Текст книги "Стилистика русского языка"

Автор книги: Ирина Голуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

От многих непродуктивных глаголов нельзя образовать форму 1-го лица: победить, убедить, очутиться, чудить, чудесить, дудеть, угораздить и др. Однако это явление «недостаточного спряжения» в просторечии преодолевается, и необычные для слуха личные формы глагола иногда употребляются; ср. в песне В. Высоцкого: Чуду-Юду я и так победю . Глагольные формы, образованные вопреки существующим в языке фонетико-орфоэпическим нормам, в словарях даются иногда с пометой (шутл.): переубедю, победю, убедю.

В диалектах варианты личных форм глаголов, не отражающие присущих литературному языку чередований, представлены очень широко: молотю, платю, спросю, пустю, ходю, шутю, однако из-за своей сниженности они не проникают в книжные стили.

Глаголы, имеющие в инфинитиве -чь: жечь, течь, печь (всего 16 словоформ), образуют вариантные формы 3-го лица единственного числа: наряду с литературными – жжёт, течёт, печёт – просторечные – жгёт, текёт, пекёт. Как резко сниженные, просторечно-диалектные варианты используются писателями при воспроизведении речи героев: – Развяжи, брат, совестно перед людьми… – Врешь, убегешь, в хате развяжу (Сераф.); Ты примолвил ее, Шибалок, ты должен ее и прикончить… а нет – тебя на капусту посекем (Шол.).

Контрастирующие по стилистической окраске варианты образуют глаголы и в повелительном наклонении. В парах слов ляг – ляжь (ляжьте), беги – бежи (бежите), не тронь – не трожь, погоди – погодь, выйди – выдь, выложи – выложь и под. первые – литературные, вторые – просторечные. Ряд вариантов имеет помету (разг.): выверь, вывесь, выдвинь, вычисть, ездь, клянчь, нянчь [но (прост.) нянчай], порть, чисть и др. при литературных нестяженных формах: вывери, чисти и др. Отдельные варианты устарели: высыпли, клеи, осыпли.

Стилистически выделяются как специальные усеченные формы повелительного наклонения возвратных глаголов в приказах (среди военных, туристов: Равняйсь!; По порядку номеров рассчитайсь!). Такие варианты используются лишь в устной форме речи.

Отдельные глаголы не имеют форм повелительного наклонения: хотеть, мочь, видеть, слышать, ехать, жаждать, гнить и нек. др. Употреблявшиеся в прошлом веке старославянские формы виждь, внемли архаизовались; просторечные варианты не моги, ехай остаются за пределами литературной нормы, форма езжай носит разговорный характер. Литературно правильна форма поезжай, а также формы, образованные от глаголов слушать, смотреть – слушай (-те), смотри (-те).

Источником вариативности глагольного формообразования являются и видовые пары типа обусловить – обусловливать, обуславливать (свыше 20 глаголов). Некоторые из них, как и приведенные выше, стилистически равноценны и поэтому не выделяются пометами в словарях, дающих оба варианта. Однако большинство вариантов противопоставлены как устаревшие и современные: дотрогиваться – дотрагиваться, заготовливать – заготавливать, задобривать – задабривать, оспоривать – оспаривать; ср.: для Пушкина первая была еще обычной: И не оспоривай глупца. Иные выделены пометой (кн.): замороживать, условливаться, а некоторые – пометой (разг.): заподозривать, подзадоривать, приурочивать, разрознивать. Отдельные варианты к нашему времени забыты: оформливать, ознакомливать, ускоривать.

Суффиксальное словообразование глаголов также порождает варианты типа выползать – выползывать, вымерять – вымеривать. Некоторые из них используются параллельно, не получая стилистической окраски: изготавливать – изготовлять, приспосабливать – приспособлять; ср.: Палатка изготавливается из достаточно плотной, но легкой ткани; Представляется целесообразным изготовлять надувные матрацы из эластичных, например полиэтиленовых, баллонов (из газ.). Однако «для большинства глаголов этого типа в современном языке произошло перераспределение стилистических функций разных суффиксальных форм несовершенного вида: в парах, где возможны оба варианта, формы с суффиксом -а– более разговорны, с -ыва– – более книжны». Исключением являются устаревшие варианты усвоять (ср. усваивать), присвоять (от присваивать).

