Текст книги "Проклятое наследство"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Бороду отцепит, очки снимет, натянет на задницу старые джинсы – и вот он уже молодой брюнет из воровской шайки, – пессимистически заключил Вильчевский.

На этом и закончилось оперативное совещание.

* * *

На следующий день после того, как Лёлик получил назад утраченную было собственность, позвонила Баська и сообщила: в магазине на Сверчевского дают стаканы, расписанные под игральные карты, ей такие тоже хочется. Я захватила её по пути, стаканы мы купили, после чего я решила забежать в чистку на Вильчей за свитером, валявшимся там уже месяц – все забывала получить. Машину припарковала на левой стороне проезжей части, Баська осталась в машине, в чистку я отправилась одна.

Со свитером под мышкой подходила к машине, когда сзади послышался весёлый голос:

– Bonjour, madame!

Я повернулась – передо мной стоял Фелюсь.

С Фелюсем, чужестранцем неизвестной мне национальности и гражданства – звали его Лотар Уорден, я познакомилась несколько лет назад в обществе Гавела и стала его, так сказать, «больным зубом» и вечным угрызением. Фелюсь принял меня почему-то за даму лёгкого поведения и, обнаружив ошибку, чуть ума не лишился от смущения. Ругательски ругал Гавела, допустившего, чтобы он, Фелюсь, так оплошал, просил у меня прощения на шести языках, выскочил из машины, накупил цветов, порывался либо повергнуться передо мной ниц, либо упасть на колени, а Гавел просто-напросто давился хохотом, всхлипывал и повизгивал так, что прохожие оглядывались. Именно Гавел почему-то окрестил его Фелюсем.

С того нелепого случая Фелюсь почитал святым долгом, приезжая в Польшу, звонить мне, пламенно умолял о прощении, рассыпался в почтительных заверениях, а не дозвонившись, все передавал через Гавела. Гавел, разумеется, комментировал в своём обычном стиле:

– Хи-хи! Этот кретин опять из-за тебя балабонит!

Вообще говоря, я лицезрела Фелюся не более трех раз в жизни. Сейчас увидела его четвёртый.

Невыразимо счастливый, он превосходным тройным, то есть французско-немецко-польским языком объявил, что на сей раз не успел мне позвонить, а потому пребывает в исключительном восторге по поводу нечаянной встречи. Приехал ненадолго, всего лишь на несколько часов, ибо не мог иначе войти в контакт с мсье Ракевичем, который в последнее время испытывал какие-то таинственные трудности с выездом из Польши. Я, конечно, могла бы ему шепнуть пару словечек насчёт этих трудностей и откуда они, да мне вовсе не хотелось. Фелюсь пожаловался: с мсье Ракевичем ему необходимо общаться по разным делам и непосредственная встреча порой просто необходима. Сейчас же, когда мсье Ракевич привязан к Польше, трудно согласовать взятые на себя обязательства.

– Пожалуй, главная сложность – решать денежные проблемы? – предположила я, хотя меня все это никак не касалось. – Пан Ракевич не может снимать со сче…

– Да что вы! – живо прервал меня Фелюсь по-польски. – Тут никаких трудов! Никакой чутошки. Динежки есть, спокойная голова. У мсье Ракевича есть свой люди, доверенный, диньги можно брать чекам in blanco или пароль. Мсье Ракевич талант, знание дела, решения всегда точка!

Насколько я успела сориентироваться, по меньшей мере на трех языках Фелюсь объяснялся бойко, хромал у него только польский. Пользуясь этой великолепной лингвистической смесью, он дал понять: у них как раз наклюнулся гешефт, измышленный Гавелом, гешефт просто-таки сногсшибательный, а потому им безумно не с руки Гавелова «привязанность» к Польше. Фелюсь, как нанятый, вынужден мотаться самолётами туда-сюда, и, пожалуй, пора в оном деле навести порядок. Меня подмывало спросить, уж не собирается ли он сообразить для Гавела фальшивые документы, но это было бы слишком.

Посему я просто выслушала очередную порцию просьб о помиловании, попрощалась и села в машину.

– Чего он тараторил, этот экспансивный болван? – спросила Баська с беспокойством. – И вообще, кто такой?

– Дружок Гавела. По заграничным гешефтам. Ты все сама слышала.

