Текст книги "Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы"
Автор книги: Ирина Касаткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Наташа, ну что я ему скажу? Что сочувствую, уже говорила. А что еще? О чем говорить, не знаю.
– Ну, как хочешь. Вы долго пробудете на море?
– Если погода не утихомирится, то, может, завтра-послезавтра уедем. Что тут делать?
– А мне, представляешь, еще две недели здесь торчать. Такая тоска! Уж лучше бы дома осталась. Но мать меня разве оставит. И братец, гад, тоже заявил, что ни за что со мной не останется. Ну, я ему припомню! Как я к тебе хочу, ты не представляешь! Да разве маман отпустит.
– А ты попросись. Мои возражать не будут.
– Так вы же до Сочи ехать не собираетесь. А сама она меня ни за что к вам не повезет и одну не пустит. Нет, об этом можно и не мечтать. Ну, пока, я тебе потом еще позвоню.
И она отключилась. А Настя еще долго держала мобильник в руке, улыбаясь, сама не зная, чему.
– Что она тебе наговорила? – поинтересовалась Галчонок. – Как там Никита – поступил?
– Поступил. И Вадим тоже. Пап, может, мы съездим в Сочи, заберем ее. А то она там от скуки помирает.
– Нет, дочка, в Сочи я не поеду. Там такие серпантины. Не рискну. Да и денег у нас в обрез.
– Если завтра ветер не угомонится, уезжаем, – заявила мать. – Мне это надоело. Поехали на север.
На том и порешили. А ночью разразилась давно назревавшая гроза. Да такая, какой Насте еще не доводилось видеть и слышать. Среди ночи ее разбудил чудовищный раскат грома, затем ослепительно полыхнула молния. Было слышно, как заплакал в соседней комнате Славик. Молнии непрерывно озаряли комнату, и раскаты следовали один за другим несколько часов подряд. Потом упал сплошной стеной ливень и шумел до самого утра. А утром разом все кончилось: ветер стих, дождь прекратился, облака ушли за горы и во всю засияло солнце, миллиардами своих собратьев отражаясь в каплях воды на листьях и траве. И море утихло.
И тогда Галчонок, что называется, дорвалась. Опасаясь, что эта благодать ненадолго, она весь день не вылезала из воды. Даже отказалась от кафе, заявив, что ей достаточно хачапури и фруктов, которые носили по пляжу загорелые до черноты продавцы. В итоге ее кожа стала красной, как помидор, и даже слегка облезла.
А ночью у нее поднялась температура, и вся спина покрылась волдырями. Несчастная Галчонок лежала на животе и плакала от боли и обиды. Как же: из трех дней она только один раз накупалась вдоволь, – и вот, пожалуйста, сгорела. Она так стонала, что отец собрался вызвать «Скорую». Но Галчонок резко воспротивилась этому, самокритично заявив, что не дело из-за всяких идиоток гонять людей среди ночи. И тут Настя вспомнила про мазь, подаренную Вадимом, – она ее предусмотрительно захватила на всякий случай. И вот этот случай настал. Она помазала не очень сопротивлявшейся матери самый воспаленный участок спины, и боль утихла.
– Не болит! – изумилась Галчонок. – Мажь всю.
Через полчаса жар спал, а еще через час все крепко спали. Утром Галчонок встала, как ни в чем не бывало, и объявила, что снова отправляется на море. Но отец, молча, сняв с веревки купальники, кинул их в чемодан и заявил, что с него моря достаточно. У них осталось на все про все меньше двух недель, – а ведь надо еще доехать до Питера и вернуться к началу занятий, да при этом посетить всех родственников. А от тех тоже сразу не уедешь, надо побыть в гостях хоть пару дней, иначе обиды не оберешься. Поэтому завтракаем, укладываемся и в путь.
– Ну, хоть на полчасика! – одновременно взмолились мама с дочкой. – Клянемся не загорать, только окунемся!
– Знаю я ваши полчасика! Галина как уплывет, ее по всему морю не сыщешь. Собирайтесь! – И сердитый отец отправился за машиной.
– Настя, хватай купальники и тикаем! – скомандовала мать.
– А завтракать? Я есть хочу.
– На море перекусим.
– А ты представляешь, как он разозлится?
