алгебра. Я еле успела списать их у Аленки на перемене и ужасно переволновалась.

И, хотя потом я приучила Тамарку делать сначала самые важные уроки, вдвоем с ней мы все равно тратили на домашку непозволительно много времени. Но не прогонять же Крючкову? Ведь она так искренне считала, что нужна мне.

Увы, совместным деланием уроков наша «дружба» не исчерпывалась. Отныне и навсегда Тамарка решила опекать меня и защищать от любых насмешек.

– Андреева, о чем задумалась? – как-то историк неудачно пошутил, изумившись моему отсутствующему виду. – О прынце на белом коне? Так ты ему сто лет не будешь нужна, если историю не выучишь… Прынцы, они ведь ценят образованных…

Кто-то из мальчишек мерзко захихикал.

– Да вы что! – вся трясясь от возмущения, подскочила Тамарка. – Вы же не знаете, о чем она думает. Может, как раз об истории. Зачем же сразу принижать!

– Тамара, перестань! – я вынуждена была вмешаться. – Я не об истории… Нужна она мне! Успокойся!

В результате обе мы получили замечания, и еще долго считались историком главными нахалками класса. Или вот еще дурацкий случай:

– «Мне нужен труп, я выбрал вас, до скорой встречи, Фантомас!» – кто-то подбросил мне на парту эту глупую записку.

– Кто это сделал?! – на весь класс загремела Крючкова. – Кто?! Ты? – отчего-то почерк показался ей Якушевским. – Иди сюда!

И до самого звонка Тамарка взбесившейся гиеной прыгала по кабинету, круша все на своем пути. А Якушев – хохоча и гримасничая, носился между партами, периодически, кривляясь, падал на колени и издевательски кричал мне:

– Вели помиловать, не вели казнить! Отзови свою килершу, а то покусает!!! Ну же, командуй: «Крюгер, к ноге!» Спаси меня, грешного!

Не знаю как вам, но мне такие сцены кажутся омерзительными. И, хотя Якушев потом извинился и за записку, и за глупые высказывания, осадок от всего этого все равно остался неприятный. За глаза мальчишки стали дразнить меня «рабовладелицей». А Тамарку больше не считали «своей» и давно уже окрестили «чокнутой».

Кроме того, Крючкова совершенно не следила за своей речью:

– Хватит репу чесать! – на всю раздевалку кричала она мне, если я решала причесаться перед выходом на улицу. – Пошли уже! Мы ж тебя ждем!

или

– Ну, хватит языком молоть! Натрепались уже. Нам домой надо! – это, если я задерживалась поболтать с девчонками.

Объяснять Тамарке, что я могу дойти до дому и без нее, не следовало: никто не знал, как сильно расстроится наша Крюгерша и не разгромит ли по этому поводу школу. И потом, Тамарка действительно верила, что мне грустно идти домой в одиночестве, и разубеждать ее было как-то неудобно.

Со временем класс привык к характеру Крючковой. Тем паче, Тамарка перестала задираться к девчонкам и даже, наоборот, частенько защищала нас от иногда наглеющей мальчишеской части класса.

А в те дни, когда 9-«А» дежурил по школе – что и говорить! – Крючкова вела себя, как настоящая героиня. Не боялась никакой работы, с удовольствием бралась за уборку этажа и безропотно таскала туда-сюда тяжеленные ведра с водой, приговаривая:

– Вы у нас, барышни хрупкие, так что уж, пустите меня!

В итоге все мы, в общем, полюбили Тамарку. Все, кроме Татьяны. Ей не давало покоя то, что Гаврилкин ходил за новенькой по пятам. Ведь раньше – еще с третьего класса, и об этом все знали, – Гаврила был по уши влюблен в Татьяну и никаких других девчонок не замечал. Таньке, конечно, было обидно потерять ухажера.

– По-моему, Гаврила втюрился, – наигранно равнодушно заявляла Танька, когда мы перезванивались, чтоб посекретничать. – Никогда не думала, что у него такой дурной вкус!

– Брось! – отвечала я. – Тамарку он просто давно знает. У них же родители дружат с детства. Ну, в смысле, с Гаврилкиного детства. Он привык к ней, вот и общается по-человечески… А тебя стесняется, поэтому …

– Мне-то что, – брезгливо обрывала Таня, будто не сама начинала этот разговор. – Ну, их обоих куда подальше. Лучше расскажи, что там в твоем журнале про диету пишут. А то растолстею еще, стану как Крючкова, Гаврила еще прицепится… Его ведь тянет на толстушек…

– Брось, – снова заводила свою пластинку я, пытаясь успокоить.

Но однажды мы с Танькой поменялись местами. Уже не она мне, а я ей жаловалась на Тамарку. Может и зря. Но с кем же еще я могла поделиться своими неприятностями?!

– Представляешь, – я так искренне расстраивалась, что даже забыла сделать вид, будто недавний разговор с Крючковой совсем не задел меня. – Она мне вчера сообщила, что… Ты не поверишь! Что она влюблена в Семечкина!!!

– В твоего Семечкина?! – ахнула Танька на том конце телефонного провода.

– И вовсе он не мой! – вспомнила о правилах приличия я, – На фиг надо…

Впрочем, поделиться своим возмущением все же было нужно, потому пришлось продолжить.

– Это еще не все! – вздохнула я. – Она считает, что это у них взаимно! Говорит, она ему тоже явно очень нравится. Мол, он, когда ее встречает в школьном коридоре, сразу оживает весь и улыбается…

– Подумаешь, – фыркнула Танька, – Я, когда ее вижу, тоже едва смех сдержать могу, что ж теперь? Может, я тоже в нее влюблена?

Скажем прямо, Танька меня тогда утешила. Я решила не обращать внимания на Тамаркины бредни, и даже благородно не разорвала с ней дружеские отношения, по-прежнему помогая с уроками и выслушивая ее истории о большой и светлой любви, вычитанные в каких-то допотопных романах. Но на душе у меня всегда скреблись кошки. А вдруг Семечкин и впрямь улыбается нашему монстру? Вдруг, у него врожденная безвкусица! Эх…

И вот теперь Танька – единственная, кто знал, как тяжело мне иногда бывает с Тамарой, – нарочно подкалывала меня, окрестив «Настоящим большим другом Крюгера»…

Что ж, , как говорится, неприятность эту мы переживем. Хочется Таньке позадираться – ее проблемы. В конце концов, я ведь выступаю на стороне доброго дела. Тамарка и впрямь не нарочно такая странная. А уж наша школа – и подавно ни в чем не виновата. Ни в странностях Крючковой, ни в том, что все остальные девчонки побоялись участвовать в городском Мисс Очаровании.

Итак, то ли назло Таньке, то ли действительно из желания отстоять честь школы, я безропотно приняла на себя роль ответственной за подготовку Тамары к конкурсу.

И это было самой большой глупостью, которую я могла совершить!