Текст книги "Метаморфоз(СИ)"

Автор книги: Ирина Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 18.

Катрин Глорис.

Работа в королевстве гоблинов показала студентам, сколько добра может принести объединенная работа магов. С одобрения ректора в Академии появилась редколлегия. Меня, как инициатора этого безобразия выбрали ее редактором. Наши 'листки новостей' ждали. Мы обсуждали в них горячие сводки с работ в королевстве гоблинов, новости в Империи, и конечно в самой Академии.

В газете разрешались споры, как научные, так и этические и нравственные. Мне было странно, как это за тысячелетия этот мир не дорос до массовых печатных изданий и гласности. Эту идейку я аккуратно подкинула наиболее способным членам своей редколлегии. И судя по загоревшимся глазкам – была услышана. Пусть эта бомба взорвется без меня. Еще одним новшеством – стали студенческие собрания – обсуждения. Сначала эти обсуждения касались в основном идей экспериментов и работ у гоблинов. Но в 'листках' мы стали знакомить студентов с различными культурными особенностями рас, различиями их законов и общественных устройств. Аккуратно объяснялись различия менталитета, иногда приводящим к непониманиям и даже войнам. Я ползала по полкам с историей, консультировалась с преподавателями и представителями разных рас. Обсуждения происходили в присутствии преподавателей, приглашались представители аристократических семей в виде рефери. В результате с таких встреч и собраний, многие уходили удивленными и грустными. Ведь многие казусы в политике государств объяснялись простым нежеланием понять друг друга.

В один из вечеров, оставшись одна, мысленно надавала себе затрещин. Все сводилось к тому, что я вновь расслабилась. Почувствовав себя чуть – чуть уверенней, я вновь высунулась из своей норы.

Увязнув по уши в дела королевства гоблинов, умудрилась стать провозвестницей новых идей. Ведь собиралась же тихо, как мышка проучиться свои семь лет в Академии. Получить диплом и по – возможности знания. А затем тихонько спрятаться в каком-нибудь уголке мира. У меня своих проблем выше крыши.

* * *

Проблемы заключались и в новом открывшемся умении – превращении. Просто однажды, преследуемая навязчивыми личностями, очень захотелось исчезнуть и слиться со стеной. Неожиданно, не замечая меня, мимо пробежали эти двое, а я от испуга произошедшего, еле выдернула себя из стены. Закрывшись в комнате, поняла, что это была не мимикрия под стену. Я действительно превратила себя в кусок стены. С помощью проб и ошибок, выяснила, что я оказалась способна превратиться абсолютно в любой предмет, независимо от его размера и внешнего вида, сохраняя при этом все свои мысли и чувства.

Начав экспериментировать, поняла, что неживыми предметами мое умение не ограничивается. Однако обращение в животное требовало от меня слишком большой сосредоточенности и как оказалось четкого представления о нем. Окружив себя изображениями животных и птиц, долго экспериментировала над превращениями. Проще всего получалось превращение в маленьких птичек. Скопировать полное превращение не получалось. Остановилась на более стилизованных изображениях. Однако полет в таких обличьях – оказался невозможен. Необходимо было копирование даже структуры пера. А это требовало длительной предварительной проработки всего материала, с последующим запоминанием облика. В противном случае получалось лишь схематичное животное, которое легко можно было отличить от настоящего.

Неожиданно легко мне далось превращение в кота, вернее кошку. Память об этом животном всплыло из подсознания прошлого. Оттуда тянулись воспоминания о ласковом, ручном и забавном зверьке. Четко вставали в памяти движения и способности этого существа. Этот мир не знал кошек. И потому, появление в моей комнате, рыже-белого в полоску существа вызвало просто бурю восторгов, особенно у женского населения общежития. В друзья ко мне срочно навязывались надменные аристократки, не замечавшие меня все четыре года. У меня пытались купить, украсть и сманить меня саму, в кошачьем обличии. Смех смехом, но когда кошка долго не появлялся на кухне, меня все начинали обвинять в продаже или убийстве негодницы. Приходилось оборачиваться и наводить шороху. В конце концов, все привыкли к отлучкам и самостоятельности животного, а нахождение в его шкурке дало мне возможность увидеть и подслушать многое.