– Я кое-как уразумела польские и французские обрывки, а остальное? Расскажи, меня здорово заинтересовали эти масштабные финансовые операции на расстоянии. Гавела сейчас не выпускают, это я уразумела.

– А деньги он все равно берет, когда надо, с разных своих счётов.

– За границей? И как это делается?

– Да просто. У него свои люди по всему свету, наверно, с его чеками in blanco, и, когда надо, банк предоставляет им суммы отдельными выплатами. Вероятно, в каком-нибудь банке Гавел сделал вклад на пароль и сообщил им. Там тоже деньги можно получить.

– А его не надувают?

– Не думаю. Ведь люди доверенные. Положим, как секретарь у миллионера или, например, главбух в какой-нибудь организации. Уж он подстраховался, не сомневайся.

Баська помолчала, достала из сумочки и закурила сигарету.

– Да поезжай быстрей, господи боже! – простонала она отчаянно. – То есть я хотела сказать… А что он говорил о каком-то деле ехсеllent?

Я удивилась, но машинально прибавила скорость.

– Так и сказала бы, что спешишь. Не очень поняла: Гавел якобы состряпал великолепное дельце, не уточнил какое. Фелюсю надоело летать туда-сюда, и, по-моему, Гавел смотается по фальшивым документам. По ним же и вернётся. Любую слежку обведёт вокруг пальца.

– Боже! – У Баськи даже голос изменился. – Какую слежку?

Я не сочла нужным скрывать от подруги свои домыслы.

– А ты даже и не заметила, что мы все под колпаком? – ядовито улыбнулась я. – Забыла о покойнике Дуткевиче, да? Мы обе на подозрений и оказываем милиции большую услугу, разъезжая вместе.

– И Гавел тоже?

– Ну а как же? Был у Дуткевича его телефон или нет?

– Не знаю. Плевать на его телефон. Скорей домой. Час назад, неделю назад мне надо было домой.

– Час назад ты сидела дома. Кран не закрыла или чайник на газу оставила? Баська, слушай, мне надо с тобой серьёзно поговорить.

– Только не сейчас. – Баська как угорелая выскочила из машины. – То есть, прости, конечно, я вспомнила одно ужасное дело. Склероз, что ли, у меня? Завтра, послезавтра, когда хочешь, только не сегодня!

После этой скороговорки она рысью бросилась в подворотню; я повернула обратно.

Сопоставления напрашивались сами собой…

Вечером неожиданно явился Мартин. Смотрела я на него, смотрела, думаю, пусть сам сначала заговорит. Ситуация недвусмысленно созревала для взаимных объяснений.

Мартин сел, получил чай, закурил, замкнулся, ушёл в себя. Молчал долго-долго, и терпение моё лопнуло.

– Послушай, а ты не хочешь занять денег – видок у тебя такой… – выступила я поощрительно.

– Напротив, – вздёрнулся он. – Я скорее готов тебе дать взаймы.

Этого я никак не ожидала, даже растерялась:

– Ты, может… чуть-чуть того?

– Нет. Пожалуй, нет. То есть пока нет.

– Ну так в чем дело? Хочешь поберечь деньги, отдав мне?

– Наоборот, изобретаю способ от них избавиться.

Я внимательно посмотрела на него и осторожно сказала:

– Избавиться от денег, вручив их мне? Мысль, бесспорно, замечательная. Мне ничего не стоит взять любую сумму и… фыоть… Одна только заминочка: спущу все деньги, а потом возвращай тебе. Может, все-таки объяснишься определённее?

Мартин пустил колечко дыма и понаблюдал, как оно расплывается на пути к потолку.

– У тебя сохранился счёт в Ландсмандсбанке? – спросил он после довольно долгой паузы.

– Ага.

– А снять деньги со счета можешь?

– Да там не осталось никаких денег. Кабы были, то почему бы не снять. У Алиции два моих чека, подписанные на пароль. Сомнительно только, чтобы она потащилась в банк взять восемь крон с мелочью, по-моему, именно столько там осталось.

Мартин снова погрузился в длительное молчание. Заботы весьма ощутимо подавляли его.

