Текст книги "Талисман Белой Волчицы"

Автор книги: Ирина Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 9

Алексей отказался от предложенного Тригером экипажа, решив прогуляться пешком. Слобода, где жили рабочие, и сам завод располагались в пяти верстах к югу от города, в широком распадке на берегу неширокой, но вздорной реки Тесинки. Она огибала высокую гору, прикрывавшую сам Тесинск от заводского дыма и угарного чада, который стлался над распадком, и только в редкие дни здесь можно было дышать свободно. В те дни, когда прорывался сквозь таежные дебри лихой северо-западный ветер и разгонял сизое облако, как покрывалом накрывшее заводские здания, незатейливую церквушку рядом с выкрашенной желтой краской конторой и разбежавшиеся по склонам распадка домишки – справа – рабочих завода, слева – казаков конвойной команды, что доглядывали за каторжными, работавшими на добыче руды в совсем уж глухой тайге верстах этак в пяти от завода. Уголь добывали еще дальше, в степной части Тесинской котловины, на Изербельских копях...

Дорога в Тесинск шла по щеке горы: по одну сторону – высокий каменистый увал, поросший прямоствольными, с густыми, под самое небо, соснами. Смыкаясь одна с другой, они образовали сплошной сводчатый кров, под которым даже в самый знойный день было сумрачно и прохладно. С другого края дороги – обрыв, под которым бурчала на камни вечно недовольная Тесинка.

Обрыв густо зарос малинником и дикой смородиной, сплошь усыпанной багрово-красными гроздьями ягод. Алексей сорвал одну, набралась полная горсть, и отправил ягоды в рот. Скулы свело от непомерной кислоты, он сморщился и, склонившись над сбегавшим с увала ручьем, принялся торопливо черпать ладонями и глотать воду.

Перестук копыт за его спиной заставил Алексея поднять голову и оглянуться. От слободы в гору поднимался всадник, вернее всадница, в уже знакомом ему белом колете и черном цилиндре. Рядом с ней бежал, держась за луку седла, тоже знакомый Алексею китаец. Анфиса проехала мимо, даже не повернув головы в его сторону, но китаец прошелся по нему быстрым взглядом узких, прячущихся за высокими скулами глаз и тут же, склонив голову, затрусил по дороге, вслед за хозяйкой.

Алексей вновь склонился к ручью, умылся холодной водой и почувствовал вдруг такой прилив бодрости, что неожиданно для себя перепрыгнул с камня на камень, поднялся немного выше ручья и устроился на гранитном валуне, подставив лицо прохладному ветерку, прилетевшему со стороны Тесинска. Пахло грибами, смородиновым листом, к ним добавлялся и горьковато-смоляной запах – хвои. Он сорвал кустик костяники, снял тесно прижавшиеся друг к другу сочные кисловато-сладкие ягоды губами и, раздавив языком, проглотил, потянувшись за следующим кустиком...

Алексей поднялся наконец с камня и потянулся всем телом, так что захрустели кости, вдохнул полной грудью густой от таежных запахов воздух и, приставив ладони к губам, прокричал весело и шало, как, слышал, кричали ямщики на дорогах. Дикий и пронзительный клич, оставшийся от старых разбойных времен: «Эй-е-е-ей, гра-а-абя-аат! Ую-ю-юй-юй, лих-хома-а-ань!»

Эхо, словно пойманный в силки зверь, забилось, заколотилось о скалы, о глухую стену таежной поросли, всполошив беспокойных кедровок и взбалмошных сорок. Резкими, тревожными криками они нагнали страху на мелкую лесную живность, прыснувшую в разные стороны под камни и валежины. Алексей огляделся по сторонам и решил пойти не по пыльной, разбитой колесами телег дороге, а через лес. Ему казалось, что так он скорее доберется до города, чьи первые домишки и высокая колокольня собора показались на противоположном, более крутом берегу Тесинки. Но он не учел, что то и дело будет нагибаться и собирать в горсть сочные ягоды костяники, а то вдруг набредет сначала на одну, потом на вторую, а за ней и на третью поляну, усыпанную крепенькими желто-коричневыми маслятами.