А еще мы с Яном придумали Боба – железное подобие маленькой собачки с большой пастью, перетирающий камни в пыль и песок. Артефакт был несложным. В брюшко передвигающегося пса, вставлялся артефакт с несложным механизмом. Медленно передвигающийся Боб направлялся на кучу камней, где и включался механизм перетирания камня. Конечно, за Бобом было необходимо следить, и периодически направлять его, но для работы около дома или в саду – он вполне годился. Отправив два экземпляра в Файнир, мы получили восторженные отзывы от женщин. С помощью наших Бобов была расчищена под сады и огороды территория двух семей. С собачками занимались дети, которые просили выслать таких игрушек побольше. Что мы и сделали.

* * *

Четвертый курс я заканчивала достойно. На время экзаменов, меня отпустили из клиники, где я уже ассистировала у профессора два раза в неделю. Впрочем, больше половины студентов моей группы работали у Стайски ассистентами. Каждая операция с ним – становилась очередным уроком. Я любила работать с Рогулом. Однако осознание своей вины перед ним оставляло привкус горечи. Эти длинные, в несколько часов операции, я могла сократить вдвое, а то и втрое. Утомительное сшивание сосудов и нервных окончаний, сращивание костей и мышц, я могла бы завершить довольно быстро. Но открыться – было смерти подобно. И я работала, как и все, стараясь не выделяться, и не сорваться. По-моему Стайски был разочарован. Он видимо, чего-то все ждал от меня. Особого усердия к целительству я не проявляла, хотя и считалась по-прежнему его лучшей ученицей.

А на дополнительных курсах по телепортации меня хвалили. Быстро догнав по математике и другим предметам группу, я с помощью деканата сократила в своей учебе часы предметов, которые считала ненужными. С разрешения ректора, после драчки двух деканатов, за мою специализацию – моей основной специальностью осталась кафедра – целительства, а второй – телепортации. Отличие специализаций – было огромным. Общими оставались разве что предметы по языкам и физической культуре. И именно эти часы я и настаивала сократить. Совместить предметы не удавалось, и я получила разрешение на свободное посещение лекций. Конечно, если бы телепортисты не были столь редки, и их кафедра не считалась одной из высших – я не получила бы такой возможности.

Телепортисты не были сильными магами. Скорее это были представители точных наук. Для построения телепорта было необходимо провести кучу расчетов с привязкой на местности. Само построение – являлось построением различных объемных геометрических фигур, четко ориентированных по расположениям звезд и других телепортов. Чаще всего создавались прямые телепорты, как наиболее простые – от одного города к другому. Вершинами же мастерства, считались телепорты в столице, которые были ориентированы на несколько десятков городов. Такие телепорты тщательно охранялись и являлись ценнейшим государственным достоянием.

С базовой математикой и пространственной геометрией у меня было все в порядке, и с построением объемных фигур – сложностей не возникало. Наоборот мне приходилось сдерживать себя, в желании показать свои знания и умения. Потому спокойно досдала предметы для включения меня на пятый курс телепортистов.

* * *

После экзаменов меня вызвали в деканат. В деканате находился заместитель ректора архимаг Злотан Вур и декан целительского факультета Позер Лоут.

Передо мной положили договор по найму на работу в Академию после окончания учебы.

– Мы предлагаем, вам сейчас заключить соглашение с Академией. Это даст вам в первую очередь защиту. Наши службы охраны, уже предотвратили два покушения на вас с целью похищения. Вот почитайте, – он протянул мне документы.

– Одно исходит от гномов, второе – от соседнего человеческого княжества Потир. Княжество Потир – довольно бедное государство, условия проживания там довольно тяжелые, а ваши успехи в государстве гоблинов, многим не дают покоя.

– Но ведь я там, работала только целителем, все остальное делали другие студенты и преподаватели, – не удержалась я от восклицания.

