Текст книги "Панчо Вилья (СИ)"

Автор книги: Иосиф Григулевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

К 7 часам вечера съехались почти все приглашенные – банкиры и генералы, помещики и представители американских фирм, богатые золотопромышленники и торговцы оружием. Они несколько часов ели, пили и провозглашали тосты за радушного хозяина и за «спасителей родины» – Уэрту и Феликса Диаса.

Особым успехом пользовался Уэрта, которого представляла присутствующим сама миссис Вильсон – жена посла. Генерал всем расточал староиспанские любезности. Дамам он говорил: «Я целую ваши ножки!», а мужчинам: «Я ваш покорный слуга!» Последнюю фразу он произносил особенно почтительно, когда ему представляли членов местной американской колонии.

В 9 часов вечера изрядно подвыпившие Вильсон, Уэрта и Феликс Диас затерялись в курительном салоне. В 11 часов Уэрта и Диас покинули посольство, а Вильсон закрылся у себя в кабинете, где стал редактировать очередную шифровку государственному секретарю Ноксу.

В час ночи зазвонил телефон. Посол поднял трубку.

– Говорит Сепеда. Господин посол, мой папа просит передать вам, что оба птенчика приказали долго жить. Я только что сам видел их трупы. Все произошло так, как было задумано.

– Сеньор Сепеда! Я прошу передать вашему отцу мое искреннее поздравление. Он действительно является мудрым государственным деятелем, в котором так нуждается Мексика.

Вильсон повесил трубку и быстро внес в шифровку дополнение: «Только что мне сообщили, что бывший президент Мадеро и вице-президент Пино Суарес убиты. Как удалось выяснить, они были убиты при попытке к бегству во время их перевозки из Национального дворца в тюрьму. Сегодня я рекомендовал президенту Уэрте перевезти их в более удобное помещение».

В действительности же произошло следующее.

Оставив в 11 часов вечера американское посольство, Уэрта и Диас направились в Национальный дворец. Там они вызвали преданного Уэрте майора Франсиско Карденеса и приказали ему немедленно прикончить узников.

О том, как это было сделано, рассказал впоследствии сам Карденес: «С группой офицеров мы ворвались в интендантский склад и силой вывели из него Мадеро и Пино Суареса. Генерала Анхелеса нам было приказано не трогать. На вопросы арестованных мы ответили, что перевозим их в тюрьму. Не доезжая до нее, мы остановили машины и приказали арестованным выйти. Когда Мадеро выходил из машины, я выстрелил в него несколько раз. Сержант Пимиента в то же время застрелил Пино Суареса. После этого мы из пулеметов обстреляли автомобили, симулируя нападение. Трупы убитых были доставлены нами в тюрьму».

На следующий день по приказу Уэрты Карденес был произведен в полковники, а сержант Пимиента – в офицеры.

Злодейское убийство Мадеро и Пино Суареса послужило сигналом для новых кровавых расправ. В эти дни погиб и Абраам Гонсалес, которого палачи бросили под колеса мчавшегося поезда…

За всеми этими преступлениями стояла тень американского посла Вильсона, о чем писал в своей листовке депутат парламента Луис Мануэль Рохас:

«Я обвиняю мистера Генри Лейн Вильсона, посла Соединенных Штатов в Мексике, перед американским народом в том, что он является морально ответственным за гибель Франсиско Мадеро и Хосе Мария Пино Суареса, которые были избраны в 1911 году президентом и вице-президентом Мексики.

Я обвиняю посла Вильсона в том, что он во время мятежа в столице угрожал правительству Мадеро военной интервенцией США.

Я обвиняю посла Вильсона в том, что он был организатором государственного переворота Уэрты, который был задуман и подготовлен в стенах американского посольства.

Я обвиняю посла Вильсона…

Я обвиняю…»

Глава четвертая. ВИВА, ВИЛЬЯ!

Генерал Франсиско Вилья

крикнул нам: «Назад ни шагу!

Торреон возьмем, ребята!

Мы ль не брали Охинагу?!»

Небо вспорото картечью,

пули рыскают со свистом,

но стремительных дорадос

не сдержать федералистам!

Мексиканцы не забудут

генерала Панчо Вильи.

На просторах мексиканских

Мы не раз тиранов били.

Так споем же напоследок:

«Вива ла Революсьон!»

Было трудно нам – и все же

мы ворвались в Торреон!

РОЖДЕНИЕ СЕВЕРНОЙ ДИВИЗИИ

Я обвиняю, я обвиняю… Перестань читать мне эту чепуху. Нечего сказать, хорош сеньор лисенсиат. Выдает себя за сторонника Мадеро, а не нашел в себе храбрости шлепнуть Уэрту. Ах, мерзавцы, предатели!.. Убить такого человека, как Мадеро, прикончить дона Абраама!.. Ах, иуды!..

Панчо Вилья плакал. Он сидел на койке в хижине на окраине Эль-Пасо и кулаками тер себе глаза. Его мощная фигура, казалось, сгорбилась от горя, Рядом с ним примостились на корточках Томас Урбина и Карлитос Хауреги, читавший ему воззвание депутата Рохаса. Оба молчали. Вид плачущего Вильи вызывал у них и удивление, и скорбь, и тревогу, еще большую, чем сообщения о трагических событиях в столице. «Неужели все потеряно? – думали они. – Неужели Викториано Уэрта будет править страной десятки лет, подобно Порфирио Диасу?»

– Нет, сукины сыны, – воскликнул, точно очнувшись, Панчо Вилья, вскакивая с койки, – это вам так не пройдет! Пока жив Панчо Вилья, вам придется день и ночь дрожать за свою шкуру. Готовьтесь, мучачос, в поход. Завтра на рассвете мы перемахнем границу и начнем уничтожать предателей. Победа любит храбрых, и мы для этой сеньориты как раз достойные кавалеры.

Наутро чуть свет восемь всадников переплыли незамеченными пограничную реку Рио-Браво и галопом устремились в бескрайные просторы штата Чиуауа.

Весть о том, что бесстрашный и неуловимый Панчо Вилья вновь находится на родной земле, разнеслась с быстротой молнии по всем асиендам, по всем ранчо и селениям обширной мексиканской земли.

– Идет Панчо Вилья! – передавали крестьяне от хакаля к хакалю, от одной хижины к другой.

– Идет Панчо Вилья! – с радостью говорили друг другу пеоны, встречаясь в поле или у хозяйской лавки в асиенде.

– Идет Панчо Вилья! – с ужасом докладывали майордомы помещикам, и те спешили со своими семьями в города, в столицу, под защиту гарнизонов, которыми командовали преданные иуде Уэрте генералы.

Купцы и помещики с трепетом читали газеты.

«Банда Вильи напала на поезд, идущий в Чиуауа и захватила тонну серебра, предназначенную для оплаты жалованья местному гарнизону», «Вилья ворвался в асиенду помещика Родригеса», «Вилья разгромил отряд федералов, посланный за ним в погоню», «Вилья взял заложников… ограбил… поджег… зарезал… изнасиловал…» – кричали продажные газеты, передавали американские агентства печати, злобно выкрикивали с пеною у рта реакционные сенаторы в Вашингтоне.

Все эти поборники гуманности восхваляли в свое время преступления диктатора Диаса, а теперь превозносили до небес палача Уэрту и, захлебываясь от восторга, восхищались тем, что этот слуга американского посла вешал и расстреливал непокорных рабочих и пеонов.

Иначе они относились к Вилье и его бойцам, этим подлинным героям Мексики, объявившим войну врагам мексиканского народа.

Да, у Вильи и его бойцов не было образования, они были неотесанны и не разбирались в политических доктринах, многие из них были неграмотны, ожесточенны. Но кто был повинен в их бедах? Разве не те, кто теперь же и обвинял их в этих пороках?

Нет, Вилья и его бойцы не были разбойниками, жаждавшими крови и разрушений, за которых их выдавали продажные писаки. Вилья и его мучачос были мужественными патриотами, сражавшимися за счастье народа, за землю, за справедливость, за независимость Мексики, против ее врагов – Уэрты, помещиков, иностранных поработителей.

Вилья на севере и Сапата на юге – два простых крестьянина в эту тяжелую годину не преклонили колен перед генералами-предателями, а объявили им беспощадную войну.

И народ поверил им, неподкупным и стойким борцам за его интересы. Народ пошел за ними, помогал им, укрывал их, заботился о них, сражался под их водительством.

Вилья неуловим. Командующий гарнизоном Чиуауа на запрос Уэрты о местопребывании Вильи телеграфировал:

«Судя по полученным сообщениям, Вилья находится сегодня на юге, (востоке, севере и западе этой провинции, одновременно всюду и нигде».

Не прошло и месяца после возвращения Вильи на мексиканскую землю, как к нему примкнуло свыше тысячи пеонов. К Вилье присоединились кадровый офицер полковник Медина, которого он назначил начальником своего штаба; железнодорожник Родольфо Фьерро с отрядом опытных бойцов; партизан Торибио Ортега со 120 бойцами и многие другие противники Уэрты. Все они верили в Вилью, в его природный талант партизанского вождя и были убеждены, что только под его знаменем можно одолеть новоявленного диктатора и его клику. Ведь на знамени Вильи были начертаны понятные каждому пеону, каждому труженику слова: «Земля и свобода!»

Пока Вилья кружил по степям Чиуауа, сводя с ума командующего войсками правительства Уэрты, в штате Синалоа восстал против узурпатора губернатор дон Венустиано Карранса, провозгласивший себя «первым вождем» революции.

Дону Венусу, как называли Каррансу его сторонники, исполнилось в то время 60 лет. Опытный политик, при Диасе он был сенатором, а при Мадеро – военным министром. В своей программе, так называемом «Плане Гуадалупе», дон Венус обещал низложить Уэрту и восстановить конституционное правительство. Поэтому возглавляемое им движение получило название конституционной революции, а его сторонников стали называть конституционалистами.

К Каррансе примкнул молодой генерал дон Альваро Обрегон, сын фермера; он работал одно время рабочим-механиком, потом сражался против диктатора Диаса. За храбрость и умение воевать Обрегон получил звание генерала.

Карранса был умеренным буржуазным демократом. Сам помещик, он с недоверием относился к крестьянским революционерам Вилье и Сапате, хотя понимал, что без их поддержки ему будет трудно одержать победу над Уэртой. Дон Венус был против раздела помещичьих земель. Он хотел объединить вокруг себя национальную буржуазию и связанных с нею помещиков, выступавших против иностранного засилья.

Политические взгляды Каррансы разделял Обрегон, ставший его главным военным советником.

И Карранса и Обрегон ненавидели предателя Уэрту, осуждали вмешательство США во внутренние дела Мексики. Но они были противниками социальной революции, совершить которую, правда инстинктивно и несознательно, стремились в процессе борьбы с Уэртой крестьянские массы, выступавшие под руководством Вильи и Сапаты.

Общая ненависть к режиму Уэрты вначале объединила буржуазных демократов и крестьянских революционеров. Однако по мере того как разгоралась гражданская война, противоречия между ними обострялись, и разрыв стал неминуем…

На первых порах перевес сил был на стороне Уэрты. Карранса и Обрегон не смогли устоять под натиском многочисленной армии, брошенной против них. Поэтому они вынуждены были обратиться за помощью к Вилье. Его разыскал посланец Каррансы в одном из селений неподалеку от Сан-Андреса.

Выслушав посланца, Панчо попросил передать Каррансе, что признает его «первым вождем» и одобряет «План Гуадалупе». Вилья обещал выполнять приказы Каррансы, однако с условием, что они будут отвечать интересам революции и народа. Если дон Венус действительно подлинный революционер, то он всегда может рассчитывать на дружбу партизан. Но вместе с тем Вилья дал понять, что в военном деле он сам будет хозяином. Пусть не пытается дон Венус учить его воевать. Этому Вилья уже научен. Если в его войсках не хватит генералов, то среди бойцов найдется немало таких, которые давно уже заслужили это звание. Стало быть, если у дона Венуса окажется излишек генералов, то пусть он их держит у себя про запас и не посылает партизанам.

Посланец передал пожелание «первого вождя», чтобы солдаты Вильи уважали права гражданского населения и не присваивали себе чужую собственность.

Это пожелание Каррансы развеселило Вилью.

– Дон Венус желает взять меня в союзники, но, как и Уэрта, считает меня и моих солдат бандитами и грабителями. Уважаемый сеньор! В моем отряде теперь тысячи бойцов. Моя обязанность – обеспечить их всем необходимым. Если дон Венус будет присылать мне скот, деньги и боеприпасы, то клянусь – чужого добра не тронем. Если же нет, то я смогу обеспечить моих бойцов только за счет местных богатеев. Но я заверяю вас, мы ничего не берем без согласия на то самих владельцев. Вы сейчас убедитесь в этом. Приведи арестованных, – приказал Вилья своему помощнику Родольфо Фьерро.

– Слушаюсь, генерал!

Через минуту в комнату вошли пять перепуганных насмерть людей. Это были местные богатеи.

– Уважаемые сеньоры! – обратился к ним Вилья. – Ваша судьба в ваших руках. Если вы за иуду Уэрту, то молитесь богу в последний раз: я прикажу вас расстрелять. Если же вы за революцию, то вам опасаться нечего. Итак, сеньоры, кто же вы?

Сеньоры наперебой стали заверять «уважаемого генерала», что они сторонники революции и смертельные враги Уэрты.

– Прекрасно, сеньоры! Но как это вы можете доказать?

Сеньоры, точно лишившись дара речи, замолчали. Вилья тут же подсказал, как уважаемые сеньоры могут доказать свою верность делу революции: солдаты нуждаются в мясе, а у сеньоров есть скот; солдаты нуждаются в лошадях, а их у сеньоров – табуны; наконец, партизаны нуждаются в деньгах, на которые можно приобрести ружья, а деньги у сеньоров тоже есть.

«Почтенные кабальеро» стояли, понуря голову.

– Сеньоры, вы молчите. Неужели я ошибся и передо мной не друзья революции, а ее враги?

После этих слов сеньоры сразу обрели дар речи и заявили, что готовы предоставить в распоряжение Вильи свой скот и имущество.

– Вот видите, – сказал Вилья, обращаясь к посланцу Каррансы, – они добровольно жертвуют своим состоянием ради дела революции. Другого и нельзя было ожидать от столь преданных революции кабальеро…

Освободив в августе 1913 года Сан-Андрее, а затем Хименес, Панчо Вилья перебросил все свои отряды к важному железнодорожному центру – Торреону.

Прежде чем начать бой на подступах к городу 29 сентября, Панчо собрал командиров своих отрядов. На войне нельзя добиться победы, сказал своим командирам Вилья, если не научиться командовать и подчиняться. Когда собирается большое войско, начальники отрядов должны выбрать себе главного, следует избрать командующего, который повел бы крестьян к победе. Вилья предложил каждому назвать своего кандидата на этот пост.

Командиры согласились с тем, что нужно избрать командующего, но никто не называл кандидата. Командующим хотелось быть каждому из них. Каждый считал себя не хуже другого. Все они были храбрыми, с презрением относились к смерти. Все готовы были, если понадобится, отдать свою жизнь в борьбе против помещиков и других сильных мира сего.

Однако, когда полковник Медина предложил избрать командующим Панчо Вилью, присутствующие согласились: все командиры отрядов признавали, что Вилья был храбрейшим из храбрых и в военных делах опытнее всех.

Было решено: объединить все партизанские отряды в единую группировку. Ее назвали Северная дивизия. Командующим Северной дивизией стал Панчо Вилья.

Начался бой за Торреон. После ожесточенной схватки бойцы Вильи взяли укрепленный пункт Авилес на подступах к городу. Противник потерял в бою 500 человек. 19 офицеров, взятых в плен, были расстреляны на основе введенного в действие Каррансой декрета 1862 года. Согласно этому декрету, все виновные в предательстве родины осуждались на 8 лет каторжных работ или на смерть. Само собой разумеется, что в условиях партизанской войны не было никакой возможности содержать длительное время заключенных. Поэтому взятых в плен или отпускали на все четыре стороны, или принимали в ряды конституционалистов, или расстреливали. Как правило, последнему наказанию подвергались офицеры, за исключением артиллеристов; их Вилья миловал, если они соглашались служить в Северной дивизии.

Бой за Торреон продолжался двое суток. Город защищали 4 тысячи профессиональных солдат, которыми командовали опытные генералы. В 9 часов вечера 1 октября 1913 года Вилья приказал кавалеристам спешиться и пойти на штурм города. Враг не выдержал ночной атаки, одной из первых в военной истории Мексики, и побежал. Через час Вилья вступил в освобожденный Торреон, приветствуемый населением.

Заняв город, Вилья первым долгом – таково было правило, которому он всегда следовал, – организовал снабжение населения продуктами питания. Особо нуждающимся была бесплатно роздана одежда, конфискованная с этой целью у местных богатеев.

Вилья отдал распоряжение арестовать всех, кто был виновен в преследовании революционеров и участвовал в расправах над ними. Было арестовано несколько «отцов города».

За них ходатайствовать перед Вильей пришла делегация местной масонской ложи.

– Сеньор генерал! – обратился к Вилье от имени делегатов глава местной масонской ложи. – Считая всех людей своими братьями, мы пришли просить вас даровать жизнь арестованным. Возможно, что они виновны, но их жизни грозит опасность, и теперь они нуждаются в милосердии. Великий строитель нашего мира6 сделал всех людей добрыми. Людям не следует быть мстительными. Даруйте же жизнь вашим пленникам, и Великий строитель оценит по заслугам вашу доброту.

Вилья впоследствии вспоминал, что его поразило лицемерие этих людей. Выслушав их, он сразу же попросил объяснить, почему до освобождения Торреона масоны не попытались убедить «отцов города», за которых ходатайствовали, не преследовать революционеров и не чинить расправы над ними. Вилья спросил масонов, почему они поворачивались спиной к тем, кто борется за народную справедливость, и протягивали руку помощи тем, кто поддерживает тиранию.

Масоны, не ожидая дальнейших вопросов, ретировались и больше не показывались на глаза Вилье.

ХУАРЕС ВЗЯТ

Уэрта направил мощную армию к Торреону, чтобы выбить из города повстанцев.

Не надеясь удержать город, Вилья отдал приказ возвратиться в штат Чиуауа. Он намеревался освободить столицу штата, то есть сделать то, что ему не удалось в 1911 году, когда его отряды сражались на стороне Мадеро.

…Стучат колеса. Поезда медленно движутся один за другим по железнодорожному полотну, пересекающему выжженную, голую землю. Вдоль полотна дороги, насколько может охватить глаз, гигантским веером развернулась кавалерия, прочесывающая пустыню. Воздух содрогается от лязга и скрежета вагонов, пронзительных паровозных гудков, хриплых голосов всадников.

Составы точно облеплены мухами. Всюду – на подножках и буферах – обвешанные оружием и патронными лентами, в широких сомбреро бойцы славной Северной дивизии, а на крышах поездов – их жены – солдадерас, не теряющие даром времени: они толкут кукурузную муку. На остановке каждая из них должна будет кормить своего мужа горячими лепешками – тортильяс.

Уэртистские генералы не решаются дать бой Северной дивизии на открытой местности. Они предпочитают отсиживаться в больших городах за высокими каменными стенами, выстроенными еще во времена конкистадоров.

2 ноября 1913 года Вилья приказывает остановить поезда, не доезжая Чиуауа, выгрузить лошадей, артиллерию и начать осаду города. И в данном случае не обходится без послания командующему вражеским гарнизоном:

«Именем Человечества и Справедливости, воплощенными в духе моих войск, ибо они являются войсками народа, борющегося с узурпатором, я прошу вас сдать мне этот город в течение ближайших суток. Армии не должны нарушать покой городов громом своих сражений. Они не должны приносить вред или ущерб мирным жителям. Может быть, вы желаете сражаться, тогда выходите воевать за городскую черту, иначе мы будем вынуждены разить вас в городе. В таком случае на вас падет ответственность за ущерб, который понесет мирное население, и наш долг будет соответствующим образом покарать вас. Я призываю вас занять любую выгодную позицию за пределами города. Моя армия встретит вас, и пусть оружие решит, кому быть победителем».

Такие документы подписывались всеми командирами отрядов и зачитывались бойцам. Послания врагам пользовались у бойцов столь же шумным успехом, как и революционные баллады – корридо, в которых воспевались геройские подвиги и доблести Панчо Вильи, его прославленных командиров и бойцов, их верных солдадерас.

Иначе относились к этим посланиям генералы Уэрты. Они их встречали со страхом и проклятиями и конечно, вовсе не думали выходить из города и скрещивать в степи свои шпаги, подобно средневековым рыцарям, с «бандитом» Панчо Вильей.

Десять дней сражалась Северная дивизия у стен Чиуауа. Каждый день и каждую ночь цепи бойцов Вильи шли на приступ города, но ураганный пулеметный и артиллерийский огонь противника вынуждал их возвращаться на прежние позиции. Панчо и его командиры сражались в первых рядах. Сотни верных сынов революции сложили свои головы в этих боях. Правда, и враг был надломлен. Он задыхался в дыму пожарищ. Но стоило ли продолжать сражение с врагом только для того, чтобы вместе с ним истечь кровью? Не лучше ли ударить по нему в другом месте – там, где тебя не ждут, где противник беспечен и спит спокойно?

Поздно ночью Вилья созывает своих командиров.

– Десять дней мы проливаем свою и вражескую кровь у ворот Чиуауа, – говорит он им. – Мы не взяли город, но и враг нас не одолел. Вы знаете, что не все сражения приносят победу, и я собрал вас вовсе не для того, чтобы учить военной науке. Я хочу вам кое-что предложить. Есть места, где враг не ждет нас. Не воспользоваться ли нам этим?

Командиры с любопытством слушали своего командующего. Они знали, его вопрос не требует их ответа. Действительно, Панчо Вилья не замедлил сам ответить на свой вопрос.

– Я предлагаю оставить у стен Чиуауа две тысячи бойцов. Пусть они и впредь атакуют врага так, точно их здесь десять тысяч. Остальные две тысячи мы посадим на поезд и перебросим к Хуаресу. Ведь там враг не ждет нас. Расстояние между Чиуауа и Хуаресом – девятьсот километров. Генерал Фьерро уверяет меня, что наши железнодорожники помогут преодолеть нам это расстояние за сутки.

– Смогут ли, генерал, наши поезда подойти к Хуаресу незамеченными? – спросил Вилью всегда недоверчивый Макловио Эррера.

– А на что военная хитрость, генерал? – подмигнув, ответил командующий.

…В то время как сражение у Чиуауа нарастает с новой силой, в сторону Хуареса по выжженной степи, покрытой небесным шатром, усеянным яркими звездами, бегут два состава: один – груженный углем, другой – точно пустой, двери его вагонов наглухо закрыты, в окнах ни света, ни искры. Только время от времени доносится из вагонов приглушенное ржание лошади или жалобный голос кем-то нечаянно задетой гитары.

Товарный состав, груженный углем, был задержан бойцами Вильи в 10 километрах от Чиуауа.

По приказу Вильи телеграфист передал от имени машиниста в Хуарес, что якобы путь в Чиуауа перерезан и он вынужден возвратиться обратно. Из Хуареса ответили согласием, только просили машиниста с каждой станции запрашивать телеграфно подтверждения инструкций.

На каждой станции телеграфист сообщает в Хуарес, что во исполнение указаний состав с углем возвращается обратно и машинист испрашивает разрешение продолжать без промедления двигаться в указанном направлении.

Хуарес! Вилья и многие его бойцы хорошо помнят этот городок, лежащий на берегу реки Рио Браво, отделяющий Мексику от ее северного соседа. Ведь они уже освобождали его в 1911 году. Тогда вслед за взятием Хуареса пала диктатура Диаса. И теперь, если валиентес – храбрецы Северной дивизии – не посрамятся, Хуарес вновь будет принадлежать революции. Вилья верит, что это послужит началом конца диктатуры Уэрты.

Хуарес – важный торговый центр. В нем много магазинов и лавок, в которых продаются самые разнообразные товары, даже оружие. В городе много увеселительных заведений – притонов и игорных домов, где проводят свой досуг бизнесмены с северного берега Рио Браво. В Хуаресе Северная дивизия сможет обуться, одеться и вооружиться. Были бы деньги, а уж гринго продадут любое оружие даже своему самому заклятому врагу. Бизнес есть бизнес – таков уж закон, действующий на земле северного соседа. Вилья хорошо знает это. Ведь он жил два месяца в Эль-Пасо и даже выучил несколько слов по-английски.

В Хуаресе свил себе гнездо предатель Паскуаль Ороско, пошедший в услужение к Уэрте. Давно уже плачет по Ороско и его пистолерос виселица. Теперь-то они получат по заслугам.

Самалаюка – последняя станция перед Хуаресом. Пока телеграфист шлет от имени машиниста угольного состава очередной рапорт командующему гарнизоном в Хуаресе, Вилья отдает своим командирам последние распоряжения.

…Всего два часа длился бой за Хуарес. Офицеры гарнизона спохватились только тогда, когда все стратегические пункты в городе уже были заняты Северной дивизией. Ороско, однако, скрылся.

Стрельбой трудно удивить кого-либо в Хуаресе. Поэтому, пока бойцы Вильи брали укрепленные пункты врага, в игорных домах как ни в чем не бывало продолжали играть в рулетку и в карты гринго и их мексиканские друзья. Полковник Медина обошел все притоны и собрал богатый урожай – 300 тысяч песо, которые пополнили всегда пустовавшую казну Северной дивизии.

На следующий день Вилья назначил революционные власти города. Наконец Карлитос Хауреги стал Директором лотереи! Все эти месяцы он не расставался со своим бывшим узником.

Вилья приказал в городе не стрелять.

– Бегущему врагу – золотой мост, – сказал он на совещании командиров. – Мы на границе. Гринго внимательно следят за нами. Их газеты пишут, что мы грабители и убийцы. Покажем же им, что мы больше уважаем жизнь человека, чем наши враги.

И Вилья приказал объявить населению: всем тем, кто имеет основание опасаться репрессий, дается трехдневный срок для перехода границы, разумеется без капиталов и какого-либо имущества; им даруется жизнь, но награбленное ими богатство принадлежит народу.

20 ноября в Хуаресе состоялся парад победителей в честь годовщины революции, начавшейся два года назад. На улицы высыпал весь трудовой люд. Парад принимал командующий Северной дивизией генерал Франсиско Вилья.

В этот день сотни новых добровольцев записались в Северную дивизию.

До поздней ночи веселились жители Хуареса, а когда уставший, но счастливый город погрузился в сон, с вокзала отошел состав. Это возвращались к Чиуауа Панчо Вилья, его командиры и бойцы. Впереди их ждали новые жаркие схватки, новые бои и новые победы.

НАКОНЕЦ В ЧИУАУА

23 ноября 1913 года Северная дивизия под командованием Панчо Вильи дала при Тьерра-Бланка бой армии Уэрты, пытавшейся преградить путь в Чиуауа. Два дня длилось сражение, в котором участвовало свыше 10 тысяч солдат с той и другой стороны. Войска Уэрты, потеряв свыше тысячи солдат убитыми, ранеными и пленными, поспешно отступили, оставив три железнодорожных состава и 10 орудий.

В этом бою отличился Родольфо Фьерро. На лошади погнался он за одним из поездов отступавшего противника. Обстреливаемый, Фьерро догнал поезд, на полном ходу прыгнул на подножку вагона, добрался до тормозов и остановил поезд.

Путь на Чиуауа был открыт. Гарнизон в панике бежал к американской границе. 8 декабря 1913 года Вилья во главе своих войск вошел в столицу штата, приветствуемый населением. Теперь под его властью находилась территория, равная Пиренейскому полуострову. На ней командующий Северной дивизией собирался установить революционный порядок.

Однако Вилья не учитывал возможной реакции со стороны «первого вождя», который со смешанным чувством радости и тревоги наблюдал за успехами своего могучего союзника. Карранса видел в лице Вильи представителя слепой, обуянной примитивными страстями крестьянской массы, господство которой, по его мнению, могло вызвать только хаос в республике.

Революция в понимании Каррансы, буржуазного деятеля, могла победить лишь при условии, если эта стихийная сила будет своевременно обуздана и поставлена под контроль. А это означало в первую очередь подчинение ему тех, кто вел за собой эту силу, то есть революционных вождей крестьянства, в первую очередь Вильи и Сапаты.

Сапата в отличие от Вильи никогда не признавал власти «первого вождя». Недаром писал о нем Джон Рид: «Он радикал, логично мыслящий и идеально последовательный». Джон Рид считал Сапату «самым замечательным человеком» мексиканской революции. Знал силу Сапаты и Карранса. «Первый вождь» отдавал себе отчет в том, что Сапату он сможет обуздать, только применив оружие.

Если бы Карранса удовлетворил основное требование крестьян, дал им землю, освободил их от векового гнета помещиков, то ему нечего было бы опасаться Вильи и Сапаты. Но Карранса и его единомышленники считали раздел земли делом далекого будущего. Они боялись восстановить против себя помещиков и поэтому утверждали, что земельный вопрос можно будет решить только после свержения Уэрты.

Как же обуздать степного центавра, как называли они Вилыо? Это больше всего беспокоило Каррансу, и в этом вскоре убедился Вилья.

Не успела Северная дивизия освободить Хуарес и Чиуауа, как Карранса, ничем не способствовавший одержанным победам, назначил местные власти, причем их представляли люди, которым Вилья меньше всего доверял.

Об истинном отношении Каррансы к Вилье ему выболтал лисенсиат Эскудеро, которого «первый вождь» прислал в Хуарес для переговоров с командующим Северной дивизией.

Вилья пригласил Эскудеро к столу. За обедом Вилья, как обычно, не пил. Эскудеро же быстро напился, охмелел и разболтался.

– Ты храбрый, Вилья, но твоя храбрость – это храбрость дикаря, а не цивилизованного человека. Ты считаешь себя великим полководцем, а читать карту не умеешь. В общем ты троглодит, ты должен во всем слушаться дона Венуса, иначе тебе крышка.

Вилья молча слушал лисенсиата, который все больше и больше распалялся.

– Знай, Вилья, что подлинная храбрость заключается не в умении стрелять по людям, а в умении людей бросаться под пули.

Тут Панчо не выдержал и выхватил пистолет.

– Ах ты, несчастный одеколонщик, кого ты учишь храбрости, сукин сын?

– Тебя, грязного пеона! – продолжал бушевать пьяный лисенсиат. – Если тебя не научить уму-разуму, то ты окажешься вторым Ороско.

Вне себя от ярости Вилья готов был застрелить на месте посланца Каррансы, но присутствовавшие стали ему доказывать, что стрелять в пьяного не подобает отважному человеку. Большого усилия стоило Вилье взять себя в руки. Он приказал выгнать все еще шумевшего лисенсиата и на следующий день сообщил по телеграфу Каррансе о поведении его представителя. И хотя Карранса принес свои извинения и отстранил лисенсиата от должности, этот эпизод позволил Вилье понять, как относится к нему окружение «первого вождя», да и он сам.

Вилья становился еще более недоверчивым к «шоколадникам» и «одеколонщикам», как презрительно называл он окопавшихся в тылу лисенсиатов и других людей из окружения Каррансы. Теперь враги Каррансы – его друзья.