– Ну, разозлится, ну и что? Позлится и перестанет. Зато еще хоть окунемся. Иначе я буду страдать всю дорогу.
– А твоя спина?
– Плевать! Уже почти прошла. Бежим, а то он, кажется, уже едет.
Они, крадучись, выбрались из домика, и, прячась за деревьями, удрали. На пляже мгновенно переоделись, и, бросив одежду рядом с родителями Славика, ринулись в море.
Вдоволь наплававшись и нанырявшись, мама с дочкой повернули к берегу, стараясь не думать о том, что их ждет. По их подсчетам, они провели в воде те самые полчасика, что и обещали папочке. Уже выходя на берег, услышали оглушительный детский рев – на весь пляж. Ревел Славик. Ревел так безутешно и самозабвенно, что просто невозможно было пройти мимо и оставить его в таком великом горе. Оказалось, что отправляясь с Алисой ловить крабиков, он закопал свою новую машинку в песок, чтобы ее никто не утянул. И забыл, где. И вот теперь требовал перерыть весь пляж, но непременно ее найти. Никакие обещания купить ему две таких же положительного результата не дали – ему была нужна только та, любимая.
В поиски пропавшего сокровища включился весь пляж. Даже отец, полный негодования на своих дам, не смог удержаться и тоже принялся копать песок извлеченной из багажника лопатой. Правда, при этом приговаривал, что этот дурдом ему до смерти надоел и лучше бы он взял путевку в Домбай. Искали долго, но безуспешно.
Эти поиски временно отвлекли грозу от наших купальщиц, – правда, ненадолго. Когда оравшего Славика родители спешно унесли с пляжа, так и не попрощавшись как следует с соседями, отец грозно заявил, что дает им на все сборы десять минут. В противном случае, уезжает сам, а они пусть добираются домой на поезде. Испугавшись такой угрозы, дамы спешно покидали свои манатки в чемодан – и семейство, наконец, тронулось в обратный путь.
Глава 17. Поездка в Москву
– Как поедем? – осторожно спросила Настя. – Может, по какому-нибудь другому маршруту? Так интереснее. А домой будем заезжать?
– Обязательно, – отозвался отец, сосредоточенно глядя на дорогу. – Денег мало осталось, боюсь, не хватит. Придется занять. Как думаешь, Галина, твои дадут?
– Дадут, – Мать не засомневалась ни на секунду в щедрости своих родителей. – Они сами предлагали. И Настасье на подарок ко дню рождения, и нам на дорогу. Зря я отказалась, думала, своих хватит.
– Едем старым маршрутом, – решил отец. – Он нам уже знаком, а времени в обрез. Да и бензин дико дорогой, – не разгуляешься.
Обратная дорога показалась на удивление короткой. Доехали быстро и без приключений. Обрадованные дедушка с бабушкой надавали им в дорогу всяких вкусных вещей и все горевали, что не смогут отпраздновать шестнадцатилетие любимой внучки, наступавшее через неделю, – когда наши путешественники планировали быть уже в Муроме у родственников отца. Заехав домой, убедились, что там все в порядке, и с легким сердцем пустились в дальнейший путь.
Теперь отец был предельно внимателен, да и Настя, натренировавшись, следила за знаками. И все-таки они опять чуть не влипли – сразу за Новочеркасском. Когда проскочили мимо этого небольшого городка, перед путешественниками открылась обманчиво ровная до самого горизонта пустая трасса, – и они весело понеслись по ней со скоростью сто километров в час. Догнали неспешно кативший «Москвич», и только отец собрался перестраиваться для обгона, как словно из-под земли вынырнула черная «Волга» – вихрем просвистев мимо.
– Господи, откуда она взялась? – Перепуганный отец лихорадочно вывернул руль, возвращаясь на свою полосу. И тут же начался крутой спуск в глубокую ложбину, – а ведь наверху ничто не предвещало ее появления.
– Настя, ты видела знак? – Руки отца, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения.
– Нет, пап, – призналась дочь. – Наверно, прозевала.
– Я тоже не заметил. Неужели его не было?
– Был какой-то знак, но я не вглядывалась, – вмешалась мать. – Мы слишком быстро проскочили. Езжай помедленнее, ты видишь, какая трасса. Не дорога, а стиральная доска: вверх-вниз, вверх-вниз. У меня до сих пор все поджилки трясутся.
Отец внял ее словам и существенно сбросил скорость. Теперь они ехали, не превышая восьмидесяти. Трасса, действительно, преподносила сюрприз за сюрпризом. Встречные машины то и дело выскакивали из-под земли, – вершины холмов в перспективе совершенно сливались, создавая полное впечатление ровной трассы. Далеко не все водители встречных легковушек были дисциплинированными – некоторые шли на обгон почти у вершины холма, внезапно появляясь на чужой полосе, из-за чего отцу дважды пришлось резко уходить на обочину.
– Ну, козел! – не выдержав, выругался он, когда очередной лихач выскочил у него прямо перед носом. – Каким же надо быть кретином, чтобы так ездить. Смерти не боится, что ли? И как только таким права дают?
– Да кто там их дает! – Галчонок сидела, как на иголках. – Говорят, нынче права можно купить только так. Были бы денежки. Олег, умоляю, езжай помедленнее. Ты видишь, что на трассе творится – как на центральной улице в час пик. Того и гляди вляпаемся.
Дорога, действительно, теперь была забита машинами. Наши путешественники нудно тянулись за целой колонной легковушек, возглавлял которую неторопливый комбайн, загородивший своим широким плугом почти половину дороги. Его водитель невозмутимо сидел в своей высокой кабине, совершенно не реагируя на километровый хвост у него за спиной.
– Ему же тоже надо ехать, – Настя тихонько погладила кипевшего папу по рукаву. – Ну что ты так нервничаешь? Все не могут быть классными водителями. Тебе бы радоваться, что некоторые ездят хуже тебя. Разве хорошо, если б ты ездил хуже всех?
– Ты бы помолчала, – сквозь зубы процедил отец, – не зуди под ухом. Лучше за знаками следи.
И он резко крутанул руль, уходя от пошедшего на обгон «Москвича», своим боком едва не снесшего их левую дверцу. Они выскочили на обочину и – их «Жигуленок» резко качнуло вправо. Высокие стебли травы, обманчиво возвышавшиеся над обочиной, оказывается, росли на склоне кювета. Правое переднее колесо машины едва не повисло в воздухе.
– Все на левый борт, – резко скомандовал отец. – И не шевелиться. Иначе кувыркнемся.
Галчонок прижалась к левой двери, а Настя – к папочке, и они замерли. Машина снова встала горизонтально. Но было ясно, что это равновесие неустойчиво, – стоит шевельнуться, и они пойдут кувыркаться под откос.
Проносившиеся мимо машины сочувственно гудели, но никто не пытался им помочь. Когда отец осторожно открыл со своей стороны дверцу и попытался выглянуть, машина угрожающе качнулась. Мама с дочкой дружно завизжали.
Помощь пришла неожиданно, когда они почти отчаялись. Внезапно возле них остановилась свадебная «Волга», украшенная шарами и лентами с нарядным пупсом на капоте. Из нее выскочили жених с невестой и их друзья. Они споро прицепили тросом «Жигуленка» к своей машине и оттащили незадачливых путешественников подальше от опасного места. А потом быстро попрыгали в свою машину и укатили, даже не оглянувшись на прощание.
– Спасены и на этот раз, – констатировал отец. – Слава богу, свет не без добрых людей. Интересно, как долго нам будет везти.
– Везет тем, кто умеет везти, – мрачно отозвалась мать. – Следи за дорогой. Эта колымага, кажется, сворачивает. Сейчас все понесутся, как угорелые.
Действительно, комбайн, свернув вправо, съехал на грунтовую дорогу, тянувшуюся к лесополосе. Легковушки обрадованно понеслись по освободившемуся шоссе, и дорога стала свободнее. Отец немного прибавил скорость, но дисциплинированно не превышал разрешенные девяносто. Его дамы скучающе разглядывали однообразный пейзаж: в основном пахотные поля, расчерченные тянувшимися к горизонту лесополосами. Время от времени мимо них со свистом проносились иномарки, их пассажиры насмешливо поглядывали на неторопливо плетущуюся по пустому шоссе «копейку». Но наученный горьким опытом отец на это уже не реагировал.