Проректор хмыкнул и продолжил:

– К гномам, желающих работать магов – нет совсем. В недрах пещер удерживаются против воли не один десяток ворованных магов. И уверяю вас – это только начало. Обычно подобные похищения, у нас начинаются после шестого курса. Но вы привлекли внимание своими способностями многих. На сегодняшний день, за вами не стоит никакой род или учреждение. Вы один из немногих магов – совершенно свободны. Мы же могли бы предоставить вам в дальнейшем большие возможности по развитию ваших способностей, вплоть до собственной лаборатории. Уже сейчас мы могли бы переселить вас, вместе с семьей, на территорию охраняемого академического жилого городка, и приставить к вам охрану. Ваша подруга Милита, уже работает у нас в столовой. Других близких у вас, как я понимаю, в городе нет, – он покосился на мое кольцо. В любом случае мы заинтересованы в приобретении таких кадров, как вы, – он остановился.

– Еще одним немаловажным обстоятельством, является тот факт, что вы женщина. А, следовательно, союз с вами может дать появление новых магов, и уверяю вас, для многих, ни о какой свободе выбора тут речь не идет. Академия – одно из немногих учреждений, в котором соблюдаются идеи равенства и свободы выбора между полами, – проректор пододвинул мне договор.

– Хорошо, я подумаю. Я могу идти? – спросила я декана. Тот кинул.

– Подумайте хорошенько, а пока наймите себе охрану, – посоветовал проректор.

После беседы, я отправилась к Яну. Ян сдавал экзамены по второй специальности – телепортист. Потянувшись вслед за мной, он отставал по основным предметам. Отсутствие базовой подготовки по математике сказывалась. Еще у него были явные проблемы с пространственным воображением. Я помогала ему, как могла, но разница все-таки была очень большой. Объясняя Яну материал, я зачастую ловила на себе его вопросительный взгляд. Ян проще воспринимал мои объяснения связи со стихией земли, чем появления у меня, непонятно откуда-то взявшихся знаний по математике. Однако он молчал. Молчали и другие.

Но мне необходимы были знания этого факультета. Ощущение, что вот еще чуть-чуть и мне все откроется – не отпускало. Мне постоянно не хватало времени. Хотелось бросить все другие занятия, чтобы заниматься только этим. Все общественные мероприятия я забросила. Меня стали злить ребята в группе, привыкшие к моей помощи. Исследовав основные принципы создания артефактов, я бросила этот факультет. Все остальное можно было прочесть в книжках. Даже Ян не понимал меня. Получение звания и диплома артефактника – было его мечтой.

* * *

Летнюю практику, после четвертого курса, я решила проходить в клинике Академии. Искать себе приключения с выездом на природу в составе с боевыми группами – не стала. Боевые навыки меня не привлекали. Когда я попросила об этом Стайски – тот не возражая, помог мне. Находясь в Академии, я могла после работы в клинике продолжать заниматься изучением созданием телепортов.

За мою помощь, Старейшины королевства Файнир выделили мне бесплатную охрану до окончания учебы. Через Яна я попросила их об этом. Жить они стали в моем доме, и в основном провожали на работу Мариту. Я с территории Академии выходила редко. Для облегчения их работы сделала артефакты на себя и подругу. В невидимые браслеты вдела камни вызова охраны, а также маяки, позволяющие отследить нас на случай пропажи. Ответные браслеты надела на наших стражей. Потом я узнала, что Ян сам отбирал для нас охранников. Гоб и Ивар – были одними из старейших ветеранов, и являлись лучшими клинками Империи. Но тогда я всего этого не знала. Они сами вызвались на эту работу. Через Гоба с Иваром, я накляузничала Старейшинам на самого Яна, и недовольный Ян вскоре тоже стал появляться со своей охраной. Подумав, сделала браслеты и для них.

Ответ на предложение администрации Академии решила пока отложить, о чем и уведомила ректорат.

Глава 19.

Марти Боуотер.

