Текст книги "Большая книга ужасов – 39"

Автор книги: Ирина Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5
Как заблудиться в трех гаражах

На улице было уже довольно темно. Сентябрь подходил к концу, день стал значительно короче, а погода не радовала солнцем.

«Только бы дождь не полил, – подумала я, глядя на хмурое небо. – Зонтик я с собой не взяла, капюшона у куртки нет, так что мокнуть буду по полной программе».

Чтобы избежать прохладного осеннего душа, я решила сократить путь до дома: пройти между гаражами, пересечь два двора и мимо заброшенного продовольственного склада выйти на Юбилейную улицу, на которой я жила. И мне бы оставалось пройти всего метров двести до моего дома, если бы я и в самом деле вышла на эту улицу. Но…

Вместо жилых многоэтажных домов стояли полуразрушенные, покосившиеся старые здания с обгорелыми стенами и выбитыми стеклами.

– Наверное, свернула не там, – решила я и повернула обратно.

Возле склада топтался какой-то сухонький старичок, собирал пустые бутылки, дымя папироской. Я прошла мимо и, вернувшись к гаражам, пошла чуть правее, чтобы правильно выйти к своей улице.

К своему удивлению, я вышла к какому-то пустырю. Даже не знала, что в наших краях такой есть. Довольно большой участок земли, поросший бурьяном, уже пожухлым, заваленный битым стеклом, консервными банками, пустыми бутылками и прочим мусором. По краю пустыря шла поросль какого-то уже оголившегося кустарника, а за ним снова железными угрюмыми коробками стояли гаражи.

Может быть, моя улица будет за ними?

Холодный ветер все сгущал тучи, становилось все темнее и темнее.

Громко каркнула пролетавшая над пустырем ворона. От ее крика мне стало не по себе, будто не на пустыре стоишь рядом с жилым районом, а где-то на кладбище.

Наверное, надо было не мудрить дальше с дорогой, не бродить по неизвестным местам, а вернуться на центральную улицу и пойти по ней домой, не сокращая путь. Но я упрямо решила: короткой дорогой, так короткой, и полезла по грязи пустыря к гаражам.

За гаражами, к моему огромному удивлению, стоял склад, а возле него сухонький дедушка по-прежнему курил папироску, держа в руке сетку с бутылками.

– Что за чертовщина! Он же должен быть там, – и я оглянулась назад. Голова медленно начинала идти кругом. – Хотя, может быть, это не тот склад, и не тот старик. Почему в школе не преподают ориентирования на местности? Вот так заблудится ученик какой-нибудь в трех гаражах, вернется из-за этого поздно, а учителя потом начнут: «Почему ты не все уроки выучил?»

Пока я стояла как вкопанная на одном месте, пытаясь собраться с мыслями и понять, в какой части нашего района я нахожусь, дедушка с авоськой подошел ко мне. Пользуясь случаем, я хотела спросить, как мне выйти на Юбилейную, но, взглянув на него, я от ужаса онемела.

Передо мной стоял вовсе не старичок. Передо мной стояло то самое лохматое серое чудовище из зеркала. Маленькими желтыми огоньками светились два его глаза.

Я бросилась бежать. Не знаю, что нужно было от меня этому существу, но интуиция подсказывала, что ничем хорошим наша встреча не закончится, если я немедленно не скроюсь.

Я вновь пересекла пустырь, протиснулась между гаражей, и вот уже, казалось, должна быть улица, но вместо нее снова гаражи, заброшенный склад, вновь дикий пустырь, улица с обгорелыми домами… Чудовище неслось за мной по пятам, оно лихо перепрыгивало через гаражи, одним большим прыжком перелетело пустырь, ведь у него были не человеческие ноги, обутые в неудобные для бега ботинки, как у меня, а мохнатые лапы с огромными когтями, как у какого-нибудь зверя.

Я хотела спрятаться от него за одним из разрушенных домов и хоть немножечко перевести дух, но зацепилась за что-то и растянулась на грязной мостовой. Моя сумка упала где-то в стороне, искать ее не было времени. Я поднялась и, слыша за собой рык страшного преследователя, скорее понеслась без оглядки дальше. Но пробежала всего несколько метров. Мои ноги уже заплетались от страха и усталости, и я вновь упала, в этот раз на какой-то газон с пожухлой травой. И чудовище тут же настигло меня. Его огромная когтистая лапа вцепилась в мое плечо и с силой рванула на себя.

