Текст книги "Ненаглядная красота"

Автор книги: Ирина Карнаухова

Соавторы: сказки народные
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

А тут налетел и чёрный ворон, забрал замуж Анну-девицу. Остался Фёдор Тугарин один-одинёшенек.

Скучно ему стало в родимом дому, сел он на доброго коня и поехал себе счастья искать.

Вот едет-едет и наехал на бранное поле; лежит на поле чужая рать – сила побитая. Русских богатырей на поле мёртвых нет.

Крикнул Фёдор Тугарин:

– Коли есть тут жив человек, – отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

– Всё это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Удивился Фёдор Тугарин; поехал дальше, наехал на шатры шелковые. Вышла к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна.

– Здравствуй, добрый богатырь, куда тебя конь несёт? По воле или неволей?

Отвечает ей Фёдор Тугарин:

– Добрые молодцы поневоле не ездят.

– Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Фёдор Тугарин тому и рад; семь ночей в шатрах ночевал, за полным столом пировал, красного зверя бил да песни пел. Полюбился он Марье Моревне, и взяла она его себе в мужья.

Вот приехали они в её королевство и год прожили и второй провели. Ладно, дружно жили, да вдруг собралась Марья Моревна, прекрасная королевна, на войну. Стала она Фёдору Тугарину всё хозяйство сдавать и приказывает:

– Везде ходи, за всем присматривай, только в чёрный чулан не заглядывай!

Только Марья Моревна уехала, – не стерпела душа у Тугарина: тотчас он бросился в чёрный чулан, отпер дверь, глянул, – а там висит на цепях Кащей Бессмертный, на железных крючьях повешен.

Просит Кащей у Тугарина:

– Пожалей меня, Фёдор Тугарин: десять лет я здесь мучаюсь, десять лет воды не пил, совсем в горле пересохло.

Фёдор подал ему ведро воды, – Кащей за один дух выпил и ещё запросил:

– Мне одним ведром не залить огня, дай ещё!

Фёдор подал другое ведро, Кащей выпил и третье запросил, а как выпил третье ведро, – вернулась в него прежняя сила, тряхнул он цепями, все двенадцать порвал.

– Спасибо, Фёдор Тугарин! Не видать тебе Марью Моревну во веки вечные.

Выбил рамы из окон прочь и на волю вылетел; нагнал на дороге Марью Моревну и в своё царство уволок. Горько-горько заплакал Фёдор Тугарин, снарядился и пошёл в путь-дорогу.

– Жив не буду, а отыщу жену любимую.

Вот он день идёт и месяц бредёт; вдруг видит: дуб стоит, на дубу ясный сокол сидит; ударился ясный сокол оземь, сделался добрым молодцем.

– Здравствуй, шурин любезный, Фёдор Тугарин, куда направился?

– Иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну, её Кащей унёс.

– Трудно тебе сыскать её! Дай мне перстень с твоей правой руки, я по перстню знать буду, когда на помощь лететь.

Дал ему Фёдор Тугарин перстень и пошёл дальше; встретил он орла могучего, встретил шурина ворона; дал орлу золотой поясок, дал ворону застёжку серебряную.

Он год шёл и другой шёл, а на третий добрался до Кащеева дворца; в ту пору Кащей на охоте был.

Увидала Марья Моревна любимого друга, бросилась к нему, заплакала.

– Ах, Фёдор Тугарин, любимый муж! Зачем ты меня не послушался? Посмотрел в чулан, выпустил Кащея Бессмертного, страшного ворога.

– Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше садись на моего коня, пока не видать Кащея Бессмертного, авось, не догонит.

Сели они на быстрого коня, поскакали прочь из Кащеева царства.

Возвращался Кащей к вечеру домой, под ним добрый конь спотыкнулся, на плече сыч встрепенулся.

– Что ты, несытая кляча, спотыкаешься, али чуешь какую невзгоду?

Отвечает конь:

– Фёдор Тугарин Марью Моревну увёз.

– А можно ли их догнать?

– Ещё можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать, смолотить, в муку обратить, пять печей калачей напечь, те калачи поесть, а тогда в погоню ехать – и то поспеем.

Поскакал Кащей, догнал Тугарина, отнял Марью Моревну, домой увёз.

Поплакал-поплакал Фёдор Тугарин и опять воротился назад за Марьей Моревной. Кащея Бессмертного дома не случилось.

– Поедем со мной, Марья Моревна.

