Текст книги "Босиком по битым стеклам 2. Арлиэлла. Опасные тропы Ангоры"

Автор книги: Ирина Дынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Елена затрясла головой, мысли дурные отгоняя и пожалела об отсутствующей Лулу – вот бы с кем за жизнь пошептаться! Как она там поладила со вздорной Вианолой Мадеей, да с Доломео, чародеем придворным. Что одна, что другой, люди Елене малосимпатичные и доверия не внушающие.

– Что же до некромантии – Елена вздохнула – разберемся и с этим. Всему свое время.

Глава 4 Злоключения маркизы. Эльфы грязи не боятся

Ожидая новостей о своей молодой хозяйке, Лулу вся извелась – извертелась, исчесалась, да пару раз с противной придворной дамой поругаться успела. Затем, осознав, что вываливаться обратно из, неизвестно кем открытого, портала, Елена не намерена, плюнула на всё и присоединилась к компании Огюстена, коротавшего время подле пленных – рыжеволосой малолетней маркизы и её бонны. Бонне, как раз, добрый лекарь примочку какую-то на руку приспосабливал – озабоченные крестьяне женщину помяли не слабо – вся рука, от запястья до локтя, багровым цветом взялась. Видать, выкручивали конечность бедной женщине, чтобы сильно не трепыхалась и сопротивления насильникам не оказывала.

Польщенная вниманием и, разумеется, помощью, бонна, которую, как оказалось, звали Маргиша, мило щебетала, млея от каждого прикосновения Огюстена. Пусть сам по себе лекарь и казался неказистым на вид – что взять с лысеющего толстяка? – но руками целитель обладал замечательными – мягкими, нежными, умеющими избавлять от боли. Большего же – ни-ни, ни Маргиша, ни, тем более, лекарь-простолюдин, позволять себе не собирались.

Рыжеволосая маркиза присела на бугорок, на почтительном отдалении от всех – сийнезийка поначалу высоко драла нос и пыталась командовать, позабыв о своем статусе почти что, военнопленной, но командиру наемников платил герцог Валенсии и потому, капризы вздорной девчонки его волновали мало. Лейтенанта Гвино больше заботило внезапное исчезновение охраняемого лица, и шея молодого наемника уже чесалась, предчувствуя свидание с волосяной веревкой, в которой, в случае чего, будет качаться его тело. Тут уж не до рыжеволосых маркиз с их причудами – свою бы голову на плечах сохранить.

Лейтенант долго пререкался с Доломео, но, в конце концов, решил внять и прислушаться к доводам придворного чародея. Как бы тот не относился к Проклятому магу, но подумать о том, что вредный призрак решит бросить свою ученицу в трудной ситуации, не мог, потому и посоветовал наемнику запастись терпением и ожидать известий или от госпожи Арлиэллы, или от самого мага-призрака. Кто-нибудь из них, но весточку пришлет обязательно.

Маркизе же оставалось кусать губы, хныкать, гневно топая ножкой и срывать свое плохое настроение на бесправной служанке – никто из противных мужланов не торопился ставить шатер для знатной сийнезийки и кормить ее перепелами, фаршированными соловьиными язычками. Нет, девочке выделили одеяло, предложили каши из общего котла и на том закончили с ней общаться, не забывая, приглядывать за капризной особой.

Впрочем, Вианола Мадея перед маркизой прогнулась, голову склоняла низко и разговаривала с девочкой вежливо, стойко игнорируя капризы и мелочные придирки. В одном лишь было отказано сийнезийке – свободе передвижения. Доломео и Вианола Мадея хоть и понимали, что перед ними одна из высших аристократок королевства, но о словах Елены помнили крепко – девочке обид не чинили, а истерики малолетней аристократки пресекали твердо, но вежливо. К тому же, пленницей она являлась, все-таки, молодой госпожи, а у Елены, как раз имелся весьма внушительный аргумент – перстень с гербом герцога де Анфор, а герцоги, как известно, родовыми перстнями разбрасываться не приучены.

