Текст книги "Дом окнами на луг и звёзды"

Автор книги: Ирина Глебова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2

Ариша проснулась, как просыпалась всегда: просто открыла глаза, словно и не спала вовсе. Сны ей не снились. Когда Даша рассказывала о своих, похожих на сказку сновидениях, младшая сестра сердилась:

– Ты всё выдумываешь!

Она, бывало, плакала от обиды: почему Дашка видит по ночам такие чудеса, а она, Ариша, даже не представляет – что же такое «сон»? Но это происходило раньше, когда она была маленькой. Теперь она привыкла, слушала рассказы сестры с интересом, но спокойно. И корчила рожицу:

– Подумаешь, в книжках ещё лучше сочиняют!

– Ты глупенькая, – говорила Даша высокомерно, и пока Ариша подыскивала обидный ответ, поворачивалась и уходила. Зато Ариша никогда не бывала сонной и капризной вечерами и медлительно-неуклюжей по утрам. Просто она в какой-то момент говорила:

– Всё, я сплю.

Ложилась и засыпала сразу. И просыпалась: открывала глаза и вставала. Так, как и сейчас. Сунула ноги в тапочки, подняла и полюбовалась: два симпатичных ёжика, но не колючих, а пушистых. Пижамка тоже была новенькой, мягкой, красивой. И удобной – прямо точно на неё. Как будто кто-то знал заранее, что она выберет себе эту комнату, и всё приготовил.

Ариша тихонько вышла в коридор – дверь открылась легко, без скрипа. Было светло. Вдоль одной стены тянулся ряд окон. Они все выходили на балкон, который опоясывал весь второй этаж этой стороны дома. В окна лился свет от яркого тонкого месяца. И там же, недалеко от него Ариша сразу увидела Звезду. Но ей хотелось смотреть на Звезду не через стекло, потому она и шла к балконной двери. У комнаты старшей сестры она остановилась: свет горит и голоса какие-то! Чуть приоткрыла дверь и заглянула. Красивая ночная лампа в виде цветка-колокольчика делала комнату тускло-голубой, Даша сидела в постели, опираясь на подушку, а рядом с ней, на одеяле, примостился маленький человечек, не больше их любимого плюшевого мишки – ещё маминой игрушки.

«Гномик, – подумала Арина. – Только почему-то без колпачка. Может, потерял? Надо же, не врала Дашка!»

Тут Ариша вдруг вспомнила их недавнюю ссору, и ей стало немного стыдно. Тогда она прибежала к маме плача и жалуясь на сестру:

«Мама, куклы ведь не живые? Я положила их в ящик головой вниз, а Дашка злится, говорит: ложись и ты так! А я ведь живая!»

Теперь же она засомневалась: «А, может, и про кукол Даша не выдумывала? И правда они живые, как этот гномик?» Но тут же её голова сама повернулась в сторону окна, в глаза кольнул тонкий луч Звезды, и она, осторожно прикрыв дверь, пошла на балкон.

Ночной ветерок был такой тёплый и приятный. Он взъерошил Арише волосы. Они у неё давно уже не торчали ёжиком – отросли, потемнели, погустели. Стригли девочек одинаково – под средневековых пажей, – и делал это сам папа.

– Я ведь художник, – говорил он. – Всё будет не хуже, чем в салоне причёсок!

Стрижки и тёмные глаза делали сестричек особенно похожими, хотя, если приглядеться, они оказывались разные. И волосы у Даши были гуще, темнее, а при солнечном свете отливали медью. Ариша как-то раз даже заявила: «Когда вырасту, покрашусь, как Даша!»

… Девочка подняла лицо: совсем рядом с балконом качались ветви большой осины, серебристые листья, подрагивая, переливались, отражая лунный свет. Они почти звенели – тихо, нежно, и этот звон-шелест чудесным образом сливался со звоном-блеском звёзд. Той самой, одной Звезды.

