355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иосип Новакович » День дурака » Текст книги (страница 16)
День дурака
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:04

Текст книги "День дурака"


Автор книги: Иосип Новакович



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

28. Иван старается, чтобы его ne узнали на улицах родного городка

Умирая от желания выпить кружечку пенящегося пива, Иван решил зайти в «Погребок». Иван не забыл о своей внешности, поэтому сначала он пошел в парк к термальному источнику под стенами какой-то конструкции, напоминающей крепость. Он ополоснул лицо серной, испускающей пар водой, вытекающей из ржавых труб, вымывая остатки земли из ноздрей. Ржавая вода приятно пахла маслом. Иван втянул воду через нос и чихнул. Пар прочистил носовые пазухи, и, поднимаясь по лестнице, Иван вдыхал насыщенный хвойным ароматом воздух так глубоко, что ощутил себя по-настоящему живым.

Холодная луна лизала город, а там, куда она не дотягивалась, сгущалась темнота. Иван шел, держась поближе к стоящим вдоль улицы домам, прячась в потемках и чувствуя странную робость. Когда он дотронулся до выпуклости стены, то услышал, как внутри, в пространстве между штукатуркой и кирпичами, шипит песок. Дома все еще были обезображены оспинами, оставшимися после войны. Город мог бы уже оштукатурить раненые дома, но жители хотели помнить войну, чтобы ощущать себя мучениками. У Ивана возникло смутное чувство оторванности от своего города и неуместности этой прогулки после столь долгого лежания в гробу. Разумеется, Иван всегда мучился от ощущения того, что он здесь лишний, и он не хотел чтобы его узнавали. Он много раз и раньше ходил инкогнито.

На улицах царил полумрак, новый режим не был таким же богатым, как старый, и город был частично лишен электрического освещения. Когда Иван дошел до бара, то увидел Ненада, стоявшего у дверей, наклонившись вперед. Очевидно, он закрывал заведение. Иван закричал, но голос его подвел – он и сам себя толком не слышал.

Силуэт Ненада отделился от двери, пересек вымощенную булыжником улицу и направился прямо к своему серебристому, залитому лунным светом «BMW». Шины чиркнули по асфальту раньше, чем Иван услышал гул мотора, и Ненад проехал мимо на импортном чуде технической мысли. И тут Ивану пришло в голову: как странно, что Ненад, как и многие другие, кажется, намного состоятельнее него. А ведь Иван считал себя самым умным, но тут возникает старый вопрос – если ты такой умный, то почему такой бедный? С другой стороны, зачем ему такая блестящая машина? Ну, например, он мог бы поехать сейчас к себе домой. Но сейчас уже третий час ночи… Если он в такой час появится на пороге, это будет шоком для домашних. Днем Сельма увидит его отчетливо и не усомнится, что это действительно он, независимо от того, как она объяснит его появление – воскрешением из мертвых или просто поправился после неправильно поставленного диагноза, в котором есть и ее немалая вина.

На взгляд Ивана, он стал лучше, пережив смерть. Раньше он стал бы ненавидеть жену, считал бы делом чести злиться и мстить, а теперь был настроен мирно. Он вернулся в парк. Прохладный запах поросшей мхом земли прекрасно сочетался с ароматом затоптанных, покрытых пылью дубовых листьев и серной воды термальных источников. В лунном свете конусы кипарисов отбрасывали серо-голубые тени на гравиевые тропинки. Иван шел вдоль рельсов, уложенных на деревянные шпалы, пропитанные свежей смолой и маслом. Сквозь листья огромных дубов и берез не пробивался свет, который указал бы дорогу, – определенно, деревья выросли здесь за последние сорок лет. Единственная прелесть теперешнего возраста Ивана состояла в том, что деревья, которые он знал с юности, стали гигантами. Пока город ветшал и его жители старели, парк разрастался ввысь, становясь все более величественным.

