Текст книги "Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов"
Автор книги: Ирина Молчанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Ирина Молчанова
Вампиры – дети падших ангелов.
Голоса дрейфующих льдов
Посвящается
Маме
Почему-то между разговорами о погоде, еде и прочем-прочем «Вечном» никогда не находятся места для слов: «Я люблю тебя».
Так наверно у всех… иначе в мире не существовало бы великой армии из несказанных слов, которая как знамя несет Бесконечные Сожаления.
Александру Власову
Мораль – вещь хрупкая, ее следует выносить очень осторожно, а лучше всего оставить в книге.
Моим особым читательницам
Марии Гостюхиной и Екатерине Неволиной .
Глава 1
Наедине с вечностью
Тонкие белые пальцы с заостренными ногтями осторожно обхватили золотую дверную ручку. Холод ее передался ладони, прошелся вверх по руке и добрался до плеч, укрытых облаком кудрявых рыжих волос. Девушка, облаченная в белые свободные штаны и серую маечку на тонких бретельках, на миг задержала дыхание, дожидаясь привычной реакции тела на холод. Напрасно. Даже на долю секунды ей не стало холоднее. Обостренная во множество раз чувственность позволяла с необыкновенной глубиной, недоступной человеку, познавать предметы. Как если бы у всего, что окружает – золотая изогнутая ручка с резьбой, дверь из красного дерева, бордовая ковровая дорожка с толстым ворсом, канделябры на стенах длинного коридора – была душа, которую можно почувствовать от одного лишь прикосновения. Почувствовать так же явно, как биение пульса на горячей шее живого существа.
Катя зажмурилась, прогоняя образы, последние дни все больше и больше заполнявшие голову, не давая покоя.
Из-за двери лилась музыка, она звенела повсюду, в каждой комнате, на всех этажах. Но если отвлечься от этого назойливого звона фортепиано, слышалось монотонное царапанье острого стержня о плотную бумагу.
Девушка постучалась в дверь и, не дожидаясь ответа, вошла.
В кабинете пахло дубом, кожей, которой были обтянуты черные кресла, и морозно-свежим ароматом парфюма златовласого молодого человека, сидящего за столом.
Катя застыла, устремив взгляд на прекрасное неподвижное лицо, освещенное розоватым сиянием свечей. Немного вьющиеся, зачесанные назад волосы по цвету напоминали солнечные лучи, озаряющие пшеничные колосья. Белая рубашка, расстегнутая на две пуговицы, переливалась, как жемчужина, ослепляюще сияли бриллиантовые запонки на рукавах. Под звонкие удары клавиш фортепиано потекли секунды мучительного ожидания, когда сердце, как прежде, взмоет ввысь, сожмется от бесконечной любви, а кровь бешено разольется по телу. Сердце не откликнулось... Оно уже как неделю молчало, не стучало, не кричало – не жило. Тихое-тихое, принесенное за свою безрассудную одержимость в жертву Вечности.
– Лайонел, – едва слышно позвала девушка, но молодой человек остался безучастен и продолжал что-то писать.
Ненадолго его хватило. Четыре дня после ее превращения он провел рядом, четыре счастливейших дня в ее Новой Жизни, а потом ему наскучило. И тогда он просто ушел, сказав, что ему необходимо управлять его городом.
«Не о такой вечности я мечтала», – кольнула мысль. Катя постояла, созерцая отстраненно-холодного повелителя северной столицы и громко, едва ли не срываясь на крик, чтобы заглушить музыку, произнесла:
– Я хочу убить человека!
Длинные с изящным изгибом золотистые ресницы дрогнули. Лайонел метнул взгляд на ее босые ноги. Уголки губ не шевельнулись, но в ледяных голубых глазах промелькнула снисходительная улыбка.
Катя смущенно поджала пальцы на ногах с ободравшимся на ногтях розовым лаком и буркнула:
– А что? Имею право! Вампир я, или кто?!
Лайонел опустил глаза и вновь принялся писать, так ничего и не сказав.
Девушка досадливо стиснула зубы.
– Ты обещал, что я буду сильной и талантливой! – крикнула она, готовая заткнуть уши, чтобы не слышать ставшую еще громче музыку. – Я совсем не сильная! Я ничего не умею, ни единой способности! Слышишь?
