Текст книги "Река Зеро"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 3. МАКСИМЭН

– Не-не-не. Давай так, Нищеброд, мы всё забудем и начнем сначала.

– Опять?! Б…, Макс, ты меня не слышишь! Я, типа, тебя сдал и спокойно к себе впустил. Это еще для чего? А-а, логика твоя понятна: я – шизанутый, да?

– Откуда я знаю? Может, у тебя голова с жопой не дружит.

– С жопой? Там вроде говорят с х…

– Вот тут стоп. Так в другом смысле говорят: когда при виде красивой девочки резьбу срывает. А ты где здесь девочку нашел?

– Хм. На крайняк и ты…

– Заткнись, пока я тебе не добавил. Ты что, там серьезно в своей голове надумал: сдашь меня, и тебе только яйца пощекочут, в то время, как я буду гнить на глубине? Да ладно. После всего, что было? Нам с тобой «Домовой» даже в эротическом сне не привидится.

– Развяжи меня.

– Перебьешься. Я еще не всё сказал. Восемь лет нашего с тобой знакомства – это охренительно жесткая штука даже для меня… Но мы же никуда не торопимся, верно? Я уверен, что смогу зачистить тебя. И мы расстанемся с тобой так, словно никогда не встречались.

– Волну гонишь. И сам это знаешь. Развяжи меня.

От безысходности я звезданул стул. Он пролетел сквозь визорную миниатюру квартала и со стуком врезался в стену. Легче мне не стало. Я пару раз померил шагами логово Нищеброда, натыкаясь глазами на новомодные приблуды в виде магнитных гидродинамических гранат, да импульсных абордажных крюков – и даже ходу не сбавил. Только губу закатал. Знает, сука, что выставить мне на глаза!

Нищеброд сидел посреди комнаты без окон, шевелил связанными руками, пытался размять задницу и зыркал на меня из-под дред апельсинового цвета одним глазом. Второй глаз заплыл – потому что не следовало мне под горячую руку сообщать, где он меня видел и на чем вертел. Сейчас смотрел бы двумя глазами.

Поскольку мой забег ума мне не добавил, даже наоборот – отнял у меня последнюю уверенность в правильности моих действий, я остановился. Стул, кроме того, на котором отсиживал задницу Нищеброд, имелся лишь один. Тот, который валялся у стены. Я направился к нему, чтобы использовать по назначению.

– В глазах от тебя рябит, парень, – услышал я. – Присядь, остынь.

После его разрешения садиться мне стало западло, но я наступил себе на горло. Вытащил стул на середину комнаты, оседлал его наоборот и сел, облокотившись на спинку.

– Сам понимаешь, что я не при делах, – назидательно заговорил Нищеброд. – Развяжи меня. Мы в связке, Макс. И выбираться будем вместе. Давай еще раз по порядку. Назови мне точное время, когда дамочка была в клубе – и я тебе ее на тарелочке выдам. Со всеми бабскими секретами. Там и будем разбираться, откуда рыбка уплыла.

Я молчал. С той самой минуты, как передо мной распахнулась бронированная дверь в святая святых стало ясно: Нищеброд тут ни при чем. Но всё равно пришлось кулаками помахать – не зря ж я в такую даль приперся? Да что там душой кривить – логическая цепочка перестала выстраиваться после того, как мой единственный подозреваемый ответил на мой вызов.

Переиграл сам себя? Дескать, было б у меня рыльце в пушку, разве б я оставался в доступе – полная чушь. Мне его вскрыть при контакте проще, чем панцирь лобстера ножом.

Винцент Форс – он же кракер, вполне себе профессионально взламывающий базы локальных сетей. А как по мне так Нищеброд – от нашего знакомства. Я подобрал его на кракерских задворках, законченного социопата и БИЧ-зависимого настолько, что патология дополнялась психотропными био-модусными веществами. Чтоб вы знали, это не таблетки. И даже, скажем, не то, что вводится через рот или вены. Эта такая противная скользкая дрянь, которая сама ползет в то отверстие, где ей самое и место.

– Время, Макс, – напомнил мне человек, которому я был обязан и клиентурой и прикрытием.

Сработало. Я отлепился от стула, с которым успел сродниться, подошел к Нищеброду и снял с него пластиковые наручники. Ноги он сам себе освободил. Фиксировать нижние конечности нужды не было, но я завелся.