В один из дней я затащил Грэя на Большой конюший двор в столице. Там выставлялись лучшие скакуны. Мне доложили, что должна была прибыть партия халценугов – одна из прекраснейших пород лошадей выведенных в степях орков. Мне давно хотелось приобрести для себя жеребца этой породы. Мы долго ходили вдоль рядов, любуясь красавцами всех мастей, пока не объявили начало аукциона. Халценуги выставлялись к вечеру, и мы решили заглянуть в трактир. Окунувшись в прохладу помещения, поддерживаемую артефактами, мы облегченно вздохнули. Кормили здесь хорошо, и, усевшись за столик в углу, стали ждать, наслаждаясь прохладой и охлажденными напитками. Зал был полон, осмотревшись, я заметил несколько знакомых мне лиц, когда обратил внимание на окаменевшее лицо друга. Проследив за его взглядом, увидел зашедшую в трактир компанию из нескольких существ. Один из них был нашим старинным другом.

– Ян Коваль, – выдохнул я, и хотел вскочить, чтобы подозвать его, но был резко, дернут за руку Тоггартом.

– Молчи и отвернись, – скомандовал мне Грэй.

Я послушался. Тоггарт прошептал заклинание и на нас пал морок. Я в недоумении поглядел на друга. Грэй, с какой-то обреченностью во взгляде продолжал смотреть на вновь прибывших.

В компании вместе с Яном я узнал еще четырех старых знакомых. Это были гоблины-ветераны, лучшие из лучших. Своими спинами они ограждали трех человечков, двое из которых были женщинами. Спиной к стене, рядом с Яном сидела маленькая, довольно миленькая брюнетка, рядом с ней круглая симпатичная пышечка – блондинка, по-видимому, со своим братом. Четверо гоблинов, профессионально оглядывали зал, выискивая опасность.

– Ничего себе охрана, – ошарашено прошептал я Грэю.

– Там кто? Королева? – спросил я у Тоггарта.

– Все может быть. Одно я знаю, там моя суженная, – я опешил.

– Присмотрись, – велел мне Грэй.

На ауре брюнетки сияла черная метка принадлежности темному лорду. От близости хозяина она засветилась довольно ярко, но все равно видеть ее могли только лорды света и тьмы. Внезапно брюнетка заволновалась. Как будто почуяв опасность, стала внимательно осматривать зал. Кинув взгляд на наш морок, задержалась взглядом. Затем ее глаза округлились и она, столкнувшись со взглядом Грэя, вскинулась, ударившись о стену головой, и закричала. Охрана мгновенно вскочила, выхватив мечи и развернувшись, стала искать нападавших. Женщина же обмякнув, упала на руки гоблина в беспамятстве. Не найдя угрозы, охранники быстро вынесли женщину из зала и удалились. Грэй, опустив голову на руки, молча сидел напротив. Затем вытащил из потайного кармана бумаги и протянул мне.

Передо мной лежал отчет осмотра больного привезенного в клинику Академии от 12 кютай 8923 года. От прочитанного, волосы вставали дыбом. Шесть переломов конечностей и тазобедренного сустава, рваные раны, большая потеря крови, укусы и гематомы по всему телу. Тяжелое физическое состояние сопровождалось нарушением психики. Осмотр проводил архимаг Стайски, он же и вызвал дознавателей.

– Стайски вытащил ее с того света, – сказал Грэй.

– Да, я понимаю, не повезло женщине. Придется тебе быть с нею очень осторожным, и терпеливым, – начал я.

– Ты не понял, ничего не понял, – вскричал Тоггарт, и, вырвав листок, выбежал из таверны.

Настиг я его только у него дома. Он сидел в гостиной. Когда я зашел, он предложил мне вина. Я заметил, что он сам больше не пьет.

– Этот листок я постоянно ношу с собой, чтобы напоминать себе о том, кто я есть на самом деле, – от отчаяния в его голосе, у меня все оборвалось внутри.

– Это сделал я, Марти. Я. Понимаешь? – добавил тихо он.

– Это не забыть и не стереть. Это навсегда. Сегодня она разглядела меня сквозь морок. Меня, своего зверя и убийцу, – он долго молчал, затем отвернувшись к окну начал свою исповедь.