– Тише едешь, дальше будешь, – мудро изрек он, проводив взглядом очередной «Мерседес», битком набитый людьми. – Не спеши, а то успеешь.
И оказался страшно прав.
Примерно через полчаса далеко впереди что-то блеснуло, – и сразу над дорогой поднялся густой столб черного дыма. Жуткое зрелище, вскоре открывшееся глазам, надолго врезалось им в память.
Прямо посреди шоссе пылал знакомый «Мерседес». В пламени, ярко освещавшем его салон, корчились темные силуэты. Нестерпимый жар охватил наших путешественников, едва они попытались приблизиться на десяток метров. Отец инстинктивно нажал на тормоз.
– Олег, ты куда? – завопила Галчонок, видя, что тот намеривается открыть дверцу. – Мы сейчас загоримся! Сдавай назад!
– Там же люди, люди! – кричал отец, пытаясь освободиться от вцепившейся в его пиджак жены. – Может, они еще живы!
– Папочка, горячо! – взмолилась Настя. – Мы сейчас сами вспыхнем! Не надо!
Отец, наконец, опомнился. Действительно, корпус их «Жигулей» угрожающе нагрелся.
– Открывайте двери и выходите! – велел он. – И отбегайте подальше. Я попробую сдать назад. – И, стараясь не смотреть на костер, взялся за ручник.
Из остановившихся автомобилей выскочили люди и тоже с ужасом глядели на происходящее. Было ясно, что никакой огнетушитель не в состоянии справиться с таким пламенем. Причина трагедии возвышалась прямо над горевшей легковушкой – встречный трактор, непонятно как оказавшийся на чужой полосе. Его кабина была пуста: виновник происшествия, молодой парень, сидел на обочине, обхватив голову руками, и тихо скулил.
Наконец, вдали показалась машина ГАИ с мигалкой. Объехав по широкой дуге горящий «Мерседес», милиционеры проверили у всех документы, переписали номера свидетелей, забрали с собой тракториста и уехали, сообщив, что пришлют пожарных. В полном молчании все расселись по машинам и разъехались, стараясь не смотреть в сторону догоравшей иномарки.
Остальную часть пути Снегиревы почти не разговаривали. Потрясение было столь велико, что любые слова казались кощунственными. В салоне еще долго ощущался запах гари, и в горле першило. Давно прошло время обеда, но о еде никто и не вспоминал.
К Воронежу подъехали затемно. Увидели знак кемпинга, свернули с трассы и, недолго проехав по лесной дороге, с облегчением направились к деревянным домикам, обещавшим желанный отдых. Ужинать никто не захотел – попили чаю и улеглись. И долго лежали молча, мысленно переживая увиденное.
«Какая ужасная смерть, какие муки испытали эти люди!» – думала Настя, с содроганием вспоминая корчившиеся в пламени силуэты. Она помнила, как совсем недавно коснулась пальцем днища раскаленного утюга, – хотела проверить, достаточно ли он нагрелся. А поплевать на палец поленилась. И как руку пронзила нестерпимая боль. Потом ей вспомнилась та боль – от ножа, заставившая ее провалиться в небытие. Правда, испытывала она ее недолго, но какая это была мука!
Хорошо, если они сразу потеряли сознание, как я тогда, думала она, сострадая. А если все, всю боль – в полной мере? Вот ужас!
И она даже застонала.
– Что с тобой? – встрепенулись оба родителя. – Где болит?
– Да нет, ничего, – отозвалась Настя. – Просто представила себе тех несчастных. Как им было больно. Даже у самой заболело.
– А ты не представляй! – раздраженно прикрикнула мать. – Не принимай на себя чужую боль, пока сама не свихнулась. В мире каждую секунду происходят трагедии, так что, за всех переживать? Никаких нервов не хватит.
– Может, дальше не поедем? – помолчав, спросила Настя. – Как теперь радоваться жизни – после такого? Всю дорогу буду об этом думать, мысли ведь не прогонишь.