Не удержавшись, Алексей достал из кармана перочинный нож и опомнился лишь тогда, когда плащ, который он приспособил вместо корзины, уже прилично оттягивал руку и мешал передвигаться по тайге с желаемой скоростью. Но бросать узел с добычей он посчитал неразумным даже по причине истраченного времени и, взвалив его на плечо, пошел по тайге, перескакивая с камня на камень, с валежины на валежину.

Вскоре он вышел на широкую торную тропу, вероятно, местные жители пользовались ею, чтобы сократить путь из города до слободы. Судя по множеству отпечатков конских копыт, здесь не только ходили пешком. Тропа была освоена и верховыми, но, вероятно, Анфиса не знала о ней, если отправилась в город более длинным путем. Вспомнив некстати о зловредной купеческой дочери, Алексей споткнулся о корень, зашиб ногу и, зашипев от боли, выругался сквозь зубы.

Он уже подумывал о том, чтобы избавиться от части грибов, как вдруг тропа, вильнув в сторону, потерялась среди россыпи огромных камней. Конечно, можно было обогнуть камни, как и сделала тропа, проложенная более благоразумными и осторожными людьми, но солнце нависло над острыми пиками гор, из ущелий и расселин потянулись щупальцы сумерек, на небе проявился прозрачный серп луны, а в тайге ощутимо похолодало...

Алексей вздохнул и принялся спускаться по камням вниз... Вскоре ноги привели его к каменистому обрыву. Под ним виднелись какие-то полуразрушенные сооружения из старых бревен, разбитая лежневка... Над обрывом шло ограждение из неошкуренных лесин, стянутых между собой железными скобами и обмотанных для крепости толстой проволокой. В самом центре этого сооружения виднелось нечто вроде огромной заслонки. А у его подножия скопилось множество камней: несомненно, оно служило защитой от камнепадов...

Алексей огляделся по сторонам. Кажется, он вышел к заброшенному карьеру, откуда брали камень для строительства дороги и городских нужд. Он остановился и, оглянувшись, посмотрел вверх на серые россыпи камней, которые он только что преодолел. Вернуться назад и попытаться найти тропу? Нет, до темноты ему не успеть... Придется идти через карьер...

С большим трудом, то и дело оступаясь и хватаясь свободной рукой за нависшие над обрывом ветви и корни деревьев, он миновал самую крутую его часть. Оставалась самая малость дойти до лежневки. И он даже вздохнул с облегчением и перекинул узел с грибами в правую руку... Но тут какое-то странное чувство заставило его оглянуться, лишь за мгновение до того, как он услышал вдруг непонятный скрип, а следом гул и грохот... Ноги словно приросли к земле, во рту пересохло, зато все тело вмиг покрылось холодным потом. Неосторожный шаг привел в движение один из камней, тот подтолкнул второй, затем третий... четвертый... десятый...

Алексей метнулся в сторону. Еще секунда – и его бы погребло под обвалом. Но, видно, судьба его хранила, если заставила вовремя оглянуться, иначе не оказаться бы ему под скальным козырьком, под который он успел заскочить в последний момент. Огромные глыбы, подскакивая, как детские мячи, с оглушительным шумом и громом резво катились по склону. Подпрыгивая и ударяясь друг о друга, они увлекали за собой более мелкие камни и щебенку, с ходу проскакивали лежневку, поднимая на дыбы и переворачивая бревна, устилавшие ложе дороги, и с треском вламывались в тайгу, круша все на своем пути: и мелкую поросль, и крепкие сосны...

Обвал продолжался не более минуты, но за это время Алексей несколько раз попрощался с жизнью.

Камнепад прекратился внезапно, так же как и начался, только тонкие ручейки щебенки, по-змеиному шипя, шуршали между камней, сползая с обрыва. Алексей выбрался из-под козырька и, поглядывая с опаской на обрыв, выбрался на лежневку, которую словно перепахали гигантским плугом. Миновав опасное место, он вновь посмотрел вверх и замер от изумления. Напрасно он думал, что сам стал виновником обвала. Кто-то сумел оттянуть в сторону затвор заслонки, и именно оттуда были спущены камни на его голову. В этом он нисколько не сомневался – именно спущены, но кому пришла в голову столь дьявольская мысль? Или просто сработала ловушка, нацеленная на кого-то другого?