Сийнезиец, тот еще жук и вояка отменный, но под Луандой ему здорово поддали под зад, а у владетеля Валенсии руки длинные и на память он, не смотря на возраст, не жалуется. После последнего, якобы, умирания, Доломео поостерегся бы думать о том, что Фелиц де Анфор оскудел умом, впал в детство и вот-вот отдаст душу Аме.

Хватит! Кто сомневается в том – пусть спросит у заговорщиков и у старшего сына графа дю Валле, сгоревшего заживо в коридорах замка Анфор. Если уж герцог не пощадил одного из своих знатных родственников, то что говорить о более мелкой рыбешке? Прожует и не заметит!

Так что, маркиза капризничала, дула губы, картинно закатывала глаза, но отпускать ее на волю, под крылышко отца и мачехи, никто не собирался. Доломео решил, что сложную ситуацию разрешить под силу лишь одному королю, Андриану Третьему. Пусть у его величества голова болит, а у Доломео иная проблема – пропал негодный мальчишка-ученик. Правда, испугавшись обвинений нервного лейтенанта наемников, Доломео поспешил отказаться от ученика, но сути дела это не меняло – парень пропал. То ли его в нестабильный портал втянуло, то ли он сам в него сунулся, по глупости несусветной, но факт оставался фактом – лишился Доломео слуги и ученика, а делиться с ним своим собственным слугой толстяк-целитель наотрез отказался – мол, некогда парнишке за придворным магом портки стирать, у него и без того обязанностей хватает!

Доломео дулся, отмахивался от беззаботного щебетания Вианолы Мадеи, находившей чародея весьма привлекательным и достойным кавалером и ждал. Ждал вестей, указаний, знака свыше – чего угодно, что было способно избавить его от принятия решения самостоятельно. Зачем ему лишняя головная боль и ответственность?

Лионелла Сийнезийская, маркиза Ланье откровенно скучала – капризничать и вредничать ей давно надоело, а больше и заняться было нечем. Вяло двигая челюстями, пережевывая постылую кашу, девочка с интересом наблюдала за тем, как толстый целитель Огюстен ухаживает за её собственной нянькой. Бонна Маргиша ухаживания целителя принимала благосклонно – вон и щеки у нее раскраснелись кумачом, то ли от комплиментов, то ли от выпитого вина, что плескалось во фляге уважаемого целителя.

Лионелла еще больше надула губы, выпячивая их вперед – подлая чернь! Никто из них не удосужился предложить вина ей, маркизе! На прямой вопрос девочки, лекарь отмахнулся, объясняя, что бонна пьет специальный декокт от ушибов, предназначенный для внесения ясности в голове и снятия напряжения в сердечной жиле. А, может и еще чего другого мудреного – не особо вслушивалась Лионелла в речи толстого лекаря, но одно поняла верно – вина ей не дадут. И тогда девочка решила покинуть негостеприимных людей. Они – никто, грязь под её ногами, обутыми в атласные туфельки. Все эти солдатики, слуги, рабы, целитель с нянькой-предательницей, кудрявая девка, прислуживающая той наглой бабе в штанах и эти двое – Вианола и чародей. Чародей, вообще, по мнению Лионеллы, не походил на настоящего придворного – скучный дядька преклонного возраста, да еще в замызганной мантии. Что с него взять? Как с виду – серая деревенщина, убогий провинциал, а не доверенное лицо короля Андриана Третьего!

Настоящий придворный маг, согласно мнению маленькой маркизы, должен отличаться изысканными манерами, щеголять в богатом и пышном костюме, пошитым у лучшего портного, обладать роскошными усами и ловко орудовать шпагой, защищая честь дамы сердца, то есть, её честь, Лионеллы.

Вот был бы у нее такой рыцарь без страха и упрека, то никто не осмелился бы пропускать мимо ушей её, маркизы, приказания. Рыцарь им бы, мигом, уши те нахальные отчекрыжил!

