Текст книги "Антик с гвоздикой"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
ГЛАВА 5
Ксения пристально вглядывалась в зеркало. Слава богу, на лице следов не осталось. Все очевидные доказательства падения тщательно спрятаны под юбкой и длинными рукавами платья: и несколько синяков на бедре, и ссадина на колене, и царапина от запястья до самого локтя. Но именно эта царапина – сейчас она скрывалась под аккуратной повязкой – вызывала у нее самые приятные воспоминания.
Девушка на мгновение закрыла глаза, представив, как ласковые теплые пальцы касаются ее кожи, а голубые глаза, она даже не представляла, что у мужчины могут быть такие яркие голубые глаза, почти ослепляют ее. Но, может, ей все показалось, потому что она впервые видела так близко от себя лицо молодого мужчины? Ксения покачала головой и счастливо улыбнулась. Не-ет, она не могла ошибиться! Несомненно, он смотрел на нее с робостью, но одновременно с изрядным обожанием.
Как он ловко обмыл ей ранку водой из ручейка, а потом столь же быстро и умело наложил повязку из собственного шейного платка. Она до сих пор охватывала ее руку. Ксения ни в какую не согласилась ее поменять, хотя Марфуша всячески убеждала проделать это, опасаясь, как бы княгиня не догадалась, чтобыло на самом деле использовано вместо бинта на поле боя.
Тогда для маскировки и, несмотря на жару, Ксения натянула на себя платье с длинными рукавами. Марфуша вновь ее причесала, и они обсудили, как донести до Наташиных ушей сообщение о происшествии с быком. Оставить случившееся в тайне все равно не получится: коляска представляла собой гору хлама, кучер лежал в людской с ногой в лубке. Сильный вывих ему с трудом вправил деревенский коновал. У Павлика же под глазом высвечивал изрядный синяк. Одна Марфуша не пострадала, потому что в момент появления быка на дороге находилась в стороне от коляски. Павлик оставил шляпу на поляне, где они собирали цветы, и она отправилась на ее поиски.
Бык выскочил из-за поворота дороги неожиданно. Конечно, поначалу они услышали его рев и отчаянные крики сторожей, но все произошло гак быстро, что никто ничего не успел сообразить. Ксения просто оглянулась и увидела огромную тушу, которая неслась на коляску с низко опущенной головой и выставленными вперед рогами. Больше она ничего не помнила до того самого момента, когда над ней склонилось то самое мужское лицо с ослепительно голубыми глазами.
Позже Марфуша рассказала, что лошадь при виде разъяренного быка понесла коляску по дороге. Кучер пытался управлять ею, кричал что-то, отчаянно ругался, но она мчалась как оглашенная, и слава богу, что окаянный не вынес их на луг, там, на кочках, коляска развалилась бы в мгновение ока.
Сама Марфуша не видела, чем закончилась эта бешеная скачка, она осталась на лугу за добрую версту от места происшествия и притащилась на усадьбу пешком, когда Ксения и Павлик уже были дома. На заднем дворе Марфуше показали изуродованную коляску, а Ксения, уже в спальне, продемонстрировала изорванное чуть ли не в клочья то самое бальное платье, которое по заказу графини доставили к Пасхе из Парижа. К тому же она посеяла во время скачки свою лучшую шляпку из итальянской соломки с цветами и лентами в тон платью.
И Марфуша тоже не находила себе места от страха. Она подозревала, какие громы небесные обрушатся на ее голову в первую очередь, когда графине доложат о происшествии. Розог точно не миновать! За семнадцать лет жизни Марфуше ни разу не пришлось испытать подобного наказания, но сейчас столь печальной участи ей, увы! – не избежать. Хотя в чем ее вина, если сторожа сплоховали и бык по какой-то причине вырвался у них на волю?
– Наташа еще не приехала? – почему-то шепотом спросила Ксения.
Марфуша испуганно посмотрела на окна.
