Текст книги "Но-о, Леокадия !"
Автор книги: Иоанна Кульмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
И он рассмеялся, словно придумал что-то остроумное.
– Смейся ты, Алоиз, – фыркнула Леокадия. – Лошади это не пристало...
Директор недоверчиво покосился на нее и предложил сесть. Он позвонил секретарше и велел принести три чашки кофе.
– Что каса тся меня, – вступил в разговор Алоиз, – то я вообще-то извозчик.
Тогда Директор снова позвонил секретарше и заказал две чашки кофе и бутылку пива.
– Что касается меня, – подхватила Леокадия, – то я вообще-то больше всего люблю зелень.
Тогда Директор позвонил в третий раз и заказал чашку кофе, две бутылки пива и зеленый кактус.
– Кактусов я не ем, – заметила Леокадия.
– И слава Богу, – отозвался Директор. Леокадия взглянула на фотографии Рифифи и других знаменитых скакунов и сказала:
– Я такая же знаменитость, как ваша Рифифи. Меня все знают. Вчера в газете была моя фотография. Я бегаю с самого детства и умею обходить препятствия.
– Великолепно, – одобрил Директор. – Ну, а теперь займемся вашим происхождением.
– Просто хождение для лошади – пустяки. Впрочем, я предпочитаю восхождение.
– Я имею в виду родословную, – любезно пояснил Директор.
– О, тут не о чем говорить, – рассмеялась Леокадия. – Стоит ли из-за этого огорчаться? Пусть уж у меня не будет мамы и папы, чем наоборот.
– Что значит НАОБОРОТ? – изумился Директор.
– Ну, это все же лучше, чем если бы у них не было МЕНЯ. До чего же было бы печально, если бы я вообще не появилась на свет. Никогда не увидела бы как цветет гречиха, не узнала, чем пахнет лунный луч, забравшийся в клевер...
Директор Скаковых конюшен встал и открыл дверь.
– Говорящая лошадь никогда не будет хорошим спортсменом, – заявил он. – У артистов и художников с бегом всегда трудности. Цирк напротив.
– Знаешь, – заметил Алоиз, когда они вышли на улицу, – и все же тут все упирается в твою родословную.
ЛЕОКАДИЯ И МЕЧТЫ
И они принялись на всякий случай вдвоем придумывать родословную. Но лужи так сверкали на солнце, а почки на деревьях были такие зеленые, что они, засмотревшись, не успели добраться даже до прабабок по отцовской линии. А что уж говорить про материнскую!
Да и с бабками они толком не разобрались: Леокадия хотела, чтобы матушка ее отца непременно была гнедой кобылой, Алоиз же уверял, что это серая лошадь в яблоках. Наконец, рассердившись, Леокадия обдала его с головы до ног мартовской грязью.
– Сам ты серый в яблоках! – весело закричала она.
– Ты совсем ошалела, Леокадия! – возмутился Алоиз. – Придется тебе брать уроки хорошего тона. Иначе человеческой работы не найти. Неплохо бы научиться и говорить по французски: бонжур, оревуар...
– Какой еще абажур? – удивилась Леокадия. – И при чем тут самовар? Ведь нам их все равно девать некуда. У нас нет даже своей конюшни. А, впрочем, поучиться я всегда готова.
– Ну, хороший тон – не моя специальность, – отмахнулся Алоиз. Хотя у нас есть свои правила. Но для начала научись ходить ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО на двух ногах, перестань ржать, отвечай вежливо, даже если слушаешь вполуха, и, пожалуйста, не лезь в лужи.
– А в четверть уха слушать нельзя? – заинтересовалась Леокадия, и даже попробовала свернуть ухо трубочкой. Но у нее ничего не вышло.
– Давай лучше купим перчатки, – предложила она. – И сапожки – для луж.
Алоиз вздохнул, пересчитал деньги и направился в универмаг на Миндальной аллее. Вскоре он вышел оттуда с покупками. Он нес шляпу, перчатки, сапожки и сумочку.
– Шляпу я не надену, – заявила Леокадия. – В ней я похожа на Тетю Лошадь. Ну, а сумочку понесешь сам.
Она надела на задние ноги сапожки, на передние – перчатки и зашагала рядом с Алоизом в сторону Шестиконного сквера.
– Это ужасно, Алоиз, – стонала она. – Ах, если бы у меня выросли Крылья – (пожалуйста, не говори, будто это невозможно!) – я не ходила бы в этих противных сапожках. Скажи, что крылатые лошади бывают.