– Я слышу, – слегка поморщившись, спокойно заявил Лайонел, не переставая царапать по бумаге.
Продолжения не последовало, и Катя, смиренно вздохнув, спросила:
– Что ты пишешь?
– Распоряжение о заключении под стражу троих неизвестных вампиров, которые вчера попытались пересечь границу.
«Ну конечно, это сейчас важнее всего». – Девушка прошла вглубь кабинета, надеясь привлечь внимание молодого человека. Не удалось, поэтому она раздраженно обронила:
– Пойду сейчас на улицу и убью кого-нибудь!
– Ты голодна? – Уголки его губ едва заметно приподнялись.
– Вовсе нет.
Повисло молчание. Катя, не выдержав, нарушила его первой:
– Тебе все равно?
По красивому лицу скользнула тень от колыхнувшегося пламени свечи. Ледяные глаза уставились на девушку.
– И кого же ты убьешь?
Она задумчиво наклонила голову, кудри скатились по плечу.
– Ну... кого-нибудь не очень значимого. В городе полно людей, кому жизнь в тягость!
– Да что ты! – усмехнулся Лайонел. Он отложил платиновый паркер и откинулся на спинку кресла.
Было видно, в серьезность ее намерений он не очень-то верит. И вся ситуация его скорее забавляет.
«Пусть веселится сколько угодно», – решила Катя, направляясь к двери. Но та захлопнулась у нее прямо перед носом, затем послышался холодный голос. Он слился с музыкой, и слова, подобно кубикам льда, падали на клавиши верхнего регистра, издавая мелодичный звон.
– Убить просто, пить жизнь из человека, умирающего на твоих руках, – восхитительно, а потом всего-то и нужно, коротать вечность, день за днем отщипывая от своей совести по кусочку. Да что говорить, муки совести тебе известны...
– Теперь все будет по-другому, – упрямо покачала головой Катя. И слова ее заглушила музыка.
Лайонел рассмеялся, а девушка яростно выдохнула:
– Черт, да выключи ты эту музыку!
Молодой человек приподнял брови.
– Ты слышишь музыку?
– Ну конечно, я, может, и умерла, но не оглохла! И слышать этот бесконечный звон уже не могу! – Она заткнула уши и топнула босой ногой по ковру. Сколько ни перебирала в голове имена музыкантов, того, кто решил свести ее сегодня с ума, вспомнить не могла.
Лайонел с любопытством разглядывал ее и хмурился.
– Неужели так сложно... – начала Катя, но он оборвал:
– Музыка не играет. Ни в этом доме, ни в одном из ближайших.
Девушка отняла ладони от ушей, пораженно переспросив:
– Ты не слышишь?
Он несколько растерялся.
– А что играет?
Катя гневно прищурила серые глаза.
– Фортепиано! Как ты можешь не слышать? Этот тон на всех этажах, в каждой, каждой комнате! – Ома на миг умолкла, прислушиваясь, и скупо добавила: – Я чувствую, имя этого исполнителя начинается на «Р»...
– Что именно заставляет тебя так чувствовать? – Он не улыбался, выглядел очень серьезно, но ей почудился сарказм.
Катя хотела сказать ему в ответ что-нибудь колкое, но ее осенило и она выкрикнула:
– Mariage D'amour! Это Клайдер-р-рман!
– Ну, насколько мне известно, – хмыкнул Лайонел, – Клайдорман начинается отнюдь не на «Р».
– Да, но зовут его Ричард! – нашлась девушка, распахивая дверь. Хотелось кричать от злости, бессилия и усталости. – Я пойду гулять, – бросила она через плечо. Переступая порог, на миг задержалась и, обернувшись, с надеждой посмотрела на Лайонела. Но тот уже взял ручку и продолжил писать свои распоряжения, поэтому не заметил. Или не захотел заметить...
Катя пронеслась по коридору, взбежала по лесенке, ведущей на третий этаж в надстройку, где располагалась ее личная комната. В ней не было окон, лишь люк, ведущий на крышу. Такими люками хозяин дома оснастил почти все комнаты на втором этаже.
Когда девушка подошла к застеленной белоснежным шелковым покрывалом высокой кровати, заметила, что в комнате находится не одна.