Она, Лионелла, должна была выйти замуж за красивого и знатного юношу – её нынешняя маман – мачеха тайком показывала девушке портрет жениха. Лионелле маркиз Бийский сразу понравился – настоящий красавчик. Блондин с голубыми глазами! А, как одевается! И говорят, отважен, аки кхаарц! И, так же, неуязвим! И без ума от неё, Лионеллы! Иначе, с чего бы сыну герцога и единственному наследнику соглашаться на брак с ней, Лионеллой? Ясное же дело – маркиз влюблен, потерял голову и ждет не дождется прибытия невесты в свой родовой замок, дабы бросить все богатства Валенсии к ее стройным ножкам! Выйдет она, маркиза Ланье, замуж за герцогского сыночка и сама герцогиней станет, равной по положению своему властному и влиятельному отцу, великому герцогу. И откажет тому от дома! Вернее, мужа попросит и тот, пылая от страсти к прекрасной жене, падет к ее ногам и выполнит любое желание драгоценной супруги!

Все случится согласно плану Лионеллы, а никак иначе!

Девочка злорадно ухмыльнулась – погодите папуля! Думаете я, ваша дочь, позабыла, как меня, маркизу, по вашему приказу, плетью на конюшне секли? Да, по попе! И глазели все жадно – лошади, грязные конюхи, конюший, секретарь отца. Все только и делали, что таращились на ее нежную попу, которая к концу экзекуции стала полосатой. Лионелла ещё долго на ней нормально сидеть не могла! И все из-за того, что противный секретарь его светлости, сиятельного герцога Сийнезийского, увидел, как она целуется в парке с юным пажом другой светлости, виконта дю Валле! Такой шум учинили, крик, как будто это был не невинный поцелуй в щечку, а кража невинности вместе с приданым!

Пажа жестоко высекли и к концу наказания несчастный мальчишка рыдал, как девчонка. Она же, Лионелла, благородно страдала от того, что ее рыцарь оказался и не рыцарем вовсе, а так, тряпкой!

Она им всем еще покажет – заведет себе такой же вызывающий костюм, как у наглой, темноволосой девки с замашками деревенщины, такого же красивого и злого жеребца, как у нее и пару кинжалов! И… всех их убьет, и накажет на конюшне, и…

Но, в этот момент Лионелла поняла, что никому, собственно, нет до неё никакого дела – все присутствующие отвлеклись на свои личные проблемы. В том числе и её бонна, предательница Маргиша.

Лионелла порадовалась тому, что ей выпал шанс – возможность сбежать от всех этих противных людишек и вернуться в родительский дом. А, им.. А, их.. Их всех, конечно же, схватят люди её отца и примерно накажут, а Лионелла станет героиней в глазах отца и всех его людей.

«А, по дороге – наивно представляла себе девочка – мне обязательно встретится прекрасный принц, о котором я так долго мечтала! Муж-мужем, а влюбленный принц должен иметься в хозяйстве у каждой порядочной барышни, тем более, у прекрасной маркизы.»

Недолго думая, Лионелла незаметно сползла со своего бугорка и шустро юркнула в ближайшие кустики, чувствуя, как отчаянно стучит ее маленькое сердечко.

Храбрая маркиза, подобрав пышные юбки своего дорожного платья, торопливо зашагала прочь от постылого лагеря, битком набитого врагами своего собственного отца. Девочка спешила подальше углубиться в лес и оставить между собой и преследователями как можно большее расстояние. Она ведь никто иная, как «принцесса в беде» и теперь, ей, всего-то и остается, что присесть на подходящий пенёк и подождать. Подождать появления героя – естественно, прекрасного душой и телом!

Девочка, к этому времени, успела позабыть весь тот ужас, случившийся с ней и с её бонной в приснопамятной деревеньке Козлячкино. Хотя там, ее, всего лишь отшвырнули в сторону, напугав до полусмерти, грудастой же няньке, досталось от злобных, распалённых похотью мужиков и не вмешайся в происходящее Елена, то женщину до смерти бы замучила толпа озверевшей черни.

«Вот и подходящий пенёк» – обрадованная маркиза быстро заняла удобное местечко. Она уже немало побродила по лесу и подол ее прекрасного платья позеленел от сочной травы, рыжие волосы растрепались на ветру и сильно загрязнились нарядные туфельки. Еще она успела уколоть палец, прикусить язык и захотеть пить.