Кракер-самоучка даже рук не стал растирать. И пятнадцати минут не прошло, как он осваивал роль заложника. На двойку с минусом, надо сказать.

– За фингал ответишь, – первое, что он заявил, подтягиваясь к рабочей платформе.

– Сам виноват. Видишь, я после тренировки, весь такой разгоряченный, а ты ручками перед носом машешь. Вот и поймал. Входящий… Фингал его волнует… За твоими дредами ни хрена не видно. А проституткам твой внешний вид до звезды. Если ты на них решишься когда-нибудь.

Кракер меня не слушал. Я не успел оглянуться, как он засветил базу данных клуба. В моем присутствии напарник всегда оказывал мне акт доверия – выводил экран визора на общий доступ, но я особо не вникал. По давнему уговору мы распределили обязанности. Логично предположить, что он не лез с советами ко мне, а я к нему.

– Вот твоя мадама, – сказал, наконец, Нищеброд.

На визирном фоне возникла дамочка, восседающая у стойки бара вполоборота от камеры. Другая половина ее лица была повернута ко мне. Брюнетка что-то сказала и даже сейчас я напрягся.

– Так-так, рельефненько, – протянул кракер. Его руки вспорхнули, затягивая лицо брюнетки в слои наложений. – Еще раз повтори дословно, что она сказала.

– Есть дело, Лариосик, – сквозь зубы выдавил я.

– А ое ыаешь? – металлическим голосом сказала мадам.

– Что за хрень? – поинтересовался я.

– Да есть такая приблуда, по губам читает. Ракурс, конечно, убойный, но…

В воздухе заколебались разложенные на экспоненты две фразы. Первая – «есть дело, Лариосик» подтверждалась с вероятностью пять и семь десятых процента. Вторая «часто здесь бываешь» – имела практически стопроцентное попадание.

– Ммм… Макс. В связи с чем у меня два вопроса: шизоидная эмболия – что-нибудь личное тебе говорит?

– А второй? – после паузы отозвался я.

– Дамочку будем дальше работать?

– Будем. Еще как. Может, она чревом вещает. Знаешь, раньше были такие люди…

– Давай, объясни мне.

– Чтобы заполнить твои пробелы, надо от потопа начинать.

– Соси.

– Иногда я думаю: на хрена я подобрал тебя в Блошке? Немытого, обоссанного, обосранного…

– Не гони! Не был я… Обосранным.

– Слушай, а ты не думаешь, что можно было запись…

– Это у тебя голоса в голове, а не у меня. Любое вмешательство оставляет следы. Чтобы заменить одну картинку, нужна другая картинка. Если речь идет о работе в реальном времени. Такой степени ювелирная корректировка требует, чтобы дамочка сидела в том же месте. Любой сдвиг провоцирует колебания. Я бы призадумался, если бы тебя не было в кадре. Но ты там есть. Это первое.

– И?

– Только если предположить, что в теме кто-то из охраны. Тогда запись полностью заменена после твоего ухода.

– Будем предполагать худшее, – отрезал я. – Работай дамочку.

– Уже, – хмыкнул он. – Бернардина Эльд. Тридцать пять лет. Бывшая гало-модель. Неудачный брак, неудачный раздел имущества. Неудачная попытка пробить бизнес-тему по вживлению в женские половые органы кольчатых червей… Едрить вашу маму. Не для слабонервных. Неудачная беременность.

– Стабильная дамочка.

– Проживает во втором Западном квартале на пересечении с Центральной скоростной развязкой, в двухъярусной квартире на шестьдесят третьем этаже. Предпоследнем. Почти расплатилась. В данное время в активном поиске мужа.

– Ммм? Откуда кредиты берет?

– Ставит порно-ролики со своим участием на визоре… В свободном доступе.

– Сколько на подготовку?

– Пока не знаю. Дам раскладку через пару часов.

– Конкретизируй. Сутки, двое? Неделя?

– Парень, два часа мне дай. Тогда скажу. Сходи пока, подрочи.

– Угу. Старый я уже для этого дела. На девчонок едва сил хватает.

– В любом случае, отвали!

– Ладно, понял, не психуй. Два часа – ни туда, ни сюда. Пойду рубанусь у тебя на диване в гостевой…

Нищеброд хмыкнул.

– А не боишься, что я тебя тепленького и сдам? Раз с первого раза не получилось.

