Текст книги "Хрустальные тайны"

Автор книги: Ирина Кирпичникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ТРУБОЧКА-ВЫРУЧАЛОЧКА

Перетрудился дядька Михайла над фонтаном. Последнее время ему что-то нездоровилось. То и дело начинал душить кашель. Выдует две-три вещи и откашливается. Большие вазы стали у него выходить плохо: воздуху не хватало до конца раздуть каплю.

Врачи прослушали его, просветили рентгеном и отправили на море, в санаторий подлечиться.

Вернулся дядька Михайла загорелый, бодрый, пополневший.

– Ну, теперь, – говорит, – всё мне нипочём.

И действительно, первое время работал, как вол. Видно, истосковался по любимому делу.

Но сил хватило ненадолго. Через месяц дядька стал снова кашлять. Новые порошки, которые прописал врач, не помогли.

И не удивительно. Большую часть жизни проторчал дядька в прокопчённой гуте – наглотался пыли и копоти, нажарился у печи, набегался по сквознякам. Это вот только теперь добротные да светлые цеха построили и на деревянный круг вентиляцию провели. Раньше ничего этого у стеклодувов не было. Хворобу свою дядька тогда и нажил. До поры до времени Она его не тревожила. А вот сейчас вся вышла наружу.

Дядька злился. Но вместо того, чтобы поберечься, он, наоборот, хватался за самые трудные заказы. Когда же они не получались, он сердился ещё больше.

Надо было что-то предпринимать.

Директор завода решил уговорить Виртузова перейти на другую работу. Подошёл как-то в конце смены к его верстаку и предложил:

– К нам на завод много молодых ребят в стеклодувы просятся. Так не возьмёшься ли ты, Михайла Сергеевич, лекции им читать.

Виртузов метнул на него суровый взгляд – обиделся. Он сразу раскусил хитрость директора.

– Из меня такой же лектор получится, как из нашего кота Васьки гармонист. Моё место здесь, на кругу. Да и ребятам вашим – тоже. Мастерству стеклодува по книжкам не научишься.

Нет, жалости к себе не мог допустить этот гордый человек. Ему надо было помочь, но не жалеть.

Борис думал, как выручить больного стеклодува. Он мог предложить ему вместе раздувать большие капли, как это они делали при работе над хрустальным фонтаном. Но знал заранее, что дядька откажется. Всегда Виртузов Борису помогал, а теперь выходило наоборот.

И Борис решил: пусть сама выдувальная трубка старого мастера выручит.

Инструмент стеклодувов – выдувальную трубку – придумал две тысячи лет назад неизвестный римский мастер. Обыкновенная металлическая трубочка, полая внутри: один конец слегка расширен, чтобы лучше было набирать стеклянную каплю, а на другом конце надет деревянный мундштук – чтобы не обжигать губы, когда раздуваешь горячую баночку. Чего уж проще! Такой выдувальная трубка осталась и в наши дни.

Раздувать стеклянные капли всегда было тяжёлым занятием. Это

Борис на себе испытал.

Пробовали стеклодувы улучшить трубку. Да ничего умнее того древнего мастера не придумали. Изобретатели выбрали другой путь. Они не стали переделывать трубку, а взялись заменить её.

И заменили. Изобрели машины, которые раздувают бутылки, штампуют стаканы, вытягивают стеклянные листы. Рабочему при этом не надо никуда дуть: всё машина выполняет сама.

Но у машины нет таланта. Все бутылки она делает совершенно похожими друг на друга, все стаканы выходят, как родные братья-близнецы.

А вот когда хотят сделать неповторимую, очень красивую и нарядную вещь, приходится обращаться снова к стеклодуву. И тут без выдувальной трубки не могут обойтись.

Но хотя улучшить выдувальную трубку до сих пор не удавалось, Борис всё-таки надумал ещё раз попробовать её переделать.

Решил ой поделиться своей затеей с другом Фёдором Родионовым. Они работали вместе на заводе.

Фёдор был большой выдумщик. Дома у себя он придумал всякие хитрости. Наступишь, например, на ступеньку – дверь сама перед тобой откроется. Утром, когда надо подниматься на работу, стрелки часов сдёрнут с тебя одеяло.

В мастерской у Фёдора все инструменты были на пружинах. Надавишь нужную кнопку, подаётся тебе рубанок или молоток.

Кто как ни Фёдор должен был заинтересоваться переделкой выдувальной трубки! Ему-то и рассказал Борис о своём решении.

Было это в воскресный день. Фёдор собирался поехать на рыбалку и налаживал велосипед. Некогда ему было слушать приятеля. Он и отмахнулся:

– Пустое задумал. До тебя умные головы соображали, как переделать трубку. Ничего у них не вышло.

– А ты слышал, как дядька Михайла кашляет? – спросил Борис.

Фёдор перестал накачивать шины и сказал:

– Жалко мне твоего дядьку. Не сберёг он свои лёгкие. Отличный был мастер. Но ничего не поделаешь: стеклодуву положено дуть! Если он не может дуть – он уже не стеклодув.

Борис возмутился:

– Как ты можешь это говорить! Виртузов – не просто отличный мастер, он замечательный человек. Нельзя его так оставлять!

Фёдор ничего не ответил и продолжал работать насосом. Бориса его молчание ещё больше рассердило:

– Вместо того чтобы человеку помочь, ты тут равнодушно качаешь свои дурацкие шины. Заставить бы тебя их ртом надувать, тогда бы понял...

Фёдор не дослушал приятеля. Он поднялся во весь рост и вплотную приблизился к Борису.

– Как ты сказал?!

Борис решил, что друг на него рассердился. А Фёдор вдруг расплылся в улыбке.

– Золотые слова ты сказал сейчас: не надо раздувать капли ртом, надо пользоваться насосом. Вот это уже другой разговор...

Рыбалка была сразу же отменена. Велосипед заброшен на чердак. Друзья взяли только велосипедный насос и срочно отправились к деревянному кругу прилаживать этот насос к выдувальной трубке. По дороге Фёдор всё повторял:

– Хорошо придумал. Хорошо сообразил.

Однако не сразу получилась новая трубка. С трудом прикрепили приятели велосипедный насос к мундштуку трубки. От этого она удлинилась, сделалась неуклюжей. Работать с нею стало неудобно – стеклодув едва дотягивался руками до её концов.

– Давай всадим насос вовнутрь, – предложил Борис.

Пришлось уменьшить размеры велосипедного насоса. Теперь он подкачивал воздух совсем маленькими порциями. Значит, нужно было энергичнее им двигать. Но ведь капля – не шина. Её раздувают с большими предосторожностями.

– Давай сделаем толще ту часть трубки, где насос ходит, – снова предложил Борис.

Фёдор уже терял терпение.

– Так и будем без конца переделывать: то трубку утолщать, то насос уменьшать?

– Ещё попробуем, – твердил Борис.

Пока подобрали нужные размеры, не раз и не два сменили всю конструкцию.

... Виртузову новая трубка понравилась. Шутка ли сказать, всю жизнь надсаживал лёгкие, а теперь, пожалуйста, насос работает.

Понравилась трубка и другим мастерам.

Прослышали о ней стеклодувы из разных городов, стали приезжать, учиться переделывать свой инструмент. Докатилась весть о новинке до чужих стран – и заморские мастера прислали заказы изготовить для них выдувальные трубки с насосом.

МУРАНСКИЙ СЕКРЕТ

Был Борис приймалкой, принимал у мастера хрусталь, был баноч-ником– помогал мастеру раздувать горячие хрустальные капли-баночки, был грельщиком – разогревал незаконченные вещи, пока мастер лепил на них украшения. Всякую подручную работу выполнял. Через всё прошёл.

Настало время и самому в мастера выходить, обзаводиться своей бригадой, иметь собственных учеников и помощников,

А Борис никак с дядькой Михайлой не мог расстаться. И хотя знал он уже много, умел всякие сложные приёмы в своём хрупком мастерстве применять, но по-прежнему его называли только виртузовским учеником. Сама по себе фамилия Ярёмин ещё не звучала. Свой, ярёминский, хрусталь он ещё не сделал. Такой, чтобы всю душу в него вложить; такой, какой бы сердце подсказало, и чтобы никто никогда до него ещё такого не выдувал!

Видно, не пришла тому пора...

И вертелся он пока на деревянном кругу рядом с дядькой.

Часто приходили к деревянному кругу гости – полюбоваться его работой. Приходили старые и малые. Ребята просили:

– Дай в трубочку подуть. Может быть, у нас такой же стеклянный шарик получится.

Опытные мастера подолгу наблюдали за Ярёминым и потом многозначительно произносили:

– Ну и ну!

Борис понимал: одобряют, значит.

... Зашла как-то в цех молоденькая девушка. Под Новый год это случилось.

На ней был белый овчинный тулуп, весь расшитый шерстяными нитками, на ногах – маленькие уютные валенки, на голове – мохнатый меховой капор.

Несла она в руках зелёную, как изумруд, еловую ветку – душистую и свежую, с густыми колючими иголками. Снежинки на ветках растаяли и превратились в прозрачные сверкающие капли.

Девушка протянула Борису лесную ветку и сказала:

– Возьми. Уж очень ты красиво работаешь!

Борис посмотрел на девушку и даже трубку опустил от удивления:

– Как звать тебя? – спросил он.

– Клава.

– Откуда ты?

– Из села Никольского.

А Борису показалось, что сама Велия, покровительница лесов, свою посланницу с подарком из леса прислала.

Борис улыбнулся ей:

– Подожди здесь. Я тебе тоже хочу подарок сделать.

Он пошёл к печи. Достал из одного горшка немного бурого стекла, из другого– ярко-зелёного. Повытягивал тоненькие ниточки. А потом стал их складывать замысловатым рисунком.

Дядька Михайла не выдержал, подошёл к Борису:

– Уж не хрустальные ли кружева ты собираешься плести? Я тебе такого не показывал...

Когда-то филигранная вязь считалась самой большой тайной муранцев. Кто-то выдал эту тайну стеклодувам других стран. Стала она известна и в России. Но редкие русские мастера делали кружевные кубки. Не у каждого, даже очень опытного стеклодува, получалось это необычное хрустальное плетение.

– Я тебя такому не учил, – повторил дядька Михайла.

Дядька был не совсем прав. Действительно, они никогда вместе филигранную вязь не делали, хотя Борис очень ею интересовался и завидовал тем редким мастерам, которые умели плести хрустальные кружева.

Но сейчас он складывал из прозрачных ниточек не кружева, а совсем другие узоры. Они только напоминали муранские. Его – ярёминская – филигрань была яркая, колючая, лесная. Совсем как еловая веточка в руках девушки.

Борис уложил первую сплетённую зелёную лапку на кусок прозрачного хрусталя и залил её сверху стеклянной массой. Потом острой гребёнкой наколол ветку в нескольких местах – и повисли на концах изумрудных иголок блестящие сосульки.

Старый мастер удивился:

– Ничего не понимаю. Филигрань вроде бы делаешь по-мурански, а ниточки складываются как-то по-другому. Непривычно.

Тем временем Борис ещё смастерил одну хрустальную веточку и спрятал её в куске хрусталя.

Ветка за веткой – вырастала хрустальная маленькая весёлая ёлочка. Совсем-совсем зелёная, будто б родилась на лесной опушке. Каждая иголка к свету тянется. Коричневые ветки чуть-чуть приспустились, прижимаются к корявому стволу. Прозрачные сосульки фонариками горят.

– Так вот оно что, оказывается, ты затеял, – догадался дядька Михайла. – Старинную технику муранских мастеров по-своему, по-русски перевернул. Молодчина! Это уже настоящее твоё – ярёминское. – Потом печально добавил: – Значит, уйдёшь от меня...

Грустно стало старому стеклодуву. Должен бы он радоваться успеху племянника. Но жалко расставаться со своим любимым учеником...

А Борис всё смотрел да смотрел, как зачарованный, то на девушку, то на еловую ветку. И руки его продолжали плести из хрустальных нитей хрустальные узоры.

– Ты очень красивая, – говорил он девушке. – Ты самая красивая на свете.

Клава слушала его и улыбалась. Ей тоже понравился молодой стеклодув и его удивительно сильные руки. До чего же ловко они вертели выдувальную трубку! Она весело плясала перед стеклодувом в воздухе. Борис то гладил трубку осторожно, то подкидывал вверх, то покачивал из стороны в сторону. Пальцы его пробегали по трубке, как по кларнету: выше – ниже, выше – ниже.

И вдруг остановились где-то у самого мундштука. На какое-то мгновение Борис перестал дуть в трубку: пальцы его нащупали заветную отметину на металле...

В ЦАРСТВЕ СТЕКЛА

... Весной сыграли свадьбу. Перед каждым гостем стоял сверкающий хрустальный кубок. А у жениха и невесты кубки были кружевные.

Борис их сам выдувал. Засыпал чистое золото в огненную массу – стекло сделалось похожим на кроваво-красный рубин. Из него стеклодув вытянул тонкие нити. Потом скрутил их затейливыми спиралями—получились узоры, совсем как те, муранские, которые он видел когда-то в Эрмитаже.

Только его, ярёминские, кубки были ещё ярче!

Теперь филигранная вязь перестала быть для Бориса тайной.

Кружевные кувшины, вазы и графины украшали коллекцию Ярёмина. Слава о его мастерстве разнеслась повсюду.

Однажды Борис получил письмо из Ленинграда. Писал тот знаменитый профессор стеклянных дел, который когда-то приезжал с художником заказывать хрустальный фонтан. Сейчас профессор приглашал Бориса к себе, в свою стеклянную мастерскую. Хотел, видно, и своими чудесами похвастать.

И вот Борис снова в Ленинграде.

Открыл дверь стеклянной лаборатории и замер: вниз вели несколько прозрачных, хрупких ступеней. Профессор заметил смущение гостя.

– Смелее, Борис Алексеевич! Ничего этим ступеням не сделается, – сказал он и на глазах изумлённого Бориса бросил на ступени тяжёлый молоток. Молоток отскочил, а на лестнице не осталось даже трещинки.

– Закалённое стекло! – воскликнул профессор, взял гостя за руку и усадил в совершенно прозрачное стеклянное кресло.

Борис огляделся. Всё здесь было стеклянное, даже стены. На полках и на полу лежали какие-то таинственные прозрачные предметы: дуги, трубы, кольца, куски застывшей пены.

У входа стояли огромные хрустальные колонны, покрытые резными узорами. С потолка свисали фантастические кристаллы и сосульки. Настоящее царство стекла!

Профессор показал Борису кусок стеклянной трубы.

– Представляете, Борис Алексеевич,—сказал он,– сколько можно было бы сделать из стекла вещей, если б оно не трескалось и не билось? Вот хотя бы такую водопроводную трубу. В земле она никогда не заржавеет, и её не нужно часто менять, как железную. Или вот стеклянные стены. Можно выстроить целый дом из стекла.

– Неужто весь дом из стекла? – спросил Борис.

– А почему бы и нет! В нём будет много света, и его не надо красить. Даже улицы можно мостить стеклом. Стеклянные дороги не пылят. Грязь с них будет скатываться. Главное, чтобы покрытие было прочным. Ну хотя бы как это кресло.

Профессор несколько раз стукнул кулаком по подлокотнику. Стекло в ответ весело дзинькнуло. Многоголосым нежным эхом ему отозвались стеклянные предметы в зале.

– Я верю, – говорил профессор, – что настанет время, когда мы окончательно победим недостатки стекла. И прежде всего – его хрупкость. Стеклу будут не страшны ни мороз, ни жара, ни удары, ни тряска. И тогда прозрачные поезда помчатся по стеклянным рельсам. Через реки перекинутся стеклянные мосты. В городах появятся хрустальные дворцы. Люди будут обедать из хрустальных тарелок и стаканов, которые никогда не будут биться. А если кому-нибудь придёт в голову отделаться от какой-нибудь стеклянной вещи, то придётся её закопать в землю, так как разбить её будет невозможно.

Борис слушал и поражался. Его заинтересовали картонные коробки в шкафу. Они стояли ровными рядами, словно книжки в библиотеке. В каждой коробке по стёклышку, а в каждом стёклышке – секрет.

Через одно стекло всё видно в темноте, другое пропускает солнечные лучи, и под ним можно загорать. Целую полку занимали увеличительные стёкла. Посмотришь через такое, например, на свой палец – и он кажется тебе толще слоновьей ноги.

Самым удивительным показались Борису стеклянные нити. Не такие, как он вытягивал из огненных капель, а совсем тонкие, тоньше человеческого волоса.

Из них были сотканы занавески для окон, пёстрый коврик на полу. Из кусков стеклянной ткани, склеенных вместе, сделаны стулья, диван и даже... лодка с вёслами. Настоящая лодка, в которой можно плавать по рекам и озёрам, только стеклянная! Борис попробовал приподнять её за нос – не тяжела ли? Оказалось – легче деревянной. Удивительно!

Всё, что окружало здесь Бориса, он увидел впервые. Он, стеклодув, всю жизнь проработавший со стеклом! Можно сказать, своими руками и своими губами столько его перепробовал. Но таких диковинок не видывал. Сколько же тайн у стекла?

– Не сосчитать! – сказал профессор. – Тут всем вместе, засучив рукава, начать разгадывать – не разгадаешь.

И он показал фантастические картины, нарисованные художниками и развешанные на стенах лаборатории. На одной из них была изображена станция метро, свод в главном зале которой поддерживали необыкновенные хрустальные колонны. Эту станцию решили строить в Ленинграде недалеко от Кировского завода – там, где жили, в основном, тракторостроители.

– Нарисовать просто, совсем другое дело – выполнить, – сказал профессор и вздохнул: – Конечно, эти колонны будет делать машина: выдувать или отливать. Но прежде, чем поручить машине такую работу, нужно на маленькой модели всё хорошо рассчитать и испробовать. И в каждом случае тут без искусных рук мастера-стеклодува не обойтись... Догадываетесь, Борис Алексеевич, для чего я вас пригласил?

СКРОМНОЕ РЕМЕСЛО, А СЛАВУ ПРИНЕСЛО

Когда Борис вернулся к себе домой, в Пестровку, Клава сказала:

– Совсем ты академиком стал: без тебя, видишь, даже учёные не могут разобраться!

– Выходит, не могут, раз приглашают, – ответил Борис и рассказал ей, что в Ленинграде надумали строить хрустальный завод. Будет он выпускать самый красивый хрусталь. А ещё там будут испытывать разные прозрачные новинки, какие только выдумают учёные, скульпторы и художники.

Хрустальный завод решили строить в Ленинграде на месте старой фабрики. Ещё до войны начали её переделывать. Дядька Михайла приезжал тогда помогать. Но не успели в то время всё наладить.

«Теперь, – подумал Борис Алексеевич, – мой черёд пришёл».

Ярёмин поехал на новый хрустальный завод не один. Всю бригаду за собой сманил. И семью перевёз. Так Ярёмины стали ленинградцами.

... Прошли годы. Борис своей работой на заводе был доволен.

С каким бы делом ни обращались учёные к Ярёмину, всегда он выручал. Изобретут ли новую электрическую лампу, в которой спрятано маленькое солнце, – пестровский мастер первую стеклянную колбу выдувает. Выдумают кварцевый сосуд, в котором и металл плавить можно, – с тугой кварцевой массой опять возится Ярёмин. Даже когда увеличительные стёкла телескопов или новые очки придумывают– приглашают стеклодува с хрустального завода. И хоть это совсем не его дело, но какой-нибудь полезный совет мастер обязательно даст.

Больше всего Борис Алексеевич занимался художественными работами. В линиях его хрусталя появилась строгость и тонкое изящество, в окраске – нежность и лёгкая прозрачность, в отделке – чёткость. Словно впитал этот хрусталь студёную свежесть ленинградского воздуха, блеск невской волны и зыбкий свет белых ночей.

Знатоки высоко оценили поделки Ярёмина. Где бы ни устраивались выставки русского народного мастерства, всюду славились изделия Ярёмина.

Его хрустальная елочка покорила американцев. Не верилось им, что она руками человеческими сделана. Будто живую ветку в льдинке заморозили: принеси её в тепло – оттает ёлочка и наполнит комнату лесным ароматом.

А ваза Ярёмина «Колпачки» целый месяц красовалась на выставке в Праге.

Потомственных чешских стеклодувов поразить чем-либо очень сложно. Тем более хрусталём. Ведь они сами его выдумали и уж наверняка про него разгадали все тайны.

А тут их русский собрат по профессии сумел запрятать в хрусталь семь радужных колпачков. Как?

В прозрачном гранёном кристалле плавает, словно в воде, изогнутый фиолетовый лепесток. Ничто его не поддерживает, ничем он не связан. Как будто там всегда и находился.

Над ним чуть повыше подвешен на невидимых нитях красный колпачок. Ещё выше – оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий. Посмотришь сквозь все колпачки сверху, и – о, фокус! – вдруг все они разом исчезают. Остаётся только радужное сияние по краям.

Опять сбоку посмотри – и снова все семь колпачков на месте: плавают в хрустале как ни в чём не бывало...

Как-то на завод приехали два седовласых учёных из Русского музея.

– Дошла до нас весть, – сказали они, – что творит у вас здесь необыкновенные чудеса из хрусталя простой русский мастер. Так почему же в нашем Русском музее никаких его изделий нет? Непорядок!

Ярёмин как узнал про всё это, смутился страшно. Достоин ли он таких почестей? Там, в музее, собраны самые выдающиеся творения русского народа. Разве можно рядом поставить свою скромную работу?

Учёные выбрали из всех ярёминских поделок очень незаметную на первый взгляд вазу.

Борис долго над нею работал. Не какими-то мудрёными украшениями её наряжал, а просто запрятал в неё... луч солнца: нежный, жёлтый, обволакивающий. Навсегда оставил в хрустале сверкать.

В московском музее хранятся теперь его самые крупные хрустальные изделия: круглый гранёный стол и две высоченные вазы: «Дружба народов» и «Юбилейная». Их он делал не один, а вместе с художниками и скульпторами.

Киевский и Новгородский музеи тоже выбрали для показа его нарядные хрустальные изделия.

Приглашали Ярёмина и на Выставку достижений народного хозяйства показать своё искусство. Поехал стеклодув в Москву с маленьким кувшинчиком-куманцом. А вернулся оттуда с Большой золотой медалью – красивее того маленького куманца никто не смог ничего придумать. Вещица простая: стоит на подставке стеклянный бублик. Внутри пустой. С одного боку – носик, как у чайника, с другого – ручка, сверху – крышка с кнопочкой. И всё по народным украинским мотивам вышито стеклянными нитями.

Участвовал Борис Алексеевич и во Всероссийском конкурсе стеклодувов, который происходил под Москвой на старинном Дядьковском хрустальном заводе.

... В тот день главный цех завода было не узнать. Деревянный помост рабочие украсили гирляндами из еловых веток. Над окнами вывесили национальные флаги всех союзных республик. Вдоль стен расставили кресла для гостей. На свободной площадке перед помостом поставили длинный стол, накрытый алой скатертью, – для арбитров.

Здесь должен был состояться первый в стране конкурс стеклодувов. Со всей нашей необъятной Родины съехались знатные мастера стеклоделия, чтобы решить спор, кто же из них лучший выдувальщик.

8 часов 30 минут. Рабочие места заняли участники конкурса. На каждом верстаке указано, какой мастер будет работать и откуда он приехал.

