Текст книги "Ключи Пандоры"
Автор книги: Ирина Мельникова
Соавторы: Георгий Ланской
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Часть I. Небеса в огне
Глава 1
Удача подобна пирогу. Стоит зазеваться, и тут же стянут из-под носа лучший кусок. Так и с сенсацией. Не успеешь глазом моргнуть, как пролетит мимо с издевательским хохотом, и другой уже пожинает лавры, успев ухватить ее за облезлый хвост.
Те, кто считает работу журналиста невероятно увлекательной, жестоко ошибаются. Как везде, здесь полно рутины, отнимающей массу сил и времени. Иной раз, стоя на ледяном ветру, понимаешь, сколько полезных дел смог бы переделать за три протокольных часа ожидания видного политика или губернатора, которым вздумалось открыть очередной памятник или жилой комплекс. Но, увы, попав за ограждение, уйти до конца мероприятия невозможно, а ведь нужно еще о нем написать…
Впрочем, хорошо, когда есть чем забить газетную полосу, пусть даже скучнейшей информацией, которая рядовому читателю абсолютно неинтересна. Хуже, когда писать не о чем. И случается это, конечно же, летом, когда информационных поводов остается с гулькин нос или того меньше.
Конец мая – финиш нормальной и плодотворной работы во всех редакциях. С его приходом мозг дает заметный крен в сторону пляжей, шашлыков на природе, дачного сезона. И если для обывателя это вполне привычное, местами даже радостное время, то для журналистов наступает унылая пора.
Грядущее лето предвкушают все, готовясь к его приходу почти с безумным нетерпением. Белые лепестки яблонь и накрахмаленные фартуки выпускниц, горьковатые запахи черемухи, пьяные от весенних ароматов трудяги-пчелы и нежная, еще не запыленная листва – все это май. Прогулки по ночным улицам при свете фонарей, когда прилипшая к ногам тень вытягивается до несуразной длины, становятся все дольше и приятнее. Солнце падает за горизонт поздно и появляется рано, кажется, едва успев отдохнуть от дневной суеты. И ты, наконец переживший слякотную осень и зимнюю стужу, невольно думаешь, что это счастье будет продолжаться вечно…
Хуже лета только январь с его чередой бесчисленных праздников: Новый год, Рождество, Старый Новый год – кошмар, политый майонезом. Отупев от такого количества выходных, люди вспоминают, что нужно работать… До того момента, когда придет лето.
Но оно пока не наступило, и поэтому Никита Шмелев уныло слушал своего собеседника и мечтал о побеге.
Он давно выключил диктофон и, с трудом сдерживая зевок, делал вид, что рассматривает документы, разложенные на столе. Толстая пачка пожухлых, ломких листков лишь внешне выглядела внушительно. На деле ж ничего интересного в них не было.
Над ухом зудел надоедливый голос, излишне громкий, чтобы ему не внимать. Но и внимать не получалось. Отдельные фразы не имели ни малейшего смысла, некоторые повторялись дважды, а то и трижды, но сути это не меняло.
– …И тогда я написал ему, – бубнил на одной ноте седовласый мужчина лет семидесяти. – Господин прокурор! Прежде всего хочу поздравить вас с годом Синего Петуха и пожелать долгих лет жизни…
Никита, очнувшись от вязкой полудремы, с удивлением посмотрел на собеседника. Столь оригинальной жалобы в прокуратуру ему встречать не приходилось.
Собеседник Никиты, довольно бодрый дедок по имени Николай Петрович Савченко, выведал каким-то образом его адрес и ранним утром заявился с визитом. Никита, одуревший спросонья, выслушал сбивчивые и туманные объяснения старика, который имел, по его словам, невероятно серьезный компромат на городские власти. Документы были настолько важными, что он побоялся выносить их из дома. Выпроводить Савченко удалось, но после того, как Никита поклялся срочно приехать и разобраться в архиве.