Варьируют и некоторые глаголы с суффиксами -изирова-, -изова-: стандартизировать – стандартизовать, колонизировать – колонизовать. Соотношение их в русском языке исторически менялось, у ряда глаголов варианты с суффиксом -изирова– архаизовались и теперь используются только более короткие варианты: деморализовать, децентрализовать, локализовать, мобилизовать, материализовать, нормализовать, парализовать. У иных же вышли из употребления варианты с суффиксом -изова-: канонизовать, конкретизовать. Не образуют вариантов непереходные глаголы с суффиксом -изирова-: иронизировать, симпатизировать и отдельные переходные: гипнотизировать, магнетизировать.

В случаях использования вариантов этого типа можно рекомендовать опираться на традицию, поскольку большинство таких глаголов имеют терминологическое значение и, как термины, закрепились в соответствующих стилях. О различиях в их стилистической окраске говорить трудно, так как эти слова, образованные от заимствованных основ, имеют явно выраженный книжный характер, и там не менее, как указывают стилисты, более книжный характер присущ вариантам с элементом -ир-. В словарях такие глаголы стилистических помет не имеют.

С точки зрения изучения языковой нормы наибольший интерес вызывают те вариантные формы, которые слабо различаются стилистически и варьируются в нейтральных стилях литературного языка. Для правильного употребления их в речи следует пользоваться справочной литературой, словарями. Для стилистики же интересны те варианты, которые являются нарушением литературной нормы, так как они имеют яркую экспрессивную окраску, позволяющую использовать их как характерологическое средство, а обращение к ним требует стилистического обоснования, употребление – особого чутья и лингвистического вкуса.

Ряд глаголов, имеющих особенности в словообразовании при близости семантики, образуют синонимические пары, отличные в стилистическом отношении. Так, невозвратные и возвратные глаголы типа зеленеет-зеленеется (в значении «выделяться своим зеленым цветом») отличаются разговорным оттенком второго; ср.: И ель сквозь иней зеленеет, и речка подо льдом блестит (П.) – Под большим шатром голубых небес вижу – даль степей зеленеется (Кольц.). Таково же соотношение пар белеет – белеется, краснеет – краснеется, чернеет – чернеется, из которых возвратные имеют разговорный оттенок и едва уловимое семантическое отличие: обозначают менее четкое проявление признака. Некоторые пары представляют в распоряжение поэтов варианты, облегчающие версификацию; ср. у С. Есенина:

Дорогая, с чадрой не дружись,

Заучи эту заповедь вкратце.

Ведь и так коротка наша жизнь.

Мало счастьем дано любоваться.

Синонимичны и пары звонить – звониться, стучать – стучаться, грозить – грозиться, плескать – плескаться, плевать – плеваться, но возвратные могут указывать на б?льшую интенсивность действия, заинтересованность в его результате, к тому же они имеют разговорный или просторечный оттенок.

Отдельные глаголы, образованные с помощью постфикса -ся, воспринимаются в отдельных значениях как устаревшие: Зять ежеминутно клевался носом (Г.); В душе его тлелась искра надежды – воскреснуть и освежиться в тиши уединения (Бел.).

5.5.5.

Стилистическое использование неспрягаемых форм глагола

5.5.5.1.

Инфинитив

Инфинитив как неспрягаемая форма глагола лишен важнейших грамматических категорий – наклонения, времени, лица, рода, числа, что определяет его особое положение: инфинитив не центр глагольной системы, а ее окраина, как образно об этом сказал В.В. Виноградов. Однако, давая минимальную грамматическую информацию, неопределенная форма глагола выражает в наиболее чистом виде идею процесса, что определяет специфику его употребления в разных стилях речи.

При статистическом подсчете получены интересные данные об использовании инфинитива в книжных стилях. При этом недостаточно знать, как часто употребляются неопределенные формы в каждом из них. Важно учесть среднюю частотность инфинитивов в отношении к общему числу глаголов в этих стилях. «Характерно, что при наименьшем количестве глаголов деловая речь дает наибольшее… количество форм инфинитива». Это соответствует стилистическим особенностям официальных документов, где «чистое» название действия, процесса важнее всего.