Он бросил плащ с грибами на камни, выхватил из кармана «смит-вессон» и прислушался. В тайге, как это бывает перед наступлением ночи, было необычайно тихо, лишь верховой ветер едва-едва шевелил кроны деревьев.

Алексей еще раз прошелся взглядом по следам разрушений, оставленных на склоне горы камнепадом, и вдруг заметил какое-то неясное движение несколько выше заслонки. То ли зверь пробежал, то ли человек, пригнувшись, проскочил открытое пространство небольшой поляны, с которой начиналась россыпь камней. Недолго думая, Алексей тоже пригнулся и стал быстро карабкаться по склону вверх, обходя россыпи мелких камней, остерегаясь новой подвижки. Подниматься вверх было несравненно легче, чем спускаться вниз, и он довольно быстро достиг вершины склона, на котором заметил странное движение.

Присев за огромным валуном, он обвел настороженным взглядом скопления камней, заросли молодого сосняка, частокол стволов, слившихся в сплошную стену из-за свалившихся на тайгу сумерек. Было все тихо...

Он приподнялся из-за камня, затолкал револьвер за пояс брюк, сделал шаг и чуть не наступил на человека, лежащего в зарослях можжевельника. Вернее, не на человека, а на островерхий лисий малахай, который едва виднелся из-за камней, прикрывая черноволосую голову своего владельца. Заметив Алексея, он перекатился за камни и выставил навстречу ему кургузое ружейное дуло. Щелкнул затвор. Мужик предупредил: подходить не стоит.

Алексей в свою очередь отскочил на прежнее место за валун и, держа револьвер дулом вверх, осторожно выглянул из-за камня. Ствол по-прежнему смотрел в его сторону, но сам владелец малахая уже укрылся более основательно. Кто бы это мог быть? Судя по малахаю и деталям одежды, это наверняка кто-то из местных инородцев. Сергеев упоминал, что кличут их здесь тесинскими татарами или хакасами, но сами себя они называют сагайцами, в отличие от качинцев, которые живут в степной части котловины...

Но учитель также рассказывал, что люди они сугубо мирные, поэтому вряд ли этот в малахае решился оттянуть затвор. Да и зачем ему, спрашивается, это надобно, разве исполнил чей-то злой умысел? Но кому ж Алексей так успел насолить за два дня пребывания в Тесинске, что задумали расправиться с ним столь изощренным способом? Ему и одного камня хватило бы, вздумай тайный недоброжелатель подкараулить его на тесной тропе или в темном закоулке.

– Эй, – крикнул он в ту сторону, где спрятался владелец малахая. – Выходи, я тебя не трону.

– А не врешь? – прозвучало с легким гортанным акцентом из укрытия. – А то дырку в башке сделаешь, как тогда Ермашке жить?

– Не вру! – отозвался Алексей и, затолкав револьвер за пояс брюк, вышел из-за камня и поднял руки ладонями вверх. – Видишь, ничего у меня нет! Выходи, поговорить надо.

Ружейный ствол исчез из поля зрения, вслед за ним показался малахай, из-под которого виднелось круглое лицо с широкими скулами и хитро поблескивающими узкими глазками. Черные усы и редкая бороденка дополняли портрет коренастого крепкого человека, одетого в короткий, выше колен суконный кафтан с черными атласными вставками на плечах, высокие мягкие сапоги и малахай, которым он обтер лицо, вновь нахлобучив на голову.

– Кто такой? – спросил Алексей, делая шаг в его сторону. Человек ровно на столько же отскочил назад и сделал вид, что стягивает с плеча ружье.

Алексей улыбнулся:

– Ты что такой пугливый?

Мужчина провел пальцем по гортани и удрученно произнес:

– Егор, как овечке, голову оторвет, когда узнает, что Ермашка тебя плохо охранял.

– Охранял? – поразился Алексей. – Ты меня охранял? А кто ж тогда камни на меня спустил?

Вместо ответа Ермашка присел на корточки и показал несколько углублений на песчаной, свободной от камней проплешине.