«Почему не послал его подальше? Майся теперь и слушай этот бред, – лениво подумал Никита и вновь сделал вид, что читает бумаги. – А что делать? Город как вымер, поневоле будешь кидаться на всякую ерунду».
Вырваться от Савченко было невозможно. Он дважды приказывал супруге подать гостю чай, хватал Никиту за руку и тыкал в лицо кучей никчемных бумажек самого нелепого содержания. Среди них были жалобы в различные инстанции и стандартные ответы-отписки, мол, ваша жалоба рассмотрена, но меры не будут приняты по такой-то причине… Вокруг стола вальяжно прохаживался пятнистый питбуль, преданно смотревший хозяину в глаза. На Никиту пес взирал с меньшей благосклонностью, словно прикидывая, за какое место лучше цапнуть. Никита пил теплый чай, отдававший веником, и мрачнел от безысходности.
Квартира Савченко была маленькой, темной, заставленной тяжелой, советских времен мебелью. В воздухе витали запахи пыли и старых тряпок. По углам стояли прошлогодние банки с солеными огурцами, громоздились стопки газет и пачки желтой от времени бумаги. С потолка свисала длинная гирлянда серой паутины такой толщины, что на ней можно было удавиться.
– …После того я написал прокурору о подрывной деятельности Алексея Воронина, но мне так и не ответили, – удрученно вздохнул Николай Петрович. – Вот послушайте: «Уважаемый господин прокурор! Прежде всего хочу поздравить вас с наступающей Пасхой и пожелать счастья, здоровья и успехов в семейной и личной жизни…»
– В семейной и личной? – не сдержался Никита.
Савченко запнулся и поднял на журналиста покрасневшие, слезившиеся от старости глаза.
– Что такое?
– Ничего! – буркнул Никита и поинтересовался: – Вы все жалобы предваряете пожеланиями?
Старик смотрел на него не понимая. Питбуль недоуменно перевел взгляд с гостя на хозяина и даже приоткрыл пасть, чтобы гавкнуть, но лишь вздохнул.
Никита покачал головой.
– Николай Петрович, честно, не хочу больше слушать, в чем провинился перед городом и его жителями несчастный Воронин. Мы сидим уже битый час, разбираем ворох бумаг, но я до сих пор не понял, ради чего меня позвали. Где обещанный компромат на городские власти?
Савченко задохнулся и, покраснев от гнева, нервно дернул головой. С носа свалились очки и упали на стол. Подхватив их трясущейся рукой, Савченко сгреб со стола бумаги и стал совать их Никите в лицо. Пес нервно переступал с ноги на ногу.
– Это! Это! Разве это не компромат?
– Нет, не компромат! – спокойно, памятуя, что рядом сидит питбуль, сказал Никита.
– А что, по-вашему, если не компромат? – выкрикнул фальцетом старик и, нацепив очки на нос, уставил на него негодующий взгляд.
Никита ответил не сразу. Духота, царившая в тесной квартире, сводила с ума. Спина взмокла, рубашка прилипла к телу, по́том, наверно, разило за версту. А он сидел и слушал бредни старика, которому повсюду мерещились заговоры.
Что с ним поделать? Бывший военный, растративший молодость на беготню по гарнизонам, он, судя по всему, искренне верил, что о любом отклонении от правил нужно докладывать начальству. Но начальство плевало на Савченко с высокой колокольни. Скорее всего, жалобы вообще никто не читал. Их сразу отправляли в корзину и отделывались стандартными ответами. В какой-то степени Никита чиновников понимал. Делать им больше нечего, как чьи-то кривые буквы разбирать. Пусть на компьютере печатает! Но Савченко не сдавался и продолжал строчить ябеды шариковой ручкой, мелким почерком, поскольку отродясь не подходил к компьютеру и даже не знал, как тот выглядит.
