Текст книги "В Маньчжурских степях и дебрях"
Автор книги: Иоасаф Любич-Кошуров
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
VI
В землянке раздавалось только храпенье Семена.
Он лежал навзничь, заложив руки под голову, вытянувшись во всю длину койки и растопырив ноги.
Рот был полуоткрыт.
Краешки белых широких зубов виднелись из-под верхней губы.
Петька видел, как раздуваются тихо его широкие ноздри, заросшие короткими черными волосками.
Всю землянку наполняло его храпенье и сопенье.
Спать Петька не мог…
Он уже успел освоиться немного со своим положением. Он чувствовал себя не совсем спокойно в соседстве с медведем, но медведь, пока что, лежал смирно…
Должно быть, он задремал. Глаза были закрыты, голова свесилась с лап на сторону к полу. Из-под носа от дыхания то и дело летели какие-то шерстинки, пыль…
Дыхание было ровное и тихое.
Иногда, когда Петька закрывал глаза, ему казалось, будто около него дышит человек…
Но Петька все равно не мог уснуть.
Что с ним будет дальше?
Вот он сейчас лежит рядом с медведем, а против него на койке растянулся этот охотник. Над ним высокий бугор, шумит тайга… А до дома далеко… Верст сто, может-быть, больше…
Семен обещает его проводит до дома.
А как он врет?
Разве можно верить таким людям…
Он вспомнил о беглых, скрывающихся в таежных дебрях…
Вот он лежит…
Руки раскинул, запрокинул голову… Хранить… И ничего не боится, потому что чего ему бояться, когда медведь у него вместо собаки?
Может-быть, у него и тигр где-нибудь привязан на цепи, либо барс, либо рысь.
Свиснет – и будь здоров…
Потуда и видели…
А главное – для чего он отобрал винтовку? Ведь у него– своя…
Да еще говорит: «подарю».
Опять в нем закипела злоба… Храпенье Семена его раздражало… Несколько раз ему хотелось крикнуть Семену что-нибудь обидное, выругать его… Ненавистно ему было и то, что Семен лежит так спокойно, и самая поза, которую принял Семен, была ненавистна…
Как растянулся…
Голые ступни ног выставились кверху… От мозолей на пятах – твердая желтая корка, точно к пяткам прилип воск.
На полу стоят его сапоги, большие на сборках. Грязные портянки висят на сапогах…
Спит себе все равно как на печке в деревне.
Небось, и сон какой-нибудь видит… Небось хороший сон…
Ишь, зачавкал губами…
Ох, Господи, Господи!..
Медведь вдруг завозился, открыл глаза, поднял голову и потянул носом…
Петька приподнялся на локте.
Что он, чует что-нибудь?..
Он поглядел на медведя… Ноздри у медведя так и ходят– точно их ветром раздувает изнутри… Шерсть на загривке поднялась…
Вот он привстал на передние лапы…
Потом как-то боком поднялся совсем, на все четыре ноги.
Точно что-то заклокотало в его мохнатой груди.
Вверх смотрит…
Блеснули белые зубы… Щеки около зуб сморщились над клыками… Точно судорога пробежала вдоль губ… Морщины стали резче; губы над клыками вздернулись… Два клыка выставились из-под них… Ярко закраснели десны…
И опят глухо-глухо угрожающим звуком заклокотала богатырская грудь…
В землянке внезапно потемнело… Сверху посыпалась земля…
Петька поднял голову и прямо над собой увидел в окошке большую круглую голову…
Два глаза блеснули ему сверху, как два зеленых круглых стеклышка.
Петька вскочил и бросился в противоположный угол. Он прижался в углу к стенке крепко, плотно всем телом; даже ладони прижал, широко растопырив пальцы…
И, подняв голову, он смотрел вверх, не шевелясь, не двигаясь, почти не дыша…
– Дяденька!..