– Должна, говорят, к вечеру появиться. Но по мне, пускай раньше все закончится. Хуже нет сидеть и дожидаться! – Она с сочувствием посмотрела на свою молодую хозяйку. – Теперь уж точно графиня не позволит за усадьбу выезжать. Это ж надо такому несчастью случиться! – совсем уж по-старушечьи пригорюнилась она и вдруг встрепенулась, а глаза озорно сверкнули. – Всем плохо было б дело, барышня, но ведь удача к вам бочком повернулась! Как вам барин показался, о котором я давеча сказывала?
Ксения покраснела.
– Скажешь тоже, Марфуша, я его, поди, не разглядела.
Марфуша с недоверием покачала головой.
– Так я вам и поверила. Вы что ж, совсем без памяти были, когда он вам руку перевязывал? И в их коляске, почитай, до самой усадьбы доехали!
– Право, Марфуша, не смейся, – еще больше смутилась Ксения. – Я от стыда места себе не находила. Он небось до сих пор смеется, Когда вспоминает, какой я перед ним показалась. Платье рваное, один рукав совсем отвалился, без шляпки, волосы разлохматились. Лицо и руки в грязи! Одна надежда, что он в суматохе не рассмотрел меня как следует.
– А уж тут вы зря надеетесь, барышня! – совсем непочтительно рассмеялась горничная. – Такая красота и сквозь грязь пробьется! – И она подсунула ей зеркало. И, заметив, что Ксения сморщилась, посетовала: – Не цените вы себя, барышня! Кабы цену себе знали, то и с барином бы успели познакомиться! Он вам хотя бы назвался?
– Да, – прошептала едва слышно Ксения. – Его Аркадием зовут, а второго барина – Григорием. Того, что быка укротил!
– Ему бы вашу сестрицу подобным образом укротить! Тогда, глядишь, и у вас с Аркадием быстрее б сладилось! – Марфуша потянулась, вздохнула. Лицо ее приняло мечтательное выражение. – А после б всем мирком да за свадебку…
– Марфуша, ты с ума сошла! – всполошилась Ксения. – Что за разговоры ты ведешь? А если Наташа узнает?
– Она так и так узнает, кто вас с Павликом от смерти спас! – отмахнулась от нее Марфуша. – Все равно придется признаться, что сосед вас до усадьбы подвез. Она же не поверит, что вы пешком три версты прошли. Да и пастухи наверняка обо всем расскажут.
– Мне точно не сносить головы, если она узнает, что я встречалась с мужчинами. А если всплывет, что я в бальном платье на прогулку отправилась, да вдобавок еще порвала его… Н-нет, после этого мне одна дорога остается – в монастырь! Наташа не простит мне ослушания.
– Вот заладили вы – монастырь да монастырь! – рассердилась Марфуша. – Сами мне говорите, что барыня только с виду такая сердитая, потому что забот полон рот и радости другой, кроме Павлика, нету. А еще я думаю, она вас из-за того в черном теле держит, что сама счастья не видала. А где его найти, если в округе стоящих женихов ни для вас, ни для нее тем более днем с огнем не сыщешь? – Она заглянула в глаза хозяйке и с любопытством спросила: – А второй барин как вам показался? Егорка говорит, огонь, а не барин!
– Про огонь не знаю, – протянула Ксения задумчиво, – но весьма плечист и статен. И на лошади держится как пришитый. Правда, смотрит мрачновато, но улыбка у него, Марфуша, просто замечательная! А как быка в воду загнал! Аркадий мне рассказал, что князю не привыкать к подобным переделкам. Он много лет прожил в Южной Америке. У него там огромное поместье, где он занимался разведением скота.
– Ну, вот, – всплеснула руками Марфуша и расплылась в довольной улыбке. – А сказали, в суматохе не рассмотрел! Да ведь он и поговорить с вами умудрился, и чуть ли не всю историю князя рассказать. А о нем самом что-нибудь узнали? Какого рода-племени, к примеру?
– Да нет, не успела, – пожала плечами Ксения, – он и про князя-то всего десяток слов успел сказать, прежде чем усадьба показалась… Потом, Павлик все время досаждал Аркадию вопросами про князя, водятся ли в его поместье крокодилы и слоны и приходилось ли ему встречаться с каннибалами.
– Это кто ж такие? – поразилась Марфуша.
– Дикие люди, которые занимаются людоедством.
– О боже! – Марфуша перекрестилась. – Они что ж, и вправду там водятся?
– Аркадий признался, что сам в тех местах не бывал, но если Павлик желает, то князь непременно ему расскажет о своих приключениях.
– И князь согласился?
– А он нашего разговора не слышал. Он в стороне от коляски скакал, чтобы грязью из-под колес не обдало.
– И то слава богу, Павлику нашему в диковинку со взрослыми мужчинами разговоры вести. Только бы маменьке не проболтался про это.
Ксения вздохнула:
– Я просила его не слишком вдаваться в подробности, иначе нас больше не выпустят гулять за пределы усадьбы, но, думаю, это не поможет. Рассказывай не рассказывай, но Наташа все равно все узнает. И если даже не сильно рассердится, то рисковать жизнью сына не осмелится. – И, внезапно спохватившись, с тревогой посмотрела на горничную: – А с платьем что же? Его ведь теперь не починить?
– Платье я в бане сожгла, даже пепла не осталось.
– Теперь одна надежда, что Наташа про него забудет. Балов все равно не предвидится, надевать мне его некуда. – Ксения печально вздохнула. – Одного не пойму, зачем она выписывает и мне, и себе такую пропасть нарядов. Одна забота теперь их от пыли встряхивать да лавандой перекладывать, чтобы моль не завелась. А мне так хочется потанцевать. – Она подхватила юбку за края и закружилась возле зеркала в вальсе, весело подпевая в такт своим движениям.
– Ой, барышня, не к добру вы веселитесь! – Марфуша с опаской посмотрела на дверь. – Барыня первым делом к Павлику наведается и, как только синяк узрит у него под глазом… – Горничная схватилась за голову. – Что будет, господи! Сошлет меня барыня, непременно сошлет или на птичник, или, того хуже, поросят пасти на Макеевском хуторе.
– Ладно, не голоси раньше времени, – прикрикнула на нее Ксения. – Что ты Наташу в самодурку какую-то превращаешь? Разве она не поймет, что такой случай один на тысячу приходится?
– На божницу помолитесь, барышня, чтоб она это поняла, только разве не знаете свою сестрицу? Коли она в гнев войдет, никому не поздоровится. Э-эх! – Марфуша протяжно вздохнула. – Ей бы с князем познакомиться. Самая он ей пара. И усадьбы рядом. Их бы поженить, а потом и о нас с вами подумать можно! Как бы ладно все получилось. Барыню за князя отдать, вас – за его приятеля, а меня – за Евсейку.
– Опять ты за старое, одни женихи на уме, – усмехнулась Ксения, пытаясь скрыть от самой себя, как неистово вдруг забилось сердце, а кровь прилила к щекам при одном предположении, что жизнь ее может измениться подобным образом. Сладостное томление проникло во все жилочки и растеклось по телу. Необъяснимая радость переполняла ее душу, хотелось вновь танцевать, петь, пробежаться босиком по траве наперегонки… Она закрыла на мгновение глаза, представив того, с кем бы ей хотелось сейчас более всего на свете вновь оказаться на лугу и пробежаться наперегонки. На том самом лугу, где ей бережно обмыли и забинтовали рану, а потом подняли на руки и донесли до коляски, потому что она помимо шляпки потеряла еще и туфельку. И Аркадий пошутил, что непременно найдет ее хрустальный башмачок.
Но… Ксения встрепенулась. Он даже не спросил ее имя. А она не посмела представиться. Как же он найдет ее? Правда, он знает, где расположена усадьба, но он вполне мог принять ее за гувернантку. Поэтому и вел себя столь раскованно, шутил и смеялся, оттого что посчитал ее за воспитательницу Павлика. А она-то размечталась, как он тайными тропами проберется к дому и найдет способ вызвать ее на свидание. Или завтра с утра тоже тайный курьер доставит ей письмо, в котором Аркадий признается, что с первых мгновений их встречи…
Ксения досадливо дернула головой. Все это напрасные иллюзии, которыми она чрезмерно забивает себе голову. Еще ни одна ее мечта не исполнилась, а, наоборот, все, что она ни загадает, происходит шиворот-навыворот или вовсе, не сбывается. Вот и сегодня, чего они только с утра не намечтали с Марфушей на пару. А что получилось? Сплошные неприятности!
В дверь постучали, и девушки, вздрогнув от неожиданности, испуганно переглянулись. А Марфуша еще перекрестилась.
– Барыня приехали и велели вам, Ксения Кирилловна, в столовую спуститься! – возвестил рослый лакей Данила, он же старший брат Марфуши.
– Ну, как, Данилка? – справилась у него сестра, кивнув на дверь. – Сильно сердитая или в меру?
– Что сердитая, не скажу, – пожал плечами Данила, – но губы поджаты, а брови нахмурены. Однако, дома ли Павлик и барышня, вроде без злости спросила.
– Лучше бы она ругалась, – вздохнула Ксения и с видом вступающей на костер великомученицы отправилась к выходу из спальни. Марфуша торопливо перекрестила барышню вслед. Она знала, что ее черед придет чуть позже, и тогда уж барыня не обойдется хмурым взглядом. Лишь бы плетку в ход не пустила. Сама Марфуша только слышала о способностях барыни обращаться с плеткой. Говорят, запросто горлышко бутылки хлыстом срезает. Поэтому вся дворня с ужасом ждала того момента, когда хозяйка пустит плетку в дело, ведь прежний хозяин, граф Гаврила Изместьев, да и его сынок Федор большие мастаки были «вбить разум в башку через задницу». Так весьма изящно выражался князь Гаврила и крайне усердно свой же завет исполнял, устраивая массовые экзекуции на конюшне даже за малейшую провинность. Сынок от него не отставал, но ввел для порки единый день, четверг…
Вот уже восемь лет минуло, как отпели князя Федора в усадебной церкви, а графиня Наталья взяла бразды правления в свои руки. Они у нее по-мужски сильные, но и характер тоже не по-женски жесткий и своевольный. Вероятно, потому, что с малых лет она видела только нужду. Отец, Кирилл Бертеньев, столбовой дворянин, славный род которого начинался от Рюриковичей, успел задолго до ее совершеннолетия пропить не только свое вовсе не малое состояние, но и приданое своей жены, урожденной графини Ромашовой. Худой, небритый, беспрестанно кашляющий, он бродил по комнатам их старого дома, бранился с экономкой, дрался с их единственным лакеем. Слуги, жалея его жену и дочерей, не позволяли Кириллу Бертеньеву выносить и продавать на пропой последние вещи.
Но потом умерла мама, а вскоре отец пропал, оставив Наташу, которой едва исполнилось двенадцать лет, с трехлетней Ксенией на руках. Он исчез из их жизни навсегда. И, как шептала старая экономка Анфиса, торопливо крестясь и боязливо оглядываясь по сторонам: «Сгинул, горемычный! Грех говорить, но слава те, господи!»
Так что и Наталья, и ее младшая сестра если и встречали в своей жизни мужчин, то только самого низкого пошиба, вроде своего отца и его грязных собутыльников. А после замужества Натальи – графа Федора и его гнусных приятелей, что было гораздо хуже. Отец хотя бы не предавался разврату у детей на глазах.
После гибели отца девочек приютила дальняя родственница матери княгиня Машкова. Бедная тетушка, она думала, что совершила благое дело, выдав Наташу в семнадцать лет замуж за богатого графа Федора, сына своей близкой подруги. Да и Ксения тоже поначалу радовалась за сестру, не подозревая, к каким страданиям и несчастьям приведет это замужество. Милая, ласковая Наташа! Сколько ей пришлось вытерпеть унижений и откровенных издевательств от этого негодяя, которого судьба определила ей в мужья. Но и Ксении тоже изрядно от него доставалось и щипков, и подзатыльников. А более всего графу Федору нравилось неожиданно ухватить ее за ухо и дернуть с особым вывертом, отчего она заходилась в плаче, а он, вытирая пальцы о сюртук, брезгливо кривился: «Песья кровь! Прочь с моих глаз!»
Прошло уже столько времени со дня гибели графа, казалось, живи и радуйся, однако Наташа словно с цепи сорвалась! Раздражена, сердита постоянно и, как бы сестра ни пыталась ей угодить или подладиться под ее настроение, вечно ею недовольна, вечно выговаривает ей за малейшую оплошность.
Ксения набрала полную грудь воздуха, словно собралась нырнуть в воду, хотя на самом деле она стояла перед входом в столовую, где ее дожидалась Наташа. И наверняка та уже в курсе печальных событий, которые произошли незадолго до полудня за три версты от их усадьбы.
Девушка сделала глубокий выдох, быстро огляделась по сторонам и неожиданно подумала: «А может, и впрямь Марфуша права? И Наташе стоит познакомиться с князем?» Она опять вздохнула, представив на мгновение сестру и красавца-князя рядом. И вправду пара из них получилась бы просто замечательная! Только разве она осмелится даже заикнуться по этому поводу?
Ксения вздрогнула, представив реакцию сестры на подобное заявление, решительно отодвинула штору и перешагнула порог столовой.
Сестра не оглянулась и не ответила на приветствие. С одной стороны, ее оправдывало то, что, повернув сына лицом к окну, она самым внимательным образом рассматривала синяк под его глазом. Но с другой – она с не меньшим беспокойством могла бы поинтересоваться самочувствием единственной сестры, которой досталось гораздо больше, чем Павлику.
Но Ксюша тотчас отбросила эту мысль! Только не ревность! Она должна понимать, что Наташа прежде всего мать и забота о сыне у нее на первом месте. Но любовь эта порой смахивает на сумасшествие: сестра столь же сильно обожает Павлика, сколь люто ненавидела его отца.
– Что ж, и то хорошо, что хоть глаза не лишился! – Наташа поцеловала Павлика в лоб и усадила рядом с собой на диван. Ее тяжелый взгляд остановился на Ксении, не посмевшей подойти ближе. – Чего застыла? – Сестра усмехнулась. – Не бойся! Не ударю! Почему вы все так меня боитесь? Неужто я зверюга какая? – Последнюю фразу она повторила с горечью, но тут же, словно устыдившись минутной слабости, задала новый вопрос, с хорошо известными всем обитателям «Антика» жесткими нотками: – Объясни, как вы оказались за три версты от усадьбы, по другую сторону озера, если я разрешила отъезжать не более чем на версту?
– А мы журавля хотели посмотреть. – Голова Павлика выскользнула из-под руки матери, и он заглянул ей в глаза. – Там в камышах журавли живут. И Егор говорил, что раз журавушка с гнезда поднялась, значит, журавлята уже вылупились. Правда, Ксюша? – кинул взгляд он на растерянную тетку.
Племянник ее старательно выгораживал, потому что журавлей они собирались посмотреть только завтра, но мальчик как никто другой знал, чем грозит непослушание даже его взрослой тетке. Матушка не выносила, если кто-то поступал против ее воли. И он в том числе.
Ксения молчала. Павлику было легче. За вранье его пожурят, возможно, оставят на денек без сладкого, но если Наташа поймет, что она тоже ее обманывает… Ксения нервно сглотнула и подняла на сестру испуганный взгляд.
– Таша, я… Мы не заметили… Погода стояла такая чудесная… Мы ехали и ехали…
– И даже не увидели, что дорога обогнула озеро? – усмехнулась Наталья. И вдруг хлопнула ладонью по валику дивана. – Только не ври! Кучер мне сказал, что ты с самого начала велела ему ехать на луг за озером. Что вы там искали на пару с Марфушей?
– Мы хотели набрать букеты для столовой и гостиной. Там столько ромашек!
– Ромашек полно за усадьбой, и совсем не надо снаряжать коляску и кучера для подобных целей. Разве я не права?
Вместо ответа Ксения опустила голову. Наталья поджала губы и смерила ее взглядом. Затем взяла лежащий рядом сверток и, брезгливо скривившись, извлекла из него соломенную шляпку. Вернее, то, что от нее осталось.
– А теперь объясни, дорогая, по какому поводу тебе вздумалось вырядиться в новую шляпку? Неужто ромашки стоят подобного почитания? Надеюсь, они по достоинству оценили твой наряд?
Ксения покраснела, но ничего не ответила. Да и что можно было сказать в свое оправдание?
– Это я попросил Ксюшу надеть новую шляпку, – опять влез в разговор ее защитник. – На старой у нее и ленты, и цветы еще прошлым летом выгорели.
– Помолчи, когда старшие разговаривают, – прервала его мать и не удержалась, добавила: – Надо же, как вы против меня спелись! Слова уже нельзя сказать!
– Маменька, – Павлик не уступал ей в упрямстве, – Ксюша и Марфа ни в чем не виноваты. Этот бык выскочил из леса. Вы должны пастухов наказать, что позволили ему вырваться.
– Они будут наказаны, – произнесла Наташа сквозь зубы. – Они у меня узнают, как исправно службу нести! – Она прижала голову Павлика к груди и принялась покрывать ее поцелуями. – Господи, сынок, ты не понимаешь, что он мог вас изувечить, убить… – Она заглянула ему в глаза. – Скажи, только честно, ты сильно испугался? А то я велю привезти из села бабку, чтобы она заговорила тебя от испуга.
– Ничего не надо! Я совсем не испугался! – Мальчик вскочил на ноги и воинственно сжал кулаки. – Я тоже хочу научиться скакать на лошади, как князь! Вы бы видели, маменька, как он лихо загнал быка в воду. И тот сразу перестал буянить. Поревел малость для порядка, и все!
– И все! – вздохнула Наташа и опять перевела взгляд на сестру. И Ксении крайне не поздоровилось от этого взгляда. Сестра встала с дивана. Опершись ладонью о стол, она произнесла, как обрубила: – С сегодняшнего дня все прогулки вне усадьбы прекращаю! Я не потерплю, чтобы моя сестра, которую я полностью содержу, рисковала жизнью моего сына в угоду своим низменным желаниям. Я не потерплю, чтобы она без моего ведома встречалась с незнакомыми мужчинами! Я не потерплю, чтобы эти мерзкие животные, которые пропахли вином и табаком, ступали на мою землю даже ради благих целей.
– Но, маменька! – Павлик соскочил с дивана, схватил мать за руки, заглянул ей в глаза. – Вы не можете запретить нам гулять! Быка снова заковали в цепи, и он больше не вырвется! А меня Егор обещал научить на лошади кататься и на веслах по озеру ходить…
– Ни боже мой! – вскрикнула в ужасе Наташа. – Никаких лошадей! Они же могут понести или лягнуть! И про лодку ничего слушать не хочу. А если ветер подует и перевернет ее? Нет, нет, даже речи не может быть! – Она отстранила сына от себя. – Перестань морочить мне голову. Сейчас отужинаем, прочитаешь мне четыре страницы по-латыни. Посмотрим, чему тебя Ксения научила, помимо того, чтобы лгать про журавлей. – И с укором посмотрела на сестру. – Ты знала про лошадей и лодку? При тебе Егорка ему обещал?
Ксения не успела ответить. Глаза Павлика яростно блеснули. Он топнул ногой.
– Ксюша не учит меня лгать! И Егора не трогайте! Он не виноват! Я его сам просил! – И вдруг зашелся в плаче: – Противная маменька, злая маменька! – И когда Наташа попыталась его обнять, вырвался из ее рук и выбежал из столовой.
– Ну, чего застыла? – Наташа побледнела и с гневом посмотрела на сестру. – Добилась, чего хотела? Матушка ему, видите ли, злыдня несносная, а тетка – ангел небесный! – Лицо ее скривилось. Она быстро отвернулась, махнула рукой и приказала: – Беги за ним! Как бы чего не случилось.
Ксения кивнула головой и, подобрав юбки, выбежала вслед за племянником.
