Текст книги "Избранные произведения в двух томах (том первый)"

Автор книги: Ираклий Андроников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Может обнаружиться в вашей публичной библиотеке, вплетенный в старую книгу. Надо искать среди брошюр, оттисков, вырезок из журналов. Есть сведения, что в 1925 году известный книговед и оценщик букинистических редкостей Алексей Иванович Кудрявцев в Петроградском книжном фонде обнаружил и тогда же передал в Публичную библиотеку тетрадь, заключавшую прокламации петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», сшитые вместе со вторым выпуском работы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» Искали. Пока что по этим указаниям не обнаружили. Но эта тетрадь ведь может еще и найтись!

Поверьте: никто не решится категорически утверждать, что часть вторая ленинского труда исчезла бесследно и навсегда. Надо искать! Искать одновременно и в Советском Союзе, и за границей. А параллельно и рукопись этой работы Ленина! Я предлагаю: примемся вместе за дело! Попадутся на глаза старые бумаги, сложенные в углу старые книги – вспомните: желтенькая тетрадка, в половину листа. На обложке – крупные машинописные буквы «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». И сверху римская цифра – II.

Начнем этот поиск с помощью Всесоюзного радио!

1969
ДАВАЙТЕ ИСКАТЬ ВМЕСТЕ!

Когда в конце 1969 года я отправился в Швейцарию вместе с научной сотрудницей Института марксизма-ленинизма Зинаидою Алексеевной Левиной, мы имели в виду широкие поиски ленинских документов, но, конечно, в первую очередь следов южаковской библиотеки.

Скажем прямо: я не очень рассчитывал на то, чтобы по прошествии почти шестидесяти лет так сразу обнаружить следы Южакова и его книг. План заключался в том, чтобы, начав поиски, рассказать о них в печати и по радио, втянуть в эти поиски читателей газеты и радиослушателей и, обратившись за помощью к ним, посвятить во все сложности. И искать дальше – следы уже не одного экземпляра, а всех. И не одному, а вместе с огромным «активом». Убежден, и в этом убеждении пребуду, что только при помощи радиослушателей, читателей, телезрителей можно поиск такой превратить в повсеместный и массовый и рассчитывать на результат.

Расчет оправдался. В ответ на статьи в «Литературной газете» и на обращение по радио пришло множество откликов. И среди них много таких, в которых сообщаются ценнейшие сведения и подаются квалифицированные советы.

Прежде всего – два слова о Южакове, сыне народника. Он действительно уехал в Швейцарию – жил в Женеве, давал уроки племянникам председателя Государственной Думы Родзянко. Иногда приезжал в Россию. Революция застала его в Петрограде, откуда он перебрался в Курск, а с 1920 года обосновался в селе Ракитном на Белгородщине, где стал заведовать советской трудовой школой и создал великолепный педагогический коллектив. Написала мне обо всем этом ракитянская учительница Мария Петровна Сидорова, которая в те времена только еще начинала преподавать.

В Ракитном у Южакова было пять стеллажей книг и еще целый шкаф. Он привез с собою в Ракитное самые ценные из библиотеки отца.

В 1926 году он заболел и отправился в Ленинград, где ему сделали операцию, но спасти не смогли.

Книги свои он завещал ракитянской школе. Но остались они у Ирины Даниловны Федутенко, которая служила в школе уборщицей и вела у Южакова хозяйство. «И хорошо сделала, что хранила,– пишет Мария Петровна Сидорова,– потому что во время войны от школы ничего не осталось».

Когда сын Ирины Даниловны – Семен Федутенко окончил в Москве институт, мать переехала жить к нему, книги взяла с собой.

Федутенко Семен погиб на фронте в Отечественную войну. Федутенко-мать живет в Шацке – в доме престарелых. Вдова Семена прислала письмо: все книги погибли во время войны. Уцелел только шкаф.

Что касается сведений о Н. С. Южакове, их подтвердил ленинградский актер Владимир Викторович Усков. Он хорошо помнит его: с Южаковым был дружен его – Ускова – отец.

