Текст книги "Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель"

Автор книги: Ирина Паперно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

68 Козлов С. Наши «новые истористы» // НЛО. 2001. № 50. С. 129–130.

69 Калинин И. Александр Пятигорский. Рассказы и сны // Новая русская книга. 2001. № 3/4. С. 28.

7 °Cпор о Герцене и о генеалогиях, восходящих к Герцену, имел место на Х Банных чтениях в 2002 г. (см. отчет в: НЛО. 2002. № 55. С. 436–444). Он хорошо иллюстрирует и богатую традицию «борьбы за Герцена», и ее современное состояние. Дебаты о том, был ли Герцен либералом или социалистом, давно ведутся в западной историографии. Британская исследовательница Айлин Келли говорила о Герцене в этом ключе (см. ее очерк «Был ли Герцен либералом?»: НЛО. 2002. № 58). Против самой постановки проблемы возражал Михаил Габович, указавший на размытость понятия «либерализм»; в своем докладе он говорил о том, как строятся различные «генеалогии либерализма». Интерпретация Герцена как поборника либеральных представлений о свободе личности восходит к И. Берлину, в частности к очерку о Герцене, неоднократно публиковавшемуся на Западе в 1950‑е и 1970‑е годы (первая русская публикация: НЛО. 2001. № 49). Концепция Келли направлена против Мартина Малия и его влиятельного исследования «Alexander Herzen and the Birth of Russian Socialism, 1812–1855» (1961) (глава из него также появилась в «НЛО», № 49), которое показывает становление Герцена–социалиста. И Берлин, и Келли ставят политические взгляды Герцена в непосредственную связь с его философией истории. Так, Герцен–либерал, изображаемый Берлиным и Келли, оказывается противником гегельянского исторического детерминизма и теории прогресса, сторонником представления о том, что «ни природа, ни история никуда не идут» (сформулированного в книге «С того берега» и главе «Роберт Оуэн» в «Былом и думах»). Келли видит в позиции своих противников причины не научные, а идеологические – следы дебатов «холодной войны». Стремясь к восстановлению «подлинного голоса Герцена» (искаженного, как она пишет, и «либеральными западными историками», и «советскими толкователями»), она, однако, связывает свой образ Герцена с нынешним историческим моментом, рассуждая об «эхе Герцена» в посткоммунистической России. Вспомним, что практика приспособления образа Герцена к нуждам исторического и политического момента началась в русской мысли в 1900‑е и возобновилась в 1920‑е годы. Сергей Булгаков в очерке «Душевная драма Герцена» (вошедшем в сборник «От марксизма к идеализму», 1903), по следам Достоевского, создал трагический образ Герцена, нравственно уничтоженного нигилистическим отчаянием (это Герцен – Ницше, при отрицательном отношении к Ницше). А Петр Струве в речах о Герцене 1908 и 1912 гг. похвалил Герцена за антиутопический гуманизм. В этом контексте обычно забывают о книге статей Иванова – Разумника «Герцен» (Пг.: Колос, 1920). В статьях 1918 и 1920 гг. Иванов – Разумник прямо говорит о Герцене как о части понятия «мы–интеллигенция» и как о своем «современнике», который как будто бы пишет «о наших днях». Его Герцен – «социалист», а не «либерал» (Иванов – Разумник пользуется именно этими терминами). Однако и этот Герцен – противник «позитивной теории прогресса, исходящей из принципа социализма», которая «достигает своего апогея в <…> марксизме» (с. 175–176). По мнению Иванова – Разумника, Герцен, преодолев гегельянство, «окончательно» сформулировал свою философию истории в книге «С того берега» (с. 164). Книга «А. И. Герцен. Систематическая хрестоматия», вышедшая под редакцией Иванова – Разумника в 1923 г. в издательстве «Скифы» в Берлине, предложила тематический монтаж цитат из Герцена, «недогматического» и полного «противоречий» мыслителя (с. 9–10). Наконец, Г. Г. Шпет в книге «Философское мировоззрение Герцена» (1921) произвел последовательную ревизию взглядов Герцена. Как показал В. М. Живов в докладе на Х Банных чтениях («Апология Герцена в феноменологическом исполнении»), ревизия, предпринятая Шпетом, была вызвана желанием изъять Герцена из строящейся советско–марксистской идеологии и из советской генеалогии революционной мысли. Переосмысляя гегельянство Герцена, Шпет создает, по словам Живова, «ницшеанизированного Герцена», «превращая Герцена в последовательного антиутописта» (при этом Ницше оказывается у Шпета положительным героем). Живов, в отличие от Келли, говорит не о «подлинном голосе Герцена», а об истории различных интерпретаций Герцена. Мне трудно согласиться с мыслью о том, что Герцен – «либерал», и с тем, что картина истории в книге «С того берега» или главе «Роберт Оуэн» – «окончательная». Однако в задачи настоящей статьи входит не участие в споре о том, кем был «настоящий Герцен», но продолжение исследований исторических интерпретаций Герцена, связанных с построением различных генеалогий «русской интеллигенции».