Оттого, что здесь была городская окраина, не теснились дома, не светили фонари, небо открывалось широко, вольно. В эту ночь молодого месяца звёзды усыпали небосвод, превратив его в блистающий купол. Маленькая девочка стояла, прислонившись к лепному вазону, запрокинув голову, не отводя взора. Сначала мелкие-мелкие звёздочки сливались в одну белесую полосу: Ариша ещё не слышала названия «Млечный путь». Но чем дольше смотрела она, тем яснее становилась видна каждая звезда, и вскоре девочка почувствовала: её уже нет здесь – ни на балконе, ни в доме, ни вообще на земле! Она среди звёзд, но не летит, как птица, и не плывёт, как рыба – что-то совсем, совсем другое. Вокруг разноцветное сияние, оно переливается, меняет не только цвет: движется, как живое, и там, в глубине, то ближе, то дальше проступают неуловимо прекрасные… Что? Девочка не может понять: картинки, или фигуры, или лица. Не может понять, потому что и сама она растворилась в этом свете, и сама она – то самое, неуловимо прекрасное. Ей так легко, радостно… Но тут свет вспыхнул ярко, сузился в тонкий луч, кольнул в глаза так, что она вскрикнула и закрылась ладошками! Потом осторожно, сквозь пальцы, посмотрела в небо. Вновь сразу увидела Звезду и тихонько засмеялась от радости. Потому что всё помнила, что только что было с ней. Конечно же было, а не приснилось, как снится старшей сестре.

Она постояла ещё немного – ветерок так ласково гладил щёки. Звезда продолжала тихо мерцать, словно нашёптывала: «Не беспокойся, я здесь…» Аринка подумала, что, когда вернётся в свою новую комнату и ляжет в кровать, в окно она будет видеть Звезду. «Наверное, я эту комнату выбрала специально, – вдруг догадалась она. – Из Дашиного окошка мою Звёздочку не видно!»

Она направилась к себе, радостно думая о тех чудесах, которые только что пережила. И так замечталась, что не заметила, как миновала комнату старшей сестры, даже не вспомнила о гномике. Но вдруг услышала за спиной шорох и оглянулась. Гномик как раз выскользнул из комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь. Быстро глянул на застывшую Аринку, вежливо кивнул ей, но не сказал ни слова, а пошёл от неё по коридору. Как же так, – стало ей обидно, – вот он сейчас совсем уйдёт!..

– Послушайте, а почему на вас не колпачок? Вы же гномик?

На маленьком человечке и в самом деле уже была шапочка, похожая на берет, с блестящим изумрудным пёрышком. Она и правда была необычной, но Аринка спросила об этом, потому что ничего другого так сразу не придумала.

Человечек остановился, немного помедлил, потом пошёл ей навстречу.

– Здравствуй, девочка Звезды, – сказал он тихо и вежливо. – Не кричи так громко, твоя сестра только что уснула. Нет, я не гном, хотя мы с ними в родстве.

– А кто же вы?

– Я альв.

– Это вас так зовут?

– Нет, это название моего клана.

– А-а-а, – девочка не поняла последнего слова, но догадалась, – это вроде русских или китайцев?

Она смотрела на него во все глаза, низко наклоняясь, но вдруг обнаружила, что уже наклонять не нужно: альв незаметно стал её роста.

– Здорово!

Аринка хлопнула в ладоши, но он тут же строго приложил палец к губам. Теперь девочка хорошо могла рассмотреть необычного гостя. Он был не молод, без бороды и усов, с морщинками – весёлыми около глаз и добрыми около губ. Волосы под беретом волнистые, почти до плеч, седоватые, тёмно-бордовая бархатная курточка с блестящими пуговицами, такого же цвета штаны, заправленные в сапожки на высоких каблуках…

– А как же вас зовут? Меня – Арина!

Вспомнила, что нужно и самой представиться. Альв кивнул:

– Я знаю, девочка Звезды. Называй меня уми Эрлик. – И, словно зная, что она сейчас спросит «это имя и фамилия?», он объяснил: – «Уми» – это уважительное обращение. Как «господин», или «сударь».

– А мне Даша о вас рассказывала, вы ей снились!

Он улыбнулся и кивнул:

– Да, я раньше к ней приходил только во снах, а теперь мы впервые встретились в сущем.

