Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Иоанна Хмелевская
Дом с привидением
(Яночка и Павлик – 1)

1

– Домашнее сочинение на тему как я провела каникулы, – читала Яночка монотонным голосом, полностью игнорируя знаки препинания. – Каникулы я провела на производственных совещаниях. Производственные совещания проходили с утра до вечера у нас дома, а один раз в доме моей бабушки и моего дедушки в очень нервной обстановке, потому что папа оборвал у них вьющуюся розу которая вилась по стене дома. И тогда бабушка сдалась и сложила оружие. А дедушке складывать было нечего он все равно голоса не имел и поэтому производственное совещание в их доме закончилось тем что большая половина перешла на нашу сторону…

– Постой-ка, – прервала Яночку учительница, которая наконец поняла, что зачитываемое домашнее сочинение нетипичное, излишне интимное, что ли. Того и гляди будут обнародованы какие-то семейные тайны, о которых наверняка не следует знать всему классу.

– Нельзя говорить – большая половина, половины всегда равны, – автоматически поправила учительница и добавила:

– В твоём сочинении есть неясности. «Бабушка сложила оружие». Что за оружие?

Оторвавшись от тетради, Яночка взглянула на учительницу большими голубыми глазами и задумалась.

– Ручное, – ответила она, подумав.

– Ручное оружие?

– Да, именно ручное. Такая большая железная шкатулка, которая запирается ключиком. Бабуля держала её в руках.

Смятение все больше овладевало учительницей.

– Шкатулка в качестве оружия? Постой, а что, собственно, бабушка с ней делала?

– Размахивала в разные стороны, а потом положила и сказала, что слагает оружие. А раз держала в руках – значит, ручное.

Исчерпывающий и вежливый ответ не только не прояснил, но, напротив, ещё более запутал смысл домашнего сочинения. Шум в классе постепенно затих, ученики слушали Яночкино сочинение с растущим интересом. Назревала нездоровая сенсация. Надо было спасать положение и собственный авторитет, и учительница сухо произнесла:

– Ты пишешь о производственных совещаниях. Как производственные совещания? Почему на производственных совещаниях применяется ручное оружие? Что за совещания такие?

Яночка положила тетрадку с сочинением на парту, набрала полную грудь воздуха и затараторила:

– Производственные совещания это такие совещания на предприятиях, когда совещаются о производстве на предприятии. И у нас тоже были совещания, чтобы посовещаться. Дома все их называли производственными совещаниями. Бабушка была против, а дедушка всегда поступает так, как велит бабушка, значит, он тоже против. Вот они с дедушкой и были против, значит, надо было совещаться. Но сразу после того, как папа оборвал вьющуюся розу, бабушка сказала, что сдаётся, и сложила оружие. Ведь если вьющейся розы больше нет, то ей все равно и она может меняться.

– Меняться? В каком смысле?

– В квартирном, – ответила Яночка, слегка удивившись, что кому-то могут быть непонятны столь очевидные вещи.

Теперь учительница замолчала надолго, переваривая услышанное и чувствуя, как инициатива ускользает из её рук. Пожалуй, из педагогических соображений не стоит касаться вопроса о дискриминации дедушки, деликатная это тема… Безопаснее вернуться к производственным совещаниям. И по возможности ровным, назидательным голосом учительница задала вопрос:

– Так какие же вопросы обсуждались на ваших производственных совещаниях?

Яночка с готовностью подняла тетрадь и продолжила чтение: «… на нашу сторону. И теперь только один человек был против. Дело в том, что мой папа получил наследство…»

– Что получил? – вырвалось у учительницы, хотя она и дала себе слово больше не прерывать чтение этого любопытного домашнего сочинения и не выяснять сомнительные места.

– Наследство, – вежливо ответила ученица и сочла нужным пояснить:

– Это такое имущество, проше пани, которое получают от покойников.

– А… ну да. Продолжай.