– Ты не знаешь, но мой отец прятал мою мать от меня в другом городе пятьдесят лет, после инициации. А потом меня допускали в ее комнату только под его приглядом. Отец никогда не оставлял меня с нею наедине. В нашем доме, кроме матери, никогда не жили женщины. Слуги никогда не оставались на ночь. Отец постоянно говорил мне об этом. Он объяснял мне, что жить со мной в доме сможет только моя единственная, встреча с которой почти невозможна. Да и к той нужно приучать моего зверя, посадив надолго его в себе на цепь. Он предупреждал, учил, говорил об этом постоянно. Но спустя всего сто лет, я забыл об этом, -

– Я взял ее к себе в дом служанкой, жил рядом почти два года, но даже не запомнил ее лица и голоса. И совсем забыл о ней. Я ее просто не замечал. Улисс стал жить со мной после смерти отца, напомнить об этом было некому. А спустя два года я сорвался. Тьма вырвалась на волю. А это, – он опять показал на листок, – результат. Оказалось, что Тьма никогда не забывал о ней. Вот так все получилось.

Мы молча просидели в гостиной несколько часов. Потом Тоггарт встал, чтобы зажечь свечи. И тут в дверь постучали.

Вошел Ян Коваль.

– Ну вот и кредиторы, – тихо сказал Грэй.

– Я разглядел вас в таверне, до того как вы накинули морок, – сказал гоблин.

– Как она? – спросил Тоггарт.

– Плохо. Она у Стайски, в себя не приходит. Никто не понимает, что случилось. А Рогул направил меня к тебе, – Коваль присел в кресло.

– Ответы все на столе, – кивнул на несчастный листок Грэй.

Ян взял со стола листок, и, придвинув к себе свечу, стал читать. Закончив, он поднял глаза на Грэя

– Ты, – утвердительно обвинил он.

Грэй кивнул.

Командир вытащил меч из ножен. Тоггарт покорно склонил голову. Я кинулся между ними.

– Она его единственная, – Ян страшно усмехнулся и кивнул.

– Сам сдохнешь, – положив листок на стол, он направился к двери.

– Погоди, я знаю, как ей можно помочь, – остановил его Грэй.

Ян обернулся. Посмотрев на меня, Грэй на обратной стороне листка, черкнул пару слов и отдал командиру. Тот удивленно поднял бровь и получил ответ;

– Да, там сам все поймешь, – Ян ушел. Спустя несколько минут за ним тьмою ушел и Тоггарт. И мне захотелось нестерпимо напиться.

Рогул Стайски.

Она металась в бреду уже двое суток. Руки и ноги были примотаны к кровати широкими бинтами. После посещения таверны, она так и не приходила в сознание. Менталисты были бессильны. Оставалось только ждать. Мне казалось, что девочка смогла пережить и побороть свой страх. Она все эти годы была такой сильной и смелой. А тут такой срыв. Я хорошо помнил, какой ее привезли в ту ночь. Помнил старика рыдающего над ней. Помнил, сколько часов потратил, чтобы заново собрать и зашить ее тело. Но главным тогда было вернуть ей сознание. Над нею бились три недели лучшие менталисты, снимая тяжесть воспоминаний. Стирание было невозможным из-за огромной силы страха перекрывающей все сознание. Удалось лишь ослабить его влияние и надеяться, что молодая женщина справится. И она тогда справилась.

Лишь приказ Ордена и секретной службы государства, смогли заставить меня молчать о содеянном над нею. Все пять лет я следил за Катрин, опасаясь рецедива. И вот – накаркал. Лучше бы эта встреча случилась раньше. За это время я привязался к ней. Всегда такая внешне спокойная и выдержанная. Рядом с ней всегда становилось тепло и хорошо. Все заметили, что больные в ее присутствии быстрее выздоравливают, и всегда ждут ее прихода.

Дверь хлопнула, и в палату зашел Ян, за его спиной осторожно выглядывал тот, кого я ненавидел сейчас лютой ненавистью.