– Дай номер своего счета, – вдруг воспрянул он. – Возможно, я перешлю туда кое-какую сумму, а после сниму. Пока ничего определённого, но вдруг понадобится! Конечно, в подходящее время я тебе об этом сообщу. Надеюсь, ты не против?

– Нет. Раз уж я числюсь у тебя особой, достойной доверия… А ты не считаешь, что подходящее время наступило?

– Извини, ты о чем?

– Да насчёт подходящего времени.

– Какого времени?

– Ну, кое-что объяснить друг другу. И не строй, бога ради, дурацкой физиономии, не спрашивай, о чем это я, не притворяйся удивлённым. Ты прекрасно знаешь, в чем дело.

– За физиономию я не отвечаю. А насчёт дела… – Мартин помолчал и как-то странно на меня посмотрел. – Твоя любовь к разным официальным организациям малость тормозит мою откровенность, – начал он брюзгливо. – Уж наверняка тебя потянет им исповедаться. А у меня ещё не испарились большие надежды, и я не намерен делиться ими с официальными организациями. Знать ничего не знаю и не понимаю, о чем ты. Хочешь облегчить мне жизнь – хорошо, нет – не надо.

Я отыскала в кипе бумаг старый календарик и назвала Мартину номер счета в Ландсмандсбанке. Все равно он ничего больше прямо не скажет, а я и так вообще и в частности сама догадывалась, на чем зиждется его великая надежда. Такая же великая надежда расцвела и во мне, наказывая терпеливо ждать. Мартин прав, что-либо конкретное мне знать ни к чему, ибо со всеми конкретностями помчусь к майору. А уж дедуцировать вполне могу про себя.

– Как поживает пожилой пан, о котором мы давненько не разговаривали? – спросила я как можно небрежнее. – Ведь он был в больнице…

– Жив, – холодно ответствовал Мартин.

– Как у него со здоровьем? Ему сделали операцию или ещё нет?

– Да. Пока жив.

– Буду крайне признательна, если ты время от времени будешь оповещать меня о его самочувствии.

– Ещё жив. Случится что – сообщу. Если представится возможность.

Когда Мартин уходил, меня осенило сверхвдохновение.

– Знаешь, возьми у меня взаймы, – попросила я задумчиво. – Хоть пятьсот злотых.

Мартин повернулся уже в дверях.

– Зачем?

– Тебе видней. Хочешь, поставь на скачках. Или истрать на тотализатор. Или сходи в гости на покер. Выбирай любое.

– Покер, говоришь… Нет уж, предпочитаю скачки. Ладно, давай пятьсот злотых. Думаю, не стоит упоминать – при ближайшей оказии верну эти деньги. Насчёт фаворитов, на которых поставлю, не скажу, а то, не дай бог, удачу спугну. Ты уверена, что…

Я только скорбно кивнула и вручила ему пятьсот злотых. Разумеется, Мартин понял меня. Сотрудники майора присматривали за нами усердно, в чем я не сомневалась, и, если меня спросят про Мартинов визит и темы наших разговоров, надо же что-то отвечать. Лучше всего сказать правду. Закрывая за Мартином дверь, вдруг подумала: вот и я сознательно и деятельно ввязалась в таинственное, клубящееся вокруг меня преступление, уже не на шутку беспокоившее меня.

В течение трех дней я пыталась изловить Баську – безрезультатно. На четвёртый день майор, как и следовало предположить, вызвал меня на очередной разговор. Он не кружил вокруг да около, не обвязывал факты розовой ленточкой, а поставил вопрос в лоб и не слишком доброжелательно:

– В конце концов, хотите вы нам помочь или нет?

– Хочу! – Я не колебалась, но и не стала уточнять, что хочу помочь по-своему и не на всех участках фронта.

– В таком случае прошу говорить правду. Четырнадцатого вы встретились с пани Маковецкой. На Вильчей к вам пристал какой-то тип. Вечером пан Тарчинский нанёс вам визит. Прошу изложить подробно: цели всех визитов и встреч, что, кто и кому говорил, в какой очерёдности и что из этого следовало. И давайте по-деловому, чтобы я не тянул из вас подробности клещами.