«Самое время появиться принцу! – решила девушка и, красиво расправив пышную юбку, приготовилась к желанной встрече – Принц, как галантный кавалер, не заставит даму ждать слишком долго? Пенек не так удобен, как мягкое кресло, да и какие-то мошки противно жужжат у самого носа! Нет, он обязательно поторопится, поднесет ей стакан вина или, нет – лучше стакан восхитительно холодной, чуть подкисленной, воды! И куриную ножку! И сдобную булочку с яблоком и корицей!»

Синтариэль Виаль, беглый принц эльфийского западного королевского дома и, сопровождающий его, Голубой Мотылек из серебряной, младшей ветви рода, медленно тащились по лесной дороге в направлении столицы королевства людей, Митланвы.

Вообще-то, по мнению неугомонного Голубого Мотылька, они могли передвигаться гораздо быстрее и веселее – лошади под эльфами лоснились от распирающей их жизненной силы, осадков в ближайшее время не ожидалось, птички сладко чирикали на ветвях, но.. Настроение принца ухудшалось с каждым прожитым днем. Царственная особа предавалась унынию, вяло пощипывала лютню и чахла от безответной любви. На последнем привале, а они останавливались на постоялом дворе «Пивное брюхо», благородный милорд Синтариэль, что и вовсе уж, немыслимо для эльфа, даже не соизволил взглянуть на смазливую дочку хозяина, нежную, трепетную лань, грудастую диву с оттопыренной попкой и порочным взглядом прожженной шлюхи, строившую глазки красивому менестрелю, обладателю глаз цвета лазури и белокурых локонов, производивших убийственное впечатление на любую представительницу противоположного пола. Юная оторва безошибочно опознала в принце богатенького аристократа, путешествующего инкогнито и захотела заполучить его в свою постель. Ну и заработать конечно, как же без этого? Совместить приятное с полезным, так сказать.

У нее все горело и чесалось, внутри и снаружи при одном лишь взгляде на прекрасный лик королевского отпрыска, но – не сложилось.

Несмотря на все ухищрения озабоченной красотки, принц не обращал на ее выдающиеся достоинства никакого внимания. В результате, всё это богатство – губки-бантики, высокая грудь и тугая попка, нашло утешение в объятиях Голубого Мотылька.

Молоденькая дочь трактирщика, внезапно обнаружив, что её избранник, в объятия которого она кинулась из-за пренебрежения высокомерного аристократа, перворожденный, пришла в совершеннейший восторг и думать позабыла о надутом господине с кислой физиономией, тем более, что в постели их оказалось трое – она, прелестный эльф и еще одна местная девица, распутная швея – как вскоре выяснилось, еще та затейница и шалунья.

Альсельдильмир из рода Голубых Мотыльков, его младшей, серебряной ветви, великолепно провел время и чувствовал стыд и смущение, терзался чувством вины, украдкой поглядывая на, вытянутую от уныния, физиономию господина, постепенно приобретавшую лёгкий зеленоватый оттенок.

«Чахнет принц – с горечью констатировал юный Альсид – того и гляди, совсем зачахнет и утратит интерес к жизни, а там..»

В древних легендах западных эльфов рассказывалось о том, что некоторые представители дивного народа, утратив вкус к жизни, постепенно деградировали, превращаясь в, совершенно ненормальных созданий – кто в дерево, кто – в звенящий ручей, кто – в говорящую гору. Только вот, необычные это были деревья, ручьи и горы – равнодушные, коварные и недобрые. Они с легкостью могли причинить вред любому живому существу, а бродячие плотоядные деревья приводили в ужас даже самых храбрых из эльфов, потому как уничтожить подобное создание удавалось путем величайших потерь целого рода, а никак не силами одного-единственного воителя.

Как и почему, благая Дану допускала подобные преобразования среди своих любимых детей, не знал никто и многомудрые хранители-друиды бессильно разводили руками. Возможно, это были козни коварного Тёмного, творимые исподтишка.

Юный эльф понимал, что в том случае, если благородный беглый принц, окончательно зачахнув, превратится в бродячее дерево, злобное, хитрое и, не приведи Дану – плотоядное, в королевстве его, Голубого Мотылька, встретят, мягко сказать, прохладно. Мало того, пустят ли его в этом случае, в королевство и вовсе?