– Ах, Фёдор Тугарин, он нас догонит.

– Пускай догонит; мы хоть часок-другой вместе побудем.

Собрались они и уехали.

Вот Кащей домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

– Что ты, несытая кляча, спотыкаешься?

– Фёдор Тугарин Марью Моревну увёз.

– А можно ли их догнать?

– Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, хорошо выспаться, да тогда в погоню ехать, и то успеем.

Поскакал Кащей, догнал Фёдора Тугарина, изрубил его в мелкие куски, положил в смоляную бочку, скрепил бочку железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увёз.

В ту пору, в то времечко у зятьёв Фёдора Тугарина серебро почернело.

– Видно, – говорят они, – с шурином беда приключилась.

Полетел орёл на море, поднял сильные ветры; море взволновалось, выкинуло бочку на берег. Схватил сокол бочку, занёсся высоко-высоко за облака, бросил бочку наземь, она упала и разбилась вдребезги. Принёс ворон живой и мёртвой воды, спрыснул Фёдора Тугарина, – стал Фёдор жив-здоров.

– Ах, зятья милые, как я долго спал!

– Ещё бы дольше спал, кабы не мы! Пойдём теперь, зятюшка, к нам гостить.

– Нет, братцы милые, я пойду искать Марью Моревну.

– На твоём коне её не увезти! Ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Там за огненной рекой живёт Баба-яга. Есть у неё такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света объезжает. Достань от этой кобылицы жеребёночка, тогда Марью Моревну от Кащея увезёшь; вот тебе, зятюшка, шёлковый платок, махнёшь им в правую сторону – сделается высокий мост, ляжет через огненную реку.

Поблагодарил Фёдор Тугарин зятьёв и в путь отправился.

Долго он шёл, не пил, не ел. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Хотел Тугарин съесть цыплёночка. Заплакала заморская птица:

– Не тронь моих деток, Фёдор Тугарин, может, и я тебе пригожусь.

Пошёл он дальше, видит в лесу улей пчёл.

– Поем-ка я всласть сладкого медку.

А пчелиная матка отзывается:

– Нет, не тронь моего меду, Фёдор Тугарин, может, и я тебе пригожусь.

– Хорошо, пусть будет по-твоему.

Побрёл он дальше, от голода шатается; вдруг видит: стоит дом Бабы-яги, кругом дома двенадцать железных спиц, на одиннадцати спицах по человечьей голове, а одна спица пустая стоит.

Вышла Баба-яга – костяная нога, зубы острые.

– Здравствуй, бабушка!

– Здравствуй, молодец, зачем пришёл?

– Не возьмёшь ли меня, бабушка, кобылиц пасти?

– Изволь, молодец! У меня ведь не год служить, а всего два дня. Упасёшь моих кобылиц, – дам тебе золота, а если нет, то не гневайся: торчать твоей голове на железной спице.

Фёдор Тугарин согласился. Баба-яга его накормила, напоила и велела за дело приниматься.

Только выгнал он кобылиц в поле, они все врозь по лугам разбежались, совсем из глаз пропали. Тут он заплакал, запечалился, сел на камень, и его сон сморил.

Проснулся Фёдор Тугарин. Солнышко низко, ночь близко – не видно кобылиц, не слышно.

Что тут делать?

Вдруг прилетела заморская птица.

– Иди домой, Фёдор Тугарин, все кобылицы по стойлам стоят.

Воротился Тугарин домой. Баба-яга шумит, на своих кобылиц кричит:

– Ах вы, драные шкуры, зачем вы домой воротились?

– Как же нам было не воротиться!? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

– Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Ночь переспал Фёдор Тугарин, наутро Баба-яга ему и говорит:

– Смотри, Тугарин, если не упасёшь кобылиц, хоть одну потеряешь, – быть твоей буйной головушке на железной спице.

Погнал Фёдор кобылиц в поле, они враз разбежались по дремучим лесам.

Опять сел Тугарин на камень. Плакал-плакал, да и уснул.

Вот солнышко село за лес, – прилетела пчелиная матка и говорит:

– Проснись, Тугарин, кобылицы все по стойлам стоят. Да как воротишься домой, – Бабе-яге на глаза не показывайся. Пойди в конюшню, спрячься за ясли. Есть у Бабы-яги шелудивый жеребёнок, всё в навозе валяется. Ты бери его и в полночь уезжай домой.