Обращение к инфинитиву в научном стиле отражает его отвлеченный характер: здесь тоже порой лишь называется действие без уточнения его конкретных особенностей.

Для художественной речи отвлеченного наименования действия недостаточно, поэтому инфинитивные формы здесь не популярны. Однако обращение к ним писателей все же не исключается; более того, отсутствие у инфинитива конкретных глагольных категорий открывает путь к его необычному стилистическому использованию, связанному с переносом тех или иных грамматических значений.

Инфинитив называет действие как отвлеченное понятие, как возможное свойство предметов. Отсутствие грамматических характеристик в этом «голом» представлении о действительности позволяет сфокусировать внимание на его лексическом значении. В художественной речи используются, как правило, глаголы конкретной и яркой семантики, поэтому их неопределенные формы могут стать в условиях контекста средством речевой конкретизации. Вспомним пушкинские строки:

Как рано мог он лицемерить,

Таить надежду, ревновать.

Разуверять, заставить верить,

Казаться мрачным, изнывать…

Инфинитив, выступая в качестве «глагольного номинатива» (В. Виноградов), по стилистической функции приближается к прилагательному: их назначение – показать отличительные признаки предмета, лица. Но если прилагательные указывают на статические признаки, то инфинитив называет те свойства, которые проявляются в динамике, в данном случае – реализуются в поведении героя.

Русские грамматисты высказывали мысль о том, что в инфинитиве потенциально заложено отношение к лицу. Это позволяет употреблять инфинитив вместо различных форм глагола: Я бежать – ноги не несут; Она кричать – никто не слышит. При этом неопределенная форма глагола получает значение изъявительного наклонения и может успешно конкурировать со спрягаемыми глагольными формами в экспрессивной речи. Выразительные возможности таких параллельных конструкций рассматриваются в синтаксической стилистике.

5.5.5.2.

Причастие

Причастие является важнейшим средством обозначения признаков предметов в форме согласованного определения. Соединяя в себе черты прилагательного и глагола, причастие не только образно характеризует предмет, но представляет его признак в динамике: Зарумянившееся лицо ее сияло радостью и решимостью (Л. Т.). В отличие от прилагательного (румяное лицо) причастие обладает грамматическими категориями времени, вида, залога, которые отражают становление признака. В то же время причастие «сжимает» информацию, позволяя в определении передать содержание, которое можно выразить и придаточной частью предложения; ср.: Страницы, прочитанные мною… – Страницы, которые я прочитал… – первая форма предпочтительнее в книжных стилях.

В современном русском языке причастия широко используются в научном стиле: Аббревиатуры – буквенные сокращения, применяющиеся в письме у разных народов, составленные из первых букв слов, входящих в состав данного понятия; в официально-деловом: По договору страхования, оплаченному единовременным взносом, страхователь может получить выкупную суму независимо от периода, истекшего от начала действия договора; в публицистическом: Развитию широкого и плодотворного сотрудничества с целью мирного и безопасного использования ядерной энергии был посвящен завершившийся семинар, организованный по инициативе международного комитета «Наука за мир».

«Книжность» причастий объясняется их историей: они восходят к старославянскому языку и поэтому издавна были принадлежностью письменной речи. В поэзии XVIII в. обилие причастий было отличительной чертой «высокого штиля». М.В. Ломоносов считал возможным употребление в этой форме лишь старославянских глаголов и тех российских, «которые от славянских как в произношении, так и в знаменовании никакой разности не имеют»: питаемый, питавший, питающий, венчающий, венчаемый, видимый и т.п., и предостерегал против образования причастий от глаголов, «которые нечто подлое значат, и только в простых разговорах употребительны»: мараемый, брякнувший, чавкающий, нырнувший и т.п. Со временем ограничения в образовании причастий были преодолены, однако приподнято-торжественное звучание этих глагольных форм в поэтической речи осознавалось значительно дольше.