– А ты не думай. – Теперь из темноты послышался голос отца. – Чужая беда – конечно, беда, но все-таки она чужая – не надо погружаться в нее целиком. Раз не можешь помочь. У тебя в жизни тоже будут беды, вот тогда и страдай в полной мере. Мы едем дальше. Завтра нас ждут новые приключения, они заслонят старые. Жизнь – зебра полосатая, было плохое, будет и хорошее, его и жди.
Глава 18. Московские впечатления
– В Москву не заезжаем, – напомнил отец, когда они на следующий день приблизились к столице. – Ставим машину на стоянку за Кольцевой – и на метро.
– С вещами по Москве? – негодующе воскликнула Галчонок. – Может, по Кольцевой потихоньку доберемся до Рублевского шоссе? А там до Лариски рукой подать.
Лариска Волкова была закадычной подружкой матери – они вместе учились с первого класса в школе и окончили один и тот же институт. Потом Лариска выскочила замуж за москвича, стала Семеновой и переехала в столицу, но подруги постоянно перезванивались и почти каждый год ездили друг к другу в гости. Лариска была прехорошенькой синеглазой шатенкой, смуглой и румяной. Мимо нее ни один мужчина не мог пройти равнодушно. Галчонок вначале даже ревновала к ней своего благоверного, пока не убедилась, что Олег на Ларискино кокетничанье никак не реагирует. Но это было еще до Ларискиного замужества. На пятом курсе Лариске удалось влюбить в себя до потери сознания капитана милиции, с которым она познакомилась на отдыхе в Сочи. Капитан там же предложил ей руку и сердце и сразу после выпускного бала увез в столицу, где проживал в двухкомнатной квартире вместе со старенькой мамой. Мама вскоре тихо умерла, зато родилась дочь Катька – копия Лариски и такая же вертихвостка. Чуть ли не с первого класса ей постоянно звонили мальчики, которыми она вертела, как хотела. Лариска частенько жаловалась Галчонку на дочь и все спрашивала совета как ее воспитывать, чтобы она росла такой же серьезной, как Настя.
– Драть! – убежденно восклицал Ларискин муж, слушая эти разговоры. – Драть каждое утро вместо гимнастики, пока не поумнеет. А ты ей только задницу лижешь да во всем потакаешь. Девке всего тринадцать, а одевается – позор один! Пузо голое, юбка по самое не могу. Всю зиму без шапки ходит – это в московские-то морозы! Сопли текут, кашляет, как чахоточная, но фасон важнее.
– Дери! – легко соглашалась Лариска. – Дери, я посмотрю, как это у тебя получится. А то только указывать можешь. Вон Галина свою никогда пальцем не трогала, а какую умницу вырастила.
– Ты не Галина, да и я не Олег, – вздыхал муж. – Они же педагоги. А мы с тобой кто? Ты же в школу идти не захотела, в гостинице приткнулась. А я только жуликов ловлю.
Несмотря на подобные перепалки, Ларискина семья была дружной и гостеприимной. Ларискиному мужу очень нравился Олег своей рассудительностью, обширными знаниями обо всем на свете и покладистым характером. А сама Лариска в мужа Галчонка была тайно влюблена – еще со студенческих лет. Правда, влюблена платонически, поскольку женатые мужики становились для нее среднего рода. Как-то Олег признался Галчонку, что Лариска единственная из ее подруг, которая не стремилась с ним переспать. Остальные вскоре после знакомства принимались делать недвусмысленные намеки – иные весьма настойчиво. – Мне сначала даже было обидно, – смеялся Олег, – все твои на меня сходу западали, а она одна нет.
Ларискино семейство всегда радовалось приезду Снегиревых, освобождало им комнату, а Катька перебиралась спать на диван в просторную кухню. В этот раз Галчонок заранее позвонила Семеновым, что собирается всем семейством в гости. Только не сказала, что они едут на машине, хотела сделать подруге сюрприз. И вот теперь из-за трусости супруга им придется тащиться через всю Москву с чемоданами в руках.
Но вот и Кольцевая. Покрутившись по автомобильной развязке, они остановились возле заправки на Варшавском шоссе. Папочка вступил в переговоры с заправщиком – разбитным парнем с плутовато-приветливой физиономией, а Галчонок принялась звонить по сотовому москвичам. И сразу попала на Анатолия – Ларискиного мужа.