Иван нашел бомбоубежище по специфическому запаху цемента, гнили и сырости, исходившему из него. Он ощупью двинулся вперед, чувствуя шероховатые стены и опасные кусочки ракушек, торчавшие из бетона, которыми можно было порезаться, как бритвой. Крошечными шажками он добрался до бетонной скамьи возле дальней стены. Вот, значит, каково это быть слепым – ты аккуратно тыкаешь во все пальцами, постоянно ощущая тревогу. Шаря вокруг, Иван укололся обиглу – это был шприц. Иван решил, что, должно быть, его использовали какие-то наркоманы. Он понятия не имел, что в его городе живет такая прогрессивная молодежь. А что, если у них ВИЧ? Я заболею СПИДом? – размышлял Иван. А что, если и правда? Болезнь проявит себя лет через пятнадцать, а еще через пять я умру, то есть в возрасте семидесяти лет. Но это больше, чем я надеялся прожить в самом лучшем случае. На некоторое время распространение вируса приостановилось благодаря войне, поскольку немецкие и американские секс-туристы перестали приезжать на побережье. Но потом ООН больше беспокоилась о строительстве борделей, а не убежищ ну, по крайней мере, посещали их чаще. Миротворцы и все расквартированные здесь сотрудники ООН были смесью молодых гормонов и вирусов, добавьте к этой адской смеси молдавских и украинских проституток, которые в жизни не слышали о презервативах, и все существующие вирусы и бактерии могли попасть в мою кровь на кончике этой иглы. Как я могу жаловаться на одиночество? Да я в самой замечательной компании: только что мне передались старания миллионов людей. Поэзия экстаза от секса или наркотиков проникла прямо в мою кровь и кости, и теперь, в следующие несколько лет, мое тело расшифрует и прочтет ее.

Кто сказал, что Низоград – провинциальный городишко? Посмотрите на эти презервативы и шприцы. Нет, это часть мирового сообщества, как говорят социологи, «всемирной деревни». И мой отказ от поездок за границу только что был оправдан.

Хотя, возможно, какие-то мальчишки подобрали шприцы в мусорном баке возле больницы и играли с ними, притворяясь наркоманами, и этот укол не добавил в мою кровь ничего нового, кроме капельки ржавчины, и я вовсе не заканчиваю цепочку острого возбуждения, а всего лишь сижу в мрачном подземелье. Возможно, я только и заработаю что вышедший из моды столбняк.

Иван расстелил одеяло, найденное на берегу, и пошарил руками по полу, нащупав стреляные гильзы, мягкие куриные косточки, гнилые ботинки и зажигалку, которую он тут же схватил, чтобы посветить. Пальцы онемели сильнее, чем он предполагал. Но после нескольких попыток пламя все-таки загорелось, и вскоре Иван при свете зажигалки нашел целую сигарету. Он закурил, выпуская колечки дыма и печально вздыхая.

Иван проспал от рассвета до сумерек. Даже грузовые составы, громыхавшие в каких-то двадцати метрах у подножия холма, не потревожили его сон, лишенный сновидений. Когда Иван проснулся, почувствовал, что у него затекло все тело. Болели бедра, плечи, спина – в основном боль расползалась по костям. Иван вспоминал отца, хранившего кости ноги и руки в мешке из-под картошки. Что случилось с теми костями? Они все еще где-то в подвале? Или же когда наступит Судный день и все мертвые воскреснут, отец поднимется из мертвых не на кладбище, а в подвале, в мешке из-под картошки, и ему придется раздирать ткань мешка, чтобы выбраться наружу.

Тусклый лунный свет пробивался через облака, но его было достаточно, чтобы различать тропинку, ведущую к термальному источнику. Иван умылся и попил – вода не была слишком горячей, как чай, смешанный с молоком, только этот чай был заварен из железа и серы, этакий чай Судного дня или первого дня творения, возможно, это капля пота, упавшая со лба Господа и оставшаяся на земле, которая никак не успокоится.