Советы и сведения присылают не только в адрес «Литературной газеты» и Радио, пишут в адрес Института марксизма-ленинизма и по моему домашнему адресу. Подают советы по телефону, при встречах – как искать? где искать? Но всего более – в письмах.

Вот, например, сообщение из Томска. Там в 1904– 1905 годах в доме врача Грацианова существовала нелегальная типография, в которой собирались печатать труд Ленина «Что такое «друзья народа». Это издание не состоялось. Через несколько лет помещение типографии, вырытое под домом, обрушилось, и все имущество типографское арестовала полиция. В Томском архиве есть протокол, где перечислены взятые тогда вещи. «Так нет ли в этом архиве и той желтой тетради, которую собирались перепечатывать и которую теперь ищете вы?» – задает вопрос автор письма, к сожалению, не сообщивший своего имени.

Другое письмо. «В годы гражданской войны,– пишет радиослушательница Перетнельева,– в Акше Читинской области по рукам ходили тетрадки ленинского труда «Что такое «друзья народа». Попросите Читинский архив поискать в своих фондах».

«Напишите Шишову Александру Николаевичу,– предлагает пермский профессор Иван Степанович Богословский.– В 1911-1915 годах Шишов хранил в Перми подпольную социал-демократическую библиотеку. Ныне он живет в Омске».

Вера Леопольдовна Штюрмер, жившая долгие годы в Перми, советует искать в городах Верхней Камы – в Усолье, в Чердыни, Березниках, где были крупные социал-демократические организации. «В Чердыни,– пишет она,– исторический архив хранится в старой церкви, в подвале. Может быть, поискать ленинскую работу там?»

Из Кашина Калининской области советы подает М. Кнышинский, считает, что надо искать библиотеку не одного Южакова, но и других народников, с которыми полемизирует Ленин. Надо искать архивы сотрудников журнала «Русское богатство»; с ним был связан не один Южаков, но и Кривенко, и Михайловский, и другие народники-публицисты.

На это могу ответить. Проверил. Иные архивы не сохранились, другие дошли до нас и хранятся в порядке. Но в них следов утраченного второго выпуска покуда не обнаружено. А вопрос поставлен в письме г. Кнышинского правильно: так, только так, если использовать самомалейшие способы к отысканию желтой тетрадки, дело сможет увенчаться успехом.

Известный литературовед профессор Владимир Николаевич Орлов посоветовал обратить внимание сугубо на Библиотеку Академии Наук СССР в Ленинграде. Именно там в дореволюционные годы академик Шахматов, великий русский филолог, скрывал от жандармских глаз документы партийного социал-демократического архива.

Разумеется, я побывал в Ленинграде, беседовал в дирекции Библиотеки. Попытки найти ленинскую работу уже делались. Тем не менее дирекция снова дала указания проверить старые фонды. То же самое обещали предпринять в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина. Искали не раз. Но в настоящее время идет описание хранящихся в библиотеке листовок и революционных воззваний, заканчивается разборка неописанных фондов. Это – остатки… Но, понятно, будет сделано все…

На ленинградских архивах и книжных собраниях советовал сосредоточить внимание и историк Г. С. Жуйков, долгие годы занимавшийся разысканием ленинских документов.

Безусловно, Ленинград-направление поисков очень важное. В Петербурге гектографировался ленинский труд, переписывался от руки, изучался внимательно, передавался из рук в руки. Не могли исчезнуть все экземпляры! Хоть один-то должен был уцелеть! В Ленинграде надо искать непременно.

«Поищите в фондах Русского заграничного исторического архива, находящегося в Москве, в Центральном государственном архиве Октябрьской революции,– подает совет из Оренбурга писатель Леонид Большаков.– Этот фонд долгие годы находился за рубежом, изучен еще недостаточно».

Ольга Алексеевна Эдиэт – она живет в Подмосковье – рекомендует прочесть статью профессора Б. А. Бялика. Оказывается, подпольные издания начала века, среди них листовки нижегородской и саратовской социал-демократических организаций, и даже работы Ленина, были найдены в 1956 году в Арзамасе Горьковской области.