– Чего Олег выдумывает! – загудел в трубку теперь уже полковник Семенов. – Стойте на месте, никуда не дергайтесь, я сам за вами приеду. Таскаться с узлами по метро – только ему могло такое взбрести в голову. Поставим вашу машину в гараж, а я свою оставлю на работе – у меня теперь служебная.
Через полчаса Анатолий за рулем «Жигуленка» бойко гнал по московским улицам в Рублево, где неподалеку от метро «Молодежная» находилась его «свечка». После шумных объятий и поцелуев оба семейства очутились за длинным кухонным столом, и проголодавшиеся Снегиревы жадно набросились на Ларискину солянку. По окончании трапезы Анатолий повел Олега в гараж обсудить наболевшие водительские проблемы. Поскольку оба изрядно приняли на грудь, было решено сегодня никуда больше не выезжать. Галчонок с Лариской уединились на кухне, где за мытьем посуды принялись обсуждать события последних месяцев, а Катька, выпросив у отца деньжат «на мороженое», предложила Насте прогуляться по городу. Настя не стала возражать, и они направились к метро.
– Давай прошвырнемся по Арбату, там так прикольно. Музыканты разные и торгаши всякие прибамбасы толкают, – предложила Катька. – Кстати, у тебя бабло есть?
– Ты о деньгах? – неуверенно уточнила Настя. – Есть немного.
– Сколько?
– Пятьдесят рублей, – доложила Настя, порывшись в сумочке.
– Тю! Разве ж это деньги? С ними там делать нечего.
– А зачем больше? На метро хватит, да и на мороженое, думаю, тоже.
– Не, не хватит. Только на метро. У нас приличное мороженое за такие бабки не купишь.
– Ну и не надо. Я его не очень-то люблю, – покривила душой Настя. – Мы же недолго. Пройдемся туда и обратно – и назад.
– Стоит ради этого в такую даль забираться. Я думала, в кафешке посидим, потреплемся. Ладно, у меня немного есть, – Катька посчитала деньги в кошельке. – Сотен пять. На двоих по-скромному хватит.
– Пятьсот рублей? – поразилась Настя. – Ничего себе! У нас на эти деньги можно обожраться. И часто тебе столько перепадает?
– А я с меньшей суммой из дому не выхожу. В Москве без этого делать нечего.
– Тебе что – родители каждый день столько дают? Богато живете.
– Ну почему каждый день? Я ведь не ежедневно на Арбат мотаюсь. И трачу не все сразу. Но без бабок из дому не выхожу. Папик снабжает.
– И что, дает без вопросов. И не ругается?
– Наоборот! Как увидит, что я на гулянку намылилась, обязательно спросит «Деньги есть? Сотовый взяла?»
– Здорово! – Настя даже позавидовала Катьке. – Сколько же он зарабатывает?
– Прилично. Да еще при всяких проверках ему отстегивают. Но пятьсот – разве это деньги? У ребят из компашки, где я тусуюсь, и побольше водится.
– Отстегивают – это как? Взятки дают?
– Ну чего ты прицепилась? Взятки, не взятки, откуда мне знать. Знаю только, что мне он никогда не отказывает. Сколько попрошу, столько и дает. Правда, я много не прошу. Зачем? Мне и так предки все покупают. А у вас в семье что – не так?
– Не, у нас не так, – призналась Настя. – Иногда родители даже до зарплаты не дотягивают, занимают у соседей.
– Так много тратят? А на что?
– Да какое там тратят! Только на самое необходимое. Не знаю, почему так получается. Наверно, зарплата у них маленькая. Правда, мама с учениками подрабатывает. Но их мало, особенно в последнее время. Конкурс в пед не очень.
– Но ведь отец у тебя кафедрой заведует. Чего он не подрабатывает? На приемных мог бы озолотиться. У моей подружки, Таньки Рубцовой, помнишь, ко мне приходила, толстая такая, мать в институте преподает. Каждый год сидит на вступительных. Так у нее тех болванчиков завались. И с каждого – по тыще долларов. Представляешь, сколько за сезон огребает.
– Мой отец – да ты что! Если в институте пронюхают, сразу попрут. Он ведь на виду. Он и маме постоянно твердит, чтобы бросила репетировать: мол, наедет налоговая, без штанов останемся.