– Я забираю ее на сутки, – сказал Коваль, вытолкнув из комнаты сиделку и навесив защиту.

– Куда? Не пущу, она моя больная, тем более с этим, – я кивнул на Тоггарта.

– Молчи. Давай клятву на смерть. Я видел твои доклады Ордену и на нее тоже, – рявкнул прокурор. Меня как будто ударили под дых:

– Я писал только то, что невозможно было скрыть о ней, – Коваль зло уставился на меня.

– Давай клятву здесь и сейчас, или не выйдешь живым, – произнес он, как сплюнул.

Я дал клятву.

– А он? – кивнул я на Тоггарта.

– Уже. Она сама об этом позаботилась, – Грэй усмехнулся.

– Пойдемте, мне нельзя к ней приближаться. Придется вам следовать за мной, -

– Возьмите простыни и плащи, – сказал Грэй.

Завернув драгоценную ношу в плащ, гоблин вынес Кати вслед за прокурором. Я последовал за ними.

Окруженные охраной мы ехали в пролетке вслед за Тоггартом, в восточный, дальний угол города. Остановились у высокой стены, с незаметной калиткой. Положив руку на калитку, Тоггарт велел мне и Яну пройти вслед за ним. Остальным приказал стоять снаружи.

Сад, в который мы зашли, был громадным. Скорее это был большой парк. Этот парк я не знал. Оказалось, что парк был накрыт иллюзией много сотен лет. Подумать только в центре столицы, такой большой неизвестный парк! Но наибольшим потрясением для меня явилось нахождение в нем источника. Второго источника в городе, о котором никто ничего не знал. Источник был небольшим, несравнимым с академическим, но его существование не было зафиксировано, ни в одной из хроник города. Оказалось, что именно сюда мы и шли. Мужчины положили около источника девушку и стали разворачивать. Я возмутился. Возле пруда завязалась драка. Коваль быстро скрутил меня.

– Смотри, – произнес Тоггарт.

В страхе я смотрел, как этот ненормальный зачерпнул листом из источника воду, и пролил ее на руку Катрин. Вскрикнув от ужаса, я уставился на ее руку, ожидая появления страшного ожога. Но ничего не случилось.

Рядом раздевался Ян. Опомнившись, я вспомнил, что он гоблин. В смятении я наблюдал, как Ян, взяв бесчувственную Катрин на руки, стал медленно входить с нею в источник. Зайдя по грудь, Ян стал тихонько погружать Катрин с головой, периодически поднимая ее на поверхность. До этого мечущаяся женщина начала успокаиваться. Вокруг этих двоих появилось свечение. Ян стоял, не шевелясь, стараясь не замутить воду. Со дна стали обильно подниматься пузырьки. Тело Катрин засветилось. Постояв еще немного, Ян вынес ее на берег. Я расстелил одеяло. Когда они вышли, я онемел. Под руками Коваля со спины девушки спускались на землю крылья. Осторожно уложив ее, он аккуратно разложил их на одеяле. Укрыв Кати плащом, Ян остался сидеть рядом с девушкой. Мы же с Тоггартом молча любовались на это светящееся чудо.

– Кто же она? – задал я вопрос самому себе.

– Я не знаю таких созданий. Таких существ нет ни в одном справочнике, -

– И никто не знает, – ответил Тоггарт сидящий в отдалении на траве.

– Их нет в этом мире, -

– Что вы хотите сказать? – возмутился я, уже зная ответ.

Неожиданно вспомнились старые хроники этого мира. Вспомнилась борьба за власть и за свободное посещение других миров. Зря ох зря, владыки Ордена думали об исчезновении всех хроник и летописей о прошлом. Мы ничего не забыли. Древние книги переписывались и рассылались по свету, для сохранения их в разных местах. Мы многое знали и помнили.

Успокоившись, я стал наблюдать за девушкой, отдавая распоряжения гоблину. Ни я, ни Тоггарт не могли прикоснуться, к этим двоим, в течение суток. Убедившись, что беспамятье девушки перешло в сон, Ян оделся, и, закутав девушку в плащ с головой, устремился к выходу из парка. Сев в пролетку вместе с другим гоблином, он повез Катрин домой. Я же был вынужден добираться в Академию верхом, вместе с приставленным мне Яном охранником.

