Текст книги "Чаша смерти (СИ)"

Автор книги: Ирина Шерстякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 2

С утра день не задался. Будильник, с вечера аккуратно установленный на полседьмого, в назначенное время не зазвонил, и Юрий Захаров, оперуполномоченный 1-го городского отделения, старший лейтенант милиции и опытный сыскарь, лишь чудом не проспал. То, что он сам проснулся, было действительно чудо: улегся Юрий в полвторого, и пяти часов сна было ему совершенно недостаточно, учитывая, что он недосыпал уже пару месяцев, с тех пор, как из Москвы на место ушедшего на пенсию начальника отделения, миляги Воробца прислали такого… хм…

Юрий превозмог желание понежиться в кровати еще минуточек пять, знал, что не удержится, заснет снова и тогда уж точно опоздает. Он вылез из-под влажной простыни и потащился в ванную. Плеснул в лицо пригоршню тепловатой и пахнущей ржавчиной жесткой воды, посмотрелся в зеркало. Мда, рожа та еще. От криминального контингента и не отличить. С кем поведешься…

Постоял над раковиной с закрытыми глазами, потом полез в душ. Горячую воду месяц как отключили и не думали включать, но в такую жару, да по утреннему времени это было даже приятно. Вода текла тонкой струйкой, поэтому Юрий провозился долго. Выйдя из ванной и глянув на часы, охнул и бросился тормошить Светку. Светке вставать было рано, она отпихивалась и натягивала на голову подушку. Юрий взвыл:

– Ну, Свет, ну встань! Опоздаю же! Сожрет меня Носорог! Еще, блин, рубашку гладить! Встань, не будь…, сваргань что-нибудь пожрать!

Светка, душа-человек, настоящая боевая подруга, хоть и сравнила мужа с некоторыми животными и растениями, а также сделала прогноз его ближайшего и их совместного будущего, но все-таки встала и на кухню отправилась, жарить омлет и делать Юрию бутерброды с собой. И все было бы еще ничего, но тут из своей комнаты вылез наследник. Как в школу, так его не поднимешь, а как каникулы, так подхватывается ни свет, ни заря и мешает на работу собираться.

В прошлом месяце ему исполнилось тринадцать, и пререкаться с родителями он начал постоянно, а не время от времени, как раньше. Но, когда у Юрия руки чесались снять ремень и наподдать сыночку по заднице за все подвиги, Светка округляла глаза, утаскивала Юру в ванную и трагическим шепотом начинала толковать о переходном возрасте и ранимой душе подростка.

Что касается переходного возраста, то сын, как родился, так в нем и пребывает, а что до ранимой души, то теперешние детки сами кого хошь ранят. Но воспитывать сокровище Захарову стало невмоготу.

Наследник немедленно, даже не пожелав родителям доброго утра, прямо с порога комнаты, заныл, что ему нужно денег, и побольше. Во-первых, ролики купить, всего каких-то триста рублей, а то все катаются, а он один, как лох. Кроме того, ему нужна майка, не такая, как у него, детсадовская, с динозавриками, а нормальная, черная, с черепом и кинжалами, а то стыдно показаться на улице. И перед девчонками стыдно. И новые шорты не помешали бы. И нужно-то всего рублей шестьсот-семьсот. А кроме того, в «Юбилейном» идут «Звездные Войны», два билета стоят сто пятьдесят рублей, на утренний сеанс, он Оксанку хочет пригласить, потому что все его друзья с девчонками гуляют, а он опять же, как лох.

Юрий, гладя рубашку и слушая вполуха сыночка, машинально просуммировал запросы и снова взвыл:

– С ума сошел! Да я столько денег в аккурат в аванс получаю! А жрать на что? Ты ролики на обед есть будешь? А майку с черепом на завтрак?! Я что, новый русский? Светка! Света! Объясни ты ему, что я банки не граблю и денег не печатаю!