– А-а-а! – отчаянно закричала я. За плечо тряхнули еще сильнее, и что-то теплое захлопало меня по лицу. – А-а-а! – снова крикнула я и раскрыла глаза. Прямо передо мной стояла Машка. Одной рукой она трясла меня за плечо, а другой легонько хлопала по щекам.

Я замотала головой, смотря на знакомые предметы.

«Так я что же, до сих пор еще в Машкиной комнате?!» – не могла поверить я.

– Ух, Машка, мне такой реалистичный сон снился, как будто я решила дорогу сократить, а там этот черт… то есть не черт, то есть он… и как вцепится!..

– Все с тобой ясно, надо было тебя раньше разбудить, чтоб ты от чертей не бегала, – ответила Никитина.

– А ты уже поболтала с Пашей?

– Да давно уж. Захожу – ты спишь, я тебя будить не стала, решила дать тебе отдохнуть.

Я посмотрела в окно. За ним действительно было уже темно и шел дождь.

– Давай я тебе зонт дам? – предложила Маша. – Иди домой коротким путем, чтоб меньше намочило. Знаешь, как дворами пройти через гаражи?

– Нет! – испуганно вскрикнула я. – Я пойду по улицам, где много людей, а то еще заблужусь и нападет на меня кто-нибудь!

Подруга смерила меня недоумевающим взглядом.

– Странная ты какая-то, нервная, напуганная… Знаешь, за мной скоро Пашка зайдет, мы договорились с ним вместе до гаража его отца дойти, ему там помочь родителю надо. Давай мы тебя проводим. Это почти по дороге.

Благодаря Марии и Павлу я без приключений вернулась домой. Мама была уже дома и готовила ужин. При ней звонить Еремее мне не хотелось. Ведь услышав, что меня что-то пугает, мама тут же пресечет мои занятия с колдуньей, раз и навсегда запретит заниматься чем-то подобным, а мне так хочется стать настоящей ведьмой! Родители сначала не разрешали ходить к Еремее. Они упорно не хотели соглашаться на магические уроки – на их взгляд, сплошную ерунду и шарлатанство. И только когда знахарка пришла к нам в гости и сама поговорила с ними, они уступили уговорам этой доброй, рассудительной женщины.

Улучив момент, когда мама пошла к соседке за специями, я бросилась к тумбочке в прихожей, где лежала газета с номером сотового телефона Еремеи. Зная, что всякий мамин поход к тете Гале на три минуты затягивался на час, а то и больше, я решила позвонить колдунье.

Но газеты на тумбочке не было. Неужели мама ее выбросила? Я побежала на кухню и заглянула под раковину. В мусорном ведре был новый черный пакет, а на дне одиноко лежал огрызок яблока.

– Ну, е-мое! – протянула я. – Ну, почему я сразу не переписала номер в записную книжку, а еще лучше – не внесла в память своего мобильного!

От такого огорчения я налопалась шоколадных конфет и окончательно решила не учить ни историю, ни географию. Переписала задачи по геометрии из «Готовых домашних заданий», и все.

Когда я, по-прежнему вся в расстроенных чувствах, уже собиралась ложиться спать, позвонила Машка. Она сообщила, что ее мама привезла с книжной ярмарки учебники, которые ей, как представителю классного комитета, поручили купить для нас. Подруга просила, чтобы я зашла за ней завтра и помогла донести до школы все эти книги.

– Их же двадцать две штуки, на весь наш класс закуплено, а у меня всего две руки плюс своя сумка, – объясняла Маша. – А папа меня утром проводить не хочет, потому что он и так каждый день опаздывает на работу, где его за это ругают, а от Данилки, сама знаешь, помощи просто так не допросишься. Он заявил, что понесет часть книг только в том случае, если я верну его веселый задачник и подарю свои щипчики для выщипывания бровей и машинку для подкручивания ресниц. Юный Кулибин утверждает, что они ему необходимы для изобретения новой модели мышеловки.

– Хорошо, я тебе помогу, – согласилась я, – а брату утром пригрози, что расскажешь родителям о какой-нибудь его проделке. Может быть, испугавшись возмездия, он все-таки возьмет в свой рюкзак несколько книг.

Несмотря на то что я устала за день, мне не спалось. Я очень боялась нашествия гигантских пауков, появления полузверя-получеловека и то и дело пристально вглядывалась в темные углы комнаты и прислушивалась. К середине ночи усталость все же взяла свое, и я задремала. Проснулась я от странного шороха. Сначала я подумала, что странно тикают часы, но, поднеся будильник к уху, поняла, что он стучит абсолютно нормально. Тогда что же это?

Прислушавшись, я поняла, что шум доносится от моего письменного стола. Я села в кровати и стала ждать, что за этим шорохом последует – появление страшного ночного гостя или же шум изменится и станет понятно, чем или кем он вызван.

Просидев истуканом на кровати около часа, я набралась смелости и решила подойти поближе к столу. Стараясь ступать как можно тише, я подкралась к столу и включила настольную лампу. Искать в комнате потустороннее все же не так жутко с кое-каким светом.

На самом столе все было как обычно. Тетради, ручки, маркеры, рамка с нашей с Машкой фотографией… небольшое зеркало на ножках отражало только мое лицо, и никакие чудища в нем не появлялись. На полочке под столом стояли школьные учебники и несколько книг, данных мне Еремеей. На всякий случай я полистала их, думая: может быть, причина странного шуршания кроется в них, но все было нормально. А между тем шорох не прекращался.

«Значит, что-то происходит в ящике стола», – поняла я. Осторожно, сантиметр за сантиметром, я стала тянуть на себя ящик, ожидая в любую минуту нападения оттуда какого-нибудь бешеного насекомого или еще хуже – монстра типа того, что виделся мне в зеркале.

Я вытащила весь ящик, но ничего такого не произошло. В ящике было навалено мое барахло: блокнотики, браслетики, лак для ногтей, крем для рук, штук пять линеек различной длины, калькулятор, старые батарейки, театральная программка с прошлого года и прочая всячина. Я порылась в ящике рукой, повертела в руках некоторые предметы – ничего мистического не происходило. Я даже наклонилась ухом к содержимому стола, чтобы понять, отсюда ли исходит шорох. Нет, не отсюда, но этот шум где-то совсем рядом. Может, под ковром? Я отогнула угол ковра – ничего. Устав от поисков, я села на пол. Ох, а может, это у меня галлюцинации такие на нервной почве? Вбила себе в голову, что что-то должно случиться, вот и маюсь теперь ерундой – сижу жду, когда это «что-то» случится, вместо того чтобы спать спокойно!

Я поднялась с пола и решительно двинулась в сторону кровати, налетев в темноте на стул. С него упала сумка, и в этот момент шум значительно усилился.

– А может… там?..

Двумя пальчиками, которые слегка подрагивали, я потянулась к застежке. Внутри моей сумки – по тетрадям, книгам, пеналу, по невыложенным свечам и красно-черному клубку – ползало множество пауков! Они были разной величины – от булавочной головки до грецкого ореха, разного цвета – черного, серого, золотисто-желтого, зеленоватого, красного, со странными узорами, и все они двигались, залезали друг на друга, заползали под тетради. Мне казалось, что пауков становится все больше и больше, что новые маленькие паучки вылезают из шерстяного клубка, и вся эта куча жутких членистоногих шумела, шумела, шумела…

В ужасе я зашвырнула сумку в угол комнаты и быстро осмотрела свои руки – не успел ли кто из пауков перебежать на них.

Боясь, как бы эти маленькие пауки не вымахали в одно мгновение в больших, я решила не спать до утра, опасаясь за свою жизнь. Можно, конечно, разбудить родителей, показать им этих существ, шныряющих по моей сумке, и попросить помочь избавиться от них. Мама, боявшаяся всех насекомых, тут же подымет визг, перебудит соседей, скажет, что я в школе подхватила эту гадость, будто речь идет о каких-нибудь тараканах. Или начнет ругать Еремею, «она подвергает ребенка опасности», и, естественно, запретит мне всякое общение со знахаркой. Нет, я справлюсь со сложившейся ситуацией сама, ведь я почти настоящая ведьма!

И я, поставив возле кровати включенную настольную лампу, чтобы легче было увидеть врага, легла в постель и уставилась в тот угол, где валялась сумка. Смотрела в темноту, слушала мерное шуршание этих членистоногих и… проснулась от недовольного голоса мамы:

– Ир, а почему ты спишь с зажженной лампой? Ты что, снова полночи читала книгу, которую тебе сунула эта колдунья Еремея? Ну, и как мне тебя отучить от этой вредной привычки? Сколько раз говорила, хочешь читать – читай днем, при нормальном освещении! Ты так себе зрение испортишь!

В комнату заглянул папа, поддержал маму, что нечего жечь столько электричества, и ушел на кухню завтракать, решив, что на этом мое воспитание можно закончить. Вообще, папа в последний месяц уж что-то часто рвется меня воспитывать, уделяя по вечерам на это большую часть своего времени, и все повторяет, что вот с сыном он поступил бы намного строже.

Глава 6
Странности папы и другие события

Машка уже ждала меня с несколькими авоськами, по которым были разложены книги.

– Ну что? Даниил будет нам помогать? – спросила я.

– Не-а. Я же говорю, что от этого ребенка никакого доброго дела не дождешься! Он, наоборот, нам с утра нервы мотает, – раздраженно ответила Никитина. – Мама его сегодня еле подняла с кровати. Он ее уверял, что у него сильно болит живот и он никак не может идти в школу. Это мы уже проходили, он уже два раза в прошлом году так прогулял занятия. Убедил родичей, что страдает от боли, и остался дома, а когда мать случайно раньше пришла с работы, неся болеющему сыну шоколадку, застала его скачущим по моему дивану и стреляющим стрелами с резиновыми присосками по постеру с Алсу. Ничего святого нет для этого ребенка! Эй, Даниил, ты думаешь идти в школу? – крикнула Машка.

Данилка вышел из своей комнаты. Вид у него и в самом деле был неважный: лицо бледное, глаза без обычного задорного блеска.

– Маш, а может, ему и вправду плохо? – неуверенно спросила я.

– Че-го? Вот и ты поверила. Я тебя уверяю, придем в школу, он там снова начнет на ушах стоять, забыв про всякую боль.

Мы пошли в школу. Я и Мария несли в каждой руке по две тяжелые сумки, а Данилка шел позади с одним своим рюкзачком за спиной и ныл, что ему плохо.

– Это не тебе плохо, это нам плохо, – вздохнула Маша. – Такую тяжесть прём! А ты даже родной сестре не поможешь! Ну-ка, скажи, где у тебя болит?

– Я же уже говорил – живот болит! Очень! Внизу справа! – ответил Даниил.

– Слышь, – кивнула мне подруга, – у него болит, видите ли, внизу справа, а мать с утра уверял, что болит где-то над пупком! Что-то ты путаешься в своих показаниях, дорогой братец.

Вероника пришла в школу и сидела на своем обычном месте рядом с Апексимовым, довольная и веселая. Выглядела она по сравнению со вчерашним днем просто прекрасно. Цвет лица был свежим и здоровым, ни намека на прыщики. Брови темные, тонкие и изящные – завидуй и восхищайся. Восстановилась ли былая густота ее волос, не знаю, они были заколоты заколкой-крабом. Но главное, Веру теперь на каждом шагу не преследовали неприятности.

Заглядевшись на свое творение – ведь это я сняла с Михайловой порчу, и она снова стала красавицей, – я поставила сумку мимо парты. Сумка упала на пол, распахнулась, и из нее вывалились пенал, черно-красный клубок и несколько свечей. Руки так и не дошли выложить ненужные в школе вещи. Пока я утром умылась, причесалась, выбрала кофточку, критически осмотрела себя в зеркале со всех сторон, времени осталось в обрез, чтоб забежать к Машке и успеть в школу. Потому, схватив в одну руку бутерброд, в другую валяющуюся в углу комнаты сумку, я понеслась к подруге. И вот теперь: клубок, свечи, две одинаковые книги по магии, – все прибыло на уроки вместе со мной.

– Ирка, а чего это ты свечи с собой таскаешь? Боишься, что внезапно электричество отключат? – засмеялся мой одноклассник Денис. – А это что? Ты что-нибудь вяжешь? Шарфик для любимого к зиме? – Денис поднял с пола свечи и шерстяной клубок. – Молодец, мне вот моя девушка наверняка шарфик не вяжет.

Диана – девушка Дениса – тут же подошла к нему, взяла клубок из рук и, делая вид, что кладет его в свою сумку, сказала:

– Бедненький мой, что ж ты сразу не сказал, что мерзнешь, я бы давно ради тебя выучилась вязать. Ты хочешь черный шарф с красными полосками? Тогда я Ирке клубок отдавать не буду.

Денис стал дурачиться по поводу расцветки шарфа, но тут прозвенел звонок, и мне были возвращены все мои вещи.

В середине урока у Дениса неожиданно ни с того ни с сего пошла из носа кровь. Как потом рассказала медсестра – она ее остановит, вроде все хорошо, а через пять минут кровь снова льется. Часа два так возле Дениса и простояла.

На следующем уроке тоже не обошлось без происшествий. Диана, идя к доске отвечать, обо что-то споткнулась и с размаху упала на пол, посадив на лоб шишку, а на руку синяк.

А после третьего урока за Машей прибежала молоденькая математичка. Я думала, что она сейчас сообщит, что Данилка придумал новый веселый задачник и принес его в школу, но она сказала совершенно другое:

– Машенька, твоему брату плохо, он у меня на уроке согнулся в три погибели и стонать начал!

– Придуривается, – махнула рукой Никитина. – Сейчас я приду, тут же поправится.

– Да, я тоже сначала подумала, что Даня дурака валяет, а смотрю, у него лицо аж зеленое, лоб горячий, сам потный и стонет, что живот ужасно болит. Я его к медсестре отвела, а она говорит, что это аппендицит! «Скорую» уже вызвали, ты поезжай вместе с ним.

Машка раскрыла рот, похлопала с полминуты глазами, а потом одним движением смахнула вещи в сумку, вскочила из-за парты и вылетела из класса. На все это, как мне показалось, у нее ушло секунд десять, не больше.

«Что за день был в школе, одни сплошные происшествия!» – думала я, покупая в кулинарии торт после занятий. У моих родителей сегодня годовщина со дня свадьбы, и у нас по этому поводу праздничный ужин в узком кругу. То есть я, мама и папа. Кто только не перебывал сегодня в медицинском кабинете: и Денис, и Данилка, и Светка, и Диана. Причем последняя оказалась там дважды. Дело в том, что уже в конце учебного дня я опять уронила сумку, при падении она, по своему обыкновению, раскрылась (и чего она все время раскрывается, надо купить другую!), и снова вывалился клубок «от порчи». Светка его подняла и давай с Дианкой с ним играть, как с мячом. Физры им, что ли, мало? Ну, я клубок отобрала, а они, оставшись без увлекательного занятия на перемене, потопали в буфет и чего-то там налопались, а потом у них обеих началась проблема с кишечником, и они понеслись к медсестре за помощью.

По дороге из кулинарии я позвонила Машке на сотовый. Голос подруги был радостным. Она сообщила, что Данилку уже прооперировали и что все прошло хорошо.

– Ты представляешь, мне врач сказал, что у него этот аппендицит был «деструктивного гангренозного характера» и что, если бы «Скорая» быстро не довезла его в больницу, он мог бы погибнуть! Вот ужас! – Голос Никитиной начал звенеть от волнения. – Врач меня поругал, спросил, зачем брата повела в школу, когда он на боли в животе жаловался. Ну, я ему объяснила, что мы все приняли это за уловку и что вообще брат сначала уверял, что у него где-то в другом месте болит, а не там, где этот аппендикс проживает. А врач сказал, что все так обычно и протекает: боль возникает вверху живота, а потом спускается. Ну а мы-то с мамкой не доктора, мы ж не знали!.. В общем, ужас, я папе уже дозвонилась, сказала, что Даньку оперируют, а маме еще нет, сейчас снова буду ей на работу зво… ой. Вот мамусик с папкой вместе по коридору ко мне несутся! – воскликнула Машка и отсоединилась.

