Текст книги "Церкви и всадники"
Автор книги: Ирина Галкова
Жанр:
Архитектура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
История Меля восходит к доримским временам: тогда здесь, на пересечении нескольких сухопутных путей, возникло небольшое кельтское поселение. В период римского владычества оно обрело особую значимость благодаря имевшимся поблизости серебряным рудникам[90]90
Coste-Messelière R. de la. Note pour servir à l’histoire de Melle // BSAO. Poitiers, 1957. P. 280.
[Закрыть]. Рудники сохраняли свою важность и в Средневековье: в Х в. графы Пуату держали там монетный двор. Однако в XI в. он уже не функционировал – вероятно, из-за истощения запасов руды; с этого времени встречаются упоминания о новом монетном дворе, расположенном в Сенте. Но на реверсе отчеканенных там монет продолжали выбивать надпись METALO (Мель), ставшую отличительным знаком пуатевинских денье[91]91
Richard A. Histoire des comtes de Poitou. P., 1903. P. 154, 164–165, 288.
[Закрыть]. В интересующую нас эпоху (XI–XII вв.) Мель представлял собой средних размеров поселение, сосредоточенное вокруг укрепленного центра. Замков, собственно, было два. Старый – изначальный замок-крепость X в. с возведенной на его территории в начале XI в. Мельской башней – и новый, построенный в конце XI – начале XII в. на некотором удалении от старого. Оба замка существовали в XII в., однако сеньориальные полномочия в отношении региона с появлением нового замка полностью перешли к его шателенам, одной из ветвей рода Лузиньянов[92]92
Coste-Messelière R. de la. Op. cit. P. 269–315.
[Закрыть]. Сент-Илер же была расположена на подступах к старому замку, и именно с его обитателями, судя по сохранившимся грамотам, проливающим свет на ее историю, она была связана. Кроме нее поблизости находилось еще по меньшей мере два храма: Сен-Савиньен (в самом замке, недалеко от башни) и Сен-Пьер (на северных подступах к замку). С юго-западной стороны к церкви примыкало кладбище – это был древний некрополь, превосходивший своим возрастом сам храм: наиболее ранние захоронения относились к галло-римской эпохе, о чем свидетельствует позднеантичное надгробие, вмонтированное в одну из стен трансепта.
Первые письменные упоминания, со всей очевидностью относящиеся к интересующей нас церкви, датируются концом XI в. Существуют и более ранние свидетельства, возможно, также имеющие отношение к Сент-Илер в Меле. Во всех случаях это грамоты монастыря Сен-Жан д’Анжели, приоратом которого церковь стала в 1080-е гг.
Первое из таких свидетельств относится к середине X в. Это дарственная грамота[93]93
Cart. Angély I. № 219. P. 275–276; Gallia Christiana. T. II. Col. 1096.
[Закрыть], по которой герцог Аквитанский (и граф Пуату) Гийом[94]94
Дата документа точно не устанавливается, и его издатели расходятся во мнениях относительно личности этого Гийома: по мнению составителей Gallia Christiana, речь идет о графе Гийоме I Патлатом (934–963); издатель картулярия Сен-Жан д’Анжели определяет дарителя как Гийома II Железнорукого (963–995).
[Закрыть] передает в собственность монастырю Сен-Жан часть своих земель и прочих владений, где среди всего остального упоминаются церковь, расположенная поблизости от замка Мель, и прилежащие к ней земли[95]95
«Rursus infra castrum quod nuncupatur Melatense, ecclesiam unam cum duodecim jugeribus vinearum et cum farinario uno, pratio terramque arabilem et omnia que ad ipsam pertinent» (Cart. Angély I. № 2. P. 15.)
[Закрыть]. Нельзя, однако, с уверенностью сказать, что названная церковь – именно Сент-Илер. Речь могла идти и о Сен-Пьер, также расположенной неподалеку от замка, или о каком-либо еще храме, не сохранившемся до нынешнего времени.
Еще одна грамота, в которой, возможно, упоминается интересующая нас церковь, относится к 1028 г.[96]96
Cart. Angély I. № 244. P. 297–299.
[Закрыть] Некий Эри, по всей видимости, один из приближенных графа Пуату (дарственная засвидетельствована самим графом Гийомом III, его женой Аньес и епископом Пуатье Исембертом), передает монахам Сен-Жан в числе прочих владений церковь Сент-Илер, «в просторечье называемую капеллой»[97]97
«…tradidimus… ecclesiam Sancti Petri quae juxta castrum habetur, et simul omnia quae ad eam pertinere videntur… et, in alio loco, aliam ecclesiam sancti Hilarii, quae vulgo dicitur capella, et omnia quae sibi pertinere videntur, id est terram arabilem, vineas, prata, molendinos quoque duos». Ibid. P. 298.