– Не горбись, Леокадия, – заметил Алоиз.
– Но ведь я где-то очень высоко! – вздохнула Леокадия. – Весь мир остается внизу и мне все время приходится наклоняться. Нет, видно я никогда не буду больше счастливой!
Алоиз глянул на свое отражение в витрине и подумал, что тоже никогда не будет больше счастливым, ведь рядом с Леокадией он казался гномом. Но вспомнив, что он ДРУГ Леокадии, крепче ухватился за ее переднее копыто.
– Тут на витрине объявление, – удивился он и потащил Леокадию к витрине.
Там был прикреплен листок бумаги с надписью:
ЦВЕТОЧНИЦА С УЛИЦЫ ПЕГАСА ИЩЕТ ПОМОЩНИЦУ
– Молодые вербочки... – прошептала Леокадия. – Лютики... Подснежники...
И тут же неожиданно свернула на площадь Вдохновения и помчалась как во сне, позабыв о том, что пачкает перчатки.
– На двух, на двух ногах, Леокадия! – умолял запыхавшийся Алоиз.
– Мечта мчится на всех четырех! – воскликнула Леокадия. – О, люпин, фиалки, аспарагус...
И она побежала так стремительно, что, казалось, вот-вот оторвется от земли.
Цветочница с улицы Пегаса на этот раз торговала лютиками. У нее их было много – полные корзины. Она стояла среди этих желтых огоньков и кричала Леокадии:
А вот лютики, лютики,
Солнечные лучики!
Утеха для глаз!
Любуйся даром!
Эй, Пегас!
Спеши за товаром!
– Почему Пегас? – спросила Леокадия, тормозя всеми четырьмя копытами.
– Не видела объявления? – удивилась Цветочница. – Это в память о чуде. Одна лошадь съела все цветы из моей корзины. И что же вы думали – ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДОВАЛО. А что ты сделала с прощальными сережками?
– Они были очень вкусные, но не прощальные. Алоиз со мной не расстался.
– Ты съела все сережки до единой? Та лошадь съела все цветы из моей корзины и ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДОВАЛО. У тебя не свербит под лопатками?
– Какое ПРОДОЛЖЕНИЕ? – перебила ее Леокадия.
Но так уж устроен мир, что в самую неподходящую минуту из-за угла возникают Постовые. Вот и тут возник Постовой и сказал:
– Торгует на углу Пегаса. А ее место в торговых рядах имени Стражей порядка.
– Валяй, пиши, сынок, – ответила Цветочница. – Не представляю, чтобы в торговых рядах каких-то там Сторожей случилось чудо. А без чуда я не представляю торговли.
С этими словами она прицепила букетик к серебряной пуговице на куртке Постового.
– А ты, Леокадия, съешь остальное и ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДУЕТ, велела она.
– У меня нет аппетита, – вздохнула Леокадия, – а мне так хотелось стать твоей помощницей! И вообще, я не знаю о каком ПРОДОЛЖЕНИИ ты говоришь.
Но Цветочница ничего не ответила, может, потому, что сама становилась все незаметнее, пока наконец не исчезла. Наверное растворилась в сумерках. Ведь на небе собрались серые тучи и мартовские лужи погасли. Только в одной из них золотом горели брошенные Леокадией лютики.
– Чудес не бывает... – вздохнул Постовой, протирая глаза.
И вернулся на пост.
– Я знаю одну скамейку под мостом, где можно хорошенько выспаться и забыть про все беды, – вспомнил Алоиз.
Там стоял серый полумрак, пахло сыростью и крысами, над головой пыхтели автобусы. Алоиз растянулся на скамейке во всю длину, а Леокадия в нише под лестницей нашла кучу опилок и ужасно обрадовалась. Опилки пахли точь-в-точь как деревянная крыша в конюшне.
– Это, наверное, и есть черный день, а может, черная ночь, – решил Алоиз. – Пришла пора съесть тебе последнюю сережку, я нашел ее в левом кармане, а мне – последний кусочек хлеба, вот он, в правом кармане.
И он дал Леокадии вербную сережку, блестевшую в предвечерних сумерках, будто капля мартовского дождя. И тут дождь застучал по мостовой и по пролетам моста, и его монотонный стук усыпил Алоиза и Леокадию, жующую последнюю сережку.
А потом, хотя ночь еще не наступила, Леокадии стали сниться удивительные сны – она летала над крышами, дремала в гнездышке над окном у Алоиза, и наконец, подгоняемая порывами весеннего ветра полетела вместе с гнездышком по небу.