Миловидная круглолицая прислуга, одетая в длинное приталенное синее платье, стояла возле стенного шкафа со стопкой одежды в руках. Толстая русая коса виднелась из-под черного платка, на губах играла кроткая, живая улыбка, но карие глаза оставались тусклыми.
– Ксана, что ты делаешь?
– Раскладываю ваши вещи, – последовал ответ.
– Разве я просила? – фыркнула Катя.
Девушка потупилась.
– Господин приказал разобрать ваш бардак.
Катя задохнулась от возмущения и не в силах произнести ни слова, просто указала на дверь.
Ксана послушно положила аккуратную стопочку в шкаф и, пробормотав: «Я закончу попозже», ушла.
А Катя ощутила, как внутри клокочущей волной к самому горлу поднялась ярость, сдавив его плотным кольцом. Прислуга сказала лишь три слова: «я закончу позже», а девушка мгновенно потеряла спокойствие, контроль и равновесие.
«С этой Ксаной что-то не так», – окончательно убедилась она, прохаживаясь по комнате взад-вперед. Еще до того, как Лайонел сделал ее вампиром, девушке показалось странным, что прислуга у нее вызывает такое раздражение, хотя практически не разговаривает, никогда не спорит, не повышает голоса, а ведет себя смиренно и скромно.
А музыка тем временем изменилась. Теперь негромко звучала флейта так нежно и грустно, как будто плакала.
Катя переоделась в черные джинсы, накинула коротенькую весеннюю курточку на тоненький свитер, натянула кроссовки, на случай, если придется от кого-то убегать, и пошла на первый этаж. Спустилась но лесенке, миновала коридор, застеленный ковровой дорожкой, затем еще одну лестницу, еще один коридор с уродливыми лампочками, висящими на проводах, и наконец, попала в прихожую. По задумке хозяина, первый этаж дома выглядел нежилым: голые бетонные стены с облупившейся побелкой, закрытые тряпками и газетами окна, ржавые крючки в прихожей – все должно было демонстрировать заброшенность.
Девушка вышла на крыльцо и тягуче, с наслаждением втянула в себя холодный сырой воздух. Пахло весной. Пронзительный и головокружительный аромат до боли ударил в нос, наполнил легкие и точно взорвался внутри. В голове грянули звуки: птичий гомон, множество голосов, смех, крики, шепот, скрип голых деревьев, шум машин, шагов. Чего она только не услышала – это был вихрь, поразивший и испугавший одновременно.
Катя отступила в прихожую и закрыла дверь. Звуки стихли, но не исчезли, а музыка вновь изменилась. На этот раз исполнителя она узнала. Знакомые с детства волшебные трели оркестра Поля Мориа[1]1
Речь идет о композиции Alouette' аргентинского композитора Ариеля Рамиреса в исполнении оркестра под управлением французского композитора Поля Мориа. (Здесь и далее прим. авт.)
[Закрыть], от которых раньше щемило сердце. Когда она была маленькой, бабушка включала свой старенький телевизор, наливала ей в большую кружку чаю с лимоном и они вместе смотрели «В мире животных». Теперь бабушка была мертва, собственно, как и она сама – вампир недоделанный.
«Прекрасно, – досадливо подумала Катя, – прошла неделя, а я уже от музыки из детства готова в тоске разрыдаться. Какая мне вечность? Слабовольная тряпка!»
Она с силой толкнула дверь и вышла на улицу, а потом за железные ворота. Лужи из растаявшего снега покрылись ледяной пленкой и хрустели под подошвами кроссовок. На другой стороне дороги за высоким забором располагалось серое блочное здание, а на повороте возвышалась черная тонкая труба, из которой тянулся дымок.
Девушка двинулась вдоль бетонной стены и вскоре вышла на длинную-длинную безлюдную улицу. С одной стороны тянулись полуразрушенные дома, с другой – забор с пущенной поверху колючей проволокой.
Катя обернулась, чтобы посмотреть на тупик в виде высокой стены и едва заметный проход между домом и забором. Казалось, что с тех пор, как Лайонел предложил ей сыграть с ним в нелепую игру, где она убегает, а он догоняет – прошло много-много лет. На самом же деле – не больше двух месяцев. Тогда она боялась от страха дышать при мысли, что жестокий брат Вильяма ее догонит, а сейчас, предложи он ей поиграть, наверно, умудрилась бы умереть ради него во второй раз. Вот только Лайонелу хотелось играть в другие игры и вовсе не с ней. Он был как самый капризный ребенок на свете, которому скучно играть с одной куклой, а нравится строить городок. И не дай бог попытаться отнять у этого ребенка его любимые кубики.