Фёдор Тугарин пробрался в конюшню, за яслями спрятался. Баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:

– Зачем, драные шкуры, домой воротились?

– Как же нам было не воротиться? Налетело пчёл видимо-невидимо со всего света, стали нас до крови кусать.

Вот Баба-яга заснула, а Фёдор Тугарин нашёл шелудивого жеребёнка, оседлал его, сел и поскакал прочь.

Жеребёнок худенький, ноги тонкие, ноздри рваные, а скачет он, как богатырский конь, луга-поля перебегает, озёра перепрыгивает.

Вот доехали они до огненной реки, вынул шёлковый платок Фёдор Тугарин, махнул в правую сторону, – повис через реку высокий железный мост.

Проскакал по мосту шелудивый жеребёнок.

Поутру пробудилась Баба-яга, стала кобылиц считать, – шелудивого жеребёнка нет как нет.

Вскочила Баба-яга в медную ступу, в погоню бросилась. В медной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Доскакала она до огненной реки, поскакала она по железному мосту; тут Фёдор Тугарин платком в левую сторону махнул.

Подломился железный мост, упала Баба-яга в огненную реку; тут ей, злодейке, и смерть пришла.

А Фёдор Тугарин доскакал до Марьи Моревны, посадил её перед собой на шитое седло и домой отправился.

Кащей Бессмертный домой возвращается, под ним конь спотыкается.

– Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

– Фёдор Тугарин Марью Моревну увёз.

– А можно ли их догнать?

– Не знаю. У Фёдора Тугарина конь – мой старший брат.

– Нет, не утерпит моя душа! – говорит Кащей Бессмертный, – поеду в погоню!

Долго ли, коротко ли, нагнал он Тугарина, соскочил наземь и хотел его острой саблей сечь.

Тут взвился на дыбы шелудивый жеребёнок, ударил копытом Кащея и убил его до смерти.

А Фёдор Тугарин и Марья Моревна поехали в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Зятевья и сёстры встречали их с радостью:

– Ах, Фёдор Тугарин, уж мы не чаяли тебя повидать. Но недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, прекрасная королевна, во всём свете поискать, другой не найти!

Погостили они, попировали они и поехали к себе домой. И стали жить-поживать, добра наживать и медок попивать.

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И СЕРЫЙ ВОЛК

ил-был грозный царь Василий. Было у него три сына. Старшие – Фёдор-царевич да Пётр-царевич – гордые да спесивые, не в меру чванливые, а младший – Иван-царевич – простой, весёлый да ласковый.

Был у царя Василия сад около дворца. В том саду росла одна яблоня, что приносила золотые яблоки. Царь Василий очень эти яблоки берёг, каждое утро им счёт вёл – целы ли все, все ли на веточках висят.

Вот раз вышел царь на яблоки полюбоваться, глядит, а трёх яблок нет как нет, – знать, повадился вор золотые яблоки рвать.

Ох, и разгневался царь Василий! Приказал сыновьям, каждому в свой черёд, яблоню караулить, вора уследить.

Первую ночь стал Фёдор-царевич караулить. Лёг на мягкое сено, кафтаном прикрылся, да и заснул крепким сном. Вора не видал, шуму не слыхал, а наутро снова трёх яблок не досчитать.

На вторую ночь стал Пётр-царевич караул держать. Лёг на перину, собольим одеяльцем укрылся, да и заснул крепко-накрепко. Шуму не слыхал, вора не видал, а вор снова золотые яблоки ощипал.

На третью ночь пришёл черёд Иванушке-царевичу.

Сел Иван-царевич в уголок на пенёк, под ночной холодок. Глаз не закрывал, головы не опускал, сидит час, другой, третий… Вдруг весь сад огнём зажгло; каждую травинку осветило… Налетела Жар-птица – золотые перья, огненный клюв, хрустальные глаза… Стала Жар-птица яблоки клевать. Изловчился Иван-царевич да хвать Жар-птицу за хвост! Билась, билась Жар-птица, огненным клювом царевича исклевала, вырвалась и улетела. Только одно перо у Ивана-царевича в руке осталось.

Увидал царь Василий жарптицево перо, рассердился, раскричался.

– Ты что не сумел Жар-птицу удержать, вора наказать! Ступай теперь, ищи по белу свету золотую птицу, чтобы она у меня в горницах пела, мне тёмные ночи освещала. А не найдешь: мой меч – твою голову с плеч.

Заплакал Иван-царевич, да делать нечего. Сел он на коня и в путь отправился.

Ехал-ехал Иван-царевич – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – и доехал до трёх дорог. Лежит на дороге большой камень, а на камне слова написаны:

«Кто прямо поедет – сам умрёт и коня сгубит. Кто влево поедет – сам умрёт, а конь цел будет, а кто вправо поедет – сам жив будет, а коню пропасть».

Подумал царевич да вправо коня поворотил.

Откуда ни возьмись, выскочил серый волк, царевича не тронул, коня заел и в лес убежал.

Идёт Иван-царевич пеший через лес дремучий и слёзы ронит. Дошёл Иван-царевич до широкого болота – пешему не перейти, да и назад дороги нету.

Заплакал Иван-царевич:

– Эх, серый волк, сгубил меня!

Откуда ни возьмись, выскочил серый волк.

– Не сердись на меня, Иван-царевич, я твоего коня извёл, мне и ответ держать; садись на меня да держись покрепче.

Сел Иван-царевич на серого волка, и помчался волк быстрее коня. Через болота, через леса, через горы высокие…

Долго ли, коротко ли – привёз волк Ивана-царевича к каменной стене.

– Ну, Иван-царевич, слезай с меня, с серого волка, полезай через стену, тут за стеной сад, а в саду на ёлке Жар-птица сидит в золочёной клетке. Ты Жар-птицу бери, а клетку не трогай, а то беда будет.

Иван-царевич полез через стену. Увидел Жар-птицу в золочёной клетке. Вынул Иван-царевич птицу и задумался.

«Как я её без клетки домой повезу? Она у меня из рук вырвется, мне головы не сносить; возьму-ка я и клетку».

Только Иван-царевич до клетки дотронулся, как пошёл по всему саду звон-перезвон, заиграли гусли-самогуды, зазвонили колокола, затрубили трубы.

Набежала тут стража, подхватила Ивана-царевича под могучие плечи, к царю той страны поволокла. Разгневался царь Семён на Ивана-царевича.

– Не быть тебе живому, не видать тебе белого дня. Разве только поедешь ты в тридевятое царство, в тридесятое государство да достанешь мне у царя Агапа златогривого коня, тогда я тебе твою вину прощу и Жар-птицу тебе отдам.

Делать нечего. Сел Иван-царевич на серого волка. Полетел серый волк, как калёная стрела.

Долго ли, коротко ли – прибежал серый волк в царство-государство к царю Агапу.

Стал волк у каменных ворот, Ивану-царевичу говорит:

– Ступай, Иван-царевич, в белокаменные конюшни, бери коня златогривого. Да смотри – золотая узда на стене висит, так её не трогай, а то беда будет.

– Ладно, – Иван-царевич говорит.

Вошёл Иван-царевич в конюшню, видит – стоит конь. Сам белый, что молоко, золотая грива кольцами вьётся.

Хотел Иван-царевич коня из конюшни вывести, а он в руки не даётся. Увидал Иван-царевич на стене золотую узду, забыл, что волк говорил, снял узду с гвоздя. Тут раздался стон и звон. Пушки запалили, трубы заиграли, бубны забренчали…

Набежала стража, подхватила Ивана-царевича под могучие плечи, перед царём Агапом поставила.

Царь Агап по горнице похаживает, острой сабелькой помахивает:

– Ну, Иван-царевич, не видать тебе больше свету белого, разве съездишь в тридевятое царство, тридесятое государство и достанешь мне королевну Елену Прекрасную. Тогда я твою вину прощу и коня-златогрива тебе отдам.

Что тут делать? Сел Иван-царевич на серого волка; поскакал серый волк по тёмным лесам, по высоким горам.

Долго ли, коротко ли – доскакал волк до золотой решётки.

– Ну, Иван-царевич, слезай с меня, серого волка, ступай в чисто поле, жди меня под зелёным дубом.

Иван-царевич пошёл, куда ему сказано. Серый волк сел близ решётки, дожидается. Вот и вышла Елена Прекрасная в сад гулять, с мамушками да с нянюшками, со слугами, со служанками… Как выскочит тут серый волк, ухватил Елену Прекрасную, через плечо перекинул, да и побежал прочь. Прибежал в чисто поле под зелёный дуб. Там Иван-царевич дожидается.

– Иван-царевич, садись скорей на меня, на серого волка, погоня при пятах.

Сел Иван-царевич на серого волка; помчался волк, как калёная стрела, гонцы и не догнали.

Прибежали они в царство царя Агапа. Стали на полянке и думу думают. Жалко Ивану-царевичу Елену Прекрасную царю отдавать. Полюбил он её сильней свету белого. Но, давши слово, держи его.

Вдруг летит птица-синица. Летит-говорит:

– Царь Агап замыслил Елену Прекрасную взять, а Ивана-царевича убить.

– Так-то, – волк говорит, – ну, как вы с нами, так и мы с вами. Спрячься, Елена Прекрасная, в зелёные кусты. А мы с тобой, Иван-царевич, к царю Агапу пойдём.

Ударился волк оземь, оборотился в Елену Прекрасную. Взял её Иван-царевич за руки и к царю Агапу повёл.

– Добро, – говорит царь Агап, – отдавай мне красавицу, бери златогривого коня.

А сам страже знак подаёт, чтобы схватила царевича.

Тут вскочил Иван-царевич на златогривого коня и поскакал за Еленой Прекрасной.

А волк о землю грянулся, стал снова серым волком, царя Агапа напугал, стражу покусал, в лес бросился, догнал Ивана-царевича.

– Садись на меня, Иван-царевич, а Елена Прекрасная пусть сядет на златогривого коня. Поедем в царство царя Семёна. Будем коня на Жар-птицу менять.

Долго ли, коротко ли ехали – доехали до царства царя Семёна. Стали на полянке, думу думают. Летит птица-синица, голосом кричит:

– Берегись, Иван-царевич, царь Семён коня отберёт, да и тебя убьёт.

Запечалился Иван-царевич, закручинилась Елена Прекрасная, а серый волк говорит:

– Ступай, Елена Прекрасная, с конём златогривым в дремучий лес, а ты, Иван-царевич, веди меня к царю.

Грянулся серый волк оземь, стал чудесным конём.

Взял его Иван-царевич, к царю Семёну привёл. А у царя Семёна палачи приготовлены. Держат палачи острые мечи.

– Добро, – говорит царь Семён, – добро, Иван-царевич, отдавай коня, забирай Жар-птицу.

Одной рукой ему клетку даёт, другой рукой палачам знак подаёт.

Схватил Иван-царевич клетку, схватились палачи за острые мечи.

Тут конь оземь грянулся, серым волком стал. Да как кинется на стражу! Стража бежать бросилась. А Иван-царевич вскочил на серого волка и был таков!

Вот и едут они домой по-хорошему. Иван-царевич на сером волке, Елена Прекрасная на златогривом коне. Жар-птица у седла приторочена.

Вот довёз волк Ивана-царевича до перекрёстка, где камень стоял.

– Ну, Иван-царевич, – говорит, – завтра дома будем. Раскидывай шатёр, дай Елене Прекрасной отдохнуть-заснуть, а я на охоту пойду.

Раскинул Иван-царевич белый шатёр, да и заснул. Задремала Елена Прекрасная; златогривый конь у шатра ходит, Жар-птица тихую песню поёт…

Тут наехали на белый шатёр братья Ивана-царевича – Фёдор да Пётр царевичи. Увидели коня златогрива, услыхали Жар-птицу, обомлели пред Еленой Прекрасной.

Позавидовали они младшему брату.

– Мы его убьём, всё себе заберём.

Вынул меч Фёдор-царевич, зарубил сонного Ивана-царевича.

Подхватили Елену Прекрасную, забрали Жар-птицу да коня златогривого и домой отправились. Никто не видал. Никто не слыхал.

Лежит Иван-царевич у белого шатра убитый. Прибежал серый волк – заплакал, около Ивана-царевича на землю пал. Летел мимо чёрный ворон с воронёнком, увидал Ивана-царевича, стал над ним кружиться, хотел ему очи выклевать. Тут прыгнул серый волк, поймал воронёнка и давай трепать…

Взмолился чёрный ворон:

– Отпусти, серый волк, моё детище, я тебе что хочешь сделаю.

– Ладно, Ворон Воронович, – говорит волк, – не трону я твоего сына, только сослужи ты мне службу: слетай за синее море, за высокие горы, принеси мне живой и мёртвой воды.

Полетел Ворон Воронович за сине море, за высокие горы.

Три дня летал чёрный ворон. Три дня сидел серый волк, воронёнка в лапах держал. На четвёртый день прилетел Ворон Воронович, принёс живой и мёртвой воды.

Спрыснул волк Ивана-царевича мёртвой водой – у того рана заросла, спрыснул живой водой – встал Иван-царевич, потянулся:

– Больно долго спал, – говорит.

– Эх, Иван-царевич, век бы ты спал, если б не я, – ему волк в ответ.– Проспал ты Елену Прекрасную, и коня златогривого, и Жар-птицу ясную.

Заплакал Иван-царевич, да делать нечего.

– Садись на меня, – ему волк говорит, – сослужу тебе службу последнюю – в ночь домой домчу.

Сел на него Иван-царевич; полетел волк, как быстрая стрела.

К утру-свету домой доехали.

– Ну, Иван-царевич, – говорит серый волк, – отслужил я тебе, теперь моя служба кончается. Прощай пока. Своё счастье сам добывай.

Убежал серый волк, а Иван-царевич во дворец пошёл.

Там колокола звонят, трубы гудят: выдают Елену Прекрасную за Фёдора-царевича. Да невесело свадьба идёт. Елена Прекрасная жемчужные слёзы льёт, в клетке Жар-птица золотые пёрышки ронит, на конюшне конь-златогрив на ногах не стоит – шатается.

Вошёл Иван-царевич в горницу.

Как вскочила тут Елена Прекрасная!

– Не тот мой жених, – говорит, – что около меня сидит, а тот мой жених, что у дверей стоит…

И всё царю рассказала. Рассердился царь на старших сыновей, вон их из царства прогнал. А Ивана-царевича на Елене Прекрасной женил.

Колокола звонят, трубы трубят, Елена Прекрасная, как солнце светла, Жар-птица песни поёт, конь-златогрив копытом бьёт. Идёт во дворце свадьба весёлая.

Я на том пиру была, мёд и пиво пила, по подбородку текло, в рот не попало.

СВИНКА —ЗОЛОТАЯ ЩЕТИНКА

или-были старик со старухой, и было у них три сына: старшие умные да хозяйственные, а младший – Иванушка-дурачок.

Вот раз настала сенокосная пора, вышли братья поутру на свой заливной луг и вдруг видят: трава потоптана, земля выбита… Вот беда! Нечем им будет коровушку кормить.

Как узнал об этом старик, – рассердился. Велел сыновьям караулить, изловить вора-хищника.

В первую ночь старший сын караулить пошёл, да лёг под кусток, закрылся тулупом и проспал всю ночь.

Во вторую ночь караулить пошёл второй сын, лёг на овчину, закрылся тулупом, да и проспал всю ночь.

А в третью ночь Иванушка-дурачок пошёл, за кустик спрятался, стал плёточку плести да песенку петь.

В полночь вдруг слышит шум да гром: прибежала белая кобылица, с ней двенадцать жеребят; стали они траву топтать, землю копытами бить. Изловчился Иванушка-дурачок, вскочил на кобылицу, стал её плёточкой меж ушами бить.

Взвилась кобылица выше лесу стоячего, чуть пониже облака ходячего; носит Иванушку по небу полуночному, хочет Иванушку сбросить, а Иванушка левой рукой крепко за гриву держится, а правой по крутым бокам плёткой бьёт.

Устала кобылица, опустилась на зелёный луг, упала на колени и говорит:

– Отпусти меня, Иванушка-дурачок, дам я тебе моего младшего жеребёнка, он тебе счастье принесёт.

– Ну ладно, давай!

Свистнула кобылица, топнула; прибежал горбатый жеребёнок, шелудивый, облезлый, на одну ногу хром.

– Ты что же это меня обманываешь?! На что мне этакое чудище! В живодёрню вести!

– Ты, Иванушка-дурачок, не гневись! Не простой это конёк: прикажи, Иванушка, что хочешь, – он тебе сделает.

– А я есть хочу!

Повернулся Горбунок к Иванушке левым ухом – вынул Иванушка у него из уха белую скатерть. Только расстелил на земле – стали из скатерти закуски, заедки, куры жареные, пироги подовые…

Поел, попил Иванушка-дурачок, свернул скатерть, всунул коньку в правое ухо.

– Ну что? – спрашивает кобылица.

– Ничего, – говорит Иванушка-дурачок, – пусть живёт.

– Пусть он, Иванушка, до времени по лугам бегает, силу набирает. А нужен тебе будет, выйди в поле, свистни три раза, – станет он перед тобой, как лист перед травой.

Сказала кобылица и из глаз пропала.