Обращаюсь к известному исследователю творчества Горького – Борису Ароновичу Бялику. Это тем легче мне сделать, что мы с ним друзья. «Да,– подтверждает он,– в этом смысле Арзамас – весьма перспективный город. Вслед за нечаянной находкой планомерные разыскания могут привести к результатам еще более важным».

Но это, так сказать, советы характера общего.

А вот стопка писем, и в них – указания, где искать архивы людей, имевших непосредственное отношение к распространению интересующего нас ленинского труда.

Конверт из города Вязники Владимирской области от Хворостухина Павла Ивановича. Узнаю, что Алексей Александрович Ганшин, тот, который в 1894 году в имении Горки Владимирской области размножал ленинский труд, все свое имущество и библиотеку впоследствии перевез на фабрику «Свобода» в Бельково. После него все имущество перешло к его сыну. А с этим сыном Хворостухин вместе работал на фабрике. Так вот: искал ли кто-нибудь ленинскую тетрадь в Белькове?

К письму Хворостухина примыкает сообщение москвича Константина Сергеевича Волкова. Волков рассказывает со слов своего соседа. А сосед его – Алексей Сергеевич Ганшин, состоящий в дальнем родстве с Ганшиным Алексеем Александровичем. Волков сообщает: дома Ганшиных находились в Юрьеве-Польском. Следы «желтых тетрадок» следует искать там. Действительно: кажется, ни Бельково, ни Юрьев-Польской в сферу планомерных поисков ленинского труда еще не включались.

В годы гражданской войны в городе Вольске Саратовской области жила семья Куликовых. И у Надежды Ивановны Куликовой хранились тщательно переписанные от руки все три тетрадки ленинского труда с пометой «Июль 1894 года». Куликова их давала читать Федору Ивановичу Панферову, впоследствии ставшему известным писателем. Об этих тетрадках он рассказал в своей автобиографической повести «Недавнее прошлое», напечатанной в 1956 году в «Новом мире».

«В Куйбышеве надо искать! – заявляет Антонина Ивановна Петрищева, – в Областной библиотеке, где лежат «штабеля необысканных книг». Случай был: в книгу по пчеловодству был вплетен «Коммунистический манифест».

И второе сообщение в том же письме: до революции в Куйбышеве (бывшей Самаре) был закопан железный ящик с нелегальной литературой. Закопал его самарский революционер Арцыбушев. Клад не найден, хотя его долго искали и в раскопках принимал участие сын Арцыбушева. Правда, в ту пору этот сын был подростком, но ездил зарывать ящик вместе со взрослыми. Не может ли в этом ящике находиться ленинская тетрадь?

Такие предположения есть. В ящик были уложены письма Ленина к Глебу Максимилиановичу Кржижановскому, уложены документы самарского партийного архива. Закопал Василий Петрович Арцыбушев этот оцинкованный ящик на одном из волжских островов напротив Самары. Закопал будто бы под «красивой сосной».

Поиски велись еще до войны, когда был жив Глеб Максимилианович Кржижановский. И пока что не привели ни к чему. Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в курсе всех этих дел.

Идею продолжения поисков самарского клада страстно поддерживают проживающий в Куйбышеве Сергей Владимирович Ильин и московский художник Ильин Евгений Владимирович, его брат. Но рассказывают они историю клада несколько иначе.

«В нашем доме в Самаре,– пишет Ильин-художник,– находилось Восточное бюро ЦК РСДРП, которым руководил Василий Петрович Арцыбушев. С ним работала моя бабушка – Ильина Евгения Яковлевна, ныне покойная. Она и мой дед были дружны с Глебом Максимилиановичем Кржижановским. Ожидая ареста, Кржижановский передал бабке свою переписку с Лениным в ящике, где, как предполагают, была рукопись «Что такое «друзья народа».