Он повернул голову в сторону койки, и его взгляд упал на висевший на стенке карабин…
Почти не помня себя, он схватил карабин, открыл затвор, выкинул стреляную гильзу, вставил новый патрон и опять задвинул затвор.
Карабин сверкнул ему в глаза своим наполированным затвором, и этот блеск словно подсказал ему, что нужно делать…
Словно электризовал его.
Он поднял карабин и прицелился…
Вон эта голова страшного зверя… Прямо между глаз стала тоненькая мушка…
Он совсем перестал дышать, повел спуск и потом нажал на него.
Гулко хлопнул выстрел.
Землянка наполнилась дымом… Дикий рев был ответом на выстрел.
Потом все стихло…
Только медведь глухо рычал и царапался в дверь.
– Васька назад! – крикнул вдруг Семен, поднимаясь с койки.
Он поглядел на Петьку и сказал:
– Подранил…
И закачал головой.
– Эх, ты…
– А разве вы не спали?
– Стало, проснулся…
– Чего же вы…
Петька не договорил… Он подумал, что, пожалуй, Семен, обидится, если он попрекнет его, зачем он не стрелял, когда видел зверя.
Семен сел на койке, свесив ноги.
– А ты чего лез – заворчал он – когда тебя не спрашивали… Шкуру только взодрал ему на затылке.
Петька хотел было возражать, но промолчал опять.
Он сообразил в эту минуту, что стрелял по тигру не разрывной пулей… Верно, он перепутал патроны… Густой дым продолжал еще клубиться в землянке, черный, смрадный… А патроны с разрывными пулями были у него снаряжены бездымным порохом…
VII
Медведь продолжал ворчать и царапаться в дверь.
Несколько раз он поднимался на задняя ноги и, опершись о дверь передними обнюхивал ее, водя носом по доскам.
Семен крикнул на него еще раз:
– Васька, назад!
Медведь поворотил к нему голову.
– Назад! – крикнул опять Семен и топнул босой ногой по полу.
Медведь тяжело улегся на прежнее место возле двери. Но он не спускал глаз с двери и от времени до времени с шумом втягивал через ноздри в себя воздух.
Семен стал одевать сапоги.
– Дяденька, – окликнул его Петька.
Натягивая сапоги за ушки Семен глянул на него снизу-вверх, не поднимая головы исподлобья одним глазом.
– А?
– Стало, она тут еще, тигра.
– Известно, туто…
Семен натянул сапог совсем, встал и притопнул им по полу, согнув спину и продолжая держать за ушки.
– В кустах, небось!
– Под дверью лежит.
– Под дверью?
– Теперь хоть до вечера сиди тут, не уйдет, – сказал Семен, опять сел на койку, разостлал с краю на койку портянку, поставил на нее ногу пяткой в один угол, а пальцами в другой, и стал обертывать портянку вокруг ноги. Потом сунул ногу в сапог, охватив ее левой рукой возле щиколотки.
Он опять поглядел на Петьку.
– Ты видал, когда, как кошка сторожит мышь?
Петька кивнул головой.
– Сколько раз.
– Так оно и тут. Тигра – кошка, а мы с тобой мыши… А это нора…
Он повел глазами по землянке.
– И значит, мыши забились в нору, а кошка сидит и ждет. Как чуть что, сейчас и будь здоров… К себе утащить. Чуешь?..
– Чую, – сказал Петька.
Семен встал с койки, завязал ремешки вокруг сапог и, снова повернувшись к койке, поставил ногу коленом на край койки и потянулся рукой в угол.
В углу, почти совсем скрытая козьими шкурами, служившими ему подушкой, стояла его винтовка. Виден был только конец её ствола, когда-то вороненого, но теперь от времени, потерявшего окраску и блестевшего тускло и неровно мутным серым металлическим блеском.
Он достал винтовку.
Винтовка оказалась берданкой военного образца, с длинной прямой почти по самое дуло ложей, схваченной со стволом железными кольцами, с стойкой для штыка; ложа вся тоже слиняла, лакировка сошла и весь приклад был покрыт цапинами и царапинами.