Переваривая услышанное, я пришла домой. Мама, что-то беспечно напевая, раскатывала на столе тесто для пирожков. Я поставила торт на подоконник и пошла в большую комнату протирать пыль. Навела порядок на серванте, вытерла телевизор и подошла к журнальному столику. На ней лежала книга, обернутая в рекламную газету.

«Ох, на такой же газетке я записала номер Еремеюшки, – с грустью подумала я. – Стоп, а что это за книга и как давно ее завернули в газету?» «Поцелуй красивой сеньориты», – прочла я название, открыв первую страницу.

– Это мне тетя Галя дала почитать, – сказала мама, заходя в комнату. – Я книгу в газету завернула, чтоб не испачкать, читаю ее по дороге на работу.

Ничего не говоря, я сорвала с книги газетную обложку и принялась вертеть ее в руках. Телефон колдуньи был записан моим корявым почерком на полях газеты.

«Ура! Ура! Ура! – мысленно кричала я. – Как только празднование заканчивается, звоню Еремее и рассказываю ей обо всем, что происходит!»

С газетой в руках я побежала в свою комнату, перенести номер в память своего мобильного, где уж надежно сохранятся эти цифры. Открыв сумку, я с ужасом увидела, что в ней вновь обитает полчище пауков. От неожиданности я вскрикнула и уронила сумку на пол. Из нее на середину комнаты выкатился красно-черный клубок, и я увидела, как откуда-то из его шерстяной сердцевины вылупляются крошечные паучки – много, много, много – и разбегаются по ковру, словно цветные бисеринки.

– Что-нибудь случилось? – послышался мамин голос.

– Нет, все в порядке, – быстро отозвалась я.

В голове моей крутились мысли: клубок из ниток, которыми сняли порчу, Даня… с аппендицитом, Денис, Дианка, Света… Пауки из этого клубка, на этом клубке – порча… Я все поняла! И Даня, и все остальные, с кем произошла какая-нибудь неприятность, подержали в руках этот «порченый» клубок! Это все из-за него происходит! Наверное, тот полузверь из зеркала вмешался в процесс, испортил что-то, и теперь этот клубок представляет собой опасность! Надо запрятать его подальше, чтобы ни мама, ни папа до него не дотронулись, не хватало, чтобы и у них возник деструктивный аппендицит! Особенно нужно беречь его от мамы, она обожает делать у меня уборку, и клубок может легко попасть в ее руки. Ох, а сама-то я сколько раз держала этот клубок. Это каких же несчастий ждать мне?

Поломав голову над тем, куда бы спрятать клубок, я пришла к выводу, что лучше всего запихнуть его в чемодан с моими старыми детскими вещами. Я знала, что он стоит в стенном шкафу в коридоре и забит всякими распашонками, пеленками, ползунками, которые я уж точно носить не буду. Вот туда никто ни за что не полезет – незачем, а значит, это безопасное место.

Выждав, когда мама уйдет в очередной раз за чем-нибудь к тете Гале, я насадила клубок на карандаш (ну, не брать же эту опасную вещь в руки!) и запихала его в старый чемодан.

Праздничный ужин папа начал с тоста за семейную жизнь. Потом все сосредоточились на еде, но не надолго. Папа поднялся и, путаясь в словах, произнес тост за маму. Что-то он у нас в последнее время слишком красноречивый. Раньше он терпеть не мог, как сам выражался, «весь этот сентиментализм», считая, что люди и так понимают тех, кто их любит и ценит, без лишних слов, а тем более пафосных. Надо сказать маме, чтобы она срочно занялась его воспитанием, такое многословие – недобрый признак, уж я-то своего родного отца знаю. Вот в прошлом году, например, все дело ограничилось одним первым тостом, после чего папа весь вечер вливал в себя бутылку коньяка, потому что мама спиртные напитки терпеть не может, а мне они дают только пригубить, считая, что я «еще маленькая».