Девушка медленно брела по дороге, разглядывая замысловатые узоры изо льда, и вспоминала, как шла по этой самой улице после первого поцелуя Лайонела и считала свои шаги.
Неожиданно захотелось повернуть назад, побежать к нему, заключить в объятия и сказать, как сильно любит, как скучает.
Катя даже остановилась, постояла с минуту, но обратно не пошла.
Так глупо было скучать по тому, кто находился совсем рядом, кто обещал принадлежать ей. Она сомневалась, что он понял бы ее тоску. Лишь ледяная печать самодовольства мелькнула бы очередной раз в прекрасных глазах.
– Обойдется, – сердито прошептала девушка.
Она добралась до конца улицы, свернула в сторону метро и пошла по узкому тротуару вдоль старинного желтого дома. Мимо проносились машины, источая жуткое зловоние. Встречные люди сторонились, мужчины останавливались, уступая дорогу, женщины проходили мимо бочком, как будто боялись даже прикоснуться.
Катя посмотрелась в темную витрину и поспешила пройти мимо. Раньше она никогда не придавала значение такому простому ежедневному ритуалу, не подсчитывала, сколько раз за день смотрится в зеркало. Зато теперь, слоняясь по огромному дому без дела, вдруг осознала, как грустно, по великой привычке кидать взгляд на зеркальную поверхность и не видеть в ней себя.
Воздух был начинен дразнящим ароматом железа. Девушка чуяла кровь, и запах ее казался самым аппетитным, что ей доводилось когда-либо вдыхать. Горло наполнялось слюной.
Пока существовала человеком, Катя любила проходить по улице, где располагалась пекарня. Разве могла она тогда подумать, что когда-нибудь запах горячей крови станет для нее стократ приятнее аромата свежей выпечки?
Возле ступенек в метро, кутаясь в пуховый платок, стояла старуха, на которую подобно спасательному жилету был одет пластиковый рекламный щит. «Остекление лоджий с 50% скидкой!» гласила на нем красная надпись.
Катя сунула руки в карманы и остановилась неподалеку, разглядывая старуху. Та медленно поворачивалась из стороны в сторону, пытаясь согреться в своей черной проеденной молью шубе и показать спешащим прохожим щит. Выцветшие глаза покраснели и слезились, лицо было морщинистым, совсем осунувшимся.
«Зачем ей такая жизнь?» – Девушка задумчиво улыбнулась и принялась ждать.
Вскоре людей стало меньше, яркие витрины на другой стороне улицы одна за другой погасали. В окнах домов зажигался свет. Автобусов, маршруток и машин поубавилось, из воздуха постепенно исчезала, словно утекала, гарь, насыщенный аромат железа ослабел.
Наконец к старухе подошли двое мужчин, чтобы забрать щит. И та медленно, держась за поручень, побрела в подземный переход.
Катя двинулась следом за ней под раздававшиеся в голове звуки «Дикой охоты» Франца Листа, сбивающие своим беспорядочным и грубым дребезжанием с мысли.
Старуха вышла из перехода и углубилась в темные дворы.
– Одинокая, никому ненужная, – бормотала себе под нос девушка, – никто не заботится, никто не ждет, никто не заметит, если вдруг...
От одного подъезда, залитого желтым светом фонаря, отделилась небольшая тень и, громко лая, бросилась к старухе. Черно-белая дворняга с коричневым ремешком на шее уткнулась ей мордой в колени и завиляла хвостом.
– Ну здравствуй, дружок. – Старуха принялась гладить морду собаки большими рукавицами. – Нагулялся, набегался? – Она вынула из кармана кожаный потертый поводок и пристегнула собаку за ошейник. И они вместе потихоньку пошли к дверям подъезда.
Катя стояла, не в силах шелохнуться и отвести от них взгляда. Минутой ранее она была абсолютно уверена, что способна убить ненужного человека. Старуха казалась именно такой: ненужной, одинокой и несчастной. Но стоило только увидеть существо, которое так неподдельно радовалось, почувствовать чью-то силу любви, как она думала, к ненужному человеку, и ледяная уверенность тут же растаяла. Совсем не вовремя в памяти всплыл образ собственной бабушки и ее уродливой собаки.