Жена выглянула из кухни и неожиданно приняла сторону сына, добавив, что ей самой немедленно нужно купить босоножки, что старые совсем развалились, а ходить босиком по городу она не привыкла, опять же перед людьми стыдно. Вспомнила, конечно, Кольку Зверева, ушедшего в прошлом году из отделения в начальники охраны в частную фирму и заимевшего теперь новенькую «девятку» и трехкомнатную квартиру в центре. А когда Светка привела в пример мужа своей подруги Аньки, который возит ее (подругу) на «Мерседесе», а наследник заныл, что все его друзья ходят и шуршат в кармане деньгами, а он мороженое себе купить не может, Юрий подхватил дипломат и, наплевав на завтрак, выкатился из дома, напоследок изо всех сил хлопнув дверью.

Незадавшийся с утра день так же и продолжался. Автобус едва тащился, то и дело замирая перед светофорами. Голодный Захаров стоял на одной ноге между двумя толстенными тетками, одна из которых все время поддавала ему под коленки огромной сумкой, а вторая, держась за верхний поручень, норовила заехать локтем в нос. Несчастный мент с тоской думал, где бы ему теперь перекусить. По всему выходило, что перекусить будет негде и некогда.

Когда Захаров добрался до любимой работы, утреннее совещание уже пятнадцать минут как должно было начаться. Тут ему первый раз за сегодняшнее утро повезло: перекуривающий у дежурки Антоныч порадовал его сообщением, что Носорога сегодня нет, и, скорее всего, до вечера не будет.

Удачно избежав таким образом обычного утреннего разноса, Захаров прошел прямо к себе.

Унылые светло-серые стены, огромный допотопный сейф в углу, пачки бумаг на подоконнике, два обшарпанных стола и четыре стула. Привычная, даже чем-то родная обстановка. Места для людей оставалось совсем немного, только хватит, чтобы протиснуться бочком и усесться. Захаров привычно протиснулся, и даже ничего не уронил, да еще по дороге воткнул в розетку вилку электрочайника. Сел за свой стол, закурил и стал прикидывать, что сегодня сделать в первую очередь. Получалось, что сейчас надо бежать сразу в трех направлениях, притом срочно.

С грохотом ввалился Женя Рогов, его сосед по кабинету, как всегда, опоздав и ругая непечатно городской транспорт. Юрий поделился с ним радостью, что начальника черти взяли и до вечера точно не отдадут.

– Чтоб они его вовек не вернули, – с удовольствием откликнулся Женя. – Мне сегодня в четыре места надо успеть, кровь из носу.

Чайник засвистел, и Женя полез в ящик стола за чашками и сахаром с заваркой. Озабоченно встряхнул коробочку с чаем: пакетиков осталось всего ничего. Юра машинально выдвинул верхний ящик своего стола и обнаружил забытую пачку печенья, правда, к сожалению, сильно початую: в небрежно разорванной упаковке спрятались только четыре тоненькие печенюшки. Голодный Юра обрадовался и предъявил находку Жене. В ответ Женя с победным видом потряс над головой большим свертком с провизией. Женина Юлька увлекалась кулинарией, а работала педикюршей, на дому, частным образом, почитая любимое государство творческим заполнением налоговой декларации, так что деньги в семье, не то, чтобы изрядные, но имелись.

Но чайку попить не удалось. Из дежурки позвонил Антоныч и крикнул:

– Хорош бездельничать, ребята, в парке криминальный труп!

Женя заматерился, а Юра с тоской подумал, что получат они себе на шею очередной висяк. Городской парк исправно поставлял по несколько глухарей за месяц.

Полные самых мрачных предчувствий, Юра с Женей поплелись к дежурному уазику. Оказалось, Женя прихватил с собой пакет с едой, и щедро оделил Юрия двумя бутербродами. Жуя, они постояли на солнцепеке, дожидаясь шофера. Потом, когда шофер, наконец, появился, поехали заправляться, благо, было по дороге. Постояли еще в очереди на заправке и, как назло, перед каждым попавшимся светофором.

Когда «уазик» добрался, наконец, до парка, там уже торчала следственная группа. Двое постовых, обнаруживших тело, писали рапорт, то и дело спрашивая окружающих, что и как им писать. Скучающий участковый отпросился сбегать за сигаретами. Никто не проявлял ни особого интереса, ни беспокойства по поводу очередного найденного тела.