– Видите ли, Николай Петрович, – мягко сказал Никита, подавив раздражение. – Все, что вы рассказали, разумеется, интересно, но ваши жалобы ничем не подтверждены. Формально прокурор вам ответил, верно? И мэр тоже.
– Но это же отписки!
– Конечно, отписки, но я не могу построить статью на отписках. Факты нужны, Николай Петрович, а у вас их нет. Свидетели, документы, фотографии. А что мы имеем? Только ваши обращения в прокуратуру и мэрию. Этого недостаточно.
Савченко побагровел, но Никита не позволил ему раскрыть рот.
– Найдите свидетелей, которые подтвердят все вами сказанное. Тогда у меня будет с чем пойти в прокуратуру. Как только соберете документы, заявления, акты, справки, позвоните мне, хорошо?
– И вы не дадите им спуску? – с надеждой спросил присмиревший Савченко.
– Конечно! – улыбнулся Никита. – Мы им покажем кузькину мать!
Николай Петрович выдохнул полной грудью и неожиданно гаркнул в сторону кухни:
– Бабка! Водки неси! Сейчас мы с товарищем тяпнем!
– Нет-нет, я за рулем, – испугался Никита. – Мне давно пора!
– Так мы по рюмашке! – не унимался Савченко. – Выпьем, и я тебе помогу донести документы до машины. Видишь, сколько их у меня! Полный ящик!
От мысли, что придется с пятого этажа тащить на горбу кучу ненужной макулатуры, Никита оторопел, но быстро выкрутился.
– Тихо! – прошипел он, приложив палец к губам. – Мой телефон наверняка прослушивается! Вы же знаете эти штучки? Мы тут все на особом контроле. А у вас документы будут в полной безопасности.
Савченко вытаращил глаза, а затем быстро-быстро закивал головой и огляделся по сторонам с таким видом, словно в каждом углу таились шпионы в черных масках, вооруженные пистолетами с глушителями.
Питбуль посмотрел на Никиту с интересом.
– Хвоста за вами не было? – прошептал дед.
– Не знаю! – честно признался Никита. – Но на всякий случай вышел бы через черный ход. У вас есть черный ход?
– Откуда? – вытаращил глаза Николай Петрович.
Никита с трудом удержался от смеха. Действительно, какой черный ход в панельной пятиэтажке?
– Жаль, – протянул он с сожалением и с решительным видом поднялся со стула. – Придется рисковать. У вас случайно оружия не осталось?
– Есть ружье! Охотничье! – обрадовался Николай Петрович. – Могу вас подстраховать!
– Ни в коем случае! – воспротивился Никита, представив картину, как он чуть ли не бегом направляется к машине, а следом короткими перебежками поспешает старик с берданкой наперевес. – Охраняйте архив!
– Слушаюсь!
Савченко сорвался с места. Шуганув попавшую под ноги супругу с подносом, на котором стояли бутылка водки, две рюмки и блюдце с вареной колбасой, он приоткрыл входную дверь, высунул в подъезд голову и зловещим шепотом доложил:
– Кажись, чисто!
– Благодарю за службу! – тоже шепотом ответил Никита и поспешно направился к двери, оставив позади липкие запахи убогой квартиры, неприятного старика и агрессивного пса с тяжелым взглядом. Выйдя из дома, Никита оглянулся и увидел в окне пятого этажа ствол ружья, который хищно метался из стороны в сторону.
– Не дай бог еще разок такого счастья, – пробормотал он, двинувшись к автобусной остановке. Савченко не нужно знать, что журналист прибыл к нему на маршрутке.
По дороге домой Никита с раздражением думал о том, что угробил на ерунду весь вечер, оставшись в итоге без материала для статьи, на которую он так надеялся. Рассчитывать, что кто-то осчастливит его убойной темой в десять вечера, было бессмысленно. Опьяненный маем город ликовал, предвкушая летнюю жару и всеобщую беззаботность, и до пустого, скучного содержания газет ему не было дела.