«Ничего не выйдет», – поняла девушка и, представив, каким насмешливым взглядом ее наградит Лайонел по возвращении, раздраженно стиснула зубы. И тут услышала полный самодовольства голос:
– А я, Маришь, говорю этой козе, чтоб пошла она и сама полила свой кактус! Я кто ей, ну вот кто? Прислуга?
Катя обернулась и увидела стройную светловолосую девушку, степенно вышагивающую по дороге, держа возле уха сотовый телефон.
«А может, не все и потеряно? – обрадовалась Катя. – Старуху с ее собакой просто по-человечески жалко, потому что сами они – жалкие. А эта расфуфыренная девица не вызывает ни малейшей симпатии».
Из трубки послышалось:
– Давно пора, Лерочка, дать ей отпор! А то так всю жизнь будет ездить!
– Да, ты права. Мне так надоело!
Катя бесшумно последовала за девушкой, с наслаждением втягивая в себя аромат молодой крови. Для себя она уже поняла, что кровь каждого человека пахнет по-разному. У кого-то как будто слаще, у кого-то горче, солонее, кислее. Она точно букет из самых разнообразных цветов, благоухала, сводя с ума и приманивая. Вампиру было достаточно литра крови на целую неделю, но мало кто потреблял этот минимум – всем хотелось больше. И отказать себе могли лишь единицы. Собственно, и смысл видели в том немногие.
Светловолосая жертва между тем продолжила:
– А еще я отказалась дать ей свои ножницы. Сказала, что мне они в данный момент нужны. Видела бы ты ее лицо!
А в это время из трубки доносилось:
– Лера, ты все правильно сказала, не позволяй этой выскочке измываться! Она без году неделя твоя начальница, а ведет себя как будто вы никогда не работали вместе, как будто не дружили! Какая же стерва!
При слове «начальница» Катя вздрогнула. Музыка резко сменилась, заиграл «Сентиментальный вальс» Чайковского и мысли об оттенках запахов крови разбежались как мелкие испуганные зверьки. Перед взором промелькнули картинки из собственного человеческого прошлого: разноцветный торговый центр; девушка в сером пальто, раздающая на холоде листовки; начальница с красным после криков лицом; белеющая от снега тропинка между берез родного парка. Все такое далекое, но по-прежнему заставляющее чувствовать столь сильно, столь отчаянно, будто происходило только вчера.
Светловолосая еще с пару минут поболтала, затем попрощалась и убрала телефон в сумочку.
Катя подкралась поближе, раздумывая, как лучше следует напасть. На какой-то миг представив, как сейчас повалит на землю эту расфуфыренную красотку, девушка чуть не рассмеялась.
А когда уже приготовилась к прыжку, незнакомка задрала голову и неожиданно тихонько запела:
– A-а облока-а-а, белогри-ивые лоша-адки-и, не смотрите вы, пожа-а-алуйста, с-вы-ысока-а, а обла-а-а...
Катя растерянно посмотрела на черное небо, на котором и в помине не было никаких облаков и все-таки засмеялась.
Светловолосая обернулась, они встретились взглядами. Девушка смущенно пожала плечами, мол, с кем не бывает и, улыбнувшись, зашагала прочь.
Катя с тихим вздохом проводила ее взглядом. В том внезапном порыве незнакомой девчонки запеть, она увидела саму жизнь, почувствовала маленькую человеческую радость так, словно она была ее собственной. Светловолосая неожиданно перестала казаться противной и расфуфыренной, а показалась обычной девчонкой, которая по-глупому счастлива оттого, что не стала поливать кактус и не дала ножницы своей козе-начальнице.
Человеку было нужно так мало для радости.
Заиграло что-то из Шопена, мелодичное и не сильно отвлекающее. Девушка развернулась и пошла назад к подземному переходу. Сейчас ей хотелось бы увидеть выражение лица Лайонела. Что он бы подумал, увидев эту девушку с ее глупейшими проблемами и маленькой радостью от победы? Какие эмоции мог бы вызвать у старого вампира вот такой крохотный пазл из огромной картины под названием Чувства Человека? И способны ли вообще вампиры замечать такое?