Я, шагнувший было к выходу в другую комнату, в задумчивости останавливаюсь и тру рукой подбородок.

– Я тут подумал: может, для симметрии мне тебе еще и правый глаз подбить? Я, знаешь ли, в душе перфекционист.

***

Жаль, что никто не может разделить моего восторга: с высоты семидесятого этажа допотопного жилого центра «Воздушный», город производит фантастическое впечатление. Уже предвижу саркастический вопрос – а горячие мачо из Департамента по правонарушениям не подойдут?

Что, эти качки с полным отсутствием воображения? Не-а. Лишь женщины, с их тонкой душевной организацией и обнаженной эмоциональной доступностью смогли бы пройти кастинг.

Кому еще под силу оценить стойкую эрекцию растущих из воды сотен небоскребов? Специально для вас – любительниц эталона. Всех форм и размеров. С куполами сфер, венчающих крыши, окруженными у самых вершин кольцами смотровых площадок. Высокие, тонкие, островерхие, с выступающими эркерами по бокам. И необъятные высотки, с выведенными по стволу шахтами скоростных лифтов. Традиционно крепкие середнячки станций магнитопланов, опоясанные рельсовыми магистралями.

Для любителей экспериментов во влажном тумане тонут девайсы мостов, эстакад, виадуков и перекидных дорожек, присосавшихся к стеклобетонным парапетам огораживающих высотки набережных. Под ними тянутся рукава водных артерий – прямых, изогнутых. Закрученных в свободном от домов пространстве в узлы магистральных развязок.

Для тех, кто любит погорячее – полосы рельсовых дорог, на уровне десятого этажа опирающихся на стальные сваи. Под дугообразными мачтами подсветки хищно бликует металл. Красным огнем стоп-слова, пачкающим ночной небосвод, святятся шпили станционных башен.

Почти преддверием долгожданных конвульсий (о, да, детка, сделай это для меня!), точкой G в центре пересечения всех путей – высится Атриум Правосудия. Невысокий, растянутый вдоль залива Тишины, словно пытающийся занять больше места, сосредоточить в чреве всю информационную силу мира, он пульсирует по периметру алыми сигнальными огнями.

И, наконец, сгорающее в неоне пространство взрывается фейерверками голографических реклам. Город затихает, последним хрипом выталкивая из туннелей стаи несущихся по магистралям аквабайкеров.

Покой. Все мыслимые оттенки огней постепенно тонут в Великом океане. И там, под водой, как зеркальное отражение города, продолжает светиться люменом нижний, затопленный уровень.

Я больше часа сижу на крыше. Полностью экипированный, хорошо мотивированный. Прогретый за солнечный день стеклобетон щедро делится тем, что мне нахрен не сдалось. Сюда не доносятся звуки. Царит тишина и ветер. А еще выше сияет отраженным светом пояс астероидов. Из-за оптического эффекта видна только светлая линия, пересекающая небосвод и уходящая за горизонт.

Именно там, на орбите и находится центр поддержки и сопровождения БИЧ. Модуль организации зонального координирования. Сокращенно МОЗК. Для нас, смертных, просто Мозг. Неподкупный, бескомпромиссный. «Разговаривающий» с нами чистым языков цифр. Знающий о каждом из нас больше нас самих. С момента разделения материнского чипа. Так что на вопрос «есть ли жизнь до рождения», на уроках отвечают согласием.

Конфиденциальность превыше всего. Девиз, уходящий корнями в допотопную эпоху. За последние сто лет Мозг прочно утвердил репутацию: даже убийцам, насильникам, растлителям, грабителям и хакерам всех мастей полагалась защита личных данных. Чтобы получить доступ Комиссии по правонарушениям приходилось запрашивать санкцию, прилагая к запросу неопровержимые доказательства виновности. Положительный исход зависел от расстановки цифр по неизвестным для нас показателям.

И тогда следовало наказание – привычный БИЧ в твоей голове принимал новый статус. «Домовой» – контролер, надзирающий, палач. Голос в твоей голове. Отныне все органы чувств, кроме тебя, принадлежали системе Контроля по Надзору. Смотрели твоими глазами. Слушали твоими ушами.

Нюхали твоим носом и трахались твоим членом.

Полный эффект присутствия. Если ты любитель одиночества – лучше сразу пулю в лоб.

В смысле, я хотел сказать – не нарушай закон.