Не очень представляя себе, что успела нагородить Баська, я в деталях рассказала и про стаканы, закупленные на Сверчевского, и про чистку, и про Фелюся. Подробно объяснила, почему Фелюсь кается передо мной уже седьмой год. Что касается Мартина, я честно призналась, что зашёл он ко мне занять пятьсот злотых – собирается на скачки. Старательно опустила все насчёт Гавелова гешефта, внезапную Баськину спешку и всю первую часть разговора с Мартином. Совесть моя была спокойна – истинную правду выложу майору в своё время.

– И что? – заинтересовался вежливо майор, когда я закончила. – Пан Тарчинский выиграл на скачках?

– Не знаю. Я с тех пор его не встречала.

– Пан Тарчинский вовсе не пошёл на скачки. Не бывал на бегах уже много недель. Ваше мнение?

– Не знаю. Действительно, не бывает на бегах. Видно, просто сболтнул про этих фаворитов, благо программы читает регулярно. А вдруг неожиданно отказался от скачек или поставил на Праге, совсем не ездив на бега? Словом, я не в курсе.

– Он что, раздобыл список фаворитов?

– Если бы раздобыл, сказал бы мне. Сам прикинул.

– О поездке не упоминал?

– О какой поездке?

– Вообще о поездке. Не говорил о намерении уехать на пару дней?

Я забеспокоилась. Ни о какой поездке и речи не было. Надеюсь, Мартин в раже не перешёл нелегально границу?

– Ничего не знаю. О поездке не упоминал. А что? Разве он уехал?

Майор качался на стуле, задумчиво меня разглядывая.

– Итак, вы назначаете свидание пани Маковецкой впервые после убийства Дуткевича. Вместе с пани Маковецкой встречаете этого… Фелюся. Партнёра пана Ракевича. Пани Маковецкая тотчас возвращается домой, вызывает пана Тарчинского, пан Тарчинский мчится прямёхонько к вам, занимает у вас пятьсот злотых и уезжает в Свиноустье. Как объяснить такой пассаж?

У меня мелькнуло – тут какая-то ерунда, все получается шиворот-навыворот: майор объясняет мне больше, чем я ему, – чистый бред, в милиции такого ещё не бывало! Подловить меня старается?.. Да уж, подзапуталась я в своих хитросплетениях.

– А при чем здесь пан Ракевич? – невольно вырвалось у меня. – Да и Фелюсь – абсолютная случайность. И зачем Баська вызвала Мартина?

– Починить вилку у торшера. Так пани Маковецкая объяснила пану Тарчинскому по телефону своё приглашение.

Я буквально онемела. Мартин полный профан насчёт вилок и вообще электроприборов, тут мы с ним друзья по несчастью. Для меня и для майора было очевидно: вилка – просто предлог. Видать, какие-то слова Фелюся мощно потрясли Баську, Баська, вне всяких сомнений, заодно с Мартином, только на кой черт Мартин поехал в Свиноустье? Не собирается же он в самом деле переть через границу?..

– И он все ещё там? – забеспокоилась я. – В этом Свиноустье?..

– Нет, уже вернулся. Как вы думаете, зачем он туда ездил?

– Понятия не имею. А по-вашему, зачем?

– Прошу отвечать на мои вопросы. Как вы объясните эту свистопляску – все с вас начинается и на вас замыкается?

– И в самом деле, – признала я правоту майора. – Опять все я: извлекла Баську из дома на встречу с сообщником Гавела, велела послать ко мне Мартина, сунула ему пятьсот злотых и отправила в Свиноустье. И разумеется, с какой-то целью. Пан майор, я, честное слово, вам искренне сочувствую – вы столько времени на меня убиваете… Будь я на вашем месте, а вы на моем, я бы вас непременно посадила для собственного спокойствия. Ну а свистопляску объяснить не могу. Фелюсь этот все карты путает, явился как чёртик из табакерки, нагородил чего-то ни к селу ни к городу, и теперь ничего не понять. Даже предположи мы, что Баська его знает и условилась с ним, почему он ждал на Вильчей? Ведь в чистку я попала случайно, об этом свитере вспомнила на обратном пути. Нет, Фелюся придётся исключить, даже если вся акция была организована заранее.

– Значит, вы полагаете, что пани Маковецкая его не знает?

– Совершенно верно, полагаю, она в жизни его не видела и никогда о нем не слышала.

Майор перестал качаться на стуле и упёрся локтями в стол.