Разумеется, Альсельдильмиру нравилось бродить среди смертных, путешествовать, узнавать новое и развлекаться с девицами. Но, когда-нибудь, ему захочется вернуться домой и, что тогда? Спросят его великомудрые друиды и король вместе с ними – где принц-наследник, ответь нам, лоботряс неразумный? Что вы, уважаемый Голубой Мотылёк сотворили с его высочеством, наследником трона? И почему не предупредили несчастье? Не пресекли? Не воспрепятствовали?

«Третья бутыль – меланхолично отметил внимательный Альсид, наблюдая за тем, как понурый принц хлещет прямо из горла крепчайший гномий самогон – Третья. Он уже гнется, словно камыш на ветру. Еще немного и его высочество, Синтариэль Виаль станет первым эльфом, который упал с лошади. Лютня уже не рыдает, а пищит, находясь на последнем издыхании. Своими руками придушил бы негодную человечку, сотворившую подобное с нашим благородным принцем. Не исключено, что это – колдовство. Черная магия самого грозного пошиба! На принца, несомненно, навели порчу и сглазили, а заодно и прокляли. Хотя – озадачился Голубой Мотылёк – общеизвестно, что сглаз и порча к эльфам не прилипают, а проклятия отправляются обратно и обращаются против наславшего. Скорей всего, наследника сглазила могучая черная ведьма и только благодатная сень родных деревьев поможет господину вернуться в прежнее состояние. Нужно спешно возвращаться в Западный лес и известить короля Юллентиэнвиля о происходящем. Может быть, её величество королева Люминель Истаниэль знает, как бороться с подобной напастью?»

Пока принц предавался унынию, а заботливый Голубой Мотылек размышлял о способах борьбы с хандрой, одолевшей его высокородного господина, лошади перворожденных, повинуясь каким-то своим собственным мыслям, свернули с основной дороги и медленно поплелись по узенькой тропинке, пролегшей средь сосен и елей. Хвойный лес, мрачный и опасно тихий, окружил двух эльфов со всех сторон, но они, занятые собственными проблемами, не обратили на изменения в пейзаже никакого внимания. Лес – он везде лес, а эльф в лесу чувствует себя, точно рыба в воде.

Местность, между тем, становилась всё более мрачной – деревья оскудели хвоей и странно горбатились, широкая дорожка превратилась в топкую тропку и в воздухе запахло тиной и гнилью. С черных, словно обожженных, деревьев, свисали фестоны мха, похожие на редкие волосы старухи – пыльные, седые букли. По всем признакам, впереди раскинулось болото, болото, успевшее проглотить и частично переварить эту часть леса.

Не такое уж и радостное место – болото. Полно всякой гнусной всячины – тут тебе и вечно голодные комары, и пиявки, прожорливые, здоровущие твари, и пупырчатые жабы, и змеи, скользящие среди влажной травы, и зубастые рыбы, плавающие в гнилой воде, и, конечно же, всевозможная пакость, детища Тёмного – кикиморы, водяницы, умруны и утопленники. Всякие шиши и шишиги горбатые баламутили грязные воды, игоши и лихи, навки, ночницы, топляки, навяицы и прочие не упокоенные чувствовали себя в топях, как в родном доме. Да они и были им домом, охотничьими угодьями, местом их постоянного обитания.

Все те, кому по вкусу живая плоть и горячая кровь, злобно наблюдали за путниками из своих неприметных укрытий, не решаясь напасть – от эльфов, словно сияние исходило, смертоносное для тех, кто промышляет нечестивыми делами. Богиня Дану хранила своих любимых чад и в погибельных местах.

Но, даже Дану не может спасти тех, кто не желает быть спасенным – эльфы медленно продвигались все дальше и дальше, углубляясь в черные топи, туда, где царствовало зло и свет прекрасной богини не мог долго сопровождать неосторожных. Вскоре эльфы окажутся предоставлены сами себе, и никто не сможет оградить их от опасностей гиблого места.

