Текст книги "Шоковая терапия"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Он позанимался на беговой дорожке минут десять, провел полчаса на велотренажере последнего поколения и собирался уже перейти к штанге, как вдруг услышал восторженный возглас:

– Отличные мышцы живота и ягодиц! Давно тренируетесь?

Обернувшись, он увидел невысокую молодую женщину с темными волосами, стянутыми на затылке в конский хвост. Ее внешность поразила Леонида: длинные крепкие ноги и сильные рельефные руки, небольшая, но красивой формы грудь, длинная шея – тело амазонки, как он их себе представлял. Сколько ей может быть лет – тридцать, тридцать пять? В голосе женщины, при всей двусмысленности ее высказывания, не улавливалось сексуального подтекста, лишь профессиональный интерес.

– Давно, – кивнул Леонид после паузы, в течение которой успел как следует рассмотреть женщину. – А вы?

– Всю жизнь! – рассмеялась она. – Я здешний специалист по ЛФК и заодно – тренер в тренажерном зале. А вы, наверное, новый рефлексотерапевт?

– Так и есть, – согласился он и представился: – Леонид Кадреску.

– Да я в курсе: наши тетки только о вас и болтают!

– Неужели?

– Даже не сомневайтесь. Персонал здесь меняется крайне редко, поэтому любое новое лицо мгновенно становится объектом для пересудов. Кстати, меня зовут Лариса. Вы собирались заняться штангой? – сменила она тему. – Хотите, помогу?

Отказываться Леонид не стал и с готовностью улегся на лежанку, позволив тренерше подстраховать его. Минут десять он молча тягал штангу, а Лариса следила, чтобы все было в порядке. В течение этого времени они едва перебросились парой-тройкой фраз. Это понравилось Леониду: ведь женщина, умеющая держать язык за зубами, – большая редкость! Настя, к примеру, имела множество положительных качеств, но ее непомерная болтливость порою доводила его до состояния исступления. Леонид никогда не позволил бы себе поднять руку на женщину, как бы сильно она ни раздражала его, поэтому дома он находил спасение в долгих прогулках с собаками, во время которых мог побыть один и отдохнуть от бесконечной говорильни.

– Персоналу разрешается пользоваться бассейном? – поинтересовался он, когда Лариса помогла ему наконец положить штангу на держатель.

– После девяти вечера, когда он закрывается для «гостей». Но я вам настоятельно рекомендую пораньше вставать: ночью происходит чистка и продувка, поэтому в пять-шесть часов утра вода еще абсолютно чистая!

– Спасибо за совет. А почему вы сказали, что персонал в вашей клинике меняется редко?

– Я, например, работаю здесь уже девять лет, а большинство моих коллег, включая медсестер, нянечек и даже поваров и уборщиков, – и того дольше.

– Значит, вы хорошо знали Геннадия Рубина?

Лариса внимательно посмотрела на него.

– Почему вас это интересует? – спросила она, слегка напрягшись.

– Ну, он же, как-никак, был моим предшественником… Разве это так уж странно, что меня интересует все, что связано с этим человеком, – особенно учитывая факт его ужасной смерти?

Лариса вроде бы вновь расслабилась. Леонид между тем не мог оторвать взгляда от соблазнительных изгибов ее тела, облаченного в облегающий спортивный костюм, выгодно подчеркивающий достоинства ее фигуры. Легкий загар, явно полученный не в солярии, а оставшийся с лета, а потому выглядевший естественным, придавал облику женщины здоровый вид.

– Вы правы, это ужасно! – согласилась она, погрустнев. – Гена был хорошим человеком, хоть и говорят…

– А что говорят?

– Вы разве не знаете? – удивилась Лариса.

Леонид постарался придать лицу недоуменное выражение.

– Что ж, история неприятная… Поговаривают, что Геннадий то ли изнасиловал, то ли пытался изнасиловать одну из здешних «гостей», певицу Татьяну Донскую.

– Да вы что?!

– Вот-вот, – закивала тренерша. – Зная Гену, я просто не могу себе такого представить, понимаете?