Катрин Глорис.

Багряное небо в грязно черных разводах туч, висело удушливой пеленой, накрывая эту нескончаемую топь с чахлыми гниющими деревцами. Я пробиралась, выползая из очередной грязной ямы, чтобы переползти в другую. Зачем, куда? Я не знала. Что-то гнало меня выбраться отсюда. Только я не помнила почему. Я не помнила вообще ничего. Тупая покорность судьбе еще не полностью обрела надо мною власть, чтобы я могла погрузиться с головой в это болото и заснуть уже навсегда. Мысли кружили в пустой голове, как надоедливые мухи. Слова, которые я еще помнила – мухи, болото, деревца, жижа, грязь, небо. Зачем то я повторяла их про себя, цепляясь за них из последних сил, и ползла. Двигаться становилось все тяжелее, где то там далеко у меня были 'руки, ноги и тело'. Что это такое я уже не помнила, но это у меня раньше было. Что такое раньше, я тоже не помнила. Все, что помню – это удушливое болото, чавкающая грязь, втягивающая меня внутрь и угрюмое небо. Еще несколько слов всплыли неизвестно откуда. Издали донесся тихий звук. Звук был чистый и новый. К нему хотелось прикоснуться и почувствовать внутри. Он был похож, он похож.

На что похож этот звук?

Всплыло слово 'жужжание шмеля'. Да именно жужжание шмеля. Я была уверенна, что именно на это похож этот звук. Всем существом я потянулась на его звучание. В липкой тишине болота, этот звук был чужим. Он завораживал меня и звал к себе. Я подползала к нему все ближе и ближе, прорываясь из последних сил. И вывалилась.

Тихо жужжала прялка. Мерно со стуком клацала деревянная педалька. Бабушкины руки теребили шерсть, вращалось с пением веретено, наматывая на себя мягкую нить.

–Проснулась наша девочка, – ласковый голос высеребрил тонкую нить воспоминаний.

Вода светила яркими бликами. В тазик с водой, стоящий в тенистом уголке, упал пластмассовый утенок. Руки и глаза обрадовались этому желтому чуду, вызвавшему новый взрыв водяных бликов.

–Да никакая она не русская. Армянка говорю тебе. Гляньте-ка сама беленькая, а глазки большие и черные, как у нас. Настоящие вишенки. Красавица растет. Вот подрастет, я ее за своего Артура просватаю. Правда девочка? – загорелая рука зачерпнула ладонью воду из тазика. Капли сорвались, вызвав восторг своим сиянием.

–Чего это за твоего Арчика, может за моего Халида пойдет. Чего это ей за армянина идти, такая белокожая красавица и нам нужна, -

–Тихо, тихо бабоньки. Наша девочка, как подрастет, сама себе мужа выберет. Папа у нас военный, настоящий казак, краснодарский. А казачки – жены вольные, не чета армянкам с азербайджанками. Казачкой девонька будет. Сильная, да здоровая. Вот и глазоньки в папу карими вишнями. У мамки то – зеленые, – звук знакомого бабушкиного голоса вызывал кучу положительных эмоций.

Жужжит веретено, тянет за собой нить воспоминаний.

Я уже большая и могу нести раскладушку. Мама бабушки каждый день вдоль заборчика во дворе проходит до места, где ее ждет раскладушка под белым раскидистым тутом около лавочки. Соседки меняются на лавочке, беседуя с лежащей на раскладушке старенькой бабушкой, я играю в стороне со своим другом Валеркой, периодически подбегая к бабуле на ее зов.

-Людка с Женькой приехали! – восторженный вопль звучит из окна сверху. Вечно степенная тетя Инга, мать моей подружки Леночки, хлопая шлепанцами на босу ногу, выбежала из подъезда. Старый двор Забрата захлопал дверьми. Отовсюду выходили люди. Мой отец, схватив меня на руки, закружил вокруг себя, жестким подбородком обкалывая да красноты мою щеку.

–Доча, – выдыхает он мне в волосы. Маму окружили и повели к дому подружки.

Мои мама с папой. Для меня нет людей красивей и родней этих двоих. Сегодня, они принадлежат только мне.

Яркий солнечный день слепит брызгами фонтанов бульваров, рябит ленивыми красно-белыми спинами рыб в воде, остается сладким вкусом на губах сахарной ваты, успокаивает мягким укачивающим движением прогулочной лодки по светящимся каналам вдоль всей набережной.

К вечеру, уходящий день загорается огнями вытянувшихся вдоль набережной нарядных кораблей. На кораблях, вдоль бортов выстроились матросы. Праздник флота заканчивается яркими взрывами салюта над морем. А потом, уставшую меня, несут руки отца, оберегающие от всех бед мира.

Нитка в руках тянет меня дальше. Жужжание, надоедливым шмелем, разгрызает глухую обертку моей памяти.

Меня привезли в место, где земля имеет другой цвет. Он теперь не желтый, а почти черный. И воздух совсем другой. Соленого вкуса моря совсем нет. Текущая вода называется Волгой. И она совсем не соленая. Мне не хватает мягких бабушкиных рук, но зато здесь есть мама, папа и братик.

Жужжит веретено, серебристая нить проходит сквозь воспоминания детства и юности, зрелости. Тянутся воспоминания непритязательной жизни простой женщины, наполненные любовью и переживаниями за своих близких. И нет в этой жизни ничего особенного, разве только горит ярким пламенем любовь в глазах отца к матери, заставляя родных не смиряться с обыденностью. Заставляя окружающих желать и мечтать о подобном.

Моток памяти становится все толще и тяжелее. Уже появились из болота руки и плечи женщины. Нить натягивается на солнечный диск появившийся на багряном небе. Звонко шлепает педалька, поет чистое серебро памяти. Диск увеличивается в размерах и начинает прогонять сиянием кромешную тьму беспамятства.

Ян Коваль.

С первого мгновения как увидел ее, я был обречен любить эту женщину. Мысли и чувства метались постоянно от совершенной безнадежности к безумной надежде. Мои попытки отдалиться, разбивались о ее бесхитростность и простоту обращения. А маниакальная подозрительность – об искренность чувств и переживаний этой женщины. Как и возникшее удивление, когда ее совсем не обидели мои признания в недоверии по отношению к ней. Я проверял ее честность различными способами, и не находил в ней изъянов. В походе держался с ней подчеркнуто отстраненно, стараясь не провоцировать слухи о наших взаимоотношениях. И с удивлением увидел, что она в этом не нуждается. Я искал и не находил в ней черты, которые помогли бы мне справиться со своими чувствами, или хотя бы дать малейшее снисхождение к ее отрицанию, к отказу от нее. Приходилось бесповоротно признаваться себе, что проиграл. А после чудес произошедших в Файнире – окончательно.

Сейчас я сидел возле ее постели, держа ее за руку, и прислушивался к ее дыханию. Казалось, весь мир был сосредоточен на каждом ее вдохе и выдохе. Уже несколько ночей я не спал, боясь потерять ее. Страх, что во время моего сна она может уйти, не покидал меня. Я легонько обводил ее скулы, брови и губы, и горячо молился про себя, чтобы она очнулась. Все мое – сузилось только в это сегодня, в ее вдох и выдох. Все, что было до этого, больше не существовало, как и не существовал и я сам без нее.

Сзади послышался тихий вздох. Мне не нужно было оборачиваться, я и так знал, кто стоял в дверях. Он опять пришел сегодня, крадучись как вор во тьме. Я не гнал его, но и не разговаривал с ним. Заглянув раз в его отчаявшиеся глаза, я пожалел его, но и простить не мог. Втроем мы обустроили деревянный сарай около источника в парке. Я с Катрин поселились в нем. Стайски стал жить в доме Тоггарта, и старался постоянно находиться недалеко от нас.