– Смотри, вот здесь он от меня сиганул. Как тетерка! – Он сплюнул на землю и снизу вверх посмотрел на Алексея. – Он за тобой по верхам, словно зверь, шел. Сначала стрельнуть хотел. Иди сюда...

Алексей поднялся вслед за Ермашкой и остановился перед молодой сосной. Его новый знакомый показал ему развилку с содранной корой и надломленные ветки, мешавшие обзору.

– Здесь он хоронился. Но потом решил камни на тебя спустить. Увидел, что ты как раз под обрывом остановился.

Алексей склонился к земле, стараясь разглядеть, остались ли какие следы. Нет, ничего! Слегка потревоженный слой сухой хвои да содранная кора в том месте, где лежал ружейный ствол, нацеленный в его голову...

Он выпрямился. Ермашка, пригнувшись, рысцой обежал вокруг поляны и вдруг торжествующе вскрикнул, махнув Алексею рукой:

– Иди сюда! И здесь следы!

Алексей подошел и нагнулся к земле, где виднелись нечеткие, с осыпавшимися краями вмятины размером с его ладонь.

– Однако совсем маленькая нога! – сделал заключение Ермашка. – Неужто баба? – Он покачал головой. – Однако сильная! – Он прошел чуть дальше и удовлетворенно хмыкнул: – На коне ускакала!

Алексей с удивлением уставился на него.

– Ты что, шутишь? Какая баба с затвором справится? Там же все мхом поросло, от дождей разбухло.

Ермашка пожал плечами:

– Нога маленькая, сам видишь, и по камням она легко бежала, без стука, как рысь! Мужик ногами топает, когда бежит, и камни с места сдвигает. И там под деревом, где хоронилась, хвоя не потревожена, значит, спокойно стояла, ждала, когда подойдешь. Мужик бы всю хвою распинал и ветки до конца бы оборвал, а не надломил...

– Ты кто? – Алексей постарался не показать виду, насколько ошеломлен подобным заявлением своего нового знакомого. Но все-таки не мог поверить, чтобы на его жизнь покушалась женщина. Есть и мужики с маленькими ногами... Он вытащил из-за пояса револьвер, переложил его во внутренний карман и уточнил: – Как здесь очутился?

– Я? – удивился Ермашка.

– Ну ты, кто еще? – рассердился Алексей.

– Я – Иринек, – с очевидной гордостью произнес Ермашка, – из сагайского рода, прадед мой сам Мерген-тайша был. Мы – таежный народ, охотники – не пастухи. Раньше лучшие воины были в нашем роду. С самим Ермаком сражались, с казаками. Русские долго нас покорить не могли.

– Ты что ж, жалеешь, что покорили?

– Да нет, – хитровато прищурился Ермашка, – не жалею. Места здесь всем хватит.

– Иренек – это фамилия, что ли?

– Да нет, имя. – Ермашка опустился на камень, поставил ружье между коленями, достал из кармана кисет. – Садись, Алексей Дмитрич, сейчас Егор вернется, а мы покурим пока.

– Алексей... Дмитрич, – поперхнулся Алексей, – откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Дак Егор все, – уставился на него плутоватыми глазами-щелками Иринек-Ермашка, – я ж сказал, велел мне за тобой приглядывать. Говорит, молодой, горячий...

– Постой, постой, – перебил его Алексей, – какой еще Егор? – и вдруг хлопнул себя по лбу: – Неужто Зайцев?

– Ужто, ужто, – закивал головой его новый знакомый. – Так оно и есть – Зайцев.

Где-то неподалеку заржала лошадь. Иринек-Ермашка как-то по-особому звонко щелкнул языком и крикнул в темноту:

– Ханат,[11]11
  Ханат – крыло (хакасск.).


[Закрыть] иди ко мне!

Из кустов вышла низкорослая, с короткой гривой лошадь. Печально посмотрела на Алексея и подошла к хозяину.