– Хотел бы я знать, когда они вас доведут наконец настолько, что вы откажетесь от своей… лояльности, – сказал он раздражённо. – Не уразумели ещё, как вас закладывает компания драгоценных друзей? Что ни случись, подозрения всегда вертятся вокруг вас. Одно из двух: либо вы скрываете от меня что-то очень важное, либо вы – главная персона хорошо задуманного и разветвлённого преступления. Мне не хватает звеньев, которые явно у вас в руках.

В руках-то я кое-что держала, только далеко не все. Майор разгадал безошибочно, но чуток преувеличил.

– По-вашему, я прячу какую-то ниточку, за которую стоит потянуть – и мы вытащим этих двоих бандюг, убивших Дуткевича? – недовольно спросила я. – Может, я и Вишневского знаю?

– Вы знаете что-то такое, что сразу навело бы на след бандитов. Вишневский вам известен безусловно, ведь на ваших глазах валютчиков обчистили по меньшей мере дважды!

– Двоих налётчиков нанимал тот же тип который подговаривал всяких подонков протыкать баллоны в моей машине, – решительно заявила я. – Наконец-то все прояснилось – валютчики тоже считали нанимателем меня, поздравляю, у вас с жульём в этом вопросе полное единодушие. А ведь займись вы моими баллонами сразу, давно задержали бы его! Этот Арсен Люпен, так обижавший аферистов, и был Дуткевич, либо Дуткевич ему помогал, а у валютчиков охраны хватает, всяких там бандюг и головорезов! В чем же дело? Милиция будто бы их не знает?!

Майор, не слушая меня, махнул рукой. Ему явно что-то пришло в голову.

– Стоп, вспомните хорошенько тот вечер. Когда вы поднимались к Дуткевичу, вам никто не встретился ни в дверях, ни на лестнице? Тишина полная?

Переключилась я быстро. Вопрос майора меня заинтересовал. Подтвердила – да, не видела, не слышала.

– Вы зашли в квартиру. Все время было тихо?

– Полная тишина.

– Двери оставили открытыми и в квартиру, и в комнату, ведь так? Вошли. Позади не слышали шороха?

– Пан майор, если бы я услышала шорох, жильцы всего дома услышали бы меня! Я и так тряслась со страху, что убийца крадётся за мной по пятам!

– Прекрасно. Пошли дальше. Вы не обернулись?

– Для кого прекрасно, а для кого и нет, – рассердилась я. – Ясно, оборачивалась. Удивляюсь только, как это я не осталась косоглазой на всю жизнь: одним глазом смотрела перед собой, а вторым – назад.

– А потом, когда звонили к нам, куда смотрели?

– На дверь. Вернее, в прихожую и на лестничную клетку – все двери были открыты навылет. Смотреть ведь куда-то надо, а на покойника не хотелось.

– И ничего не заметили? Никакого движения? Ничего не мелькнуло?

– Ну, раз уж милиция застала меня в добром здравии, значит, не мелькнуло. По-моему, на эту тему я уже давала показания. Господи, да мелькни хоть кошка, я свалилась бы с сердечным приступом.

– А кошки случайно не было?

– Была. После.

– Минуточку, давайте по порядку. После звонка по телефону вы сразу вышли на лестницу?

– Сразу же вышла и села на ступеньку – ноги не держали. Дверь в квартиру немного прикрыла, да это все вы сами застали, пан майор.

– И что вы делали?

– Боже милостивый, что я делала?! Ничего! Курила и тряслась.

– Почему?

Я задумалась.

– Рассуждая здраво, бояться было нечего. Только вот атмосфера на лестнице… Возможно, из-за того, что нервничала, но я прямо-таки кожей ощущала, что убийца где-то поблизости и вот-вот нападёт… Приблизительно такое состояние. А потом явился кот, и я немного успокоилась.

– Странная атмосфера, говорите… Может, действительно ощущали присутствие убийцы…

– Не преувеличивайте, пан майор, мало ли что в нервах навыдумываешь, лезет всякая дурь… – охладила я майора. – Ведь не каждый же день натыкаешься на трупы…

– Нет, что вы, это не дурь, – оживился майор. – А вы небось хороший медиум?