Но потом, к моему удивлению, говорить тост стала мама. Караул! Что это происходит в моей тихой семье? К моему еще большему удивлению, этот тост был обращен ко мне:

– Знаешь, Ирусь, мы давно хотели тебе рассказать… просто решили дождаться красивого момента. Мы прожили столько лет втроем, а теперь у тебя будет маленький братик или сестренка!

При этих словах папа тут же вскочил со стула и заявил:

– Что значит «или»? У дочери будет маленький братик! У меня будет маленький сын! – и через весь стол полез целовать маму, при этом кончик его парадного галстука очутился в винегрете.

– Помнишь, Ирусь, ты часто в детстве просила братика или сестричку? – сказала мама.

– Братика, – поправил ее папа.

– Он или она скоро будет.

– Он, – вновь поправил ее папа.

– Ты рада?

Для меня эта новость была такой неожиданностью, что в первые минуты я просто не могла понять, рада я или нет. Я хлопала глазами и смотрела на родителей – улыбающуюся маму и просто светящегося, как прожектор, отца.

– Ты представляешь, у меня будет сын! – лез ко мне папа. – Вот такой вот маленький, крошечный сын – но мужчина! Ух, я его буду воспитывать! Это я тебе, моей дочке, все прощаю, ведь вы – женский пол, и с вами надо бережно и ласково, а из сына я воспитаю настоящего мужчину! Мы с ним будем бегать летом на лыжах, зимой я его буду учить плавать в речке! То есть наоборот, зимой на этих, как их там… а, в общем, неважно! – и папа опять полез целовать маму.

Да, теперь понятно, почему он в последнее время «меня воспитывает», в связи с беременностью мамы у него вдруг обострились отцовские чувства.

Тем временем папа прыгал возле стола и показывал, как меня в детстве на руках укачивал. «Ой, мама, если он и в самом деле меня так качал, то как я тогда жива осталась? Нет, мама, маленького ребеночка мы будем сами с тобой воспитывать, – думала я, глядя на своих молодых родителей. – Ой, а это, наверное, здорово – иметь братика. А то жила вот так пятнадцать лет одна – ни сестренки, ни братишки, ни котенка, ни собачки, ни хомячка у меня никогда не было. У многих моих одноклассников в семьях по двое детей. Чем я хуже их? Пускай и у меня будет! Вот, у Дениса есть брат, у Машки… м-да, хотя у Машки такой брат, что, глядя на него, никакого брата не захочешь… а что, если и мой братик будет такой же? Надо у нее узнать, в каком это роддоме таких диких детей выдают, и сказать маме, чтобы она там не рожала».

После нашего небольшого, но очень веселого празднества я пошла мыть голову, радостно выбирая имя для будущего маленького родственничка. Из женских имен мне очень нравилось имя Марина, а из мужских – Никита. Мне вспомнилось, что, когда я была маленькой, мама всегда, купая меня, писала пальцем мое имя на запотевшем зеркале. Мне захотелось сделать то же самое, и я, начав вытираться, потянулась к… Вместо запотевшей зеркальной поверхности я опять увидела его – серое косматое чудовище. Глаза его светились все такими же маленькими желтыми огоньками. Увидев, что я смотрю на него, полузвериное существо улыбнулось такой жуткой, злорадной улыбкой, что все внутри у меня сжалось в один маленький-маленький комочек. Затем чудовище помахало мне своей огромной когтистой рукой, словно прощаясь, но его злые пронзающие насквозь глаза говорили: не прощай, а до скорой встречи. До очень скорой встречи.

В следующий миг все было как обычно – над раковиной висело самое обыкновенное круглое зеркало, единственное, что могло показаться странным, – оно не было запотевшим от пара.

Одевшись, я вышла из ванной и тут поняла, почему косматый монстр был таким довольным. Мама сидела в прихожей и разбирала старый чемодан, где лежали вещи, сохранившиеся с моего младенчества. В руках, помимо чепчика и распашонки, она держала шерстяной клубок из красных и черных ниток.

– Я вот решила детские вещички посмотреть, – сказала мне мама. – Тут много всего, даже вот какой-то клубочек лежит. Может, из него связать что-нибудь? Наверное, красиво получится.