Текст книги "Операция «Лесные муравьи»"

Автор книги: Иосиф Халифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Для тли, как и для муравьёв-привратников, закрывающих головой вход в гнездо, прикосновение антенны к сифонам имеет особую силу. Конец брюшка тли можно сколько угодно щекотать иголкой, перышком, щетинкой, волоском, – она никак не реагирует на подделку муравьиного приглашения. Прикосновение же антенны действует безошибочно: тля выделяет сладкую каплю, а муравей сразу подбирает её язычком.

Наполнив зобик, муравей покидает тлей и направляется к гнезду, но обычно не доходит до него. Встретив по дороге собрата, он скрещивает с ним антенны так, что тот замирает в ожидании и протягивает в ответ свой язычок.

Отдав встречному сладкую ношу, муравей с опустошённым зобиком возвращается к тлям, а получивший корм поворачивает и спешит к гнезду.

Если возле тлей нет муравьёв, то они резким движением задних ножек отбрасывают выделяемые ими капли. Если же дерево постоянно посещается муравьиными фуражирами, тли определенно ждут сборщиков медвяной росы, пади.

Существуют крылатые тли. Тонкие и блестящие крышеобразно сложенные крылышки их слишком длинны и мешают фуражирам подхватывать капельку. Облегчая себе задачу, муравьи без особых церемоний срезают крылья своих дойных кормилиц.

Сразу после восхода солнца, едва развеется утренняя прохлада, первые муравьи выбегают на проторенную дорогу к растениям, на которых живут тли. Пройдет немного времени – и параллельным курсом потянется к гнезду цепь фуражиров с полными зобиками.

Густой сыпью покрыв верхушку побега и пазухи листьев, тли сосут свой корм, муравьи же полностью поглощены сбором капель. На атласном фоне молодого побега среди массы бескрылых тлей резко выделяются темные контуры муравья, который ударами усиков поторапливает одно из насекомых.

И вдруг что-то изменилось в этом мирном пейзаже.

Божья коровка – округлая, лакированная, красная в черных крапинках горошина на тонких ножках – ещё довольно далеко, но муравей уже прервал доение и поднял антенны.

Доберись божья коровка до тлей, им несдобровать: благочестиво именуемый хищник – отчаянный обжора и способен истребить массу тлей. Но муравьи не допустят этого. Совсем как пастухи, заметившие волка, бросаются они защищать своё стадо…

Круто повернув, первый кидается, перебегая по телам тлей навстречу врагу. Вынырнувший с нижней стороны листка и стремглав бегущий вдогонку за божьей коровкой второй муравей атакует её сзади. Еще откуда-то появляется третий, четвертый… Мгновение – и не успела божья коровка приподнять надкрылья и расправить крылышки, чтобы взлететь, как муравьи уже вцепились в нее, и хотя один извивается, схваченный её сильными челюстями, другие грызут ей ножки. Лишь после того как хищник отступит, все приходит в норму.

Теперь муравьям не нужно особенно тормошить тлей. Достаточно первого прикосновения усиком, чтобы появилась капля: пока муравьёв не было, тли и попыток не делали отбрасывать выделения.

Муравьиная охрана спасает тлей от многих невзгод и напастей не только на земле.

Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть под землю, не слишком глубоко разумеется, а хотя бы на глубину расположения корней, на которых обитают тли. Надо, однако, сделать это так, чтобы не потревожить нежных насекомых.

Самое лучшее – прорастить в стеклянных трубках несколько растеньиц полыни, а когда корни настолько разовьются, что начнут прилегать к стеклу, трубки надо пристроить невдалеке от муравейников Лазиус нигер или Лазиус алиенус и присыпать сверху землёй.

Через некоторое время, сгребая с трубок прикрывающую землю, можно видеть все, что делают там муравьи: как они доставляют крылатых самок тлей под землю и сажают на корни; как отгрызают затем ненужные более тлям крылья; как регулярно отсасывают выделяемые тлями капельки.

Добавим ко всему рассказанному, что муравьи защищают тлей не только от других насекомых, но и от других муравьёв.

Низкую яблоньку, которая уже упоминалась и на которой одна из веточек была помечена желтой краской, однажды атаковали красные муравьи, попытавшиеся пробиться к тлям. Черные муравьи не отступили, множество их окружило основание ствола, не давая хода красным. От гнезда к месту столкновения стягивались поднятые по тревоге подкрепления.

Такие сражения можно наблюдать и вокруг чертополоха, на котором обитают черные тли (их посещают красные муравьи), и у основания молодой сосны, где живут тли-лахнусы…

После всего, о чем здесь шла речь, уже не может показаться слишком удивительным, что муравьи, оберегая своих тлей, содержат тлиных самок в муравейниках и что тлиные самки в муравейниках откладывают яйца. Муравьи – и не одного вида – сохраняют живыми тлей и их яйца, облизывают их, прячут от избыточной сырости или сухости, от жары или холода, от хищников.

Мало того, летом муравьи укрывают тлей в специальных сооружениях. Вот молочайник, у которого на середине стебля словно небольшой шарообразный нарост. Нарост этот полый. Он склеен из комочков земли и песка. Внизу оставлено узкое отверстие, которое служит для муравьёв ходом. Спустившись по стеблю наземь, муравьи пробираются от молочайника к своему гнезду.

Если вскрыть построенный муравьями шар-нарост, взору представятся гладкие стены маленькой сводчатой землянки, под защитой которой ютится многочисленная колония тлей Афис эуфорбиа.

Землянки, выстраиваемые муравьями для тлей, относятся к числу тех явлений, которые часто остаются незамеченными. Обязательно надо хоть однажды увидеть это сооружение, надо хоть раз самому сделать это маленькое открытие, и тогда обнаружится, что оно даже и не такая уж редкость.

Покрытый песком кусочек травинки совсем невелик и ничем на вид не примечателен… В комочке земли на веточке Дерева тоже, сдается, нет ничего особенного. Но если не полениться проследить за всем происходящим вокруг песчаного чехлика или земляного комочка, то вскоре становится понятно, что это не что иное, как «коровники» для тлей.

На подорожнике тля живет с весны под колосоносной частью стебля, а позже переходит под прикорневые листья. Муравьи часто используют листовые пластинки для укрытия тлей: заземляя края широких листьев, увеличивают полость под ними, прокладывают к ним ходы извне…

На цикории муравьи сооружают для тлей небольшие песчаные трубки, охватывающие стебель и основание ветвлений, а для тех тлей, что обитают на стволах деревьев, возводят своды из растительной трухи и древесной пыли.

Вокруг веток тополя довольно высоко над землей можно видеть склеенные из гнилой древесины полые колечки с отверстиями-ходами.

Стоит разрушить укрытие – и застигнутые врасплох тли пробуют бежать. Но длинные хоботки так глубоко впились в ткань растения, что сразу их не вытащить. Бросившись к своим тлям, муравьи помогают им изо всех сил, и хоботок натягивается, как струна.

Итак, муравьи обороняют тлю не только от божьей коровки и других хищных видов. Землянки, навесы, сооружаемые над скоплениями тлей, – это тоже защита: защита от прямых лучей солнца, от ливня, от яйцеклада паразитов-наездников. И, разумеется, хорошая защита от муравьёв других видов.

Если разрушить сооружение, муравьи сразу уносят тлей в гнездо и возвращают их на место лишь после того, как землянка восстановлена.

Во многих отношениях интересны эти строения, но, пожалуй, самое любопытное в них то, что они разные, возводятся не по шаблону. Даже когда такие земляные укрытия для тлей сделаны муравьями одной семьи, рядом, на стеблях одного растения, и то они неодинаковы.

Но вернёмся к муравьям, собирающим сладкую дань с охраняемых ими тлей.

Не успела просохнуть утренняя роса, а на проторенную дорогу к растениям, на ветвях которых лениво шевелятся полупрозрачные тли, цепочкой тянутся из муравейника фуражиры. Вскоре навстречу им спускается другая цепь – возвращающихся в гнездо муравьёв с раздутым брюшком.

Однако муравьи не ко всем тлям относятся одинаково, и не всем видам муравьёв открыт секрет дружбы с ними.

Действительно, на ели, например, вокруг одних тлей муравьи постоянно суетятся, регулярно их облизывают, собирают выделения, а других совсем не замечают. Есть тли, живущие на растениях с липкой или скользкой корой, муравьям трудно или невозможно по ней подниматься, и такими видами муравьи пренебрегают. Они равнодушны также и к тем тлям, которые не образуют больших колоний, и к тем, у которых выделения быстро засыхают, густеют, свертываются на воздухе или содержат неприемлемые примеси, например воск. Другое дело, если тли выделяют сладкие, незастывающие отбросы.

Такие выделения муравьи приучаются собирать иной раз невероятно быстро. Когда в прибрежной зоне одного приморского района впервые посадили сосны, местные муравьи, испокон века жившие в тени лавра и пальм, очень скоро стали посещать сосновых лахнусов и собирать с них сладкую дань, причем делали это ничуть не менее исправно, чем высокогорные муравьи, всегда дружившие с тлями.

Когда-то, доказывая, что никакой инстинкт никогда не развивается у живых существ вследствие пользы, происходящей от него только для других, Ч. Дарвин приводил как бы опровергающий его мнение и, во всяком случае, похожий на исключение пример растительных тлей, добровольно отдающих муравьям свои сладкие выделения. Поскольку, однако, выделение это чрезвычайно липко, уже одно удаление его, без сомнения, представляет для тлей выгоду, так что не только муравьи извлекают из того пользу.

Но выгода от дружбы с муравьями не исчерпывается для тлей одной санитарной стороной дела.

Раскладывая на муравьиных дорогах вокруг гнёзд яйца разных тлей, удалось проследить, в какой последовательности и как быстро муравьи собирают и уносят их в муравейники. Оказалось, они отличают яйца «нужных» им видов. Здесь муравьи облизывают и чистят яйца, переносят с места на место, сохраняют их жизнеспособность. Относительно ряда тлей существует подозрение, что сами по себе, без муравьёв, они и существовать-то не могут.

Здесь стоит упомянуть также об одном любопытном совете И. В. Мичурина, писавшего в своих «Принципах и методах работы», что иногда при отборе молодых сеянцев гибридов одним из верных признаков лучшего вкусового качества плодов сеянца служит сравнительно большое поражение листвы сеянца тлёй, разносимой муравьем; последние не ошибутся в качестве пастбища для тли.

Итак, муравьи подбирают для своих воспитанниц более богатое, более сытное пастбище! Они сооружают, кроме того, из земли, песка, нередко даже на самих растениях всевозможные укрытия, как бы искусственные «орешки» и «галлы», в которых скопления тлей защищены от непогоды и от яйцеклада паразитов-наездников. Правда, те же муравьи могут иной раз прятать под земляной навес даже крошки мармелада, приклеенные для опыта к ветке дерева. Но они строят такие укрытия, только если мармелад сохнет, когда же пипеткой наносить на него капельки воды, муравьи никаких навесов возводить не станут.

Нет нужды говорить, что такие связи не просто полезны, а жизненно важны для обоих участников союза.

Старый английский исследователь муравьёв Джон Леббок писал когда-то, что муравьи, очевидно, собирают в свои гнезда не запасы корма, а только яйца, из которых выводятся их кормилицы. Это случай предусмотрительности, отмечал он, беспримерный в царстве животных.

Это не лишённое наивности восклицание позволяет внести поправку к первому впечатлению от тли, как от воплощенной в живом идеи непротивления злу… Беспомощные, лишенные самозащитных устройств, насекомые на деле, как мы узнали, находятся под опекой других, для которых служат источником и поставщиком корма.

Стоит добавить, что многие исследователи давно подчеркивают одно обстоятельство: именно наиболее заселенные тлями и посещаемые муравьями кроны деревьев в первую очередь очищаются фуражирами от всевозможных насекомых-вредителей. Как раз это и легло в основу плана использования Формика.

Знакомство с поликтена, руфа и другими Формика

Вообще говоря, идея, лежащая в основе плана, далеко не нова.

В китайском сборнике, носящем вполне модернистское название «Куриные ребра», а издан он ни много ни мало – тысячу лет назад, подробно рассказывается среди прочего и о том, как садоводы в провинции Кантон, чтоб защитить свои цитрусовые деревья от вредных насекомых, обратились за помощью к муравьёводам. Оказывается, уже тысячу лет назад в садовых местностях Южного Китая люди охотились на муравьёв, брали их живьем, продавали садовникам. Чтобы наловить живых муравьёв, по словам китайского летописца, они особым образом пристраивают возле гнезда открытый бычий пузырь, густо смазанный маслом. Проходит время, и в пузыре полным-полно муравьёв, польстившихся на приманку, а теперь не могущих выбраться из ловушки. Как только их собралось достаточно, пузырь завязывают… Начиненные муравьями пузыри продают на базаре в особом ряду. Отсюда муравьи попадают в сад. Пузыри подвязывают к веткам в кроне дерева, стволы которых окольцовывают варом, чтоб муравьи не могли уйти. Когда пузырь прокалывают, пленники получают выход из заточения, расползаются, обследуют дерево и делают своё дело.

На юге Китая муравьёв и сейчас используют для истребления насекомых-вредителей. В горных садах охрана садов возложена на муравьёв, гнездящихся в кронах деревьев. Это крупные красные и мелкие зеленые муравьи Экофилла смарагдина, сооружающие на деревьях десятки, а то и свыше сотни довольно крупных, размером с большой мяч, гнезд. Экофилла собирают их из листьев и сшивают листья выделяемой личинками шелковой нитью. Семьи Экофилла, если их в нужное время подкормить (подкармливают их рыбьими потрохами и другими белковыми кормами, подешевле), становятся сильны, богаты насекомыми и – главное – ненасытно жадны. По шнуркам и бамбуковым тростям, протянутым между деревьями – были бы только окольцованы понизу стволы, – эти муравьи уходят в поисках корма далеко от гнезда, уничтожая гусениц и личинок разных бабочек, клопов, жуков, мух…

Если бы не дружественные отношения с кокцидами, которые сильно ослабляют деревья, Экофилла были бы безупречным сторожем тропического и субтропического сада. Кокцид же Экофилла не только не истребляет, но даже оберегает. Например, молодая самка Экофилла, улетая из старого гнезда, чтоб заложить новое, уносит с собой в жвалах одну кокциду в покоящемся состоянии. Значит, они их и размножают! По этой-то причине муравьи Экофилла полезны как средство защиты плодовых лишь там, где не водятся вредные кокциды. В Индонезии Экофилла охраняют насаждения какаового и мангового деревьев. В Восточной Африке Экофилла лонгинода патрулируют на кокосовых пальмах, которые в таком случае меньше болеют, приносят больше плодов и дают более крупные орехи.

В северных субтропиках Китая муравьёв Экофилла нет. Здесь садовники с весны подкармливают местных хищных муравьёв отходами из червоводен тутового шелкопряда. На этом корме муравьиные семьи растут, как на дрожжах, в них появляется столько энергичных и прожорливых фуражиров, что вредителям приходится круто.

В Италии садоводы пользуются услугами некоторых муравьёв для очистки садов и ягодников также от листоверток и плодожорок. В Америке завезенные в Техас гватемальские муравьи Эктотомма туберкулозум применялись уже не в садах, а на плантациях – против хлопкового долгоносика.

В средних широтах наиболее усердными защитниками растений от вредных насекомых показали себя лесные муравьи. Островки здоровых зеленых деревьев вокруг муравьиных гнезд, разбросанные в море умирающего после нашествия вредителей леса, давно привлекли внимание и лесников, и специалистов по борьбе с вредителями. Еще в 1838 году учёный лесничий Петр Перелыгин в книге «Лесоохранение или правила сбережения растущих лесов» писал, что первые истребители личинок насекомых – муравьи. Они неустанно преследуют всякого рода личинок. Личинка бьется, мечется, чтобы избежать своих неприятелей, но они держат её крепко… Она покрывается множеством своих неприятелей, которые наконец совершенно её умерщвляют. На дерево, у корня которого находится муравьиная куча, ни одна личинка влезать не посмеет. Далее лесовод разъяснял, что муравьи даже препятствуют вылуплению личинок из яиц. Оттого посреди поврежденного какого-либо места леса подобные (близко к муравейнику расположенные) деревья остаются свежими и зелёными.

Очень живо описал эпизод ликвидации большого очага пядениц в нескольких кварталах знаменитой Шиповой корабельной рощи энтомолог А. Циолковский. Это было в мае 1882 года. Гусеницы пядениц наполовину объели молодую листву дуба в лесу. Они уничтожили бы её полностью, если б не муравьи, которые двигались дышлом: один держал гусеницу за голову, другой за противоположную часть тела. По прибытии в муравейник добыча сдавалась подоспевшим подручным, а лихая пара порожняком стремилась опять на вершину дерева. Такое насилие происходило по крайней мере на площади 20–30 десятин. Через несколько дней лес был очищен от вредителя: пядениц как метлой вымело.

Но так ведут себя, конечно, не все лесные муравьи, а главным образом Формика руфа – рыжий или красно-бурый лесной муравей. Образ жизни этих муравьёв, их кормодобывательные повадки представляют немалый интерес для лесоводов, а может быть, даже и для растениеводов широкого профиля. Но сейчас речь идёт только о лесе.

Фуражиры красного лесного муравья с весны до осени волокут в гнездо мертвых жучков, мушек, бабочек, гусениц разных видов. И если в среднее по силе гнездо ежеминутно сносится всего два-три десятка насекомых, то за час их поступает уже тысячи полторы, за день – около двадцати тысяч, а за пять-шесть месяцев, пока муравьи в средних широтах активны, пусть за это время будет даже только сто нехолодных дней, муравейник очистит лес от двух миллионов насекомых.

Здесь нет никакой приписки. Скорее, наоборот: по данным многих натуралистов, в сильное гнездо лесных муравьёв сносится иной раз и свыше ста насекомых за минуту. Можно сослаться на целый ряд расчетов, согласно которым в муравейник доставляется за сезон 3–5–8 миллионов насекомых!

Но всё ли, что поступает, доставляется, сносится в гнездо, это насекомые, пойманные и уничтоженные самими муравьями?.. Ведь фуражиры могут просто подбирать трупы насекомых, погибших, как говорится, своей смертью или от причин, к которым муравьи не имеют никакого касательства. Именно это и представлялось более всего вероятным: трудно было ожидать, чтобы хрупкие и сухонькие крошки муравьи одолевали огромных по сравнению с ними личинок, гусениц, бабочек.

Отряды хорошо проинструктированных наблюдателей вышли на посты, прихватив с собой мерные линейки и шнуры, термометры и секундомеры, крохотные лупы и достаточный запас рассчитанного на долгие часы терпения, совершенно необходимого в описываемых исследованиях.

Теперь наблюдатели не просто регистрировали количество насекомых, доставляемых муравьями, но учитывали также разные подробности, на которые прежде не обращали внимания.

Так, между прочим, выяснилось, что всюду существует связь между радиусом действия и активностью фуражиров, причем на оба показателя заметно влияет погода. В Эберсвальде (ГДР) во время дождя и при похолоданиях ниже 4° муравьи вообще не покидают своих подземелий; требуется не меньше 9°, чтобы началась охота на насекомых, но лишь на поверхности почвы; только при 18° начинают муравьиные фуражиры взбираться на деревья.

В тёплую пору и на ровном месте нагруженные добычей муравьи движутся со средней скоростью один метр в минуту. При двухсотпятидесятиметровом радиусе действия вокруг муравейника площадь, на которой ведется охота, превышает двести тысяч квадратных метров, а при пятиметровой высоте подъема на деревья пастбищное пространство составляет – это непросто себе представить и ещё труднее этому поверить! – миллион кубометров. К тому же следует учесть, что миллионы насекомых с этого миллиона кубометров лесного пастбища в основном убиты самими муравьями.

Никаких сомнений в этом не оставили наблюдения и прямые опыты с положенными на разных расстояниях от муравейников мертвыми и живыми гусеницами, личинками, куколками.

В научных протоколах подробнейшим образом описаны секунда за секундой прослеженные судьбы жертв муравейника. Здесь идёт речь не только о десятках беспомощных и недвижимых куколок или ничем не защищенных кладках яиц, но также и о личинках, чаще всего застигнутых при линьке, о гусеницах, даже очень крупных, и, наконец, о взрослых насекомых, обычно молодых, только что вышедших из кокона и ещё не окрепших или не успевших отогреться после ночной прохлады, следовательно, подвергающихся нападению в состоянии, когда ни оказать сопротивления, ни уклониться от схватки они не могут.

Рыщущие в поисках добычи Формика, когда требуется, нападают на жертву сообща, мешают ей уходить от преследования, грызут своими острыми жвалами, обрызгивают кислотой, а если дело происходит на дереве, сбрасывают на землю, и здесь за нее принимаются другие охотники. Отогнанные судорожно извивающимися крупными гусеницами, муравьи отступают, но позже, когда жертва, обрызганная кислотой, слабеет, возвращаются и возобновляют нападение. Первыми подвергаются атаке наиболее заметные – особо подвижные насекомые, позже очередь доходит до менее заметных – вялых, совсем неподвижные часто остаются незамеченными.

– Да, но ведь не все насекомые, уничтожаемые муравьями, это вредители лесных пород, – заметили скептики, в связи с чем встал вопрос о серии новых наблюдений.

У многих тысяч муравьёв, спешивших в гнездо с добычей, вся она методически перехватывалась, отбиралась, а трофеи передавались специалистам по систематике для определения вида, к какому относится насекомое. И вот итог одного из подсчетов: муравьи небольшого в общем гнезда истребили за день 4500 ложногусениц соснового пилильщика, 3500 гусениц сосновой совки, 500 куколок и 7200 гусениц дубовой листовертки, не считая неопознанных.

Стоит привести другой любопытный расчет, касающийся муравьёв, населяющих леса Северной Италии. Здесь на площади свыше полумиллиона гектаров леса было взято на учет около миллиона муравейников. Общий вес муравьёв в этих гнёздах составил, по определению специалистов, примерно 2400 тонн, а средний вес поедаемого ежедневно корма – 120 тонн. За двести дней, пока длится в этой полосе активная жизнь муравейников, их обитатели уничтожают 24 тысячи тонн насекомых, из них по крайней мере 15–16 тысяч тонн живых вредителей.

Хотя мы давно уже перешли на метрическую систему и не можем не знать, что такое 16 тысяч тонн, полезно повторить: это почти миллион пудов, 15–16 миллионов килограммов живых вредителей. На гектар это получается около 30 килограммов в основном личинок и гусениц, а надо заметить, что это именно та фаза, когда насекомые потребляют больше всего корма и, следовательно, наносят больше всего ущерба.

Обитатели одного муравейника охотятся на площади примерно от двух до пяти десятых гектара. Сколько здесь деревьев, подсчитать нетрудно. Итог всех определений сводится к выразительной цифре: гнездо муравьёв за лето успевает избавить каждое дерево своей зоны примерно от пятисот с лишним вредных насекомых!

Нападение орды из пяти-шести сотен вредителей не для всякого дерева проходит бесследно, особенно если учесть, что личинки и гусеницы превращаются в совершенных насекомых, а самки жуков и бабочек откладывают яйца, из которых выводятся новые поколения прожорливых личинок и гусениц.

Наблюдения показали, о чем уже мельком говорилось, что больше всего муравьи-охотники уничтожают именно тех вредителей, которые слишком размножились и потому представляют особенную опасность для леса.

Бесконечно ценна такая способность – обуздывать, сдерживать, а значит, и предотвращать вспышки размножения особо опасных вредителей. Вот почему разорить муравейник – все равно, что оставить в лесу мину замедленного действия! Раньше или позже мина сработает, и тогда остатки замершего муравейника окружаются догола раздетыми тёмными скелетами гибнущих деревьев.

Зато каждый квартал, где «муравьиным спиртом пахнет сушь», где достаточно живых, полных сил муравейников, представляет чаще всего крепость, неприступную для насекомых-вредителей. Здесь их всюду достанут фуражиры муравьиных семей, истребители вредной энтомологической фауны.

Иван Матвеевич Вихров в своей упоминавшейся выше лекции лишь вскользь сказал о непозволительности разорения муравейников. Эту мысль стоило развить. Ведь даже в непролазной вчера чаще лесов остаётся сегодня все меньше муравьиных куч. С каждым годом глубже врезаются в лесные массивы широкие просеки. Тягачи уволакивают спиленные под корень стволы деревьев, стальными гусеницами и древесными комлями размётывая купола муравьиных гнезд. А ведь при более осмотрительной работе муравейники могли бы, пожалуй, и уцелеть! Но есть ли кому на лесосеке думать о муравьиных кучах? А сколько муравейников разоряют без всякого смысла, без цели и нужды, просто чтобы поротозейничать, наблюдая зрелище великой муравьиной суматохи на развороченном куполе.

Заметный вред наносят муравейникам также пернатые и четвероногие. Дятлы, например, прорывают глубокие ходы под купола и, забравшись внутрь гнезда, буквально набивают зобы различными насекомыми, ютящимися в муравейнике, а нередко и муравьями. То же можно сказать о лесной желтогорлой мыши. Для оголодавших ежей, кабанов, барсуков, лис приманкой служат не сами муравьи, а зимующие в их гнёздах жирные личинки бронзовки или других жуков, из тех, что покрупнее. Немало разных лесных тварей не столько муравьёв поедают, сколько губят: развороченные гнезда чаще промерзают насквозь, чаще затопляются талыми водами.

Даже летом, если муравьи не могут почему-либо покинуть разоренное гнездо и переселиться на новое место, они нередко погибают под поврежденным куполом, где им труднее поддерживать тепло и влажность, необходимые для развития новых поколений.

Так от самоочевидной мысли о непозволительности разорения муравейников лесные энтомологи постепенно приходят к признанию необходимости охранять и защищать гнезда Формика. При разумном использовании эти виды можно сделать верным другом и благодетелем лесов, помощником и союзником лесника, безотказным защитником лесных пород от всякого рода насекомых-вредителей. Кроме того, те же виды полезны и потому, что – об этом мало кто подозревает – улучшают почву, повышают её плодородие.

Дарвин, доказывая в своё время роль дождевых червей в образовании почвы (гораздо более важную роль, нежели это может казаться большинству с первого взгляда), напоминал, что в почвообразовательном процессе участвуют все вообще копающиеся животные различных видов и, как он подчеркивал, главным образом муравьи. Многие учёные напоминают, что муравьи истачивают и разрушают древесину пней и корней, измельчают почву и открывают в нее доступ воздуха, а прокладывая в ней ходы и удобряя её своими отбросами, втаскивая в верхний слой листья и другие растительные остатки, подобно дождевым червям, обогащают почву органическим веществом. Почвообразующее влияние муравьиного гнезда отчетливо распространяется по горизонтали в радиусе около метра, а в глубину более чем на полметра. По данным агрохимиков, муравьи существенно снижают кислотность почвы, а, как признали геоботаники, муравьиные гнезда меняют состав растительности, покрывающей почву.

Уже в конце XIX – начале XX века из общей науки о насекомых выделилась посвященная муравьям область – мирмекология. В наши дни неустанными трудами вюрцбургского профессора Карла Гэсвальда положено начало новой ветви уже самой мирмекологии, созданы основы науки о видах Формика – формикологии.

В течение десятилетий ведет К. Гэсвальд опыты в лаборатории и в природе, наблюдает зарождение, рост и развитие гнезд, овладевает тончайшими секретами определения и различения муравьёв, совершенно неразличимыми для непосвященных, раскрывает законы существования и развития отдельных особей и целостных семей, прослеживает влияние на них условий окружающей среды и, наоборот, их влияние на среду…

Педантично подсчитывает формиколог все возможные доходы, доставляемые сбором муравьиных куколок для кормления певчих птиц в клетках, или рыб в аквариумах любителей, или сбором живых мурашек для кухонного изготовления из них – томлением в печи – муравьиного спирта, которым при ревматизме натирают суставы… А ведь случается, что и хвою с куполов сгребают, уносят на топливо: здесь она сухая и её много… Сопоставляя приносимые этими промыслами мизерные доходы с ущербом, причиняемым лесу разорением муравейников, профессор Гэсвальд убеждает сограждан, взывает к их расчетливости, уму и совести, уговаривает взрослых и детей, упрашивает, умоляет не губить муравьёв, беречь муравейники.

Медленно созревала мысль о том, что необходимо учиться не только охранять старые гнезда, но и закладывать новые, искусственно размножая и расселяя Формика.

Однако не все Формика равно усердны, одинаково активны в охране здоровья и благополучия леса. Стоит подробнее сказать о том, как это стало известно.

Число зарегистрированных наукой видов муравьёв возросло за последние двести лет почти до двадцати тысяч. Для этого потребовалось и доведенное до совершенства искусство описывать насекомых, и изощренное внимание к ничтожнейшим, казалось, внешним приметам, и, наконец, способность подбирать наиболее точные словесные обозначения отличий… И тем не менее, пока систематики-мирмекологи ограничивались регистрацией и описанием примет, в группу Формика руфа продолжали объединять муравьёв весьма различных. Считалось, что Формика бывают и покрупнее, и средних размеров, и помельче, а уж все остальные различия, в частности особенности поведения, тонули в деталях, оказавшихся на поверку просто малосодержательными.

Едва, однако, те же Формика понадобились для настоящего живого дела, исследователи увидели их стократ яснее, полнее и глубже, чем под линзами лучших академических бинокуляров. Вот что стало известно…

Наиболее крупные Формика – Формика руфа – водятся по всей северной и средней Европе в лиственных или смешанных лесах, и их гнездо – муравейник – чаще представляет семью с одной-единственной плодовитой самкой. Эта самка в своё время покинула гнездо, в котором вывелась, она совершила брачный полет, сбросила крылья и, найдя гнездо муравьёв другого вида – фуска, проникла в него, убила самку фуска и заняла её место. Рабочие муравьи фуска стали кормить молодую самку руфа, воспитывали её расплод. Так возник новый муравейник Формика руфа. Живёт он, как правило, не дольше, чем его основательница, – лет 20–25. Если самка погибла раньше срока, и семья и муравейник приходят в упадок, вымирают.