– Боже, спаси и помилуй, ну и беседа! Не знаю. Когда-то и были такие склонности, лет в одиннадцать. Не знаю, осталось ли что теперь. Но учтите, вызывать духов ни за что не соглашусь!

– Я тоже. Минутку, а кот? Откуда взялся?

– Сверху. Прибежал с верхнего этажа. Испуганный, взъерошенный, и наверх не шёл, и меня боялся. Потом немного успокоился, после долгих уговоров даже позволил себя погладить. А позже убежал вниз.

– Черт, – не выдержал майор. – Что бы вам сразу-то не рассказать про кота! Подумать только, был совсем рядом! Сидел на чердаке…

– Кто? Кот или убийца?

– Да убийца, убийца!..

Я замолчала. Майор тоже молчал, глядя в пространство сквозь меня, буквально сквозь. У меня по спине пробежал холодок.

– Приснится в страшном сне, богом клянусь, – мрачно пробормотала я. – Не пронзайте меня глазами, прямо настоящий допрос третьей степени. Я признаюсь во всем, только перестаньте, пожалуйста.

Собеседник очнулся и снова стал майором.

– Итак, предупреждаю, если сведения, которые вы скрываете, будут выявлены без, подчёркиваю, без вашего участия, вас обвинят в сокрытии доказательств преступления, – сказал он решительно, хотя и слегка рассеянно. – Моё терпение лопнуло. Советую вам подумать об этом…

На следующий день мне удалось поймать Баську по телефону. Разных тем для разговора накопилось сверх всякой меры, я решительно потребовала встречи. Баська с минуту прикидывала свои планы.

– Послезавтра, – выдала она наконец. – У меня к тебе тоже несколько дел. Я смотрю на веши реально, нам не хватит двух часов. Только послезавтра удастся высвободить столько времени.

Договорились встретиться в городе, в кафе «Мозаика» на Пулавской. Я терпеливо ждала до послезавтра. В условленное время заняла свободный столик и уставилась на дверь.

Через два часа такого развлечения меня чуть удар не хватил из-за этой чёртовой Баськи. Было около десяти. Побежала к телефону и позвонила к ней домой.

– Баська где-то в Польше, – известил меня Павел озабоченным тоном. – Кажется, сидит в «Славянском», это недалеко от тебя. Извлеки её оттуда, сделай милость, я сам не могу, к утру перевод надо закончить. И так не уверен, успею ли.

– Откуда ты знаешь, что она в «Славянском»?

– Звонила оттуда, вернётся, мол, позднее. Велела тебе передать, где её найти, если позвонишь. Я звонил тебе домой, не застал. Она сомневается, отважишься ли ты пойти в этот пьяный бедлам.

– Справедливо сомневается, – проворчала я и оставила Павла в покое.

Злилась я чертовски, но что было делать? Если Баська сегодня нарежется, завтра попробуй-ка вытащи её. И я решила заглянуть в этот ужасающий притон, то бишь ресторан «Славянский», подъехала к стоянке на улице Малъчевского и поставила машину у магазина с красками.

В ресторацию проникла без препятствий, хотя и произвела, по-видимому, тяжёлое впечатление на постоянных посетителей: несколько человек за ближайшими столиками при виде меня резко оборвали разговор. Уже из холла через застеклённую дверь я увидела Баську. Она сидела почти в центре зала и оживлённо трепалась с двумя типами. По виду совсем трезвая. Зато рядом спал какой-то забулдыга: он вроде бы сидел по соседству, но при этом как-то частично перевешивался через спинку свободного стула за Баськиным столом. Я удивилась, как она его терпит – голову этот красавец сунул почти в их тарелки.

Пока я смотрела на неё, раздумывая, подойти или подождать, чтобы она меня заметила, спящий вдруг воскрес. Он тяжко привстал и, покачиваясь, побрёл к выходу, задевая и толкая все по пути. Я посторонилась, дабы освободить проход – пускай толкает что хочет, лишь бы не меня, – и машинально посмотрела ему вслед, когда он выходил на улицу. Затем пригляделась повнимательней.

Сразу за дверью шедший на бровях пьяница вдруг обрёл вполне трезвую осанку. Оставив за спиной насыщенную алкоголем атмосферу, он моментально превратился в обычного гражданина. Алкогольные пары в притоне и в самом деле ощущались интенсивно. Бывший забулдыга огляделся по сторонам абсолютно трезвым взглядом и резким спринтом рванул вправо. Превращение это, впрочем, не так уж меня удивило – подумалось только, что сотрудники майора обязаны получать надбавку за вредность.

Я вернулась к двери и снова заглянула в зал. Баська увидела меня и жестами дала понять – сейчас, мол, выходит. Махнула ей, что подожду в машине на стоянке, обогнала очередного алкаша и опасливо вышла на улицу; я, верно, здорово пропиталась испарениями этой забегаловки – не дай бог, попадётся милиционер с чутким носом.

Подходя к машине, взглянула на освещённую заправочную станцию, вспомнила, что она работает только до десяти вечера, и около заправки увидела в телефонной будке чудом отрезвевшего забулдыгу. Он говорил по телефону. Узнала я его издалека по красному шарфу, повязанному вокруг шеи особенным манером.

Села в машину и терпеливо принялась ждать. Баська не приходила. Красный шарф кончил разговаривать, выскочил из будки и галопом помчался обратно в ресторан. Я глядела ему вслед за неимением более интересного объекта для наблюдений и все старалась угадать, что бы такое могла Баська ляпнуть. Видно, что-нибудь неслыханно важное, раз уж сотрудник майора в такой спешке помчался докладывать начальству.

Я задумалась и перестала обращать внимание на окружающее. Машина моя стояла под деревцем напротив магазина красок, я сидела спиной к Пулавской и лицом к стоянке. Вдруг перед моим носом заметался какой-то автомобиль. Выехал с Пулавской, уже на стоянке резко дал задний ход и с визгом затормозил у самого тротуара, около уже закрытого скверика со столами из «Славянского». Из машины выскочил субъект, хлопнул дверцами и понёсся в ресторан. 216 Меня насторожило не только это хлопанье. Внешность водителя жёлтого «опеля-комби» была неординарной: злобная рожа, торчащие рыжие волосёнки, лёгкая красная курточка. Пежачек! И его приметы, и фамилию я вспомнила молниеносно, обернулась ему вслед и увидела Баську. Она как раз вышла с одним из типов, с коими беседовала в забегаловке, и прощалась у входа. Пежачек едва не налетел на неё. Баськин тип, легонько поддерживая её под локоть, сделал пару шагов в моем направлении, элегантно склонился к её руке, отступил назад и столкнулся с Пежачеком, в этот момент снова выскочившим на улицу. Я открыла дверцу, Баська уселась; за Пежачеком вылетел парень в красном шарфе. Все трое – Баськин тип, Пежачек и парень – вдруг навалились друг на друга, словно одновременно пали друг другу в объятия. Мне вовсе не хотелось созерцать мордобой, и я поспешила отъехать.

– Как самочувствие? Куда тебя отвезти? – спросила я, сворачивая со стоянки налево.

– Домой. – Баська лязгала зубами и говорила каким-то не своим голосом. – Самочувствие превосходное. В жизни лучше не было. И надеюсь, больше никогда не будет.

Вообще-то выглядела Баська совсем трезвой, но я на всякий случай спросила:

– Ты что, упилась?

– Да нет, услышала такое… будь я мертвецки пьяна, протрезвела бы, как… Как не знаю что – никакое сравнение не приходит в голову. Во всем мире нет никого трезвее меня в эту минуту.

Выжав скорость на Пулавской, я взглянула на стоянку: жёлтый «опель-комби» рванул с места. Видать, Пежачеку «Славянский» не пришёлся по вкусу. Посмотрела в зеркальце – он свернул на Пулавскую следом за мной.

– А что ты такое услышала?

– Не знаю, – скрипнула зубами Баська. – Нет, вру, конечно, знаю. Погоди, чуть приду в себя. Носовой платок куда-то подевался…

Она нервно обшарила карманы пальто, нашла платок и, что-то бормоча насчёт сигарет, наклонилась к плетёной сумочке, которую поставила на пол под ногами. Я взглянула в зеркало – жёлтый «опель-комби» приклеился у нас на хвосте.

– Похоже, Пежачек опять за мной увязался, – заметила я меланхолично и немного сбросила скорость – впереди маячил красный свет.

Баська резко выпрямилась и врезалась головой в приборную доску.

– Что?! – заорала она, хватаясь за темя. – Что ты сказала?!

– Да Пежачек опять меня преследует. Поставь свою корзинку сюда, а то когда-нибудь убьёшься, рядом есть же место. На кой черт держишь её под ногами?

– Какой Пежачек?! Ты знаешь Пежачека?!

– В каком-то смысле да. А что? Ты тоже его знаешь?

Баська энергично потёрла темя, наклонилась, вытащила из-под ног сумку, достала сигареты, зажигалку и снова поставила сумку на пол. Молча закурила.

– Я о нем слышала, – пробормотала она опасливо. – А ты его видела? Как он выглядит?

– Я видела. И ты тоже видела. Минуту назад налетела на него у дверей «Славянского».

– Ты уверена?

– Вполне. Собственными глазами наблюдала, как приехал и столкнулся с тобой.

– И где он теперь?

Я взглянула в зеркальце.

– Едет за нами в машине некоего Квачковского.

Баська вознамерилась было обернуться, но удержалась. О чем-то интенсивно раздумывала.

– Откуда эта скотина там появилась? – прошипела наконец она. – А нельзя ли от него оторваться?

– Существует единственный способ оторваться от Пежачека. Остановиться, подождать, пока припаркуется, выйти из машины и бегом к нему. Тогда он сам повернёт обратно. Единственный шанс избавиться от него, иначе ничего не поделаешь. Упрямая сволочь и очень хорошо водит.

– Черт. Знаешь, не стоит пока домой. Давай куда хочешь. Мне надо, пожалуй, подумать.

На площади Унии остановились на красный свет. Пежачек также притормозил. В зеркальце я видала, как из его машины выскочил какой-то субъект и помчался на Хотимскую. Я удивилась – на шее у него развевался красный шарф.

– Вот так штука! – вырвалось у меня невольно. – Сотрудник майора ездит за мной в компании Пежачека? Странный альянс!

Баська подняла брови:

– Не понимаю, о чем ты. Что это значит? Какой сотрудник майора?

Я стояла на правой полосе, пришлось объехать вокруг всю площадь Унии, чтобы потом выбраться на Маршалковскую. Сначала хотела на Польную, но, раз уж Баська не собиралась домой, я изменила курс. Снова задержал красный свет, Пежачек торчал за мной.

– Какая-то везде сплошная путаница, – заявила я. – Давай так: половину путаницы объясняешь ты, а за другую возьмусь я. На Пежачека наплевать. Сейчас найдём спокойное местечко и поговорим. Лучше всего в аллее Освобождения.

Жёлтый «опелъ-комби» отстал, на площади Спасителя его оттеснили другие машины. Сворачивая в аллею Освобождения, я подумала: может, этот чёртов Пежачек просто ехал в ту же сторону?

– Вот теперь и поговорим, – сказала отыскав место для стоянки. – Поднакопилось много всякого, что хотелось бы распутать с твоей помощью. Будь так добра и объясни…

– Погоди, – прервала Баська решительно, – сперва растолкуй, что это за сотрудник майора, он как-то связан с Пежачеком? А насчёт Пежачека разговор особый и серьёзный. Как он выглядит?

Я описала презентабельность Пежачека. Баська, огорчённая и обеспокоенная, сокрушалась, что у «Славянского» не обратила на него внимания. Даже не взглянула.

– Мне и в голову не пришло, что этот стервец может там появиться, – свирепела она. – Зачем его принесло? И что за сотрудник майора?

– А я как раз засомневалась, пожалуй, не похоже на сотрудника майора. Он выбежал из «Славянского» вместе с Пежачеком, видно, Пежачек за ним приехал. В машине были вместе, позже выскочил на площади Унии. А раньше звонил по телефону не из ресторана – побежал в будку, чтобы никто не слышал. К этой будке летел как на пожар. Нельзя ли узнать, что за переговоры ты вела в сём притоне? Сомнительный субъект все слышал.

Баська поперхнулась.

– Кто?! Ты о чем?! Кто слышал?!

– Да тот, вроде бы сотрудник майора. Дрыхнул на твоём столике, где только твои глаза были? У тебя под самым носом развалился!

– Вдрызг пьяный!..