Современные поэты и писатели ценят причастия не за их книжный характер, а за то, что в них аккумулируется значительная выразительная энергия русского языка. Изобразительная функция причастий наиболее наглядно проявляется при употреблении их в роли определений: Он [Левин] видел ее воспаленное, то недоумевающее и страдающее, то улыбающееся и успокаивающее его лицо (Л. Т.). Но и сказуемые, выраженные причастиями, тоже могут придавать особенную экспрессивность художественной речи: И ветер в круглое окно вливался влажною струею, – казалось, небо сожжено червонно-дымною зарею (Ахм.).

Развитие у причастий переносных значений часто связано с утратой глагольных признаков. Адъективированные причастия, получившие метафорическое значение, обычно становятся языковыми тропами: кричащие противоречия, немеркнущая слава, блестящий успех, изысканные блюда, ограниченный человек. Их экспрессивная окраска привлекает внимание писателей и публицистов, однако выразительные возможности таких причастий, как всяких образных средств, получивших относительно устойчивый характер, не следует переоценивать.

Сфера широкого образного использования адъективированных причастий – публицистический стиль. Здесь в экспрессивной функции выступают причастия, пополнившие состав негативнооценочной лексики, означающие предельно высокую степень проявления интенсивности действия: вопиющее беззаконие, массированный удар, обанкротившийся курс, распоясавшийся хулиган и др.

Причастия, не подвергшиеся адъективации, привлекают художников слова благодаря именно глагольным признакам. Так, глагольное управление позволяет расширить выразительные возможности причастий-определений, употребив их с уточняющими словами. Причастные обороты очень часто выполняют экспрессивную функцию в художественной речи: Какие бывают эти общие залы – всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, пожелтевшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, тот же закопченный потолок... (Г.) В подобных случаях живописность причастий усиливают пояснительные слова, входящие в причастный оборот.

В иных случаях обыгрывается значение времени, получающего в контексте особую выразительную функцию, как, например, в эпиграмме С.Я. Маршака:

Начинающему поэту

Мой друг, зачем о молодости лет

Ты объявляешь публике читающей?

Тот, кто еще не начал, – не поэт,

А кто уж начал, – тот не начинающий.

Поскольку из всех причастий наиболее подвержены адъективации страдательные прошедшего времени на -нный, писатели порой предпочитают им «более глагольные» формы, у которых значение времени выражено ярче. Так, показательна стилистическая правка М.Ю. Лермонтова в стихотворении «Русалка»: Русалка плыла по реке голубой, озаряема (первоначально озаренная) полной луной; Он [витязь] спит, – и склонившись (первоначально склоненный) на перси ко мне, он не дышит, не шепчет во сне. В первом примере для лексической замены использовано страдательное причастие настоящего времени, во втором – деепричастие совершенного вида, т. е. формы, у которых глагольность проявляется сильнее, чем у причастий на -нный, употребленных в черновом варианте.

Обращение поэтов к причастиям может быть обусловлено и давней традицией употребления их как источника возвышенного звучания речи: От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови уведи меня в стан погибающих за великое дело любви (Н.).

Однако на эстетическую оценку причастий накладывает отпечаток негативное отношение писателей к неблагозвучным суффиксам -ши, -вши, -ущ-, -ющ-. М. Горький неоднократно высказывал критические замечания по поводу скопления в тексте свистящих и шипящих звуков. В письме к К.А. Треневу как пример неблагозвучных сочетаний он приводит такой: Слезящийся и трясущийся протоиерей, подчеркивая: «Все эти «вши», «щи» и прочие свистящие и шипящие слоги надобно понемножку вытравлять из языка».

Изучение авторедактирования М. Горького убеждает в его стремлении избегать употребления причастий с неблагозвучными суффиксами. Сравним, например, такие строки из рассказа «Челкаш»:

1. ...Море – бесконечное, безмолвное, блестящее и ровно вздыхающее – развернулось перед ними, уходя далеко вдаль, где из его вод выплывали на небо толпы туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени... угнетающие ум и душу.	1. ...Море – бесконечное, могучее – развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков... что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени.
2. Сонный шум волн, плескавшихся о суда, грозил чем-то...	2. Сонный шум волн гудел угрюмо и был страшен.
3. Впереди ему [Челкашу] улыбался солидный заработок, требовавший немного труда и много ловкости.	3. Впереди ему улыбался солидный заработок, требуя немного труда и много ловкости.