Ложась спать, Никита пожелал, чтобы утром ситуация изменилась, поскольку краснеть перед шефом не было никакого желания. Обычно его мечты не исполнялись, но поздно ночью небрежно брошенный на пол телефон издал соловьиную трель, возвещая о пришедшем сообщении.
Глава 2
Городской дом культуры производил гнетущее впечатление. Мэрия не нашла ничего лучшего, как использовать под него помещения бывшего завода имени Кирова. Завод давно обанкротился, просторные цеха арендовали разные фирмы, производившие мебель, пластиковые окна и ширпотреб всех мастей. Административную часть отдали культуре.
Снаружи здание выглядело ужасно, но и внутри тоже глаз не радовало. Стены, выкрашенные когда-то в болотный цвет, были грязными, в пятнах плесени, с обвалившейся местами штукатуркой. Побелка давно облупилась и зияла шрамами трещин. Узкие, словно обглоданные по краям ступени лестницы вели наверх. Из коридора второго этажа слышался хор голосов, неслаженно выводивший что-то бодрое и, несомненно, знакомое. Снизу, из подвала, доносилось звонкое тюканье по металлу. Никита поднялся по лестнице, стараясь не прикасаться к жирным от въевшейся копоти перилам и стенам.
Удручавшее слух пение доносилось из-за широкой двери, увенчанной рыцарским щитом, вырезанным из фанеры. Никита открыл ее и отпрянул в удивлении. В комнате полукругом стояли несколько старичков и старушек, радостно напевавших: «Ой, цветет калина!» Старички выглядели нарядно и молодцевато – в наглаженных брюках и рубахах, старушки – с бледными от пудры лицами, синими тенями на веках и тонкими бровками дугой, как персонажи вампирских саг при дневном свете. Мужчина лет пятидесяти раздвигал мехи баяна и притопывал в такт ногой. Дверь скрипнула, и баянист злобно покосился на Никиту.
– Вам чего? – прокричал он, ни на минуту не переставая играть на баяне. Толку от этого было мало, хор упорно пел сам по себе. Никита бегло оглядел комнату, убедившись, что привычные предметы меблировки исчезли.
– А где ролевики? – громко спросил он. – Где найти Дениса Дмитриева?
– Убирайтесь вон! – прошипел баянист и отвернулся.
Никита открыл было рот для достойного ответа, как вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за рукав. Обернувшись, он увидел сухонькую старушку, чинно сидевшую у стенки на стульчике с болонкой на коленях. Болонка смотрела на Никиту сквозь прорехи в челке налитыми кровью глазками.
– Мила-ай, иди вниз, – пропела старушка неожиданно басом. – Слышишь, блямкают? Дыц-дыц! Как ведром по голове. Вот там он и есть. Иди, родимай!
Никита вышел в коридор и прислушался. Снизу по-прежнему доносился бойкий грохот. Спустившись в подвал, он пошел на звук и, нащупав в полумраке дверную ручку, потянул на себя.
В узкой, как щель, комнатенке тихо играл магнитофон. Мужчина лет тридцати лупил молотком по узкой железяке на импровизированной наковальне. Увидев Никиту, расплылся в улыбке, швырнул молоток на стол и, вытерев руки грязной тряпкой, шагнул навстречу.
– О, Никитос, пропащая душа! Сто лет тебя не видел! С чего вдруг на ролевку не приехал?
– А меня звали? – хмыкнул Никита, разглядывая комнату.
Денис сокрушенно развел руками, мол, забыли, наверное, ничего не попишешь.
– Как живется, Дэн? С чего вдруг в вашей комнате бабки «Интернационал» горланят? – спросил Никита, смахнув с колченогого стула какие-то щепки, и уселся с предусмотрительной осторожностью. Стул скрипнул, но выдержал.
Денис развел руками вторично, но теперь его лицо выражало досаду.