Не разучится ли вскоре замечать она сама?
Катя перебежала дорогу. В ногах ощущалась легкость и сила. Сырой ночной ветерок трепал волосы, ласкал лицо, воздух очистился от машин, людей, и запах весны стал пронзительнее.
Девушка решила пройти от метро наискосок до нужной улицы. Дворы встретили тишиной, ярчайшим светом фонарей и вонью помоек.
Подходя к высокой арке между малоэтажными отреставрированными домами, Катя еще издалека услышала яростный рев мотоцикла. Стало любопытно.
Вскоре мощный «Харлей» пронесся рядом и резко затормозил возле детской площадки. За рулем сидела девушка, одетая в черную кожаную куртку, кожаные обтягивающие штаны и высокие сапоги на каблуках. Длинные черные волосы были стянуты в высокий хвост, глаза необыкновенного, слишком темно-синего цвета метали молнии.
Глядя на нее, Катя даже решила, что перед ней вампир – холодный и расчетливый, но пульсирующая на нежной белой шее венка развенчивала эту версию.
– Слезай! – приказала девица своему спутнику.
Парень, одетый в теплую плюшевую куртку белого цвета, неловко сполз с сиденья.
– Мы могли бы... – робко начал он, но девица резко оборвала:
– Молчи, жалкое посмешище!
Парень пристыженно опустил глаза и поджал пухловатые, как у ребенка, губы.
Русоволосый, с приятными чертами лица, небесно чистыми голубыми глазами, немного курносый. Он выглядел необыкновенно трогательно.
Но сердце мотоциклистки не дрогнуло, она раздраженно бросила: «Не звони мне больше, сопляк!», завела мотор и умчалась.
Парень перешагнул невысокую оградку площадки и уныло присел на скамейку.
Катя с минуту подумала, затем подошла и примостилась рядом.
Парень удивленно уставился на нее.
– Не знал, что тут кто-то есть, – невнятно забормотал он, отводя глаза.
От него дивно пахло, так насыщенно и сладко.
Катя с усилием сглотнула.
– Как дела? – спросила она, чтобы хоть немного отвлечься от одурманивающего запаха и манящей вены на шее.
– Да так... – Он помолчал, созерцая свои покрасневшие от ветра руки, а потом, точно собравшись с силами, выпалил: – Да не очень. Любовь зла...
Девушка усмехнулась. Уж кому-кому, но не ей стоило рассказывать о превратностях любви. Ради своей она выпрыгнула из окна, легла под поезд, а в конце концов и вовсе распрощалась с человеческой жизнью. И теперь Любовь иногда снисходительно удостаивала ее взглядом своих прекрасных ледяных глаз, а в остальное время Любовь вдоволь занималась своими личными делами.
– А может, оно и не нужно тебе? – Катя кивнула в сторону, куда умчалась мотоциклистка.
– Может, – наклонил голову парень и тяжело вздохнул. – Только почему-то сейчас кажется, это единственное, что мне нужно.
Девушка помолчала. Он даже не подозревал, как хорошо она его понимает. А еще не подозревал, насколько вкусно пахнет его кровь и как сильно ей хочется пить...
От него исходило приятное тепло. Катя чувствовала его каждым миллиметром своей кожи, способной распознавать самое легчайшее дуновение ветра, холод от полета мошки, сырость от падения с дерева капли. Кровь ангелов в ее венах не знала мирских преград.
Когда жажда стала невыносимой, Катя встала и хотела попрощаться, но парень тоже вскочил.
– Можно тебя проводить? Ты где-то тут живешь? Я Глеб.
Она замешкалась. Хорошенький юноша неожиданно напомнил ей другого – и пусть тот, другой, намного красивее и благороднее в меру своих изысканных манер, но было у них что-то общее, едва уловимое сходство.
– Проводи, – сама себя удивила Катя.
Она скучала, тосковала по Вильяму куда больше, чем могла себе признаться. И встреча с мальчишкой, чем-то напомнившим его, стала откровением. Впервые со дня отъезда Вильяма в Сенегал она засомневалась в своем выборе между братьями.