При личном свидании, художник Ильин показал мне свою переписку с братом и посвятил в свои планы, как надо вести дальнейшие розыски. Оба они просто одержимы стремлением отыскать ленинский клад! Я тоже думаю, что поиски надо возобновить.

До сих пор мы, однако, говорили о письмах, излагающих сведения о существовании второй части «Друзей народа», идущие, как говорится, от третьих лиц. А есть ли прямые свидетели? Люди, державшие эту тетрадь в руках? Видевшие ее своими глазами?

Да, Любовь Николаевна Лобанова утверждает, что видела. Одно время она была связана с ленинградским Политехническим институтом, где хранится библиотека идейного противника Ленина Петра Бернгардовича Струве. «В 1946-47 учебном году,– пишет Лобанова,– я работала в кабинете марксизма-ленинизма и видела там несколько экземпляров «Что такое «друзья народа». И там находилась среди них серо-желтая тетрадь, напечатанная очень бледным шрифтом. Ручаться, что это вторая часть, не могу, но кажется, что она».

Снова отправляюсь в Ленинград. В фундаментальной библиотеке Института подтверждают: библиотека Струве хранится у них, передана сюда в 1919 году по распоряжению Владимира Ильича Ленина. Показывают документ, адресованный заведующему Петроградским библиотечным отделом Кудрявцеву.

«Охраните от расхищения библиотеку Струве, находящуюся в Политехническом институте,– пишет Владимир Ильич. – Передайте особо ценное в Публичную библиотеку, остальное Политехническому институту». И – характерная ленинская черта: ничего не упускать из виду. «Портрет Герда, работа Ярошенко,– продолжает Владимир Ильич,– подлежит передаче Нине Александровне Струве через дирекцию Политехнического института. Исполнение телеграфируйте.

Предсовнаркома Ленин».

Все поражает здесь: забота о сохранении ценнейшей библиотеки, и предложение целесообразно ее использовать, и указание, чтобы портрет выдающегося русского педагога Герда был возвращен его дочери – бывшей жене Струве. И требование телеграфировать об исполнении.

Интересуюсь библиотекой Струве. Хранится она вместе с другими книгами. Специальной описи тогда не составили. Гектографированные тетрадки ленинского труда в генеральном каталоге не значатся. В кабинете марксизма-ленинизма, где их видела Любовь Николаевна Лобанова, их тоже нет. Правда, с тех пор проходили проверки фондов… Но ведь это же ленинская работа!

Напоминаю: работа ленинская, по имени Ленина на этих тетрадках нет: только название, номер и дата – римская цифра II, сентябрь 1894 года, «Издание провинциальной группы социал-демократов» (последнее, как уже сказано, – для того, чтобы сбить с толку охранку). Может быть, тетрадь приняли за номер журнала, поскольку есть номер, месяц и год?

– Нет, это сомнительно,– считают в библиотеке,– тем более что и среди периодических изданий этой тетради нет. Очевидно, и не было.

Но Лобанова утверждает: «лежала слева, в нижнем шкафу».

Оценивая все эти данные, следует помнить, что тот самый А. И. Кудрявцев, которому адресовано ленинское письмо, утверждал, что шесть лет спустя он нашел вторую часть работы Ленина «Что такое «друзья народа» в Петроградском книжном фонде и передал эту тетрадь в Публичную библиотеку, где, к сожалению, обнаружить ее не удалось до сих пор. А коли так, то трудно допустить, что от внимания Кудрявцева могла ускользнуть такая же тетрадь в библиотеке Политехнического института. Впрочем, может быть, библиотеку Струве он не обследовал?

Но это еще не все!

Из Чувашии, из города Шумерля, пишет Н. Новиков, член КПСС с 1917 года. Вскоре после Октябрьской революции он был направлен в Тверь па работу. Разбирая там жандармский архив, он обнаружил фотографию Ленина с описанием примет и изложением биографических данных. «Тут же,– пикет товарищ Новиков,– была пришита эта желтенькая тетрадка. Я об этом поделился с товарищем Мальковым. А вскоре к нам на работу прибыл товарищ Шибаев. Весь архив я передал ему».