Писатель или вовсе отказывается от неблагозвучных глагольных форм, сокращая текст, или заменяет их другими, в которых нет «шипящих» суффиксов.

Однако в иных случаях неблагозвучие причастий может стать выразительным средством фоники, если поэт захочет передать средствами звукописи резкие, не ласкающие слух акустические впечатления: ...Гремит плавучих льдин резня и поножовщина обломков. И ни души. Один лишь хрип, тоскливый лязг и стук ножовый, и сталкивающихся глыб скрежещущие пережевы (Паст.). Еще пример: Я счастлив тем, / Что в рушащемся мире / Тебя нашел / И душу сохранил (Брод.).

Употребление причастий требует особого внимания, так как случаи отклонения от нормы в образовании и использовании в речи этих отглагольных форм встречаются довольно часто.

В составе причастий выделяются немногочисленные варианты морфологического просторечия, употребляющиеся в диалектной и просторечной среде: убратый, загнатый, даден, отдаден. Эти варианты, находясь на периферии грамматической системы литературного языка, не вступают в конкурентные отношения с их нейтральными эквивалентами, но всегда экспрессивно окрашены. Такие сниженные причастия встречаются теперь как редкость, однако С.П. Обнорский приводил еще как живые формы: отдата, наслаты, порваты, убрата, сломаты, даденый, брадены, взядены и др..

В просторечии у причастий, образованных от возвратных глаголов, опускается постфикс -ся: «небьющая посуда», вместо небьющаяся; ср. у Б. Лавренева: На заре в путь... потому, товарищи, революция вить... За трудящих всего мира! Происходит своеобразная контаминация форм причастий на -ущ-, -ющ– и превосходной степени прилагательных: первеющее дело, важнеющие картошки (Л. Т.); Самый что ни на есть, первеющий барин (Эрт.); наблюдается совмещение причастного оборота и придаточной определительной части сложноподчиненного предложения: Люди, которые знающие ...; ср. у А.П. Чехова: В городе Москве... жило одно... семейство, которое всеми любимое .

В книжных стилях при употреблении причастий возникают иные трудности. Вместо страдательного причастия иногда употребляют действительно с постфиксом -ся: нации, прежде угнетавшиеся царизмом (вместо угнетенные). Использование возвратной формы действительного причастия для выражения страдательного залога возможно лишь в том случае, когда страдательное причастие не образуется: строящийся дом (нет причастия «строимый»), но построенный дом (а не «построившийся»).

Замена страдательного причастия действительным, образованным от возвратного глагола, может привести к искажению смысла в результате изменения оттенков залоговых значений: Посылки, отправляющиеся в Москву на самолетах, прибывают туда в тот же день (на страдательное причастие наслаивается общевозвратное).

В подобных случаях может возникнуть двусмысленность и в результате неправильного восприятия времени причастия. У действительных причастия в силу их подчеркнутой глагольности это грамматическое значение выражено особенно четко. Причастие действительное настоящего времени указывает на действие, совпадающее по времени с действием, названным глаголом-сказуемым; ср.: Разъясняющий свою мысль лектор привел пример... – оба действия имели место в прошлом; Разъясняющий свою мысль лектор рисует диаграмму... – действие совпадает с моментом речи или совершается постоянно при определенных условиях (возможно и значение настоящего исторического времени). А вот пример неправильного употребления причастия: К автобусу бежала одевающаяся модно женщина и аккуратно бреющийся мужчина. В таких случаях стилистическая правка заключается в замене действительного причастия настоящего времени страдательным прошедшего времени: ...одетая модно женщина и аккуратно выбритый мужчина.

Как нарушение литературной нормы воспринимается образование отглагольных форм на -но, -то от непереходных глаголов: приступить – приступлено, поступить – поступлено. В законодательных документах 20-х годов нашего столетия такие отглагольные формы еще употреблялись: С нарушителями будет поступлено со всей строгостью; В городе приступлено к устройству парка, теперь подобные конструкции неприемлемы.

5.5.5.3.

Деепричастие

Деепричастия в современном русском языке по стилистической окраске распадаются на две диаметрально противоположные группы: книжные формы с суффиксами -а, -я, -в: дыша, зная, сказав и разговорно-просторечные с суффиксами -вши, -ши: сказавши, пришедши.