Все так же крадучись Иван пошел к бару. Но теперь на улицах попадались прохожие, но меньше, чем раньше. Перед войной большинство горожан отправлялись перед сном на прогулку. Но во время войны из-за частых артобстрелов люди отказались от этой привычки. А теперь видно, как во многих домах поблескивают экраны телевизоров. Кое-где эти вспышки были ритмичными, в оранжевых тонах, окно то заливалось светом, то становилось почти темным, то снова заливалось светом – наверняка какая-то высокохудожественная порнография. Можно рассчитать скорость фрикций по тому, как быстро темнота и свет сменяют друг друга. А если слышатся страстные стоны, доносящиеся из открытых окон, то, скорее всего, это фильм, а не настоящий «местный» секс. А если вы случайно услышите страстные крики местных жителей, то знайте, что громкое выражение страсти – это новая мода в нашем регионе, подражание Западу. Раньше секс былформой отдыха, поэтому им в основном занимались тихо и кричали разве что в самом конце, но на Западе создали свой стиль – привычку орать от удовольствия весь половой акт. Кроме того, местные жители получали удовольствие за несколько минут, а теперь стоны раздаются часами, словно низоградцы стали принимать кокаин, морфин и другие наркотики, благодаря которым возможен подобный секс-марафон. Как бы то ни было, Иван радовался, что привычка прогуливаться по утрам изжила себя. Да, люди все еще сновали взад-вперед и иногда не знали, куда и зачем, но в основном передвигались на машинах, создавая пробки на главных улицах. Иван выбирал улочки поменьше и в итоге вышел к «Погребку». Бра был переполнен, но Иван нашел свободный стул за столиком в углу.

Он никого не узнал. Отчасти в этом виновата война. В основном завсегдатаями этого бара были сербы, и большинство уехало – кто-то отправился «чистить» Сербию от хорватов и не вернулся, другие сами стали жертвами этнической чистки в Хорватии, и теперь Иван сидел в этнически «чистом» баре, хотя, разумеется, в нем было ужасно грязно из-за присутствия множества невоздержанных алкашей. После войны в Низоград приехало много боснийских хорватов, почти все высокие и худые, глядя на них, вы бы решили, что это бывшие узники концлагеря. Просто большинство выросло в горах на козьем молоке, лямблиозе, табаке и иногда туберкулезе. С другой стороны, некоторые из этих приезжих действительно пережили сербские концлагеря, например Омарску.

Вскоре появились Ненад и Бруно, далее не глянув в тот угол, где сидел Иван. Они выглядели даже более веселыми, чем в те дни, когда Иван был рядом. Может, вся эта чертова страна внезапно окажется оптимистическим местом, как Италия или Фиджи, где люди ведут необычные разговоры и все вокруг милые и дружелюбные? Очень даже вероятно. Нет, не может быть. И в этот момент посетители бара истошно закричали. На огромном телеэкране транслировали футбольный матч между его любимой командой «Хайдук» из Сплита и нелюбимым загребским «Динамо». Иван не следил за игрой, поскольку мешал густой дым и в баре, и над стадионом, и звон стаканов, которые зрители время от времени бросали в стену. Несколько палаш, пришедших в бар вместе с сыновьями посмотреть матч, испугались и ушли. Во время перерыва болельщики из Сплита сбросили несколько машин с загребскими номерами в Адриатическое море. Иван подумал, что хорваты теперь не играют с сербами, и континентальные хорваты ненавидят футбольные клубы с побережья, и наоборот, и если так и дальше пойдет, то вскоре разразится новая футбольная война, в результате которой Хорватия распадется на несколько новых банановых республик – Далмация, Славония, Истрия, Независимая республика Дубровник и так далее. Они будут такими маленькими, что стоит называть их фиговыми республиками, поскольку они помещаются на фиговом листке. Сейчас Ивану было наплевать, распадется ли Хорватия на пять крошечных государств или объединится с кем-нибудь. Хотя с кем ей объединяться? Эра объединения закончилась. Ивану хотелось лишь, чтобы на него обратила внимание бледная официантка с коричневыми мешками под глазами и желтыми полосками от никотина на зубах, но вот что странно: всякий раз, когда он пытался заговорить, голос куда-то пропадал. Он что, простудился?

Как только «Динамо» забило гол, какой-то крестьянин заказал пиво для всех. Одна кружка приземлилась и на стол перед Иваном. Технолог с пивзавода сказал Ивану, что «Starocesko pivo» – это единственное «живое» пиво в Хорватии. Дрожжи и впрямь были ядреными, у Ивана началась отрыжка, а живот раздулся, как каравай в печи. Его плоть поднимается, весело подумал Иван, может, дрожжи – необходимый ингредиент воскрешения, чтобы поднять покойника из гроба?

