Текст книги "Дом окнами на луг и звёзды"

Автор книги: Ирина Глебова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Пёс умел мгновенно исчезать. Вот он стоит – и вот его нет. А потом так же появляется ниоткуда. Когда он впервые исчез, услышав, что Арину зовёт мама и идёт к ним, малышка совсем этому не удивилась и, тем более, не испугалась. Подумаешь, она и сама умеет так! Нет, она ещё ни разу не исчезала, но точно знала, что может.

С Псом было очень интересно. В те дни, когда он не появлялся, Аринка скучала. Она рисовала, играла на компьютере, бегала с Дашей по детской площадке, помогала маме поливать и подкапывать цветы. А мама замечала:

– Что-то ты очень задумчивая, малышка. Ну-ка раскалывайся, что фантазируешь?

И вдруг у неё в уме появлялся голос: «Я здесь». Она тот час бросала все дела, говорила быстро:

– Я пошла делать свой самолёт!

И бежала в конец двора, к мастерской. Бывало, Даша, мама или папа изъявляли желание ей помочь, и тогда девочка в самом деле сбивала заготовленные дощечки в какую-то конструкцию. Но только оставалась одна – тут же всё бросала и выбегала к оплетавшим стену ограды зарослям хмеля. Именно там и появлялся её друг Пёс.

Они вместе совершали таинственные походы по двору. До этого Арише казалось, что уж свой двор она хорошо знает. Но оказывалось, что заросшие травой холмы – это старые заброшенные погреба, в дальнем конце густой плющ скрывает не каменную кладку стены, а маленький фрагмент старой, кованой из железа ограды. В один из погребов она и Пёс даже залезали: он первый, девочка следом.

«Здесь совсем темно, – предупредил Пёс, – но я вижу в темноте».

– Я тоже вижу, – заявила Ариша.

И точно: она прекрасно разглядела выложенные красивым серым камнем стены пустого, ничем не заваленного, только присыпанного землёй помещения.

«Это гранит», – сказал ей Пёс.

Он оббежал весь подвал, осмотрел и обнюхал все углы, покачал большой головой:

«Хорошо сохранилось. Но ты сама сюда не ходи, вход может завалить, как в другом таком же подвале. И не показывай никому… пока…»

А ещё Пёс рассказывал девочке истории о собаках. Под деревом черешней у Аринки был привязан гамак, она ложилась в него, а её друг садился рядом, лапой раскачивал гамак и рассказывал… О собаках-сенбернарах, которые умеют спасать людей в горах: ищут вдвоём, находят, разгребают снег, засыпавший человека, потом одна собака, на которой привязан термос с горячим чаем, ложится рядом, согревая спасённого, а другая бежит сообщить о находке. И о собаках, которые выносили детей из огня. И о собаках-пограничниках, и о милицейских ищейках, умеющих ловить бандитов…

«Ты смелая девочка, – лизнул он Аринке опущенную вниз руку, – но ты должна знать: здесь, недалеко, бандиты тоже совершили преступление. Убили людей. Их не поймали, и мне кажется, они могут здесь ещё появиться. Будь осторожна с незнакомцами».

– Но ты же меня спасёшь!

Пёс чуть приподнял верхнюю губу, обнажив белые клыки: улыбнулся…

А через несколько дней мама рассказала папе и им, девочкам, историю о бандитах. Аринка еле сдержалась, чтоб не воскликнуть: «А я уже знаю!»

Услышала эту историю Маша на большой творческой тусовке – презентации журнала «Фиоритура». Её однокурсник и верный поклонник Миша Вакуленчук увлёкся издательским делом. Для начала он решил издавать журнал.

– Все эти глянцевые пустышки для плебса, – говорил он некоторое время назад своим друзьям, состраивая презрительную гримаску. – Пипл хавает, и пусть. У меня будет литературно-философский журнал. Да, элитный, для умных и думающих людей. А иные не поймут даже названия: вольная импровизация, украшение словесной мелодики!