[Закрыть]. Здесь опять-таки невозможно сказать с полной уверенностью, что речь идет именно о мельской Сент-Илер, хотя это вполне вероятно[98]98
Ю. ле Ру в качестве аргумента в пользу этой версии указывает на то, что перед этим в хартии упоминается церковь Св. Петра, расположенная вблизи замка. Другого замка, рядом с которым находились бы одновременно церкви Сен-Пьер и Сент-Илер, в регионе нет, следовательно, резюмирует исследователь, речь идет о Меле (Le Roux H. Les origines de Saint-Hilaire de Melle // BSAO. Poitiers, 1969. IV sér. P. 123). Но, во-первых, далее в хартии упоминается название замка, и это не Мель, а Дампьер (… ad portam supradicti castri, quod vocatur Dompeire…), а во-вторых, про церковь Сент-Илер сказано, что она находится «в другом месте» (…in alio loco…), и, следовательно, ее вряд ли нужно связывать с упомянутым замком. Все это, однако, не исключает возможности того, что упоминаемая церковь – именно Сент-Илер в Меле, особенно если иметь в виду, что обитатели замков Мель и Дампьер, скорее всего, были родственниками (об этом см. ниже в тексте и в Приложениях 1, 3).
[Закрыть]. И если так, то храм в начале XI в. был, по всей видимости, совсем небольшой постройкой, которую современники считали даже не полноценной церковью, а лишь капеллой.
Таким образом, возможно, что церковь не единожды оказывалась в собственности аббатства Сен-Жан, возвращаясь затем вновь в частное владение. Как следует из другого документа, в котором речь уже со всей определенностью идет об интересующей нас церкви, к 1080-м гг. она снова была в руках светских владельцев: жена мельского сеньора Айна получила ее в приданое от своего отца[99]99
Cart. Angély I. № 219. P. 275–276.
[Закрыть]. Дарственная составлена от имени троих сыновей Айны – Мэнго, Константина и Гийома, которые передают монастырю «церковь Сент-Илер в Меле, своем замке»[100]100
«…donaverunt Deo et sancto Joanni ecclesiam sancti Hilarii que est in Metulo suo castro». Ibid. P. 275.
[Закрыть]. Это дарение – ключевой момент в истории церкви. В дальнейшем она надежно закрепляется в составе владений Сен-Жан д’Анжели, становится его приоратом и подвергается значительной перестройке.
В 1088 г. Сент-Илер уже была монастырем – именно так она называется в одной из хартий, датированной этим годом. Изменение статуса церкви требовало как минимум сооружения монашеских келий и клуатра, а также прочих подсобных построек. По всей видимости, строительные работы начались сразу после передачи ее аббатству: в той же хартии упомянуто уже существующее при монастыре «прибежище для монахов» (hospitalis monachorum)[101]101
«…donavimus Deo sanctoque Johanni Baptistae, hortum nostrum qui est situs post hospitale monachorum degentium in monasterio Sancti Hilarii». Cart. Angély I. № 229. P. 286.
[Закрыть]. Две дарственных конца XI в. составлены в пользу приората и имеют двойную адресацию: святому Иоанну и святому Иларию[102]102
Ibid. № 227. P. 283–284; № 228. P. 284–285.
[Закрыть]. Не исключено, что эти дарения сделаны именно ввиду происходящей перестройки церкви (далее в картулярии дарственных в пользу Сент-Илер не встречается). Одно из них сделано бывшей владелицей церкви Айной и ее мужем Беральдом[103]103
«Ideo, Beraldus de Duno, et uxor sua, Ahino Lupa, dederunt sancto Johanni, ad Sanctum Hilarium de Metullo, unum vivarium, vocabulo Ad Gurgitem, et unum molendinum…». Ibid. № 228. P. 284.
[Закрыть].
Церковь Сент-Илер была перестроена в два этапа: сначала реконструирована восточная часть (апсиды, хор и трансепт), затем – оставшаяся западная часть (неф)[104]104
Le Roux H. Les origines de Saint-Hilaire de Melle. Contribution à l’ étude des chemins de Saint-Jaques et à celle de l’ influence clunisienne en Haut-Poitou // BSAO. Poitiers, 1969. IV sér. P. 119–138.
[Закрыть] (илл. 3.1). Такой вывод следует из анализа самой конструкции здания. Старый неф был существенно ниже. Разница между прежней и нынешней его высотой хорошо видна в интерьере: полукруглая арка, открывающая хор, гораздо ниже находящихся перед ней заостренных арок нефа (илл. 3.8).
Первая строительная кампания относится к концу XI – началу XII в. Главным ориентиром для такой датировки служит надпись на капители хора: FACERE ME AIMERICUS ROGAVIT (илл. 3.10). Слитное написание ME и AV, две унциальные буквы – E и M, отсутствие переплетенных букв или букв меньшего размера, заполняющих свободное пространство между другими, – все вместе указывает на конец XI – начало XII в.[105]105
Le Roux H. Op. cit. P. 137; Corpus des inscriptions de la France Médiévale. T. 1. Poitiers, 1974. P. 134–135.
[Закрыть] Стилистические характеристики восточной части конструкции не противоречат такой датировке (главная ее деталь – апсида с венцом капелл – элемент, весьма характерный для монастырских церквей конца XI в., находящихся на паломнических путях[106]106
См.: Evans J. Art in Mediaeval France. 987–1498. Lnd., 1948. P. 20–29.