– Да, вам не позавидуешь. Ну ладно, давай на выход. Сейчас наша остановка.
На Арбате, как всегда, было многолюдно. Группы экскурсантов, приезжий люд и просто зеваки толпились у многочисленных лотков с разными поделками, глазели на картины и слушали самодеятельных музыкантов.
– Купим по порции мороженого? – предложила Катька. – Что-то я приустала.
– Да мне неудобно за твой счет, – попыталась возразить Настя. – Здесь, наверно, все дорого.
– Ладно, я угощаю. А на метро ты меня провезешь, вот и будем квиты, – великодушно заявила Катерина. – Вон свободный столик, занимаем.
Когда официант поставил перед ними вазочки с мороженым, Настя открыла рот от изумления. Такой вкусноты ей еще не приходилось пробовать. Два огромных кремовых шара были украшены фруктами, взбитыми сливками, посыпаны шоколадной крошкой и еще чем-то очень соблазнительным. Хотелось немедленно вонзить в это великолепие ложечку и, зацепив кусочек побольше, отправить в рот – что она незамедлительно и сделала. Настя и не заметила, как вазочка опустела, опомнилась, только когда стала соскребать вкусные остатки со дна.
– Уже съела? – искренне удивилась она. – А было так много.
– Может, еще? – расщедрилась Катька. – У меня осталась сотня – на полпорции хватит.
– Ого, порция – двести рублей! – испугалась Настя. – Не надо, ты что! Идем отсюда, пока все не истратили, а то пешком придется назад тащиться.
– Да не боись, в случае чего отец за мной приедет, не пропадем. Давай, купим тебе чего-нибудь на память рублей за сто, какую-нибудь безделушку. Смотри, какая собачка хорошенькая.
– Нет, нет, нет! Поехали домой. – И схватив Катьку за руку, Настя потащила ее к метро.
– Ну, поделись, с кем ходишь, – спросила Катька, когда они, сидя в полупустом вагоне, возвращались обратно.
– Ни с кем. Нет у меня никого. – Настя насупилась. – На что они сдались!
– Как это – на что? Нет, ты, правда, какая-то – с прибабахом. Сама, вроде, симпотная, но рожа вечно постная, как на похоронах. Может, поэтому на тебя никто не западает. А у меня сейчас такой парень – супер! Хорошенький-прехорошенький. Десятый оканчивает. И в ансамбле нашем играет. Я с ним уже неделю хожу. Целуется – м-м-м! Наверно, я с ним первым состыкуюсь.
– Катя, ты соображаешь, что говоришь? Тебе сколько лет?
– Почти четырнадцать. А что тут такого? У нас полкласса уже трахались. Ты хоть знаешь, что означает настоящий поцелуй?
– Что?
– Это звонок на верхний этаж, чтоб открывали нижний, вот что. Он мне сразу предложил, но я пока не решила. Как думаешь, стоит?
– Ты что?! – заорала Настя на весь вагон. – С ума сошла? Ни в коем случае! Зачем тебе это надо?
– Ну как – зачем. Интересно же. И вообще, я не соглашусь, другую найдет. А ты что: еще целка? В твои годы?
– Катя, как ты можешь! Это же мерзость что ты несешь! Тебе самой не противно? Неужели ты не понимаешь, что он тебя просто не уважает. Раз предлагает такое, когда вы едва знакомы. Да если бы мне кто такое предложил, сразу бы дала по морде. Слышали бы твои родители.
– При чем здесь родители? Я же с тобой делюсь, – надулась Катька. – Не думала я, что ты такая, – ничего сказать нельзя. Одно слово – провинция.
Она отвернулась и демонстративно уставилась в окно. Настя тоже отодвинулась и стала смотреть в другую сторону. Молча доехали они до своей станции, так же молча дошагали до дому и разошлись по разным комнатам.
– Ну как тебе нынешняя Москва? – встретил Настю отец. – Что-то ты невеселая вернулась.
– Просто устала. И если честно: не понравилась. В метро бомжи, на Арбате толкотня, на улицах мусор. А цены – на миллионеров что ли рассчитаны?