Опять Аринка не знала последнего слова, но вновь сообразила – это когда не спят, вот как сейчас.

– А почему? – спросила она.

Уми Эрлик погладил маленькой ладонью её по волосам.

– Потому, что вы, девочки, наконец попали в этот дом, и теперь станете теми, кем вы есть. А я смогу навещать Дашу.

– А ко мне вы не будете приходить?

Малышка ревниво и обиженно насупила брови. Альв снова ласково погладил её по голове:

– Ты сможешь меня видеть, но приходить я буду к твой сестре. Она одна из нас – она фея.

– Так вот почему она ругала меня за кукол, – сразу забыв огорчения, воскликнула Аринка.

Альв кивнул:

– Да, она может видеть живое в неживом… Она многое может!

– А я? Я тоже это всё могу?

– Нет, – он снова стал серьёзным и даже поднял назидательно палец. – Тебе не дано то, что Даше. Ты не фея. Но ты можешь многое другое.

– Но кто же я? И что я могу?

Совершенно незаметно уми Эрлик вновь уменьшился в росте, повернулся и стал уходить по коридору. Оглянулся на минутку, сказал:

– Ты – девочка Звезды. А то, что ты умеешь делать, ты скоро сама узнаешь…

– Постойте, – громким шёпотом позвала его Аринка. – Куда вы идёте, там же нет двери!

Но альв, уже не оборачиваясь, махнул рукой, подошёл к глухой стене и исчез в ней.

– Ну конечно, – Аринка пожала плечами, – он же волшебный! И весь этот дом волшебный!

Раскинув руки, она легко побежала по мягкой ковровой дорожке к свой комнате. Ей казалось, что она полетит, обязательно полетит! Это была её самая большая мечта – летать. Не на аттракционе в парке или даже в настоящем самолёте, а самой, как птица! Сколько себя помнит, всё залезала повыше – на стол, забор или высокий пригорок, прыгала, отчаянно размахивая руками: вот сейчас, сейчас полетит!.. Но не получалось. А теперь, после разговора с уми Эрликом, поверила: обязательно полетит, если не сегодня, то завтра или послезавтра…

Девочка не удивилась тому, как обращался к ней альв. Родители часто называли её почти так же. Мама рассказывала, что она всегда любила смотреть на звёзды…

В первые два месяца после рождения малышка не доставляла родителям никаких хлопот – только радость. Но вот однажды пришли в гости приятели Сергея – бородатый кудлатый художник с громовым смехом и его маленькая экзальтированная жена. Закатывая глаза, она повосхищалась весёлой Аринкой, а потом встревожено сказала:

– Кроватка вашей малютки стоит неправильно! Обязательно нужно, чтобы головкой она лежала на восток. Многие эзотерические источники и светская наука доказывают – должно быть именно так! В этом случае циклы кровообращения человека и круговорот мировой энергии совпадают, положительно влияют на здоровье и карму!

Эта женщина и её муж тут же перетащили кроватку к другой стене, развернули и восторженно заявили: теперь девочке обеспечено и крепкое здоровье, и прекрасное будущее…

Остаток дня Аринка провела на руках у родителей и гостей, в манеже среди игрушек, на широком родительском диване, где уже довольно шустро ползала. Когда же под вечер её положили спать, она впервые заплакала. И упорно капризничала всю ночь. Впервые Сергей и Маша узнали, что такое бессонная ночь с младенцем на руках. Они по очереди ходили по комнате, укачивая малышку, строили самые разные предположения, причём Маша была близка к истине, когда в сердцах сказала:

– Да уж не сглазили ли её Савельевы?

Временами Аринка затихала на несколько мгновений – как раз тогда, когда её поворачивали лицом к окну, да только родители об этом ещё не догадывались. Трепетно надеясь, что девочка наконец-то заснула, они, затаив дыхание, пытались положить её в кроватку, и она тут же вновь начинала плакать. Трёхлетняя Даша то засыпала, то просыпалась, и уже под утро вдруг сказала:

– Мамочка, она же не видит звёздочек! Поставьте её кроватку обратно!