Яночка опять взяла в руки тетрадь. Почувствовав интерес к своему сочинению, она воодушевилась и теперь читала с выражением:

– «… папа получил наследство. В Аргентине умер наш родственник и составил завещание. Наследство состоит из дома в Варшаве и денег, но денег все равно не достанется, потому как они все уйдут на ремонт дома. И это наследство папе завещали при условии, что в доме поселятся все наши варшавские родственники, а в их квартиры переселятся те люди, которые сейчас живут в этом доме. И выходит, все наши родные должны сдать свои старые квартиры, вот почему бабушка была против. Она сказала, что ни за что не оставит своей квартиры, в том доме плющ разросся по всей стене, она его двадцать лет растила не для того, чтобы теперь оставлять чужим людям. И когда папа в нервах оборвал этот плющ, ту самую вьющуюся розу, бабушке стало все равно. А папа вовсе не хотел никакого наследства, он говорил, что ремонт – это катастрофа, но мама его переубедила. Она сказала, что там есть гараж, и папа переубедился, но мы с братом все там рассмотрели и поняли – на самом деле для мамы главной была терраса, на которой можно загорать. Там и в самом деле есть гараж, но терраса главнее. Конец.»

Яночка кончила читать. В классе стояла мёртвая тишина. Прервала её учительница:

– Я просила вас, дети, в своих домашних сочинениях коротко и правдиво описать летние каникулы. Ничего не выдумывать. А у тебя что? Сказки сочиняешь!

– И никакие это не сказки! – обиделась Яночка. – Тут одна сплошная правда, я ничего не придумала. Я не виновата, что на нас свалилось наследство… проклятое, как его называет папа. Так что все лето шли сплошные производственные совещания и разговоры только о доме. И мы с братом тоже должны были участвовать, папа очень переживал, а мы не хотели, чтобы он чувствовал себя, как последняя падаль…

– Как что? !

– Папа сказал, что он чувствует себя, как падаль, вокруг которой собрались шакалы, гиены и прочие стервятники, которые только и ждут, чтобы его растерзать. Бабушка очень обиделась. Я не написала, но в доме ещё есть бассейн с фонтаном, ну, не в доме, а в садике. Это мы с братом назвали бассейном, на самом деле лужица, образовалась потому, что труба протекает, а из трубы иногда бьёт фонтанчик. Там проходит водопроводная труба, она не наша, ведёт в соседний дом, мы слышали, как один водопроводчик говорил – совсем худая труба, давно менять пора. И когда жильцы из того дома включают краны, наш фонтанчик не бьёт и лужица подсыхает, а если они водой не пользуются, у нас опять целое озеро образуется. А ремонтировать никто не хочет, не известно, кому труба принадлежит…

Учительница наконец поняла, что Яночка не сочиняет, в их семье и в самом деле произошли исторические события – наследство аргентинского родственника, собственный дом в Варшаве, при доме садик с бассейном, а в доме терраса, на которой можно загорать! Не каждый день случаются такие события в жизни её учеников.

– И где же этот дом? – поинтересовалась она все ещё недоверчиво.

– На улице Красицкого, район Мокотув. А садик выходит на две улицы, дом угловой.

Класс молчал, оторопело уставившись на Яночку, которая совершенно спокойно рассказывала о таких невероятных вещах. Нет, они знали, такое бывает, но в другой жизни. А чтобы вот здесь, в Варшаве… Учительница отказалась от попыток преодолеть своё непедагогическое любопытство и спросила:

– И чем же кончилось дело? К чему вы пришли на ваших производственных совещаниях?

– Кончилось тем, что папа согласился, и теперь мы приступаем к обменам. И сразу же к ремонту. А пока вынуждены ютиться по углам, зато потом места будет много, потому что этот дом очень большой. И старый.

– А насколько старый?

– По-разному.

– Это как же понимать – по-разному?

– Ну, по-разному… Он состоит из двух частей, так одной из них целых сто лет, может, даже и сто пятьдесят, а второй всего сорок восемь. Тот самый аргентинский покойник построил её собственноручно, там все в очень хорошем состоянии, отремонтировать можно без проблем, раз плюнуть, если не пожалеть денег…

– Яночка, что за выражения!

– Это не я выражаюсь, так сказал один пан, который будет заниматься ремонтом.