Узнав, что медэксперта сегодня нет, и не будет, Захаров заругался, но делать было нечего. Распорядился привезти поскорее патологоанатома из Центральной больницы, а сам, для экономии времени, начал, как мог, подробно и тщательно составлять протокол осмотра места происшествия, Женька названивал в больницу, пока не получил ответ, что патологоанатом болен. Наконец, после новых переговоров и долгого ожидания, в парк зарулила машина «скорой помощи». На скорой прибыл небритый мужик в грязном, расстегнутом на пузе белом халате, с красными от недосыпа глазами. От него слегка попахивало спиртным. Назвавшись врачом Центральной больницы, мужик с умным видом тыкал в труп стетоскопом, пока Захаров не сунул ему на подпись протокол осмотра. Врач прочитал, шевеля губами, попридирался к орфографическим ошибкам, поворчал с недовольным видом, но подписал. Захаров торжественно пожал ему руку и попросил разрешения забирать тело в морг. Появится медэксперт, тогда и напишет заключение о причине смерти. А для Захарова тут тайны нет: разборки шпаны. Тем более, что опознать труп труда не составило. Погиб Алексей Силин, по незамысловатой кличке Сила, отсидевший год по малолетке и доставивший в свое время кучу хлопот оперативнику Юрию Захарову. Ловил его Захаров, начиная с четырнадцати лет, неоднократно. Но с малолетками носятся, как с писаными торбами, все воспитывают и уговаривают, пока те вконец не наглеют. Потому сел Силин только в семнадцать за участие в жестокой драке на танцульках, после которой осталось полно покалеченных. Отсидев, Сила притих, а, скорее, просто стал умнее и осторожнее. По оперативным разработкам, ходил он в шестерках у Самовара, не шибко крутого, но известного бугра, частенько промышлял сам, но доказать ничего не удавалось. Вот и допрыгался.

Наконец-то вернувшийся с сигаретами участковый щедро угостил куревом коллег. Он тоже узнал Силина, подписал протокол опознания и поделился с Юрием известием, что вчера Силин вроде бы ограбил квартиру. С утра пораньше заявилась бабка, настырная – страсть, из тех, кто все обо всех знают. Видела, якобы, как Силин вечером выходил из квартиры напротив. Хозяева давно в Израиле, но квартиру не продали, а сдают. Съемщик тоже редко бывает, такой тихий, приличный дядька, лет сорока. Бабка Силина очень точно описала, Фамилию, имя назвала, где живет, где его мать работает – все знает. А вот дядьку-съемщика не знает, только видела пару раз, небось, в засаде месяц сидела. Им бы эту бабку в «наружку», хоть на полставки. Заявление об ограблении не поступило еще, но если поступит, то дело сразу можно завести и закрыть.

Оставив участкового дожидаться труповозки, Захаров и Рогов вернулись в отделение, злые, как черти: все сегодняшние планы пошли псу под хвост. Ладно еще, если Носорог не вернулся из главка, а вот если вернулся, мало тогда не покажется.

Носорог желал, чтобы подчиненные находились одновременно на рабочем месте, на месте происшествия, на глазах у начальства, то есть на его глазах, а также патрулировали город с целью профилактики правонарушений. Кроме того, Носорог по старинке строго следил за семейной жизнью сотрудников. А тут криминальный труп в месте отдыха трудящихся! Понятно, если бы конкретно сотрудники Захаров и Рогов занимались добросовестно профилактикой преступности, то покойники в парках не валялись бы! А когда выяснится, что дела стоят…

Захаров совершенно не выносил, когда на него орут. Ругал себя, уговаривал, занимался по вечерам аутотренингом (если, конечно, не засыпал, едва коснувшись ухом подушки), но ничего не помогало. При первых звуках начальственного ора Юрий покрывался багровыми пятнами и только об одном думал, чтобы не сорваться и не врезать что было силы по начальственной морде. А по части ора и оскорблений Носорог был всем начальникам начальник.

И откуда только он взялся? Все знали, что Воробец готовил на свое место Захарова, и недаром: десять лет на оперативной службе, и почти без проколов, начинал постовым, окончил с отличием школу МВД, непьющий, на стороне не подрабатывает, и товарищ хороший, всегда, когда надо, спину прикроет. В одиночку задержал вооруженного рецидивиста, словил пулю, и… Да чего там говорить!..