Маша, измученная, в сомнамбулическом состоянии, сразу ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Они перенесли кроватку на прежнее место, положили малышку и, – о, чудо! – та улыбнулась, что-то радостно пролопотала и тут же крепко уснула… Когда в тот же день Маша спросила старшую дочь, как же она догадалась, Даша ответила серьёзно:

– Ко мне во сне пришёл мой друг и сказал.

– Кто же это такой, твой друг?

Сергей подхватил дочку, покружил и посадил себе на колени. Она со смехом обхватила его за шею, покивала:

– Он альв.

– Эльф? Ты сказала «эльф»?

– Нет, папочка. Но можно сказать и так, а можно сказать и гномик.

Голос у неё был снисходительный, как будто она, взрослая, разговаривает с маленькими.

– Ты моя чудесная фантазёрка! – Маша поцеловала дочку в пушистые волосы. – И большая умница: никто не догадался, только ты, что кровать должна стоять на старом месте. Надо же, нравится Ариночке там!

– Ей нужно видеть звёзды, – вновь повторила Даша.

– Но почему?

– Не знаю. Она вырастет и сама скажет.

Конечно, родители были убеждены, что звёзды – это только Дашино воображение. Но всё-таки стали замечать, что малышка очень любит вечерние прогулки в коляске с открытым верхом. Лежит, смотрит в небо, улыбается, лопочет… Сергей первый назвал её «девочка со звёзд». И хотя, когда Аринка повзрослела и её внимание к звёздному небу перестало явно проявляться, прозвище осталось. Время от времени то Маша, то Сергей так её называли…

Глава 3

Сергей проснулся с ощущением того, что он спит в поле, под чистым высоким небом. И сразу же улыбнулся, увидев над собой потолок цвета нежно-голубого, с оттенком бирюзы. Воздух в спальне правда был чист и словно настоян на запахах разнотравья – работал какой-то особенный кондиционер.

Маша ещё спала, вольно разметавшись на широченной кровати. Да уж, это не их прежнее «супружеское ложе» – старый раскладной полуторный диван, неимоверно скрипящий и проступающий пружинами. Они, правда, не обращали на это внимания, им было всегда хорошо в тесных объятиях. Но вчера, поднявшись в спальню, охнули, увидев это великолепное сооружение в бело-голубой пене одеял, простыней, подушек. А когда легли, поняли, как же это хорошо, когда можно выбирать – прижаться друг другу или раскинуться свободно, в своё удовольствие!

Протянув руку, Сергей взял с прикроватной тумбочки пульт, нажал одну из кнопок. Он ещё вчера обследовал этот маленький механизм и теперь не ошибся: портьеры волнами поднялись вверх, открыв окно необычной готической формы с прозрачно-чистым стеклом. Солнце встало совсем недавно, сияло так ясно, а небо оказалось почти такого же чудного цвета, как потолок спальни. Сергей осторожно встал – кровать не скрипнула, не потревожила спящую женщину. Набросив махровый короткий халат, который он вчера обнаружил в ванной комнате, Сергей вышел на балкон, сел в кресло среди красивых растений, закурил… Вчера он сказал жене, что всё, связанное с этим домом, не кажется ему странным. Но сейчас сам себе признался, что есть во всей этой истории и непонятные моменты, и неразрешимые вопросы, которые тревожат. Сам не заметил, как стал вспоминать всё сначала – первую встречу с Альбертом.

Случилось это не так давно, и года не прошло. Время от времени к ним захаживал в гости Машин бывший однокурсник Миша Вакуленчук. В студенческие годы Миша был в Машу влюблён и, как подозревал Сергей, от этого чувства не избавился поныне. Худенький, невысокий Миша, с русой бородкой и мягкими, уже редеющими волосами, с высоким тембром голоса многим казался странным. К тому же говорил он обычно поэтически восторженными и философски запутанными фразами. Но Сергей и Маша знали, что он большой умница и эрудит, и просто хороший человек. Они были к нему привязаны. Миша, в свои за тридцать не женатый, единственный сын и внук обеспеченных предков, занимался чем хотел: вращался в кругу городской богемы, сам писал стихи и рисовал. А в тот раз он забежал к ним и предложил Сергею устроить выставку картин – картин именно Сергея.