– А сколько этажей в доме?

– Два. Но зато есть чердак. Вот он жутко нас интересует, потому что никто не знает, что там, на этом чердаке. Во время войны потерялся от него ключ, и с тех пор туда никто не заглядывал. А ходят слухи, что там какой-то человек повесился и висит до сих пор, но это не точно. Через замочную скважину ничего не разглядеть! А во время войны в доме жил какой-то немец. Ну, не настоящий немец, а такой… фоке…

– Фольксдойч?

– Ага, он самый. Так тому было до лампочки, что в доме делается.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, потому что бабушкина подруга прятала в его доме разные вещи, оружие и боеприпасы, и многое другое…

– Яночка, что ты такое говоришь? – перебила её учительница. – Как можно прятать такие вещи в доме немца, пусть даже и ополячившегося?

– Нет, проше пани, все так и было. Бабушкина подруга, пани Агата, работала у этого немца приходящей уборщицей и в этом большом доме могла спрятать все, что угодно, никому бы и в голову не пришло, что в немецком доме партизаны своё оружие прячут. А на чердак и вовсе никто уже тысячу лет не заглядывал. Ну, может, не тысячу, а лет пятьдесят… И там может оказаться все, что угодно! Класс слушал затаив дыхание, ни словом не перебивая, вопросы задавала одна учительница. На её вопросы Яночка отвечала немного сбивчиво, но просто и бесхитростно, так что не приходилось сомневаться – говорит правду. Вот так неожиданно были нарушены монотонные школьные будни.

– А ты не приукрашиваешь? – пожелала убедиться учительница. – Может, сама все это придумала?

– Ведь вы же нам сказали – ничего не придумывать, описать жизнь такой, какова она в действительности, – снова обиделась Яночка. – А папа совсем не обрадовался дому, ни за что не хотел брать на себя эту обузу, но аргентинский покойник упёрся, и ни в какую! Или мы берём все, или ничего, ему, этому покойнику, очень хотелось, чтобы весь дом перешёл во владение наше фам… фамильное, потому как не только он, покойник, родился в этом доме, но и его дед здесь родился, и вообще все тут родились. Вот почему надо выселить из нашего фам… фамильного дома всех посторонних, оставить только фамилию, то есть родственников, и больше никого.

Учительницу настолько увлекла вся эта необычная история, что она махнула рукой на заранее составленный план урока и, чувствуя молчаливую поддержку класса, решила выяснить все до конца, успокаивая свою педагогическую совесть необходимостью знать жилищные условия своих учеников, ведь от этих условий так зависит успеваемость…

– Ты излишне сумбурно описываешь события, – сделала она Яночке замечание по существу. – Необходимо придерживаться логики и последовательности. – И в ответ на недоуменный взгляд больших голубых глаз пояснила:

– Попробуй рассказать все по порядку. И объясни, как это ваш аргентинский родственник мог родиться в доме, который он сам построил? Не мог же он построить дом до своего рождения.

– Так ведь он родился в старой половине, а построил новую. Уже после своего рождения.

– А сколько семей проживает в вашем доме? И много ли у вас родственников, то есть я хотела спросить – квартир? То есть, семей родственников? – сама запуталась учительница. Яночка поправила её со знанием дела.

– Вы хотели сказать – комплектов? – спросила она и тяжело вздохнула. – Наша родня состоит из трех комплектов, но каждый желает заполучить царские апартаменты. Это папа так сказал. И ещё сказал – не ляжет он костьми, чтобы каждому увеличить метраж. Какие три комплекта? Ну, первый – это мы, то есть мама, папа, мой брат и я. Второй комплект – бабушка с дедушкой. А третий комплект – тётя Моника со своим женихом и сыном Рафалом. И вместе с Моникиным женихом у нас набирается четыре квартиры на обмен. В доме как раз проживает четыре семьи. Три из них уже согласились на обмен с нами, а одна – ни в какую! Она вообще страшно подозрительная, эта семья, проше пани.

– Чем же она подозрительная? И что за семья? Многодетная?