Сонное оцепенение, напавшее на эльфов, разрушил громкий, пронзительный женский крик, раздавшийся внезапно и, как раз, со стороны черной топи.

Голубой Мотылек, очнувшись от скорбных дум, пришел в себя, недоумённо тряся головой.

– Что? Где? Зачем? – задавался вопросами юный эльф, никак не могущий взять в толк – куда собственно задевался светлый лиственный лес и, каким таким лядом, они попали в столь скверное место?

«Не иначе, леший местный постарался – обозлился Альсид и лицо у него приняло обиженное выражение – Совсем одичал, собака лохматая! Надо бы поучить уму-разуму, коль он, пенёк замшелый, не понимает того, с кем шутки шутить удумал! Нападение на эльфийского принца! Уму непостижимо!»

И Голубой Мотылёк сотворил заклятье – слабенькое заклятье, снимающее скрыт. Всё тайное становилось явным, ну и лешак должон был объявиться. Куда ж ему, горемыке, деваться?

Женский крик перешёл чуть ли не в протяжный стон, а затем, в какое-то невразумительное бульканье и Альсельдильмир в конец расстроился – там дама в беде, наверняка, молодая и красивая, а он здесь, загадки разгадывает! Ну, леший, только попадись!

И воинственно подняв руку, вознамерился направить энергию в скопление горбатых елей, коими поросла прогалина, через которую пролегала топкая тропка. Леший, наверняка, спрятался от пришлых чужаков в укромном местечке.

Но руку юного волшебника перехватил принц. Оказалось, Синтариэль, в виду особых обстоятельств, выпал из образа печального рыцаря и вернулся в обычное для себя состояние.

– Не спеши, Альсид – произнес принц тихим голосом – Не стоит зря обижать возможного союзника – и Синтариэль, изящно выгнув кисть, выпустил на волю свою силу, силу сына королевского дома. На единое мгновение близлежащий лес окунуло в золотое сияние, а затем Голубой Мотылек приметил старого, трясущегося от страха, лешего, плотно и надежно связанного, и брошенного в самый раз поперёк тропы.

Самому Мотыльку несчастный лесной хозяин виделся существом, похожим на лесные коряги, гнилые и трухлявые, которые захламляли лес, делая его непроходимым и опасным для обычных путников. Рот лешего кто-то старательно заткнул огромной еловой шишкой.

Никак не мог освободиться старый лешак, самостоятельно – не мог, а пугливое зверье не спешило на помощь лесному хозяину. Тут бы и конец настал мохнатику – к ночи поднимутся из трясины чуды страшные, всеядные и сожрут бедолагу, не взирая на всю его природную силу.

Так бы и случилось, коли б не занесла в эти края нелегкая эльфов.

– Кто это его так? – удивился Голубой Мотылек, не понаслышке знающий о том, какой силой и мощью обладает леший в своих исконных угодьях – Неужто пришлый лешак с недобрым припожаловал?

– Сейчас и узнаем – пожал плечами эльфийский принц и, спрыгнув с коня, неторопливо направился к, обиженно поскуливавшему, лесному хозяину.

Леший таращил глаза, испуганно вращая зрачками, сучил ногами и силился что-то сказать или о чем-то предупредить эльфийского принца.

Предупредить?

И Голубой Мотылек все понял – это ловушка! Некто, знающий о том, что истинные дети леса никогда не оставят в бедственном положении дружелюбное создание, а лешие никогда не были врагами перворожденных, обустроил нехитрую ловушку, подсунув в качестве приманке того самого лешего.

– Мой принц! – завопил юноша и бросился за Синтариэлем – предупредить, уберечь, спасти.

Но, поздно – принц, рукой, затянутой в замшевую перчатку, уже коснулся головы лохматого бедолаги-лешего и тут же страшно заскрипели корявые ели, обступив беспечного Синтариэля, окружив его и заключив в своеобразную, но крепкую, клеть.

– Экие затейники! – хмыкнул принц и вновь поднял руку, но, в этот раз, жест был лишен недавнего изящества и нес угрозу.

Королевский дом Западного леса недаром славился своими кудесниками, виртуозно владеющими всеми оттенками магии жизни. Как известно, эльфы не только умелые врачеватели, но и прирожденные убийцы. Убивать перворождённые не любят, но убивают в том случае, если им не оставляют иного выхода.