Чуткий Вильям, добрый, нежный, заботливый, готовый посвятить ей все свое время, но слабый. И гордец Лайонел, чья любовь так похожа на безразличие, холодный, жестокий, самолюбивый и очень, очень сильный. Две крайности в одной семье.
– Я докучаю? – вывел ее из задумчивости вопрос Глеба.
Они уже почти дошли до нужного дома, и она остановилась, соврав:
– Мы пришли.
– Ты тут живешь? – изумился парень, разглядывая полуразвалившийся четырехэтажный дом с заколоченными окнами почти у самой земли.
– Да, – вновь обманула она, – наш дом ремонтируют. – А сама обернулась и посмотрела на виднеющуюся крышу своего нового жилища, где ее ждал или вовсе не ждал, а занимался своими делами Лайонел.
– Ну ладно, я пойду, – смущенно улыбнулся парень. – Спасибо, что составила компанию.
– Не за что, – милостиво кивнула Катя и, махнув на прощание, скрылась в арке. Подождала около десяти минут и вихрем пронеслась до своего нового дома. Свет в той части улицы не горел, и в прихожей оказалось темно. Но для вампира это вовсе не являлось неудобством.
Девушка прошла по длинному коридору и уже хотела подняться по лестнице, но позади холодный голос, подстроившийся под звучащую у нее в голове музыку, остановил.
– Аппетитный мальчик – твой юный ухажер.
Катя обернулась и, выдержав пристальный взгляд до прозрачности голубых глаз, обронила:
– Да, ничего.
Лайонел грациозно оттолкнулся от стены и двинулся к ней.
– Как твои поиски? Нашла тех, кому не нужна жизнь?
Он остановился в двух шагах, а она ощутила, как у нее начинает кружиться голова. Глядя на него, чувствуя близость к нему, вдыхая свежий морозный аромат его одеколона, она поражалась, как могла хотя бы на секунду усомниться, что ей нужен кто-то другой...
Катя сократила между ними расстояние и прижалась щекой к его груди.
– Я скучала.
Он промолчал. Тогда она подняла глаза. Их взгляды встретились, нежно и звонко потянулись музыкальные секунды, и наступил высокий пик – разочарование, когда Лайонел спросил совсем не то:
– Все еще слышишь музыку?
Девушка немного отстранилась.
– Айзек Шепард. До рассвета. – И быстро, боясь, что он уйдет, призналась: – Я не смогла никого убить! Я чувствую... чувствую, как они, и мне их так жаль.
– Конечно, жаль, – невозмутимо произнес Лайонел. – Конечно, не смогла. Когда-нибудь ты убьешь, но не сейчас.
Катя приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, нежно перебирая мягкие золотистые пряди на затылке.
– Побудем вместе?
Молодой человек извиняюще улыбнулся и отступил.
– У меня встреча. В следующий раз.
Девушка горестно кивнула.
– Ну да, ведь в нашем распоряжении вечность.
– Именно! – Он развернулся, чтобы уйти, и тут она не сдержалась и выкрикнула:
– Ты мне все обещаешь эту вечность. А я просто хочу, чтобы ты был рядом со мной – сейчас, сегодня, и завтра, и...
Он посмотрел на нее через плечо так удивленно, словно она сказала величайшую нелепость на свете, и спокойно произнес:
– Но это невозможно.
Ей хотелось спросить – почему? Но она просто молча смотрела на него – такого спокойного, снисходительного, безразличного, и ответ на незаданный вопрос проносился в голове под музыку тихим шепотом: «Его мир больше, его мир – это вселенная, и для него, в этой вечной, огромной вселенной ты лишь одна из миллиона интересных ему вещей. Солнце никогда не станет принадлежать кому-то одному. И Он всегда будет где-то, с кем-то и для кого-то, но только не для тебя одной».
Чувства смешались, она не понимала, чего больше жаждет: ударить его или обнять и не отпускать.
А когда он, так ничего и не добавив, не оборачиваясь пошел по коридору, ее охватил необъяснимый страх. Она была один на один с вечностью. Видела и чувствовала ее как бездонную черную пропасть, на краю которой стоит и куда уже полетели, точно в могилу, комья уходящей из-под ног земли.
Катя прислонилась к белой стене и закрыла глаза, медленно скользя ногтями по ее неровной поверхности, кроша штукатурку. И та, под музыку, белыми пылинками танцевала во тьме.