– У меня появились заказчики, очень богатые люди! – как всегда на подъёме рассказывал Миша. – Они готовы спонсировать выставку. Я сказал им, что ты – ещё неоткрытый талант, но скоро твоё имя прогремит, и тогда к твоим работам будет не подступиться!

Миша всегда подчёркивал свои самые дружеские чувства к Сергею, и, похоже, немного преувеличивал. Но его восхищение творчеством Сергея было искренним с самого первого дня их знакомства. Миша был истинным знатоком живописи и не сомневался, что муж его однокурсницы настоящий талант.

Выставка открылась уже через месяц в одном из новых частных салонов. Причём, Сергей не платил за аренду, за доставку и установку картин, даже традиционный фуршет в день открытия организовывал не он – спонсоры. Он сам с ними познакомился на открытии выставки: Миша подвёл его к трём мужчинам и женщине. Сергей сразу уловил их разный социальный статус: один казался из старых интеллигентов, возможно, бывший научный сотрудник, двое других явно нувориши – помоложе, попроще, пооткормленнее. Женщина – стареющая дива с пышно взбитой причёской, мелированной в три цвета, – жена одного из этих. Впрочем, они тоже изо всех сил старались выглядеть культурно, хотя покровительственного тона не скрывали. Сергей не обижался. Он всё же был обязан этим людям: первая выставка, хорошая реклама в прессе и на телевидении, поток посетителей. Приходили на выставку люди не бедные – картины покупались. А ведь Сергей назначил цены просто заоблачные: так не хотелось ему расставаться со своими работами! И всё-таки покупатели находились, с десяток картин были проданы. Процент устроителям выставки шёл очень приличный, но и ему, автору, такие суммы до недавнего времени не снились… За полтора месяца он просто разбогател!

Каждый день, хотя бы часа на два, Сергей приходил в выставочный зал. В первые дни его сопровождали Маша и обе девочки. Для них это был праздник. И потому, что вокруг ходили люди, смотрели на картины, нарисованные их мужем и папой, восхищались, обсуждали, и потому, что в этом зале было так красиво! А ещё потом они всей семьёй шли в кафе-мороженое – теперь Сергей мог позволить себе угощать своих любимых «девочек»… Но вскоре Маша с дочерьми стала оставаться дома – у неё появился срочный заказ для одного журнала. Сергей же приходил, ему нравилось общаться с посетителями выставки, слушать, что говорят люди, отвечать на вопросы, вести диалоги-обсуждения. В один из таких дней к нему подошёл незнакомый мужчина.

– Мне очень нравится выставка, – сказал этот человек, – хочу кое-что приобрести. Но я к вам лично подошёл не поэтому… Сергей Александрович, может оказаться, что мы с вами родственники. У вас фамилия редкого звучания. У меня – тоже. Почти такая же. Лугренье.

Чуть склонив голову, он смотрел на Сергея вопросительно. Отчество он узнал, видимо, из вывешенного перед входом листка с биографическими данными автора. Ну а фамилия, естественно, красовалась на афишах крупными буквами – «Художник Сергей Лугреньев». Совпадение показалось Сергею удивительным. Радостно улыбнувшись, он воскликнул:

– Очень может быть, и даже скорее всего! Мне мать говорила, что именно так – Лугренье – звучит наша фамилия в оригинале, имеет французское происхождение. Во время войны деду выправляли документы после ранения, в госпитале, не поняли, видимо, и «обрусили» его. Он сразу не заметил, потом не до того было, чтоб исправлять, так и осталось…

Теперь он с интересом разглядывал своего собеседника. Среднего роста, коренастый и крепкий, приличные залысины, но волосы почти не седые, тёмные. Тоже тёмные и очень живые глаза, выглядит лет на пятьдесят, но, возможно, и больше. Симпатичный человек. А тот уже протягивал ему руку:

– Меня зовут Альберт. Альберт Александрович. Скажите, у вас фамилия отца?

– Матери, – ответил Сергей. Отца своего я никогда не знал, так получилось.

– А как же вашу маму зовут?