Затем Семен снял со стены широкий кожаный самодельный пояс с пришитыми к нему гнездами для патронов.
– Солдатское, – сказал Петька.
Семен метнул глазами в его сторону и ничего сначала не сказал, а потом пробормотал:
– Моя, брат, не выдаст…
Отер ствол рукавом своей куртки и, отодвинув затвор, вставил патрон.
Патрон легко вошел только до половины.
Видно, он уж не один раз служил Семену и его сильно раздуло.
Охватив берданку одной: рукой возле казённика, снизу, другой рукой Семен стал вгонять дальше патрон затвором.
Затвор защелкал, залязгал…
Экстрактор цеплялся за заплечки патрона и отскакивал опять.
Патрон туго подавался вперед.
Наконец, Семен, с силой ударив затвором в последний раз, поставил рычаг затвора на должное место.
– Готово, – сказал он; отвел ударник на предохранительный взвод и положил берданку на койку.
– И вы всегда так? – спросил Петька.
– Чего?
По лицу Семена пробежала тень… Он покосился на Петькин карабин и стал еще мрачнее.
– Чего?
– Я говорю… как же это у вас патроны? Вы их, небось, никогда не меняете?
– А чего их менять!.. Оно так лучше берет, потому что он как влипнет…
– А если мимо…
– Мимо, – сказал Семен и осклабился, – у меня не бывает мимо…
Он закачал головой.
– Ни в жизнь, ни разу не было… У меня бой мертвый. Как навел, так и готово.
– С одного разу?
Семен сделал рукою движение в сторону берданки:
– С этой-то!
И опять усмехнулся:
– Хе…
Он скривил губы при этом и посмотрел на берданку каким-то странным взглядом, будто видел ее в первый раз и в первый раз разглядел её недостатки.
Улыбка сошла с его губ медленно, будто нехотя и будто потухла в густых нависавших над губами усах.
– Оно, брат, не балует, – заговорил он, – да и не выдаст. Пуля-то во!
И он показал Петьке свой корявый толстый короткий указательный палец, приложив к нему около первого сустава большой палец.
– Не то, что твоя… У тебя что?… У тебя шпилька.
В эту минуту медведь с быстротой, которой от него трудно было ожидать, вскочил на ноги и, сейчас же встав на дыбы, уперся передними лапами о вторую от порога ступеньку…
Близко, близко протянул он к двери свою огромную голову.
Слышно было; как что-то стучит о дверь снаружи размеренным ровным стуком.
– Это он хвостом, – шепнул Семен, и вдруг схватил Петьку за плечо…
– Стой… молчи!
Больно он надавил ему на плечо.
– Молчи!.. Стало, он видит что-нибудь… Повернулся…
В землянке стало тихо.
Петька слышал, как дышит Семен, как сопит и фыркает медведь.
Резкий, трещащий выстрел раздался вдруг за дверью и вслед за выстрелом яростный хриплый рев.
Снова хлопнул выстрел…
Рев повторился, но уже более глухо…
VIII
Семен опять надавил пальцами Петьке на плечо.
– Не пикни мне.
Потом он оставил Петьку, подбежал к печке, где у него вместе с ухватом стояла небольшая сосенка с обрубленными ветками и заостренным толстым концом, схватил ее и приставил к окошку.
Ветки на сосенке были обрублены не вплотную. Толстые корявые сучки торчали во все стороны, и по ним можно было легко взобраться вверх, как по лестнице.
Проворно, как обезьяна, Семен вскарабкался по сосенке к окошку и выглянул наружу.
– Дяденька!..
Но Семен, не оборачиваясь, сделал движение рукою назад, точно отталкивал кого то, кто был у него за спиной, и через секунду затем подняв ногу, двинул ею от себя, тоже будто спихивая кого-то со своей необыкновенной лестницы.
Спустя минуту, он осторожно спустился вниз.