Уазик резко затормозил у дверей отделения, и Захаров, как обычно пренебрегший ремнем безопасности, чуть не влетел в лобовое стекло. Отбросив грустные размышления, он с Роговым поплелся нести службу дальше. Антоныч порадовал, сообщив, что начальство соизволило позвонить и уведомить, что сегодня не объявится: занято очень. И то хлеб.

Юрий просочился мимо сейфа и подоконника на свое место и только занялся оформлением злосчастной находки, как из дежурки позвонили вновь: еще два жмурика, в квартире. Что ж это такое сегодня! Наверное, жара действует.

Хорошо, хоть шофера с машиной никуда не услали, и домой он сбежать не успел, так что поехали с комфортом. На месте происшествия толклась тьма народу: в основном всевозможное начальство. Юрий давно заметил, что убитый, найденный в квартире, почему-то привлекает гораздо больше начальства, чем аналогичный покойник, обнаруженный на природе. Видимо, считается, что человек, не защищенный стальной дверью и решетками на окнах вкупе с охранной сигнализацией, не может рассчитывать на безопасность, и пусть пеняет на себя. Но если преступник покусился на гражданина в его собственном доме, то это уже полный беспредел. Вот начальство и сбегается. Но, к сожалению, тех, кто бы действительно пригодился, не было. Например, медэксперт так и не появился. Наследили, страсть. В буквальном смысле. Вступили в лужу крови, а потом походили по квартире. И что теперь? Надо обувь изымать как вещдок. И какого черта никого из медиков нет? Ну, Семенов, понятно: в запое. А новенькая, Лизочка Савина, она где?

Рогов снова принялся названивать в Центральную больницу. Там злобно отвечали, что, вот, инфарктники по часу скорую ждут, а мертвым все равно. Наконец, через два часа ожидания приехала та же машина «скорой», но небритый мужик отправился отдыхать. Вместо него приехала маленькая врачиха, на вид совсем девчонка, с испуганными оленьими глазами. Бросив один-единственный взгляд на трупы, она тихонько ойкнула и аккуратно сползла по стеночке. Оперативники вынесли бедолагу во двор и усадили возле подъезда на скамейку. Пусть пока воздухом подышит, а протокол подпишет после.

Захаров, прикрыв платком нос и рот, обошел квартиру. Настоящий свинарник. Двое потерпевших на кухне. Молодые парни. Один сидит, уронив голову на стол, второй лежит на полу, скорчившись. Рядом с упавшим опрокинутый стул. Ран на телах не видно, но все залито кровью. Лужа крови даже в стороне, возле раковины. На столе бутылка из-под водки, стаканы, скудная закусь. Впрочем, судя по обстановке, здесь только и делали, что пьянствовали. Кровати не застелены, вещи на полу валяются. Вот еще лифчик от купальника, значит, придется разыскивать девок, которые здесь были. Девок попробуй найди, дур нет, будут держать язык за зубами, никто не хочет в такое дело ввязываться. Ящик с водкой стоит в прихожей, везде пустые бутылки. Тут Захаров подумал о своем Ваньке и его компании, и ему стало тошно.

Он сбросил всю оформительскую работу на Рогова, а сам отправился опрашивать жильцов. В доме проживал в основном народ предпенсионного и пенсионного возраста. С такими свидетелями Юрию работать было особенно тяжело: и раздражало стариковское многословие и забывчивость, и одолевала жалость к этим замученным работой и бедностью людям. А главной причиной того, что плохо Захаров работал с пожилыми свидетелями, были воспоминания. Захаров был поздним ребенком, и помнил отца и мать именно такими, рассеянными, немного жалкими, достающими его своими нотациями и капризами и отчаянно нуждающимися в опеке. Он все еще винил себя, что не сумел, как он считал, обеспечить им эту опеку. Светка всегда утешала его, говорила, что он сделал все, что мог, что родители были своевольные, с характером, попробуй таких опекать, они все равно сделают по-своему. Но чувство вины грызло и никуда не уходило, лишь притупляясь со временем под наплывом ежедневных забот.