[Закрыть]). Такая датировка логично вписывается в историю Сент-Илер, реконструируемую по документам: получается, что первый этап перестройки был осуществлен практически сразу после передачи церкви аббатству Сен-Жан и превращения ее самой в монастырь. Эта реконструкция явно расширяла существовавшую ранее небольшую провинциальную церковь и приводила ее в соответствие с новым статусом.
Вторая кампания, по мнению Ю. ле Ру, была предпринята в начале – середине XII в.[107]107
Le Roux H. Op. cit.
[Закрыть] Каких-либо данных, позволяющих уточнить датировку, не имеется; период определен, во-первых, по соотнесению с датировкой восточной части храма (которая, вне всяких сомнений, возведена раньше), а во-вторых, по общим стилистическим характеристикам здания: применению базиликального плана, полуциркульной арки, некоторым характеристикам скульптуры капителей и порталов. Обращают на себя внимание и типично местные элементы конструкции и декора: фасад-экран с рядами глухих аркад (западный вход, илл. 3.2) и статуя всадника над дверьми (северный вход, илл. 3.5), характерные для середины XII в.
Современное название города, к которому относится церковь, – Ольнэ де Сентонж (Aulnay de Saintonge) – является довольно поздним. В Средние века оно звучало иначе: Онэ (Aunay), от латинского Aunedonacum[108]108
Когда в 1790 г. было введено деление на департаменты, новая граница пролегла немного иначе – и Ольнэ, бывший несколько веков частью провинции Пуату (теперь разделенной на департаменты Вандея, Де-Севр и Вьенн), оказался в департаменте Шарант-Маритим (до 1941 г. – Шарант-Инферьер), почти повторяющем контуры бывшей провинции Сентонж. Буква l в его названии впервые появилась в почтовом справочнике 1875 г., куда – случайно или умышленно – он был вписан как Aulnay вместо Aunay; а в дальнейшем получил приставку de Saintonge, чтобы избежать путаницы с другими населенными пунктами, носящими такое же название. Так современное имя не только искажает историческое название города, но и приписывает его к провинции, частью которой он никогда не являлся. Хотя в отношении XII в. правильнее было бы сохранять старое название, во избежание путаницы я пользуюсь современным (Ольнэ), общепринятым в историографии.
[Закрыть]. Населенный пункт с таким наименованием существовал уже в галло-римскую эпоху. В документах X–XII вв. этим именем стал называться замок (castrum Onaii, castrum Auniacum)[109]109
Замок, вероятно, существовал уже в X в., еще до назначения виконта. Виконты держали его как фьеф от графа Пуату (см.: Debord A. La société laïque dans les pays de la Charente. X–XII s. P., 1984. P. 145, 158). До настоящего времени замок не сохранился.
[Закрыть] и окружавшее его поселение. Церковь была расположена недалеко от замка, но все же не вплотную к нему (около 300 м на запад). В 100 м к югу от нее стояла большая восьмиугольная в плане башня галло-римской постройки. В средневековых документах и замок, и башня играли роль ориентиров в определении церкви: после ее собственного названия – «церковь Святого Петра» (ecclesia sancti Petri) – обычно добавлялось «вблизи замка Ольнэ» (juxta castrum Onaii) или «у башни» (de Turre). Башня была частью укреплений располагавшегося здесь когда-то галльского военного лагеря; она просуществовала до XVIII в. В результате недавно проведенных раскопок был открыт фундамент башни, руины которой окончательно исчезли в XIX в. Как ее использовали в XII в. и была ли она какимто образом связана с церковью, неизвестно. Со всех сторон церковь окружает кладбище. Вероятно, оно существовало задолго до возведения нынешнего здания – на его территории было найдено несколько погребальных стел галло-римского периода.
Сохранилось всего несколько документов, в которых упоминается церковь Сен-Пьер в Ольнэ. Сведений о ее основании у нас нет, во всех случаях имеется в виду уже действующая церковь. О ее существовании можно говорить по меньшей мере начиная с первой половины XI в., но не исключено, как и в случае с мельской церковью, что на самом деле ее история уходит в прошлое гораздо глубже. Согласно монастырским грамотам XI в., изначально церковь находилась в частном владении местных шателенов, вассалов графа, причем права на нее были, похоже, разделены между несколькими собственниками – в двух известных нам случаях дарственные составлены от разных лиц и в пользу разных монастырей.
Впервые речь о ней заходит в дарственной грамоте 1038 г. из картулярия аббатства Сен-Жан д’Анжели. Виконт Константин передает монастырю два участка земли в викариате Ольнэ, один из которых прилежит к церкви «у Башни»[110]110
«Idcirco ego dimitto duos massos de terra in vicaria castro Auniaco, unum ad eclesia de Turrem…» (Cart. Angély I. № 65. P. 92–93).
[Закрыть].
Следующий документ – дарственная братьев Рамнульфа и Мэнго Рабиолей монастырю Сен-Киприан в Пуатье, которая датируется примерно 1045 г. Среди прочих даров в ней перечисляется часть прав на «погребение и свечи» (то есть погребальные сборы и пожертвования свечей) в церкви Сен-Пьер в Ольнэ[111]111
Cart. Cyprien. № 475. P. 291; № 484. P. 295.
[Закрыть]. Этот дар подтверждается затем Гуго Рабиолем, сыном Мэнго, в хартии, составленной около 1095 г.