Институт марксизма-ленинизма послал запрос в Калининский партийный архив-ответ отрицательный.

Прислал письмо москвич – доцент Модест Евгеньевич Афанасьев. В Егорьевске,– тогда это был городок Рязанской губернии – имелась подпольная социал-демократическая библиотека. С 1906 года, после жандармского погрома, она хранилась у матери Афанасьева. Потом книги находились в Рязани. А перед Великой Отечественной войной остатки этой библиотеки отдали Модесту Евгеньевичу, и они хранились у него дома в Москве, в квартире, где он тогда проживал: на Верхней улице. Гектографированные тетрадки ленинского труда были вложены в тома сочинений Ленина.

В октябре 1941 года, когда Афанасьев находился в рядах Красной Армии, а соседи его эвакуировались из Москвы, комнатой завладел гражданин, истребивший афанасьевскую библиотеку. Из подпольных егорьевских книг уцелели случайно «18 брюмера Луи Бонапарта», «История французской революции» Минье, Блосс – «Революция 1848 года», «Эрфуртская программа» Каутского, еще несколько книг и… (это -главное и веское подтверждение слов Афанасьева) – «Экономические этюды и статьи» Владимира Ильича, изданные в 1899 году в Петербурге. Мерзавец, истребивший ленинские труды, не знал, что Владимир Ильин – тоже Ленин. Эта книга Владимира Ильича – издание редчайшее, которого нет даже в очень крупных библиотеках, хотя первоначальный тираж его был по тем временам очень высок: 1200 экземпляров.

Находясь в ссылке, в Сибири, Ленин изданию этой книги придавал большое значение. Это был первый сборник его работ, первое собрание статей, примыкавших по содержанию к работе «Что такое «друзья народа». «К характеристике экономического романтизма» – называется первая статья в сборнике. Дальше идет: «Перлы народнического прожектерства» – острейшая критика того самого Южакова, с которым ведется полемика в «Друзьях народа», во втором, утраченном выпуске.

Появление этого сборника составило целое событие в жизни Владимира Ильича, о чем рассказывает в одном из своих сибирских писем Надежда Константиновна Крупская.

Эта книга сохранилась у Модеста Евгеньевича Афанасьева. Он вручает ее мне с просьбой передать в Центральный музей В. И. Ленина как подарок его к ленинским дням.

Просьба исполнена.

Итак, есть свидетели, которые утверждают, что видели гектографированные оттиски «Что такое «друзья народа».

Видел Новиков «желтенькую тетрадь».

Видел и хранил у себя Афанасьев «экземпляры такого издания».

Лобанова видела и, полагает, что это была вторая часть ленинского труда.

Панферов пишет, что получил от Куликовой, прочел и вернул ей потом переписанные от руки все три тетрадки.

Это пока не находка. Но, если так пойдет дальше, уверен, что обнаружим.

Надо искать в библиотеках среди неразобранных книг. Среди конволют – то есть переплетенных вместе брошюр, оттисков, тоненьких книжек. Искать в архивах, особенно тех городов, где в свое время по рукам ходили «желтенькие тетрадки». Искать в личных архивах и в личных библиотеках. Второй выпуск был! Если еще могут возникнуть сомнения в том, успел ли его изготовить Ганшин в Горках, в Москве, то ведь петербургское гектографированное издание сомнению не подлежит! Был второй выпуск! О трех тетрадках вспоминает Надежда Константиновна Крупская. Вспоминает Анна Ильинична Елизарова – сестра Владимира Ильича. Мартов говорит о трех выпусках, то есть о полном тексте ленинского труда.

Давайте докажем, что если будем искать все вместе,-

найдем!

1970
О НОВОМ ЖАНРЕ

1

Летом 1937 года мы ехали с Беном Ивантером, с его женой и двенадцатилетней дочкой в Грузию. Я поселил семью возле Сурами – в Квишхетах. Они решили ехать со мной.