– А эта певичка…

– Донская? Между прочим, она была совсем неплохой певицей, зря вы так, – покачала головой Лариса. – Одна из немногих, кто не зря открывал рот на сцене.

– Она была… адекватной? Ну, она же напала на Рубина, так? Думаете, человек в здравом уме способен так поступить?

– Даже не знаю, что вам и сказать! Глядя на Татьяну, никто не заподозрил бы помешательства.

– Насколько я понимаю, версия об изнасиловании основана на показаниях какой-то медсестры? – продолжал Леонид, хотя и чувствовал, что, пожалуй, он может вызвать подозрения со стороны тренерши своими слишком настойчивыми вопросами. Хотя она работает здесь давно, лично знала и Геннадия Рубина, и Татьяну Донскую, а потому может оказать ему неоценимую помощь в получении информации. Поэтому он решил проигнорировать опасность. Лариса между тем ответила, как ему показалось, с неохотой:

– Да, была тут такая, Оля ее звали… точно, Оля.

– Была?

– Пропала куда-то, представляете? Постоянно крутилась здесь, обожала с «гостями» общаться, сплетница, каких свет не видывал! А потом смотрю – нет ее.

– И куда же она, по-вашему, делась?

– Бог ее знает! – развела руками Лариса. – Честно говоря, я не спрашивала, ведь мы не очень-то тесно общались. Хотя… это странно, верно?

– Немного, пожалуй, – согласился Леонид, а про себя подумал: «Не просто странно, а прямо-таки удивительно! Единственный свидетель обвинения покойного Рубина исчез в неизвестном направлении – а следствие продолжается, вопреки тому, что и «преступник», и жертва мертвы!»

– Ну, что, пойдем в бассейн? – предложила Лариса. – Там сейчас ни души – зуб даю!

* * *

Мне сразу понравился этот маленький ресторанчик под странным названием «Квартира № 268» – видимо, у владельцев все в порядке с чувством юмора. В нем насчитывалось от силы штук восемь столиков, а интерьер и в самом деле соответствовал обстановке среднестатистической квартиры шестидесятых: нарисованные на стене платяной шкаф, диван и старый телевизор навевали ностальгические воспоминания, а столики покрывали чистые белые скатерти без рисунка. Единственная официантка, одетая в форму заведений общепита того времени, неторопливо сновала по небольшому, но уютному помещению. И действительно – куда торопиться, ведь в этот послеполуденный час в ресторане обедали всего трое клиентов, и двое из них – я и Карпухин.

Майор изначально вошел в состав ОМР против своей воли. А кому понравится, когда к твоей основной работе насильственно добавляют дополнительные обязанности за чисто символическую, особенно на первых порах, плату? Кроме того, сдается мне, Карпухин не верил в возможность плодотворного сотрудничества с медиками, людьми, далекими от проблем правоохранительной системы и живущими в казавшемся ему каким-то особым, изолированном от большинства населения мире. Однако теперь все изменилось, и для всех нас майор стал именно тем человеком, к которому всегда возможно обратиться в трудный момент – и не только по работе.

– Значит, Ольга Малинина, – пробормотал он, занося имя в свой блокнот. Меня всегда интересовало, зачем он это делает. Майор имел невероятную память и никогда ничего не забывал. Тем не менее он постоянно что-то записывал. – Надо проверить эту медсестру. Все-таки Андрей правильно поступил, отправив в клинику своего человека: я так и не смог узнать ее имя, как ни старался. Как будто идет подготовка к громкому судебному процессу где-нибудь в Штатах, и защитой свидетеля занимаются ФБР и ЦРУ, вместе взятые. В нашем-то случае суда вообще не предвидится!

– Значит, вы разговаривали со следователем, ведущим дело Рубина? – спросила я.

– Да уж, куда деваться-то было? Мужик, скажу я вам, Агния, неприятный. Скользкий какой-то: ни «да», ни «нет» не говорит, виляет, на вопросы практически не отвечает. В общем, у меня создалось такое впечатление, что что-то в этом деле действительно не так и подружка Андрея не зря подозревает нечистое.