Последнее дарение имело, похоже, больший вес: далее церковь упоминается как собственность монастыря Сен-Киприан. Об этом свидетельствуют два документа: хартия епископа Пуатье Петра II[112]112
Cart. Cyprien. № 9. P. 11.
[Закрыть], где перечисляются владения этого аббатства, принадлежавшие ему около 1100 г., и булла папы Каликста II от 30 августа 1119 г., где также подтверждаются монастырские владения, в числе которых названа церковь Сен-Пьер в Ольнэ[113]113
Cart. Cyprien. № 13. P. 17; Bullaire du pape Calixte II, 1119–1124 / Éd. Ulysse Robert, P., 1891. Vol. I. № 57. P. 79.
[Закрыть].
Однако этим перемещение прав не закончилось: еще одна папская грамота, от 5 мая 1122 г., адресованная епископу Пуатье Гийому, подтверждает принадлежность Сен-Пьер в Ольнэ и пяти других церквей соборному капитулу Пуатье[114]114
Bullaire du pape Calixte II. Vol. II. № 298. P. 40.
[Закрыть]. После этого никаких существенных перемен с церковью не происходило. Нет никаких сведений о том, что она была приоратом капитула (или монастыря Сен-Киприан во время своего краткосрочного ему подчинения) или приходским храмом – хотя ни ту, ни другую возможность нельзя полностью исключить.
По внешним характеристикам настоящее здание церкви относят к XII в. Все упомянутые документы относятся к более раннему периоду, и речь в них, следовательно, идет о предыдущей постройке[115]115
На этот счет практически все исследователи единодушны (см.: Crozet R. Observations critiques sur les dates de construction des églises de Saint-Savin et d’Aulnay // BSAO. Poitiers, 1945; Chagnolleau J. Op. cit.; Werner F. Aulnay de Saintonge und die romanische Skulptur in Westfrankreich. Worms, 1979; etc.). Обзор мнений относительно датировки Ольнэ см. в статье: Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane. Existe-t-il une «école d’Aulnay»? // Bulletin de la Société historique et scientifique des Deux-Sèvres. II série, T. XVI. 1983. P. 145–153.
[Закрыть]. Следов этой прежней конструкции в настоящей церкви не обнаруживается – скорее всего, она была разрушена и отстроена заново целиком[116]116
Chagnolleau J. Op. cit. P. 106. Ж. Шаньоло считал, что здание при этом сменило свое местоположение, переместившись дальше на восток.
[Закрыть]. Таким образом, приходится признать, что письменных свидетельств, относящихся к периоду появления этого памятника, нет. Прочие данные настолько нечетки, что гипотезы о его датировке расходятся в весьма широком диапазоне: от 1120-х гг. (Ж. Мюссе[117]117
Ж. Мюссе в конце XIX столетия полагал, что перестройка была осуществлена в тот период, когда церковь принадлежала монастырю Сен-Киприан; однако это мнение встретило слишком много возражений, особенно после того, как была обнаружена булла Каликста II, где церковь названа принадлежащей капитулу уже в 1122 г., тогда как Мюссе считал, что передача произошла в 1135 г. (см.: Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane… P. 146).
[Закрыть]) до 1195 г., определенного Ж. Шаньоло в качестве нижней границы[118]118
Chagnolleau J. Op. cit. P. 105–107.
[Закрыть]. Попробуем все же его несколько сузить.
Основные характеристики здания указывают на типично романскую постройку, в отношении которой с достаточной уверенностью можно говорить о XII в. Храм в Ольнэ отличает сбалансированность пропорций и продуманность архитектурных деталей (в отношении многих других романских церквей региона можно отметить упрощенную трактовку ряда элементов). Структура здания довольно проста, но все же содержит некоторые сложные решения, как, например, парусная поддержка купола (илл. 2.14), идеально выполненная как в конструктивном, так и в художественном отношении. Иными словами, церковь Сен-Пьер должна быть зрелым произведением мастеров, имевших достаточный опыт работы в рамках романской традиции, тонко чувствовавших ее законы изнутри, способных воплотить их без технических погрешностей. Таким образом, опираясь только на данные стиля, дату строительства резоннее было бы сдвинуть ближе к концу XII в., чем к его началу[119]119
Долгое время считалось, что многие местные церкви выстроены по образцу Сен-Пьер в Ольнэ, что заставляло отодвигать датировку этого храма на более ранние даты и говорить о существовании так называемой школы Ольнэ. Однако Ю. ле Ру довольно убедительно показал, что это произведение следует считать не образцом для прочих подобных ему сооружений, а скорее итоговым обобщением того опыта, который был наработан в рамках местной традиции, и, следовательно, датировать его не раньше, а позже похожих на него построек (Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane…).
[Закрыть].
Юбер ле Ру отмечает одну изобразительную деталь, которая тоже может послужить ориентиром для датировки. Это женский головной убор с лямкой, охватывающей подбородок, изображение которого встречается три раза на сюжетных рельефах капителей нефа (например, на фигуре Далилы, отрезающей прядь волос Самсона, илл. 2.21). Эта деталь одежды была весьма популярна в XIII в., а в изображениях XII в. практически отсутствует[120]120
Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane… P. 151.