– Да нет, всего три человека. Во-первых, старая грымза…

– Как ты отзываешься о старших! – укоризненно поправила её учительница. – Невежливо так говорить.

Яночка подумала и постаралась выразиться повежливее:

– Во-первых, жутко старая… гражданка, во-вторых, её сын, в-третьих, жена сына. В нашем доме они занимают две комнаты, а от нас хотят получить как минимум три! Трехкомнатную квартиру. Такие жадные! И ещё хотят денежную доплату, а ещё… Каждый раз они ещё чего-то хотят ещё. А я знаю, что это из-за чердака. Вот поверьте мне, они ни за что не выедут из нашего дома, пока не узнают, что там, на чердаке!

Учительница задумчиво произнесла:

– Говоришь, со времён войны на чердак никто не входил? Сорок или пятьдесят лет туда никто не заглядывал? Вряд ли. Даже если дверь заперта на замок, так ведь замок можно и спилить.

– Да нет, не на замок, – так же задумчиво возразила Яночка. – Там не только висячий замок, а железная дверь, и ещё замки в этой двери. Не один замок, вся дверь в запорах! Чердак как раз над самой старой частью дома. И дверь целиком железная! И на ней такие прочные железные засовы, запертые на несколько замков, кошмар! Такое никому не отпереть, проще двери выломать, а тогда дом разрушится. Вот прежние жильцы и не трогали дверь, боялись, у них потолки обрушатся, да и не интересно им, что там, на чердаке. Так что у нас столько хлопот, проше пани…

Классная руководительница была молода, собственная кооперативная квартира ещё очень неясно маячила перед ней в туманной дали, поэтому хлопоты семейства Хабровичей из-за собственного дома с террасой, садом и бассейном казались ей не такими уж отпугивающими. Да и можно ли назвать хлопотами приведение в порядок собственного особняка? Одно удовольствие… Впрочем… Вспомнив, что бассейном ученица называет лужу во дворе из-за неисправного водопровода, а также, предстоящие семейству Хабровичей мытарства по обмену жилплощади, учительница перестала завидовать и преисполнилась сочувствия к отцу Яночки, на которого милые родичи, похоже, возложили все хлопоты по ремонту дома и обмену квартир. И к концу урока она уже радовалась тому, что у неё нет родственников в Аргентине…

2

Первый раз Хабровичи увидели собаку, когда рано утром вместе с детьми выходили из дому. Собака сидела на площадке второго этажа и смотрела на них с надеждой. Была она крупная, рыжевато-коричневая, похожая на легавую или сеттера, с гладкой, блестящей шерстью. Правда, уши у неё были короче, чем у легавых, и хвост отрезан. Собака разрешила себя погладить.

Второй раз Хабровичи увидели эту собаку поздно вечером, когда возвращались домой. Теперь она переместилась на площадку четвёртого этажа, к дверям их квартиры, казалась более грустной, чем утром, и вроде бы утратившей надежду.

– Гляди-ка, эта собака все сидит в нашем подъезде, – сказала мужу пани Кристина с некоторой тревогой. – Интересно, чья она?

Пан Хабрович был занят поисками ключей от квартиры и раздражённо рылся в карманах. В последнее время на него свалилось столько забот и хлопот, что ему решительно было не до каких-то посторонних собак!

– Понятия не имею, – рассеянно ответил он, бросив взгляд на собаку. – Ничего пёсик, красивый, но не чистопородный. Наверное, ждёт хозяина. Наклонившись, пани Кристина погладила собаку по блестящей спинке. Та приняла ласку с явным удовольствием и благодарностью.

– Почему ты сидишь здесь, пёсик? – спросила пани Кристина. – А где же твой хозяин? Оставил тебя под дверью? Такая милая, ласковая собачка! И послушная, сидит, где ей велели, с места не сходит.

И обратясь к мужу, пани Кристина заметила:

– Наверное, хозяин пришёл с собакой в гости к человеку, который не любит собак, и не пустил её в квартиру, вот и пришлось оставить её на лестнице. Надо же, какой варвар!

– Потише! – урезонил жену пан Хабрович. – Сосед может услышать.

– И пусть слышит! – разошлась пани Кристина. – Я ему и в глаза скажу, этому паршивцу. Разве можно издеваться над животными?

– Какое же издевательство? – возразил муж. – Собаке велели сидеть и ждать, вот она и ждёт. А ты не гладь её больше, нечего приучать к себе чужого пса.

Продолжая бормотать под носом нехорошие слова по адресу хозяина собаки и его негостеприимных знакомых, пани Кристина скрылась за дверью своей квартиры. Собака осталась на лестнице. После ужина Павлику велено было вынести мусор. Он послушно схватил мусорное ведро, но дальше прихожей с ним не пошёл. Открыв входную дверь и выглянув на лестницу, мальчик вместе с ведром вбежал в кухню и взволнованно воскликнул:

– Знаете, а пёс все ещё здесь сидит!

Пёс уже не сидел, а лежал, свернувшись в клубок, на коврике у их дверей, отчаявшийся и безгранично грустный. Первой к нему подбежала Яночка, присела на корточки, заглянула в страдающие глаза собаки, и сердце девочки больно сжалось.

– Она потерялась! – прерывающимся от волнения голосом сказала девочка. – Она боится, что теперь на веки веков останется одна-одинёшенька. Давайте возьмём её себе! Такая свинья, выгнала собачку из дому!

– Ну и люди! – возмутился Павлик. – Продержать пса весь день на лестнице! Интересно, чей же он?

– Неизвестно, – ответила пани Кристина, присоединяясь к детям. – Мы думали, пришёл с хозяином к кому-то в гости в нашем подъезде. А хозяин квартиры не любит собак, вот её и не пустили, велели ждать на лестнице.

Павлик ткнул сестру в бок:

– Ты про какую свинью говорила?

– Да про хозяина собаки! И вовсе он не приходил сюда в гости, оставил собаку, а сам ушёл. Бросил её! Глядите, пёсик весь дрожит! И дышит как-то странно…

Слушая все эти разговоры о себе, собака продолжала неподвижно лежать на придвeрном коврике. Она и в самом деле дышала с трудом, при каждом вдохе у неё внутри что-то хрипело, и время от времени все её тело сотрясала мелкая дрожь. На людей она глядела уже без всякой надежды, разрешала себя гладить совершенно равнодушно. В глазах её застыло выражение апатии и бездонной печали.

Теперь возле собаки столпилось все семейство Хабровичей. Пани Кристина присела возле неё на корточки с другой стороны и с тревогой произнесла:

– И в самом деле, как-то хрипло дышит, наверное, бронхит. Неужели пёсик простудился? Да где же его хозяин? !

– Сбежал! – повторила Яночка и с ненавистью добавила:

– Такой негодяй! Бросил беднягу на произвол судьбы. Возьмём его себе… ладно, мама?

– Как же мы можем взять чужую собаку?

– Да ведь она же ничья! Сама видишь! Лежит здесь, как… как подкидыш несчастный! И девочка ласково погладила собаку. Та по прежнему разрешала себя гладить, но теперь закрыла глаза, а её дыхание стало ещё более хриплым.

– Нет, у неё определённо воспаление лёгких! – с тревогой сказала мужу пани Кристина. – Тадеуш говорил, его собака умерла от воспаления лёгких, помнишь? Господи Боже, такой чудесный пёс, надо что-то делать!

Яночку тоже стало трясти, и хотя она дышала нормально, но явно и у неё тоже повысилась температура, вон как пылали щеки.

– Так сделайте же что-нибудь! – умоляла девочка родителей. – Ну что вы так стоите? Собака больная, ей холодно, а вы ничего не делаете!

Павлик поддержал сестру:

– Как мы заболеем, так вы сразу целую банду докторов вызываете! А к больной собаке… Главе семьи передалось волнение детей и жены, и он понял, что надо что-то предпринять.

– Пожалуй, позвоню ветеринару, – сказал пан Хабрович. – И в самом деле, прекрасная собака, жаль её. Ещё совсем молодая, не больше года ей.