К верстаку с табличкой «Ленинградский завод» поднялся, цокая деревянными сандалиями, высокий пожилой человек. Голова его, как лунь, седая. Морщины легли на лице. Но держался он прямо, молодцевато. Это был Борис Алексеевич Ярёмин.

Стол президиума заняли члены жюри – министры, художники, скульпторы, учёные. Все они сегодня должны стать строгими, беспристрастными арбитрами.

Гонг пробил девять. Председатель объявил:

– Стеклодувы! Мы не даём вам никакого конкурсного задания. Тема вашего «хрустального сочинения» – вольная. Можете выбрать три любые работы. В печах для вас приготовлены разные сорта стекла – цветное, прозрачное, матовое, бесцветное. Выбирайте, какое захотите. – Он махнул рукой:

– Начинайте! Желаю удачи!

Все стеклодувы взялись за свои выдувальные трубки и сразу же принялись их разогревать: ведь к холодному металлу стекло не пристанет.

«Что же эдакое интересное выдуть?» – подумал Борис Алексеевич.

В Ленинграде он заранее не наметил, что будет делать на конкурсе. Когда мастер знает какой-нибудь один секрет выдувания, он только этот приём всюду и показывает. А Ярёмин знал их много. И на какое-то мгновение даже растерялся.

Борис Алексеевич помедлил ещё немного, а потом опустил выдувальную трубку в горшок с бурой горячей массой.

Несколько быстрых, неуловимых движений – и на конце трубки вместо бурой капли повис медвежонок. С чёрным блестящим носом, прижатыми ушами и сонными глазками. Видно, вспомнилась мастеру далёкая лесная встреча.

... Кружатся стрелки часов. Гудит газовое пламя в печи. Внимательно следят за работой стеклодувов строгие арбитры.

Борис Алексеевич легко снял мишку и взял новую баночку. Во что же её превратить?

Когда-то давно, много лет назад они с дядькой Михайлом немало потрудились над одной хитрой вещицей: графином с петушком внутри. Петух тогда оказался строптивым, никак не хотел залезать в сосуд!

Давно уже нет в живых доброго учителя Виртузова, а помнит всё Борис Алексеевич, будто вчера это было. Интересно, как сейчас поведёт себя задиристый петушок?

Вот он уже сидит на конце трубки, яркий, всклокоченный, словно готовый тут же взлететь. Ярёмин ловко раскрывает сосуд – и петух в графине!

Осталось выполнить третью, последнюю работу.

Тут уж Ярёмин не стал долго раздумывать. Ну конечно, венецианская вязь! Он любил делать хрустальные кружева и знал, что лучше него пока никто так не может плести прозрачные ниточки...

Наконец зазвучал гонг. Мастера поставили на стол перед членами жюри свои работы.

Осмотрели арбитры все изделия. Каждая вещь по-своему красива. Глаза разбегаются: на чём же остановиться? Вот так мастера!

И всё же выбор сделан.

Сонный медвежонок, хрустальный графин с непокорным петушком внутри и кружевной высокий кубок, сплетённый из тонких хрустальных нитей – красивее их на конкурсе никто не смог выдуть! Да и не только красота этих изделий покорила арбитров. Ведь каждая из них выдувалась по особому, своему приёму. И в каждом приёме был свой секрет. Каким же тонким, большим мастером нужно быть, чтобы выдуть за считанные минуты такие разные изделия!

Председатель объявил:

– По единогласному решению жюри первое место и главный приз присуждается стеклодуву из Ленинграда Ярёмину. Бориса Алексеевича приглашаем подняться на пьедестал Почёта.

... Ещё много получал Ярёмин и призов, и почётных грамот, и дипломов. Его наградили орденом Трудового Красного Знамени, О нём писали газеты. Про него снимали кинофильмы.

Подумать, так что уж он такого сделал? Разве он изобрёл новый самолёт? – Нет! Разве он зимовал на Северном полюсе? – Нет! Разве открыл новую землю? – Нет!

Скромнее скромного занимался он делом. Проще простого держал в руках инструмент.

Вот ведь как бывает: скромное ремесло, а славу принесло!