Вскоре игра закончилась. Пулеметные очереди и взрывы гранат гремели на улицах – жители всего лишь праздновали победу любимой команды.

Когда в баре стало тихо, Иван подслушал разговор двух мужиков за соседним столиком:

– Сумасшедший город! Сосед говорит, что вчера вечером в полицейский участок пришел мертвец.

– Ничего особенного. После войны всякие жуткие вещи случаются. Многие жертвы кровавых бесчинств бродят неприкаянные по ночам.

– Такие призраки обычно являются своим убийцам. Просто их мучает чувство вины, ночные кошмары, это неправда.

– Правда-правда. Такая же правда, как и тот футбольный матч, который мы смотрели. Кстати, всех этих пижонов в шортах заранее подкупили. Это как соревнования по борьбе. Только на экране матч должен выглядеть напряженным.

– Но только убийцы видят призраков, больше никто.

– Нет. Сегодня вечером, например, туг наверняка была парочка убийц, и все они могли видеть призраков.

– А ты сам-то видел?

– Нет, но я никого и не убивал.

– Не кричи об этом так громко. Разве ты не воевал в хорватской армии?

– Конечно воевал, но я там в основном играл в карты, пил пиво и переезжал на грузовиках из одного безопасного района в другой.

– Никому не говори. Лучше скажи, что ты раненый ветеран войны, и попроси пенсию.

– Уже просил, мне сказали, что я получупенсию, как только мне стукнет шестьдесят, и она будет маленькая, не хватит даже, чтобы покрыть расходы на пиво.

– Я не удивлен, на пиво и двух зарплат инженера не хватит. Ну, давай еще по одной. Ненад, друг мой, налей нам еще пивка!

– Разве ты не на машине? – поинтересовался Ненад.

– А я лучше вожу, когда напьюсь. Нервы успокаиваются. и я не сворачиваю, увидев черную кошку на дороге.

Ненад принес две коричневые бутылки пива, открыл их и вылил содержимое в кружки на столе.

Иван подошел к барной стойке и откашлялся Он попытался заговорить, но из горла вырывался лишь странный шипящий звук, словно Иван был гусем в прошлой жизни или в этой.

Ненад разговаривал с Бруно, который пил виски «Джонни Уокер Красный» со льдом.

– Все местные алкаши слышали историю о том, как твой брат донимал полицейских. Павел поверил, что Ивана похоронили с ценностями, и он пошел раскапывать могилу. А что, там и впрямь что-то стоящее?

– Разве что хорошая пара ботинок да веер Индиры Ганди, но я никогда не верил в его историю про веер.

– А веер золотой с рубинами?

– Нет, просто цветастый кусок мусора. Короче, приятель, не дашь мне еще несколько кубиков льда? Хочется побольше.

– Разве одного кубика недостаточно? Ты не боишься простудиться, заболеть ангиной или чем-то еще?

– В этой стране я не могу добиться, чтобы мне подали скотч со льдом. Не возьму в толк, как вы не понимаете, что лед – это здорово, единственный способ выпить, если не хочешь головной боли.

– Как пожелаешь. – Ненад прошел к холодильнику мимо Ивана, не заметив его, и принес целый бокал льда. – На, но не жалуйся, если завтра горло заболит.

– Es tut gut! [13]13
  Это полезно! (нем.)


[Закрыть]
– Бруно с хрустом погрыз кубик льда.

– Знаешь, – сказал Ненад. – Я слышал, что тех, кто убил много людей, никак не похоронить по-нормальному. Во время проливных дождей их гробы всплывают на поверхность, открываются, а тела смывает и уносит куда-нибудь в поля, где вороны выклевывают им глаза, а потом и мозг через пустые глазницы. Или случается оползень, и только их гробы оказываются на поверхности, или землетрясение. Короче, тела военных преступников носит по всей стране, и порой крестьяне подпирают их трупы и делают из них пугала, но однажды одно из этих пугал ожило, и всю деревню охватил ужас, люди стали сжигать поля, чтобы убедиться, что чучела погибнут в огне.