Соседи сбоку, семейная пара лет шестидесяти, оба седенькие, кругленькие, похожие на два колобка, с маленькими голубыми глазками, с забавной манерой отвечать на вопрос вместе, чуть ли не хором, ничего толкового ему не рассказали. Ну, ребята разные все время таскались, девки, шумели, пили. Позавчера какой-то парень в дверь колотил. Нет, в лицо они никого не узнАют. Даже одного из потерпевших, жившего с родителями рядом лет десять, плохо помнят, парень как парень. Ничего особенного не слышали. Все как всегда. Ну да, вроде дня два в квартире тихо. Не помнят, бывало ли так раньше, чтобы по несколько дней было тихо. Отчаявшись, Юрий откланялся, оставив, как обычно, свой телефон, хотя и не надеялся, что Колобки припомнят что-то ценное.

Старик с собакой напротив, первый заподозривший неладное, тоже Захарова не осчастливил. У стариков одна песня: как хорошо было в прежние времена, особенно при Сталине. Порядок им подавай! Хорошо бы, да где ж взять?

С похожими результатами Захаров опросил уже почти весь дом, и решил было, что снова будет висяк. Но наконец ему повезло. В предпоследнем подъезде, в квартире на третьем этаже очередной старик, бывший военный, лет восьмидесяти, но еще очень бодрый и моложавый, мучаясь бессонницей, вышел ночью на балкон подышать воздухом и при свете фонаря ясно видел трех парней. Двое волокли третьего в сторону городского парка. Он, свидетель, сразу заподозрил неладное: третий парень как-то совсем безвольно волочился, да и двое других не похожи были на пьяных, хоть и вовсю прикидывались. Он, свидетель, не зря всю войну в разведке прослужил. И дед четко дал приметы потерпевших и найденного в парке убитого Силина. Цвет волос, телосложение, прикид, синяя ветровка, надетая в такую жару на парня, которого тащили двое других – все совпадало.

Захаров сразу вспомнил большое пятно крови отдельно, возле рукомойника. Похоже, компания повздорила, и двое парней убили Силина. Притворяясь пьяными, оттащили его в парк, а возвратившись и продолжив возлияния, в пьяном угаре рассорились между собой и друг друга порешили. Если группы крови пятна на полу и у убитого Силина совпадут, то получится раскрытие преступления по горячим следам, и убийц искать не надо. Два дела сразу закроются. Это будет редкостная удача. Необходимо еще заключение отсутствующего медэксперта такое, чтобы время смерти троих парней совпадало хотя бы приблизительно. Хотя тут может получиться все, что угодно. Тело Силина находилось на воздухе, что ускоряет процессы разложения, но в прохладе, а тела двоих других в закрытом помещении, но на жаре. Экспертиза, проведенная по прошествии такого времени, будет недостоверной. Да когда еще тот медэксперт появится?! Тут придется попотеть.

Юрий тщательно записал показания свидетеля, дал расписаться на каждой странице. А то сегодня свидетель есть, а завтра его нет: возраст-то уже преклонный.

ГЛАВА 3

Владлен Семенович выпроводил визитеров, закрыл дверь, тщательно запер ее на несколько импортных замков и сверхнадежную цепочку (суперсталь, фиг перекусишь!), и только тогда с облегчением перевел дух. Нельзя было пускать этих парней в квартиру, тем более что он знаком был только с одним, и то шапочно, тот пару раз приходил к Валерику; а второго вообще впервые видел. Доверчивость – опасная черта в наши дни. От таких типов можно ожидать чего угодно, не смотри, что кажутся тихими. Но вышло удачно. Приобрел интересный раритет по дешевке. Да какое по дешевке! Считай, даром!

Деньги, конечно, были, и парни не запросили бы дорого, но старый жмот Маркович еще неизвестно, сколько возьмет за кузнецовскую сахарницу, так удачно дополнявшую имеющийся у Владлена Семеновича сервиз. А ночные визитеры все равно ничего не понимают в настоящих ценностях. Правда, вот непонятно, где они достали вещь, хорошо, если просто позаимствовали у старушки-родственницы, зайдя навестить бабушку и попить с ней чайку. Тогда это семейное дело. Тогда, в случае чего, милиция сильно вникать и глубоко копать не станет. А вот если нет…

Ладно, обойдется! Хорошо, что к нему они принесли этот бокал, а не сдали в какую-нибудь скупку цветных металлов, которых кругом развелось видимо-невидимо, и куда охотно примут хоть памятник Неизвестному солдату, с радостью и без разбору, да по дешевке, и документов не спросят. Вот уже в который раз приходится восстанавливать памятник отцу и матери на кладбище, сдирают бронзовую табличку, хоть ты тресни! Сторожу-то плевать, еще, чего доброго, сам с этого долю имеет. Впору возле могилы палатку разбить и сторожить самому! Но нечего нервы себе мотать. Приобрел вещь – и хорошо. А парням на выпивку надо – так вот она, выпивка!