В литературном языке прошлого и начала нынешнего столетия использование деепричастий на -вши, -ши было стилистически не ограничено, мы находим их у писателей-классиков (Пушкин, Карамзин, по свидетельству В.И. Чернышева, употребляли почти исключительно эти формы, у Тургенева они преобладают), и у советских авторов, например у В. Катаева: И, сказавши эти приятные слова... пошел и сел в автомобиль, и в газетах первых десятилетий после революции: Мысль... которая, дошедши до сознания широких масс, неизбежно должна будет стать решающим фактором в борьбе народа...

Однако с годами все больше проявляется стилистическое переосмысление этих вариантов деепричастий, и в наше время «они используются как яркое стилистическое средство. Возродилась их былая народная и разговорно-просторечная окраска. Теперь они служат целям создания речевых масок людей «из народа», из крестьянской, пролетарской и мещанской среды». В то же время неверно было бы утверждать, что абсолютно все деепричастия на -вши, -ши стилистически маркированы. Возвратные глаголы образуют нейтральные деепричастия: закрасневшись, наплакавшись, оставшись, улыбнувшись. Стилистически нейтральны и те немногие деепричастия невозвратных глаголов, которые без -ши не могут быть образованы: выросши, легши, простерши, разжегши.

Есть среди деепричастий и «реликтовые» формы – осколки старой грамматической системы. Так, архаизовались деепричастия на -учи, -ючи, которые в пушкинскую эпоху еще употреблялись, но воспринимались как элемент народно-поэтической речи: идучи, стоючи, скакучи и др.; ср.: Смотрит в поле. Инда очи разболелись глядючи с белой зори до ночи (П.).

Деепричастия, резко выделяющиеся своей стилистической окраской, в наше время привлекают внимание художников слова, которые высоко ценят употребительные глаголы на -а, -я, -в. Чем же интересны эти деепричастия, каковы их экспрессивные возможности?

Деепричастия, по сравнению с причастиями, обладают большей глагольностью, что обусловлено их семантико-синтаксической связью с глаголом-сказуемым. Обозначая добавочное действие, деепричастия придают речи особую живость, наглядность: – Надоел я вам, – вскочил вдруг Петр Степанович, схватывая свою совсем новую шляпу и как бы уходя, а между тем еще оставаясь и продолжая говорить беспрерывно, хотя и стоя, иногда шагая по комнате и в одушевленных местах разговора ударяя себя шляпой по коленке (Дост.). Попробуйте в этом предложении заменить деепричастия спрягаемыми формами глагола и, вместо динамического описания, получите обычное повествование. И напротив, стоит ввести деепричастия в то или иное описание действие – и картина сразу оживится.

Уместно вспомнить эпизод, о котором рассказывал Д.В. Григорович, рисуя литературный портрет Ф.М. Достоевского: «Он [Достоевский], по-видимому, остался доволен моим очерком... ему не понравилось только одно выражение... У меня было написано так: «Когда шарманка перестает играть, чиновник из окна бросает пятак, который падает к ногам шарманщика». «Не то, не то, – раздраженно заговорил вдруг Достоевский, – совсем не то! У тебя выходит слишком сухо: пятак упал к ногам... Надо было сказать: пятак упал на мостовую, звеня и подпрыгивая...». Замечание это – помню очень хорошо – было для меня целым откровением. Да, действительно, звеня и подпрыгивая выходит значительно живописнее, дорисовывает движение... Этих двух слов было для меня довольно, чтобы понять разницу между сухим выражением и живым художественно-литературным приемом».

Изучение рукописей русских писателей показывает, что в процессе авторедактирования они порой вводят в текст деепричастия, выполняющие эстетическую функцию в речи. Например, известные строки М.Ю. Лермонтова из стихотворения «Выхожу один я на дорогу» претерпели такую стилистическую правку:

День и ночь, чтоб голос мне отрадный	Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь рассказывал и пел,	Про любовь мне сладкий голос пел,
И чтоб дуб, зеленый и прохладный,	Надо мной чтоб вечно зеленея
Надо мной склонялся и шумел.	Темный дуб склонялся и шумел.