Примерно так поступил Синтариэль возле осажденной Луанды, когда пьяные сийнезийские вояки попытались нарушить его покой.

Жест принца оказался малозаметен даже для Голубого Мотылька, его собрата и верноподданного, но еловая клеть, состряпанная чей-то мрачной фантазией, тяжко заскрипев, рассыпалась в труху, заполнив воздух частицами прелой пыли. Так бывает, когда встречаются два заклятия, взаимно уничтожающие друг друга.

– Путь открыт – принц ободряюще улыбнулся спутнику – Пойдем, друг, посмотрим, кто такой отважный, раз осмелился перекрыть тропу и чинить препоны перворожденным в лесу.

Действительно, глупость несусветная, с какой стороны не глянь! Эльф и лес – понятия неразделимые и даже такой, изувеченный и почти убитый болотом, лес, останется предан перворожденным, защитит и поможет детям богини Дану.

Позади перворожденных, припадая сразу на обе ноги, ковылял несчастный, освобожденный от пут, леший. Разумеется, в силах Синтариэля было помочь лесному хозяину и излечить его тяжкие раны, но он, пока что, решил погодить со своим участием – неизвестно что за пакость притаилась в низине, спрятавшись за редкой стеной чахлых елей.

Да и сам леший об излечении не просил – то ли не желал быть обязанным, то ли опасался, что перворожденные, потратив силу на избавление его от ран, не совладают с тем враждебным созданием, присутствие которого начинал ощущать не то что Синтариэль, но и неопытный Голубой Мотылек.

Ели показались принцу уродливыми и смертельно больными – по некогда могучим стволам ползла серая гниль, хвоинки, местами, порыжели, местами – осыпались, а под самими деревьями колыхалась чёрная и вязкая жижа, в которой тонули корявые корни.

Эльфы переглянулись, посмурнели и заторопились – чтобы там ни притаилось в засаде, расплата за содеянное обязательно настигнет виновного. Нельзя безнаказанно губить живой лес и пытаться вредить эльфийскому принцу.

Пройдя сквозь чахлый ельник и здорово изгваздав свои узорчатые сапоги, перворожденные вышли из сумрачной чаши и замерли, положив руки на рукояти мечей.

Виновник горя, настигшего лес, отыскался.

И они ему не завидовали.

… Чрезвычайно ободренная собственной смелостью, воодушевленная удачным побегом и радостная от предстоящей встречи с прекрасным принцем, Лионелла Ланье, присев на пень, принялась болтать ногами и вертеть головой – где же ты, красавчик-принц? Твоя судьба, сидящая на пне, вот-вот начнет скучать!

Принц, как на зло, появляться не спешил и Лионелла слегка надулась – как же так? Зачем обманывать ожидания доверчивого ребенка, влюбленного в рыцарские романы? Нет, так нельзя! Это скучно и Лионелла отказывается играть по нелепым правилам!

Тут еще, в придачу к прочим бедам, налетела мошка – мелкая, черная, ужасно кусачая и давай досаждать капризной девчонке, забиваясь той в нос, уши, в рот и пытаясь влезть в глаза.

Кошмар кошмарный!

Испуганная Лионелла, так и не дождавшись прибытия принца на белом коне, соскочила со своего пня и, не разбирая дороги, бросилась в лес, как можно дальше от гнусной мошкары.

Бежала она быстро, хоть и спотыкалась на каждом шагу, обдирая руки о колючие ветви. На тех же самых колючках оставались клочья ее нарядного платья, но девочке не было никакого дела до собственного внешнего вида. Искусанные части тела, в основном – лицо, шея и руки, ужасно зудели и чесались. Лионелла чесала укусы, раздирая их в кровь, хлюпала носом, рыдала и от отчаянья, пыталась звать маму.

Пока бежала, ухитрилась заблудиться и попасть неизвестно куда – кругом возвышались ели и ёлки, под ногами мерзко хлюпало, дорога петляла, уводя несчастную искательницу принцев все дальше и дальше, в гиблую топь.