– И какая чистая! – подхватила пани Кристина. – Посмотрите, какая чистая, блестящая шерсть. За ней был прекрасный уход, наверное, потерялась она совсем недавно.

Павлик подхватил:

– Вот именно, и надо брать её в дом, пока чистая! А то потом услышишь: грязная, запаршивевшая, такую нельзя пускать в квартиру.

Дежурный ветеринарной службы очень любезно разговаривал с паном Хабровичем, но помочь ничем не мог. Уже поздно, у них всего одна машина, и она давно ездит по срочным вызовам, вернётся только к утру, не раньше. Да и в принципе выезжают они только в экстренных случаях по вызову, а так животных привозят к ним. Можете дать пока собачке аспирин. А вообще он, дежурный, советует утром отвезти пса в приют для бездомных животных, там его примут уже в семь утра, там – специалисты, там за ним будет необходимый уход и оттуда его может взять хозяин, если отыщется. Вот телефон приюта.

Пан Хабрович позвонил в приют, узнал адрес.

Оказывается, там круглосуточное дежурство. Тем временем на лестничной площадке разгорелась жаркая баталия между матерью и её двумя детьми. Пани Кристина пыталась убедить Яночку и Павлика, что нельзя вот так, ни с того ни с сего взять в дом чужую собаку. Ведь она же не уличная, это сразу видно. Наверняка у неё есть хозяин, и он, возможно, где-то в их доме. Может, и в самом деле пришёл в гости к кому-то из жильцов, может, выпил, забыл про собаку…

Павлик был неумолим:

Если упился до того, что забыл о такой собаке, значит, он её не стоит!

Яночка внесла конструктивное предложение:

– Тогда мы сами попробуем найти этого негодяя. Сами, раз вы с папой устраняетесь. Значит, вы тоже недостойны такой собаки! Тут в дверях показался папа.

– Велели дать ему аспирин, – сказал он. – А вы обратили внимание, что пёс без ошейника? Ни один хозяин не оставит собаку без ошейника. Последнее замечание вызвало бурную дискуссию на лестничной площадке. Пани Кристина предположила, что ошейник просто кто-то украл. Собачка ласковая, разрешает гладить себя совсем незнакомым людям, вот кто-то и воспользовался. Дети требовали немедленно решать судьбу собаки, и начать с аспирина. Яночка не выдержала, поднялась и принялась звонить соседям. Пёс безучастно ждал.

Соседи с их этажа единодушно заявили о своей полной непричастности к псу. И у них сегодня никаких гостей не было. По лестнице поднимался сосед сo следующего этажа. Да, он видел эту собачку на их лестнице ещё утром, но не знает, чья она и откуда. Соседи этажом ниже тоже ничего о собаке не знали. Выходит, собака бездомная?

И в душе Яночки зародилось глубокое, непреодолимое желание приютить эту собаку, быть всегда с ней, заботиться о ней. Пусть у собаки будет дом! Сколько раз до этого они просили родителей взять собаку! Те всегда разъясняли своим разумным детям всю сложность держать собаку в их тесной квартире, в центре города. Родители работают с утра до вечера, дети в школе, собаке придётся сидеть весь день в запертой квартире, одинокой и заброшенной. Ну какая у неё будет жизнь? Собачья…

Дети понимали – аргументы убедительные. И на время расстались с мечтой завести собаку. А вот теперь Яночка вдруг почувствовала, что с этой ласковой, несчастной, брошенной, и, кажется, больной собакой её связывает какая-то невидимая, но прочная нить. Да что там нить, корабельный канат, не разорвать! Скорей она, сама Яночка, тоже станет бездомной, чтобы не расставаться с собакой, но одну её не оставит! Ведь она же ясно видит – пёс ждёт! Он понимает – решается его судьба. В его сердце ещё теплятся остатки надежды. Как, должно быть, он сейчас волнуется и переживает! . – Возьмём его! – раздирающим душу голосом попросила Яночка. – Возьмём его себе! Пани Кристина, тоже очень расстроенная и печальная, тeм не менее твёрдо ответила:

– Нет, это невозможно.