– Да, блин, директор у нас – караул! Помнишь, в каком состоянии та комната была? Даже полы отсутствовали, крысы пешком ходили. Мы договорились, что ремонт сделаем за свой счет, лишь бы с нас аренду не брали. Вкалывали, как папы Карлы. Все свое: доски, ДВП, краска… Три месяца прокайфовали, а потом нас выперли.
– Мотивация?
Денис уселся прямо на стол, закурил и зло прищурился.
– Очень простая мотивация. Видишь ли, хор ветеранов важнее движения ролевиков. Рыцарские турниры – не комильфо, перед губернатором шибко не выпендришься. А вот хор заслуженных работников тыла – это ураган как круто! Та комната самая большая, им, понимаешь ли, акустика нужна. А какая на хрен разница, где свои гимны базлать? Все равно глухие через одного… Вот, сюда сослали. Ладно, хоть за эту нору денег не просят. Я тут доспехи делаю, ребята приходят, но… Сам видишь, развернуться негде. Тиснул бы статейку о нашем бедственном положении?
– Тисну! – пообещал Никита. – Чем занимаетесь, бездельники?
– С чего вдруг бездельники? – притворно обиделся Денис. – Смотри, какую красоту изобразил! Осталось только меч сделать.
Облаченный в доспехи манекен стоял, притулившись к стене. Пластмассовое тело облегала сеть кольчуги. Ноги и руки защищали шипастые щитки. Голову закрывал шлем с забралом. Рука в тяжелой перчатке сжимала древко штандарта с вышитым гербом. На круглом деревянном щите, обитом жестью, красовался тот же, что и на двери, герб: желтая башня с квадратными зубцами, паривший над ней не то дракон, не то гриф и переплетенные между собой буквы ЛВК, выведенные готическим шрифтом.
– ЛВК? – спросил Никита, ткнув пальцами в аббревиатуру. – Это кто у нас? Лыцарь Вонючее Копье?
Денис раскатисто захохотал.
– Скажешь… Это Левин Вадим Константинович, владелец ресторана «Камелот». Вот, заказик организовал. Поставит в главном зале под изображением валькирии. И будет мне счастье, ну, и денег перепадет малая толика. Скажи круто?
– Круто! – согласился Никита и без предисловий перешел к делу. – Я вот почему пришел… Ваша банда занималась уфологией?
– Когда это было! – пожал плечами Денис, затягиваясь сигаретой. – Все давным-давно кануло в Лету, все быльем поросло. С какого перепуга тебя вдруг это заинтересовало?
Вместо ответа Никита сунул Денису под нос мобильный и нажал на пару кнопок. На дисплее запрыгало, задергалось изображение: черное небо, на заднем плане вроде бы лес. С неба валилось светящееся размытое пятно, задевая огненным шлейфом кроны сосен. Летели снопом красные искры, затем в кадр попало что-то светлое, смазанное, похожее на дощатый настил… По ходу съемки не прозвучало ни единого звука, как будто у снимавшего были проблемы с телефоном.
– Прикольно! – задумчиво сказал Денис. – Это где ж такое?
– В Миролюбове. Знаешь те места?
Денис неопределенно пожал плечами, что могло означать как «да», так и «нет».
– Где-то на краю цивилизации. Почти на границе с соседней областью…
– Ты там бывал?
– Ну, проезжали мимо пару раз, только не по главной трассе, а со стороны Каменного Брода. Дорога там получше, не слишком убитая. Нас туда Кречет таскал, уверял, что пришельцы в тех местах так и шастают. Он и был в нашей банде главным Малдером.
– Кречет? Фамилия?
– Нет, погоняло! Фамилию не помню, просто Леха Кречет. У него на тот момент совсем башенку скособочило. То богиня Изида являлась, то Богоматерь, ну а пришельцев он видел каждый день пачками. А потом налетела комиссия, проверки начались, он и пропал.
– Проверки? – удивился Никита. – Что там можно было проверять? Или дурка ездит с визитами по желанию трудящихся?
– При чем тут дурка? Его на предмет лишения родительских прав тягали.
– Кто ж так постарался?
– Здрасьте! – ехидно усмехнулся Денис. – Ты, конечно!
– Я? – удивился Никита. – Окстись! Я даже не знал его!
– Жестокий вы человек, Никита свет Александрович, бессердечный и безответственный. Подвели человека под монастырь, раздавили аки жука навозного и не заметили. И ведь дела вам нет до судьбы загубленной…
– Ой, да буйну голову потупил, от стыда под землю провалюсь, – в тон ему ответил Никита и отвесил низкий поклон. Затем выпрямился и смерил Дениса взглядом. – Пургу несешь, дорогой! Что-то не припомню такого факта в своей трудовой биографии.
– А концерт «Солнечных бардов» помнишь? Лехина шайка была. Они про цветочки и травку песенки пели, по городам и весям слонялись, с марсианами речи вели. Леха жену таскал за собой, детишек двоих. И на беду решили у нас концерт дать, донести людям слово свое. А тут ты на концерт явился, ну и, как серпом по яйцам, им всю малину и сгубил.
Никита озадаченно хмыкнул, потому что мигом вспомнил тот концерт, на который собралось полсотни зрителей. С десяток бардов, смахивавших на долго постившихся хиппарей, распевали заунывные песни про радость, солнышко и птичек. Оборванная банда называла себя «солнечной» в знак приобщения к природе, красоте и миру на всей земле. На общем фоне выделялся предводитель – высокий худой мужчина с длинными пегими волосенками и благостным взглядом. Его жена, неопрятная, с серым изможденным лицом, подпевала ему тоненьким голоском в унисон с двумя детишками – тощими и бледными, точно стебельки картофеля из темного погреба.
Пока жена и дети продавали в фойе самопальные диски с творчеством бардов, руководитель дал Никите пафосное интервью, в котором по простоте душевной признался, что школа для его детей – не главное. А путь к свету – совсем наоборот. Вопреки городской традиции не писать плохо о людях, которые хоть краем касались искусства, Никита в пух и прах разнес «Солнечных бардов» с их солнечной философией. Кто знал, что после той статьи власти всерьез возьмутся за семейку, таскавшую за собой детей по городам и весям?
– И где сейчас ваш Кречет? – спросил Никита. – Неужели никто не в курсе?
– Хрен его знает! Он после того случая свинтил из города вместе с семьей. Чего им тут ловить? Жили подаяниями да тем, что на концертах своих заработают. Сам понимаешь, на их представления публика не ломилась. Спасибо хоть морду не били.
Денис выронил зажигалку, наклонился за ней. Из-под расстегнутой на груди рубахи вывалилась и повисла на шнурке отливавшая золотом круглая бляха с выбитыми на ней странными знаками.
– Ого, – поразился Никита, – это что ж такое на шее носишь? Амулет сварганил? Под старину?
– Нет, от деда досталось! Сказали, чистое золото! Хотел загнать на новое снаряжение, да отец грозится убить, если дедову память продам!
– Дай посмотреть!
Денис с неохотой снял шнурок с шеи и подал ему бляху.
– Ничего себе! – восхитился Никита, взвешивая ее на ладони. – Тут же граммов сто, наверно. По нынешним ценам тысяч на пять зеленых потянет. Машину можно купить. Шею-то не ломит от тяжести?
– Не ломит! – буркнул Денис. – Дедов талисман это. Не продается! Смотри, что на нем выбито! Это коловрат – славянский символ. Крюковый солнечный крест – один из древних оберегов.
– Похоже на свастику, – сказал Никита, пристально рассматривая амулет. – Только здесь она восьмиконечная и концы загнуты влево, а у фашистов она о четырех концах, направлена вправо и повернута на сорок пять градусов. При этом должна находиться в белом круге, а тот – на красном прямоугольнике.
– Ишь, знаток! – скривился Денис и забрал у него амулет. – Коловрат – солнечный щит, хранит и укрепляет духовную твердость, воинский дух, несет свет, тепло, добро. Не знаю, поэтому или нет, но как надел дедов оберег, все стало получаться… Тьфу три раза, чтоб не сглазить!
Он сплюнул через плечо и постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.
– Похоже, он самодельный, – задумчиво сказал Никита. – Это где ж столько золота твой дед нашел? В советские времена за такие дела и к стенке могли поставить! Подпольный цех имел или золото в тайге промышлял?
– Чего привязался? – рассердился Денис. – Не был он цеховиком, и старателем не был. Прапорщиком он служил. А эту штуку у него нашли, когда помер. Сам понимаешь, объяснений он не оставил. Может, после бабкиной смерти кольца ее переплавил и сварганил на память.
Никита недоверчиво хмыкнул.
– Сам сварганил?
– Вряд ли, но что, мастеров трудно найти? – с вызовом произнес Денис. Похоже, он разозлился не на шутку. – Я сам таких наляпаю пруд пруди. Тут главное – матрицу изготовить, рисунок вырезать, лучше из прочного камня. Затем лист серебра, меди или золота кладешь на готовую матрицу, сверху устанавливаешь пуансон. Это блямба такая типа пакета из кожи или свинчатка в металлическом ободе. И бьешь по нему что есть силы деревянным молотком. С одной матрицы можно две-три сотни таких блях настучать. Еще скифы этим баловались.
– Дай-ка посмотрю, – протянул руку Никита.
Но Денис отступил на шаг и затолкал оберег глубже под рубашку.
– Перебьешься! Что ж вас так возбуждает это золото?
– Кого – вас? – удивился Никита.
– Так Леха Кречет чище тебя возбудился! Я ему показал на всякий случай, мол, что за знаки такие? А он аж затрясся! Схватился за него и лопочет как умалишенный: «Ярило! Коловрат!» А после того как я у него амулет отобрал, пояснил, что русские по происхождению арии, то есть ярые, от Ярило – языческого бога солнца. Отсюда, дескать, пошли названия русских городов Ярославль и Красноярск, а Россия, и того лучше, страна лучезарных, ярых людей…
– Какую чушь несете, милейший, – засмеялся Никита. – Особенно про Красноярск! Твой Кречет точно на голову больной!
– Не говори, – вздохнул Денис. – Еле от него отцепился. Представляешь, квартиру предлагал взамен амулета.
– Квартиру? Этот бродяга? – совсем уж развеселился Никита. – Небось с видом на мусорную свалку?
– Уймись, – нахмурился Денис. – Забили на амулет и на придурка Леху.
– Забили! – кивнул Никита и уже спокойно спросил: – Больше не ездили в Миролюбово?
– Нет, конечно! Что мы там забыли, на краю географии? Ну да, лес там, горы опять же начинаются, не бог весть какие по высоте, но все же красиво! Но ехать уж больно далеко, для ролевок неудобно. Мы вон за город выбрались, мечами помахали и довольны. А ты что? Съездить туда хочешь?
– Надо бы! – вздохнул Никита. – Если б кто отвез, я б того человека неделю пивом поил.
– А сам чего? – осведомился Денис. – Ты же на колесах. Или нет?
– Мой Боливар пал смертью храбрых. У вас точно никто туда не ездит?
– Кажется, нет, но я поспрашиваю. Мы ведь почти все городские. Ну что, тиснешь статью про наши беды?
– Тисну, – пообещал Никита, поднимаясь со стула.
– Спасибо, – обрадовался Денис. – А мы, если что, организуем подвоз под бок к пришельцам.
– Да ладно, – отмахнулся Никита. – Есть у меня один доброволец, кто точно до Миролюбова довезет.