– Вот она, моя Ханат, – с гордостью произнес ее хозяин и потрепал за гриву. – Как собака мне служит. Ты думаешь, почему она заржала? – он с несомненным торжеством посмотрел на Алексея, расплылся в улыбке и сам же ответил: – Сейчас Егор Лукич по тропе поднимается и скоро здесь будет, быстрее, чем хыйлаг тарт, – добавил он по-своему и, заметив, что Алексей не понял, усмехнулся и пояснил: – Он появится быстрее, чем я успею спустить курок...

Глава 10

– Ну бестия прямо, – произнес вместо приветствия урядник и, привязав лошадь к дереву, устроился на камнях рядом с Ермашкой, – через гарь от меня сиганул. Там много гореликов торчит, побоялся коню брюхо пропороть, а этот варнак промчался, словно на крыльях пролетел. – Он тяжело вздохнул и с осуждением посмотрел на Алексея. – Зачем вас в гору понесло, Алексей Дмитрич? Пошто ноги зазря бить? Ведь чуть-чуть не прикончили... – Он загнул полы темно-зеленого форменного кафтана и опустился на камень рядом с охотником. Расправил густые темно-рыжие усы, потер бритый подбородок и, смачно сплюнув в сторону, проворчал: – Делов у меня нет, как вас из-под камней вытаскивать!

– Я что-то не пойму, Егор, – Алексей в упор посмотрел на урядника, – с чего это вдруг вздумалось кому-то меня убивать? На заводе я по делам, по которым камни на голову спускать себе дороже станет. И я уверен, что пока никто, даже Кретов, не знает и не догадывается об истинных моих интересах.

Урядник снял фуражку, почесал в затылке и, вернув ее на место, смерил Алексея угрюмым взглядом.

– Федор Михалыч сказывали, что вы мастер во всякие дела встревать, потому и велел за вами приглядывать. Сегодня мы с Ермашкой вас почти до городу довели. Как собор завиднелся, я ему говорю, проводи, дескать, Алексея Дмитрича до первых домов, а там уж он сам доберется. А я в Черную Речку, деревня такая отсюда в двух верстах, махнул. Интересные вещи там происходят, как мне доложили. Но и полверсты не проехал, слышу грохнуло – обвал! Я – лошадь в карьер, и сюда! – Он удрученно покачал головой. – Если б знать, что вы через лес пойдете, не поехал бы в Черную Речку. Глядишь, и этого варнака, что на вас камни спустил, мигом споймали бы.

– Иринек утверждает, что это была женщина, – кивнул Алексей на охотника, с безмятежной улыбкой на устах попыхивающего своей трубкой.

Урядник, похоже, совсем не удивился подобному заявлению, лишь пожал плечами.

– Кто их знает, среди местных казачек такие бабы крепкие попадаются, обухом лба не перешибешь. Намедни загулеванил в кабаке вахмистр конвойной службы, Задубеев, столы стал переворачивать, буфетчику глаз подбил, а мимо в это время сватья его проезжала, Глафира Кандыбина. Ей кричат: «Глафира, там Васька нагайкой по чем попадя хлещет, посуды пропасть перебил!» Она с телеги скок! – и в кабак. Ваське руку заломила, кулаком промеж глаз ему – хрясь! Он и вырубился. Тогда она его на спину взвалила, до телеги доволокла и домой доставила. А там, говорят, женушка его бедовая встретила да всласть еще по ребрам ухватом отходила...

– У казачек ноги большие, – произнес охотник, выпустив на мгновение трубку изо рта. – А тут совсем маленькие... – Он кивнул в сторону поляны, на которой неизвестный злоумышленник, а может злоумышленница, оставил свои следы.

Егор, кряхтя, поднялся на ноги, походил по поляне, рукояткой плетки ковырнул в одном месте, в другом, приложил ладонь, задумчиво покачал головой, а потом махнул рукой и вернулся на камни. Молча засмолил цигарку и, лишь выдохнув пару раз дым, с досадой произнес:

– Разве это следы? Он, когда с камня на камень прыгал, оступился или поскользнулся. Один раз на пятку приземлился, а второй раз носком песок вспахал. Правда, там, где на лошадь садился, более четкие отпечатки остались, но лошадь по ним после прошлась, песок перемешала...

– Женщина была, – опять подал голос Иринек-Ермашка, – след мелкий, даже там, где оступилась. Легкая она, молодая! Слышал, как по камням бежала! Косуля, да и только!