– Звали… Её, к сожалению, уже нет в живых. А звали её Татьяна Всеволодовна.

– Понял, – обрадовался Альберт Александрович. – Ваш дед – Всеволод Лугренье, которого переделали в Лугреньева. Всеволод Евграфович?

– Кажется… – Сергей смутился, ему было неловко, что он не помнил отчество деда, а этот незнакомец знал. Но тут же добавил более уверенно: – Точно, припоминаю, мама так и называла своего отца. Простите, я ведь его никогда и не видел.

– Значит я не ошибся, мы родственники! – Альберт крепко пожал Сергею руку. – А вы имеете семью? Детей?

– Обязательно! Пойдёмте, покажу…

Выставка занимала два зала, Сергей повёл родственника во второй.

– О, сюда я ещё не добрался, – проговорил тот на ходу. – Прекрасные работы! Вот это, «Серебряное озеро», обязательно куплю…

Но тут Сергей остановился у картины. Всего один раз он нарисовал своих дочерей – те не любили позировать, не выдерживали и десяти минут. Но эта единственная картина ему удалась: девочки сидели на диване, рассматривая картинки в книге, Ариша увлечённо тыкала в страницу пальчиком, Даша посматривала на неё снисходительно, как взрослая на маленькую…

– Вот, это мои дочери.

– Две девочки, – пробормотал Альберт. – Как живые…

У него было странное выражение лица. А потом он проговорил тоже нечто странное:

– Но не близнецы…

И такое разочарование прозвучало в его голосе, что Сергей удивился. Ну да, Дашу и Аришу на картине на первый взгляд можно было принять за близняшек: темноглазые, с одинаковыми причёсками, но потом становится видно – нет. Что же тут такого? Но, видя, что новоявленный родственник и в самом деле огорчён, он сказал:

– Да, они не близнецы. Но, тем не менее, они родились в один день!

– В один день?

Альберт поднял на него взгляд, и Сергею стало немного не по себе.

– Ну да, – повторил он, словно и сам удивляясь. – В один день, только с разницей в три года. – Засмеялся: – Они вообще у меня необыкновенные девчонки. Представляете, по всем законам природы они просто не должны были родиться! А вот же – смотрите какие!

Но Альберт смотрел уже не на картину – на него. Странно смотрел, молча. Вдруг у него искривились губы, задёргалась щека, руками, на груди, он с силой сжал полы пиджака, словно хотел запахнуть его.

– Простите, мне нехорошо…

И быстро пошёл к выходу, да что там пошёл – почти побежал. В широкое окно Сергей увидел, как на улице он, уже не сдерживаясь, бегом бросился в сторону заднего двора выставочного зала. Подумал недоумённо: «Там гаражи, подсобные строения…» Прождал ещё час, ведь явно человеку стало плохо, может что-то с желудком?.. Но родственник не вернулся.

Дома он рассказал Маше об этом неожиданном знакомстве с радостью. Надо же, родственник! У него их никогда не было. Как он и сказал Альберту, отца своего Сергей не знал. Мама родила его, не выходя замуж.

Татьяна Всеволодовна была женщиной сдержанной и даже строгой, ещё бы – учительница математики, директор школы! Серёжа, ученик той же школы, никогда поблажками не пользовался, с него был спрос даже больше, чем с остальных ребят. Мальчишкой он, конечно, интересовался, кто его папа, но мать однажды резко оборвала эти его вопросы – да так, что никогда больше он её не расспрашивал. Он даже думал, что отчество мама дала ему просто из головы, так, чтоб звучало как у Сергея Есенина – Сергей Александрович. Потому что мама очень любила этого поэта. Но как-то раз, уже подростком, он случайно слышал обрывок разговора матери с тётей Ольгой, из которого понял: мама, ещё девушкой, сильно полюбила женатого мужчину, знала, что семью он не бросит, и решилась иметь от него ребёнка. А чтобы этот мужчина даже не знал о том, до рождения сына уехала из своего города совсем в другое место, устроилась работать в школу небольшого райцентра…Узнав эту историю, Сергей поверил, что носит отчество своего настоящего отца.

Остальное он уже додумал, представил сам. То ли для того, чтобы оградить любимого человека от ненужных хлопот, то ли оттого, что родители не приняли её беременность, но мама не поддерживала отношений со своими родными. Вот Сергей и не знал дедушку и бабушку, никогда их не видел. А, может, они умерли рано… Помнил он только свою тётю, сестру матери Ольгу. Она изредка навещала их, он знал, что она одинока, не замужем. А когда ему было лет четырнадцать, она стала монахиней какого-то женского монастыря и тоже исчезла с горизонта. Мама – Татьяна Всеволодовна, – была женщиной красивой, молодо выглядевшей: стройная, голубоглазая, с густой копной светло-русых волос. Серёжа очень любил её, всегда любовался, а когда стал художником, написал по памяти и по фотографиям прекрасный портрет… Она нравилась мужчинам, за ней ухаживали, несколько раз звали замуж, но мама как-то сказала Серёже: «Я, когда ждала твоего рождения, дала слово посвятить свою жизнь тебе»… Свои слова Татьяна Всеволодовна всегда держала крепко.

Вот почему у Сергея не было ни родных, ни двоюродных братьев и сестёр, а к более дальним родственниками у него был как бы перекрыт путь жизненными обстоятельствами матери. Знакомство с Альбертом его искренне обрадовало. Он был уверен – Лугренье ещё появится. И точно, через день Альберт вновь пришёл в выставочный зал, сказал Сергею:

– У меня не всё в порядке со здоровьем, бывают такие внезапные приступы. Не обращайте внимание.

И пригласил Сергея посидеть в ближайшем ресторане, поговорить, познакомиться поближе. Альберт сам сделал внушительный заказ – стол заставили холодными и горячими закусками, но из выпивки каждый из них взял лишь по бокалу лёгкого вина. Оказалось, оба новоявленных родственника спиртным не злоупотребляют. Причём Альберт не злоупотреблял настолько, что всего лишь пригубил свой бокал. Возможно, здоровье не позволяло ему пить.

В эту встречу Сергей узнал много интересного о своих родовых корнях.

– Я, всё-таки, потомок рода по прямой линии, то есть, от старших сыновей. И потом, первый Лугренье, появившийся в России, всё-таки мой прадед – это не так уж далеко по времени.

– А мой? – спросил Сергей.

– Твой, Серёжа, прапрадед, – ответил Альберт. – А ты мне троюродный племянник.

Он и Сергей уже договорились называть друг друга по-родственному, на «ты», и теперь Альберт с нескрываемым удовольствием, даже с какой-то нежностью произносил «Серёжа». Сергею тоже оказалось совсем не трудно называть его просто «Алик» – так Альберт сам попросил. Хотя и был он старше Сергея на пятнадцать лет. Впрочем, они этой разницы особенно и не ощущали.

– Приехал первый Лугренье, маркиз Филипп де Лугренье, ко двору императора Александра Второго в составе дипломатической французской миссии, где-то в 1870-м году. Как раз шла франко-прусская война, Россия придерживалась нейтралитета, возможно французский император Наполеон Третий хотел склонить Александра на свою сторону. Но война завершилась быстро, через два месяца от её начала Наполеон был пленён под Седаном, во Франции начались политические беспорядки, восстания, которые завершились уже через полгода Парижской Коммуной… Ну и наш с тобой предок не стал возвращаться в бушующую и, можно сказать, коммунистическую Францию, поскольку был аристократом, а их там и арестовывали, и расстреливали. Даже потом, когда коммунаров самих расстреляли у кладбища Пер-Лашез, он продолжал жить в Санкт-Петербурге. Он был ещё молод, лет двадцать пять, двадцать семь… По дошедшим до меня преданиям – хорош собой, не глуп и лёгкого, весёлого нрава. Его привечал сам Император, пожаловал французскому, можно сказать, политическому эмигранту имение здесь, в этих местах, на плодородных землях.

Альберт рассказывал увлекательно, чуть иронизируя – Сергей просто заслушался. Тот заметил это.