Всё просто. И никаких тюрем. Разумеется, степень жесткости «Домового» зависела от приговора. Рассказывали, что количество рекомендаций в сутки могло доходить до ста. С какой ноги встать, куда именно направлять струю. С кем здороваться, а кого послать на хер. Сколько шагов делать в день и чем питаться. Что почитать или какую программу посмотреть.

За не следование «рекомендациям» – полагался болевой шок. Вообще без разницы – вломил ты какому-нибудь в табло или обоссал ободок унитаза.

Десять лет – максимум, который выдерживали человеческие виды. Необратимые последствия наступали раньше. Логично предположить высокий процент смертности среди осужденных, но власть предержащие не любят афишировать данные.

Разумеется, взлом баз локальных систем карался Законом сурово. От двух до пяти лет под контролем «Домового». Но это ничто по сравнению с тем, что полагалось за взлом базы индивидуального БИЧ – упаковка в «тяжелой» воде, гибернация тела при пограничной жизни мозга. Иными словами – висишь себе на глубине, кое-что осознаешь и готовишься встретить вечность.

Про вечность я, конечно, перегнул. До самой физической смерти. А может, и после – кто проверял? Не так давно в общий доступ слили ролик, где подсвеченные медузами, парят на глубине тысячи впечатанных в прозрачную «упаковку» тел.

Мое возможное будущее при неудачном стечении обстоятельств.

Потому что именно этим я и занимаюсь – проникновением в личную базу БИЧ.

В данном случае моя цель – наша неудачница по жизни Бернардина Эльд. Настолько плохая девочка, что даже мои много повидавшие глаза полезли на лоб. Хотя… Не начала ли она экспериментировать на себе? Может статься, что всё не так, как представляется.

А лучше.

Это пусть впечатлительный Нищеброд развлекает себя рассказами о голосе в моей голове, я уверен. Слова прозвучали. А вот кому и зачем понадобилось их скрывать – вопрос, который я планирую решить в ближайшее время. Как оказалось, схема проникновения в дом Бернардины требует времени на подготовку. Ждать не хотелось. Когда у меня возникает чувство жжения в одном месте, я предпочитаю опасные и непредсказуемые ходы.

В итоге, я решил оттолкнуться от соседнего дома. Ну, как я. Тему предложил Нишеброд, а я завелся. Тем более что жилой комплекс, на крыше которого я находился, населенный гражданами весьма преклонного возраста и защиту имел соответствующую. Почти допотопную. «Забить» несколько камер для Нищеброда не составило труда. И вот я – никем не замеченный торчу в ночи, ожидая сигнала. И, четно говоря, терпение мое основательно…

«Максик, ты как?» – раздался в визоре долгожданный голос.

«В нетерпении», – отозвался я.

Мои БИЧ-приблуды в режиме скрытого текста, позволяли мне контактировать, не раскрывая рта. Как с визором, так и с абонентом. Удовольствие – ниже среднего. Такая передача требовала предельной собранности и тренировки. И я не имею в виду голосовой имплант. В нем по-любому задействована речь, даже если ее почти не слышно. Главное слово здесь «почти». Некоторые хрипят, иные хрюкают. У меня была знакомая, которая постанывала в момент работы с визором. Пока она мне нравилась – меня это заводило.

Я не говорю. Я формирую мыслеобразы. Популярностью девайс не пользовался – мало у кого получалось. Как по мне – к лучшему.

«Авария на шестой магистральной. Всех ховербайкеров туда стянули. Только успокоились. Готовность тридцать секунд».

«Ясно».

Высотка, которую я собирался штурмовать, давно отправилась в объятия Морфея. Светилась ниже сорокового этажа – вполне приемлемое допущение. Окна, которые меня интересовали, погрузились в спячку. Дамочка не подавала признаков жизни последние два с половиной часа. Я поправил наплечную кобуру с игломётом, закрепил поясом реактивный ранец. Спуститься пятью этажами ниже для меня не составит труда. А вот для того, чтобы подняться – без баллона не обойтись.

«Двадцать».

Я перегнулся через ограждение, вскинул стрелу импульсной абордажной кошки и прицелился в крышу соседнего здания чуть левее окна, где по плану предполагалась спальня.

«Десять. Готов?»

«Всегда».

«Пошел».