Антиквар прошел в кабинет, самую большую комнату в квартире, кажущуюся тесной из-за нагромождения массивной старинной мебели, скульптур, напольных ваз и прочего. Устроился за старинным, прошлого века, профессорским дубовым столом, двух тумбовым, со стойкой и множеством полочек, а также выдвижных и потайных ящиков и ящичков. Включил немецкую настольную лампу дневного света, пожалуй, единственную современную вещь в кабинете, и взял 25-кратную лупу. Да, интуиция не подвела. Вот метка мастера. Причем редкая метка. Жаль только, что экземпляр поврежден: активно использовался, царапин много, выгравированный узор сильно вытерт. Но реставрации, в принципе, поддается, хотя придется потрудиться, многое сделать заново, а потом новую гравировку состарить травлением; бирюзу заменить, что бы еще…

Владлен Семенович устроил бокал посередине стола, рассеянно сдвинув к краю статуэтки из неглазурованного фарфора, так называемого бисквита, – белого, с позолотой ангелочка с арфой и отбитым крылышком, и пастушку, кокетливо приподнявшую юбочку и выставившую ножку. Если бы не присутствовавшая в композиции овечка, скульптурку из-за пышности наряда можно было бы посчитать за изображение принцессы. Недостающее крылышко ангела Владлен Семенович уже заказал девочке из местного художественного училища, специализирующейся на фарфоре. Девочка сидела на копеечной стипухе, что-то там у нее было не то с родителями (он не вдавался в подробности), и рада была любому дополнительному заработку.

Но теперь ангелочек и пастушка, пусть и временно, лишились благосклонности коллекционера и были отодвинуты хозяином в дальний угол стола. Он еще раз тщательно оглядел бокал через лупу, довольно потер блестящее темя, машинально достал расческу и старательно пригладил жиденькую, буквально в три волосины, прядку растительности, сохранившуюся еще у него на затылке, бережно отрощенную до необходимой длины и аккуратно обвитую вокруг головы.

Да, реставрация возможна. Какое удачное приобретение для коллекции!

И еще, вдобавок, избавился от дурной закупки Валерика. Бизнесом решил заняться, холера его задери, дорогого племянничка! А убытки его кто будет возмещать? Понятно кто, дядечка, конечно! А убытки обязательно будут, и не надо его убеждать, что доход составит 300 %, он не первый день живет на свете и не первый день знает милого Валерика! Раздобыл, дуралей, ящик «паленой» водки. Да и не купил, украл! Водку на складе компании «Изрань» конфисковали, на городскую свалку повезли, на уничтожение, а Валерик подсуетился, один ящик спер, дружок-мент ему помог. Больше спереть хотел, больше было бы головной боли, да, слава богу, силенок не хватило, а грузовик подогнать не догадался. Собирался другому приятелю, хозяину ларька на автовокзале, толкнуть, да тот, не будь дурак, отказался брать, ведь слухами земля полнится, а уж у них в Н. все про всех все знают. Владлен Семенович дома случился, слышал, как они тут друг на друга орали. Хозяин ларька так прямо и сказал, что Валерик хочет его на бабки подставить, обещал пацанов прислать насовать козлу, чтоб неповадно было. Ладно, теперь хоть этого ящика нет. Это хорошо, а то ведь Валерик от большого ума попрется еще кому-нибудь втюхивать эту дрянь, пока точно не нарвется на неприятности.

Лишь бы друзья эти, которые с бокалом, от такой водки не откинулись. А если и загнутся, то только чище и спокойнее станет в городе. И не дознаются о настоящей цене вещи.