[Закрыть]. Таким образом, если в нашем случае речь должна идти о XII в., то она указывает скорее на его конец.
На западном фасаде и трех капителях нефа присутствуют надписи[121]121
На фасаде они расположены в архивольтах портала и являются подписями к изображенным там же аллегорическим фигурам – пороков и добродетелей (IRA: PACIENCIA: LVXVRIA: CASTITAS: SVPERBIA: HVMILITAS: + +: LARGITAS: AVARICIA: FIDES: IDOLATRIA: CONCORDIA: DISCORDIA); названий месяцев и знаков зодиака (…ARIES: [GE]MINI: IVNIVS … [VIR]GO: AVGVSTVS: LIBRA: SEPTEMBER … SAGITTARIVS … NOVEMBER: CAPRICORNIVS: …). На капителях имеются следующие надписи: HI SUNT ELEPHANTES (капитель с изображением слонов); CAIM ABEL (капитель с изображением жертвоприношения Авеля и его убийства Каином); SAMSONEM VINCIT COMA V[I]NC[TV]S CRINE MO[VETUR] (капитель с историей Самсона: жена Далила и ее сообщник отрезают прядь волос у спящего Самсона). Написание дается по изданию: Corpus des inscriptions de la France médiévale. T. 1 Poitou-Charente, Poitiers, 1977. P. 78–83.
[Закрыть], позволяющие уточнить датировку по начертанию букв. Характерную форму имеют буквы: «T» в словах HUMILITAS; VINCIT (согласно таблице П. Дешана[122]122
Deschamps P. Étude sur la paléographie des inscriptions lapidaires de la fin de l’époque mérovingienne aux dernières années du XIIe siècle / Bulletin monumental. T. LXXXVIII. P., 1929. P. 74, 79.
[Закрыть], такое написание встречается в период 1162–1189 гг.)[123]123
Ю. ле Ру отмечает наличие такой формы в надписях 1162 г. (Нарбонн) и 1165 г. (Арль) (Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane… P. 150).
[Закрыть], «M» унциальное в HUMILITAS, GEMINI, SEPTEMBER (встречается в 1145–1199 гг.)[124]124
Corpus des inscriptions de la France médiévale. T. 1 Poitou-Charente, Poitiers, 1977. P. 79, Ле Ру отмечает такое начертание в надписи 1145 г. (Ле Ман) (Le Roux H. Problèmes d’archéologie romane… P. 150).
[Закрыть]. Эти сведения дают дополнительный повод отнести постройку ко второй половине столетия: все указанные особенности написания встречаются на памятниках не раньше 1140-х гг.
Еще одно наблюдение принадлежит Ф. Вернеру. Тщательно изучив метки каменотесов на блоках, из которых сложен храм, он насчитал 18 различных знаков и выяснил, что 12 из них совпадают с маркировкой камней, из которых построен собор Сен-Пьер в Пуатье. Следовательно, есть основания полагать, что эти постройки примерно одновременны[125]125
Werner F. Aulnay de Saintonge… P. 4–5.
[Закрыть]. Известно, что строительство собора было начато в 1162 г.[126]126
Crozet. № 196. P. 51.
[Закрыть]
Подводя итог вышеизложенным доводам, отметим, что ни один из них не является абсолютным указанием на период возможной постройки, однако все вместе они настойчиво подводят к датировке второй половиной XII в. Думается, наиболее вероятное время строительства – 1160-е гг. Этого диапазона придерживаются Ю. ле Ру и Ф. Вернер. Следовательно, на момент перестройки церковь в Ольнэ уже около сорока лет находилась в собственности соборного капитула Пуатье.
Таковы исходные сведения, которыми мы располагаем в отношении храмов Сент-Илер в Меле и Сен-Пьер в Ольнэ. Ни один из документов, так или иначе проливающих свет на их историю, ничего не сообщает о том, как и кем были выстроены их ныне существующие здания. Имеющиеся данные дают возможность заключить только, что оба сохранившихся до наших дней храма – результат перестройки, а не нового основания; что их история так или иначе была связана сначала с владельцами-мирянами, а затем с церковными институциями, которым обе церкви были переданы; что их перестройка осуществилась уже после факта передачи.
Прежде чем начинать разговор о том, кто и почему в каждом из случаев мог оказаться заказчиком церкви, думается, будет правильным сначала разобраться в том, что мы имеем в виду, говоря о заказчиках, и что о них в принципе сообщают документы интересующей нас эпохи. Нам бы хотелось остановиться на многих аспектах деятельности инициаторов строительства церквей, рассмотрев их в разных ракурсах социальной и культурной действительности, – потом это поможет в понимании интересующих нас ситуаций. Поэтому отступление будет довольно большим.
2. Заказчики в средневековых документах
Для начала нужно определиться со спецификой той роли, на которой будет сосредоточено наше внимание. Как уже говорилось, понятие «заказчик» в данном исследовании подразумевает некую абстрактную, базовую установку, а именно: заказчик – это человек, по чьей воле церковь (полностью или частично) была создана как материальная постройка и как произведение искусства.
Однако при этом необходимо учитывать, что сама церковь в рамках средневековой культуры осознавалась не только как произведение, но и – прежде всего – как сакральный объект, создание которого обладало большой значимостью и для самого заказчика, и для его окружения. Процесс создания церкви был нагружен культовым, нравственным и социальным смыслом, в основе своей восходящим к архетипическим установкам человеческого сознания, связанным с освоением как внешнего мира, так и внутреннего (мысленного, духовного) пространства. Кроме этого – если говорить уже о социальной конкретике, – в рамках средневековой культуры функция заказчика никогда не была осмыслена как таковая, как и созданию произведений до «эпохи искусства» не придавалась самостоятельная значимость[127]127
См. об этом: Бельтинг Х. Образ и культ. М., 2002.
[Закрыть]. Инициатива по созданию церкви как архитектурного произведения проявлялась в составе деятельности целого ряда лиц, исполняющих разные социальные роли, связанные с церковью (патрон, донатор, священнослужитель), где она была частой, но не обязательной составляющей. Для понимания подоплеки и логики действий людей в интересующем нас аспекте (то есть как заказчиков) необходимо учесть и ту ментальную базу, которая подспудно формировала отношение человека к задуманному им произведению, и ту социальную действительность, в рамках которой это произведение воплощалось в жизнь.
Для начала попробуем разобраться в словах. О некоторых важных для нас аспектах смысла, который скрывался за созидательной инициативой церковных заказчиков, могут свидетельствовать термины средневековых авторов, которые так или иначе сообщали об интересующем нас феномене, и особенности такого повествования. Смысловой диапазон этих терминов, вероятно, привычный для самих людей Средневековья, в настоящее время, оперирующее другими реалиями, нуждается в специальном прояснении.
Само понятие «церковь» (ecclesia) исключительно многозначно и, конечно, гораздо шире обозначения храмовой постройки. В документах XI–XII вв., однако, оно широко использовалось для церковных зданий наряду с более конкретными (то есть относящимися к собственно сооружению) терминами basilica, oratorium, capella. Многозначность этого термина делает очевидной и ту сложность, которая проявлялась в отношении к церкви как к произведению. Мы отметим здесь только некоторые аспекты его смысла, которые будут важны в дальнейшем повествовании.
Церковь не единожды упоминается в документах именно как произведение (opus) в совокупности ее архитектурных конструкций и элементов декора[128]128
… igitur monachis suas officinas aedificantibus, suis episcopus sumptibus ecclesiae opus faciebat (Mortet I. № 98. P. 286); …ad quod opus disponendum [Azlo abbas] misit ibi unum ex suis monachum valde industrium nomine Savaricum (Crozet. № 83. P. 22); …redditus episcopi necessitatibus et operibus ecclesiae, scilicet sculptoribus, vitriariis, caementariis, et caeteris omnibus (Mortet I. № 18. P. 70).
[Закрыть]. То есть, несмотря на отсутствие выраженного осмысления церковной архитектуры и декора как «искусства» в более поздней трактовке, понимание церкви как рукотворного объекта и результата интеллектуальных и творческих усилий в рамках культуры этой эпохи, несомненно, существовало.
Изначальное и основное значение слова ecclesia, как известно, соотносится с сообществом верующих христиан[129]129
Du Cange. Op. cit. T. 3. P., 1844. P. 3.
[Закрыть], то есть церковь – это не столько здание, сколько люди, собирающиеся в нем. Этот смысловой аспект сохраняется в средневековых документах – под «церковью» часто подразумевалась община прихожан, монахов или каноников, связанная с определенным храмом. При этом, скажем, понятие «монастырь» (monasterium), относившееся прежде всего к монашеской общине, нередко употреблялось и для обозначения здания монастырской церкви[130]130
Du Cange. Op. cit. T. IV. P., 1845. P. 478, 481.
[Закрыть].
Кроме того, церковь – это святое, почитаемое место (locus venerabilis[131]131
Du Cange. Op. cit. T. 5. P., 1885. P. 135.
[Закрыть]). История основания церкви нередко содержит рассказ о некоем чудесном явлении, которое послужило знамением для строительства храма[132]132
Такова, например, легенда о чудесном сне Хлодвига, которому привиделись грифоны, переносящие камни на то место, где франкский король, проснувшись, якобы приказал основать аббатство Муассак (Dictionnaire d’ archèologie chrétienne et de liturgie / Éd. F. Cabrol, H. Leclerq. T. XI. Col. 1704–1705; Rupin E. L’abbaye et les cloîtres de Moissac. P., 1897. P. 21–22).
[Закрыть]. При этом независимо от «чудесности» основания святое место – это манифестация святого (которому посвящен храм) на земле. Его мощи в алтаре символизировали присутствие личности святого, новым «телом» для которого становилось церковное здание[133]133
Wood S.The Proprietary Church in the Medieval West. P. 729–731.
[Закрыть]. Место для церкви редко выбиралось произвольно, а обветшавший храм всегда отстраивался заново. Таким образом, материальное здание церкви – это в некотором роде вещное оформление феномена церкви как сакрального места и как личности святого, которое оставалось таковым независимо от количества и серьезности перестроек церкви-здания.
Наконец, исключительно важным аспектом является понимание церкви как собственности. Церковь в интересующую нас эпоху всегда была ядром некоторых владений, часто довольно обширных (земель, пастбищ, лесов, прудов, мельниц, печей и т. д.), которые к ней прилежали. В юридическом смысле (то есть на языке документов, оговаривавших продажу или дарение церквей как собственности) «церковью» именовался весь этот сложный комплекс владений и права на доходы с него, а также и права на церковные сборы (десятина, пожертвования свечей, погребальные сборы и т. д.)[134]134
Эти два понимания слова «церковь» (как собственности и как святого места) сталкиваются в дискурсе провозвестников григорианской реформы, утверждавших, что посвященное Богу не может принадлежать кому-либо, кроме Бога (см.: Thomas P. Le droit de propriété des laïques sur les églises et le patronage laïque au Moyen âge. P., 1906. P. 37–50).
[Закрыть]. В идеальном смысле собственником всех этих владений и прав считался святой, которому посвящен храм.
Таковы несколько исключительно важных смысловых аспектов, которые нам показалось необходимым выделить. Они практически никогда не встречаются в документах в чистом виде – слово ecclesia сохраняет в них свою многозначность, хотя может больше склоняться к одному или к другому из этих определений. Когда ведется разговор о церкви как здании, всегда очень близко к нему находится понимание церкви как человеческой общности; церкви как святого места и личности; церкви как совокупности феодальных прав.
Теперь от объекта внимания и усилий заказчика обратимся собственно к тому, как эти внимание и усилия обозначались в текстах. Поскольку в обозначенном нами смысле роль заказчика (волеизъявителя в создании церкви как произведения) средневековой культурой осмыслена не была, то и специального термина для ее обозначения не было. В целом же деятельность человека как заказчика определима скорее по контексту повествования, чем по соответствию определенной терминологии. Однако некоторый набор понятий для описания такой ситуации все же можно отметить как применяемый с достаточным постоянством. Чаще всего использовались термины aedificare и construere. Aedificare в буквальном смысле означает «строить», «возводить», а заказчик определяется как aedificator («строитель», «созидатель»)[135]135
«Karolus imperator… monasterium in Carcassensi parochia aedificans» (Vic, Vaissète. T. 4. P. 372); «Willelmus Calvus qui Talemontem castrum primus edificavit» (Crozet. № 78f. P. 21).
[Закрыть]. Вообще, aedificare (от aedo facere – «строить дом») имеет более широкий смысл, куда включаются и аспекты освоения, обживания, обустройства. Близкий по значению глагол construere несколько более конкретен («сооружать»), но он тоже используется для определения действий заказчика[136]136
«[Odilo Cluniacensis] construxit columnis marmoreis» (Mortet I. № 37. P. 127–129); «Agnes comitissa, que eum [ecclesiam S. Hilarii] jussit dedicare, plurimam partem construxit» (Mortet I. № 39. P. 141). Кроме construere встречаются и варианты с другими приставками, образованные от того же корня – exstruere: «Vir bonae memoriae Guillelmus vocabatur Nobilis, cui voto extitit ut ruinas monasterii extrueret non modico exspensu» (Crozet. № 88. P. 24); praestruere: «Die dedicationis presulis basilicae, quam ego [Willelmus comes Pictavis] et mater mea [Agnes comitissa] honorifice praestruxeramus» (Crozet. № 86c. P. 23).
[Закрыть]. Однако в целом ни aedificare, ни construere не имеют четкой связи со спецификой позиции инициатора работ: оба могут быть применены в отношении как заказчиков, так и мастеров-архитекторов, и нередко о роли человека, о котором сказано construxit, aedificavit, можно догадаться только по контексту[137]137
«…Aimericus [Toarcensium] vicecomes, incoans aedificare castrum Casae, ecclesiam ejusdem loci construendam omnesque res ad eam pertinentes cuidam Johanni clerico commendavit» (хартия об основании церкви в Шез-ле-виконт); «…hic qui saepefatum castrum, ipso vicecomite jubente, Ingelbertus nomine, aedificaverat»; «Johannes canonicus, qui praelibatam sancti Johannis ecclesiam ab ipsis fundamentis construxerat» (хроника приората Шез-ле-виконт) (Crozet. № 99. P. 26; Mortet I. № 64. P. 201–202). Как в отношении заказчика (виконта Туара Эмери), так и мастеров (Иоанна и Ингельберта) здесь использованы термины aedificare и construere.
[Закрыть].
Facere – делать, наиболее общее понятие, которое может относиться и к целой постройке, но чаще к ее деталям (церковным дверям, алтарям, скульптурным и живописным композициям) или предметам церковной утвари (канделябрам, реликвариям и т. д.). Про заказчика, как и про мастера, может быть сказано fecit. Этот термин встречается по большей части в надписях на самих предметах или постройках, обычно весьма кратких: «имярек сделал»[138]138
Во многих случаях опять-таки бывает невозможно определить, идет ли речь о заказчике или о мастере: традиционно формулы hoc / me fecit считаются подписями мастеров; однако возможность того, что они составлены от лица заказчика, совершенно не исключена. Такова известная надпись на портале Сен-Лазар в Отене: «Gislebertus hoc fecit» (по версии Линды Сейдел, Гислеберт – не скульптор, а светский сеньор, основатель церкви Сен-Лазар, см.: Seidel L. Legends in Limestone. Chicago, Lnd., 1996), а также многие другие: «Gofridus me fecit» (надпись на капители церкви Сен-Пьер в Шовиньи); «Gosbertus me fecit pro anime patris», «Giraudus Audebertus de Sancto Johanne Angeriaco me fecit», «Guilhelmus fecit hoc» (Crozet. № 141. P. 36); в отношении других надписей с большей определенностью можно говорить о заказчике – так, «переделавший» церковь священник был наверняка заказчиком работ, а не мастером: «Anscharius presbyter refecit istam ecclesiam» (Crozet. № 141. P. 36) и т. д.
[Закрыть].
Порой роль заказчика предстает с большей определенностью, как волеизъявление – когда ситуация обрисована парой глаголов, один из которых имеет побудительное значение: inchoavit aedificare[139]139
«Aimericus vicecomes, incoans aedificare castrum Casae…» (Crozetю № 99. P. 26).
[Закрыть], coepit aedificare[140]140
«Pater meus… coepit aedificare ecclesiam» (Crozet. № 131. P. 33)
[Закрыть], reaedificare coepit[141]141
«Goffredus… basilicam majori amplitudine reaedificare coepit» (Crozet. № 57. P. 16).
[Закрыть] (взялся, начал строить / перестраивать)[142]142
Термины inchoare и coepere могут использоваться и отдельно в том же значении: «Eodem tempore inchoata sunt plurima coenobia de institutione sancti Geraudi de Sala» (Crozet. № 147. P. 39); «Eo anno monasterium beati Adjutoris Maxentii coeptum est a fundamento novum» (Crozet. № 124. P. 32).
[Закрыть], commendavit aedificare (поручил выстроить)[143]143
«Aimericus vicecomes… ecclesiam ejusdem loci construendam omnesque res ad eam pertinentes cuidam Johanni clerico commendavit» (Crozet. № 99. P. 26). Следует отметить, однако, что commendare (к которому восходит понятие «заказчик» в современных романских языках – commanditaire, committente) в средневековых документах встречается крайне редко (собственно, в сборниках Крозе и Морте он встретился всего по одному разу – кроме уже указанного, Mortet I. P. 69–70 notes).
[Закрыть], fieri jussit (приказал сделать)[144]144
«…WILLELMUS GRA[TIA] DEI ABBA[S] ISTA OPERA FIERI JUSSIT…» (надпись над входом в аббатскую церковь Сен-Жени де Фонтен).
[Закрыть], facere rogavit (попросил сделать)[145]145
«Facere me Aimericus rogavit» (надпись на капители Сент-Илер в Меле).
[Закрыть]. Важность не только самого замысла, но и его претворения в действительность нередко подчеркивается в документе, когда про заказчика говорится: consummavit[146]146
«Pontifex magnanimus <…> aedificia praesertim consummaret» (Mortet I. № 125. P. 338).
[Закрыть], perfecit[147]147
«Quam pater meus ceperat aedificare… ego perficerem» (Crozet. № 127. P. 33).
[Закрыть].
Немаловажен тот факт, что некоторые из упомянутых терминов соотносились с другой областью значений: они использовались для описания процессов организации, обучения, нравственного совершенствования, воспитания. Aedificare может быть переведено и как «возделывать» или «упорядочивать». В отношении к человеку это слово значило «обучать», «воспитывать», а определение aedificator давалось не только тому, кто строил, но и тому, кто являлся духовным наставником и учителем, подателем доброго примера[148]148
Du Cange et al. Glossarium mediae et infimae latinitatis. T. 1. Col. 114b. Niort, 1883–1887.
[Закрыть]. Instrui (глагол, применяемый и в отношении построек) в прямом значении имеет смысл «обучать», «наставлять»[149]149
Ibid. T. 4. Col. 383 c.
[Закрыть]. Inchoantia в средневековой латыни означает «помощь», «добродетель»[150]150
Ibid. Col. 324.
[Закрыть].
Набор понятий, используемых для обозначения деятельности заказчиков, дает возможность почувствовать, что она понималась скорее как созидательная активность вообще, без четкого осмысления дистанцированности роли заказчика от непосредственного процесса созидания. Кроме того, всем этим терминам присуща общая смысловая нота упорядочивания, совершенствования, взращивания, свершения – будучи употреблены в буквально «созидательном» смысле, они могли подразумевать и более развернутую трактовку.
Еще более явственно эти и некоторые другие моменты, присущие базовым установкам деятельности заказчика (скажем здесь шире – созиданию церквей), показывают себя в особенностях повествования о церковном строительстве, позволяющих сделать некоторые выводы о его осмыслении. Строительство церкви в целом предстает как процесс организации и упорядочения вещей материальных и духовных, налаживания, восстановления или укрепления коммуникативных связей – как между людьми, так и между человеком и трансцендентными сущностями (Богом и святыми). Ряду важных для нас особенностей этого осмысления посвящены следующие несколько разделов.