Я почувствовала, что мне неприятно даже простое упоминание о таинственной Антонине Рубиной. Какую роль в жизни Лицкявичуса играет она теперь, по прошествии стольких лет? Почему она обратилась именно к нему и почему он с готовностью согласился ей помочь?

– Но мне все же удалось кое-что выяснить, – продолжал Карпухин. – Как говорится, не имей сто рублей… Так вот, поначалу руководство «Соснового рая» пыталось скрыть тот факт, что Рубин был убит.

– Как это? – не поняла я.

– Они даже предложили его жене кругленькую сумму, чтобы она согласилась на формулировку «несчастный случай», но она отказалась.

– Но каким же образом они собирались это провернуть, ведь, насколько я понимаю, имелась свидетельница, да и сам Рубин никак не мог ударить себя по голове несколько раз!

– Не знаю, но такое предложение поступило – из песни слов не выкинешь. Едва лишь Антонина отказалась участвовать в фальсификации, и тут же, словно из-под земли, возникла свидетельница «изнасилования»! Если доктор, как утверждают, не давал Донской проходу, то непонятно, почему она молчала? Она вполне могла пожаловаться на домогательства Рубина и раздуть скандал, который очень способствовал бы ее «раскрутке»: вы ведь знаете, как такие вещи ускоряют рост чьей-либо популярности! С другой стороны, если прецедент случился лишь однажды, в тот самый день, а она, предположим, именно за это его и убила, а потом бросилась с крыши высотки, то вновь возникают два вопроса. Во-первых, Татьяна Донская – девушка с прошлым. Одно время она даже подрабатывала в службе эскорта, а потому, полагаю, ее моральные устои далеки от тех, какие имела дама девятнадцатого века, силою лишенная девственности и предпочитающая смерть бесчестью. Во-вторых, если принять эту версию, то как, позвольте поинтересоваться, успела возникнуть свидетельница? Девица сразу же сбежала, а со слов Ольги Малининой известно, что об изнасиловании она узнала лично от Донской! Когда же певица ей об этом рассказала?

– Значит, медсестра не была непосредственной свидетельницей? – уточнила я.

– Разумеется, нет, ведь все произошло поздно вечером.

– А что, извините меня, певица делала поздно вечером в кабинете рефлексотерапевта?

– То-то и оно, Агния Кирилловна, – закивал майор. – То-то и оно! И потом… Видел я эту Донскую – полтора метра с кепкой, тонюсенькая, как спичка. А Геннадий Рубин весил девяносто восемь кило, между прочим!

– И как же она с ним справилась?

– Вот вам и еще один ребус! Если бы, скажем, она ударила его спящего, я мог бы еще это понять, но, судя по отчету криминалиста, Рубин был полностью одет. Итак, субтильная барышня весом в сорок восемь кэгэ аки дикая тигра кидается на огромного Рубина с тяжеленным пресс-папье и забивает его насмерть?!

В это действительно верилось с трудом, если, конечно, не принимать во внимание некие сверхъестественные силы, которые могли внезапно завладеть телом и разумом девушки.

– А как там Кадреску вообще? – неожиданно сменил тему майор.

– Да ничего вроде бы, – пожала я плечами. – Переживает, что ничего путного пока не выяснил. Не привык он с людьми работать, понимаете, Артем Иванович? Честно говоря, я за Леонида переживаю: если в «Сосновом раю», как вы говорите, не все чисто, то он, возможно, подвергается реальной опасности!

– Ну, он взрослый мальчик, Агния Кирилловна, – возразил Карпухин. – Кроме того, Андрей ясно дал понять, что, едва запахнет жареным, Кадреску надлежит немедленно покинуть клинику.

Однако меня эти слова не успокоили. Кто, как не я, знал не понаслышке, что азарт убивает чувство осторожности. Когда глубоко погружаешься в расследование, становится все труднее и труднее контролировать эмоции и трезво оценивать положение вещей. В мою голову полезли рассказы о дайверах, которые специально ищут встречи с акулами, чтобы сделать незабываемые снимки. Они подманивают мясом, обильно истекающим кровью, а потом ныряют в непосредственной близости от пожирающих угощение хищников. И кто может предсказать, удовольствуются ли они мясом животных или предпочтут испробовать человечинки? Леонид сейчас находился примерно в том же положении: он нырнул в бассейн с акулами и начал разбрасывать наживку. Кто знает, какая рыба на что клюнет?

* * *

Леонид уже успел полюбить эти утренние часы занятий гимнастикой таньчжон с Мишей Кимом. Первое время он просто бегал трусцой, и каждый раз видел корейца, в одиночестве делающего пассы руками, на лужайке в любую погоду. Его движения были медленными и плавными, словно он никуда не торопился, словно ничто на свете не смогло бы заставить его прервать это занятие. До этого Леонид не занимался корейской гимнастикой, но он никогда не возражал против нового опыта. Поэтому, когда Ким, заметив раннего бегуна, поинтересовался, не желает ли тот присоединиться к нему, патологоанатом охотно согласился. Михаил Ким в «Сосновом раю» новичком не являлся – так же, как и большинство персонала. Если Лариса вела лечебную физкультуру и тренажерный зал для молодых «гостей», то кореец в основном имел дело с пожилыми клиентами, которые не выдерживали больших нагрузок. Однако Леониду он волынить не позволял. Вот и в это хмурое, но свежее сентябрьское утро Миша выжимал из Кадреску все что возможно.

– Не тормози! – весело прикрикнул он на Леонида, ни на секунду не прерываясь. – Еще десять минут как минимум!

Патологоанатом и представить себе не мог, что кажущаяся простота и легкость таньчжон способна так изматывать. Боковым зрением взмокший от пота Леонид уловил какое-то движение на посыпанной гравием дорожке, ведущей к главному входу. По ней шел невысокий человек в ярко-красной куртке со спортивной сумкой в руке.

– Не отвлекайся! – одернул Леонида Миша. – Это вредно для твоей внутренней энергии: она должна свободно перетекать по всему телу, а ты ее стопоришь!

– Кто это? – не обращая внимания на слова корейца, спросил Леонид. – Слишком рано для «гостя»!

– Да они раньше девяти здесь не поднимаются! – согласился Ким со вздохом, поняв, что его ученик окончательно утратил контроль над своей «внутренней энергией» – по крайней мере, на сегодня. Было без пятнадцати семь. – Это твой коллега, между прочим, Денис Розбаш.

– Коллега? А разве он должен здесь сейчас находиться?

– Вообще-то нет, – задумчиво пробормотал Миша, набрасывая куртку: если не двигаться, тогда мгновенно становилось холодно. – Он работает в те дни, когда тебя нет, и сменщики обычно не встречаются. Может, он что-то забыл… А тебе-то что за дело?

Узкие, но проницательные глаза Кима с интересом смотрели на Леонида. Надо было как-то выкручиваться.

– Ну, мне все покоя не дает смерть Рубина, знаешь ли…

– Оно и понятно, – кивнул кореец, погрустнев. – Страшная трагедия! Но не волнуйся: вообще-то, здесь спокойное место, такие вещи не происходят каждый божий день.

– А этот Розбаш – он работал здесь с Рубиным?

– Да. Правда, они друг друга недолюбливали.

– И в чем было дело?

– Трудно сказать, – пожал плечами Михаил. – Знаю только, что Денис хотел подмять под себя всю нетрадиционную медицину – и мою часть тоже, представь себе! Ему деньги нужны, вот он спит и видит, как бы заполучить побольше часов. Но начальству-то выгоднее держать нескольких специалистов – на все вкусы, так сказать. Кому-то из «гостей» нравится врач с узкими глазами, потому что они считают, что он более аутентичен, нежели круглоглазые специалисты в той же области. Другие, наоборот, терпеть не могут таких, как я, и предпочитают парней вроде тебя. Розбаш – просто еще одна пуля в обойме.

«Интересный образ!» – промелькнуло в голове у Леонида.

– И в самом деле, странно, что он тут появился в такую рань, – проговорил Михаил, глядя, как Денис Розбаш входит в двери главного корпуса.

* * *

– Агния, какие у вас планы на ближайшие выходные?

Именно с этого вопроса Лицкявичус начал наш с ним телефонный разговор в четверг после работы.

– Э… – пробормотала я, пытаясь сообразить, как бы мне пообщаться с бывшим боссом, не привлекая внимания Олега.

Он себя от счастья не помнил с тех пор, как Толмачев занял место Лицкявичуса, потому что это в его глазах, как, впрочем, и в глазах всего действующего состава ОМР, означало скоропостижную гибель Отдела. Не то чтобы Шилов открыто высказывал свои возражения в отношении моей дополнительной работы, но я знала, что он ее не одобряет. Толмачев же меня явно недолюбливал – это замечалось невооруженным глазом. Очевидно, он ошибочно считал, что я являюсь человеком, особо приближенным к его непримиримому врагу, а потому относился ко мне с большим подозрением. По этой причине он делал все для того, чтобы не задействовать меня в работе Отдела. Думаю, он, конечно, побаивался, что мы все одновременно можем побросать на стол свои удостоверения и написать заявления об уходе, но и одновременно желал этого. Если бы так произошло, Толмачев получил бы по шапке, но зато потом заново укомплектовал бы ОМР людьми, которые смотрели бы ему в рот и делали все, что он прикажет.

Я вышла в коридор с трубкой у уха, а оттуда передислоцировалась в кухню.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовалась я, убедившись, что Олег ничего не услышит.

– Артем Иванович нашел медсестру.

– Ольгу Малинину? Где?

– В Москве. Оказывается, она туда переехала, примерно месяц тому назад.

– Как интересно – именно тогда, когда…

– Вот именно – когда убили Геннадия Рубина! Ситуация по меньшей мере странная, не находите? Убивают врача клиники, где работает Ольга, она становится главным свидетелем обвинения – и тут же таинственным образом исчезает. Ее показания подшиты к делу, а сама девушка неожиданно срывается с места!

– Но как можно исчезнуть с такой легкостью и за столь короткий срок? – с недоумением спросила я. – У любого же человека есть знакомые, друзья, квартира…

– Квартиры-то у нее как раз и не было, – ответил Лицкявичус. – Жила у тетки, и та утверждает, что племянница снялась с якоря как-то в одночасье, ничего практически не объяснив.

– Может, кто-то запугал Ольгу?

– Возможно, но тетка говорит, что ничего такого не заметила. Напротив, девушка, казалось, выглядела довольной.

– Вот здорово: убит ее коллега и, судя по всему, ее приятельница, Донская, с которой Ольга поддерживала доверительные отношения, а она довольна?!

– В любом случае, сидя в Питере, мы ничего не выясним. Так как насчет ваших планов?

– Вы хотите, чтобы я съездила в Москву?

– Если вы не против.

Обычно Лицкявичус ведет себя более настойчиво. Может, он понимает, что я, как и Леонид, занимаюсь этим делом исключительно из любви к искусству? Если только Толмачев прознает о наших эскападах, то и заявления не понадобится – вылетим мы из ОМР под громкие и продолжительные аплодисменты нового начальника!

– Ни за что не поеду в плацкарте! – предупредила я.

– «Александр Невский» вас устроит?

– Кто-кто?

– Билет вам Вика подвезет, минут через пятнадцать. Да, кстати, лучше начинайте-ка собирать сумку: если повезет, Вика вас и до вокзала подбросит.

– То есть… что, сегодня надо ехать, что ли?!

– А как же? Куй железо, пока горячо: завтра может быть уже поздно.

И он, следуя своему обыкновению, бросил трубку. Да, рановато я решила, что операция и болезнь сделали Лицкявичуса мягче и человечнее! Он заранее все спланировал, и этот звонок являлся всего лишь предупреждением – не слишком-то упреждающим. Он знал, что я не скажу «нет»: во-первых, потому что пожалею его, а во-вторых, потому что уже заинтересовалась этим делом. За то время, что ОМР руководит Толмачев, я застоялась, как лошадь в конюшне, которую давно не выводили из стойла. Моему организму жизненно необходим адреналин – я обнаружила эту зависимость не так давно, с тех пор, как стала работать в Отделе…. И как же мне все это объяснить Шилову, причем быстро и доходчиво, потому что, судя по словам Лицкявичуса, Вика скоро будет здесь?!

* * *

В жизни не видела таких поездов и уж точно не забуду «Александра Невского», даже если на старости лет меня хватит Альцгеймер! Если его внешний вид просто вызывал чувство глубокого удовлетворения из-за того, что в моем родном городе есть такое чудо науки и техники, то интерьер прямо-таки напрочь выбивал дух, стоило лишь подняться в вагон и гордо предъявить билет сияющей проводнице. В самом деле, здесь, похоже, рады каждому пассажиру – вот он, «коммунизм в действии»! Правда, цены-то отнюдь не коммунистические: на билете стояло число «5300 р.», и я ужаснулась, подумав, что Лицкявичус, скорее всего, заплатил за мою поездку из собственного кармана. Конечно, бывший босс вполне может это себе позволить, но не хочется думать, что он считает меня такой уж капризной! С другой стороны, вряд ли еще когда-нибудь мне посчастливится прокатиться в таком шикарном поезде, а потому я решила загнать свою вопящую совесть поглубже под свитер и, улыбнувшись в ответ проводнице, вошла в тамбур. Красные ковровые дорожки – не те, протертые до дыр, что обычно лежат в тамбурах всех наших поездов, а новенькие, с золотой вышивкой по краю – встречали каждого пассажира, независимо от заслуг перед Отечеством. Наверное, я была здесь самой бедной пассажиркой, и в этом мне очень скоро предстояло убедиться. В брошюре значилось, что мой вагон – один из двух VIP-класса, включенных в поезд, а имелись еще просто СВ и купейные вагоны. «Александр Невский», по моему мнению, даже при поверхностном взгляде скорее походил на пятизвездочный отель, чем на транспортное средство. Войдя в двухместное купе, своей площадью в два раза превышавшее площадь двух обычных, я замерла в восхищении, хотя мой рот уже устал от напряжения, каждый раз распахиваясь, подобно зеву пещеры Али-бабы при виде очередного «достижения народного хозяйства». Интерьеры купе, как и тамбура, были выдержаны в темно-красном и белом цветах, полки, которые язык не поворачивался так называть, представляли собою раскладные диваны вполне королевских размеров. Еще я обнаружила собственную душевую кабину и биотуалет – невиданная роскошь для среднестатистического командированного! Зато теперь я точно знаю, на что идут наши налоги – на то, чтобы раз в жизни люди, подобные мне, могли себе позволить прокатиться в таком вот вагоне, а потом, на смертном одре, припомнить этот чудесный опыт и умереть счастливыми. Найдя в туалете еще и два индивидуальных санитарно-гигиенических набора, я едва не завизжала от восторга: жизнь, бесспорно, удалась!

Поезд тронулся точно по расписанию, и я расслабилась, сообразив, что второго пассажира в моем купе не предвидится. Я одна, как какая-нибудь княгиня, проведу здесь время до прибытия в столицу нашей Родины. Разложив на столике и полочках в ванной самое необходимое, я услышала интеллигентный стук в дверь. За ней оказалась все та же улыбающаяся проводница.

– Агния Кирилловна, – обратилась она ко мне по имени-отчеству, чем несказанно меня удивила. Конечно, в списке пассажиров значатся все паспортные данные, но я и не подозревала, что наш российский сервис, о котором сложено немало легенд и анекдотов, может быть таким предупредительным! – Вы желаете кушать в купе или пройдете в вагон-ресторан?

Я уже открыла рот, чтобы попросить ужин прямо в апартаменты, но тут же передумала: грех не воспользоваться возможностью и не оценить еще одну местную достопримечательность!

– В ресторане, пожалуй, – небрежно ответила я, словно ежедневно путешествовала только в «Александре Невском» и никогда и не слыхала о плацкартных вагонах с их длинными проходными коридорами, шумом, запахом перегара с соседних полок и шустрыми карманниками.

– Он рядом с вашим вагоном, – предупредила меня проводница. – Далеко идти не придется!

Она еще немного постояла у двери, возможно, ожидая чаевых – кто знает? – но я не собиралась выходить за рамки своего бюджета.

Вагон-ресторан тоже оказался выше всяких похвал – столики, рассчитанные на четверых, стулья в стиле барокко и красивые шторы на окнах. Окинув быстрым взглядом ужинавших пассажиров, я отметила, что большинство их составляют, скорее всего, бизнесмены высшего звена, их жены и парочка представителей богемы. Я чувствовала себя Золушкой, попавшей на бал в королевский дворец, умом понимая, что мне здесь совсем не место, но в душе ликуя и еле сдерживаясь, чтобы не испустить победный клич ирокезов: смотрите, и все же я здесь!

В ожидании заказа я предавалась изучению брошюры о туристических достопримечательностях нашей столицы, как вдруг совсем рядом со мной прозвучал чей-то приятный голос с сильным акцентом:

– Вы не будете возражать, мадам, если я присяду здесь?

Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти пяти в отличном костюме и при галстуке, хотя путешествие в поезде, по моему плебейскому мнению, не предполагает дресс-кода, как на посольском приеме. Я тут же почувствовала себя абсолютно голой в джинсах и свитере и пробормотала, запинаясь:

– Н-нет, п-присаживайтесь, пожалуйста.

– Боюсь, здесь все парами, а я… как бы это сказать – не люблю есть в одиночестве, – располагающе улыбнулся незнакомец. Я сразу оценила его модную стрижку, аккуратные усики и очки в позолоченной оправе. На запястье мужчины тускло сверкали часы Girard-Perregaux – да, я точно не туда попала!

– Разрешите представиться, – продолжал между тем мужчина в дорогих часах. – Тиль Зинкнехт.

– О, немец! – выдала я глупейшую из всех возможных реплику.

– Швейцарец, – поправил он.

– И какими судьбами в Санкт-Петербурге?

– Я здесь работаю и часто езжу в Москву. Дома не появляюсь уже лет семь, честно говоря. А ваше имя?

Я назвала себя.

– И чем вы занимаетесь, позвольте поинтересоваться?

– Я врач.

– Правда?

Похоже, Тиль страшно обрадовался – с чего бы это?

– А где именно вы работаете, если не секрет?

– В… – И тут мне вдруг пришло в голову, что он наверняка ожидает услышать громкое название какой-нибудь известной частной клиники, раз я могу себе позволить путешествовать VIР-классом. Упоминание о моей скромной больнице вызовет с его стороны недоумение, а мне очень хотелось хоть чуть-чуть побыть Принцессой. Признаться, раньше я не замечала за собою подобного снобизма, но теперь дремавшее во мне тщеславие подняло свою уродливую голову, и я, нагло глядя в глаза новому знакомому, ответила: – Знаете, есть такая клиника под названием «Сосновый рай»? Вот там я и работаю.

– Да что вы говорите?!

Лицо Тиля Зинкнехта просто расцвело от счастья.

– Директор «Соснового рая» – мой большой друг! – тут же добавил он, и я с ужасом поняла, что, похоже, села в большую грязную лужу. – К сожалению, мы давно не виделись. Как он поживает?

– Да так… – растерянно пробормотала я. – Хорошо, в общем-то…

– Ну да, по-другому и быть не может, ведь у него прибыльный бизнес, связи и тому подобное! А вы давно там работаете?

– Н-нет, – покачала я головой, лихорадочно соображая, какой ответ будет наиболее нейтральным и безопасным. – Совсем недавно.

– Ну, должен сказать, что вам повезло – видимо, вы действительно хороший специалист. В какой области, кстати?

Врать не имело смысла.

– Я анестезиолог.

– А, ну да, у них же там есть отделение пластической хирургии, – закивал Зинкнехт. – А я, между прочим, тоже имею отношение к медицине.