– Так ведь московские зарплаты не чета нашим, – вмешалась Галчонок. – Вся страна на них вкалывает да еще и Лужков бюджетникам доплачивает, чего же не жить? У них учителя вдвое больше наших получают. И врачи.
– А давайте завтра уедем, – неожиданно предложила Настя. – Чего тут делать? В магазинах то же, что и у нас, только дороже. В музеях везде уже были. Лучше в Муроме подольше побудем, в лес походим. Или в Питере.
– Вот дожились! – изумилась мать. – В Москве нам уже нечего делать. Ты вспомни, как каждое лето в столицу рвалась. С весны канючила «хочу в Москву, хочу в Москву, когда в Москву поедем?»
– Так это когда было? Я тогда еще маленькая была, все было интересно. А сейчас: ну Кремль, ну Третьяковка – так ведь везде уже были.
– А действительно, раньше мы в Москву в основном за дефицитом мотались, – задумчиво согласился отец, – помнишь, как меня на конференцию послали и я тебя с собой потащил. В магазинах у нас было шаром покати, а здесь продукты имелись, да и барахло тоже.
– Помню, как же, – невесело отозвалась мать. – Помню, перед отъездом заскочила в «Арбатский», там кофе давали. Очередь длиннющую выстояла, и прямо передо мной он закончился. Стала умолять продавщицу хоть баночку продать, ведь наверняка у нее под прилавком припрятано, а я сейчас уезжаю. Так она губы поджала и цедит «и очень хорошо, скатертью дорога». Как я ее тогда возненавидела со всей Москвой в придачу.
– А где я была? – встряла Настя.
– А тебя еще на свете не было.
– Да, тогда все из Москвы тащили, особенно продукты. Даже загадка была – угадайте, кто такой: синий с красной полосой, весь пропахший колбасой. И отгадка: ростовский поезд «Тихий Дон».
– Неужели в магазинах продуктов не было? – Дочь недоверчиво уставилась на родителей. – А что вы ели?
– Что удавалось достать. Мама твоя с одной девицей занималась пару лет, а ее мать «Кооператором» заведовала, вот мы тогда пожили более-менее. И сосиски она нам доставала, и масло.
– А помнишь, как я чуть сознание не потеряла в очереди за окороком? В ГУМе на Красной площади. Ты пошел занять очередь в кассу, а я стою в толпе, духота – и вдруг у меня перед глазами все как поплывет! Ну, думаю, сейчас упаду людям под ноги. Еле выбралась. Прислонилась к колонне, а вокруг все кружится, кружится.
– Да, тебя потом в очередь еле впустили. Зато какой окорок был, помнишь? Со слезой. А аромат! Теперь такого не продают – не ветчина, а какая-то резина. Там, наверно, не мясо, а почти одна соя.
– А помнишь, как мы чуть на поезд не опоздали? Из-за нашей проректорши. – засмеялась Галчонок. – Она накупила в Москве продуктов: тридцать оклунков и все их пересчитывала да пересчитывала. Уже надо в вагон садиться, а она расставила свои котомки с авоськами вдоль вагона, и все никак не сосчитает. И тут как накатил на нас смех! Представляешь картину: доктор наук, проректор вуза, ученый с мировым именем – и прет из Москвы макароны, колбасу, сыр, конфеты, только тортов «Птичье молоко» шесть коробок. Два дня за ними стояла – вместо того чтобы сидеть на заседаниях. Мы как начали хохотать, никак не могли остановиться. Поезд отходит, а мы все ржем. Еле успели покидать все в тамбур, на ходу запрыгивали. Да, времена были.
– А сейчас что – хорошо? – тяжело вздохнул отец. – Все есть, зато денег нет. Не знаешь, что лучше: когда деньги есть, а купить нечего, или когда всего полно, а денег нет.
– Лучше последнее, – убежденно отозвалась Настя. – Деньги можно заработать, в конце концов. А вот когда купить нечего, тогда никакие деньги не помогут.
– Нет, тогда тоже все можно было достать, правда, втридорога. Только из-под полы. У кого деньги были, тоже не бедствовали. Ну, так что мы решили: завтра уезжаем?
– Давайте денек еще побудем, – не согласилась Галчонок. – А то хозяева обидятся. Побродим по центру, посмотрим, что там новенького понастроили, на Манеж заглянем.