– В таком случае я тоже лягу тут под дверью на циновку рядом с ним! – крикнул Павлик. – И буду лежать до тех пор, пока не получу воспаления лёгких!

– Нет, только собаки мне сейчас не хватало! – вспылил пан Хабрович. – Столько забот, завтра начинаем переезд в новый дом, съезжаем с этой квартиры, надо её привести в порядок, наш дом пока полная развалюха, ремонт начинается, голова идёт кругом. Только собаки мне сейчас и не хватало! Чужой собаки!

Возможно, пани Кристина и смягчилась бы мало-помалу, ей самой было жалко эту милую, несчастную собаку, да и дети давно просили, а тут вроде бы само получается. Однако слова мужа напомнили ей о том, какие хлопоты ждут семейство Хабровичей в ближайшее время. Дай Бог, чтобы хватило сил со всем управиться, куда тут ещё собаку! И она решительно заявила:

– Нет, мы не можем её взять. Дети, вы себе даже представить не можете, какое столпотворение начнётся здесь с завтрашнего дня! Собаке такого не выдержать.

– А скитанье под чужими дверями выдержать? – отчаянно выкрикнул Павлик.

– Если вы оставите эту собаку на произвол судьбы, я откажусь от вас! – не помня себя от горя крикнула Яночка. – Я… я не знаю, что сделаю! В школу не пойду! Заболею!

Пан Хабрович совершенно растерялся. Он глядел на своих таких послушных и рассудительных детей и не узнавал их. Не зная, как убедить Яночку и Павлика, он лишь теребил волосы и бормотал:

– Если теперь я не сойду с ума, так это будет чудо!

Инициативу взяла в свои руки мама.

– Очень прошу вас, успокойтесь и постарайтесь понять, что я вам говорю, – обратилась она к сыну и дочке. – Вы же видите, собака больна, её обязательно надо показать ветеринару, и потом она будет нуждаться в постоянном уходе. Мы же с завтрашнего дня начинаем переезжать на новую квартиру, такой переезд и для здоровой собаки был бы катастрофой, что же говорить о больной…

– Раз больная, дай ей аспирин, ветеринар же посоветовал!

– Аспирин тут не поможет. Пёс к нам не привык, от переезда совсем потеряется, может и нервное расстройство получить, места себе не найдёт, а ведь он нуждается в заботе и спокойствии.

– Вот что! – принял мужское решение папа. – Надо его отвезти в приют, действительно, мы не можем оставить собаку на произвол судьбы. В приюте ей окажут помощь, полечат, а там посмотрим… когда переселимся.

Дети переглянулись. Может, папа прав? Собака явно больна, её действительно сначала нужно вылечить, а для этого она должна находиться под медицинской опекой. Завтрашнее столпотворение исключало возможность создать псу нормальные условия для выздоровления. Пусть и в самом деле немного поживёт в приюте, подлечится, а они тем временем устроятся на новом месте и возьмут пса в большой, просторный дом. С садиком!

– А ты знаешь, где этот приют? – спросила мужа пани Кристина. – Тебе дали адрес?

– Где-то жутко далеко, за аэропортом Окенче. А пока попробуй напоить собаку тёплым молоком, разведи в нем аспирин.

Схватив ведро с мусором, Павлик пулей вылетел из квартиры, загрохотал по лестнице и моментально вернулся. Пани Кристина даже мимоходом подумала, что вряд ли он успел добежать до мусорного бака. Неужели вывалил мусор сразу за дверью парадного? Однако спрашивать сына не стала, а занялась молоком для больной собаки. Яночка не отходила от матери, следила за каждым её движением, словно боялась, чтобы та не отравила животное.

Аспирин очень плохо растворялся и, когда собака охотно вылакала молоко, обнаружился на дне миски. Пани Кристина пыталась на ложке дать его собаке, но та упорно отказывалась от предлагаемой гадости, в конце концов обиделась на пани Кристину и перешла на циновку к соседской двери. Пришлось отказаться от лечения. Поскольку оба отпрыска смотрели на мать осуждающе, пани Кристина сочла нужным оправдаться:

– Конечно, я смогла бы заставить собаку проглотить лекарство, разжать зубы ей я бы сумела. Но ведь эта собака чужая, мы совсем не знакомы, не знаю, как она себя поведёт. И собака тоже меня не знает, у хозяйки она бы лекарство приняла, хозяйке собака доверяет…

– Хватит, поехали, – сказал папа, выходя из квартиры с верёвкой в руке.