– Откуда ты взял эту чушь?

– Да здесь, в баре, мне рассказал парень из Бабиной Гряды.

– Ну, разумеется, ты здесь от этих пьяниц, хлебающих сливовицу, еще не такое услышишь. Если бы пили скотч, то не страдали бы галлюцинациями.

– Может, гроб твоего брата открылся, его тело вывалилось и… ты нее знаешь, он воевал в Боснии. Кто знает, чем он там на самом деле занимался.

– Мой брат никогда бы не стал убивать. Да, в детстве он был жестоким, но очень брезгливым – даже до лягушки дотронуться не мог.

– Еще как убил, он сам мне однажды рассказал по пьяни.

– Зависит от того, что он пил. Знаешь, самое противное, что те, кто реально убивал, помалкивают. а те, кто никого не тронул, рассказывают всякие небылицы.

– Ну. никогда не знаешь, что сорвется у человека с языка, порой, бывает, и правду говорят.

– Почему бы тебе не закрыть бар, и мы сможем…

Тем временем Иван пытался завладеть их вниманием, свистел, просил пива, возражал и заявлял, что он жив – на самом деле даже произнес речь, пересказав всю историю болезни, объяснил, что нет такой вещи, как воскрешение, просто ему поставили неправильный диагноз, а потом он пришел в себя и… но до них не доходило, тогда Иван схватил пустой стакан и разбил его об пол. Он боялся, что даже этот его поступок никто не заметит, поскольку в тот день расколотили столько много стаканов и могло показаться, что это просто очередной болельщик «Динамо» сходит с ума от радости.

Ненад перепугался. Он посмотрел в сторону Ивана и побледнел.

Бруно не повернул головы, но зато воспользовался паузой, чтобы выпить еще виски.

– Эй, это же… нет, не может быть! – закричал Ненад. – Смотри, призрак твоего брата!

– Да ладно, это все футбол и разговоры о призраках. Приди в себя!

– Смотри, вот же он, сидит вон там на стуле…

– Где? – Бруно посмотрел на Ивана, но он уже окосел от выпитого виски, поэтому, по-видимому, не замечал брата.

– Вон там… – Ненад пулей выскочил из-за барной стойки, столкнув стаканы, которые вдребезги разбились об пол.

Бруно еще раз посмотрел повнимательнее, наконец увидел брата, вскочил и запнулся о ножку стула. Падая, он порезал руку об осколок стакана, ругнулся – Scheise! [14]14
  Дерьмо! (нем.)


[Закрыть]
– и выбежал из бара.

Двое крестьян тоже встревожились, что же так напугало владельца заведения и его приятеля. Они посмотрели на Ивана и поняли, что он выглядит не как обычный человек, а скорее как не от мира сего, в прямом и переносном смысле. Они тоже покинули бар, но не так быстро, поскольку сверхъестественные явления время от времени происходили в их деревне или, по крайней мере, ожидались.

Иван вышел и увидел, как несколько человек удирают от него по улице. Ненад разблокировал замок на своем «BMW», и они с Бруно запрыгнули внутрь, и машина с ревом понеслась прочь. Иван покачал головой. Некоторые низоградцы ведут себя просто ужасно. Совершенно неприлично.

Иван остался в баре один. Это событие подействовало бы на него угнетающе, если бы Иван уже не пребывал в таком состоянии, по сравнению с которым любая депрессия казалась бы настоящим весельем. Да, противно иметь дело с такими суеверными людьми. Почему они не читали философию Декарта или даже труды женатого социолога Маркса, чтобы избавиться от этих предрассудков? Человек, видите ли, даже не имеет права прийти в себя после тяжелого заболевания. Разве они не должны обрадоваться, увидев, что Иван уже чувствует себя вполне здоровым, чтобы прийти в бар и напиться? А если даже предположить, что Иван – действительно призрак, то Бруно, Ненад и все посетители бара должны были отметить свой опыт общения с потусторонним миром, и они все сейчас должны были бы радостно напиваться.

Иван зашел за барную стойку и взял бутылку сладкого красного вина, потом выдвинул ящик и нашел пачку банкнот. Во время футбольных матчей люди сорили деньгами, словно в борделе. И тут ему пришло в голову, что стоит зайти в магазин. Он уже давно не ел и хотя не чувствовал голода, но мясное ассорти не помешало бы. Иван набил карманы деньгами. Он просто берет в долг некоторую сумму у своего друга и отдаст, как только жизнь вернется в нормальное русло.

29. Я больше не хочу ромашкового чая, спасибо!

Иван уже сто лет не навещал мать, а сейчас подвернулся очень удобный случай. На самом деле один из минусов смерти – то, что, умерев, он никогда больше не увидел бы ее. Ужасно покинуть этот мир, не поговорив по душам с родителями.

Более того, поездка в Опатию и прогулка по старинному променаду, построенному для австрийских и венгерских офицеров и их жен, возможно, пойдет ему на пользу. Соленый воздух, солнце, крики чаек – все это сможет прогнать из него последние следы смерти: бледность, онемение, заторможенность и болезненное воображение.

Как только он добрался до побережья на поезде и сошел в Риеке, взял такси и высадился на холмах, возвышавшихся над Опатией. Вид открывался прекрасный, Бруно прав. Иван стоял и любовался синевой моря, неба и островов. Он вспомнил, как да Винчи отметил, что все предметы вдалеке кажутся синими. Разумеется, острова преимущественно были серыми – от скал, – коричневыми, зелеными, но теперь они казались темно-синими. Если бы он был художником… ладно, проехали. Хорошо уже просто видеть мир. Иван позвонил в дверь дома матери, но никто не ответил, тогда он открыл дверь и вошел. Мать смотрела какой-то мексиканский сериал.

– Привет, а почему ты дверь не открываешь?

– Ну, в моем возрасте кого мне ждать? Это мог быть нищий или почтальон, но мне-то все равно!

– Знаешь, это мог бы быть и я.

– Об этом я не задумывалась.

– Разве ты не рада меня видеть?

– Рада, сынок.

– И не удивлена, как другие?

– А чего тут удивляться? Ну да, ты впервые соблаговолил приехать ко мне в гости. Ладно, я удивлена.

– Я не об этом. Ты же знаешь, все считают, что я умер, и даже похороны были.

– Знаю, я приезжала.

– И что, ничего странного?

– Значит, ошиблись, и ты не умер, тогда гроб просто открыли, и вот ты тут, что странного?

– Здорово, когда твоя мать принимает тебя таким, какой ты есть. Жаль, что ты не была такой, когда я был ребенком.

– Ты прав. Тогда я была строгой, просто надо мной довлели обязательства.

– Я не обвиняю тебя, просто удивляюсь. Но разве это все-таки не странно, что я здесь?

– Я столько лет пыталась умереть, это не так-то просто. Так почему у тебя должно с первого раза получиться? Если бы ты просто взял и умер, то я бы ужасно завидовала. Кажется, что после сердечного приступа, инсульта, диабета и всего остального я могла бы уже отойти в мир иной, но смерть не приходит, пока не приходит, и я представления не имею почему. И вообще ты слишком молод, чтобы волноваться из-за всей этой чепухи. Хочешь чаю?

– Только если это не тот отвратительный ромашковый чай, который ты пьешь всю жизнь.

– Он самый.

– Тогда не хочу.

– Не хочешь – как хочешь. Знаешь, он очень полезен для нервов.

– Конечно, как и все остальные скучные вещи. От этого чая так и тянет в сон.

– У меня есть турецкий кофе.

Иван подошел к серванту, нашел там пачку кофе и понюхал ее.

– Сколько этому кофе лет? Ты сказала, это турецкий, тот, что завалялся со времен оттоманской империи?

– Ты такой же вспыльчивый, как всегда. Еще есть виски. Бруно всегда привозит с собой.

– Дай-ка угадаю, это «Джонни Уокер»?

– Не знаю, но каждый день пью по глоточку. Им очень хорошо полоскать рот.

– Отлично, давай выпьем!

Иван налил себе и матери.