– Интересно? Ну, слушай дальше. Александр Второй оставлял Филиппа Лугренье при дворе, но тот очень скоро уехал в своё новоиспечённое имение и стал жить здесь. Построил дом – небольшой по меркам того времени, но такой, как сам захотел. Какое-то время жил уединённо… Не то, чтобы избегал соседей-помещиков, нет, на приглашения откликался, ездил – он ведь был завидный жених. Но к себе особенно никого не звал, а те, кто всё-таки навестил его в его доме, а, может, – замке, – поговаривали о странных и неприятных ощущениях. Пошли даже слухи о том, что наш предок колдун.

– И что, были основания? – весело спросил Сергей.

– Были, – ответил Альберт, и Сергею показалось, что взгляд его быстро метнулся в сторону. Но тут же родственник заулыбался и пояснил с присущей ему иронией: – Его родовые корни – а, значит, и наши с тобой! – берут начало от двух старинных семей. Одни, я имею ввиду корни, – тянутся из Юга Франции, провинция Лангедок. А там в двенадцатом веке, в пору рыцарства, появилась мощная секта – катары или альбигойцы.

– Я что-то слышал, но так, по верхам…

– Они выступали с критикой Церкви: священники безнравственны и непомерно богаты, а жить надо просто, свято, в любви к ближнему…

– Новое – давно забытое старое! Сейчас тоже подобное можно слышать.

– Да, – согласился Альберт. – Только альбигойцев обвиняли ещё в колдовстве, магии, прямом сотрудничестве с Дьяволом. Надо сказать, не без основания. Одним из их постулатов было то, что равно существуют две высшие силы: Добро и Зло – Бог и Дьявол. И что наши ангельские души заключены именно Дьяволом в тёмные сосуды-тела для того, чтоб испытать ад на Земле.

– Интересно… Так что, род Филиппа Лугренье происходил от альбигойцев?

– Есть такое предание. Вторые его корни были из северо-западной провинции Франции, из Бретани. А это – кельты, друиды… Представляешь, какая гремучая смесь католического сектантства и язычества!

– Но он-то сам для своего времени был современным человеком? Я так понял, – Сергей смотрел на Альберта вопросительно. – Конец восемнадцатого века, всё-таки.

– А вот ходили слухи, что он не забыл верований предков… Впрочем, слухи эти держались не долго. Года в тридцать четыре Филипп женился по любви на дочери отставного полковника, дворянина и крупного помещика Родичева, перед венчанием перешёл из католичества в православие. Ну а дальше жил добропорядочно, пошли дети…

– Если знаешь, расскажи, мне интересно.

– Собственно, у Филиппа Лугренье было два сына: Илларион и Евграф. Илларион – это мой дед. Дальше очень просто: у него был всего один сын Александр – мой отец. У моего отца – тоже один сын, то есть я. Я никогда не был женат и детей у меня нет… Так получилось. Твою линию знаю не всю: Евграф – твой прадед, – имел сына Всеволода и дочь Наталью. У этой Натальи рождались сыновья, у них – тоже сыновья… А у Всеволода, наоборот – дочери.

– Да, – подхватил Сергей. – Это уже я лучше знаю. Татьяна, моя мама, и тётя Ольга. Она долго оставалась старой девой, а потом приняла постриг в женском монастыре. Поразительно, как хорошо ты знаешь историю рода!

– Да, я этим интересовался, – ответил Альберт просто. – Моя линия, похоже, на мне обрывается. И я очень рад, что нашёл тебя. Ведь давно потерял из виду твою маму Татьяну Всеволодовну и её сестру Ольгу. Теперь вот знаю. И о твоих девочках знаю.

Последнюю фразу он сказал как-то по-особенному… ласково, что ли? Голос дрогнул и, показалось Сергею, глаза заблестели от слёз. Это тронуло его, он сказал:

– Алик, чего мы тут сидим? Пошли к нам, познакомишься и с моей Машей, и с девчонками. Увидишь, как они обрадуются!

– Нет, – ответил Альберт сразу, словно ожидал этого приглашения и готовился. – Сейчас не могу. Конечно, мы познакомимся, но позже, другой раз. Есть обстоятельства…