– Неужели?

– Вот, возьмите, – и иностранец протянул мне красивую ламинированную карточку с его собственным именем, указанием должности и номерами телефонов. На карточке значилось: Тиль Зинкнехт, генеральный директор представительства «Sсhwar– zenberg & Co».

– Это тот самый «Шварценберг»? – уточнила я.

– Вы, должно быть, знакомы с нашей продукцией?

– Разумеется – кто же с ней не знаком?

«Sсhwarzenberg & Co» – одна из крупнейших фармацевтических компаний Европы, а возможно, даже и всего мира, и действительно, практически невозможно найти в Питере человека, не пользующегося какой-либо продукцией из ассортимента товаров этой фирмы. Воистину, «Александр Невский» – подходящее место для заведения полезных знакомств!

Мы немного поболтали о том о сем, а потом Зинкнехт спросил:

– А вы не хотели бы получать некоторый дополнительный доход, Агния? Не волнуйтесь, ничего незаконного! – тут же добавил он, заметив скептическое выражение моего лица. – Простите заранее, если вам это неинтересно, но я все время на работе, как говорится, поэтому постоянно ищу возможности завербовать новых торговых представителей. Особенно если они врачи, – улыбнулся он.

– Почему?

– Да потому, дорогая, что врачам люди доверяют гораздо больше, чем нам, людям коммерческим! Вы же понимаете, что мы продаем качественный товар, но существуют новые, еще не успевшие себя зарекомендовать лекарства, которым понадобится время для утверждения на рынке. Конкуренция, как вы понимаете, велика, а время в нашем случае – деньги. И деньги очень неплохие, Агния, поверьте!

– Я нисколько в этом не сомневаюсь, но ведь я сказала, что моя специальность – анестезиология…

– О, в этой области нам тоже есть, что предложить, но я имел в виду медикаменты другого рода. Это высококачественные психотропные в большинстве своем препараты.

– Но… позвольте, – удивилась я, – какое отношение я, как анестезиолог, могу иметь к препаратам такого свойства?

– О, ну вы же общаетесь с пациентами – перед операциями, к примеру? Эти медикаменты не узконаправленного, а многофункционального действия, а потому вы со спокойной душой можете рекомендовать их от многих болезней, а не только по их прямому назначению. Вы легко могли бы иметь, скажем, по тысяче рублей за одного пациента. Или даже больше – в зависимости от стоимости продукта.

Это и в самом деле выглядело щедрым предложением. Психотропные препараты – достаточно дорогое удовольствие, и компания вполне может себе позволить платить своим представителям хорошие комиссионные. Я знала, что в моей больнице многие врачи так подрабатывают, но лично мне совесть не позволяла втюхивать людям лекарства, которые, скорее всего, им абсолютно не нужны. Тем не менее я сделала вид, что предложение господина Зинкнехта меня заинтересовало, и спросила, мило улыбаясь:

– Я могу подумать?

– Разумеется, разумеется! – всплеснул руками мой собеседник. – Это даже хорошо: на моей родине ни одно важное решение не принимается сразу, его нужно… как вы это говорите – об… мозгить?

– Обмозговать, – мягко поправила я его. – У вас прекрасный русский, Тиль, – это такая приятная неожиданность!

Оставшуюся часть вечера, которую мы коротали за бутылкой отличного шампанского (оплаченного моим визави), Зинкнехт откровенно флиртовал. Мне это показалось невероятно смешным: сначала – дело, потом – развлечение! Все кончилось тем, что он предложил мне встретиться в Москве и поужинать в каком-нибудь уютном местечке, но я вежливо отказалась. Перед расставанием герр Зинкнехт выразил надежду, что мы хотя бы увидимся в Питере и что я, хорошенько обдумав его предложение, отвечу согласием.

Вернувшись в купе, я улеглась на свое «королевское» ложе. Перед тем как заснуть, я подумала, что небольшой скандальчик с Шиловым по поводу моего неожиданного отъезда полностью окупился роскошью этого путешествия и, возможно, одним полезным знакомством.