Тихо щелкнул спусковой крючок. Стрела отправилась в полет, в секунду размотав трос и преодолев тридцатиметровое расстояние. Кошка раскрылась. Я опустил стрелу за ограждение, разблокировав скрытую часть крюка. В тот же миг у меня на экране зажегся зеленым максимальный эффект импульсной сцепки.

Нищеброд молчал, значит, всё шло по плану. Я активировал прибор ночного видения, перекинул трос, идущий от моего пояса через основной, закрепил карабин. Перехватил магнитной перчаткой страховочную петлю и в тот же миг влетел в темную бездну.

И сразу – абсолютное, невыразимое словами чувство свободы. Ветер, на скорости бьющий в лицо, восторг, всплеск адреналина. Внизу, в сотне метров подо мной в тумане искрят проблесковые маячки набережных – сливаются в сплошные линии. Тонкий, эластичный костюм с электродами и проводящим слоем, обтягивает меня как вторая кожа. И делает практически невидимым. На визоре рассчитывается метраж до цели. Я успеваю несколько раз вздохнуть, прежде чем меня встречает соседняя крыша. У самого края я притормаживаю. Цепляюсь за основание крюка, подтягиваюсь и одним махом перелетаю через ограждение.

Чувствуешь, Бернардина? Мы стали ближе. Я иду к тебе, детка.

Я вставил карабин в специальный паз у основания крюка и, перегнувшись, нырнул вниз. Два этажа – ни о чем. Пару раз оттолкнувшись от стены, я зафиксировал блок и завис возле приоткрытого окна, ведущего на лоджию. Вынув из гнезда на поясе универсальную отмычку, я вставил жало в щель верхней задвижки и плавно сдвинул вниз. Створка окна открылась беззвучно. Еще рывок – и я квартире. Осталось открепить карабин и заняться поиском дамочки. Что я сделал.

Раз, два, три, четыре…

Бернардина?

Проект дизайна двухъярусной квартиры заказывали недавно. В базе фирмы, которая устраивала ремонт, сохранилась пять-дэ картинка. Я почувствовал себя как дома. Второй этаж, на котором я находился, встретил меня тишиной и приторным запахом ванили. Подсвеченной люменом зеленью пальм, расставленными в хаотическом порядке креслами и разнообразием пуфов. Такое впечатление, что хозяйке лень было ходить и поэтому сиденье ждало ее там, где отказывали ноги. Стены закрывали психоделические полотна, напоминавшие испражнения великана. Если засунуть ему в задницу краски и заставить маленько поднапрячься – самое оно и получится. Насколько я знал, из живности имелась только голографическая лабуда в виде насекомых. Да и то – этажом ниже. Уж конечно, бабочки. Хотя, у Морфа, например, по квартире ползали неоновые тараканы. Он говорил, что они его успокаивают.

Сняв с предохранителя игломёт, я двинулся по коридору направо, где предполагалась спальня. Осторожность не помешает – на тот случай, если дамочка любила бродить по ночам в темноте. А стоит представить, что она бизнес-тему воплотила в собственном теле, то не удивлюсь – если она в туалет поползет.

Так что, под ноги я тоже смотрел.

Слабое похрапывание – с каждым шагом всё сильнее – привело меня туда, куда нужно. Плохая девочка Бернардина морской звездой возлежала на кровати таких размеров, что вполне подходила для ведения военных действий местного масштаба. Черные волосы, раскиданные по подушке, и вовсе добавляли ей сходство с кляксой, в центре которого плавало усталое, недовольное жизнью лицо.

Не тратя время напрасно, я обошел кровать с другой стороны, опустился на колени, привалился спиной к стене и приготовился «работать». Во время спарринга, Бернардина будет витать во снах. Проснется ли она, когда я ее отпущу – неизвестно. Но я планировал решать проблемы по мере их возникновения.

Нет на свете легких путей по добыче больших денег. Мне не дано знать, почему необходим близкий контакт. Такая несправедливость – насколько было бы приятнее работать, не выходя из кабинета. Себе я объяснил подобное давно и очень просто.

Хрен знает.

Максимум, на котором я «чувствовал» клиента – метра два. На таком расстоянии мне удавалось «договориться». Стоило отойти на полшага, и связь терялась. В том пространственно-временном континууме, где в малую единицу времени обрабатывались йоттабайты информации, расстояние могло играть относительную роль. И на самом деле условные полтора метра разделяли две галактики, находящиеся по обе стороны от центра вселенной.