Антиквар торопливо отогнал последнюю гадкую мыслишку. Нет, нет, ничего с ними не сделается, вон какие здоровенные. Да они такое бухалово каждый день хлещут. И вообще: водка она водка и есть, а конфисковали ее потому, что не на государственном заводе сделана. Не хочет государство доходы терять, монополию бережет.

Тут в дверь позвонили. Пришлось откладывать любимое занятие – возню со старинными вещами – вылезать из уютного кресла и тащиться смотреть, кого еще принесла нелегкая в такое позднее время. Ну, разумеется, нелегкая принесла дорогого племянничка, Валерика! Кто еще из знакомых в ночь-за-полночь шляется туда – сюда. То здесь ночует, то у матери, то у друзей-подружек. И нет чтобы позвонить, предупредить: буду, мол, тогда-то. Или: сегодня, мол, у мамы, или еще где. Так никогда не позвонит: что ему чужие переживания. Вот, сиди и жди его, то ли будет, то ли нет, то ли случилось чего, и пора отделения милиции обзванивать да больницы. Беспокойся.

От Валерика чувствительно попахивало спиртным, не говоря уж о сигаретах. Ведущий здоровый образ жизни Владлен Семенович принюхался, поморщился, но ничего не сказал: не хватало еще нарваться на ссору. Подумать только: парню едва-едва стукнуло восемнадцать, а уже вовсю и курево, и выпивка, и болтается невесть где, и неизвестно чем занимается, и не слушает никого, и слова ему сказать не моги. Вот уж не повезло с родней. Конечно, сестра несчастная, ее можно только пожалеть, но, согласитесь, что все ее беды только от собственной ее дурной головы. При такой тяжелой жизни ухитрилась избаловать парня донельзя, да и не следила за ним совсем, не воспитывала: делай, дорогой деточка, что хочешь, развлекайся! А теперь что? Да еще эти ее многочисленные мужья… В общем, дурдом.

Племянничек прямо с порога, хоть и навеселе, а сразу заметил отсутствие ящика и завопил белугой:

– Дядя, где водка, куда дели?!

Владлен Семенович, нервно поглаживая лысину и с неодобрением глядя на клыкастый череп с торчавшим из глазницы ножом, украшающий черную майку племянника, проговорил, запинаясь.

– Знаешь, Валерик, тут ребята твои знакомые, Жорик, и еще один, я его не знаю, невысокий такой, худой, приходили, предложили очень ценную вещь, задешево… Вот… А с деньгами у меня сейчас не очень, а они согласились взять твою водку… Потрясающий раритет принесли!.. Очень уж выгодно получилось…

Валерик вытаращил глаза, медленно наливаясь кровью, пошарил в углу прихожей под пачками старых газет, как будто надеялся еще найти там свой ящик, и заорал:

– Вот блин! Да на хрена мне ваши, дядя, в натуре, цацки! Да я на них, в натуре, срать хотел! И хоть бы вы их, типа, продавали с наваром или напоказ выставляли, за бабки, так нет же! Под перину прячете, в сейф, да еще на починку тратитесь, так какой мне с них толк, я вас спрашиваю?! Моя это водка, моя! И гоните мне с нее процент! Я уже, типа, с магазином договорился, они завтра с утра ящик ждут, а вы тут распорядились, на хрен!

Владлен Семенович, в свою очередь, налившись дурной кровью, набычился и завизжал, неожиданно для самого себя, тонким пронзительным голосом:

– Не смей на меня орать, щенок, бизнесмен хренов, спекулянт! Да за твою идиотскую коммерцию ты в тюрьме окажешься, если нас раньше всех не поубивают!!!

Валерик, перекосившись, дыша перегаром в лицо дяди, левой рукой ухватил его за отворот пижамной куртки, указательным пальцем правой потряс перед его носом и проорал угрожающе:

– У меня не идиотская коммерция, а, в натуре, бизнес! А на какие иначе шиши, вы, дядя, мне, типа, жить прикажете?! Да и сами вы… Кто в последний раз продукты привозил, в натуре, я вас спрашиваю?! К завтрему, к обеду, самое позднее, чтоб ящик водки стоял тут! Откуда хотите, оттуда доставайте, хоть у своих приятелей назад заберите, хоть покупайте в соседнем ларьке, в натуре, но чтоб водка была! А если не будет, то я ребят из магазина, с которым договорился, к вам направлю, они живо вам законы коммерции, типа, разобъяснят, мало не покажется, в натуре! Вот блин!