– Ну?
И, мигнув бровями, он уставился на Петьку и сейчас же сдвинул брови.
Говорил он шепотом, но рот открывал широко, будто дышал на Петьку. Он вытянул шею и лицо его было совсем близко от Петьки.
– Что там? – спросил Петька.
Но Семен в это время думал, вероятно, о чём-то совсем другом, что интересовало его больше Петькиных расспросов.
Он прикрыл нижнюю часть лица провел ладонью по усам и бороде и, отвернув лицо в сторону, произнес также шепотом, пригибая бороду к шее:
– Н-да…
И повел шеей.
Затем опять повернулся к Петьке и опять нахмурился.
– Чего тебе?
Заметно было, что он сильно озабочен. Он только на одну секунду взглянул на Петьку; через мгновенье глаза его скользнули мимо Петьки куда-то в сторону, в угол.
– Отзовите медведя. – шепнул Петька.
– Чего!
– Я говорю, отзовите медведя.
Семен поглядел на медведя и затем на Петьку.
– Зачем тебе?…
Петька взял его за рукав и зашептал, заглядывая ему в лицо и дергая его за рукав вниз, будто приглашая его этим нагнуться к нему поближе:
– Вы послушайте-ка… Слушайте, дяденька, – он опять дернул за рукав. – Видите, светится… Около скобки. Пуля-то в дверь… Ей Богу…
Он повернулся в сторону двери и тихонько хлопнул себя ладонью по коленке.
– Васька… Васька!..
И несколько раз кивнул медведю головой.
– Поди сюда… и то, – сказал Семен.
Он действительно рассмотрел теперь маленькое круглое, светленькое пятнышко как раз под дверной скобой.
– В роде твоей, – шепнул он Петьке, – маленькая…
Он подошел к медведю, взял его за шерсть около затылка и потянул к себе.
– Ну, пошел ты!.. Пошел на место!
Медведь поднялся.
– Пошел, пошел!..
Семен легонько толкнул его ногой.
Медведь отошел в сторону, медленно, лениво, постоял немного, опустив голову, словно подумал и потом также медленно направился в угол к печке.
Семен стоял против двери, забрав свою бороду в горсть, и смотрел на дверь, на то место, где светлела возле скобки маленькая дырочка.
– У меня тридцать второй калибр, – шепнул Петька, – а эта меньше…
Опять он дернул Семена за рукав.
– Дяденька! Дайте поглядеть.
Семен молча отодвинулся назад.
Петька взобрался на ступеньку и прильнул к дырочке глазом.
– Да ведь, небось, ничего не видать? – сказал Семен. – Кусты ведь…
И, помедлив секунду, спросил:
– Ничего не видно?
Петька обернулся.
– Ничего.
Он сошел со ступенек.
– Там манза, – сказал Семен, – китаец.
И указал, подняв руку, на окно.
– Оттуда видно… На дерево взлез. Должно, боится, как бы тигр не прибег опять.
Петька смотрел на него, широко открыв глаза. Семен вдруг поднес руку ко лбу и ударил в лоб концами пальцев.
– Только откуда у него такое ружье?..
Он задумался, опустив голову.
– Ружье модное, – сказал Петька.
Семен бросил на него короткий взгляд.
– То-то, что модное…
– Может, хунхуз?..
Семен отрицательно качнул головою и потом вскинул глаза на Петьку.
– Зачем хунхуз пойдет в лес?..
Он вздернул плечи.
– Может еще откуда?..
– То-то вот откуда… Я знаю тут всех ихних охотников… И, занеся руку за шею, он заскреб пальцами по затылку.
– Дяденька…
– А?
– А он не сбежит?..
– Куда там! Нет… Испугался, небось, теперь до утра не слезет…
Опять он вздернул плечи и развел руками.
– Главное – пуля… В жизни я не видал у них таких ружей…
– Небось, и в оболочке, – заметил Петька, вопросительно взглянув на Семена…
Через секунду он спросил:
– Вы когда видели новые пули?..