Яночка подозрительно взглянула на отца:

– А верёвка тебе зачем? Такая толстая.

– А как я поведу собаку, по-твоему? – огрызнулся отец. – За ручку? Сейчас мы с мамой отвезём её и быстро вернёмся, а вы марш спать!

И он принялся завязывать верёвку на шее собаки. Брат и сестра не шелохнулись. Казалось, их ноги вросли в лестничную площадку. Глаза не отрывались от собаки, руки дрожали.

– А если… – прерывающимся от волнения голосом начал Павлик. – Если мы торжественно поклянёмся, что всегда, каждый день будем убирать за собой посуду…

… и рано ложиться спать, – подхватила Яночка и вдруг кинулась к отцу, закричав страшным голосом:

– Ты её задушишь!

Пан Хабрович нервно вздрогнул, верёвка упала на пол. Только теперь пани Кристина поняла в полной мере, какие чувства переполняют сердца её детей. Чувства благородные, без всякого сомнения, и подавлять их не стоит.

– Хорошо, – быстро сказала она, – можете ехать с нами. Принесите какую-нибудь тряпку, подстелим для собаки в машине. Павлик бросился в квартиру и вернулся со старой наволочкой. Яночка не двинулась с места, продолжая наблюдать за тем, как отец, ворча сквозь зубы, принялся ловко завязывать верёвку на шее собаки. А та, почувствовав на шее верёвку, сразу оживилась, привстала, готовая немедленно двинуться к выходу.

– Собака приучена к ошейнику, – сказал пан Хабрович. – И вообще, пёс умный, хорошо выдрессированный, послушный. Пошли! Пёс охотно спустился с лестницы и радостно выбежал во двор. За воротами он принялся интенсивно нюхать воздух и вдруг застыл на месте, напряжённый, как струна, вытянув морду и подняв переднюю лапу. Пан Хабрович от неожиданности остановился, Яночка с Павликом, догоняющие отца, налетели на него.

– Глядите, дети, ведь это охотничья собака! – воскликнул пан Хабрович. – Смотрите, как прекрасно делает стойку!

– Что делает? – не понял Павлик.

– Стойку! Когда почует дичь, становится вот в такую позу. Характерная поза охотничьей собаки, тем самым она даёт знать охотнику, что почуяла куропатку, бекаса или какую другую дичь.

– А где же куропатка? – спросила Яночка.

– Я не говорю, что здесь обязательно должна быть куропатка, но вот такую стойку делают охотничьи собаки и на куропаток, – пояснил отец.

Несомненно, собака хорошо выдрессирована. Тем временем пёс оживился чрезвычайно. Его трудно было узнать, куда подевались апатия и безразличие. Казалось, он сбросил груз печали, почувствовав хозяйскую руку, и теперь резво бежал по тротуару, интенсивно нюхая воздух и землю и направляясь в сторону автостоянки.

– Возьми-ка верёвку, – сказал пан Хабрович дочери, – и беги за ним, куда он потянет, вдруг приведёт к себе домой. Возможно, он здесь где-то недалеко живёт, может, найдёт хозяина. Перехватив верёвку, Яночка побежала за собакой, которая стремительно рвалась к автостоянке. Добежав до неё, пёс обнюхал всю площадку, рванулся в другую сторону, вернулся на прежнее место и остановился, сразу растеряв всю энергию.

Нет, место явно было ему незнакомо. Оглянувшись на Яночку, собака сделала попытку побежать в другую сторону. Яночка воспротивилась.

– Нет, – решительно сказала она, натянув верёвку. – Сейчас мы туда не пойдём. Я понимаю, ты потерялся, но не горюй, пёсик, мы возьмём тебя. А пока давай сюда, в машину!