И вот, издав первый номер, Миша устроил его презентацию. Договорился с владельцем частной картинной галереи – своим другом, – и там, среди работ других его друзей-художников, поставили накрытые приятной закуской и хорошим вином столы. Было шумно и весело, все здесь друг друга знали. В основном и были на тусовке авторы стихов, рассказов, статей, гравюр, репродукций, опубликованных в первом номере «Фиоритуры». И все, конечно, личные друзья Михаила. Два небольших рассказа Маши тоже вошли в журнал – Миша лично просил её об этом. Теперь она с удовольствием ходила от одной группы ребят к другой: её окликали, звали к себе, кое с кем, кого не видела давно, Маша обнималась и целовалась… В этот день Сергей безвылазно работал дома, он и девочки отпустили её на презентацию одну. И Маша лихо покатила на машине, чувствуя себя супервумен: она как раз на днях получила права на вождение, вот и набиралась опыта.

– Машуня! Сколько лет!

С пластиковой тарелкой, наполненный бутербродами, и с таким же стаканчиком с вином к ней подошёл Василий Рождественский, которого все называли Весёлым Роджером. То ли из-за некоторого созвучия имени и фамилии, то ли оттого, что он отлично проиллюстрировал несколько «пиратских» книг. Это был добрейший парень громадного роста и громового голоса. И теперь на весь зал он грохотал:

– Говорят, вы с Серёгой отхватили шикарный коттедж за городом? Вот что значит стать известным художником! Нет, он у тебя правда молодчага!

Маша чёкнулась с Васей своим стаканчиком, отхлебнула сладкого напитка – она ведь за рулём, – сказала весело:

– Не коттедж и не за городом. Хороший дом в Озерцах. А это, чтоб ты знал, хоть и окраина, но в черте города.

– Ты сказала, в Озерцах?

Стоящая недалеко, у другой группки, Лена Рябинина оглянулась и подошла к Маше и Василию:

– Ты сейчас там живёшь?

– Ну да, – кивнула Маша, – а что?

Она сразу почувствовала, что Лене есть что сказать. С Рябининой они учились вместе на филфаке, только Лена заканчивала отделение журналистики. И теперь уже была ведущим публицистом популярной городской газеты. А многие её материалы охотно печатали и столичные газеты, и некоторые сайты Интернета. Елена Рябинина бралась за проблемные и остросюжетные темы.

– Там у вас убийство произошло, я писала о нём. Ещё не раскрыто, и я продолжаю отслеживать ход расследования.

– В Озерцах? – переспросила Маша. – А где именно?

Озерцами назывался небольшой район, куда входили подступающие к кольцевой дороге новые многоэтажки и два посёлка уже по другую сторону кольцевой.

– На дороге, у лесополосы, – ответила Лена. – А за этим лесным отрезком посёлок Ужовка.

Маша удивилась: Ужовка – это как раз самая близкая от их дома деревня, за прудом. Но ни о каких убийствах ей слышать не приходилось.

– Это было не так давно, в феврале.

– А, мы тогда ещё там не жили, – сказала Маша. – А что это было?

– Да странное дело, – протянула Рябинина. – И жестокое. «Дело Батуйко», разве ты не слышала?

– Это у которого сыновья погибли? – Маша удивилась и расстроилась. – Читала, конечно, и в новостях слыхала. Но не знала, что произошло рядом с тем местом, где я сейчас живу. – Она задумалась, вспоминая, поставила на стол стаканчик. – Бандиты расстреляли машину, взрослый сын Батуйко погиб, а маленький был ещё раньше украден и убит… Вот всё, что я знаю.

Они с Леной уже оставили Весёлого Роджера и других ребят, ушли в угол, где стояли стулья. Лена сказала:

– Наш убитый горем отец, олигарх Вадим Батуйко, сделал всё, чтоб пресса не вдавалась в подробности дела. Хорошие деньги, видать, отстегнул, потому что там было где разгуляться. Видишь ли, один его сын – Игорь, двадцати двух лет, – похитил второго его сына, Игната, восьми лет. Сыновья, как не трудно догадаться, от разных жён. Похитил, чтобы убрать соперника по наследству, поскольку пошёл слух об онкозаболевании папаши Батуйко.

– Подожди, – Маша помотала головой. – Это серьёзно? Не выдумки твоих коллег-папарацци для сенсации?

– Увы, не выдумки. Об этом было известно с самого начала.

– Тогда это ужасно!.. А почему ты говоришь «странное дело»? И к чему злая ирония об «убитом горем отце»? Ведь и в самом деле – жуть!

– Молодец, Машка! – Лена даже приобняла её за плечи. – Сразу болевые точки нащупала.

Который раз, глядя на Лену, Маша подумала о том, как бывает обманчива внешность. Невысокая и плотненькая, с виду простоватая, круглолицая и веснущатая, Рябинина была хватким и въедливым журналистом, очень обстоятельным и неопровержимо доказательным.

– Так слушай… Когда я ехала с опергруппой на место убийства, не знала – кто и что. Но сразу узнала в одном убитом Игоря Батуйко. Я писала о нём, как о рок-музыканте, общалась с ним. Отличный был парнишка и, между прочим, любил своего младшего братишку. Так мне тогда тепло о нём рассказывал… Не верю я в такие крутые перерождения.

– Но если речь идёт о таких огромных деньгах, всё бывает, особенно с молодыми ребятами…

– Но не с такими парнями, поверь, – горячо возразила Лена. – А насчёт «убитого горем»… Я сама не люблю наших, как ты сказала, папарацци, которые ради сенсации мать и отца продадут. Но иногда они выкапывают полезные сведения. Узнали, что у Вадима Батуйко есть любовница.

– А как же без этого? – приподняла бровь Маша. – Небось, моделька?

– Точно! Наши миллионеры других не заводят, не престижно. Да, модель и киноактриса. Из наших, но подвизается на европейских подиумах и где-то там же и снимается. Думаю, во второсортных ролях, но это не имеет значение. Батуйко и его пассия связь тщательно скрывали, но сейчас, когда после трагедии прошло… – Лена в уме посчитала, – да, почти пять месяцев, стало известно и о ней, и о том, что она ждёт ребёнка. Причём – декретный срок. А это что значит?

– Что? – не поняла Маша. – Он потерял детей, но Господь в утешение посылает ему вновь ребёнка.

– Можно и так трактовать, – Лена пожала плечами. – Вот увидишь, наверняка он об этом будет говорить, со слезами на глазах…Но ты, Машенька, всегда была романтична, а вот я скептик. И прикинула: Вадим Батуйко только-только узнал, что он вновь будет отцом, как тут же и погибли его сыновья. Так сказать – конкуренты-наследники.

– Ну, Ленка, ты уже слишком!

Рябинина вздохнула, соглашаясь:

– Да, может быть и фантазирую по-чёрному. Но я отслеживаю расследование по этому делу. Есть там неясные моменты…

Вернувшись вечером, Маша привезла два авторских номера «Фиоритуры», рассказала об общих знакомых, передала приветы Сергею. И, конечно, не могла не поведать историю от Лены Рябининой. Сергей вспомнил: он тоже читал о сыновьях Батуйко. И тоже не знал, что трагедия произошла совсем рядом. При девочках Маша только слегка упомянула эту историю, но потом, когда дочерей уже уложили спать, она рассказала мужу подробнее. Сергей, как и она сама, не хотел думать о том, что отец как-то замешан в гибели сыновей.

– Ведь именно на это прямо намекала твоя подруга! Нет, она не скептик, скорее – циник.

Глава 9

В тот вечер, в феврале, бабка Сазониха возвращалась из города домой. Она прозевала последний автобус до Ужовки, потому села на маршрутное такси до соседнего села, до Выселок. На перекрёстке встала: машина поворачивала, ей же надо немного дальше. Дорога была хорошо знакома, идти по трассе, вкруговую, далеко, гораздо ближе – через лес. Так она и пошла. Ничего не боялась Олимпиада Петровна Сазонова.

Олимпиада… До войны её отец был спортсменом-легкоатлетом – бегал, прыгал, метал копьё. Мечтал попасть на летние Олимпийские игры в Берлине, в 1936 году. Но Советский Союз принял участие в бойкоте этих игр, команда в Берлин не поехала. Зато родившуюся через год дочь несостоявшийся олимпиец назвал в честь своей несбывшейся мечты.

Родители называли её Лапушкой, подруги и парни – Липой, а муж иронично-ласково – Лампейкой. Но всё это осталось в прошлом. Жили, ездили по стране, работали. Лет пятнадцать назад она и муж оставили единственному сыну городскую квартиру, перебрались в Ужовку. Отсюда, из этой деревни, тянулись корни Олимпиады Петровны со стороны матери – когда-то здесь жили её дедушка и бабушка. Сама-то она была городской девчонкой, но в детстве часто приезжала сюда, бегала и на пруд, и в лес с деревенскими приятелями… Уже и родителей Олимпиады Петровны давно не было в живых, а стариков – и подавно. Но дом, хоть и развалюха, но достался по наследству ей. Они с мужем подремонтировали его, стали жить. А через три года муж умер, осталась она одна.

Поначалу в Ужовке её все звали по имени-отчеству, тем более что нашлись даже и подружки детства. Но потом как-то так всё перевернулось… Впрочем, как и жизнь вся. То ли люди вокруг озлобились, то ли она стала недоброй, въедливой, резкой на язык. Прицепилось к ней прозвище Сазониха, а уж откуда слух пошёл, что она колдунья, сама Олимпиада Петровна не знала. Ну сказала как-то глупой девчонке в такой короткой юбке, что ягодицы проглядывали: «Ой, Светка, хорошо если один соблазнится, а как сразу много?» «Чем больше, тем лучше» – весело огрызнулась та пятнадцатилетняя дурёха. А дня через два сразу пятеро поиздевались над ней так, что долго в больнице девчонку выхаживали. И пошло: «накаркала!», «наворожила!», «колдунья!»…

А тут своя беда. У сына в городе была семья, рос мальчонка, её внучок. Но жена сына тяжело заболела, умерла. Он запил, привёл сожительницу, такую же пьяницу. На пару всё пропили, квартиру продали, перебрались в коммуналку той женщины. Сколько раз хотела Олимпиада Петровна забрать к себе внука, Юру, но нет, не отдавали. А потом сын спохватился, завербовался на какие-то работы, где обещали много денег. Уехал в Сибирь, а там в драке и погиб. Сожительница его тоже куда-то сгинула – сбежала или пропала, неизвестно. Юрочке было тогда уже семь лет, но в школу он не ходил, никто его туда не определял. И вновь бабке не отдали внука – на этот раз органы опеки. «Вам, бабушка, – сказали ей там, – уже шестьдесят восемь лет и вы одиноки. Не положено таким опекунам доверять ребёнка». Напрасно она уверяла, что здоровье имеет отличное, что нет у неё ни одной серьёзной болезни и даже обычных старческих артритов и ослабления памяти. «Нет, не положено». И мальчика отдали в детский дом-интернат, где он пошёл учиться в первый класс.

Это произошло почти год назад. Когда же в начале лета она захотела взять внука к себе, хотя бы на каникулы, ей опять сказали «нет». И объяснили: мальчика готовят к усыновлению в очень хорошую семью. И её, Сазоновой, согласие не нужно – официально у неё нет никаких прав на ребёнка.

Вот теперь, вечером, Олимпиада Петровна возвращалась из города в расстроенных чувствах. Она ездила в надежде хотя бы повидать Юру, и узнала: он уже уехал со своими новыми родителями. Директор интерната восторгалась: «Вы должны благодарить судьбу! Юра будет жить в Америке, его усыновила богатая семья мормонов!» И рассказала: мормоны, по их законам, обязаны иметь многодетные семьи. А у этой семьи только три своих ребёнка, и больше они родить не могут. А Юрочка оказался внешне очень похож на них и их детей – ну просто как родной! Они его сразу полюбили, и он к ним потянулся, когда уезжал, уже немного даже по-английски говорил! Всем теперь он будет обеспечен, и воспитание высокоморальное получит, и образование. Бабушка должна Бога благодарить…

Сазониха благодарить Бога не хотела. Всю дорогу в автобусе она сидела, сцепив зубы, чтоб не плакать прилюдно. А теперь, свернув на лесную тропу, не сдерживалась, глухо рыдала. И тут она услыхала выстрелы – два или три одиночных, потом автоматная очередь. Большую жизнь прожила Сазониха, много чего видеть и слышать приходилось, и как стреляют – тоже. Сразу узнала, замерла. Первая мысль была: «охотники». Да какая в это время охота! Час-то ещё не поздний, около девяти вечера, но ведь темно совсем… Снова длинная очередь, старуха аж присела. Если первые выстрелы донеслись со стороны дороги, то эти, последние, уже из лесу и совсем недалеко. А потом – жуткий крик: мужской, и не в один голос. Треск ломающихся под ногами сучьев, рёв мотора…

Сазониха, вжав голову в плечи, стояла не шевелясь, прислушиваясь. Было тихо. Сама себя ругая, она всё-таки пошла в сторону последних выстрелов. «А вдруг там раненные есть, кровью истекают…» И увидела – как раз луна из-за туч вышла, как специально. Мальчишка в дублёном полушубке, простоволосый, дрожащий, перепуганный стоит между деревьями в снегу. А рядом – огромный волк… Или собака… Показалось старухе, что шерсть у зверя припорошена сверкающим под луной инеем, морда чёрная, а глаза горят. И что сейчас, через секунду, он кинется на мальчика.

– Изыди, дьявол! – закричала она страшным голосом и положила крестное знамение. И собака в самом деле словно растворилась в воздухе. «Истинно дьявол…» – успела подумать Сазониха, но тут же бросилась к мальчику, потому что тот упал на снег, как подрубленный.

Она была крепкая старуха и какое-то время несла ребёнка. Но пришлось тяжело, потому, увидев, что он в сознании, поставила на ноги и, ласково что-то приговаривая, повела потихоньку за руку. В дом они пришли никем не замеченные: в будние дни зимой улицы посёлка рано безлюдели.

Два дня мальчик был в полубессознательном состоянии, и Олимпиада Петровна от него не отходила. Кормила, поила, тепло укрывала – он хоть и тревожно, но подолгу спал. Она уже поняла, что он немой: если что-то просил, то показывал руками и мычал. Вот за эти два дня Сазониха всё обдумала и решила.

В Ужовке, конечно, знали, что она хлопочет об опеке над внуком. Хоть и не откровенничала она ни с кем, но деревня есть деревня. Однако о том, что её внука готовят на усыновление и, тем более, о том, что он уже усыновлён, этого не знал никто…

Увидев, что мальчик открыл глаза, Олимпиада Петровна присела к нему на кровать, погладила по волосам.

– Юрочка, – почти прошептала она. Голос задрожал. – Ты мой внучек Юрочка. Родненький…

И мальчик вдруг заморгал, привстал и потянулся к ней. Обнял за шею, прильнул так трогательно и беззащитно, что Сазониха охнула, прижала к себе, не сдерживая слёз. И догадалась: «А он ведь слышит».

Две недели, до марта, она никому мальчика не показывала. Но в местном магазине, в отделе одежды, спросила две майки и несколько трусиков на мальчика восьми лет. Доверительно рассказала продавщице, что скоро привезёт сюда своего внука, будет с ней жить.

– Надо приодеть мальчонку, а то на нём всё приютское.

Купила ещё брюки, две рубашки, куртку, ботинки… И, понятно, когда первый раз пошла по улице, держа за руку Юру, деревня не удивилась. Все знали: Сазонихе отдали на воспитание внука.

Настоящую одежду Юры – Олимпиада Петровна теперь даже мысленно называла мальчика так, – она спрятала в подпол. Замшевый тулупчик, длинный яркий шарф, красивые, натуральной кожи сапожки – всё дорогое, богатое. Хотела оставить его нижнее бельё, свитерок, брюки из необычной материи, но нет, отказалась. Импортное, в глаза бросается. У её внука такого быть не может. Так же, как и золотой, в виде колечка, серёжки в левом ухе. Когда мальчик был ещё без сознания, она осторожно сняла эту вещицу, спрятала в шкаф. Думала, что он спросит, но он даже и не вспомнил ни разу. Вот и славно, не нужна она ему. Тоже, мода пошла – мальчишкам побрякушки цеплять! Противно это. Да и примета… Хорошо понимала мудрая Сазониха: стрельба и одинокий мальчик в лесу связаны между собой.

Газет Сазониха не покупала, телевизор давно сломался, она и не ремонтировала его – смотреть противно! В посёлке что-то говорили о стрельбе на дороге, она специально не прислушивалась. Зачем? И без того ясно: мальчика хотели убить, могут искать.

У Юры были как-то по-особенному подстрижены длинные светло-русые волосы. Сазониха их состригла под полубокс с короткой ученической чёлкой. Недаром когда-то парикмахером работала, даже машинка для стрижки осталась, своего мужа сама всегда стригла. Парнишка настолько преобразился, что она порадовалась: никто его не узнает, да ещё в такой простецкой одежде. Вот только примета – немой…

Но здесь у старухи тоже было своё соображение и надежда. Юрочка ведь слышит! Так, может, он не от рождения немой? А если в ту страшную ночь, от испуга и шока, он потерял дар речи? Так ведь бывает, она слышала и читала. Когда-нибудь он может заговорить. Тоже от испуга, не дай Бог… А уж в ту ночь ему было чего бояться. В него стреляли, в маленького мальчика – она убедила себя в этом. А дьявольское отродье, та жуткая собака! Оборотень! Как она не догадалась сразу, конечно оборотень! Тёмные силы – земные и потусторонние, – всегда вместе.

Но она убережёт ребёнка. Потому что это теперь совсем другой мальчик. Её внук. Она дала ему другое имя. Его никто не найдёт!

Глава 10

Аринке снился сон. Она заснула, как всегда, мгновенно, и там, во сне, не сразу поняла, что видит картинки и слышит голоса. Что ей снится «Сон»! Ведь такое случилось впервые в её жизни. До сих пор понятие «спать» для неё означало только лишь – заснуть и проснуться. Между тем и этим действием не было ничего, даже времени. Легла – встала: бодрая, весёлая. Когда родители или кто-то ещё говорили «ночь прошла неспокойно», «ночь тянулась долго» – она этого не понимала.

Но вот уже в этом доме с ней случилось однажды необычное, в первый день. Она проснулась среди ночи, потому что захотела увидеть Звезду. Как раз тогда, когда встретила Дашиного гномика. А вот теперь она увидела «сон».

Он был такой чудесный! Она видела поляну с необычными цветами, над ними летали птицы… или бабочки… или рыбки с крыльями – необыкновенные и очень красивые. Поляну обрамляли невысокие деревья, за ними – другая поляна… Всё это было в лиловых, жёлтых и оранжевых цветах. А на полянах, между цветов, перекатывались с мелодичным звоном прозрачные радужные шары – они напомнила девочке мыльные пузыри. В них, как в уютных гнёздах, лежали дети. Да, очень маленькие, но настоящие дети. Ариша засмеялась во сне, и вдруг один такой пузырь поднялся в воздух. По нему, как волны, побежали разные цвета, потом он стал жёлтым, засветился сначала слегка, всё ярче, сильнее, и уже сверкал так, что больно было смотреть. Вспыхнул, превратился в тонкий ослепительный луч, который мгновенно ушёл в небо. А шара с ребёнком уже не было. «Ой, что это?» – воскликнула девочка во сне. И вдруг услышала голос – красивый, нежный, но немного встревоженный: «Зачем она здесь?» Другой голос, тоже ласковый, сказал: «Значит, пришло время…» «Нет, – ответил первый уже строго. – Она ещё маленькая. Рано…»

«Я уже большая!» – хотела возразить Аринка. Но не успела. Проснулась.

Было утро, солнце заливало комнату, потому что девочка перед сном всегда поднимала шторы. Она вскочила и побежала на веранду, знала, что мама и папа часто сидят там по утрам.

– Мне снился сон! Мне снился сон! – прокричала счастливо, бросаясь к маме на руки. Мама едва успела поставить на столик чашечку с кофе, подхватила дочку. А папа весело сказал:

– Поздравляю! Наверное, ты уже стала взрослой.

– Да, я тоже им так сказала!

– А кто они были? – спросил папа, понимая, что дочка говорит о своём сне.

– Они… – Аринка застыла с открытым ртом.

Вот только что она помнила свой прекрасный сон, хотела рассказать. И вдруг забыла. В одно мгновение забыла!

У девочки был такой растерянный и обиженный вид, что Маша крепко прижала, поцеловала в волосы.

– Это так бывает у всех, – объяснила ласково. – Сны почему-то сразу забываются. Они такие воздушные, летучие. Только откроешь глаза, а они словно с ресниц слетают и растворяются. Главное, это то, что тебе, наконец-то, приснился сон. Значит, и ещё приснится.

Аринка повеселела, села на коврик у маминых ног, прижалась к коленям. Папа принёс из холодильника бутыль с молоком, налил дочке в чашку. Маша вспомнила что-то, чуть нахмурилась.

– Что? – тут же спросил Сергей, уловив её мимику.

– Да так, ерунда… Помнишь, я вчера домой из города вернулась автобусом? Можно было такси взять, но мне так захотелось пройти лугом. Вот я и подъехала до Ужовки. Когда шла мимо магазина, услышала, что там мёд привезли, продают. Женщины говорили – очень хороший, с местной пасеки.

– Да, мёд отличный, – кивнул Сергей.

А Аринка тут же потребовала:

– Хочу мёду.

Подхватилась, побежала и принесла банку, блюдце и ложку.

– Что дальше? – спросил Сергей, первым зачерпнув густого золотистого цветочного мёда.

– Там была очередь, не очень большая, я стала. Когда уже подходила к прилавку, вошла в магазин женщина, пожилая. Посмотрела на меня и стала впереди. Я бы промолчала, но она это сделала так демонстративно, и взгляд был недобрый. Я вежливо её спрашиваю: «Вы здесь стояли? Меня никто не предупредил». А она так, сквозь зубы, не поворачиваясь: «Идите в свои бутики, там нет очередей. А здесь не распоряжайтесь».

– Ага, это наверняка Сазониха. Возможно, между прочим, наша родственница, помнишь, я говорил? В деревне её не любят.

– Не любят, а никто из женщин за меня не заступился, – обижено сказала Маша. – Потом, правда, когда она ушла, подошли ко мне две, утешили. Да, они её так назвали, «Сазониха». Сказали: «Она всем грубит. Вы с ней не связывайтесь, а то наколдует чего».

– Точно, у неё такая мистическая репутация. Смотри, Машенька, заколдует тебя!

– Тебе всё смешно, – махнула рукой Маша. – Какая там колдунья. Просто Баба Яга!

– Баба Яга, Баба Яга, – захлопала в ладошки Аринка. – Я её не боюсь.

Она хотела добавить, что у неё есть защитник Пёс, но вовремя удержалась. А чтобы уж точно не проболтаться, быстро допила молоко и умчалась в ванную.

Когда Аринка убежала умываться, родители переглянулись, рассмеялись.

– А Дашенька проснулась? Я не видел её.

– Да, уже давно. И пошла в сад.

Сергей подлил из кофейника Маше в чашку, протянул:

– Она у нас ранняя птичка. А тебе не кажется, что наши девочки стали слишком самостоятельными?

– Кажется, дорогой, – Маша качнула головой. – Им, конечно, здесь простор и свобода, но я постоянно беспокоюсь – где они? А знаешь, – засмеялась. – Даша мне сказала: «Ты, мама, не тревожься, нас никто не обидит». Я спросила: «Откуда ты знаешь?»

– А она сказала, что их защищают её друзья-эльфы, – подхватил Сергей.

– Угадал. Почти. Это она сказала о себе, а Арину, оказывается, защищают звёзды.

– Фантазёрка!

Маша молча и как-то сосредоточенно прихлёбывала из чашки, потом сказала, словно сама удивляясь своим словам:

– Конечно… Но ведь, Серёжа, согласись, они у нас девочки необыкновенные.

Муж поставил плетёное кресло-качалку напротив, сел, взял её руки.

– Соглашаюсь. Я всегда помню, что они вообще не должны были родиться. Их появление – настоящее чудо. Ты это имела в виду?

– Да. А чудо не бывает просто так. Оно всегда для чего-нибудь. Может, Даша права: их оберегает провидение. Для чего-нибудь…

– Это чудо – для нас с тобой.

Сергей притянул к себе Машу. Прижимаясь лбом к его плечу, она прошептала еле слышно:

– Этого мало…