И пояснил сейчас же, не дожидаясь ответа:
– Внутри свинец, а снаружи этак в роде серебра, только тверже.
Немного он покраснел. Он видел, как Семен вдруг омрачился. Конечно, откуда Семену знать о новых пулях? И, конечно, ему это неприятно, что он не знает. А откуда он может знать! Он, может, всю жизнь прожил в лесу.
– Ладно, – сказал Семен. – А ты вот что, ты лезь-ка к окошку и сиди там, сторожи… Как что заметишь, станет слезать или еще что, сейчас мне… Ну, валяй!
И он скользнул глазами снизу-вверх по лестнице-сосенке.
– Ну, живо!
Петька вскарабкался по сосенке и высунул в окно голову.
– Видишь? – шепнул снизу Семен.
– Вижу.
– Не очень высовывайся… Слышишь?
И Семен носком сапога ударил тихонько под конец сосенки.
Затем он оставил Петьку в покое.
Он опять лег на койку навзничь, заложив руки за голову, вытянувшись во всю длину койки.
Затаив дыхание, смотрел Петька из маленького прорезанного в толще бугра окошка…
По скату бугра зеленели кусты орешника и дикого винограда. В их зелени утопали темные стволы вековых кедров и дубов. Высоко по стволам взбегали плети повилики, захлестываясь цветными гирляндами, точно выброшенная из зеленого моря розовая пена…
Снизу Петьки хороши были верхушки деревьев. Тихо колыхались ветви, чуть-чуть дрожали листья.
Немолчный шум шел над лесом.
На одном из дубов довольно высоко от корня Петька рассмотрел и маленького человечка с желтым лицом в синей с золотыми пуговками кофте и синих же широких штанах.
Человек сидел верхом на толстой ветви, прислонившись спиной к стволу дуба. Около него висело на сучке его ружье.
Ружье Петьке было плохо видно. Его почти совсем закрывали листья. Только ствол ружья в нескольких местах поблёскивал между листьями. И потому, как поблёскивал ствол в зелени листьев переливным, то синим то серебристым блеском, Петька догадался, что ружье качается…
Китаец, или как назвал его Семен манза, вероятно, привесил ружье только сейчас.
Светлыми пятнами лежали на синей: кофте солнечные блики.
Листья вверху и ветки колебались, и от того светлые пятна то расползались, то суживались опять, скользя по кофте по рукам, по желтому лицу.
Два или три раза лицо осветилось все ярко и светло, точно выставилось вдруг из зелени…
И Петька невольно в оба эти раза подался немного назад, пряча голову в углублении окошка.
Он понимал, конечно, что китаец не может его видеть и не подозревает о его присутствии, но ему даже жутко стало, когда он увидел это лицо в рамке зеленых листьев, залитое солнечным светом, и потому казавшееся совсем плоским, с плохо различаемыми чертами, точно расплывшееся в лучах солнца.
Кругом тишина…
Только шумят деревья… Неподвижно сидит китаец в зеленых листьях. Блестит его ружье сквозь листья.
Петька видит, как блестящий ствол тихо колеблется и точно тянется, точно синее пламя пробегает по нем.
Из зеленой мглы, кажется Петьке, прямо на него глядят сверху большие темные глаза… И когда Петька вглядывается в них, он только и видит их одни. На лица, ни фигуры не видит, только одни глаза… Будто это сам лес смотрит на него из зелёного своего царства.
А кругом тихо-тихо…
Вот опять светлые пятна задвигались, поползли наискось по листьям, захватили края синих рукавов, скользнули по золотым пуговицам, вспыхнули на щеке и на подбородке.
Черные глаза потухли, ушли куда-то в глубину…
Желтое, все залитое светом, выплыло лицо из зеленого сумрака листьев.
IX
Петька вздрогнул. Что-то знакомое почудилось ему в этом лице.
Он по-прежнему плохо различал черты, но на одну минуту ему показалось, будто в них мелькнуло что-то, что давно затерялось в его памяти, и сейчас вспыхнуло опять и загорелось в сознании слабо и смутно…
И он весь замер и затаил дух.
Пристально смотрит он в лицо китайцу и видит, как лицо стало рябым от набежавших опять на него солнечных пятен…
Пятна движутся, скользят по лицу и точно прячут за собой лицо.
Точно занавеска из света и теней колышется против лица.
Что-то болезненное, мучительное, тоскливое затрепетало у него в душе.
Нет, видел он где-то раньше этого человека!
Но где?.. Когда?..
Какие-то образы родятся в душе, неясные, далекие…
Будто и в душе тоже пробегают светлые и темные пятна, ширятся, пропадают снова, снова вспыхивают…
И на сердце тоскливо-тоскливо…
Будто что-то сосет сердце…
Точно сейчас рядом с ним притаилось что-то нехорошее, страшное и неведомое… Точно что-то схоронилось внутри этого китайца и не хочет показать себя, пока не настало время…
Тогда Петька все увидит и все узнает… И он ждал этого момента с трепетом, с мукой и болью…
И вдруг словно волна подкатила ему к сердцу…
Крепко схватился он обеими руками за верхушку сосенки…
Вот оно! Вспомнил!..
От сердца отхлынуло. Холодок пробежал по телу.
Торопливо стал он спускаться вниз.
– Ты что? – окликнул его Семен, подымаясь с койки.
– Сейчас, – прошептал Петька.
Он спрыгнул с последнего сучка на пол и подошел к Семену…
Он не совсем хорошо различал теперь Семена…
В землянке словно потемнело.
Семен казался ему каким-то черным с темным лицом, будто и он потемнел тоже.
– Ну? – услышал он опять его голос.
– Дяденька!.. Я его знаю, этого манзу…
Голос у Петьки пресекся…
– Знаю, – повторил он.
Глаза у него широко открылись и остановились на Семене с неопределённым растерянным выражением…
– Знаю, – сказал он еще раз, не отводя глаз от Семена…
Глаза, казалось, стали у него еще больше и заблестели лихорадочным блеском. Красные пятна выступили на щеках.
– Почему знаешь?
Семен встал с койки и остановился против Петьки…
– Я видел его, – зашептал Петька, – видел, ей Богу!..
– Где видел?
– В Харбине…
Казалось, Петьке что-то мешало говорить… Словно клокотало у него что-то в груди и гасило слова, едва они срывались с губ.
– Давно? – спросил Семен.
– Весною.
– Может, он и то хунхуз?
– Не!..
И Петька энергично несколько раз тряхнул отрицательно головой.
– Гм… Не хунхуз?
Семен прямо в упор уставился ему в лицо… Брови у него зашевелились.
– Не хунхуз?
Петька открыл рот, вобрав в себя воздух, словно дышать ему было тяжело, и произнес, опять тряхнув головой:
– Не… шпион…
Потом добавил:
– Японский лазутчик…
– Японец, значит?
– Японец…
– А ты откуда знаешь, что шпион!
– Как не знать… Вы, знаете, дяденька…
Петька схватил Семена за руку.
– Вы знаете… За ним следил один офицер… А он дал ему свою папироску…
Снова голос у него оборвался. Крепко надавил он пальцами на руку Семена.
– Дал покурить… Нате, говорит, хороший табак… Тот покурил и сейчас – хлоп без чувств…
На минуту он умолк, словно устал говорить… Потом так же, как перед тем, тяжело перевел дух и продолжал:
– А сам бежать… Тут ему навстречу один хохол, а он его по горлу бритвой…
Он взглянул на Семена.
– Ведь он цирюльник…
– Ну?
– Прямо бритвой… За городом, видите, говорят было… И куда потом девался, неизвестно…
Петька замолчал.
Молчал и Семен… Потом он спросил:
– А ты-то его где видел?
– С дядей… В Харбине мы были… Свиней дядя продавал и зашел бриться… Потом оказывается, этот самый. Говорят, бумаги после него нашли… Сжег бумаги, да кое-какие остались, не сгорели…
– То-то я гляжу, – заговорил Семен, – гляжу, ружье у него… опять-же с лица будто китаец, а чего-то не хватает… Будто недоделанный… Да…
Глаза у него блеснули холодным блеском.
Он вперил их в Петьку и сказал:
– Нужно его поймать…
Петьке стало как-то и жутко и весело от его взгляда и от его слов…
Сердце у него замерло совершенно так, как замирает сердце, когда катишься с высокой крутой горы, или взлетев на качелях высоко кверху, задержишься там на мгновенье, чтобы со всего размаху ринуться вниз…
Хотелось зажмуриться. Но он взглянул прямо в лицо Семену, и губы его повела улыбка долгая, трепетная… Глаза загорелись…
С Семеном он ничего и никого не боялся.
Семен сказал: «надо его поймать».
Значит, это для него пустое дело.
Лицо у Семена, когда он говорил это, стало как каменное. Ни один мускул не дрогнул…
Он поймает японца.
Он сильный, он ловкий… У него пальцы как железные клещи… Он весь как железный…
– А как поймать, – произнес Семен, захватил ус в пальцы и сунул его в рот. – Да, эта штука…
Несколько волосков завязли у него между зубами; он фукнул на них, отдув губы с одного края, разгладил потом усы, качнул головой из стороны в сторону и повторил опять:
– Н-да… штука…
Петька видел, как он покосился на его карабин…
– Вот что, слушай-ка…
И он мигнул Петьке глазами и кивнул ему головой.
– Слушай, я сейчас вылезу из землянки в окошко и подползу к нему по кустам…
Тут он взял Петьку за пуговицу его пиджака и слегка потянул к себе.
– Чуешь?.. Подползу, а ты…
Он чуть-чуть двинул бровями.
– Ты знаешь, как свистит подкрапивник?
Петька внимательно смотрел ему в лицо. Он кивнул головою и ответил:
– Знаю.
– Так вот… Ты слушай…
Он опять потянул его за пуговицу.
– Как свиснет подкрапивник три раза, это значит, я дополз… Тут ты и стрели… Только гляди не в него… Ни Боже мой… Чтоб только спугнуть. Чуешь?..
Петька не совсем хорошо понимал, для чего он должен спугнуть японца.
Но он ответил:
– Хорошо…
Голос, однако, звучал у него неуверенно, выражение недоумения проскользнуло по лицу и в глазах.
И, вопросительно взглянув на Семена, он произнес все также неуверенно:
– Так, значит, не в него?
– Ни-ни! Мне что нужно?.. Пусть бы он только соскочил с дерева, а уж в кустах я с ним расправлюсь… Понимаешь теперь? В кустах-то он меня не разглядит второпях… Я уж притаюсь, знаю, как…
Семен разом оборвал свою речь… Он словно вспомнил про что-то…
– Разве вот что, – через секунду зашептал он снова, прищурив один глаз, словно прицелился в Петьку, – ты видел, как он приладил ружье?
– Видел.
– Оно у него на сучке… Так ты вот что. Ты трафь прямо в сучок… Собьешь сучок – хорошо, не собьем – не нужно…
И вдруг словно испуг загорелся у него в глазах…
– Петька!..
И сейчас же, подняв руку, он погрозил Петьке пальцем.
– Только гляди у меня, парень, не попади вместо сучка в приклад либо в затвор.
Строгое-строгое стало у него лицо… Даже будто посерело немного…
– Слышь?..
– Ну вот, – сказал Петька.
– Лучше промахнись…
Он подошел к сосенке, поставил ногу на нижний сучок и опять повернулся к Петьке.
– Лучше промахнись… Слышь?.. А то, ну тебя к Богу!..