Пришёл Иванушка домой и лёг на печку.

– Ничего я на лугу не видал, ничего я на лугу не слыхал, – говорит братьям.

– Ну ладно, хорошо.

В ту пору, в то времечко сделал царь по народу клич:

– Кто на хрустальную гору влезет и у царевны с колен три яблока снимет, – за того она и замуж пойдёт.

Со всех царств-государств съехались цари и царевичи, короли и королевичи, стали взбираться на хрустальную гору.

Да не тут-то было.

Один шаг конь шагнёт – спотыкнётся, два шага шагнёт – вниз валится.

За обиду показалось Иванушке-дурачку, что никто из русских молодцов на хрустальную гору не поднялся.

Вышел он в зелёные луга, три раза свистнул, – прибежал конёк-Горбунок.

– Что изволишь, хозяин ласковый?

– Можешь ли на хрустальную гору взбежать?

– Садись, подвезу!

Прискакал Горбунок на царский двор.

Что тут сделалось?! Народ смеётся, за бока хватается:

– Что это за чудо-юдо неслыханное: и горбат, и шелудив, и на одну ногу хром!

Тут конёк-Горбунок раз скакнул, – полетели хрустали к облакам; доскакал Горбунок до вершины, – схватил Иванушка-дурачок у царевны с колен три яблока…

Ну что поделаешь?

Не давши слова – крепись, а давши – держись: пришлось царевне идти замуж за Иванушку-дурачка.

Худо жить Иванушке в царском дворце. Были у царя две старшие дочери за заморскими королевичами замужем. Старшие зятья царю хороши, жёнам милы; они в царских покоях спят; с царём за столом сидят, а Иванушка в конюшне спит; со свиньями из корыта ест: он-де, чёрный мужик, дурак, ему негоже во дворце жить.

Так время и шло.

Вот раз призывает царь своих умных зятьёв.

– Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу великую! Есть в степи далёкой уточка – золотые пёрышки. Достаньте мне её в мой царский дворец.

Велел оседлать им добрых коней, дать им верных слуг и в путь отправить.

Запросил Иванушка-дурачок царя:

– Дозволь и мне, батюшка, уточку поискать!

– Куда тебе, дурак! Не позорь моего рода царского!

Ну, Иванушка в полночь вышел на зелёные луга, свистнул три раза; прибежал конёк-Горбунок.

– Подай мне уточку – золотые пёрышки!

– Поищи в левом ушке!

Вытащил Иванушка уточку – золотые пёрышки, вытащил белый шёлковый шатёр, цветное платье, сапоги хромовые, стал молодцом-удальцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Ехали степью умные зятья, увидали белый шатёр; у шатра ходит уточка – золотые пёрышки, из шатра слышен молодецкий храп.

– Встань, проснись, русский богатырь! Если средних лет, – будь нам дядюшка, коли наших лет, – братец нам.

Вышел из шатра Иванушка.

– Здравствуйте, братцы, что вам надобно?

– Продай уточку – золотые пёрышки! Возьми за нее золота, серебра, жемчуга сколько хочешь.

– Не продажная эта уточка, а заветная.

– А какой на ней завет?

– По мизинному пальчику с правой руки.

Как они его ни упрашивали, пришлось отдать по мизинному пальчику. Надели они шитые перчатки, взяли уточку – золотые пёрышки, царю повезли.

Царь их ласкает, подарки им дарит, а Иванушку-дурачка даже в конюшню спать не пускает.

– Ни к чему ты, дурак, негож, спи в курятнике!

Много ли, мало ли времени прошло, снова призывает царь своих умных зятьёв.

– Зятья мои умные, зятья мои любезные, мне прохожий сказочник сказывал, что есть в горах свинка – золотая щетинка. Добыли вы мне уточку, добудьте и свинку.

Заохали зятья, да делать нечего.

Просится с зятьями и Иванушка-дурачок, а царь его нечестно из горницы прогнал:

– Сиди, дурак, в курятнике да пух считай.

А Иванушка вышел в зелёный луг, свистнул конька-Горбунка, добыл свинку – золотую щетинку, добыл белый шатёр и лёг спать.

Наехали умные зятья, стали свинку торговать.

– Не продажная моя свинка, а заветная.

– А какой на ней завет?

– По мизинному пальчику с левой руки.

Заохали зятья, заплакали, да делать нечего: отдали ему по мизинному пальчику с левой руки.

Приехали к царю, отдали ему свинку – золотую щетинку.

Царь их встречает, за стол сажает, большой пир задаёт.

Сидят гости за столом, песни поют, а Иванушка сел на пол, вынул четыре мизинных пальчика и давай играть!

– Эти пальчики – уточка – золотые пёрышки, а эти два пальчика – свинка – золотая щетинка.

– Что ты, дурак, говоришь?

А Иванушка-дурачок царю в ответ:

– А почему, царь-батюшка, твои умные зятья на пиру в перчатках сидят?

Велел царь зятьям снять перчатки, а у них мизинных пальцев нет.

– Вот, царь-батюшка, кто чужими руками жар загребает, у того пальцы горят. Взял я с них по пальцу с правой руки за уточку – золотые пёрышки, а с левой руки за свинку – золотую щетинку.

Приложил дурак отрезанные пальцы на старые места, они вдруг приросли и зажили.

Поднял царь Иванушку-дурачка с полу.

– Садись с нами, Иванушка.

– Нет, негоже дураку за царским столом сидеть.

Подошёл Иван-дурак к окну, свистнул три раза, прибежал конёк-горбунок. Иванушка-дурачок в правое ухо влез, в левое вылез и сделался такой молодец – ни вздумать, ни сказать, ни пером описать!

Тут царь ахнул, царевичи крякнули, царевна – жена Ивана – на крылечко выбежала…

А он сел на конька-Горбунка и говорит:

– Не любили вы меня Иванушкой-дурачком, не полюблю и я вас добрым молодцем.

Взмахнул плёточкой – и был таков.

ФИНИСТ – ЯСЕН СОКОЛ

 некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой. И было у них три дочери. Старшая и так и сяк, средняя собой пригожая, а младшая умница-разумница и такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать: брови соболиные, очи соколиные, русая коса до пояса.

Вот собрался раз старик на ярмарку. Позвал он дочерей и говорит:

– Дочери мои любимые, хорошие да пригожие, что мне вам на ярмарке купить?

Старшая дочь говорит:

– Купи мне, батюшка, сарафан шёлку лазоревого, да такой, чтобы соседские девки со злости сохнули.

Средняя говорит:

– Купи мне, батюшка, бусы дорогие, да такие, чтобы подруженьки с зависти лопнули.

– А тебе что купить, меньшуха моя любимая?

– А купи мне, батюшка, аленький цветочек, да краше которого нету на белом свете.

Подивился старик, покачал головой, да делать нечего.

Вот поехал старик на ярмарку, купил сарафан шёлку лазоревого, купил бусы золотые, а аленького цветочка нет как нет.

Выехал он за околицу. Вдруг видит – идёт навстречу старичок седенький, армячок серенький, а в руках у него цветок аленький, да краше которого нет на свете.

Вот отец и говорит:

– Не продашь ли, дедушка, цветочек аленький?

– Не продажный он, а заветный.

– А какой на нём завет?

– Вот если дочь твоя пойдёт замуж за сына моего Финиста – ясна сокола, бери цветок, а нет – проезжай мимо.

– Ну, неволить дочку не буду, а по сердцу будет – перечить не стану.

Отдал ему старичок цветок и как сквозь землю провалился.

Вот приехал отец домой, отдал дочерям сарафан шёлку лазоревого, отдал бусы золочёные, а младшей дочери и говорит:

– Не люб мне цветок твой аленький. Я за него тебя замуж посулил неведомо за кого – за Финиста – ясна сокола.

– Ничего, – говорит, – батюшка. Я Финиста – ясна сокола давно знаю, у подруг в гостях с ним не раз встречалась.

Взяла девица аленький цветочек и к себе в горницу убежала.

Поставила цветочек на окошко, распахнула ставеньки и говорит:

– Полно тебе, Финист – ясен сокол, по поднебесью летать, скучно мне без тебя, красной девице.

Откуда ни возьмись, – взлетел в окно сокол, об пол грянулся, добрым молодцем стал.

А как улетал обратно, дал ей пёрышко из левого крыла.

– Чего, – говорит, – захочешь, моя любушка, в правую сторону пёрышком взмахни – всё тебе явится, в левую взмахнёшь – всё спрячется.

Вот настало воскресенье. Стали старшие сёстры в гости к соседям собираться. Наряжаются в сарафаны нарядные, достают платки новые, надевают бусы золочёные да над младшей сестрой посмеиваются.