У матери дрожала рука, но ей удалось-таки донести виски до рта. Ее щеки задвигались, и Иван слышал, как жидкость плещется вокруг ее челюсти.

– Тебе нужна чашка сплюнуть?

Мать проглотила.

– Нет, я не сплевываю. Слишком дорогая штука. Кроме того, полезно, чтобы она попала внутрь и хорошенечко обожгла там все. Во мне живут все виды бактерий, и слава богу, если виски сможет отправить на тот свет хоть некоторых.

Иван сказал «zivili» и залпом выпил, а затем посмотрел на мать – она вся была какого-то землистого оттенка: желтоватая кожа, седые волосы но маленькие глазки светились умом.

Бранка критически оглядела сына.

– Ты плохо выглядишь, сынок. Я бы посоветовала тебе пойти на пляж, поплавать, посмотреть на австриек, загорающих топлес, выпить с кем-то из них.

– Ты что, советуешь завести роман? Уже пробовал, и все плохо кончилось.

– Нет, я не об этом, просто побудь на людях, немного пофлиртуй, разгони кровь. А еще попробуй гулять побольше, сходи в поход, в горы, например. Гора Учка – отличное место, поднимаешься на высоту полторы тысячи метров над уровнем моря.

– Нет, судя по всему, это слишком тяжело. Кроме того, в горах много медноголовых змей и всяких других гадов. Ладно, раз уж мы начали раздавать друг другу умные советы, то позволь сказать, мне кажется, тебе не стоит жить одной.

– А я и не одна. Бруно приезжает чуть ли на каждые выходные из Германии, а его тесть и теща живут в соседнем доме. Они приходят проверить, как я тут.

– Это не считается, они все далеко и не дарят тебе тепла. Я имею в виду, тебе нужно завести маленькое существо, которое будет крутиться под ногами, спать рядом и успокаивать своим присутствием – кошку.

– Не думаю. Кошки воняют.

– Ну, все хорошее воняет. Взгляни на виски. А французский сыр?

Иван вышел. У него ушло три минуты на то, чтобы найти бездомного котенка. Он был полосатенький, мурлыкал и облизывал руку розовым языком. Иван вернулся в дом Бранки Долинар и положил меховой комочек ей на колени.

– Глупый поступок, – заметила мать, но ее рукам, по-видимому, пушистое создание понравилось. Она гладила котенка, а тот терся головой об ее руку.

Котенок, казалось, понимал, что это очень важное собеседование, от которого зависит его будущее, и если он не очарует потенциальную хозяйку, то так и останется жить на улице, поэтому он уселся на плечо и громко мурлыкал прямо в ухо Бранке Долинар.

– Просто очаровашка, правда? – спросил Иван.

– Надеюсь, он не наградит меня блохами. Иван встал, поцеловал мать в щеку, не занятую котенком, и попрощался.

Он был очень рад тому, что навестил ее. Наконец-то он сделал что-то хорошее – подарил матери моторчик, вырабатывающий комфорт, – котенка.

Иван вышел на променад и сделал кружочек. В одном из рассказов Чехова, который приезжал сюда подышать целебным воздухом и лечиться от чахотки, Иван прочел, что Опатия – самый мрачный курорт, состоящий из одной плохонькой улицы. С чеховских времен прошло сто лет, но мало что изменилось, подумал Иван, разве что брюзжащий Чехов не сидит на скамейке и не смотрит на чаек и дам в широких юбках с карликовыми собачками.

Иван доехал на такси до Риеки, бывшего Фьюме, и на поезде добрался до Загреба, а оттуда – до Низограда. В поезде он читал «Вечерку», хорватскую газету правых взглядов. Он был удивлен, прочитав репортаж из Низограда о том, что человек, притворявшийся призраком недавно умершего школьного учителя, умудрился распугать посетителей бара «Погребок», и как только они разбежались, украл из кассы десять тысяч кун. Полиция ищет преступника.