Если вы подумали, что речь идет об обычном взломе личного архива – то это не ко мне. Мне приходится работать с глубинными загрузками, с квинтэссенцией личности. Иными словами – проникаю туда, куда вхож только Мозг. Я не знаю, существуют ли дельцы моего уровня. Если нет – то да.

Я Бог.

В секунду я отрешился от происходящего и переключился на внутреннее зрение. Легко нашел БИЧ Бернардины. Ее система защиты не успела отработать схему «свой-чужой».

Потому что не существовало чужих. В данный момент мы были единым целым. И у нас всё стало общим. Какие могут быть тайны от самой себя? Я мог бы часами ковыряться в архивах, выискивая грязные секреты плохой девочки – копируя, блокируя, удаляя. На подобное у меня не хватало ни времени, ни желания. Да и умельцев для такого рода вмешательств имелось в избытке. Работа оплачивалась соответственно.

И наказывалась тоже.

Я ничего не удалял. Всякого рода вмешательство оставляло шлейф. Чем выше уровень дельца, тем тоньше след. Когда он будет замечен – вопрос времени. Вполне возможно, что никогда.

Или сразу.

Я ничего не удалял. Я превращал реальные воспоминания в сны. Никаких «белых» пятен, никаких шлейфов и следов. Всё оставалось на своих местах. Сколько по времени человек может помнить сон? Чаще всего он забывается на следующий день. А если сон был месяц назад? А год?

Почти реальный, красочный, но… Сон.

И, как следствие, БИЧ впадал в прострацию. Все, привязанные к событию архивы, пропадали из реальности. Другое дело, если часть из них уже уплыли в общий доступ. Я брался за дело, если речь шла еще об одном носителе. Мой максимум – два. Если выяснялось, что архив – достояние общественности – дело безнадежное. Я оставлял себе задаток и посылал заказчика к черту. За обман.

Если знать конкретную дату, которую следовало подкорректировать – для меня работа на две минуты. Я могу отработать клиента, сидя в соседней кабинке на унитазе.

Если речь шла о временном промежутке более полугода – выискивать информацию приходилось по маячкам: большей частью по имени, примерной дате или известному месту.

В последнем случае следовало запастись терпением. Поиск мог затянуться.

Полулежа у кровати Бернардины, я имел все основания полагать, что архив не имел значительного временного разрыва. Максимум – месяц. И мой позывной «Лариосик» всплывет в ее голове. Где бы и когда она его ни услышала. Или увидела – если подумать о досье с присвоенным мне псевдонимом.

…Через два часа, больной от злости, я отключился от стороннего БИЧ.

Поиск по маячку не дал результатов. Более того, в воспоминании о вчерашнем дне отсутствовала искомая фраза. Фрегат тебе в порт, Бернардина, но ты действительно поинтересовалась, часто ли я бываю в тренажерке! Я вошел в раж, и шальной акулой барражировал чужую жизнь день за днем. Более двух месяцев повторяющихся как по шаблону дней.

Я мог бы написать о Бернардине книгу – и, наверное, она имела бы успех, учитывая пикантные подробности.

Или я мог бы превратить всю ее жизнь в сон.

Или…

Самые жесткие действия не помогли бы мне разобраться: каким ветром занесло в ее голову мой рабочий псевдоним?

Тот самый, который я не оставлял в памяти клиентов.

На автомате я поднялся, вернулся на лоджию. Делом нескольких минут оказалось забраться на крышу. Больше времени отняло переключение паза окна в прежнюю позицию. Врубая баллон с газом, мчась на скорости к спасительной вершине, я исходил на дерьмо. Ни разгадок, ни вариантов решения вопроса моя голова придумать не могла.

Оставался единственный ответ на четко поставленный вопрос.

Но он мне не нравился.

Я отключил импульсную стяжку в стрелке штурмовой кошки и трос, с незначительной отдачей, молниеносно втянулся в исходник. Потом утопил конус в гнездо и свернул крылья крюков. Еще пара минут ушла на то, чтобы переодеться, накинуть на голову капюшон толстовки и стартануть ближе к шахте лифта.

«Прям не торопишься. Чего так? Всего немного до рассвета не успел. Как раз бы тебя и приняли, и суетиться мне бы не пришлось, – услышал я голос Нищеброда. – Как успехи?»

«Пошел нах».

«Так я и думал», – подтвердил напарник.

И мне послышалось удовлетворение в его голосе.