Девочка постоянно испуганно оглядывалась, озиралась по сторонам – отовсюду доносились влажные шлепки, какие-то мерзкие, сосущие звуки и тихое, полное злорадства, хихиканье неведомого существа, совершенно не похожее на мужественный голос прекрасного принца, о котором грезила Лионелла.

– Кто здесь? – голос маркизы дрожал, но девочка бодрилась – А ну, покажись! Немедленно выходи – это тебе приказываю я, Лионелла Ланье Сийнезийская!

Ехидный смех, от звуков которого мороз пробегал по коже, служил единственным ответом на все ее вопли.

Среди черного ельника завиднелась серая прогалина и девочка проворной куницей рванулась вперед, надеясь выбраться из влажного сумрака к лучам теплого солнца. Хорошо хоть надоедливый гнус отвязался!

Лионелла, ломясь сквозь чахлый, гнилой подлесок, наконец-то выскочила на зеленую лужайку, так похожую на ухоженный газон в замке отца, но, охнув, попыталась вернуться обратно.

К сожалению, ей этого сделать не удалось.

Лужайка оказалась и не лужайкой вообще, а зеленой трясиной. Топью, посреди которой, мерзкой кучей, восседало ЭТО..

Юная маркиза не знала, как правильно обозначить неведомое создание. На язык просились одни лишь запретные, плохие слова, услышанные девочкой на конюшне от пьяного конюха. Этими словами конюх обращался к приятелю, стащившему у него кувшин отличной сливовой бормотухи. За неприличные слова, произнесенные в присутствии юной маркизы, конюха безжалостно выпороли, затем, выпороли и приятеля – за соучастие, а потом и саму юную деву – за то, что подслушивала и без спросу пробралась на конюшню, место, совсем неподходящее для юной леди из хорошей семьи.

За ту порку Лионелла до сих пор была «благодарна» своему отцу-герцогу и собиралась наябедничать будущему супругу, жалуясь на свою горькую жизнь в доме строгого родителя.

Сегодня она согласилась бы и на двойную порцию, только бы оказаться где-нибудь подальше от страшного места и существ, его населяющих.

Гадкое, полное злобной радости, хихиканье звучало со всех сторон. Громадная кочка посреди зеленой хляби зашевелилась и неведомое существо открыло глаз.

Да, у мерзкого создания был всего один глаз, но зато какой – громадный, желтый, с вертикальным зрачком как у козла. И, злой! Злобой веяло от взгляда болотного обитателя, лютой злобой и, лютым же, голодом.

Лионелла отчаянно завизжала и попыталась покинуть страшное место. Но, куда там! Девочке показалось, что чёрные ели закружили вокруг нее веселый хоровод – всё быстрее и быстрее и вот она уже тоже кружится в безумном танце, срывая голос диким криком и размазывая слёзы по грязным щекам.

Болотная тварь, всем своим видом напоминающая спрута, выпростала из зеленого зыбуна огромные щупальца и распахнуло смрадную пасть. Огромную! Полную острейших зубов! Отвратно вонявшую тухлым мясом!

Лионелла беспомощно билась на одном месте – топталась, перебирала ногами, но предательская зыбь засасывала ее бедные ножки, ни в какую не желая отпускать из страшных объятий высокородную герцогскую дочку.

Черные щупальца, перепачканные жирной грязью, облепленные ряской и прозрачной слизью, взметнулись над головой Лионеллы, подхватили ее и, высоко подбросив хрупкое девичье тело вверх, вздыбили целый пласт черной болотной грязи.

Распахнутая зубастая пасть застыла в приятном ожидании.

Лионелле повезло – спрут подкинул её слишком сильно и на счастье девочки, ели, растущие вокруг гнилой лужи, всё еще были живы и возносили свои макушки на приличную высоту.

Лионелла взлетела вверх, аки птаха небесная и руками махала так же, как она, крыльями. Только вот, руки – это не крылья и девчонка обязательно рухнула бы вниз, прямо в доброжелательно раскрытую пасть болотного монстра, если бы не пышные юбки из отличного, дорого, а, самое главное, крепкого шелка!