Валерик отпустил пижаму дяди, и слегка толкнул его в грудь растопыренными пальцами. Толчок был, в общем-то, совсем слабым, но Владлен Семенович, никогда не занимавшийся спортом, отлетел к стене и весьма чувствительно приложился затылком к полочке возле зеркала. Очутившись в нокдауне, он привалился спиной к стене, ошалело поводя глазами, а Валерик, в запале и с пьяных глаз не поняв состояния дяди, ушел в свою комнату, изо всех сил хлопнув дверью.

Первую минуту в голове Владлена Семеновича бухали молоты, в ушах звенело, перед глазами плыл красный туман, а сердце при каждом ударе из груди, казалось, выпрыгивало в рот, то ли от удара о полочку, то ли от бешенства. Ему хотелось сломать все в квартире, в мелкую щепу разбить дверь и убить племянника, просто разорвать его на куски.

Ну, или, по крайней мере, прогнать немедленно из дома, пусть отправляется к мамочке и спит там, на коврике в прихожей.

Антиквар хотел немедленно разобраться с племянником, но ноги подкашивались, горло сжала судорога, и голос пропал, а ломать дверь тем более не было сил. Поэтому, вместо того, чтобы активно заняться защитой своего достоинства, авторитета и прав, ему пришлось присесть в кресло, так кстати стоящее в коридоре. Зря сестра выступала: кресло в этом углу просто необходимо. По мере того, как унималось сердцебиение и таял кровавый туман в глазах, настроение Владлена Семеновича менялось.

Родители его, потомственные артисты, навек застрявшие в провинции и обвинявшие в этом друг друга, постоянно ссорились, причем картинно, слишком громко и напоказ. Отец потрясал кулаками и ревел: «Неблагодарные, низкие существа!» Мать заламывала руки, и осторожно обливаясь слезами, искоса поглядывала в трюмо, не расплылась ли косметика и достаточно ли живописно она смотрится с распущенными волосами и в полурасстегнутом шелковом халате. Две бабушки и дедушка одновременно воздевали руки к небу и в унисон восклицали: «Мы прожили свою жизнь для вас, а в старости стали никому не нужны! О, смерть, где ты, приди!» Поэтому Владлен Семенович совершенно не переносил ссор, скандалов, и вообще всяких громких слов и сильных эмоций, и мучительно стыдился, если сам вдруг терял над собой контроль. Ему казалось, что в такие минуты он становится ужасно похож на отца, с его торчащими во все стороны седеющими нечистыми волосами и неопрятной щетиной на щеках, но в белейшей, выстиранной и выглаженной бабушкой рубашке со щегольским галстуком-бабочкой. И что его чувства такие же искусственные.

Племянник, конечно, вел себя безобразно, но… Все-таки это племянник, сынок любимой сестры, выросший у него на глазах. Сестре и так несладко приходится, а если еще они станут воевать… Это между родней совсем уж никуда не годится. И Валерик не так уж плох. Грубый, конечно, так сейчас все такие. А если выйти вечером во двор и подойти к детскому садику, где с наступлением темноты в беседке отдыхает молодежь, и послушать их разговоры, так племянник и вовсе ничего себе. А что бизнесом сомнительным занялся, так все вокруг так же, надо же как-то жить. Завод, где раньше мужику можно было устроиться на неплохую, во всяком случае, хоть и грязную, и тяжелую, но денежную работу, теперь еле дышит, а скоро и совсем закроется. А другой работы здесь, в провинции, и раньше-то было мало. Не наркотиками же Валерик торгует! А ему ведь предлагали! Так наотрез отказался! И к Владлену Семеновичу совсем неплохо относится, хоть и грубит иногда, а доброе сердце не скроешь: вот, на днях действительно принес большую сумку с продуктами. А когда у Владлена Семеновича в очередной раз прихватило сердце, без звука бегал за лекарствами и фруктами. Эх, да что говорить, родня есть родня.