И вдруг самый сильный порыв ударил ее о пролет моста.
БАМ!
Это Леокадия скатилась с кучи опилок вниз.
– Я не знала, что спина может так болеть! – пожаловалась она.
– Не горюй! – ответил Алоиз, успокаивая ее. – Это все из-за моего пенсионного хлеба.
Но он не знал, что все это из-за последней вербной сережки и что ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
ЛЕОКАДИЯ И ЗАВИХРЕНИЯ
Самым чудесным было то, что Алоиз вовсе не собирался возвращаться к Вдове в квартиру на седьмом этаже. Ничего удивительного: кто бы променял ветер свободы на вонь нафталина, крышу из весенних облаков и туч на разрисованный подтеками потолок, а дружбу с непредсказуемой Леокадией на общество монотонной Вдовы.
– Ты знаешь, у меня под лопатками гуляют какие-то ветры и даже вихри, – жаловалась Леокадия. – Наверное меня продуло ночью.
Теперь, пользуясь хорошей погодой, они грелись на солнышке в Шестиконном сквере.
– Я люблю твои завихрения, Леокадия, – улыбнулся Алоиз. – И то, что никогда неизвестно, чего от тебя ждать. Как славно мы с тобой поездили. Если бы я мог, я бы приделал тебе сигнал и руль, и ты бы вполне заменила такси.
– Ну уж нет, я слишком люблю наши дрожки и ни за что их не предам, – возмутилась Леокадия. – Бедняжки, стоят себе скромненько в углу и помалкивают. И никому не приходит в голову вытащить их из старого сарая и переделать в автомобиль. А вообще-то я больна. У меня чешутся лопатки. Ты не можешь почесать мне спину?
– Спина у тебя какая-то чудная, – удивился Алоиз. – Могу поклясться, что из нее вот-вот прорежутся зубы. Если бы у меня был нож...
Леокадия отодвинулась от него.
– Ну уж нет! Начинается с ножа, а кончается сковородкой!
Больше об этом разговора не было, но в то утро, когда Алоиз пошел к Парикмахеру, Леокадия тайком покинула Шестиконный сквер и отправилась к Доктору. Узнать, какие сокровища запрятаны в ее зудящей спине.
В поликлинике было белым-бело, как зимой, но пахло не Рождеством и елкой, а лекарствами и масляной краской, и Леокадия то и дело громко ржала от негодования.
– У вас случайно не астма? – спрашивали ее в коридоре больные.
– Нет. У меня приступ бешенства, – заявила Леокадия, после чего больные расступились и пропустили ее в кабинет без очереди.
– Что с вами? – спросил Доктор.
– Вот именно, – отвечала Леокадия. – Я хотела бы знать, что со мной?
– На что жалуетесь?
– Понимаете, я расту. Расту в разные стороны. Но не в длину, а в ширину. А вообще-то я здорова.
– От здоровья нет лекарства, – сказал Доктор. – Случай весьма печальный и редкий.
Он взял в руки сантиметр, измерил Леокадию со всех сторон, сел за стол и принялся писать.
– Протокол – вещь хорошая, – вздохнула Леокадия. – Но только платить придется вам, господин Доктор.
– Это не протокол. Пока я не вылечу пациента, я с него денег не беру, – объяснил Доктор. – Так что с вас я ничего не возьму. Такое со мной случается нечасто.
Доктор поставил под рецептом размашистую подпись и подал Леокадии.
– Вообще-то я ни у кого автографов не прошу. У меня все просят автографы, – заметила она.
– Это не автограф, а рецепт. Лекарство для наседок. Этой мазью смазывают куриные яйца, чтобы поскорее вылупились цыплята.
Леокадия поблагодарила, помчалась с рецептом в ближайшую аптеку и подошла к окошку без очереди.
– Я очень тороплюсь. У меня скоро выведутся цыплята, – заявила она.
Мазь оказалась зеленой и такой едкой, что непременно должна была, но почему-то никак не хотела действовать, хотя Алоиз изо всех сил втирал ее в спину Леокадии.
– И на том спасибо, – рассуждала Леокадия. – Ведь на врача у нас денег нету.
Но по правде говоря ей было немного грустно. К цыплятам она чувствовала особое расположение.
– Я росла в деревне, – рассказывала она Алоизу. – И когда спала на сене, под боком у меня грелись цыплятки. Может, потому я непохожа на других лошадей и люблю спать лежа. Мамы своей я не помню, но иногда мне кажется – она кудахтала как наседка и я так славно спала у нее под левым крылом. Под правым – было холодновато.
– Леокадия, да ты никак бредишь! Вон как тебя разобрало. Ай да мазь!
– Ага, ты хочешь сказать, что лошади не имеют ничего общего с крыльями? Конечно, ты прав, но мне так грустно, что никогда, никогда... Клянусь оглоблей, там что-то проклюнулось!
– Цыплята! – воскликнул Алоиз. – Вижу белый пух! Нет, нет, Леокадия, это что-то совсем белое. Куда белее цыплят. Это огромадные ВЕРБНЫЕ СЕРЕЖКИ!
Леокадия обернулась и глянула на свою спину.
– Я съела сережки все до единой, и вот ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Правда?
– Неправда, – возразил Алоиз и ущипнул себя за руку. Это не может быть правдой. У лошадей крыльев не бывает.
– НЕ БЫВАЛО. Но наверное их не воспитывала наседка. Я проложила дорогу. Ах, как я счастлива!
Тем временем таинственное ЧТО-ТО все росло и росло, становилось все более пушистым и серебряным, и вербным, и таким крылатым, как будто на зеленую от мази спину Леокадии опустился орел.
– Сотри поскорее мазь, – попросила Леокадия. – Крылья не должны расти из грязной спины.
– Нет, я не смею... не смею к ВАМ прикоснуться! – шепнул Алоиз. Вы созданье НЕЗЕМНОЕ.
Леокадия разразилась громким смехом и от радости помчалась галопом, сделав маленький круг. Крылья шумели над ней словно флаги, а голуби с Шестиконного сквера в испуге разлетались в разные стороны.
– Сейчас я вас догоню! – воскликнула Леокадия и попробовала вспорхнуть, но из этого ничего не вышло.
– Вот тебе и НЕЗЕМНОЕ созданье! – вздохнула она. – Я вовсе не умею летать. Зачем же мне такие крылья? Наверное они некачественные. И самое обидное, что я не смогу их ни на что обменять. Ведь дареному коню в крылья не смотрят. А ведь я для тебя теперь подарок, верно?
– Ну, раз они некачественные, то так и быть, я осмелюсь к ВАМ прикоснуться, – согласился Алоиз и принялся стирать со спины Леокадии зеленую мазь. – Не могу себе простить, что когда-то надевал на ВАС хомут. Это было очень некультурно.
– Сейчас я шлепну тебя хвостом! Сразу начнешь говорить мне – "ты". Ну что ты так на меня уставился?
– Ты больше не легковая лошадь, Леокадия. Ты настоящий гусарский боевой конь!
– Пока что я слышала про жаркое по-гусарски. И нехорошо напоминать мне про духовку именно тогда, когда я стала ВОЗДУШНЫМ созданием. Но раз уж разговор зашел о еде – то нет ли у тебя какой-нибудь булочки, Алоиз? Я теперь буду есть за двоих – за коня и за орла.
– Орел это еще полбеды, – заметил Алоиз, – а что если ты рождественский гусь?
ЛЕОКАДИЯ И ИНВАЛИДНОСТЬ
– С пенсией невезенье, – рассуждала Леокадия, жуя булочку, – с пролеткой невезенье. С бегами невезенье. И вообще я – лошадь невезучая, да еще с чем-то непонятным на спине.
– Постарайся оформить инвалидность, – посоветовал Алоиз.
– Ну вот видишь! Я говорила, что булочка поможет. И придумала инвалидность.
– Не ты, а я придумал, – возмутился Алоиз.
– Не все ли равно – кто? Булочка помогла, и это главное. Но-о, Леокадия!
И они пошли по Старой площади, а потом по Миндальной аллее к Ратуше, Леокадия так и тянулась вверх: крылья помогали ей сохранять равновесие, даже сапожки больше не жали.
– Теперь я знаю, для чего крылья, – радовалась Леокадия, легко перебирая копытами. – Чтобы не было мозолей. Крылья – очень полезная вещь.
Крылья и в самом деле оказались очень полезными: помогли Леокадии простоять четыре часа в очереди у пенсионного окошка.
– Нужно быть ЗДОРОВОЙ как лошадь, чтобы получить эту пенсию, говорила Леокадия, переступая с ноги на ногу. – Ведь БОЛЬНОМУ такой очереди не выдержать. Доктор говорил, что от здоровья нет лекарства. Тут наверное стоят одни НЕИЗЛЕЧИМО ЗДОРОВЫЕ.
– Говори тише, Леокадия! – прошипел Алоиз. – Все на тебя смотрят.
И в самом деле очередь пришла в волнение.
– Чего тут нужно этой дылде?!
– Лезет без очереди!
– Отрастила крылья и воображает!
– Сейчас вылетишь отсюда!
– А вот и нет, – сказала Леокадия. – Крылья у меня бракованные. Не слушаются, не хотят летать. Такая у меня инвалидность. Вот потому-то я здесь и стою.
Тут все успокоились, а один старичок спросил:
– А с чего вдруг к вам привязалась эта мерзкая болезнь?
– Почем я знаю? – отвечала Леокадия. – По-моему я себе ее намечтала.
– Да, да. Мне всегда говорили, что мечтать вредно. Непослушные крылья... Очень тяжелое увечье!
Леокадия была уверена, что в окошке ей тут же выдадут пенсию.
Но все оказалось не так-то просто. Инспектор не мог решить, в какую книгу ее записать.
– В книгу ЛОШАДЕЙ, – подсказал Алоиз. – Лошадь с брачком, то бишь, с крыльями...
– Не знаю, не знаю, – пробубнил Инспектор. – А может она не лошадь, а Гусь с лошадиным туловищем? Тогда ее следует занести в книгу МЕЛКОЙ ДОМАШНЕЙ ПТИЦЫ.
– Но раньше она была лошадью, – не сдавался Алоиз.
– Не знаю, не знаю, – повторил Инспектор. – Может, это только так казалось. А может, все это вообще нам кажется? Может она Крылатый дух или Ангел?
– Тогда запишите меня в книгу АНГЕЛОВ, – предложила Леокадия.
– В книге АНГЕЛОВ не осталось больше места. Впрочем, я никогда не слыхал, чтобы среди лошадей тоже встречались Ангелы. А может вы Пегас?
– Эй Пегас, подходи за товаром!.. – пропела Леокадия, а потом воскликнула: – Скорей давайте сюда книгу ПЕГАСОВ!
– Ну нет, моя дорогая! – отвечал Инспектор. – Я сразу почуял что-то тут неладно. Такой книги не существует. Ведь Пегасов просто нет на свете. Нет! Понимаете?! Это выдумки, старые сказки...
– А кто же я по-вашему? – возразила Леокадия.
Но Инспектор не стал ее слушать.
– Следующий! – крикнул он.
ЛЕОКАДИЯ И ВОПРОСЫ
Ветер принес далекие запахи влажных полей, Леокадия шла за ними как по следу, и незаметно для себя вывела Алоиза на окраину, где было множество зазеленевших веток и яркой молодой травы. Она медленно объедала посаженную вдоль трамвайных путей живую изгородь и, как всегда за едой, размышляла о том, кто же она теперь? Лошадь? Домашняя птица? Ангел? А может Пегас, которого нет на свете?
– Видишь, Алоиз, прежде все было просто: я БЫЛА и точка. А теперь мне задают какие-то непонятные вопросы. Одни спрашивают про родословную. Другие – кто я вообще. А раз у меня нет ни Мамы ни Папы и неизвестно, кто я такая, может, меня и вовсе нет на свете? Может, я и себя выдумала, как свои крылья? Но если меня нет, значит я – Пегас, потому что его тоже нет на свете. А кто такой Пегас?
– Леокадия, оставь изгородь в покое, – рассердился Алоиз. – От нее у тебя в голове сплошные завихрения. Меньше ешь и меньше думай. Сейчас мы сядем в трамвай и поедем на Шестиконный сквер.
– Зачем нам трамвай? – спросила Леокадия. – Я сейчас сниму перчатки и сапожки, и ты поедешь на мне верхом.
Алоиз взглянул на нее нерешительно.
– Не знаю... Как-то неудобно... А если ты вообще не лошадь...
– Может и так... Ну ничего... – шепнула Леокадия.
Опустилась на все четыре ноги и понурила голову. Теперь она была похожа на грустную заезженную клячу. Алоиз взял в ладони морду Леокадии и прижался к ней щекой.
– Славная лошадка! – прошептал он. – Старая добрая лошадка. Ладно, я на тебе прокачусь.
И тогда Леокадия от радости забила крыльями и завертела своим рыжим хвостом так, что над землей закружили прошлогодние листья. А потом она помогла Алоизу вскарабкаться на спину и усесться у самых крыльев. Но место это было неудобное – перья заслоняли весь вид, и к тому же щекотали Алоизу лицо. Он расчихался и от смеха едва не свалился на землю. Тогда он перебрался к Леокадии на холку и теперь сидел словно в кресле, опершись спиной на мягкие крылья. Леокадия бежала легко, едва касаясь копытами мостовой, и хотя не могла взлететь, Алоизу казалось, что где-то неподалеку от них облака и совсем рядом заходящее солнце. Крылья Леокадии шумели на ветру, как огромная стая птиц, а перья при свете вечерней зари казались огненными. И вдруг на перекрестке появилась пожарная машина и, громко воя, преградила Леокадии дорогу.
– В чем дело? – спросил Алоиз. Начальник пожарной команды разглядывал Леокадию.
– Значит, все дело в крыльях, – кивнул он. – А нам говорили про пылающую лошадь.
– Что за бред?! – возмутился Алоиз. – Тогда я сгорел бы как спичка!
– И все равно это выглядит подозрительно, – ответил Начальник. Кавалерия? Атака на столицу?
– Но разве один человек на коне может атаковать столицу? возразил Алоиз.
– Еще как может! Особенно, если он не на коне, а в коне. Разве вы не слыхали о троянском коне? У него в животе сидела целая армия и она захватила Трою.
– Печальный случай, – заметила Леокадия. – Но у меня в животе пусто. И все равно я не стала бы глотать армию. Уж больно невкусно. А вообще-то я, наверное, не лошадь, а Гусь.
– Я слышал, будто гуси когда-то спасли какую-то столицу. Вовремя загоготали. А ну-ка, загогочите разок-другой.
Леокадия попробовала, но у нее ничего не вышло.
– Придется доставить вас в полицию, быть может, я спасу столицу.
– Так значит, это не я, а вы – Гусь! – воскликнула Леокадия.
ЛЕОКАДИЯ И ИЗЛИШЕСТВА
До чего же приятно засыпать в тепле и на сытый желудок, рассуждала Леокадия. – И к тому же мне теперь вовсе не надо представлять, что я лежу под маминым крылом, Я и в самом деле лежу под крыльями. Сегодня ночью мне наверняка будут сниться полеты, ведь у меня для них есть специальное устройство. И ты тоже отрасти себе крылья, Алоиз, чтобы мы могли вместе летать во сне.
– Клянусь оглоблей, я на это не согласен! – воскликнул Алоиз. Лишние крылья – лишние заботы! Я ведь говорил – зачем тебе САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ? Чем плохо оставаться безработной кобылой, пенсионеркой? Я бы возил на тебе все свое имущество.
– Мы бы ездили на дальние прогулки...
– Развозили бы на тележке молоко и булочки...
– Свежие, белые, хрустящие булочки...
– Катали бы детей по парку...
– Под старыми каштанами и огромными лиственницами...
Так бы весело стало,
Если б было, как было.
Даже в серый денечек
Нам бы солнце светило.
Наши добрые будни
К нам опять бы вернулись.
Но они не вернутся...
– Почему, Леокадия? – спросил Алоиз.
– Потому, Алоиз, что у меня теперь крылья. И даже если я их лишусь, я никогда уже не стану ОБЫКНОВЕННОЙ лошадкой. Я стану лошадью, у которой были крылья. Может, даже с завтрашнего дня...
Но на другой день Леокадия проснулась не только в том же самом полицейском участке, она проснулась все с теми же крыльями на спине. И потому чуточку удивилась, что ночью ей не снились полеты.
– Наверное, сны не любят специальных устройств, – решила она.
А вместо завтрака ее ждало нечто совершенно несъедобное – допрос. Леокадии снова пришлось отвечать на вопросы: лошадь она или нет? Служила ли в кавалерии? Знает ли иностранные языки? Кто ее хозяин?
– У меня нет хозяина, – отвечала Леокадия. – У меня есть друг Алоиз Подтяжка. Могу я так называть тебя, Алоиз? А у него есть я. Ни в какой кавалерии я не служила и вообще никому не служу. Иностранные языки я конечно знаю, хотя никогда их не слышала. Но почему вы задаете столько вопросов? Не знаю, как это бывает у людей, по ПОРЯДОЧНЫЙ КОНЬ никогда не сует нос не в свое дело.
Поручик побагровел от злости.
– Забирайте отсюда свою кобылу! – заорал он. – Наша человеческая полиция не для этой скотины!
Накрапывал утренний дождик и Алоиз спрятался под крыло как под зонтик.
– Я, наверно, похожа на мокрую курицу, – жаловалась Леокадия. Мало того, что шкура мокрая, так еще и крылья! Теперь меня чересчур много, Алоиз. Куда мы денем эти излишки? По моей глупости мы лишились такого уютного местечка в участке. Может нас арестует Постовой? Давай попробуем!
Она влезла в самую большую лужу и принялась топать, обдавая грязью прохожих. И тут же явился Постовой.
– Поздравляю с крылышками! – воскликнул он. – Но зачем же так зазнаваться, поливать ближних грязью?
– А вы нас посадите! – предложила Леокадия.
– И не мечтайте! – расхохотался Постовой. – До чего же я рад, что могу составить еще один протокольчик! Ох и дорого же он мне будет стоить!
Постовой составил протокол, заплатил штраф, а напоследок сказал:
– А крылышки советую сбрить. Лошадям ходить с крылышками не положено.
– Сбрить? – повторила Леокадия. – Отличная идея!
У Парикмахера, который бесплатно брил и стриг Алоиза, было маленькое заведение возле Старой площади.
– На улице брить крылья не могу, – покачал он головой. – Еще пораню, и тогда – прости-прощай моя репутация! Пусть Леокадия войдет!
Это оказалось нелегко: комната была слишком низкой и тесной, совсем не для коня, а тем более крылатого. Но наконец Парикмахеру с Алоизом удалось как-то втолкнуть туда Леокадию и повернуть мордой к зеркалу. Леокадия глянула в зеркало и громко заржала от удивления: перед ней стояла великолепная крылатая лошадь. Она заполнила блеском своих крыльев маленькую тесную комнатку. И все это было столь необычно и прекрасно, что Леокадия даже слегка укусила себя за ногу, чтобы проверить, не сон ли это, и вправду ли она видит себя в зеркале.
– Чего кричишь? – спросил Парикмахер. – Я хорошенько наточу бритву и совсем не будет больно.
– Не будет больно! – согласилась Леокадия. – Совсем не будет, потому что я НЕ ПОЗВОЛЮ сбрить себе крылья.
ЛЕОКАДИЯ И ИСКУССТВО
Как только Леокадия сказала, что ищет работу, билетер пожал плечами и заслонил собою вход в цирк.
– Хочешь пройти зайцем? Не выйдет.
– А я не заяц, а крылатый конь.
– Ага, крылатый?! Ну так сейчас вылетишь отсюда! Думаешь, так я и поверил, что бывают крылатые кони?
Но, к счастью, Алоизу хватило денег на два хороших билета.
– Четвертая ложа, – показал билетер с легким поклоном.
Оркестр играл марш – на середине арены дрессировщица укрощала вороного коня.
– Медар из третьей пролетки! – воскликнула Леокадия. – Ловко, однако, он устроился!
Медар кивнул ей головой, за что дрессировщица тут же огрела его хлыстом.
– Не очень-то ловко, – заметил Алоиз. – Куда лучше быть тут, в ложе, чем на арене! И ты тоже сиди да смотри!
– Ну нет, не для того мы покупали билеты, чтобы просто так сидеть и смотреть, – возмутилась Леокадия и встала.
– Эй, дамочка, сними шляпу, – крикнул кто-то с заднего ряда. – Что это у тебя за перья?!
– Сейчас увидишь, – сказала Леокадия.
И перескочив через барьер, очутилась в самом центре арены. Оркестр оборвал мелодию и в цирке стало так тихо, что у Леокадии от страха задрожали ноги и она на мгновенье лишилась голоса. На крыльях, освещенных рефлекторами, вспыхивали желтые, оранжевые и фиолетовые блики. Казалось, что расцвели все люпины на свете.
И вдруг дрессировщица крикнула.
– Сейчас не ее выход! Сейчас МОЙ выход!
И громко расплакалась.
И тогда весь зал закричал в один голос:
– Сейчас не ее выход!
– Не ее выход!
– Не волнуйтесь, пожалуйста! – замахал руками Директор цирка. Это сюрприз! Бесплатный номер! Помесь конины с гусятиной! Эй вы, уберите декорацию!
– Декорацию? – возмутилась Леокадия. – Во мне нет ничего искусственного, ни единого зуба. Я НАСТОЯЩИЙ КОНЬ С НАСТОЯЩИМИ КРЫЛЬЯМИ!
– Так чего тебе здесь надо? – рассердился Директор. – Подумаешь, какое искусство летать на настоящих крыльях!
– А я и не летаю, – возразила Леокадия. – Эти крылья просто для украшения!
– Ах так, – обрадовался Директор цирка. – Тогда мы их можем просто выщипать! Эй, клоуны, сюда!
Но Леокадия вовсе не собиралась ждать, пока клоуны ее ощиплют. Во-первых, это, наверно, очень больно, а во-вторых – только этого еще не хватало, чтобы ее на глазах у всех, на арене, ощипали, словно гусыню.
– Пойдем, Алоиз, – вскинула голову она, – здесь не ценят настоящего бескорыстного искусства.
И с большим изяществом поклонилась публике.
Но тут завистливый Медар не выдержал, подошел и вцепился зубами ей в зад.
Внезапно в цирке стало темно. Это Леокадия, словно огромная птица, от испуга забила крыльями. Песчаная мгла поднялась в воздух и заклубилась. Свет рефлекторов померк.
И хотя это был не ее выход, именно ИМ завершилась в тот день цирковая программа.
Алоиз и Леокадия дружно помчались прочь и перевели дух только на перекрестке улицы Приключений и Миндальной аллеи.
– Молодец Медар... – пропыхтел Алоиз. – Вовремя вцепился тебе в задницу. Без этого некоторым нечего и пробовать взлететь!
Леокадия задрала морду вверх и загляделась на синие лампочки, горевшие над Миндальной аллеей.
– Голубой люпин, – прошептала она. – Оранжевый люпин... Фиолетовый... Желтый... Ах, Алоиз, как прекрасно вдруг очутиться на сцене!..
ЛЕОКАДИЯ И ИЗВЕСТНОСТЬ
Солнце согрело землю и в домах вокруг Старой площади раскрылись окна. То одна, то другая половина окна, поймав яркий луч, направляла его прямо на Леокадию и по крыльям ее скользили веселые солнечные зайчики. Какой-то Старичок прошел через сквер и направился к Леокадии.
– Добрый день, – приподнял он шляпу. – Археоптерикс Азиатикус?
– Прошу прощения, но у меня нет словаря, – отвечала Леокадия. – Вы наверное китаец?
– Да нет, что вы, что вы! – засмеялся Старичок. – Я просто подумал, что вы принадлежите к семейству археоптериксов-гигантов.
– Я никому не принадлежу, – гордо ответила Леокадия. – У меня нет никакого семейства. Есть только друг Алоиз. Мы с ним работали в паре, в одной пролетке. А теперь умираем с голоду тоже на пару.
– Я сразу заметил, что вы животное вымирающее. А вернее – давно вымершее. Могу предоставить вам работу в Палеонтологическом музее.
– Если работа такая же трудная, как это слово, мне ни за что не справиться.
– О, нет, это совсем нетрудно, – уверял Старичок-директор. – Вы просто будете стоять между диплодоком и игуанодоном, как древнее ископаемое.
– Искупа... купаемое, – пробормотала Леокадия и вздохнула. – Так и быть, постою возле этого игудона. Пойдемте, господин китаец!
Палеонтологический музей находился на площади Трех Медведей, в огромном здании, немного напоминавшем Ратушу.
– Отлично! – воскликнула Леокадия. – Буду сидеть за перегородкой у окошечка, зевать и весь день пить кофе. Я всегда мечтала поработать в Ратуше.
Когда они вошли в музей, Леокадия заржала от восторга.
– Белые лестницы! – изумилась она. – Ковры! Огромные окна! Ах, Алоиз, когда-то мне снилась такая конюшня.
Старичок-директор велел ей надеть на задние копыта войлочные тапочки.
– Я не могу служить на задних ногах! – возмутилась Леокадия.
– Археоптерикс не должен стоять на четырех, – заявил Старичок-директор. – А вы теперь – археоптерикс. Понятно?
Может, не сразу, но постепенно все прояснилось. Стало ясно, что сидеть целый день у окошечка и пить кофе не придется. Вместо окошечка и кофе Леокадия получила мраморный постамент с надписью "АРХЕОПТЕРИКС" и выстаивала на нем без движения в рабочие часы – с десяти до двух. При этом ей не разрешалось ни моргнуть, ни переступить с ноги на ногу, ни шевельнуть ухом – разве когда в музее никого не было, но такое случалось крайне редко. Ей, как животному ВЫМЕРШЕМУ; не разрешалось даже охнуть. Это за нее делал Алоиз, который ежедневно покупал билет, чтобы войти в музей, и четыре часа подряд сидеть на скамеечке напротив Леокадии. Деньги на билет теперь у них были.
– Радуйся, что я не посадил тебя за стекло как Диплодока, говорил Леокадии Старичок-директор. После первой же ее получки он стал обращаться к ней на "ты". – Там бы ты не смогла ни вздохнуть, ни охнуть.