– Ладно, посмотрим, что за косуля такая в нашей тайге завелась! – проворчал Зайцев и строго посмотрел на Алексея. – Я за вашу голову перед Федором Михайловичем отвечаю, так что не суйте ее куда попадя...

– Мне что ж теперь, без вас ни шагу не ступить? – поразился Алексей. – Зачем мне такая опека? Федор Михайлович мне полную свободу решений и действий позволил и ничего не сказал, что кто-то за мной по пятам ходить будет!

– Да никто за вами ходить не собирается, – буркнул Зайцев, – своих забот невпроворот, вон вчера в Головановке четырех коней увели. Мы с Ермашкой всю ночь за конокрадами гонялись, пока лошадей не отбили. А утром на самого главного конокрада вышли. Думали – из цыган, а он местный, из бывших приказчиков, только что с цыганами снюхался, им лошадей и поставлял.

– Как ты на него вышел? – удивился Алексей. – По следам?

– Да какое по следам? – усмехнулся Зайцев. – Их двое было, конокрадов. Люди заметили, не все ж ночью спят, что коней из села погнали прямиком к Золотаревскому бору. Меня среди ночи хозяева подняли. Беда, мол, Лукич, лошадей покрали. Я в седло, Ермашке свистнул – и в погоню. Нагнали их уже у переправы через Тесинку. Ермашка в воздух из ружья – бабах! Ну они сразу по кустам и вдоль берега как сиганут! Мы – за ними! Всю морду ветками исхлестали, пока догоняли. Ну они видят, дело плохо, в лодку, что у берега стояла, вскочили и отчалили, а лошадей оставили. Смотрю, одна точно конокрадская: цыганское седло у нее особое, с крючками, чтоб ворованных лошадей цеплять, а в переметной сумке клейма всякие, чтобы, значит, их переклеймить...

– И вы задержали этих конокрадов? – Алексей с интересом смотрел на Егора Зайцева.

– Задержали, – произнес тот степенно и снова пару раз затянулся цигаркой. – Что ж их было не задержать? Я ведь на того коня сел, поводья отпустил, он меня к этому жулику и привез. В самые ворота мордой уткнулся...

– Ну молодцы! – с веселым удивлением воскликнул Алексей и хлопнул по плечу Зайцева. – И чего бы этой лихой дамочке тоже своего коня не оставить? Глядишь, и вывел бы нас на эту мерзавку, что чуть меня в карьере не схоронила!

– Ну дамочка не дамочка, – сказал Зайцев и, хлопнув себя по коленям, поднялся с камня, – но найти мы ее непременно найдем! Эй, Ермашка! – окликнул он охотника. – Проводишь Алексея Дмитрича и езжай в Черную Речку! Там переночуем, а завтра кое-что разузнать надобно будет. – Он посмотрел на Алексея. – Пока докладывать нечего, если что, я с Ермашкой вам записку передам.

– Что-то серьезное?

– Пока не знаю, – ответил урядник, – но на днях, думаю, что-нибудь прояснится.

Он вскочил в седло такой же приземистой, как у своего приятеля, лошадки, взял под козырек и скрылся в темноте.

Алексей проводил его взглядом и спросил у охотника:

– Так как тебя по-настоящему зовут? Иринек или Ермашка?

Тот ухмыльнулся:

– Папка с мамкой Иринеком нарекли, поп, когда крестил, Тимошкой, а вот Егор Ермашкой назвал. Теперь все меня им кличут да еще иногда Сибдиеком, так у нас в сказке охотника звали, но мне больше Ермашка нравится. Ермак Тимофеевич большим человеком был, даже нашего князя не боялся, а у него тумен[12]12
  Тумен – войско (монгольск.).


[Закрыть] был больше тыщи воинов.

– Так он тебя что ж, в честь Ермака Ермашкой зовет? – удивился Алексей.

– Ага, – кивнул головой охотник. – Егор говорит: «Быть тебе Ермашкой, пока борода такой же не вырастет, как у Ермака». – Он хитро прищурился и почесал подбородок под хилой своей бороденкой. – Ты меня тоже зови Ермашкой, так мне привычнее.

– Хорошо, – Алексей огляделся по сторонам. – Где-то плащ оставил...

– Сейчас найдем, – охотник юркнул в камни и через некоторое время вынырнул из темноты с узлом на плече. – Однако много грибов набрал. Лушке весь вечер жарить придется. – Он пристроил узел к седлу. – Давай, Алексей Дмитрич, садись на лошадь, а я пешком дойду.

– Да нет, – отказался Алексей, – твоя лошадь – ты и поезжай!

Но Ермашка все же повел лошадь в поводу. Они вышли на тропу и уже через час ступили на окраину Тесинска. Миновали несколько заросших тополями и черемухой улиц и оказались на Базарной площади, необычайно тихой и пустынной в этот час. Низовой ветерок гонял между торговыми рядами шелуху от семечек и мелкий мусор. От площади было совсем недалеко до дома Владимира Константиновича. Алексей остановился под единственным газовым фонарем, освещавшим площадь, и пожал руку охотнику.

– Давай прощаться, Ермак! Спасибо, выручил меня сегодня!

– Да что там, Алексей Дмитрич, – засмущался тот, – если б я того варнака споймал, что чуть тебя не прихлопнул, – он с досадой махнул рукой, – ничего, мы его с Егором непременно споймаем, будь спокоен! Егор шибко не любит, когда в его околотке какая тварь заводится.

– Скажи мне, – поинтересовался Алексей, – ты бухгалтера на заводе знаешь? Столетова?

– Столетова? – Ермашка как-то странно посмотрел на Алексея, – кто ж его не знает... – Он отвел взгляд в сторону. – Живет тихо, смирно, знакомств ни с кем не водит. – Он помолчал мгновение и тихо добавил, одарив Алексея все тем же странным взглядом: – Разве только Анфиса Никодимовна его иногда навещает...

– Наверняка вы с Егором уже прознали, с какой это стати Анфиса Никодимовна его посещает, – усмехнулся Алексей, – или я ошибаюсь?

Ермашка вздохнул и пожал плечами:

– Егор мне голову набок свернет. Я тебе и так много сказал. – Он что-то тихо пробормотал по-своему и натянул малахай поглубже на голову. – Давай до встречи, Алексей Дмитрич! Голову только не суй куда ни попадя! – Он перебросил Алексею узел с грибами, вскочил на лошадь, лихо прищелкнул языком и скрылся в темноте.

* * *

Алексей пересек площадь и свернул в переулок, ведущий к аптеке, рядом с которой находился дом учителя. И в этот момент услышал перестук лошадиных копыт за своей спиной. Он посторонился, уступая дорогу экипажу, и проводил его взглядом, недоумевая, кто из соседей учителя возвращается домой в столь поздний час. Среди недели здесь по гостям не разъезжали, театральный сезон открывался в октябре... Из других развлечений – лишь вечерние да воскресные променады в городском саду, но из-за отсутствия фонарей подобные прогулки прекращались с появлением первых звезд на небе...

Он перебросил узел из одной руки в другую, представив, во что превратились грибы и тем более сам плащ, и заметил, что экипаж остановился напротив аптеки. Ее хозяин Яков Львович Габерзан исправно вывешивал над крыльцом керосиновый фонарь с той целью, чтобы поздние посетители разглядели возле окошка, через которое в ночное время отпускали лекарства, прейскурант цен на микстуры и порошки, а также товары, которые попутно продавались в аптеке.

Алексей миновал экипаж и остановился возле калитки, врезанной в массивные, обитые железной полосой ворота. На ночь калитку запирали на засов, поэтому приходилось крутить деревянное кольцо, от которого шел шнур к колокольчику над дверью...

Он переложил узел из правой руки в левую, не забыв чертыхнуться при этом, потому что представил, каким взглядом окинет его и что скажет при этом кухарка Владимира Константиновича Лукерья, когда он вывалит перед ней кучу измятых, потерявших свой вид грибов... И в этот миг за его спиной раздался испуганный женский вскрик.

Он стремительно оглянулся. Экипаж уже уехал, но при слабом свете аптечного фонаря он разглядел три человеческие фигуры. Одна из них, женская, пыталась вырвать из рук другой, мужской, саквояж, а третья, непонятно чья, быстро, почти бегом, удалялась в сторону Базарной площади с чемоданом или точно таким же саквояжем в рукам. Не раздумывая, Алексей швырнул узел с грибами на траву у калитки и бросился в погоню за убегавшим. Догнать его не составило особого труда. Жалкий оборванец с чумазым, словно закопченным лицом, испуганно ойкнув, бросил чемодан и попробовал скрыться в переулке, но Алексей успел ухватить его за шиворот и дать пинка. Голодранец вскрикнул и покатился по пыльной дороге, а Алексей, подобрав чемодан, бросился на помощь женщине. Но напавший на нее воришка уже заметил, что произошло с его приятелем, поэтому, как заяц, прыгнул в сторону и дал стрекача.

Алексей поднял с земли второй саквояж, брошенный вторым вором, и посмотрел на женщину. Она торопливо поправила на голове перекосившуюся шляпку, убрала под нее выбившиеся пряди волос и виновато улыбнулась.

– Простите, что вам пришлось бегать за этими паршивцами. Не понимаю: откуда они выскочили? – произнесла она с недоумением. – Я только с экипажа сошла, извозчик едва успел багаж выгрузить, а они тут как тут: «Тетка, давай вещи поднесем!» Я только рот успела открыть, чтобы ответить, как один из них саквояж подхватил и бежать! Слава богу, вы рядом оказались! – Она с интересом посмотрела на Алексея. – Вы где-то поблизости живете?

– Да, – Алексей склонил голову в учтивом поклоне, – разрешите представиться, Илья Николаевич Полетаев, горный инженер, проживаю действительно неподалеку, – он кивнул в сторону ворот, – в доме Владимира Константиновича Сергеева.

– Владимира Константиновича? – в веселом изумлении воскликнула женщина. Она вышла из тени, и Алексей наконец разглядел ее. И совсем не женщина, а барышня, причем молоденькая и весьма привлекательная. – Что вы говорите? – Девушка сделала шаг навстречу и протянула Алексею узкую ладонь в шелковой перчатке. – Маша. – И тут же поправилась, изменив тон на более серьезный: – Мария Викторовна Пономарева. – И не выдержала, вновь засмеялась: – Племянница Владимира Константиновича Сергеева.

– Племянница? – поразился Алексей. – Но он мне ничего о вас не рассказывал. И даже не намекал, что вы приедете...

– А, пустяки! – махнула девушка рукой. – Я его нарочно не предупредила, что приезжаю. Пароход из-за туманов задержался, пришлось бы дядюшке целый день на пристани торчать!

– Но это ж неразумно! – опять очень серьезно посмотрел на нее Алексей. – Ночь на дворе, а вы одна, на извозчике... Он же вас куда угодно мог завезти.

– О, этого я как раз и не боюсь. – Мария расстегнула сумочку, висевшую до этого у нее на плече, и вытащила револьвер. – Я очень часто бываю в экспедициях и знаю, как себя защитить.

– Что ж тогда так растерялись, когда на вас портяночники напали? – усмехнулся Алексей. – И про оружие забыли?

– Не забыла, – неожиданно сухо произнесла Мария, – но они еще почти дети, а в детей я не стреляю. – Она с вызовом посмотрела на него. – Не стоит портить о себе первое впечатление и ехидничать без меры.

– Хороши дети! – хмыкнул язвительно Алексей и произнес примиряющим тоном: – Не сердитесь, ваш багаж я и сам донесу, нам же по дороге. – Они подошли к калитке, и Алексей попросил: – Мария Викторовна, поднимите, если не трудно, вон тот узел, что на траве валяется.

Девушка подняла его и с удивлением посмотрела на своего нового знакомого:

– Это что такое?

– Грибы, – вздохнул Алексей, поворачивая кольцо на калитке, – или, точнее, то, что от них осталось...

Во дворе мелодично зазвонил колокольчик. И уже через минуту послышались шаркающие шаги, и знакомый голос учителя возвестил:

– Спешу, спешу, – и справился: – Это вы, Илья?