В первой редакции совсем не было деепричастий, но поэт изменил лексический состав строфы, вычеркнув ряд прилагательных и вставив эти выразительные глагольные формы.

В.Г. Короленко, редактируя рассказ начинающего автора, заменил глагол деепричастием: Молодой парень подтаскивает их [бревна] к козлам, низко (гнется) сгибаясь под тяжестью лиственниц. Деепричастие сгибаясь придает описанию особую наглядность.

Деепричастия, образно рисующие действие, часто выполняют роль тропов. Как и наречия, они могут указывать на признак действия:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

(Ф.И. Тютчев)

Однако экспрессивная функция деепричастий не ограничивается применением их как тропов, потому что эти неспрягаемые формы глаголов, наряду с личными, постоянно используются литераторами как яркое средство образно конкретизации при «глагольном сюжетоведении». В этом отношении стилистическое использование глаголов и деепричастий одинаково, например:

Ростов сдержал лошадь, отыскивая глазами своего врага, чтоб увидеть, кого он победил. Драгунский офицер, одною ногою прыгал на земле, а другою зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова.

(Л.Н. Толстой)

При трансформации текста, если заменить личные формы глагола деепричастиями и наоборот (Ростов, сдерживая лошадь, отыскивал... Офицер, одною ногою прыгая на земле, другою зацепился в стремени и т.д.), картина детализированного описания действия в основных чертах не изменится. Но эстетическая обусловленность употребления именно деепричастий заключается в стремлении автора дорисовать главное действие, уточнить его указанием на сопутствующие движения и жесты. Например, в последнем предложении цитированного отрывка главное, к чему приковано внимание, это момент, когда поверженный взглянул в лицо своему возможному убийце. Но указание на него было бы не так весомо, если бы писатель не воспроизвел сопутствующих действий, отражающих душевное состояние обреченного: щурясь, сморщившись. Именно такое («дробное») описание критического эпизода и делает читателя живым свидетелем описываемого и вскрывает мотивы поведения Ростова, пощадившего врага: Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, было не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Для художника, изображающего действия, конечно, не безразлично, какое из них представить как главное, а какое – как сопутствующее.

Внимание стилиста привлекают и вариантные формы деепричастий, образование и употребление которых требует комментария. Стилистические варианты деепричастий появляются в результате ненормативного образования форм на -а, -я от глаголов совершенного вида, для которых нормой являются деепричастия с суффиксом -в: увидев – увидя, заметив – заметя, оставив – оставя. Грамматисты предостерегают против употребления суффикса -я не по назначению. Еще Н. Греч писал: «...должно говорить и особенно писать: посадив, а не посадя; ...бросив, а не брося». Однако писатели отступали от этих правил: Гирей сидел, потупя взор (П.). Через сто и более лет возможность создавать подобные варианты не утрачена: Живет, сцепя зубы (Бл.); Не устоя перед нашествием отскакивающего с воды солнца... (Грин)

У деепричастий в возвратной форме совершенного вида суффикс -я не является нарушением нормы: встретясь, притаясь, спохватясь, не спросясь. То же следует сказать и о деепричастиях, закрепившихся в устойчивых сочетаниях: сломя голову, спустя рукава, положа руку на сердце, сложа руки, немного погодя, разиня рот и др.

В русском языке есть немало непродуктивных глаголов, от которых нельзя образовать деепричастия: ехать, вязать, лизать, мазать, низать, плясать, казаться, драть, звать, лгать, ждать, чесать, петь, искать, беречь, жечь и др.

Итак, рассмотрев стилистическое применение спрягаемых и неспрягаемых форм глагола, заметим, что их семантика, тонкие и экспрессивные оттенки, выразительные возможности раскрываются лишь при искусном использовании в речи. Небрежность, невнимание автора и редактора приводят к досадным ошибкам в употреблении глаголов.

5.5.6.

Устранение морфолого-стилистических ошибок при употреблении глагола

При стилистический правке рукописи редактор замечает ошибки в образовании личных форм глагола: Когда я в следующий раз очучусь в этих местах, я уже сумею хорошо ориентироваться (я окажусь в этих местах или: мне будет суждено очутиться в этих местах – глагол не имеет формы первого лица); Моль угнездяется моментально (может угнездиться моментально).