Текст книги "Творения, том 9, книга 1"

Автор книги: Иоанн Златоуст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

3. Здесь он показывает, что (Христос) был послан от Бога прежде к иудеям. Затем доказывает это тем, что Он совершил во всей Иудее, и говорит: "вы знаете происходившее по всей Иудее", и, к удивлению, "начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном". Сначала сказал об Его делах, а потом решается сказать об Его отечестве: "Иисуса из Назарета". Он знал, что это отечество служило соблазном. "Как Бог Духом Святым и силою помазал". Затем снова (приводит) доказательство; чтобы кто не сказал: откуда это видно? – присовокупляет слова: "и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом". Вместе с добрыми делами, которые Он совершил, показывает, что велика была и сила Его; она должна быть могущественна и велика, если побеждает диавола. Приводит и причину: "потому что Бог был с Ним". Потому и иудеи говорили так: "мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог" (Ин.3:2). Потом, когда доказал, что Он был послан от Бога, тогда уже и говорит, что Он был умерщвлен, чтобы ты не подумал (о Нем) чего-либо недостойного. Видишь ли как они никогда не скрывали о кресте, но, между прочим, упоминали и об образе (распятия)? "Его убили", говорит, "повесив на древе". "И дал Ему являться не всему народу, но свидетелям, предъизбранным от Бога, нам". Хотя Он сам избрал их, но и это (Петр) приписывает Богу. "Предъизбранным", говорит. Смотри, чем он доказывает воскресение – ядением. Почему же, по воскресении, (Христос) не совершил никакого знамения, а ел и пил? Потому, что воскресение и само по себе было великим знамением; а для доказательства (подлинности) его ничто не может быть больше того, что Он ел и пил. "Мы свидетели всего", говорит. Здесь он внушает и страх, чтобы они не могли оправдываться неведением. И не сказал, что Он есть Сын Божий, но, – что особенно могло устрашить их, – "Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых". Затем (приводит) сильное доказательство от пророков, потому что они были в великой славе. "О Нем все пророки свидетельствуют". Внушив страх, представляет потом прощение (грехов), говоря не от себя, но от лица пророков. Страшное (говорит) от себя, а приятное – от лица пророков. Вы, которые получили это прощение, которые удостоились веры, постарайтесь, умоляю вас, познавши величие дара, не оскорбить Благодетеля. Не для того мы получили прощение, чтобы сделаться худшими, но чтоб быть гораздо лучшими и совершеннейшими.

Итак, пусть никто не говорит, будто Бог есть виновник наших грехов, потому что не подверг нас наказанию и мучению. Скажи мне: если бы какой начальник, имея в руках своих убийцу, отпустил его, то может ли он считаться виновником последующих убийств? Нисколько. Как же мы сами, дерзая нечестивыми устами своими оскорблять Бога, не боимся и не трепещем? И чего не скажут? Чего не произнесут? Он сам, говорят, попустил им; надлежало наказать их, если они достойны того, не раздавать им почестей, венцов и преимуществ, а подвергнуть наказанию и мучению. Не делая с ними ничего такого, но вместо того удостаивая их почестей, Он и делает их такими. Нет, прошу и умоляю, пусть никто не произносит о нас такого отзыва. Лучше тысячи раз быть зарыту в земле, нежели допустить, чтобы о Боге говорили так из-за нас. Иудеи говорили Ему: "Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого"; и еще: "если Ты Сын Божий, сойди с креста" (Мф.27:40). Но то богохульнее этого. Итак, чтобы из-за нас не могли называть Его виновником зла и чтобы за это самое богохульство нам не подпасть наказанию, – так как "ради вас", говорит Он, "имя Божие хулится у язычников" (Рим.2:24). – Постараемся, чтобы говорили противное, проводя жизнь достойно Призывающего и приступая к крещению сыноположения. Поистине велика сила крещения; оно совершенно изменяет сподобившихся этого дара, и люди чрез него перестают быть теми же людьми. Пусть же и эллин уверует, что велика сила Духа, потому что она преобразовала, потому что пересоздала. Зачем ты ожидаешь последнего издыхания, как беглый раб, как злодей, как будто не обязанный жить для Бога? Зачем ведешь себя по отношению к Нему, как бы к какому жестокому и бесчеловечному властителю? Что может быть холоднее, что жалчее принимающих крещение в такое время? Бог сделал тебя другом и удостоил всех благ, чтобы и ты с своей стороны явил дела друга. Скажи мне: если бы ты причинил кому-либо великие обиды и оскорбления, и после множества сделанных ему неприятностей впал в руки обиженного, а он вместо того почтил бы тебя, сделал бы соучастником всех своих (благ), за сами обиды, нанесенные ему, увенчал бы тебя между друзьями своими и сказал бы, что считает тебя за родного сына, и потом внезапно умер, – не почел ли бы ты этого потерею? – не сказал ли бы: я желал бы видеть его живым, чтобы воз– дать ему должное, чтобы возблагодарить его, чтобы не оказаться недостойным пред благодетелем? Так (поступаешь) по отношению к человеку: а по отношению к Богу почему стараешься устроить так, чтобы не воздать Благодетелю за столь великие дары? Нет, ты тогда и приступи, когда можешь воздать Ему с своей стороны. Зачем ты убегаешь? Так, скажешь; я не могу соблюсти (заповедей). Но разве Бог заповедал невозможное? Оттого и извратилось все, оттого и растлилась вселенная, что никто нисколько не заботится жить по Боге. Оглашенные, питая такие мысли, не обнаруживают никакого попечения о благочестивой жизни. Из крещенных одни приняли крещение в детстве; другие в болезни, и так как не имели никакого усердия жить для Бога, то по выздоровлении тоже не прилагают заботы; иные приняли в здоровом состоянии, но и они обнаруживают мало заботы, и они имели пламенное усердие в то время, впоследствии же угасили свой пламень. Разве не позволяется тебе заниматься делами? Разве я отвлекаю тебя от жены? Удерживаю тебя только от прелюбодеяния. Разве от пользования имуществом? От любостяжания только и хищения. Разве принуждаю раздать все? Только немногое, по мере возможности, уделять нуждающимся. "Ныне ваш избыток", говорит (апостол), "в восполнение их недостатка" (2Кор.8:14). Но и таким образом мы не убеждаем. Разве принуждаем поститься? Запрещаем только предаваться опьянению и пресыщению. Устраняем то, что причиняет тебе бесчестие, что и сам ты еще здесь, прежде геенны, уже признаешь постыдным и ненавистным. Разве (запрещаем) веселиться и радоваться? Только бы (это было) не постыдно и не бесчестно.

4. Чего ты боишься? Чего страшишься? Чего трепещешь? Где брачная жизнь, где доброе употребление имущества, где умеренность в пище, – какой там повод ко греху? Внешние (язычники) повелевают противоположное, и их слушают. Они требуют не по мере возможности, но говорят: столько-то надобно отдать, – и хотя ты ссылаешься на бедность, не отступают и тогда. А Христос не так: дай (говорить) из того, что имеешь, и поставлю тебя в числе первых. Еще те говорят: если хочешь быть славным, оставь отца, мать, родных, домашних, и будь при царском дворе, перенося труды, испытывая оскорбления, раболепствуя, не имея покоя, претерпевая множество неприятностей. А Христос не так, но – будь в своем доме с женою, с детьми, и устраивай дела свои так, чтобы проводить жизнь спокойную и безопасную. Так, скажешь; но тот обещает богатство? А Он – царство; или лучше: вместе с тем и богатство. Он говорит: "ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф.6:33). Тот (обещает богатство) не в виде прибавления, а Он – еще нечто прежде этого. "Я был молод", говорит (Давид), "и вот, состарился, но не видел праведника оставленным и потомства его просящим хлеба" (Пс.36:25). Начнем же жизнь добродетельную; положим ей начало; только приступим к ней, и увидишь, сколько в ней благ. Ты не без труда совершаешь те дела; почему же с боязнью смотришь на эти? Да, скажешь, те без труда, а эти с трудом. Нет, не так, не правда. Если следует сказать правду, то те сопряжены с гораздо большими трудностями и совершаются с большим трудом, а эти, если захотим, легко.

Не будем же уклоняться, умоляю вас, от божественных таинств. Не смотри на то, что прежде тебя крещенный сделался худым и лишился своего упования, и не делайся оттого еще нерадивее; и между воинами мы видим одних, отправляющих воинскую службу не как должно, а других отменно ревностных, но обращаем внимание не на ленивых, а подражаем этим – исправным. Так и ты смотри на тех, которые после крещения из людей сделались ангелами. Страшись неизвестности будущего. Смерть приходит, "как тать ночью" (2Петр.3: 10), и не просто как тать, но нападает на нас спящих и восхищает не бодрствующих. Для того Бог и оставил будущее неизвестным, чтобы, по неизвестности всегда ожидая, мы проводили жизнь добродетельно. Но Бог, скажешь, человеколюбив. Доколе же мы будем повторять это холодное и возбуждающее смех изречение? Я не только говорю и не перестану говорить, что Бог человеколюбив, но и (скажу), что нет никого человеколюбивее Его и что все в отношении к нам Он устраивает на пользу. Не видишь ли, как многие во всяком возрасте бывают подвержены проказе? Как многие с первого возраста остаются слепыми до старости? Другие подверглись слепоте впоследствии; иные (живут) в бедности; иные в узах; иные в рудокопнях; иные и задавлены там землею; а иные погибли на войне. Дело ли это человеколюбия, скажи мне? Не мог ли бы Он не допустить этого, если бы пожелал? Но Он допускает. Так, скажешь. Скажи же мне, отчего бывают слепые с первого возраста? Я не скажу, пока не дашь мне обещания – креститься и по крещении жить благочестиво. Не следует тебе заниматься разрешением таких вопросов; слово существует не для забавы. И если я разрешу этот вопрос, за ним последует другой; в Писании ведь – бездна вопросов. Поэтому приучайтесь не изыскивать только разрешение вопросов, но и не задавать их, потому что никогда не будет конца нашим вопросам. Вот, если я разрешу этот, то подам повод к бесчисленному множеству других вопросов. Научимся же лучше достигать этого (чтобы не задавать вопросов), нежели искать разрешения их. Если и разрешим, то разрешим не совершенно, а по человеческому разумению. Самое лучшее разрешение таких вопросов есть вера, т.е. убеждение, что Бог устраивает все праведно, человеколюбиво и на пользу, и что причины этого постигнуть невозможно. Вот единственное разрешение, и другого лучше этого нет. В чем, скажи мне, состоит дело разрешения? Конечно, в том, чтобы не искать больше того, что разрешено. Если же ты убедишься, что все управляется Промыслом Божиим, одно попускающим по известной Ему причине, а другое устрояющим, то и не будешь более задавать вопросов и получишь для себя готовое их разрешение. Но возвратимся к предмету. Итак, если ты видишь столь многих претерпевающими страдания, а это все попускает Бог, то воспользуйся здоровьем (своего) тела для здоровья души. Но, скажешь, какая мне нужда подвергаться трудам и лишениям, когда можно очиститься от всего и без труда? Прежде всего (скажу): это неизвестно. Случается не только не очиститься без труда, но и отойти со всеми (грехами). А если бы это и было известно, то не отрадны такие слова. Привел тебя (Бог) на бранное поприще; предложены золотые оружия; следует взять их и действовать; а ты хочешь спастись без славы и не сделать ничего доброго. Скажи мне: если бы происходила война, и сам царь присутствовал, и ты видел бы, как одни бросаются в ряды неприятелей, поражают и наносят бесчисленные раны, другие вступают в единоборство; одни бегут, другие несутся на конях и получают похвалу от царя, удивление, рукоплескания, венцы; а иные в то же время считают за лучшее не подвергаться никакой опасности, держаться позади всех, и остаются в бездействии; потом, по окончании войны, первые вызываются, награждаются великими дарами и провозглашаются, а последние остаются неизвестными даже по имени, и только лишь сохранение жизни служит им воздаянием за дела, – в числе которых ты пожелал бы находиться? Хотя бы ты был каменным, хотя бы был беспечнее вещей бесчувственных и бездушных, – не пожелал ли бы ты тысячи раз быть в числе первых? Так, прошу и умоляю. Ведь хотя бы надлежало и пасть среди брани, не следует ли с готовностью решиться и на это? Не видишь ли, как светлы падающие в таких войнах, хотя они умирают смертью, после которой не могут получить почестей от царя? А в этой брани совсем не так, но (после нее) ты непременно предстанешь со своими ранами, которые да сподобимся все мы явить, и без гонений, во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 24

"Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога" (Деян.10:44-46).

1. Посмотри на домостроительство Божие. Петр еще не успел окончить речи, и крещение (Корнилия и бывших у него) еще не совершилось по его повелению; но так как они показали чудное расположение души своей, приняли начало учения и уверовали, что в крещении несомненно подается прощение грехов, то и сошел (на них) Дух. Это же совершает Бог с тем намерением, чтобы доставить Петру сильное оправдание. Они не только получают Духа, но и стали говорить языками, что и изумило пришедших с Петром. Зачем же так устраивается это дело? Для иудеев, так как они весьма ненавистно смотрели на это. Так везде все совершается Богом; а Петр почти только присутствует здесь, вразумляясь, что им (апостолам) следует уже обращать язычников, и что это должно чрез них произойти. И не удивляйся! Если после таких событий и в Кесарии, и в Иерусалиме было негодование, то чего не было бы, если бы их не случилось? Поэтому-то они и совершаются чрезвычайным образом. Смотри, как и Петр при этом случае защищается. А что он отвечает после такого случая, о том послушай евангелиста, повествующего так: "тогда Петр сказал: кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа?" (ст. 47) Видишь ли ты, к чему он склонил дело и как желал совершить это? Так он еще прежде имел это в мыслях. "Водою", говорит, "кто может запретить"? Он почти как бы опровергает противившихся и утверждавших, что этого делать не должно. Все совершилось, говорит, необходимейшее исполнилось, т.е., то крещение, которым и мы крестились. "И велел им креститься во имя Иисуса Христа" (ст. 48). После того, как оправдался, тогда и повелел им креститься, научая их самим делом: настолько ненавистно смотрели (на это) иудеи! Поэтому-то он сначала защищается, хотя дела говорили сами за себя, и потом повелевает. "Потом они просили его пробыть у них несколько дней" (ст. 48). После этого он естественно уже не сомневается и остается. "Услышали Апостолы и братия, бывшие в Иудее, что и язычники приняли слово Божие. И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними" (Деян.11: 1-3). После того "обрезанные упрекали", а не апостолы. Что значит "упрекали"? Не мало соблазнялись, говорит (писатель). И смотри, что они возражают. Не говорят: для чего ты проповедовал им? – но: для чего ты вкушал пищу вместе с ними? Петр же не останавливается на этом холодном (замечании), – и поистине оно было холодное, – но (указывая) на то великое (дело), говорит: если и они получили Духа, то, как можно было не преподать им (крещения)? Почему же не было того с самарянами, но (было) противоположное? И не только не было до крещения, но и после крещения. И (верующие из иудеев) не негодовали на них, но, услышав, послали (Петра и Иоанна) для этого самого (Деян.8:14,15). Впрочем, и здесь они упрекают не за это, так как знали, что это было делом благодати Божией; но для чего, говорят, ты вкушал пищу вместе с ними? С другой стороны, великая и несравненная разница между самарянами и язычниками. Или он подвергся упреку по благоустроению (Божию), чтобы они научились, так как без нужды Петр и не сказал бы. Смотри, как он не горделив и не тщеславен. "Петр же начал", говорит (писатель), "пересказывать им по порядку, говоря: в городе Иоппии я молился" (ст. 4, 5). Не говорит, для чего или по какому случаю. "И в исступлении видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне. Я посмотрел в него и, рассматривая, увидел четвероногих земных, зверей, пресмыкающихся и птиц небесных. И услышал я голос, говорящий мне: встань, Петр, заколи и ешь" (ст. 5-7). Что он хочет сказать этим? Одно видение плащаницы, говорит, достаточно было для убеждения в этом; но к тому присоединен был и голос. "Я же сказал: нет, Господи, ничего скверного или нечистого никогда не входило в уста мои" (ст. 8). Видишь ли? Я сделал, говорит, свое дело; сказал, что я никогда не ел. Это против того, что говорили те: "ходил и ел с ними". Корнилию он не говорит этого, потому что не было нужды. "И отвечал мне голос вторично с неба: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды, и опять поднялось всё на небо. И вот, в тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне" (ст. 9-11). Говорит то, что было нужно, а о прочем умалчивает; или лучше, первым подтверждает и последнее. И смотри, как он оправдывается: он не хочет пользоваться достоинством учителя, знает, что чем смиреннее будет говорить, тем скорее успокоит их. "Нечистого никогда", говорит, "не входило в уста мои". Так предусмотрительно было все оправдание (его). "В тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне. Дух сказал мне, чтобы я шел с ними, нимало не сомневаясь".

2. Видишь ли, что законоположение есть (дело) Духа? "Пошли со мною и сии шесть братьев". Что может быть смиреннее, когда Петр ссылается при этом и на свидетельство братий? "Пошли со мною и сии шесть братьев, и мы пришли в дом того человека. Он рассказал нам, как он видел в доме своем Ангела (святого), который стал и сказал ему: пошли в Иоппию людей и призови Симона, называемого Петром; он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой" (ст. 12-14). Не сказал того, что говорил ангел Корнилию: "молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом", чтобы не оскорбить их; но – то, что не заключало в себе ничего великого: "он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой". Видишь ли, как он изъясняется поспешно по той причине, о которой я сказал выше? Не говорит ничего и о кротости того мужа. Итак, когда Дух посылал, Бог повелевал, там призывая чрез ангела, здесь побуждая, и разрешая сомнительность дела, тогда что должно было делать? Но он не говорит ничего этого, а указывает на последующее событие, которое и само по себе было несомненным свидетельством. Почему же, скажешь, не одно только оно было? От преизбытка (силы, бывшей) от Бога, чтобы явно было, что и начало (этого дела) не от апостола. Если бы он пошел сам собою, и ничего такого не было, то они весьма вознегодовали бы; поэтому он издалека располагает к себе мысли их и говорит им: "как и мы, получили Святаго Духа". И еще: "сошел на них Дух Святый, как и на нас вначале" (ст. 15). Не довольствуется и этим, но напоминает и об изречении Господа: "тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым" (ст. 16). Таким образом, здесь не случилось ничего нового, но то, о чем Он предсказал. Но, скажешь, не должно было крестить (их), потому что крещение уже совершилось, когда сошел на них Дух? Потому-то он и не говорит: я повелел им наперед креститься; но что? – "кто может запретить креститься водою", – показывая этим, что он не сделал ничего сам собою. Итак, они получили то, что имеем и мы. "Итак", говорит, "если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" (ст. 17) Чтобы сильнее заградить им уста, для того сказал: "дал им такой же дар". Видишь ли, как он утверждает, что внезапно уверовавшие получили не меньше их? "Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа"; следовательно, сам очистил их. И не говорит: вам, но: "нам", чтобы смягчить и таким образом речь свою. Почему же вы негодуете, когда мы считаем их соучастниками (того же дара)? "Выслушав это, они успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь" (ст. 18). Видишь ли, как все сделано речью Петра, обстоятельно рассказавшего о случившемся? Потому они и славили Бога, что Он и тем даровал покаяние: так они смирились от этих слов! Тогда-то, наконец, открылась дверь (веры) язычникам. Но обратимся, если угодно, к вышесказанному. Не сказал (писатель), что изумился Петр, но: "обрезанные"; он знал, что совершается. И действительно, должно было удивляться тому, как и те уверовали. Они же не вознегодовали, когда услышали, что те уверовали; но когда (услышали, что) Бог даровал им Духа, когда Петр излагал свое видение и говорил: "Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым". Так он еще прежде знал это. Поэтому он и приготовляет речь о язычниках, в которой показывает, что они уже не были язычниками, когда явилась (в них) вера. Таким образом, нисколько неудивительно, что они получили Духа прежде крещения; и с нами тоже случилось. Здесь Петр показывает, что они крестились не так, как прочие, но гораздо лучше. Поэтому вполне достигнуто было то, что они не могли ничего более сказать, но должны были признать тех, по крайней мере, в этом отношении себе равными. "Потом они просили его", говорит (писатель), "пробыть у них несколько дней". Видишь ли, как они недружелюбно приняли его? Видишь ли, какую они имели ревность о законе? Они не устыдились ни достоинства Петра, ни случившихся знамений, ни того великого события, что слово (евангельское) принято (язычниками); но о тех маловажных предметах "упрекали". Если бы ничего такого не было, то самого события (для них) было бы недостаточно. Впрочем, Петр оправдывается не так; он был благоразумен; или лучше, это были слова не его благоразумия, но Духа. Он в оправдании своем показывает, что отнюдь не он сам виновник всего, но Бог; и говорит им как бы так: Он сделал, что я пришел в исступление, а я просто "молился"; сосуд Он показал, а я возразил; потом опять Он сказал, а я и тогда не послушался; Дух повелел идти, а я, несмотря на то, пошел не поспешно; я сказал (Корнилию), что Бог послал, но и после этого сам не крестил, а опять Бог сделал все. Следовательно, Бог крестил их, а не я. И не сказал: после всего бывшего, не следовало ли, наконец, употребить воду? – но, как бы уже ничего более не оставалось, говорит: "кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" Вот, каково его оправдание! Ведь не сказал: узнав об этом, успокойтесь, – но что? Принимает их нападение и оправдывается против их обвинения: "кто же я, чтобы мог", говорит, "воспрепятствовать Богу?" Пристыжает и сильно поражает их своим оправданием: я не мог, говорит, воспротивиться. Поэтому они затем, устрашившись, "успокоились и прославили Бога".

3. Так и нам должно славить Бога за блага, (получаемые) нашими ближними, а не завидовать, как завидуют многие из новокрещенных, когда видят других, по крещении вскоре отходящих (от этой жизни). Должно славить Бога и за то, что Он не дарует им продолжения жизни. А ты, если угодно, получил и больший дар; разумею то, что ты получил не только просвещение (крещением), – ведь это общее и для того, и для тебя, – но и потребное время для добрых дел. Тот облекся в одежду и (обновления) – и не успел насладиться ею; тебе даровал Бог большую возможность воспользоваться оружием, как должно, и таким образом испытывать его на деле. Тот отходит, получая награду только за веру свою; ты стоишь на поприще дел, имея возможность получить многие награды и явиться столько светлее его, сколько солнце (светлее) малейшей звезды, сколько военачальник – последнего воина, или лучше, сколько сам царь. Поэтому обвиняй самого себя, или лучше, не обвиняй, но постоянно исправляйся; недостаточно (только) обвинить себя; надобно возбудить себя к борьбе. Ты пал? Ты тяжко пострадал? Восстань, укрепись; ты еще на поприще; зрелище еще продолжается. Не видишь ли, как многие борцы, поверженные, снова возбуждали себя к борьбе? Только не падай добровольно. Ты ублажаешь отшедшего? Гораздо более ублажай себя самого. Тот получил прощение грехов? Но ты, если хочешь, не только омоешь грехи свои, а и будешь иметь добрые дела, что для того невозможно. Мы имеем возможность – восстановлять себя.

Велико врачество покаяния; не отчаивайся. Тот поистине достоин отчаяния, кто сам отчаивается; он уже не имеет надежд спасения. Не столько страшно – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться в ней; не столько нечестиво – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться беспечным. Почему же, скажи мне, ты не заботишься о том, о чем особенно должен стараться? Ты пал, получив столько ран? Но нет никакой душевной раны неисцельной; на теле много таких ран, а в душе ни одной; и о тех мы непрестанно заботимся, а об этих нисколько не беспокоимся. Не видишь ли, в какое краткое время исправился разбойник (Лк.23:41)? Не видишь ли, в какое краткое время мученики совершали все? Но теперь уже не время мучений? И теперь – время подвигов, если захотим, о чем я часто говорил. "Да и все", говорит (апостол), "желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы" (2Тим. 3:12). Живущие благочестиво бывают постоянно гонимы, если не от людей, то от демонов; а это есть тягчайшее гонение. И еще прежде, от самой безопасности особенно терпят гонение (люди) беспечные. Или, думаешь, не великое гонение – быть в безопасности (от гонений)? Это есть тягчайшее из всех (гонений); это хуже самого гонения. Безопасность, как бы поток наводняющий, расслабляет душу; и что зной и холод, тоже гонение и безопасность. Но, чтобы ты полнее убедился, что она – хуже гонения, заметь следующее: она наводит сон на душу, производит великую невнимательность и беспечность, возбуждает всякого рода страсти, вооружает гордость, вооружает сластолюбие, вооружает гнев, зависть, тщеславие, ревность. Во время же гонения ничто подобное не может возмутиться: но страх, приблизившись, как бы каким бичом сильно ударив лающего пса, всем этим страстям не позволяет даже подать голоса. Во время гонения кто может тщеславиться? Кто предаваться сластолюбию? Никто; но (тогда бывает) великий страх и трепет, производящий великую тишину, ведущий к тихой пристани, соделывающий душу благоговейною. Я слыхал некогда от отцов наших, – впрочем, да не будет этого с нами, потому что нам заповедано не искать искушений (Мф.6:13), – они говорили, что во время древних гонений можно было видеть мужей истинно христианских. Никто тогда не заботился об имуществе, никто – о жене, никто – о детях, никто – об отечестве: у всех была одна забота, чтобы спасти душу свою. Одни скрывались в гробницах и пещерах, другие – в пустынях. Не только мужи, но и нежные и слабые жены скрывались тогда, непрестанно претерпевая голод. Представь, могло ли родиться какое-либо желание роскоши или сластолюбия у жены, скрывающейся в пещере, ожидающей служанки, которая должна была принести пищу, боящейся, чтобы не быть пойманною, и лежащей в гробнице, как бы в печи? Даже могла ли она подумать, что есть какая-то роскошь, что вообще существует мир? Видишь ли, что теперь особенно и есть гонение, когда страсти отвсюду нападают на нас, как дикие звери. Теперь – тяжкое гонение, как поэтому, так и потому, что оно даже не считается гонением. Подлинно, и ту опасность представляет эта брань, что она считается миром, чтобы мы не вооружались против нее, чтобы не восставали; никто не боится (ее), никто не страшится. Если же не верите, то спросите язычников, которые гонят (христиан): когда обязанности христианские (пополнялись) точнее, когда все (были) благочестивыми? Не велико было тогда число их; но велико было богатство добродетели. Скажи мне, какая польза от того, что много сена, когда можно было бы иметь драгоценные камни? Не в многочисленности вся важность, но в превосходстве добродетели. Плия был один; но его не стоил мир (3Цар.19:14). Мир состоит из множества; но и множество не составляет ничего, когда не может сравниться даже с одним. "Лучше один праведник" творящий волю Господню, "нежели тысяча грешников" (Сир.16:3). Тоже выражает и Премудрый, когда говорит: "не желай множества негодных детей" (Сир. 16:1). Такие (люди) подают повод к хуле на Бога более, нежели когда бы они не были христианами. Какая мне нужда во множестве? Только больше пищи для огня. Тоже можешь видеть и на теле: лучше умеренная пища, способствующая здоровью, нежели роскошная, причиняющая вред; та питает гораздо больше этой; та – пища, а эта – болезнь. Тоже может всякий видеть и на войне: лучше десять мужей опытных и храбрых, нежели тысячи неопытных: эти ничего не делают и даже препятствуют делающим. Тоже можно видеть и на корабле: лучше два опытных мореплавателя, нежели бесчисленное множество неопытных, – потому что эти потопят сам корабль.

4. Говорю это не потому, чтобы я был недоволен вашею многочисленностью, но, желая, чтобы все вы были отличными (по добродетелям) и не надеялись на множество. Гораздо многочисленнее идущие в геенну; но царствие (Божие) больше ее, хотя содержит немногих. Народ (израильский) был многочислен, как песок морской, но один спас его. Один был Моисей, а имел силу больше всех (Числ.12:7); один был Иисус, но имел силу больше шести сот тысяч (Исх.12:37). Не о том будем стараться, чтобы только были многие, но более о том, чтобы они были отличны (по добродетелям). Когда последнее будет достигнуто, тогда будет и первое. Никто, строя дом, не желает сделать его наперед просторным, но сначала крепким и благонадежным, а потом – и просторным; никто не полагает основания так, чтобы возбудить против себя насмешки. Сначала постараемся о последнем, а потом и о первом. Если есть последнее, то легко будет и первое; а если нет последнего, то первое, хотя бы и было, (не принесет) никакой пользы. Если есть могущие просиять в Церкви, то скоро будут и многие; если же нет первых, то и множество никогда не будет иметь превосходства.

Сколько, вы думаете, в нашем городе спасаемых? Тяжко то, что я намерен сказать; однако скажу, Из числа столь многих тысяч нельзя найти более ста спасаемых; но и в этих сомневаюсь. Какое, скажи мне, нечестие в юношах? Какое нерадение в старцах? Никто не заботится, как должно, о своем собственном сыне; никто не ревнует при виде старца подражать ему. Образцы для подражания утратились; оттого и юноши нисколько не достойны удивления. Не говори мне того, что мы составляем множество. Это свойственно людям холодным; пред людьми справедливо можно было бы говорить об этом, но пред Богом, Который не имеет нужды в нас, нельзя. А что это слова холодные и для них, послушай. Имеющий множество слуг, но слуг развратных, сколько потерпит неприятностей! Не имеющему у себя ни одного кажется неприятным то, что он остается без слуг; а имеющий негодных (слуг) и самого себя губит вместе с ними, и (терпит) больший вред. Гораздо тяжелее наказывать других и вести с ними ссору, чем служить самому себе. Говорю это для того, чтобы никто не удивлялся Церкви из-за многочисленности, но чтобы мы старались сделать эту многочисленность отличною, чтобы каждый имел попечение о собственном своем члене, не о друзьях, не о родных, – как я всегда говорю, – и не о соседях: но чтобы привлекал (в Церковь) и посторонних. Например: совершается молитва, сидят холодно все, и юноши, и старцы, скорее изверги, нежели юноши, смеясь, хохоча, разговаривая, – и это ведь я слышал, – насмехаясь друг над другом, когда стоят на коленях; ты стоишь тут, юноша или старец, останови, когда видишь, укори сильнее не слушающего, пригласи диакона, пригрози, сделай свое дело; и если он осмелится сделать что-нибудь против тебя, то, конечно, многие помогут тебе. Кто так неразумен, что, видя, как ты укоряешь за это, а те укоряются, не примет твоей стороны? Тогда ступай (домой), получив награду за молитву. В доме господина мы тех слуг считаем усерднейшими, которые не оставляют ни одного сосуда лежать в беспорядке. Скажи мне: если бы ты увидел дома серебряный сосуд, выброшенный вон, то хотя бы ты и не был обязан к тому, не взял ли бы его и не внес ли бы в дом? Если бы (увидел) одежду, брошенную в беспорядке, то, хотя бы ты не должен был заботиться о ней, хотя бы ты был врагом приставленного (к этому делу), но по расположению к господину не привел ли бы ее в порядок? Так и теперь. Это – сосуды; если видишь их лежащими в беспорядке, приведи в порядок; приди ко мне, я не откажусь; мне скажи, объяви; я не могу сам усмотреть всего; простите. Вы видите, какое зло господствует во вселенной. Не без причины я говорил, что мы – куча сена, беспорядочное море. Не говорю о том, что они делают, но о том, что приходящие (сюда) предаются такому сну, что и не исправляют этого. Опять вижу, как одни разговаривают стоя, когда совершается молитва, а другие, более скромные, не только когда совершается молитва, но и когда священник благословляет. О, дерзость! Когда же будет спасение? Как же мы умилостивим Бога? Если придешь на место игр, то увидишь всех благочинно составляющих хор, и – ничего нестройного. Как на лире, составленной разнообразно и вместе стройно, от благоустройства каждой из составных частей происходит один благозвучный тон, так точно и здесь из всех должно бы составляться одно стройное согласие. Мы составляем одну Церковь, стройно составленные члены одной Главы; все мы – одно тело; если один какой-нибудь (член) будет оставлен в пренебрежении, то все (тело) пренебрегается и растлевается. Так бесчинством одного нарушается благочиние всех. То поистине страшно, что ты приходишь сюда не на место игр или пляски для забавы, и стоишь неблагочинно. Разве ты не знаешь, что стоишь вместе с ангелами? С ними поешь, с ними воссылаешь хвалы, – и стоя смеешься? Не удивительно ли, что удар молнии не ниспадает не только на них, но и нас? Действительно, это достойно удара молнии. Предстоит Царь, смотрит воинство; а ты пред их глазами стоя смеешься, или не удерживаешь смеющегося? Но доколе мы будем обличать? Доколе укорять? Не следовало ли бы таких, как заразу, как развратителей, как злодеев, развращенных и исполненных бесчисленного множества зол, изгнать из Церкви? Когда они станут воздерживаться от смеха, – они, смеющиеся в столь грозный час? Когда удержатся от пустословия разговаривающие во время благословения? Неужели они не стыдятся присутствующих? Неужели не боятся Бога? Для нас недостаточно и душевной невнимательности, не довольно и того, что, молясь, блуждаем (мыслями) повсюду; но мы привносим еще смех и великий хохот. Разве здесь зрелище? Впрочем, я думаю, это производят именно зрелища: они доставляют нам многих непокорных и бесчинных. Что здесь мы созидаем, то там разрушается; и не только этою, но и другими нечистотами они (там) неизбежно наполняются. И происходит тоже, как если бы кто захотел очистить поле, а вверху находящийся источник снова извергал бы на него грязь; одно очистишь, натечет опять другое. Тоже происходит и здесь. Всякий раз, как мы очистим приходящих с зрелищ и приносящих нечистоту, они, отправившись туда снова, получают еще большую нечистоту, как будто нарочито живя для того, чтобы причинять нам беспокойство, и приходят опять с великою грязью в нравах, в движениях, в словах, в смехе, в небрежности, Потом опять мы очищаем снова, как будто нарочито очищая для того, чтобы, отпустив их чистыми, снова увидеть покрытыми грязью. Поэтому предаю вас Богу. И вам, которые здоровы, отныне заповедаю, что на вас будет суд и осуждение, если кто, увидев бесчинствующего или разговаривающего, особенно в такое время, но остановит и не исправит. Это – лучше молитвы. Оставь свою молитву и сделай ему внушение; тогда и ему принесешь пользу, и сам будешь с прибылью. Таким образом и все мы будем в состоянии спастись и достигнуть царствия небесного, которого да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.