Иван рассмеялся, читая заметку, и ощутил прилив гордости. Теперь у него были деньги на приличную одежду, поэтому в Загребе он купил себе черную спортивную куртку, пару отличных итальянских ботинок, импортные бритвенные лезвия и зашел в туалет в отеле «Дубровник» в центре города. Увидев свое отражение, Иван был шокирован тем, какой же он бледный, почти синий. Он побрился, избавившись от щетины, придававшей синеву, а массаж вернул его коже нормальный оттенок. Затем Иван пошел и подстригся.

Теперь, хоть он и не чувствовал себя посвежевшим, но зато казался этаким модным немцем. Иван сошел с поезда вечером и медленно побрел к дому.

Проходя мимо жилого комплекса, где жил Вукич, Иван не смог подавить желание зайти к Светлане. Дверь была незаперта, и он тихонько вошел.

Светлана сидела в одиночестве, пила виски и слушала «Фантастическую симфонию» Берлиоза. Он понятия не имел о ее секретной любви к классической музыке. Тут зазвучала его любимая часть – похоронный марш. Раздавался звон колокольчиков, а звук контрабаса воздействовал за те центры в мозгу, которые отвечают за печаль. Светлана сидела с закрытыми глазами. Она вздохнула и сделала еще глоток, затем, покачиваясь, встала и нетвердой походкой пошла в спальню. Иван не понимал, что особенного в этой женщине. Может, все дело в пышных формах, благодаря которым она напоминала Лауру Антонелли на пенсии, но у Ивана возникло чувство, будто он вернулся в молодые годы, в свои эротические фантазии, и еще не поздно оживить их, и на самом деле никогда не поздно.

Светлана не заметила его, подошла к кровати, разделась и легла. Ее груди мягко распластались по телу – со следами растяжек, но все еще довольно упругие, и, казалось, еще более мягкие, чем раньше. Она не напоминала femme fatale, роковую женщину, – и с обвисшей грудью она вряд ли годилась на эту роль, но роковое тем приятнее, когда не ожидаешь. Она лежала совершенно обнаженная, демонстрируя все такие же густые волосы на лобке. Очевидно, Светлана не поддалась западной моде на неприязнь к волосам и тотальное бритье. Вскоре она, кажется, уснула, рот приоткрылся, она тяжело дышала. Губы алые – должно быть, она накрасила их как раз перед приходом Ивана. Наверное, это ритуал перед прослушиванием «Фантастической симфонии»? Неужели она тоскует по нему? Или отмечает его похороны?

Иван подошел на цыпочках и нежно погладил ее по животу. Светлана застонала, но, судя по всему, не проснулась. Иван лег рядом и занялся с ней любовью. Должно быть, она проснулась, поскольку активно отвечала на его ласки. В какой-то момент Светлана схватила бокал с виски и залпом допила остатки. Они занимались сексом страстно, перепробовав чуть ли не все позы из Камасутры, после чего выбившаяся из сил Светлана уснула и даже захрапела. На самом деле Ивану все это наскучило где-то в середине процесса, и он продолжал скорее из вежливости и чувства долга, а не из удовольствия. Интересно, почему Иван считал раньше, что секс – это нечто выдающееся? И тут ему в голову пришло: может, призраки по большей части хорошие любовники? Так вот откуда это неизменное клише про скрип кроватей – рано или поздно призраки занимаются сексом с женщиной, и они делают это с большим энтузиазмом, по крайней мере сначала, как в последний раз. Вообще-то это Ивана не особенно беспокоило, поскольку он верил, что стал привидением, и ему было плевать, последний это раз или нет, и он даже в какой-то мере надеялся, что последний – это облегчило бы жизнь.

Когда Иван пошел в ванную, то услышал, как дверь отворилась и Вукич заорал:

– Света, я дома. А что на ужин? Надеюсь, жареная свинина?

Она не ответила. Тогда Вукич зашел в спальню и закричал:

– Как ты можешь спать в такую рань? Ой, да ты пьяна! Тебя надо отправить в лечебницу для алкоголиков.

Вукич потряс ее, Светлана проснулась и сказала:

– Мне приснился такой чудесный сон. Знаешь, я слышала все эти рассказы о призраке Ивана и решила, почему все его видят, а я нет? Что-то тут не так. И я слушала похоронный марш, который смогла найти, и представляла его, а потом уснула, я ты знаешь, сработало.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю