355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иосиф Халифман » Операция «Лесные муравьи» » Текст книги (страница 14)
Операция «Лесные муравьи»
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 13:08

Текст книги "Операция «Лесные муравьи»"


Автор книги: Иосиф Халифман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Сеть таких же лабораторий в странах Европы срочно разрабатывает химические, хроматографические, биологические методы определения остатков паратиона, малатиона, диазинона, тиометона, альдрина, токсафена и других инсектицидных ядов в плодах, ягодах и овощах.

Среди вредителей плодовых печальную известность приобрела так называемая кровяная тля – Шизоневра лянигера, великолепно защищенная плотным восковым покровом, который не берет почти никакое опрыскивание. В прошлом кровяную тлю исправно уничтожал один только крохотный наездник Афелинус мали, которого специалисты по защите растений давно уже расселяли и на его родине, в Северной Америке, и в Южной Америке, и в Австралии, и Новой Зеландии, и в, Южной Африке, и в странах Южной Европы. Теперь всюду, где против вредных насекомых применяют яды, Афелинус почти начисто уничтожен, а избавленная таким образом от своего главного врага кровяная тля воспрянула и процветает…

Таких примеров теперь известно больше чем требуется, чтобы насторожиться.

Что же это получается? Яды убивают энтомофагов, в том числе наездников, паразитирующих на вредителях, хищных божьих коровок, пожирающих массу вредителей, а ядоустойчивые виды, иногда даже совсем безобидные в прошлом, становятся в результате резкого возрастания численности новым бичом растений. Выходит, оружие, направленное против одних врагов, неожиданно порождает новых?

Когда ядами уничтожаются осы, пчелы, шмели, мухи-сирфиды и другие насекомые, то опыляемые ими растения не могут завязывать плоды и семена. Со временем это настолько меняет состав растительности, что, в конце концов, обрекает на голодную смерть все живое, питающееся плодами этих растений. Но ещё до того погибают птицы и прочие насекомоядные, склевавшие отравленных насекомых, а следом за ними нередко и питающиеся падалью пернатые и четвероногие. В обработанной смертоносным дождем ядов зоне возникает настоящая цепная реакция, биологические границы и последствия которой пока ещё не прослежены до конца.

Как видим, лекарство оказывается подчас коварнее болезни, против которой направлено.

Уже одно это вновь отодвигает долгожданную победу на дальние рубежи, а между тем успехи, добытые применением химии, чреваты ещё более серьезным усложнением задачи.

Сводки с фронтов борьбы против насекомых-вредителей все чаще сообщают, что систематическое, в течение ряда лет применение ядов делает насекомых менее чувствительными не только к определенным химическим веществам, но иногда сразу к целым группам родственных веществ. Это относится и к таким «звездам» и «чемпионам» вредителей, как хлопковая тля, как яблочная плодожорка или червецы, повреждающие плодовые деревья. Цитрусовая щитовка – главная порча, чума и язва цитрусовых плантаций – чуть ли не во всем мире стала настолько устойчива к окуриванию и газации посадок, что вредители часто вновь заселяют обработанные деревья уже в течение первого же года… Даже пары такой безусловной отравы, как синильная кислота, стали здесь бессильны.

…Способность приобретать устойчивость к ядам является общебиологическим свойством, – признают учёные.

…Химия дает возможность замедлить процесс возникновения устойчивости, но не устраняет его, – вздыхают исследователи, и кто скажет – чего больше в их утверждениях: веры или растерянности?!

…Мы присутствуем при самом начале процесса, который по силе своей станет подобен лавине, – предупреждают некоторые специалисты, и кто скажет – паникеры они или провидцы?!

Ни один серьёзный биолог не оспаривает более фактов сравнительно быстрого возникновения форм, наследственно устойчивых к разным ядам. Если на этот счет ещё сохранились разногласия, то они касаются лишь трактовки, объяснения этих неожиданных и тревожных явлений.

Но как бы ни объяснять подобные факты, достоверность их не вызывает сомнений, и общий вывод сводится к тому, что оружие, направленное против врага, в ряде случаев укрепляет его, делает менее уязвимым. Неудивительно, что все настойчивее становятся голоса, призывающие к строже обдуманному и точнее нацеленному применению истребительной химии, к поискам более надежных, избирательных методов защиты растений.

Конечно, применение химических средств борьбы при настоящем положении вещей совершенно необходимо для защиты наших лесов, виноградников и хлопковых плантаций от полного уничтожения. На этот счет двух мнений быть не может.

Известный советский специалист, профессор И. А. Поляков, утверждает, что есть все основания полагать, что в ближайшие 20–30 лет химический метод сохранит ведущее место в защите растений.

Не будем спорить о сроках.

Однако нельзя не прислушаться к встревоженным голосам специалистов, которые спрашивают: не кроется ли какой-нибудь коренной ошибки в том, что защищая наши культуры, подвергающиеся массовым повреждениям вредителями, мы вынуждены прибегать к средствам, которые даже не дают длительной помощи и действуют лишь в течение короткого периода времени? Мы должны себе поставить вопрос: …нет ли более простых, но в то же время достаточно эффективных средств?… Ответ нам может дать лишь сама природа.

Известны выступления ещё более определенные и решительные. Один из виднейших энтомологов Франции профессор А. Балашовски считает, например, что необходима полная перестройка методов борьбы против вредных насекомых. Эти слова выделены курсивом в его вводной статье к первой книге капитального восьмитомника «Энтомология в приложении к сельскому хозяйству».

Специальные журналы, так или иначе зависимые от мощных химических концернов, вроде «Дюпон де Немур» (США), «Байер» (ФРГ), «Глиги-Баль» (Швейцария) и других крупных капиталистических фирм, специализировавшихся на массовом производстве и продаже ядов для уничтожения насекомых, без конца публикуют статьи, заполненные статистическими данными, формулами, рекомендациями дозировок, описанием способов применения препаратов.

Однако, по признанию профессора А. Балашовски, теперь уже прошло опьянение (он пишет – эйфория), которым сопровождалось породившее необоснованные надежды открытие синтетических ядов. Химия не решила больших проблем лесной, медицинской, ветеринарной, сельскохозяйственной энтомологии.

На мощные наступательные средства, создаваемые человеком, замечает А. Балашовски, насекомые ответили перестройкой внутреннего метаболизма.

Всё, о чём шла речь в этой главе, помогает понять, каким событием стало, в частности, для советских специалистов и учёных, работающих на фронте защиты растений, постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о дальнейшем развитии биологии.

В числе основных проблем, поставленных перед биологической наукой этим постановлением, значится, с одной стороны, создание новых препаратов и средств борьбы с болезнями и вредителями сельскохозяйственных растений, с другой стороны – разработка методов селекции растительных культур, направленной на устойчивость к болезням и вредителям, и, наконец, также изыскание биологических способов борьбы с вредителями сельскохозяйственных растений.

Всё чаще возвращается наука к давно выдвинутой русскими энтомологами мысли о том, что надо в арсенале самой живой природы выявлять естественных союзников для борьбы с вредителями.

Противопоставить насекомым-вредителям других насекомых, истребляющих вредителей! Укрощать стихию управляемыми силами, почерпнутыми из той же стихии! – вот в чем суть идеи. Что касается, в частности, защиты леса, здесь все чаще встает вопрос о применении муравьёв.

Почему именно их?

Перепись на лесной лужайке, или несколько слов о медвяных росах

В поисках ответа перенесемся мысленно в тихий угол лесной лужайки, где густой кустарник то возвышается над желтоглавой мелюзгой лютиков, над тонконогими голубыми колокольчиками, над зеленью крестовника и лапчатки, то уступает им место, отходя подальше. Этот клочок земли до того буйно заполнен и оплетен всевозможными зелеными дикарями, что сквозь них не пробиться, сдается, ничему живому.

Однако на лежащую с краю и поросшую седым лишайником каменную глыбу откуда-то проскользнула все же ящерица. Она замерла, не мигая вглядываясь в ослепительный поток жгучих лучей и прильнув прохладным тельцем к разогретому солнцем камню… И мохнатый, иссиня-черный с желтыми лампасами поперек брюшка, грузный шмель, залетев в этот уголок, гулко разжужжался над фиолетовым колосом зацветающего кипрея. И стрекоза опустилась на нераскрывшийся, ещё зеленый бутон и несколько секунд провела здесь, складывая и разводя четыре своих прозрачных и блестящих крыла.

Но стрекоза быстро поднялась в воздух и исчезла, чуть слышно прошелестев крыльями. И шмель, как подхваченный ветром, отгудел и скрылся. А ящерица привстала на коротких ножках, подняла острую головку с бусинками черных глаз и, извиваясь плотно обтянутым тисненой кожей телом, ускользнула так же бесшумно, как появилась.

И снова, сдается, все здесь заполнено одними только растениями, дремлющими в знойном свете летнего полдня.

Но такое впечатление весьма обманчиво.

Что, если с весны пронумеровать на лужайке десяток кустов хотя бы бодяка болотного и затем ежедневно со всей тщательностью осматривать их от основания до верхушки? Каждый квадратный сантиметр поверхности стебля, каждый листик, каждое углубление в пазухе обследовать и проверить с лупой в руках… И не только каждую улитку и каждого кузнечика, но и каждую тлю, листоблошку, каждую гусеницу, каждую кладку яиц, обнаруженные при осмотре, брать на учет… Жгучая крапива такого обращения не допустит. С ней придётся во избежание неприятностей поступить по-другому. Ее кусты осторожно срезают и по частям складывают в плотно закрываемые стеклянные чашки, из которых ничто не может ускользнуть. Дальше чашки уносят в лабораторию, где их и исследуют. Так же доставляются в лабораторию для анализа только что срезанные цветки едкого лютика, поповника, одуванчика, лапчатки.

Мало того. С окружающих лужайку деревьев липы, дуба, осины, клена, березы в разных частях кроны срезают листья. Их осматривают тут же, на месте, регистрируя каждое яйцо, каждую личинку, каждую куколку, каждое насекомое.

Если затем результаты всех осмотров сличить и сопоставить по срокам, то сама собой вырисуется картина не только состояния, но и движения населенности растений.

В мае на бодяке обнаружены одиночные тли. Через месяц их уже столько, что нет никакой возможности точно подсчитать всех. Впившись хоботками в нижнюю, тыльную сторону листьев, они, не двигаясь с места, сосут живые соки растения, растут и множатся в числе. Позднее на том же бодяке появятся личинки мухи-сирфиды, которые заметно изредят колонию тлей.

Ещё через несколько дней на растениях обнаружены моллюски. Одевающую каждого крохотную раковину можно пометить цветным карандашом. Так выясняется, что моллюски подолгу живут на одном и том же растении. Медленно ползут они по листьям, оставляя на них блестящий влажный след.

Затем на бодяках появляются личинки божьей коровки. За три-четыре дня эти ненасытные хищники уничтожают уйму тлей и чуть ли не полностью очищают от них стебли.

На одном растении бодяка насчитано было около девятисот различных созданий, в том числе примерно семьсот тлей, шестьдесят паучков и сирфид. В венчиках цветков найдено тоже немало насекомых, но больше всего опять-таки трипсов и тлей. На один листок клена (их на дереве тысячи) приходится от десяти до нескольких сот постоянных обитателей, питающихся зеленью листка и его соками. И здесь тоже больше всего тлей.

Если наряду с постоянными обитателями взятого под наблюдение уголка или растения учесть и временных его посетителей, вроде таких захожих и залетных гостей, как ящерица, шмель, стрекоза, то среди них первое место по числу зарегистрированных визитов займут, намного обогнав всех прочих, муравьи.

Как мы вскоре убедимся, они посещают этот участок совсем не случайно.

Вряд ли в мире насекомых есть много существ более беззащитных, чем крохотные создания, относящиеся к чрезвычайно пестрому семейству афидид. По-русски их именуют тлями, а ещё проще растительными – древесными, травянистыми, листовыми, корневыми – вшами. До этой округлой живой капельки, одетой в полупрозрачную оболочку, лучше не дотрагиваться. Достаточно неосторожного прикосновения, и она исчезает, оставляя на пальцах и на листке только еле заметные брызги.

Не в одной лишь нежности тонких покровов сквозит, если присмотреться, беззащитность тлей.

Другие насекомые одеты в плотнейший хитиновый панцирь или вооружены сильными челюстями, способными прогрызать плотные покровы противника. В сочетании с сосущими, колющими, сверлящими ротовыми устройствами такие челюсти бывают и орудием защиты, и орудием нападения. Многие оснащены жалом, которое связано с ядовитыми железами. У богомола передние ноги образуют щипцы-капкан с такими остро зазубренными гранями, что из их смертельного зажима редко вырывается даже крупное насекомое. Есть здесь и создания, покрытые ядовитыми волосками, тонкие концы которых вонзаются в тело противника. При этом волоски – они полые – обламываются, изливая в ранку яд. Жук-плавунец, почуяв опасность, отравляет вокруг себя воду. Немало насекомых защищаются своими отпугивающими преследователя ароматическими железами. Гусеница-гарпия обрызгивает врагов едкой кислотой. Термиты из числа «носачей» опутывают усики врагов шелковидной нитью, лишая их таким образом возможности ориентироваться… Жук-бомбардир поворачивается к противнику и выстреливает из конца брюшка каплей жидкости, которая взрывается, образуя плотное белое облачко.

Невообразимо разнообразен арсенал самозащитных приспособлений насекомых, но ничего похожего нет у тлей. Кто-то пошутил, что тля в образе насекомого представляет идею непротивления злу насилием.

Рот тлей совершенно не способен нанести какой-либо ущерб их многочисленным врагам. У тли вообще нет, например, челюстей, так что ей просто не по зубам покровы или оболочки тела противника. Ротовое устройство её приспособлено для одного-единственного занятия: сосать соки из растений. Брюшко тли заканчивается концевым срединным сосочком – хвостиком. Жала в нём нет.

С весны в изобилии покрыты тлями молодые побеги и листья несчетных древесных – лесных и садовых – пород, кустарников, многолетних и однолетних злаков.

Мелкие, округлые бусинки тлей салатного цвета усыпают листья плодовых. Зеленоватых удлиненных тлей мы находим на тыльной стороне листьев, на побегах, чашелистиках. Тёмно-серые и коричневые тли приурочены к березе, черные – к клену. На маке, лебеде, свекле, бобах живут одни, на травах – другие. На хвойных питаются длинноногие толстые тли-лахнусы и разнообразные виды желтых, красных, бурых, темно-фиолетовых, черных тлей-хермесов.

Сплошной, слившейся сыпью покрывают тли иногда не только концы молодых веточек, побегов, вершинки стебельков, нижнюю сторону листьев, но часто и корни. Длинными буравами колющих ротовых щетинок и хоботков эти крохотные (от полумиллиметра до пяти-шести миллиметров) создания впиваются в растительную ткань, в сосуды проводящей системы и, не сходя с места, постепенно раздуваются от распирающего их корма. Хоботок часто бывает во много раз длиннее всего тела, отчего кажется: насекомое сосет будто на привязи… Путь растительных соков, высасываемых тлями, прослежен: в поливаемых подкрашенной водой растениях и соки становятся окрашенными. Сквозь полупрозрачный хитин тли можно видеть, как цветной сок поступает в брюшко насекомого.

Видный советский зоолог, профессор М. С. Гиляров находит, что большая часть выпитой тлями влаги быстро испаряется через их тонкий и нежный хитин, отчего жажда, томящая этих насекомых в сухую погоду, просто неутолима. Поэтому-то тли обычно держатся на скрытой от солнца, оборотной стороне листа, уходят от ветра, избегают прямого света. Если уж тля вынуждена оставаться на освещенном месте, то в полдень длинная ось её тела располагается параллельно солнечным лучам, то есть так, чтобы на солнце находилась минимальная площадь.

Сухое вещество сока ситовидных трубок, так называемой крови растений, которой питаются тли, содержит сравнительно много, чуть ли не сорок процентов, Сахаров, но крайне мало, иногда всего один процент, белка. И это тоже вынуждает тлю процеживать сквозь себя массу жидкости, чтоб отобрать из растительных соков побольше белка.

Через подвижные спинные трубочки-сифоны на спинной стороне некоторых тлей выделяются быстро твердеющие на воздухе, содержащие воск капли. Впрочем, как раз у тех видов, о которых дальше пойдет речь, сифоны не производят ни восковидных, ни жироподобных выделений.

Задние ножки тли подняты, она опирается на передние две пары. Через какое-то время на конце брюшка её вырастает маленькая, в нашем опыте окрашенная, в обычных условиях светлая, жидкая капелька. Резким движением задних ног, похожим на ляганье, тля отбрасывает эту каплю подальше от себя. Капля, за которой мы сейчас следим, – не яд, не какая-нибудь обжигающая или взрывающаяся жидкость, не источник отпугивающего запаха. Это просто отходы от пищеварения, и отбрасываются они потому, что иначе, оставаясь в течение довольно долгого времени на одном месте, тля просто утонула бы в собственных отбросах. Вес и объём их за день во много раз превосходят вес и объём самой тли. Выбрызгиваемые отбросы – смесь фруктозы, глюкозы, мелицитозы, декстринов, азотистых веществ – моросящим дождиком мельчайших липких капелек покрывают листву. Тяжелые капли вырастают, свисая по краям листьев, срываются на листья нижнего яруса, на траву, спадают на землю. Это – падь, медвяная роса.

С трудом укладывается в сознании, что именно из таких неуклюже отбрасываемых брыкающейся тлей крохотных брызг рождаются те обильные медвяные росы, которыми иной раз сплошь покрыта листва деревьев, кустарников, трав.

Сладкий дождь может моросить в лесах много дней подряд. Листья постепенно покрываются не только липкой влагой, но и отбрасываемыми при линьке «рубашками» тлей. Пади этой бывает столько и она нередко наблюдается на такой обширной площади, что в прошлом её принимали за атмосферные осадки.

Если тли сильно размножились, заселенные ими побеги скрючиваются, молодые листья скорёживаются, изгибаются, свертываются в колечко, в трубочку. Здесь, на затененных гофрированных листовых пластинках и в полумраке листовых трубочек, тли продолжают бесперебойно сосать живую влагу растений.

Всевозможные галлы, листовые орешки и разные опухоли, вызываемые действием тлей, которые здесь и живут, так же как и свернувшиеся в трубочку, засеянные тлями молодые побеги и листья, дают повод думать, что растения не просто кормят тлей… Похоже, тли находят тут не только стол, но и дом, причем дом с особым микроклиматом. А ведь этот микроклимат создается именно теми, кого тли объедают и опивают. Разве, в самом деле, не удивительно, что растения, явно повреждаемые тлями, как бы поощряют их, будто идут навстречу их требованиям? Конечно, среди множества тлей есть немало и заведомых вредителей (виноградная филлоксера тоже тля!), но остальные? Как же это? Тли – древнейшая группа насекомых, распространены необычайно и весьма бурно размножаются не эпизодически, не от взрыва к взрыву, а регулярно, постоянно, из года в год, и все же в процессе эволюции растений не выработалось никакого отталкивающего тлей приспособления, никакого репеллента, нет никаких «биохимических колючек», наподобие подлинных, которыми многие растения защищаются от объедающих листву животных…

Подумать только, какую массу питательных соков отбирают тли у растений, а несмотря на это, в опытах деревья, полностью очищенные от тлей, развиваются нередко немногим лучше, чем деревья с тлями.

В чём же дело? Вот первая загадка, с какой сталкивается человек на этом перекрестке природных отношений и связей. И кроме того, как согласовать факт процветания всевозможных тлей с бесспорным фактом полнейшей их беззащитности?

Ответ на второй вопрос состоит по крайней мере из трех важных пунктов.

Прежде всего должна быть отмечена необычайная простота развития тлей. Они не знают широко распространенного в мире насекомых последовательного превращения форм: яйцо – личинка – предкуколка – куколка – имаго… Здесь особь развивается по сокращенной и ускоренной программе: из яйца, подобно цыпленку, выклевывается вполне взрослое, как говорят, совершенное, или образованное, насекомое. Цикл бывает даже ещё более сжат – происходит живорождение. В сказках тля, которая утром родилась, к вечеру успевает стать бабушкой. Строго говоря, это не вполне точно. На деле тля, которая сегодня родилась, иногда лишь через неделю становится матерью первых дочерей. Но за лето успевают все же появиться даже до полутора десятков чередующихся поколений, каждое из которых живёт в среднем месяц, причём одна особь оставляет по нескольку десятков, а то и по нескольку сотен дочерей. Даже если тля производит две-три сотни детёнышей, то и это совсем не так уж много. Известны насекомые, самки которых оставляют потомство в сотни раз более многочисленное. Выдающейся у тлей является прогрессия размножения, основанная не столько на плодовитости особей и скорости их роста и развития, сколько на том, что в большинстве поколений самки производят потомство без участия самцов, благодаря чему тля может стать прапрабабушкой, действительно не имея ни отца, ни деда, ни прадеда.

Нетрудно догадаться, что когда все поколение начисто лишено самцов и сплошь состоит из одних живородящих девственниц-самок, темпы размножения колонии по крайней мере вдвое выше, чем в тех случаях, когда обоих полов поровну.

Самцы появляются у тлей обычно лишь в последнем поколении сезона.

Итак, из оплодотворённых яиц, отложенных осенью в укромных, защищенных от врагов и холода местах, весной быстро развивается поколение самок-основательниц с укороченными усиками и ножками. Эти-то тли и производят на свет новых, которые в свою очередь порождают следующие поколения самок. Едва появившись на свет, каждая принимается питаться и, быстро вырастая, продолжает род тем же беспорочным образом. Но вот наступило лето – листья деревьев и трав, на которых выросли первые поколения тлей, повзрослели и погрубели. Под влиянием измененных погодных и кормовых условий новое поколение тлей рождается крылатым. Это по-прежнему всё ещё одни только самки. Они слетают с растений, на которых жили их прабабки и прапрабабки, и поселяются на других, где продолжают выводить новые поколения по-прежнему бескрылых самок, пока одно из них – опять под влиянием погодных и кормовых условий – вновь не окажется крылатым. На этот раз насекомые вернутся на растения того вида, где когда-то увидела свет самка-основательница. Именно второе в году крылатое поколение производит на свет не одних самок, а тлей обоего пола. Теперь самки будут оплодотворены и отложат яйца; яйца перезимуют, и весной из них выйдут новые самки-основательницы.

И это ещё далеко не самая сложная из прослеженных учёными схема размножения тлей. Теоретически потомство тли весом в миллиграмм способно за год размножиться настолько, что будет содержать живого вещества больше, чем любой другой биологический вид. А одна-единственная крохотная, не больше макового зерна, беззащитная самка – шестиногая капля с колющими щетинками при хоботке – способна в короткий срок катастрофически размножиться, грозя превратиться во всепоглощающий апокалипсический живой зелёный океан.

Жизнь поправляет такие расчеты, составляемые для противоестественных условий некоего идеального вакуума: огромные количества тли гибнут от неблагоприятных условий погоды, да и при хорошей погоде сами тли служат пищей для множества других видов, не дающих образоваться зеленому океану, выпивающих его задолго до того, как он успел разлиться.

С крылатыми тлями, запутавшимися в паутине, расправляются всевозможные паучки и пауки. Молодых и старых тлей поедают жуки, клещи, хищные личинки мух, тлевые или божьи коровки или, не без основания прозванные тлиными львами, личинки золотоглазок, которые иногда носят на себе шкурки высосанных ими жертв… Наездники, те паразитируют внутри тела тлей. Масштабы истребления, производимого всеми названными и множеством других хищников и паразитов, чудовищны. И если, несмотря на это, тли все же не уничтожены начисто, то в значительной степени потому, что в борьбе за существование их действенно поддерживают муравьи, которые не случайно усерднее других посещали растения на лужайке, где проходила перепись.

Если веточка растения, на листьях которой встречаются тли, обломалась, муравьи часто сосут из раны выделяющийся здесь растительный сок. Но они интересуются кровью растений и после того, как она прошла сквозь пищеварительный тракт тлей.

В опытах, когда растения поливали окрашенной водой, тли высасывали, как уже мы знаем, окрашенные соки и выделяли затем на конце брюшка окрашенные капли. Продолжив наблюдения, можно было увидеть, что эти капли слизываются муравьями.

Выше сказано, почему выделяемые тлями капли называются медвяной росой. Тли пропускают через себя невообразимое количество растительных соков и извлекают из них только часть углеводов и белка, а значительную долю извергают. Именно отбросы и привлекают муравьёв.

Когда тли почему-либо перестают выделять сладкую жидкость или выделяют её мало, муравьи решительно расправляются с ними, восполняя недостаток корма наиболее простым способом: с малоудойными тлями муравьи обращаются уже не как с молочным, а как с мясным скотом, – заметил как-то один из натуралистов.

Так через муравьёв-фуражиров естественный отбор продолжает совершенствовать «сосательные» таланты тлей.

Специалисты знают, что если снимать с дерева муравьёв, бегущих вверх и возвращающихся вниз, и сравнивать их средний вес, то нетрудно убедиться, что второй фуражир почти на миллиграмм тяжелее первого. Помечая муравьёв и пользуясь хронометром, можно установить также и среднюю продолжительность рейса из муравейника на дерево и обратно. А располагая двумя такими показателями, нетрудно подсчитать, что разновозрастные семьи лесных муравьёв заготовляют за лето благодаря тлям от 30–40 до 80—100 килограммов сахара!

После этого можно ли особенно удивляться тому, о чем рассказывается ниже.

Первые тёплые весенние дни в Крыму приходятся примерно на конец марта – начало апреля. В это время здесь ни на каких растениях тлей ещё нет, но стоит заглянуть в муравейники, и опытный глаз, хотя и не сразу, заметит в массе мечущихся муравьёв медленное шевеление неуклюжих афидид. Раскопки обнаруживают тлей в муравейниках многих видов.

Неудивительно найти в почве червя или вооруженную мощными роющими ногами медведку, но тля с её беззащитным, прозрачным, голым тельцем, иногда с блестящими нежными крылышками, – как она здесь существует?

В поисках разгадки последим в начале весны, едва сойдёт снег, за отмеченной с прошлого года площадочкой, на которой были выходы муравьиного гнезда.

Надо, конечно, запастись терпением. В конце концов удается увидеть, как на ровной, уплотненной дождем поверхности появляются первые, постепенно растущие отверстия. Кто-то невидимый выбрасывает через них из-под земли темные влажные крупинки, хорошо заметные на посеревшей сухой почве.

Наконец из одного выхода выбегает муравей, за ним – другой, третий… Назавтра число открытых ходов возрастает, и вскоре от них прокладываются дороги к ближайшим березам. И вот уже шестиногие разведчики поднимаются по белокорым стволам, спешат по веткам, переходя от почки к почке, антеннами потрагивают гладкое одеяние побегов.

В начале апреля на дереве распускаются первые клейкие листики, совсем махонькие, но уже похожие на настоящие березовые листья.

Муравьи с утра на дереве! Весь день торопятся они вверх и вниз по стволу, ощупывают листок за листком, перебегают по веткам выше и дальше, потом возвращаются, чтобы начать изучение дерева снова. Лишь к заходу солнца, обследовав всю крону, спускаются по стволу последние разведчики.

Назавтра или через день в жаркий послеполуденный час из воронки главного хода вслед за муравьями поднимается, медленно двигаясь по склону, крупная тля. Ее сопровождает быстрый муравей. Затем из воронки выходят ещё тли, также охраняемые муравьями. Пробыв недолго на воздухе, все они возвращаются под землю… А через день-два их выход под открытое небо оказывается уже не кратковременной прогулкой, а окончательным переселением из подземелья. И вот на многих раскрывшихся почках березы шевелятся бескрылые тли, каждую из которых караулит крупный муравей.

Если такого муравья утром пометить на посту, то его же можно вторично опознать здесь вечером, даже если будет темно и ветрено. Однако на следующее утро на дереве может не оказаться ни муравья, ни тлей, которые были здесь ночью. Днём тли опять появляются, а ночью снова как сквозь землю проваливаются.

В общем, примерно так оно и есть: муравьи действительно уносят тлей под землю.

Редко кому не доводилось видеть кошку, несущую слепого котенка, или собаку со щенком в зубах. Как ни привычно это зрелище, наблюдая его, всегда скрываешь в глубине души растерянное удивление: у кого они могли научиться этому?

А здесь муравей несет в челюстях тлю. Он снял её с ветки и невредимой доставляет в подземные галереи гнезда.

Тля, которую тащит муравей, поджала ножки и лежит в челюстях недвижимо, как мертвая. Не сразу даже удается заметить, что она живая. Отнять её у муравья не просто: он держит насекомое крепко и не намерен выпускать. Только если чем-нибудь прижать его, не давая самому двигаться, он раскроет челюсти, и тогда казавшаяся мертвой тля внезапно оживает и убегает со всей прытью, на какую способно это неповоротливое создание.

Перенос тлей муравьями можно наблюдать весной накануне холодной ночи или летом среди дня перед непогодой, а то и в самую лучшую погоду, но когда ветка настолько перенаселена сосущими её тлями, что муравьи перебрасывают своих подопечных на другие, ещё свободные ветки и даже на другие деревья.

Лишь после того как окончательно и устойчиво потеплеет, тли выпускаются «на волю». Впрочем, не совсем на волю.

На низкой яблоньке, в кроне которой можно свободно рассмотреть со всех сторон любую ветку и у подножия которой хорошо видны выходы гнезда черных муравьёв Лазиус, одна из веточек помечена желтой краской. Муравей, охраняющий на этой ветке большую зеленую тлю, также помечен желтой краской.

Теперь нетрудно убедиться, что тли не бродят по дереву как попало: муравьи по многу дней подряд стерегут одних и тех же тлей, не выпуская их из-под надзора.

Охраняемая муравьем тля недолго остаётся одинокой. Но ещё прежде чем появилось на свет первое поколение её потомства, она прокалывает длинной щетинкой хоботка оболочку растения, проникает в его ситовидные трубки и принимается сосать богатые сахарами соки. Ее пастух время от времени подходит к ней и то одним, то другим усиком касается её брюшка. Здесь следует сказать, что, по мнению многих натуралистов, у тех видов тлей, которые не выделяют воска, конец брюшка, внешний его вид сзади, имеет в общем нечто сходное с лицевой частью головы муравья. Анальный хвостик похож на муравьиную нижнюю губу, а отходящие по бокам хвостика сифоны расположены подобно муравьиным щупикам. Сходство ещё более усиливается тем, что при приближении муравья тля поднимает кончик брюшка и скрещивает свои особым образом движущиеся задние конечности с антеннами муравья. У тех же тлей, которые выделяют воск, конец брюшка всегда прикрыт бесформенной восковой маской; и сколько бы медвяной росы они ни выделяли, муравьи не обращают на них никакого внимания.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю