Текст книги "Но-о, Леокадия !"
Автор книги: Иоанна Кульмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Кульмова Иоанна
Но-о, Леокадия !
Иоанна КУЛЬМОВА
НО-О, ЛЕОКАДИЯ!
Повесть
Перевела с польского Гильда Языкова
Эта поэтичная и добрая книжка с грустинкой и юмором рассказывает о том, как Алоиз (извозчик) и Леокадия (лошадь) благодаря верности друг другу выжили, обрели покой и сохранили любовь и дружбу, несмотря на все жизненные передряги, выпавшие на их долю, когда они в расцвете сил потеряли работу, потому что кончилось время пролеток и настало время такси.
СОДЕРЖАНИЕ
Немного об авторе этой книги
Леокадия и слава
Леокадия и дружба
Леокадия и дом
Леокадия и память
Леокадия и пенсия
Леокадия и возвышение
Леокадия и происхождение
Леокадия и мечты
Леокадия и завихрения
Леокадия и инвалидность
Леокадия и вопросы
Леокадия и излишества
Леокадия и искусство
Леокадия и известность
Леокадия и будни
Леокадия и клетка
Леокадия и полеты
Леокадия и свобода
Леокадия и нет
Леокадия и спешка
Леокадия и эстетика
Леокадия и пример
Леокадия и курсы
Леокадия и заветный тайничок
Леокадия и тяжести
Леокадия и свой в доску
Леокадия и правда
Леокадия и взаимопонимание
Леокадия и душеизлияния
Леокадия и поэзия
Леокадия и благодарность
Леокадия и энтузиазм
Леокадия и принуждение
Леокадия и высокая честь
Леокадия и разлука
Леокадия и белый свет
Леокадия и порода
Леокадия и карьера
Леокадия и аплодисменты
Леокадия и золото
Леокадия и натура
Леокадия и доходы
Леокадия и вранье
Леокадия и доброжелательность
Леокадия и власть
Леокадия и служба
Леокадия и войско
Леокадия и мозоли
Но-о, Леокадия!
Послесловие не столько для родителей детей,
сколько для родителей родителей _____________________________________________________________________
Немного об авторе этой книги
Известная польская писательница Иоанна Кульмова родилась в 1928 году в Лодзи. Она окончила актерский факультет Высшего Театрального Училища в Лодзи и режиссерский факультет Высшего Театрального Училища в Варшаве. Дебютировала в 1954 году на страницах литературной печати как поэтесса. Ее перу принадлежит множество сборников сатирических стихотворений для взрослых, а также свыше 15 книг стихотворений для детей – "Пенье леса" (1967), "Зимние соловьи" (1967), "Если бы" (1969), "Стихи для Кайи" (1970), которые издавались в Польше на русском языке, "Музыка дождя" (1971) и другие. Иоанна Кульмова выступает как драматург, автор радио– и телепередач, скетчей, юмористических рассказов. Для ее произведений характерны поэтическая фантазия, оригинальность образов, лиричность, тонкий юмор, порою переходящий в сарказм.
Большое и заслуженное признание принесли ей сказочные повести для детей: "Но-о, Леокадия!" (первое издание вышло в 1965 году, эта повесть неоднократно переиздавалась), "Станция "Никогда в жизни" (1967) и другие.
Иоанна Кульмова – лауреат ряда литературных премий.
Живет она в поселке Струмяны, возле Щецина.
Издатели _____________________________________________________________________
Дорогой маленький друг!
Я бы никогда не поверила в эту историю, если бы мне не рассказала ее сама Леокадия. А Леокадия никогда (ну, скажем, почти никогда) не обманывает. И вот постепенно я поверила даже в то, что Леокадия и впрямь существует на белом свете. Чем дольше я с ней разговаривала, тем сильнее я верила в то, что она ЕСТЬ на самом деле.
Может быть ты, дочитывая эту книгу, тоже поверишь Леокадии и будешь иногда вспоминать о ней, как о ком-то, кого хорошо знаешь и с кем тебе хотелось бы встретиться.
И тогда Леокадия придет к тебе точно так же, как она пришла ко мне.
До встречи с Леокадией!
Твоя и Леокадии
Иоанна _____________________________________________________________________
ЛЕОКАДИЯ И СЛАВА
Вербные сережки – самые ранние, может быть поэтому они такие горькие: солнце не успело напоить их сладостью. Но Леокадия все равно очень любила вербные сережки и, увидев их на улице Пегаса, на углу площади Вдохновения, сказала Алоизу:
– Купи мне на прощанье вербочек, Алоиз! Цветочница улыбнулась Леокадии и закричала нараспев.
А вот вербочки, вербочки,
Крылатые веточки!
Пушистые, свежие,
Только что срезаны!
Отрада для глаз!
Купи, Пегас!
И тогда Алоиз вытащил из кармана последние, вместе заработанные деньги, и купил две дюжины вербных пучков.
– Что она там сказала про ГАЗ? – спросила Леокадия, когда они перешли Миндальную аллею.
– Не знаю, – отвечал Алоиз. – ПЕГАС – это должно быть хозяин улицы. Видала табличку?
– У меня нет очков, – вздохнула Леокадия, прожевывая последнюю сережку. – Жаль, что ты купил так мало вербочек, Алоиз. Ведь ты знаешь, когда я волнуюсь, я УЖАСНО хочу есть.
И, закрыв глаза, прошептала:
– Вербы над водой... Ветер в ветвях... Пушистые вербочки... Снег тает и похож на моро... Знаешь, Алоиз, пойдем в кафе-мороженое!
И они отправились в золотисто-коричневое, очень уютное кафе. Но входить туда Леокадии не хотелось: весенняя улица нравилась ей куда больше.
Они уселись вдвоем в садике за оградой, а вернее за низенькой загородкой, отделявшей разноцветные столики от улицы.
– Тут должны быть ящики с цветами, – сказала Леокадия. – Анютины глазки бывают ужасно вкусные, особенно на прощание. Но они еще не расцвели.
Солнце припекало, Алоиз вошел в золотисто-коричневую раздевалку, купил у Гардеробщика газету и сделал из нее треуголку на голову. Ему не хотелось, чтобы на его великолепной лысине выступили веснушки. Они бы не пошли к его усам.
– Прошу прощения! – сказал Гардеробщик. – Но вам придется выйти. Видите надпись: ВХОД С СОБАКАМИ ЗАПРЕЩЕН
– А мы и так уже вышли, – отвечал Алоиз. – сидим на улице. Ничего, место для стоянки вполне подходящее. А еще у Леокадии сегодня день рождения, и мы хотим съесть по порции мороженого и сказать прощальный тост.
– Ах, это Леокадия! – воскликнул Гардеробщик. – Ну тогда дело другое.
И показал на треуголку на голове Алоиза. Там была большая фотография Леокадии, а под ней надпись:
СЕГОДНЯ ЛЕОКАДИЯ ВЫХОДИТ НА ПЕНСИЮ
Леокадия ждала Алоиза за цветным столиком и нетерпеливо била копытом.
– А где мое обещанное мороженое? У меня на прощанье ну прямо ЗВЕРСКИЙ аппетит... Я даже столик лизать пробовала, но он слишком теплый.
– Веди себя прилично, Леокадия, – укорил ее Алоиз. – Все на тебя смотрят, будто ты парижская звезда, знаменитая скаковая лошадь Рифифи! И вообще не забывай, из КАКОЙ ты конюшни.
– Ах, наша конюшня, – вздохнула Леокадия, – я всегда о НЕЙ помню.
– То-то! – обрадовался Алоиз. – Помнишь фотографа, который нас снял?
– Того, что боялся подойти ко мне сзади?
– Не вспоминай об этом, Леокадия! Помни, что он не побоялся подойти к тебе спереди и помог прославиться. Ах, рвань хомутная, что ты вытворяешь, Леокадия?!
– У меня ведь нет очков, – объяснила Леокадия. – А я хотела бы поближе познакомиться с тем, что здесь обо мне написано. Тьфу, до чего же невкусно!
И она с отвращением выплюнула кусок жеваной газеты.
– Конечно, невкусно, – согласился Алоиз. – Написано, что ты вышла на пенсию. И это в день твоего рождения, когда тебе исполняется только четыре года!
– Ну, вот видишь! И все оттого, что он не захотел посмотреть мне в зубы. Гляди, какие красивые!
И Леокадия оскалила огромные зубы, а официантка, которая как раз подошла к их столику, чуть не упала со страха в обморок, и воскликнула:
– ОНА скалит зубы!
– Нет, ОНА зубоскалит! – возразила Леокадия и добавила: – Как тут не заржать, глядя на ваши гримасы!
Официантка побагровела от негодования, но Алоиз не растерялся.
– Нам шоколадного мороженого. Со взбитыми сливками. Порцию мне и пять – даме.
Официантка принесла шесть вазочек шоколадного мороженого со взбитыми сливками. За низенькой загородкой собралась толпа. Посетители золотисто-коричневого кафе столпились у дверей и окон.
– Видишь, вот она – слава! – радовалась Леокадия. – Уставились, будто лошади никогда в кафе не видели.
Какая-то девочка подала Леокадии ее фотографию, вырезанную из газеты.
– Можно попросить у вас автограф? – спросила она.
– Ну уж нет! – возразила Леокадия. – Не знаю, что ты называешь автографом, но второй раз мне этого ни за что не проглотить.
Две нарядные барышни протиснулись к самой загородке и воскликнули в один голос.
– Скажите, как вам удалось прославиться?
– О, это очень просто, – отвечала Леокадия. – Для этого надо стать кем-то вымирающим. Ну, хотя бы последней извозчичьей клячей.
Вид у Леокадии был очень довольный.
– Я буду приходить сюда каждый день, – радовалась она. – Это самое уютное кафе в нашей столице, и мороженое отличное, совсем как свежий клевер. Ах, до чего приятно было бы сидеть весь день в золотисто-коричневом кафе и смотреть, как мимо едут, дрожки, стучат копыта по мостовой: цок-цок-цок! Но теперь дрожки больше не ездят, ездят только эти противные такси. Будто назло последней легковой лошадке.
– Клянусь сцеплением – мы не виноваты! – сказал мужчина, стоявший впереди, у самой изгороди. – Таксистам извозчики не мешали! Это Отцы Города отправили лошадей на пенсию.
– Да! – вздохнула Леокадия. – Вот вам и справедливость! У Города столько Отцов, а у меня ни одного.
– Ну, раз вы сиротка, пожалуйте ко мне. Я прокачу вас с ветерком и уж конечно бесплатно! – пригласил таксист.
– Пошли, Алоиз! – воскликнула Леокадия. – Правда, лучше было бы покататься на лодочке, но когда приглашают – отказываться невежливо.
Столпившиеся у загородки люди пропустили их вперед, а потом окружили официантку.
– Скажите, какая она? – спрашивали любопытные.
– У нее лошадиные зубы, – отвечала официантка. – И вообще она, прямо скажем, не КРАСАВИЦА.
– Но зато какая выучка! Говорит как человек!
– Говорит?! – официантка презрительно выпятила губу. – Да о чем с ней говорить?
Повернулась и исчезла в дверях золотисто-коричневого кафе.
А люди продолжали шептаться:
– Вы слышали? Она разговаривала с Леокадией!
И с тех пор посетители кафе считали официантку выдающейся личностью даже тогда, когда Леокадия была уже всеми забыта.
ЛЕОКАДИЯ И ДРУЖБА
Хорошо, что не моросил мартовский дождь и не шел мартовский снег, потому что, хотя Леокадия кое-как и уместилась в такси, но КОЕ-КАК вовсе не значит ЦЕЛИКОМ, а то, что не уместилось внутри, торчало наружу: левая нога из левого окошка, правая – из правого, а голова и вовсе возвышалась над всеми, потому что верх у машины был поднят. Но зато вся нижняя часть Леокадии спокойно расположилась на заднем сидении. Прохожие, с любопытством глядевшие вслед, видели Леокадию лишь по частям, а она была уверена, что вся целиком привлекает всеобщее внимание.
– Видишь, люди нас знают, Алоиз, – говорила она. – Только Отцы Города ни разу не видели и не желают видеть.
– Что же с вами теперь будет? – спросил таксист.
– Я вышел на пенсию, – вздохнул Алоиз. – А Леокадия вместе со мной.
– Ну нет, мой дорогой! – воскликнула Леокадия. – Я слишком молода для пенсии, и вовсе не хочу сидеть у тебя на шее, это было бы слишком тяжело для тебя.
В этот момент, на перекрестке Старомодной и Неизменной, таксист затормозил и Леокадия повалилась на Алоиза.
– И правда, тяжело!.. – простонал Алоиз.
Они выехали из Столицы и остановились у реки. Леокадия вылезла на тротуар Прибрежного бульвара.
– А почему бы вам не пойти на бега? – неожиданно спросил водитель. – Клянусь сцеплением, я бы сделал на вас ставку!
Он вышел из такси и обошел Леокадию со всех сторон.
– Не согласитесь ли вы, Леокадия, немного побегать? Специально для меня? А я бы через день давал вашему хозяину свою тачку.
Леокадия молча грызла молодую веточку вербы. Смеркалось, в воде плавал молодой месяц, но схватить его не удавалось, хотя пытаясь его поймать, Леокадия так стучала зубами, что на глазах у нее выступили слезы.
– Что же ты молчишь, Леокадия? – спросил Алоиз.
Леокадия глянула на Алоиза влажными глазами.
– Алоиз – ты – мой друг, – прошептала она. – Если хочешь стать таксистом, я пойду на бега.
– Большое спасибо, – сказал таксисту Алоиз. – Но только ни один механический конь не заменит мне Леокадию.
И они остались на бульваре одни. К тому же возвращаться домой было не на чем. Но лавочка, на которой они сидели, приятно розовела, а над лавочкой зажегся фонарь.
Предвечерний туман спрятал вербы на Прибрежном бульваре, и Леокадия в задумчивости похрустывала одной-единственной веточкой.
– Вербные сережки... Ветер в ветвях... Талый снег похож на мороженое... И вдруг сказала:
– С конем на шее очень тяжело. Ты сам в этом убедился. Знаешь, Алоиз, я решила стать САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ.
– Ах, рвань хомутная! – рассердился Алоиз. – Клянусь оглоблей, ты даже не знаешь, как трудно быть молодой независимой кобылкой! Опасности ждут тебя на каждом шагу.
– А кто как не ты научил меня уступать дорогу машинам и ездить без дорожных происшествий? Может, ты и на этот раз научишь меня правилам безопасности!
Но прежде, чем Леокадия приступила к учению, оба они вдруг затосковали по чему-то светлому, теплому, уютному, о чем обычно вспоминаешь в темноте и что называется ДОМОМ.
– Где ОН у нас теперь, Алоиз? – спросила Леокадия, медленно ступая в сторону города. – Ведь конюшню у нас отобрали...
– На Можжевеловой улице, на седьмом этаже. Высоковато немного, но зато какой вид! Крыши, башни! И верхушки деревьев, и тучи!
– Я буду каждый день гулять по крыше. И по тучам я бы тоже побегала.
Алоиз вздохнул.
– Из этого ничего не выйдет, – возразил он.
– Конечно не выйдет, – согласилась Леокадия. – У лошадей не бывает крыльев. Но я ведь уже просила, пожалуйста, не напоминай мне об этом.
– А я и не говорю о полете, – защищался Алоиз. – Я говорю о прогулках. Да и Вдова пожалуй на это не согласится.
– У нас дома Вдова? – заинтересовалась Леокадия.
Алоиз снова вздохнул – видно, так уж суждено ему было в этот вечер вздыхать и вздыхать.
– Вообще-то Вдовы у нас больше нет, – прошептал он. – Я на ней женился, Леокадия. Не было другой квартиры. И даже конюшни.
– Не беда, – утешила его Леокадия. – Квартира со Вдовой лучше, чем Вдова без квартиры. Только почему ты нас не познакомил?
– Она сказала, что не потерпит в своем доме ни кота, ни собаки, ни канарейки, ну а значит...
– Ясно, – вздохнула в свой черед Леокадия. – И даже золотой рыбки?
– О рыбках речи не было, но все равно – где я возьму для тебя аквариум?
– Если бы у меня были крылья – не напоминай, пожалуйста, что их нет – я бы свила гнездышко над твоим окошком, над твоим крылечком, заявила Леокадия. – И только для тебя бы я пела. Как пташка. Наверное Вдова ничего не имела бы против?
– Как пташка? Ну нет, это не подойдет, – вздохнул Алоиз. – Вдова ненавидит канареек.
ЛЕОКАДИЯ И ДОМ
– Значит, сперва мы поселимся у нее тайно, – сказала Леокадия.
Но это оказалось совсем нелегко. Тайно – означает незаметно и неслышно, но пока Леокадия неслышно поднималась на седьмой этаж, она разбудила своим топотом весь дом со Вдовой в придачу.
– Скорее – за вешалку! – только и успел простонать Алоиз.
И когда Вдова вышла в переднюю, там был лишь один Алоиз, вешалка и шевелившиеся на вешалке плащи, потому что Леокадия, укрывшись за плащами, слушала как Вдова кричит на Алоиза и тряслась от смеха.
– Топаешь как слон! – вопила Вдова.
– Скажешь тоже! – отвечал Алоиз.
– А говорил – не пьешь!
– Этого я не говорил. Я сказал, что ни кота, ни канарейки у меня нет.
– Уж лучше бы у тебя был кот или канарейка.
– А собака?
– И даже собака.
– Ну, а что-нибудь посолидней?
– Можно и посолидней!
– Леокадия, вылезай! – скомандовал Алоиз. А так как Леокадия раздумывала, вылезать ей или не вылезать, добавил:
– Н-но-о! Леокадия!
И тогда Леокадия шагнула, стукнув копытом, и сразу же очутилась на середине комнаты.
– Добрый вечер, госпожа Вдова! – поздоровалась она и чихнула. Ой, до чего здесь пахнет нафталином! А вы не боитесь, что моль в конце концов его полюбит?
– Это еще кто?! – рявкнула Вдова.
– Леокадия! – прошептал Алоиз.
– Сейчас же выгони ее! Выброси, говорю тебе! Сию же минуту!
– Успокойся вдо... женушка! – шепнул Алоиз. – Что она о нас подумает? Как никак интеллигентная дама!
– С эдакой лошадиной физиономией? Да умеет ли она говорить? Может, ты еще и Чревовещатель?
Этого Леокадия не выдержала.
– Нет уж, извините, – вмешалась она. – Это я Чревовещатель, и говорю за него. Ему бы никогда не пришла в голову такая глупость сделать вам предложение.
И она повернулась к Вдове задом столь решительно, что Вдова, испугавшись ее правого заднего копыта, в страхе забилась за вешалку.
– Поехали, Алоиз! – скомандовала Леокадия. – Доброй ночи, госпожа Вдова. Не забудьте посыпать голову нафталином.
Но не для всех ночь эта была доброй. На родной стоянке возле Шестиконного сквера, посреди Старой площади кто-то снял табличку с надписью:
ЧЕТЫРЕ ТАКСИ И ШЕСТЬ ДРОЖЕК
И вместо нее сделал другую надпись:
СТОЯНКА ТАКСИ НА МИНДАЛЬНОЙ АЛЛЕЕ
Но все еще по-прежнему пахло овсом, мокрой соломой, конским потом и, как прежде, над голыми кустами сирени раскачивался месяц.
– И все равно здесь мы ДОМА, – тихонько сказала Леокадия.
Алоиз расстелил на скамейке свой головной убор – обкусанную газету с фотографией Леокадии, и улегся на этой странной постели. Леокадия отыскала себе местечко в кустах сирени.
– Скоро будет апрель, – размечталась Леокадия, – расцветет черемуха в саду... Правда, я люблю и март... Молодые пушистые вербочки... Ветер в ветвях...
И запела:
Вербочки, вербочки
Пушистые веточки...
Эти веточки напомнили ей, что Алоиз до сих пор еще не ужинал.
– А все из-за меня, – огорчилась она. – Завтра же начну искать работу. Я должна стать САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ.
– У нас не было даже прощального тоста, – вздохнул Алоиз.
– Потому что все впереди, – отвечала Леокадия.
– Что все?
– Ну то, что ты подарил мне сегодня на День Рождения. Это называется ДРУЖБОЙ. Правда?
И Леокадия наклонилась над Алоизом, который как раз в эту минуту заснул.
– О, клянусь оглоблей, мне в глаз попал месяц!
И в самом деле в глазу у нее что-то блеснуло и скатилось по морде на мокрую землю. Скорее всего это была талая снежинка, похожая на слезу. Снежные хлопья, тая на лету, падали на Шестиконный сквер, на Алоиза, на Леокадию.
Ведь о других слезах здесь не могло быть и речи.
ЛЕОКАДИЯ И ПАМЯТЬ
Завтра наступило внезапно. Стоило Леокадии открыть один глаз, как уже было завтра. Тогда она открыла второй, чтобы завтра превратилось в сегодня и при свете восходящего солнца увидела Алоиза, крепко спящего на расстеленной газете.
Снег за ночь растаял и от огромных весенних луж бил яркий свет.
В такое утро просто невозможно думать ни о пенсии, ни о прощальных тостах, и Леокадия сказала себе, что и в самом деле все впереди, все только началось. Она наклонилась и осторожно взяла Алоиза за чуб.
– Седину надо уважать! – пробормотал Алоиз и проснулся.
– Ладно! – согласилась Леокадия. – Но и завтрак – тоже!
Алоиз порылся в карманах и нашел одну-единственную вербную сережку.
– Ах, бедняжка... Такая одинокая... Оставлю я ее про черный день, – решила Леокадия. – Тем более, что тут пахнет чем-то рыженьким... и очень вкусным...
Она опустила голову и, обнюхивая землю, медленно перешла улицу.
– Точно, – подтвердила Леокадия. – Морковка.
И вытащила у тощей Дамочки два пучка морковки из корзинки.
– Пошла прочь, нахальная кобыла! – возмутилась тощая Дамочка.
– Я – Леокадия! – представилась Леокадия, глотая остатки пожелтевшей ботвы. – Все та же, что и вчера. Вы что, газет не читаете?
И подала ей газету, а газету без всяких церемоний выхватила зубами из рук Господина с тросточкой, стоявшего на краю тротуара.
– Это возмутительно! – воскликнул Господин с тросточкой. – Как вы себя ведете?
– Вообще-то обычно меня ведет Алоиз, – объяснила Леокадия. – Но теперь я решила стать САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ.
И после этих слов подбросила корзинку из-под морковки вверх, да так ловко, что она опустилась прямо на голову Господину с тросточкой.
– Постовой! – крикнул Господин с тросточкой.
– Воры! – всполошилась тощая Дамочка.
– Все рыжее – очень вкусно, особенно, если это морковка, – сказала Леокадия, поспешно грызя морковь. Ей так хотелось побеседовать с Постовым. Но не вести же беседу с набитым ртом.
А Постовой вовсе не рвался объясняться с Леокадией, он почему-то предпочел расспросить обо всем Господина с тросточкой.
– Хулиганит и попрошайничает! – возмущался Господин с тросточкой, стаскивая с головы корзинку. – Такая молодая кобыла, (господин Постовой! Вы только гляньте ей в зубы!), а клянчит морковь у беззащитных прохожих! Да еще читает чужие газеты.
– Я их не читаю, – вмешалась в разговор Леокадия. – Никогда и нигде! У меня нет очков.
– Чья это лошадь? – спросил Постовой.
– Я – Алоиз Подтяжка, – сказал Алоиз, подходя к Постовому. Родился я...
– Не в этом дело, – прервала их разговор Леокадия. – Это мой АЛОИЗ, а я его ЛЕОКАДИЯ. Вы что, не понимаете?
Постовой вытащил блокнот.
– Не работаете? Побираетесь?
– Это что, интервью? Не желаю больше давать никаких интервью!
– Не люблю, когда на меня кричат! – заметил Постовой. – В особенности, если это делает ЛОШАДЬ. Попрошайничала? Клянчила морковь?
– Ничего подобного! – воскликнула Леокадия. – Я просто позволила себя угостить, потому что я -ЛЕОКАДИЯ.
– Значит, приняла угощение и съела?
– Я – ЛЕОКАДИЯ, слышите?!
– Не люблю, когда кто-то встает на дыбы, – рассердился Постовой. Тем более молодые кобылы. Молодая кобыла – точно? Молодо – зелено!
– Точно, – подтвердила Леокадия. – Люблю молодую зелень.
Постовой быстро записывал, бормоча:
– Молодая... Выпрашивает морковь... Встает на дыбы... Повышает голос... Да какое там... Просто громко ржет.
А потом спросил:
– Откуда явилась?
Леокадия показала на Шестиконный сквер.
– Перешла дорогу в неположенном месте, – запротоколировал Постовой.
Подсчитал и подал Алоизу протокол.
– Сколько? – простонал Алоиз.
– Нисколько, – ответил Постовой. – Просто люблю это дело. Составлять протокольчики. Может, и на вас оформить?
– Нет уж, лучше пусть вернет деньги за морковь, – вмешалась тощая Дамочка.
– А мне купите новую газету, – потребовал Господин с тросточкой. Не желаю читать после лошади.
Постовой вынул из кармана деньги и дал их тощей Дамочке и Господину с тросточкой.
– За такой классный протокольчик я и сам приплачу, – сказал он.
А потом обратился к Алоизу.
– Понадобится еще протокольчик, – пожалуйста, я стою здесь, на углу Миндальной аллеи.
– Ну и везучая ты, – удивился Алоиз, когда они остались одни.
– Вовсе не везучая, – ответила Леокадия. – Во-первых, я никого больше не повезу, а во-вторых, меня все забыли. Даже Власти.
И понурила голову над самой большой мартовской лужей.
ЛЕОКАДИЯ И ПЕНСИЯ
Но стоило Леокадии бросить мимолетный взгляд в глубину самой большой мартовской лужи, как она улыбнулась себе и своим мыслям.
– Это идея! – воскликнула она. – Не только зубы!
– Ты что спятила, Леокадия? – удивился Алоиз. – А ведь была вполне солидной кобылой.
– Да, пока ходила в упряжке. А теперь... Теперь я стала САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ. Потому и говорю – не только зубы, но и протокол. Помнишь, Алоиз? Он ведь написал "молодая кобыла". А на бумаге большая печать. Но-о, Леокадия!
И Леокадия с места в карьер понеслась в сторону Миндальной аллеи, Алоиз поплелся вслед за ней, хотя ему еще хотелось спать и уже хотелось есть, и он ни еще, ни уже не знал, куда и зачем идет.
– Скажите, здесь КАССА ДЛЯ ПЕНСИОНЕРОВ? – спросила Леокадия, остановившись у Ратуши. – Ты ведь знаешь, Алоиз, у меня нет очков, а без очков я читаю с орфографическими ошибками.
Они поднялись по мраморным ступенькам и остановились у окошка.
– Я – Леокадия, – сообщила Леокадия Барышне в окошке Кассы.
– Мне положено выдать пенсию Леокадии-лошади, – ответила Барышня-кассирша. – А вы разве ЛОШАДЬ?
Она высунулась из окошечка и внимательно оглядела Леокадию с головы до хвоста.
– А теперь попрошу вас заржать! – велела она.
Леокадия заржала так благозвучно, как умела.
– Звучит вполне убедительно, – одобрила кассирша. – Непонятно только одно: вы почему-то еще и говорите.
– Где вы видели лошадь без недостатков? – вздохнула Леокадия.
– Вам положено овса тридцать мешков в месяц, клевера три мешка в квартал и люпина один мешок на год. А сена – сколько душе угодно.
– Люпины... – прошептала Леокадия. – Розовые... Синие... Огненные...
Она сглотнула слюну и гордо подняла голову.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Но от пенсии я отказываюсь. Я еще слишком молода.
И вручила Барышне протокол с большой печатью. Ей было так легко и привольно, без гроша за душой возвращаться домой по Миндальной аллее. Она шла и тихонько что-то насвистывала сквозь зубы, не обращая никакого внимания на нотации Алоиза.
– Какая же это САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ, – говорил он. – Ветер у тебя в голове, моя милая! Пока ты не найдешь работы, ты не должна ни от чего отказываться!
Леокадия остановилась посреди тротуара и фыркнула.
– Да ты наверное спятил Алоиз? Ведь если бы у меня была еда, я бы и не подумала искать работу и всю жизнь так бы и прожила пенсионеркой! Понимаешь?
И запела:
Вот какое бывает чудо,
Пусть частенько я голодаю,
Но как только еду раздобуду,
Я ужасно довольна бываю.
Я всегда весела неизменно,
Часто мило мне все, что не мило,
Ведь когда придут перемены,
Все же будет лучше, чем было.
А пока у меня нет работы, я могу немного попромышлять возле Миндальной аллеи, где стоит наш Постовой. Он ведь ужасно любит составлять протоколы.
– Промышлять? – возмутился Алоиз. – Ну уж нет! Клянусь оглоблей, плохую дорожку ты выбрала. Ты забыла, что у нас есть еще и моя пенсия.
– Как жаль! – простонала Леокадия. – Значит нас ждет самое обыкновенное скучное существование. Жизнь без денег была бы куда интереснее.
ЛЕОКАДИЯ И ВОЗВЫШЕНИЕ
Итак, Леокадия должна была есть самый обычный хлеб, купленный в самой обычной булочной, за самые обычные деньги.
– Нельзя болтать, когда жуешь, – говорила она при этом. – Но знаешь, Алоиз, именно когда я ем, я думаю. Думаю о том, что ем. О хлебе! Как это здорово, что он такой вкусный и мягкий, и что в нем тепло, запах поля, пенье сверчков и кузнечиков. Ты любишь кузнечиков, Алоиз? Они похожи на крохотных кобылок. Только с крылышками.
Леокадия все рассуждала и рассуждала, не обращая внимания на то, что Алоиз смотрит в газету.
"СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ ЧЕЛОВЕК НА КНИЖНЫЙ СКЛАД" – читал Алоиз.
– Конечно, книги тоже иногда бывают ВКУСНЫЕ, – вздохнула Леокадия, – если на них не слишком налегать. Но лучше бы на этом складе хранилась морковка.
"НУЖНА ПОМОЩНИЦА ДЛЯ ТРОЙНИ" – прочел Алоиз.
– Интересно, как это им можно помочь? – спросила Леокадия. Может, поорать вместе с ними? Это я могу. А, впрочем, нет. Если бы у родителей был один ребенок или хотя бы двойня. Тогда пожалуйста. Но тройня – это уж слишком. Они меня переорут.
– Ты сама не говоришь, а орешь, – заметил в сердцах Алоиз. – Тебе бы ОРАТОРОМ быть.
– Идет, – согласилась Леокадия. Она вскочила на стоявшую посреди Шестиконного сквера скамью и воскликнула:
– Дамы и господа! Цены на морковку на нашем рынке очень высокие, а морковь – мелкая. Разве может всю жизнь честно не работавший конь равнодушно глядеть на такую морковь? НЕТ, не может. И во всем виноваты Отцы Города.
Вокруг каменной скамьи на Шестиконном сквере собралась небольшая толпа и кто-то из толпы воскликнул:
– Конь, а говорит толково! Правду говорит!
Тут же появился Постовой.
– Правду говорить не положено! – заявил он и немедленно принялся составлять протокол.
– Ладно! – согласилась Леокадия. – Дамы и господа! – начала она снова. – Цены на морковь очень низкие, а морковь – очень крупная. Разве может всю жизнь честно не работавший конь глядеть равнодушно на такую морковь? Нет, не может. И во всем виноваты Отцы Города.
– Неправду говорить тоже не положено, – сказал Постовой и принялся составлять новый шикарный протокол, а небольшая толпа бесследно улетучилась.
– Так не больно-то много заработаешь! – вздохнула Леокадия. Может быть, вы заплатите этот штраф нам? – обратилась она к Постовому.
– Ну уж нет! – возмутился Постовой. – Хватит и того, что я внесу за вас деньги в отделение!
Он пошарил в левом кармане, нашел немного мелочи и переложил в правый карман, а левому вернул сдачу.
– Может вы ЗА ЭТО меня немного покатаете? – робко предложил он.
– Стоянка такси рядом! – отозвался Алоиз.
– Но мне хотелось бы покататься верхом. Конный Постовой это не то, что пеший. Как говорится, бери ВЫШЕ. Знаете, у каждого Постового свои маленькие слабости.
– Идет! – кивнула Леокадия. – Садитесь оба!
Солнце светило ярко, как по заказу, пуговицы у Постового сверкали, а копыта Леокадии выбивали дробь военного марша...
В жизни Постового не было минуты прекраснее. Леокадия догадывалась об этом и не чувствовала тяжести двух седоков на спине. Она дважды обошла Шестиконный сквер и спросила, не сделать ли третий круг.
– Давайте вскочим на каменную скамью! – попросил Постовой. – Но только без Алоиза.
– Это что еще за новый памятник? – удивлялись прохожие.
– Какая великолепная статуя! Ну, прямо, как живая!
– Кого же она изображает? – спросил кто-то.
– Леокадию под постовым. Это ей воздвигли памятник, – отвечал Алоиз.
– Не ей, а мне! – возмутился Постовой. – Вы искажаете историю!
И по привычке изо всех сил ударил кулаком по столу. Но это был вовсе не стол, а спина Леокадии. Она встала на дыбы и соскочила со скамейки.
– Ну, а ЭТА история вам больше нравится? – спросила она лежавшего на земле Постового.
– Сколько я должен за проезд? – поинтересовался Постовой, стряхивая песок с форменных брюк.
Леокадия надменно раздула ноздри.
– Катание на мне не называется ПРОЕЗДОМ. Я прокатила вас для собственного удовольствия!
– Нет, уж, с Постовым лучше не связываться, – рассуждала она на обратном пути. – Терпеть не могу, когда кто-то на меня садится, чтобы возвыситься. Конь уносит седока вдаль, а не ввысь.
ЛЕОКАДИЯ И ПРОИСХОЖДЕНИЕ
– Не скажи, – заметил Алоиз. – Если бы ты брала барьеры, ты бы высоту уважала.
И тут Леокадия вспомнила про бега, о которых говорил водитель такси.
– Я хочу подобрать себе какое-нибудь ЛОШАДИНОЕ занятие. Сидеть весь день на бульваре без дела – занятие ДЛЯ ЛЮДЕЙ. МНЕ это не подходит.
Ну и помчались же они! В одно мгновение пронеслись по Старой площади, по Миндальной аллее, мимо Ратуши, и, свернув на улицу Приключений, выехали на Беговую площадь, к Скаковым конюшням.
– С кем имею честь? – спросил Директор Скаковых конюшен.
Все директорские кабинеты очень похожи, и этот был точь-в-точь как прочие: казалось, Директор Скаковых конюшен весь день качается в мягких креслах или валяется на пушистых коврах. И Леокадии ужасно захотелось покачаться в мягком кресле или поваляться на ковре. Она едва удержалась от искушения.
– С кем имеете честь? – переспросила она. – Я – ЛЕОКАДИЯ! Это имя вам ни о чем не говорит?
– Имя не говорит, зато вы говорите! – обрадовался Директор. Впервые я имею возможность лично побеседовать со своим работником. Впрочем, может, это вы нанимаетесь? – обратился он к Алоизу. – А Леокадия – ваша хозяйка?