Для всех, кто его знал, имя Беньямина Абрамовича, Бена, или Боба Ивантера, будет всегда ассоциироваться с «Пионером», который он создал и редактировал более десяти лет. Этот журнал пользовался в те годы необыкновенным успехом. Цветную обложку его переворачивали торопливо и дети и взрослые и, пробежав оглавление, принимались просматривать, а потом читать повести, рассказы и очерки – про школу, про события в Испании, про большевиков на Северном полюсе, про летчиков и танкистов, про легендарные походы гражданской войны, про подвиги мифического Геракла, про путешествия вокруг света, про «университет неотложных дел», вплоть до задач, кроссвордов, фокусов и загадок. Было в этом журнале что-то заразительно интересное, увлекательное, масса выдумки, изобретательности, простых и умных решений, острое чувство времени, понимание величия совершающихся вокруг тебя дел, педагогический и журналистский талант людей, выпускавших этот журнал. Ивантер работал в «Пионере» с увлечением, с азартом.

В 1941 году вышла книжка его рассказов, которую он озаглавил «Моя знакомая». В ней, в этой книжке, чувствуется та героическая романтика, которая бушует в рассказах друга Ивантера – Аркадия Гайдара.

Война унесла обоих. Гайдар погиб четыре месяца спустя после начала войны, Ивантер был убит 5 июля 1942 года на Калининском фронте, где он работал специальным корреспондентом в армейской газете.

Он погиб, не достигнув тридцативосьмилетнего возраста. И хотя курчавая голова его давно уже стала седой, во всем его облике – в светлых, ясных глазах, в его смуглом славном лице, в заразительной и застенчивой, словно удивленной, улыбке, во всей его складной и сильной фигуре, в громком и бодром разговоре – было очень много шумной, неугомонной юности. И ходил он быстро и легко. И с ним легко было говорить о самом веселом и о самом серьезном.

О серьезном и о веселом говорили мы с ним и тогда, в вагоне, уносившем нас из Москвы в Закавказье. На лице Ивантера то и дело вспыхивало изумление – таким новым, необычным и увлекательным было для него все, что можно было придумать для журнала, рассказать, исследовать, найти. В конце 1936 года я принес в журнал несколько фотографий с вещей, стоявших на письменном столе Пушкина,– каждая была снабжена небольшой подписью. Картинки напечатали. После этого мы познакомились с Ивантером ближе. И вот теперь, на досуге, в купе, он пристрастно расспрашивал меня, что я делаю.

Занятия мои отношения к «Пионеру» иметь не могли. Я, начинающий в ту пору историк литературы, мечтал об академической репутации, принимал участие в подготовке нового издания Лермонтова и только что закончил расшифровку таинственных инициалов некоей Н. Ф. И., которые Лермонтов выставил в заглавии нескольких юношеских своих стихотворений. Я с увлечением рассказывал Ивантеру, с каким трудом удалось выяснить мне, что под этими буквами влюбленный Лермонтов скрыл, следуя романтической традиции, имя юной московской красавицы Наталии Федоровны Ивановой, как мне удалось отыскать в Москве внучку Ивановой, у которой хранился портрет Н. Ф. И., как напал я на след старинного семейного альбома, а в альбоме оказались еще не известные лермонтовские стихи, и-о счастье! – обращенные к той же самой… Н. Ф. Ивановой… На эту тему я уже написал статью.

– Все эти подробности, разумеется, в статью не вошли,-горделиво заявил я Ивантеру.-В ней сообщаются одни результаты поисков.

– Ты с ума сошел! – вскричал Ивантер.– Ты академическим стилем задурил себе голову! Это же детективная повесть! Если ты не можешь ее написать так, как ты ее рассказал, мы пригласим в редакцию ребят и посадим стенографистку. А потом ты обработаешь запись, и мы дадим ее в февральский номер. Назвать это надо как-нибудь вроде «Одна из загадок Лермонтова»… Нет! Лучше– «Лермонтовская загадка»… Или… постой: «Тайна Н. Ф. Ивановой». Или, может быть, лучше – «Загадка Н. Ф. И.»?… Да ты не спорь, ты сперва напиши…

Когда мы возвратились в Москву, Ивантер сдержал обещание, пригласил в редакцию стенографистку и посадил передо мною ребят. А потом выкорчевывал из текста рассказа наукообразные рассуждения и обороты. В одной из ближайших книжек журнала «Загадка Н. Ф. И.» была напечатана. На заглавие я согласился не без некоторых колебаний. Очень уж оно казалось мне ненаучным, я боялся, что это скомпрометирует меня в академических сферах. Хотелось назвать построже, что-нибудь похожее на обычное «К биографии Лермонтова».

– От этого можно лопнуть! – выкрикивал Ивантер с хохотом.– Ну и что из того, что ты уже писал на эту тему статью? История поисков и статья – вещи совершенно различные…

Тогда мне хотелось, чтобы различие это ощущалось не очень. Теперь я согласен: между статьей и описанием истории поисков существует принципиальная разница.

Статья, даже самая увлекательная, излагает итоги исследования. Ход мысли ученого, его догадки, сомнения, поиски, заблуждения, находки, неукротимое стремление добыть неопровержимые доказательства своей правоты, распаляемое часами, месяцами, а иногда и годами напряженного систематического труда, горение ума и сердца – все это обычно не находит отражения в статье. А между тем какой исследователь не знал этих мучительно-сладостных ощущений: поэзия научного поиска, «романтика» научной работы известны даже самым спокойным, самым бесстрастным. Не говорю уже о творцах новых направлений в науке. Один из величайших ученых нашего века, основоположник ядерно-экспериментальной физики Эрнест Резерфорд, считал, что «истинная побудительная причина», заставляющая экспериментатора с величайшей настойчивостью вести свои поиски, «связана с захватывающей увлекательностью проникновения в одну из глубочайших тайн природы».

Но именно эти захватывающие и побудительные причины чаще всего и не находят отражения в ученых трудах.

В нашей литературе мало-помалу утверждается жанр, материал которому дают поиски исследователей, ведущие к разгадкам исторических или научных тайн. Речь идет о книгах, в которых показаны не только результаты исследования, но самая последовательность научного труда и научного мышления. Появление у нас этого жанра предвидел Алексей Максимович Горький. Еще в 1933 году он писал: «Прежде всего наша книга о достижениях науки и техники должна не только давать конечные результаты человеческой мысли и опыта, но вводить читателя в самый процесс исследовательской работы, показывая постепенно преодоление трудностей и поиски верного метода».

С каждым годом мы все более убеждаемся в прозорливости Горького и видим, как возникает жанр, как велика потребность в подобных книгах, в которых писатель-исследователь, распутывая тайну, повторяя ход своей мысли, вслух анализируя факты, делает читателя соучастником в раскрытии исторических и научных загадок. И тот успех, которым пользуются у самых разных читателей труд академика И. Ю. Крачковского, увлекательнейшие книги по геологии академика А. Е. Ферсмана,– доказательство жизнеспособности этого жанра, его ёмкости, значительности его перспектив.

С детских лет мир казался Ферсману полным загадок и тайн, а среди них самой большой, самой интересной была тайна камня. Страсть к открытиям сделала Ферсмана ученым мирового класса, выдающимся геологом и геохимиком, географом-путешественником, организатором крупнейших промышленных предприятий в СССР по переработке химического сырья. Его книги – это воспоминания о том, как ему приходилось решать минералогические загадки, как раскрывались перед ним постепенно тайны природных богатств. Ферсмана читаешь с интересом, с необыкновенным волнением,– поле деятельности ученого становится все Шире и шире, разгадка одной тайны ведет к разгадке других. А в итоге эти разгадки внесли огромный вклад в наше социалистическое строительство. Первая книга А. Е. Ферсмана в этом жанре – «Занимательная минералогия». Потом появились «Воспоминания о камне», «Занимательная геохимия», «Путешествия за камнем». Не много написано книг, которые с таким блеском служили бы пропаганде науки, вызывали бы у читателя такое же страстное желание приобщиться к науке – к труду, полному романтики, сулящему множество еще не открытых тайн.

В мыслях академика И. Ю. Крачковского, когда он приступал к своей книге, вместо камней всегда стояли рукописи. Это его собственные слова. И мы видим, как загадка, возникшая перед замечательным востоковедом в 1910 году в библиотеке аль-Азхара в Каире, проясняется несколько лет спустя в зале университетской библиотеки в Лейдене, а решение ее приходит в результате упорных трудов только в 1932 году на Васильевском острове в Ленинграде. Таких историй в книге Крачковского множество. В предисловии он поясняет, что «писал воспоминания не о себе, а… о рукописях» и что прежде всего «хотел показать, что переживает ученый в своей работе над рукописями, немного приоткрыть те чувства, которые его волнуют и о которых он никогда не говорит в своих специальных трудах, излагая добытые научные выводы».

Надо ли напоминать «Путешествие на «Кон-Тики» Тура Хейердала, предпринявшего это полное опасностей, увлекательнейшее само по себе путешествие на плоту через просторы Тихого океана с одной целью – доказать связь между памятниками материальной культуры на островах Полинезии и культурой древнего племени, жившего на территории Перу! В памяти у читателей сюжет и второй его книги – «Аку-Аку»: ход мыслей исследователя, которому предстоит постигнуть тайну – каким образом жители острова Пасхи без всяких технических приспособлений переправляли на десятки километров и устанавливали гигантские памятники из каменных глыб величиною в железнодорожный вагон?

И все же это книги, обращенные учеными не к специалисту, а к массовому читателю. Но с не меньшим напряжением читаются строго научные статьи, в которых сохраняется «история мысли» исследователя. Академик И. Э. Грабарь в специальном сборнике «Вопросы реставрации» напечатал работу, в которой доказывает, что обнаруженная в Нижнем Тагиле «Мадонна» принадлежит Рафаэлю.

От этой статьи нельзя оторваться! Это роман, в котором действуют папы и кардиналы, императоры, короли, шарлатаны, знатоки искусства, спекулянты, а героиней является прекрасная женщина, созданная кистью художника. Шаг за шагом движется исследователь, решая один за другим вопросы: когда, через кого и откуда попала картина в Нижний Тагил? Каковы основания считать, что она писана в XVI веке? Где доказательства, что она принадлежит кисти самого Рафаэля, а не ученику его школы? Какие изменения претерпела фактура картины в связи с реставрациями, которым она не раз подвергалась на протяжении четырехсот с лишним лет?

Грабарь пришел к выводу, что это подлинный Рафаэль. У других искусствоведов на этот счет возникают сомнения. Я говорю сейчас не об этом. Специальная статья читается как «роман тайн».

Другой пример подобного рода – сообщение профессора М. А. Гуковского о «Джоконде» Леонардо да Винчи. С незапамятных времен хранящийся в Лувре портрет немолодой флорентинки с лицом, исполненным глубокой значительности, с загадочной усмешкой на устах считался изображением Моны Лизы, жены Франческо дель Джокондо. В 1911 году эта картина исчезла из Лувра. Через два года ее нашли. Дважды ее пытались сознательно уничтожить. Сотни авторов стремились разгадать тайну улыбки, изображенной на полотне. Не много картин на свете, которые могли бы оспаривать славу «Джоконды». Но вот в последнее время возникли сомнения. Мона Лиза Джоконда, когда ее писал Леонардо да Винчи, было около двадцати лет, муж ее благополучно здравствовал, а на луврском полотне изображена не очень молодая вдова. Сохранились сведения, что луврский портрет был заказан не мужем Моны Лизы, а человеком, который ее никогда не видел. На основании целого ряда соображений современные итальянские искусствоведы пришли к заключению, что находящийся в Лувре портрет изображает не Мону Лизу, а какую-то другую модель Леонардо да Винчи.